Текст книги "Наследница"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Тед слушал и любовался ею: живые веселые глаза, легкий смех, нежная улыбка – она рассказывала о тех, кто был ей дорог, и радовалась, веря, что они еще живы и вот-вот, совсем скоро, он привезет их.
Седенькие прядки Рене щекотали его плечо, когда она шевелила головой. Тонкий лучик солнца, пробиваясь сквозь занавеску, скользил по ее лицу, и она смешно жмурилась, продолжая говорить.
Он не хотел... точнее, не собирался тащить ее в постель средь бела дня. Планировал сначала расспросить как следует – даже купил по дороге, на углу рю де Монмартр, пару крепов1 с ветчиной, чтобы по-быстрому поесть и сразу заняться делом. Потом, если останется время, съездить куда-нибудь погулять – а потом уже...
Он не собирался... все еще не собирался, когда, заскочив на кухню, сунул крепы в микроволновку и пошел переодеваться.
Рене стояла перед шкафом, уже без шляпки и костюма, делавшего ее такой светски-холодноватой – своя, прежняя, с ежиком и милой неуверенной улыбкой. И обрадовалась, когда он подошел, вспомнив, что уже целую вечность не целовал ее. И вскинула руки ему на плечи, и от нее пахло какими-то новыми незнакомыми духами... и цветами...
Так что все дела пришлось поменять местами... точнее, слегка сдвинуть: от того, что намечалось ночью, Тед отказываться не собирался, ведь потом придется долго поститься – до самого возвращения. Конечно, женщин хватало и в Цюрихе – при других обстоятельствах наличие подружки в Париже его бы не остановило. При других обстоятельствах... А сейчас об этом почему-то даже думать не хотелось.
Он слушал, и тренированный мозг сам вычленял из рассказа те крупицы информации, которые могли пригодиться.
Снап – фокстерьер. Фон – белый, по нему – рыжие пятна и одно черное – на спине, между лопатками, формой похожее на фасолину. Левое ухо белое, правое – рыжее. На рыжем ухе вырван маленький клочок, получилась заметная зазубринка.
Тэвиш – скотч-терьер. Черный, но уже начал седеть. На правой передней лапе не хватает самого внутреннего когтя. Обожает сардины.
Когда Рене замолчала, глядя на него доверчиво и с надеждой: он найдет, он обещал! – Тед потянулся и решительно встал. Ему не хотелось смотреть ей сейчас в глаза.
Он знал, что сделает все, что сможет, но понимал, что задача почти невыполнима – скорее всего, этих собак уже давно нет в живых. Если они и дожили до ее побега, то Виктор мог приказать расправиться с ними просто от злости.
Но не стоило сейчас об этом говорить, поэтому, улыбнувшись, он потеребил по пушистой макушке.
– Давай-ка вставать, а то совсем разленимся. Можно сейчас поесть и поехать гулять – и рассмеялся, увидев, с каким энтузиазмом Рене закивала и полезла из-под одеяла.
1 Креп (франц. crepe) – тонкий блинчик, в который завернута какая-то начинка.
К тому времени, как Рене появилась на кухне, подогретые крепы уже лежали на тарелках.
– Ты что будешь пить – какао или что-нибудь холодное? – спросил Тед.
– А что холодное?
– Ну то, что вчера ночью...
– Это – буду! Кстати, что это было?
Вчера он принес в спальню стакан чего-то необычайно вкусного, но непонятного, и она тогда забыла спросить, как это называется.
– Вино, – объяснил Тед, доставая из холодильника кувшин, – из меда. Я вчера бочонок открыл.
– Из меда? – удивилась она.
– Из меда, из меда, – подтвердил он. – А ты что, никогда раньше не пробовала?
– Нет... даже не знала, что такое бывает.
– Ну, пей, – он налил ей большой стакан. – Это мне мать пару месяцев назад прислала. Она мне каждый год несколько бочонков присылает.
– А где она?
– Дома – на ферме, в Оверни. Она там его сама делает.
– А я думала, ты здешний.
– Я с восьми лет у тети жил. Так что... в общем-то, действительно здешний.
Рене не стала спрашивать вслух, как так вышло, только вопросительно взглянула – он понял и объяснил:
– Она... мама собиралась замуж, и в планы ее мужа не входило воспитывать и кормить ублюдка.
– Чего ты себя так? – она испугалась, возмутилась... даже обиделась.
Тед усмехнулся и пожал плечами.
– В данном случае это... чисто технический термин. Я ведь про своего отца знаю только, что он был американцем. У нас неподалеку от деревни стояли американские солдаты – недолго, всего полгода. Вот и... – не договорив, снова пожал плечами, встал и, повернувшись к раковине, начал мыть тарелки.
– Тебя это до сих пор так мучает? – спросила Рене.
– Нет. В школе было неприятно. Деревня маленькая, все знали – ну, дразнили и обзывали по-всякому. А в Париже, где никто меня не знал, мне на самом деле лучше оказалось. Тем более... ты же видела мою тетю.
Говорил он легко и весело, но ей стало как-то не по себе. Она подошла и обняла его сзади, прижавшись щекой к спине между лопатками.
Тед закинул назад голову, коснулся затылком ее макушки и сказал, глядя в потолок:
– Я же говорил, ты связалась с дурной компанией...
Уже начало темнеть, когда они доехали до Монмартра. Тед оставил машину, и они неторопливо побрели по узким кривым улочкам, поднимаясь все выше и выше.
Рене шла медленно, оглядываясь по сторонам. Было очень непривычно идти вот так, просто гуляя – для удовольствия, без всякой цели и направления.
На пересечении каких-то двух улочек Тед остановился и попросил:
– Я хочу, чтобы ты увидела все сразу – так что зажмурься, и я тебя поведу.
Она послушно зажмурилась – и он повел ее, обнимая за плечи и поддерживая, чтобы она не споткнулась на булыжниках мостовой. Было очень уютно идти вот так, вслепую, чувствуя на плечах теплую тяжелую руку и зная, что если он ведет ее – то только к чему-то хорошему,
– Ну вот, теперь можешь смотреть, – сказал он, останавливаясь, и Рене открыла глаза.
Прямо из-под ног вниз уходила широкая светлая лестница. А еще дальше, до самого горизонта, расстилался Париж...
Крыши – большие и маленькие, высокие и низкие – уже начали растворяться в голубоватой вечерней дымке и казались призрачными и легкими, словно дунешь – и они взлетят. Цепочки фонарей обозначали очертания улиц, поблескивала темная вода Сены, и вдалеке были отчетливо видны подсвеченные снизу башни Нотр-Дам, а правее – силуэт Эйфлевой башни.
На секунду Рене почудилось, что можно просто шагнуть вперед и полететь, паря над крышами. Она чуть не потеряла равновесие, обернулась – и забыла, что хотела сказать, потому что, скользнув глазами поверх плеча Теда, увидела совсем близко огромный собор.
Его чистая яркая белизна казалась неземной – он словно парил в воздухе, устремляясь ввысь на фоне темно-синего вечернего неба. Купол, увенчанный башенкой, портал и выступы по бокам, усаженные горгульями – все было белым, кроме двух зеленых бронзовых статуй, охранявших вход.
– Это Сакре-Кер, – объяснил Тед. – Нравится?
Этим словом едва ли можно было описать ее чувства, но за неимением лучшего Рене кивнула.
– Пойдем посидим.
Они спустились по лестнице на десяток метров и уселись прямо на ступеньки. Тед притянул ее к себе, обнимая и согревая теплой рукой.
Какое-то время они молчали. Рене глядела на крыши, на огоньки внизу, на постепенно уменьшающуюся светлую полоску на горизонте, потом закрыла глаза и положила голову на плечо, обтянутое толстым, пахнущим шерстью свитером. Услышала голос над головой:
– Я здесь часто бываю. А в детстве вообще почти все время проводил. Видела, там, наверху, мальчишки всякой всячиной для туристов торгуют? – Не открывая глаз, она кивнула. – Вот, я тоже этим занимался.
Рене немножко позавидовала – в детстве он жил интересно: и в школу ходил сам, и мог по дороге останавливаться и разглядывать витрины, и купить себе мороженое – и съесть не в кафе, ложечкой, а прямо на улице...
Они обошли весь Монмартр, смешавшись с наводнившей его под вечер толпой туристов. Рене с любопытством глазела на витрины крохотных магазинчиков и разглядывала картины на площади Тертр – ей явно были в новинку эти незамысловатые туристские развлечения.
Тед проходил по этим улицам тысячи раз, и сейчас ему было куда интереснее смотреть на нее, а не по сторонам.
Она могла быть очень разной...
Элегантная светская дама – такой ее знали очень многие. Сегодня, с мэтром Баллу, она была именно такой, не позволив себе ни проявления эмоций сверх тщательно выверенной минимальной порции, ни одного лишнего слова или жеста.
А под этой светской маской, которую она так хорошо умела носить, пряталась настоящая Рене: неуверенная в себе, ранимая, добрая – и иногда очень наивная и доверчивая.
Из того, что Рене рассказывала о себе, Тед понимал, что она редко позволяла себе роскошь быть самой собой. Только с теми, кому она доверяла – а много ли их было?
И именно эта мысль заставила его кое-что вспомнить...
Нагулявшись, они устроились за столиком уличного кафе на углу площади Тертр, заказав по бокалу вина. Столик был маленький, на двоих, колени их соприкоснулись – сначала случайно, потом не случайно...
–Устала? – спросил он, увидев, что Рене закрыла глаза.
– Нет... музыку слушаю. И вообще хорошо...
Тед, вздохнув, все-таки заставил себя собраться и заговорить о деле:
– Я тебя еще кое о чем хотел спросить. – Глаза ее сразу же открылись, став серьезными и внимательными. – Робер может знать что-то о собаках? Хотя бы при каких обстоятельствах они исчезли?
– Не знаю. Но поговорить с ним, пожалуй, стоит.
– Ты ему доверяешь?
– Да, – это было сказано без малейшего колебания. – Он для меня сделает все, что угодно. Виктор потому и постарался как можно быстрее избавиться от него, что это не... «его» человек. Робер в жизни бы не поверил, что я сумасшедшая.
– Значит, ты думаешь, что если я обращусь к нему за помощью, он не пойдет... скажем, в полицию?
– Нет, – Рене даже улыбнулась такому нелепому предположению. – Только я не знаю, где его сейчас искать. Вроде бы он живет у сестры – Жанин что-то об этом болтала.
– Как его фамилия?
– Шабо. А как фамилия сестры, я не знаю. Знаю только, что ее зовут Мадлен.
Ну что ж – с этим ясно, можно попробовать найти и поговорить.
– Я вот еще что подумала, – сказала Рене. – У собак три месяца назад закончилась прививка.
– Ну и что?
– Если они в пансионе, то там обязаны сделать новую прививку, и эти данные передаются в мэрию. Имя, возраст и порода собаки – имя владельца и место проживания.
Мэрия... туда у него ходов нет, но мысль интересная.
– Возможно, мне придется там, в Цюрихе, задействовать дополнительных людей или заплатить за информацию...
– А, – отмахнулась Рене, – трать, сколько надо. Как только мэтр Баллу все запустит, можно будет в банке взять любую сумму. Тебе надо будет снова в Ниццу ехать, чтобы отдать деньги?
– Нет, у него здесь есть магазин.
– Хорошо... а то я не хочу, чтобы ты уезжал, – она смущенно улыбнулась.
– Я не уеду...
«Уедешь ты. Потому что тебе не надо больше будет прятаться, и ты сможешь жить, как привыкла, без этих готовых обедов из коробки и дешевых бистро...»
Наверное, что-то промелькнуло на его лице, тут же отразившись тревогой в ее глазах. Тед постарался беззаботно улыбнуться и отогнать эти мысли прочь. Сейчас – не надо, сейчас – пусть будет просто хорошо.
– Будь поосторожнее там.
– Не бойся, справлюсь, – усмехнулся он, – я же профессионал! – Взяв ее за руку, подтянул поближе, потерся виском о ладошку и повторил: – Я справлюсь. Я тебе никогда не рассказывал, как я нашел дочку... ну, этого, моего знакомого из Ниццы?
Рене покачала головой, и он начал рассказывать, глядя ей в глаза и видя, как из них постепенно уходит тревога.
История была действительно забавная. Шестнадцатилетняя девчонка словно испарилась из номера гостиницы. Отец предположил самое худшее – происки конкурентов! – а потому обратился не в полицию, а к частному детективу, то есть к Теду, который в то время только-только открыл собственное агентство. Точнее, унаследовал от своего учителя и даже вывеску еще сменить не успел.
То, что отец этот был не слишком рад, застав в конторе вместо старого опытного сыщика несолидного долговязого парня, и колебался, поручать ли ему это дело, Тед рассказывать не стал. Зато, выставляя себя в самом героическом свете, описал процедуру поисков.
В конце концов, выяснилось, что дела отца тут не при чем – девчонка просто сбежала на танцульку, встретила там симпатичного парня и закатилась с ним в постель. Пылкостьчувств подстегивалась марихуаной, и она не вылезала из этой постели, пока через три дня Тед не вытащил ее оттуда силком и не привез в объятия любящего папы, целую и невредимую. Правда, одетую только в футболку и одеяло: кавалер, когда кончились деньги, необходимые на марихуану, совершил бартерную сделку с использованием вещичек дамы.
– А она была хорошенькая? – неожиданно спросила Рене, чуть покраснев.
Ой ты господи, никак ревнует? Да, явно ревнует!
– Не знаю, – ответил Тед, слегка покривив душой. И честно добавил: – Меня больше волновало, чтобы ее не вырвало мне на заднее сидение.
– Ну и?
– Увы, – он пожал плечами. – Видишь, я кого угодно найду, если надо, а ты беспокоишься.
– Вижу... но ты все-таки будь поосторожнее!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Каждый вечер звонил телефон. Сначала три звонка... потом два – и тогда уже можно было брать трубку, чтобы услышать знакомый голос:
– Ну как ты там, милая?
И начинался разговор – главное событие дня...
– ...Я уже в Цюрихе. Побывал около твоего дома, даже посидел на той самой скамейке, помнишь?
Листок подорожника, прилепленный на колено – вот как это когда-то начиналось...
– Помню.
– Нашел адрес Робера, завтра попытаюсь с ним поговорить...
Вот и все... Теперь остается только ждать завтрашнего звонка. Потому что если телефон не зазвонит – значит, у Теда неприятности, тогда нужно дождаться полуночи и открыть конверт с инструкциями, специально оставленный на этот случай.
А пока можно радоваться, что все в порядке – и вспоминать...
Даже не верится, что он так далеко – ведь совсем недавно, прошлой ночью, они еще были вместе... Даже сейчас, наедине с самой собой, Рене покраснела, вспомнив то прекрасно-бесстыдное, что он делал с ней. Нет, ну она не совсем уж наивная девочка – и книги читала, и фильмы видела... и никогда не думала, что так бывает на самом деле!
Когда его губы поползли по ее телу – ниже, ниже... – Рене не сразу поняла, что он собирается делать. Потом поняла, и на миг стало невыносимо стыдно, захотелось попросить, чтобы он такого не делал, не надо, зачем?! А потом стыда не осталось, не осталось вообще ничего, кроме наслаждения, жаркого и нестерпимого, заполнившего беспомощное тело.
Оно выворачивалось и выгибалось, подаваясь навстречу его горячему рту, и дернувшиеся, чтобы оттолкнуть, руки вцепились ему в волосы – притягивая, прижимая теснее – и крик, рвущийся из горла, был лишь слабым отголоском того, что горело и взрывалось внутри...
Когда она очнулась с бешено бьющимся сердцем и ничего не видящими, полными слез глазами, Тед все еще лежал внизу, между ее ног, задрав голову и пристроившись щекой на бедре. Даже сквозь слезы Рене увидела, что он улыбается – и, встретив ее взгляд, протянул:
– Понравилось... – не спрашивал – просто радовался.
И от этой его радости последние остатки стыда куда-то исчезли, и не стыдно стало даже спросить:
– А если бы я так сделала, тебе тоже было бы приятно?
Он молча кивнул, но она не решилась... и сейчас немного жалела об этом. Осмелилась только потрогать – изучить кончиками пальцев, погладить, слегка сжать... Тед болезненно охнул, она испугалась, отдернула руку – но он замотал головой, потянув ее обратно.
И вспомнив, что было потом, Рене снова покраснела.
Совет Рене «быть поосторожнее» оказался весьма кстати, и сейчас Тед был рад, что предусмотрел вариант с письмом – на случай, если влипнет по-крупному.
Он полетел через Штутгарт и из аэропорта позвонил Бруни:
– Госпожа баронесса? Надеюсь, вы помните меня – на прошлой неделе я был в восторге от ваших стеклянных цветов...
– Мне сейчас некогда. Перезвоните через полчаса по другому телефону, – коротко ответила она и дала номер.
Через полчаса Тед позвонил, уже с другого автомата:
– Госпожа баронесса?
– Я не могла говорить из дома.
– У вас... были визитеры?
– Нет, но Филипп неделю назад обнаружил, что за домом следят. Показал даже мне из окна машину.
– Полиция?
– Не-ет, – она рассмеялась. – В полицию я тут же позвонила, пожаловалась, что меня преследует какой-то маньяк, и я прямо вся трясусь от страха, так что пусть его скорее арестуют. Они приехали, забрали его – а потом их комиссар позвонил мне и сказал, что этот тип не маньяк, а какой-то там частный детектив, и больше он меня не побеспокоит. Но я на всякий случай сейчас говорю из квартиры американского консула. Не думаю, чтобы кто-нибудь посмел прослушивать еготелефон.
– А ваш, вы думаете, прослушивают?
– Не знаю. Жучков нет, но Филипп говорит, что сейчас можно и без них. Как у вас дела?
– Все в порядке. Думаю, через пару недель все встанет на свои места.
Кажется, она хотела еще что-то спросить, но Тед постарался по-быстрому свернуть разговор.
За Робером тоже следили. Тед прошелся мимо его дома, даже мельком увидел старика, копавшегося в клумбе – а также машину, стоявшую на противоположной стороне улицы, и человека в ней. И, похоже, это был не полицейский...
Выходит, наиболее перспективные с точки зрения обнаружения Рене места Виктор решит взять под контроль сам, без помощи полиции. Более того, даже не сообщил полиции ничего о Бруни – иначе ее допросили бы, хотя бы формально. Значит, он хочет найти Рене сам. Найти и вернуть домой – или... он же не знает, что она составила завещание, так что «несчастная полусумасшедшая женщина» вполне может стать жертвой собственного безумия – или похитителей!..
Тед никому бы не признался, что боится, но самому себе лгать было бесполезно: он самым позорным образом боялся Виктора. Именно этим и объяснялись меры предосторожности, как в шпионском боевике: запечатанное письмо, которое нужно вскрыть в определенный час, если не поступит сигнала.
Неизвестно, на что может пойти Виктор, если догадается о его поисках. Если он угрожал «стрелять по конечностям» неизвестного, пойманного в кабинете – и, похоже, не блефовал – то сейчас, когда ему угрожает потеря всего...
Тед знал, что он, увы, не герой, и никогда таковым не станет. Если его начнут бить всерьез, как в тот раз... если бы тогда не появилась Рене, он, наверное, в конце концов рассказал бы все, что от него требовали.
Поэтому, если он попадет в руки Виктора, перед ним будет стоять лишь одна задача: продержаться до полуночи. Вскрыв письмо, Рене должна забрать из сейфа остатки денег, пистолет и драгоценности и уйти из квартиры к тете Аннет – ничего другого Тед придумать не мог – а утром позвонить мэтру Баллу и обрисовать ему ситуацию.
–... Разговаривал сегодня с твоим Робером. Классный старик – все понимает с полуслова!
– Что он сказал?
– Он обещал помочь всем, чем может.
– Он знает что-нибудь про собак?
– Практически ничего. Но он попытается узнать...
Скучно Рене не было – то есть было, но не так, как раньше, когда монотонные серые дни текли один за другим и впереди не маячило ничего, кроме таких же монотонных серых дней.
А сейчас ей было чего ждать – и кого ждать, о ком думать, вспоминать и беспокоиться...
За эти дни, прошедшие с побега – так немного, всего две недели! – она словно родилась заново и почувствовала себя свободной и счастливой. И все это – Тед! Именно он вытягивал ее из привычного кокона, заставляя не бояться жить, чувствовать, смеяться, нарушать все правила – и задумываться об их нелепости. Впервые в жизни она чувствовала себя по-настоящему живой... и по-настоящему женщиной.
И, кажется, она ему действительно нравится...
Почему частные детективы так любят придумывать для контор «астрономические» названия? Его собственная контора называлась «Орион», но эта, порекомендованная ему коллегой из Женевы, именовалась еще лучше – «Сириус».
Более того – седьмое чудо света! – ее возглавляла женщина.На вид деловая, и внешне ничего: спортивная коротко стриженная брюнетка со вздернутым носиком – но все-таки... как это – женщина?! Усмехнувшись, Тед вспомнил, что и его клиентов когда-то смущала его молодость.
Женщина с непривычным для слуха именем Энн Салан – именно Энн, а не Анна – оказалась американкой, неизвестно каким ветром занесенной в тихую и законопослушную Швейцарию. Выслушав необычное задание: получить список собак породы терьер старше семи лет, которым была сделана прививка против бешенства за последние четыре месяца – она не стала задавать вопросов, лишь попросила позвонить завтра вечером.
Тед не стал давать более точных данных: про скоч-терьера и фокстерьера, помещенных в пансион одним и тем же человеком. Не дай бог, кто-нибудь почувствует его интерес именно к этим собакам и свяжет его с исчезновением мадам Торрини. Если в газетах пока что ничего нового нет, это вовсе не значит, что полиция прекратила поиски. А тем более – Виктор...
Он не сомневался, что за Робером следят круглосуточно и фиксируют все его контакты – на случай, если Рене не придет к нему сама, а пришлет кого-то... По крайней мере, сам Тед в подобной ситуации поступил бы именно так – а тут тоже, несомненно, работают профессионалы. Поэтому встречу со стариком он обдумывал целый день.
Под вечер, когда Робер вышел из дома и направился в сторону центра, с ним поравнялся белый «Фиат». Остановился, оттуда вылез прилизанный блондин и с немецким акцентом возопил на всю улицу:
– Простите, месье, вы не могли бы помочь мне разобраться, как проехать? А то мне дали план, а я не понимаю!
К счастью, на улице народу было немного и добрых самаритян, желающих помочь, не набежало, потому что в руки подошедшего Робера вместо плана была сунута записка: «Это мой друг. Помоги ему, пожалуйста» – с характерным витиеватым росчерком вместо подписи.
Старик бросил на бумажку взгляд, застыл – поднял глаза, хотел что-то сказать... Не дав ему произнести ни звука, Тед спросил, все так же громко:
– Может быть, вам в ту же сторону? Вы не согласитесь показать мне дорогу? – и, ловко выхватив у него записку, кивнул в сторону машины.
Их глаза встретились, Робер молча кивнул и полез на переднее сидение. И лишь когда они тронулись с места, внезапно как-то странно задрожал, судорожно вцепившись в переднюю панель, и хриплым голосом сказал:
– Жива... жива, малышечка... – шмыгнул носом, словно собираясь заплакать.
– Жива, – успокоил его Тед. – С ней все в порядке. Ей нужна ваша помощь. У нас мало времени – за вами следят.
Старик бросил на Теда быстрый недоверчивый взгляд, оглянулся назад – но спросил все-таки о самом главном:
– Что я могу для нее сделать?
– Она ищет собак. Вы что-нибудь о них знаете?
– Нет... то есть... Нелли...
– Она знает, – перебил его Тед и, помедлив, добавил: – Это прямо при ней было.
– Я никогда не верил, что это она... Виктор?
Тед кивнул и повторил:
– У нас мало времени.
– Мальчишек Виктор в тот же день увез. Велел мне одеть поводки, забрал – и все.
То, что под «мальчишками» Робер подразумевает терьеров, Тед сообразил не сразу.
– Может, можно что-то узнать у шофера?
– Попробую. Мне все равно туда надо зайти – звали, да неохота было, отговаривался. А теперь схожу...
Минут через пять Робер вылез на одном из перекрестков. Если кто-то спросит – немецкий турист просил объяснить дорогу, и проще оказалось показать...
—...Пока ничего нового нет. Продолжаю искать. А ты там как?
– Ску-учно! Читать уже надоело. Может, мне тебе пока свитер связать? Я умею, я Нелли всегда кофточки вязала.
– Я размером все же немного побольше.
– Ну и что? Я красиво свяжу, зеленый, с оленем! Я уже и шерсть подходящую видела в магазине...
– Ты зачем по улице болтаешься?!
– Я только на минутку вышла, у меня молоко кончилось. В парике, и очки темные надела – у тебя в шкафу нашла.
– А почему зеленый?
– Тебе пойдет, у тебя глаза серо-зеленые.
Всю жизнь Тед считал, что глаза у него неопределенно-серого цвета, и, вернувшись в отель, специально присмотрелся. И правда, что-то зеленое в них просвечивало... Вот уж никогда не замечал!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
И снова – километры, километры... Белые столбики обочины, уносящиеся назад огни, мелькающие впереди знаки...
Тед ехал домой – и никогда еще в жизни так остро не ощущал, что едет именно домой.На заднем сидении он вез приземистую черную собачонку.
Это была единственная оставшаяся в живых собака Рене: Снапик, тот самый любитель показать, какой он красивый и умный, погиб еще летом. У песика обнаружилась небольшая опухоль; возможно, операция могла бы спасти дело, но Виктор не стал разбираться и приказал его усыпить.
Все это рассказала работница пансиона в южном пригороде Цюриха. Собеседницей ее была старушка, которая разыскивала по всем пансионам своих двух скотч-терьеров, отданных туда непутевым внуком, которому это сокровище было доверено. А теперь, когда бабушка вернулась из поездки к сестре в Австралию, выяснилось, что негодник, вместо того, чтобы заботиться о собаках, отдал их в пансион и уехал автостопом по Скандинавии!
В роли старушки выступала одна из сотрудниц «Сириуса», а шофером, почтительно поддерживавшим ее под локоть, был сам Тед.
Список из мэрии мало что дал: нужных собак он нашел сразу, но там фигурировал адрес владельца, а не пансиона. Зато имелась фамилия ветеринара, делавшего прививку, и удалось установить, какие именно пансионы он обслуживал.
Робер, поговорив с шофером, узнал, что собак отвезли куда-то в южный пригород Цюриха. Таким образом, осталось проверить четыре пансиона – их и посетила старушка. В каждом пансионе она требовала, чтобы ей показали всех имеющихся скотч-терьеров – а вдруг кто-нибудь случайно перепутал имя?! А этого песика сдали всего одного? Он так похож на ее Робина, но Робин сразу узнал бы мамочку! А вы уверены, что сдавал его не молодой патлатый шатен со – стыдно сказать! – сережкой в правом ухе?! В наше время мужчины такое не носили!
Осмотрев окрестности пансиона, Тед еще раз убедился, что нашел нужную собаку: за входом в пансион следили. Правда, слежка прекращалась после закрытия – очевидно, Виктор не предполагал, что Рене способна полезть туда ночью, через забор.
Плохо же он все-таки знал свою жену! Тед не сомневался, что при ее склонности к авантюризму и богатом опыте, почерпнутом из детективов, она поступила бы именно так.
Но в данном случае через забор пришлось лезть самому Теду, выбрав подходящее время: ночь с четверга на пятницу, и подходящую компанию – Роббера. Старик рвался в бой и утверждал, что никто лучше него не управится с собакой.
Кроме того, он был не такой уж и старый – и весьма крепкий, судя по тому, что имел подружку, чуть ли не ровесницу Теда. Именно в ее квартире они с Тедом встретились, чтобы согласовать план операции, и именно оттуда, выйдя через черный ход, отправились «на дело».
Само «дело» прошло без осечки. Ночной сторож пансиона сладко спал в сторожке – его не разбудили даже разлаявшиеся среди ночи собаки. Перелезть через примитивный, без колючек сверху и сигнализации, забор и добраться до нужной клетки заняло не больше пяти минут – даже при том, что Робера все-таки пришлось слегка подсадить.
Собачонка, заслышав голос старика, с тонким подтявкиваньем метнулась ему в руки, и вскоре Тед уже гнал машину, с каждой секундой удаляясь все дальше от места преступления, а Робер с псом обнимались и – бр-р! – целовались на заднем сидении. Были слышны подвизгивание, поскуливание и реплики:
– А отощал-то! Небось никто маленького вкусно не кормил! И не стригли! Да посиди ты спокойно! Скоро к маме поедешь! – Тед не сразу понял, что под «мамой» подразумевалась Рене. Ох уж эти собачники! – Скучал, скуча-ал! Ну ничего, теперь все будет хорошо! Сейчас мы чужой противный ошейник снимем и оденем новенький – вот так, вот так!
На прощание Робер в последний раз потискал собаку, со вздохом протянул Теду поводок и сказал:
– Пои его в дороге почаще. А мадемуазель Рене передай, что я в любую минуту готов приехать, куда она скажет. Буду под рукой – авось пригожусь.
Еще до рассвета Тед пересек границу. Никто не обратил на него внимания – впрочем, нужно быть параноиком, чтобы вообразить, что кто-нибудь станет проверять на границе машины в поисках похищенной собаки.Скорее всего, пропажу вообще обнаружат только утром. Он с удовольствием представил себе, как взбесится Виктор, узнав об исчезновении «заложника».
Пес на заднем сидении никак не желал сидеть спокойно – лез вперед, пытаясь протиснуться между сидениями, поскуливал, сопел и дышал в самый затылок.
Высаживаясь возле придорожного кафе, Тед решит взять песика с собой – во-первых, чтобы, по указанию Робера, напоить, а во-вторых – в надежде, что тот, прогулявшись, будет вести себя спокойнее. Пес тут же «отблагодарил» его, задрав лапу на колесо их собственной машины, а потом, решив убрать за собой – как же, мы чистоплотные! – и отбросив задними ногами пару комков земли на брюки высадившегося из соседнего автомобиля мужчины.
Тед скорчил виновато-смущенную мину, ожидая по меньшей мере резкого замечания – но еще раз убедился, что собак во Франции любят. Мужчина расплылся в дружелюбной улыбке, сказал:
– Ничего, ничего! Хорошая собачка! – и пошел своей дорогой.
Точно так же повела себя и полусонная официантка. На просьбу принести пластиковый стаканчик воды – попоить собаку, она воскликнула:
– Ну что вы! Ему же будет неудобно пить из стаканчика! – и притащила миску.
До Парижа оставалось километров четыреста, Тед рассчитывал прибыть туда к полудню. Некоторое время он колебался: может, позвонить, рассказать Рене, что пес уже у него? – но потом решил просто приехать и полюбоваться тем, как она обрадуется.
О том, что у нее осталась только одна собака, он сказал ей позавчера. Рене помолчала в трубку, потом с запинкой произнесла:
– Хорошо, спасибо, – и впервые сама прервала разговор.
Это был еще один счет к Виктору – их накопилось уже так много! Тед не знал, сможет ли он когда-нибудь расплатиться и за тихие беспомощные слова: «ухо... почти не слышит...», и за шрам под локтем, и за вот эти ее слезы, когда никого нет рядом, чтобы погладить и утешить. Наверное, не сможет – но очень хотелось...
После прогулки песик залез на переднее сидение и улегся там, давая понять, что предпочитает ехать спереди. Тед согласился – ему жутко хотелось спать, а так хоть было с кем поговорить. Тем более что при собаке не стыдно было разглагольствовать обо всем, что придет в голову.
Пес следил за ним поблескивавшими среди черной взлохмаченной шерсти глазками и, казалось, внимательно прислушивался к монологу:
– Если так, по правилам, разобраться – мы и познакомиться-то не должны были. Она – миллионерша, а я... И она ведь действительно не в моем вкусе – я всегда пышненьких любил, чтобы было за что подержаться. А сейчас вот еду к ней – и радуюсь, как щенок неразумный. У тебя щенки-то есть?
