Текст книги "Наследница"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Еще больше обрадовался Эльзе подлиза и обжора Тэвиш – затанцевал на задних лапах, виляя хвостом.
– А вот кто у нас не забыл тетю Эльзу! – просияла кухарка. («Та-ак, теперь у пса еще и тетя объявилась!» – ехидно подумал Тед.) – А вот кому я печеньице вкусное испекла! – после чего последовало неизбежное: – Пути-пути-пути... – в адрес рыжей обезьянки, которая с ликующим видом скакала вокруг, запутывая всех поводком.
Робер был очень горд тем, что под его руководством было сделано в доме, и, прежде всего, хотел показать гвоздь программы – оранжерею. Всячески расшаркивался, говорил: «Может, вы хотите отдохнуть с дороги?» – но видно было, что ему не терпится.
Оранжерея и правда впечатляла – она представляла собой огромный павильон со стеклянным потолком и мозаичной дорожкой, обегавшей приподнятые участки земли, обрамленные серым гранитом. Большинство участков до сих пор чернело незасаженной землей, но стены уже были увиты лианами, а между небольшими прудиками, где росли какие-то растения с круглыми матовыми листьями и плавали золотые рыбки, извивался узенький ручеек. Через него был перекинут очаровательный ажурный мостик из белого мрамора, похожий на иллюстрацию к волшебной сказке.
– Я так и знал, что вам понравится! – гордо сообщил Робер, увидев, как Рене застыла в восхищении. – Тут еще много чего расти должно, но самое главное – мы к вашему приезду успели. Жюно с тремя помощниками вчера работал чуть не до полуночи! Я их сегодня домой отпустил, пусть отдохнут.
У Теда возникло подозрение, что двигало стариком при этом не столько человеколюбие, сколько желание самому продемонстрировать оранжерею, не деля ни с кем лавры.
– Вот сейчас еще бассейн посмотрим, – посулил Робер, – потом вы, наверное, с дороги отдохнуть захотите и пообедать, – судя по всему, программа встречи была подготовлена заранее, – а потом я наверху все покажу...
– Что с тобой? – спросил Тед, стоило им остаться одним.
Рене прекрасно понимала, о чем он спрашивает, и притворяться перед ним было глупо и бессмысленно. Правду отвечать тоже не хотелось.
– Сейчас обед принесут...
Он вздохнул, что в данном случае означало: «Не заговаривай зубы!», подошел и задрал ее лицо вверх, заглянув в глаза.
Рене прислонилась лбом к его груди – так, не глядя, легче было сказать:
– Мне все кажется, что онгде-то поблизости...
– Он не придет. Он больше никогда не придет.
– Знаю, – вздохнула она, – только само как-то получается. – Тоскливо пожаловалась – ему, единственному, можно было на это пожаловаться: – А сейчас еще по дому ходить надо будет…
– Не ходи, скажи, что голова болит. Завтра посмотришь.
– Не могу. – Рене решительно выпрямилась и отошла к окну. – Понимаешь, они все так радуются, что я вернулась. Я не хочу портить людям праздник из-за того, что не могу справиться с собственными нервами. – Попыталась улыбнуться. – Ничего, привыкну... постепенно.
Тед не сомневался, что постепенно она привыкнет, но пока до этого было далеко. Экскурсия по дому далась Рене с трудом – правда, никто, кроме него, этого не заметил. Она весело и непринужденно разговаривала с Робером – и слегка, почти незаметно вздрагивала, услышав шум или чьи-то шаги; улыбалась, задавала какие-то вопросы – но рука, до которой Тед иногда дотрагивался, была холодной и чуть влажной.
Под конец она выглядела совсем усталой, хотя очень старалась этого не показывать. Вернувшись в свои комнаты, свернулась клубочком на диване и погрузилась в мрачное молчание.
Все вещи Теда, равно как и вещи Рене, были уже распакованы и висели в стенном шкафу. То, что они поселятся вместе, окружающими воспринималось как нечто само собой разумеющееся.
Он побродил немного по комнатам, обживаясь – как кот, который, чтобы привыкнуть к новому жилищу, должен обнюхать в нем каждый угол – и вернулся к нахохлившейся Рене.
– Может, сходим куда-нибудь, с собаками погуляем – чего дома сидеть?
Вместо ответа она взяла его за руку и прижалась к ней виском.
– Спасибо тебе.
– Ты чего?
– Если бы не ты, я еще не знаю, когда бы сюда вернуться решилась... – Взглянула на него с грустной улыбкой: – Навязалась тебе ненормальная, да?
Он помотал головой:
– Пройдет.
Дело было не только в том, что Рене никак не могла избавиться от воспоминаний и, вопреки здравому смыслу, до сих пор боялась, что Виктор внезапно появится. У Теда создалось впечатление, что она болезненно стыдится своего страха, сердится на саму себя – и именно потому никак не может расслабиться.
Возможно, дипломированный психотерапевт объяснил бы это как-то по-другому, на то он и специалист. Но Тед тоже считал себя специалистом – правда, всего по одному пациенту – и решил применить собственные психотерапевтические средства.
Для начала он налил полную ванну горячей воды, на миг растерялся при виде изобилия баночек, флаконов и пузырьков, выстроившихся на полке, но быстро разобрался, что к чему – добавил побольше пены и ароматического масла и отправился за пациенткой.
Она сидела на диване и делала вид, что читает – а на самом деле куксилась и прислушивалась к шорохам за окном. Оторвав ее от этого непродуктивного занятия, Тед сообщил, что ванна готова, сопроводил ее туда и помог раздеться, пару раз поцеловав в шейку – для создания соответствующего настроения.
Убедившись, что Рене погрузилась в пену, сказал:
– Ладно, ты тут отмокай. А я сейчас ужин принесу.
В ответ последовало кислое:
– Мне что-то не хочется...
Он кивнул – зачем спорить? – и отправился на первый этаж, немного опасаясь, как воспримет Эльза вторжение в ее вотчину.
Опасения оказались напрасны – встретили его «как родного». Тед подозревал, что не последнюю роль здесь сыграл Робер, который наверняка поделился с Эльзой некоторыми подробностями их пребывания в Париже.
Из предложенного меню Тед выбрал жареную картошку, куриную грудку в меду, корзиночки с салатом и персиковый компот – словом, то, что можно было «вкормить» в Рене, не вынимая ее из ванны. Эльза захлопотала, пообещав, что все будет готово через десять минут, и была явно шокирована, увидев, что он уселся на кухне и собирается сам отнести еду наверх.
Робер появился, словно почуяв его сквозь стенку. Несколько помялся, прежде чем вопросительно протянуть:
– Чего-то она бледненькая...
– Ничего, просто устала. Слишком много для одного дня.
– Пока вы гуляли, звонила графиня де Клери, – каким-то образом, не моргнув и глазом, старик ухитрился выразить свое не слишком высокое мнение о данной персоне. – Я сказал, что вы поздно будете. Она завтра утром снова звонить будет. – Помедлив, добавил: – В спальне телефон отключить можно – тогда все звонки на холл переводятся... и я сам там отвечу.
Ванна сделала свое дело – выглядела Рене порозовевшей и расслабившейся. И от еды больше отказываться не стала, даже посмотрела на нее с каким-то проблеском интереса.
Присев на край ванны, Тед на пробу предложил ей кусочек курятины, после чего процесс пошел как по маслу. Он совал в послушно открывающийся навстречу рот ломтики картошки, давал откусить корзиночку и подносил к губам вино – запить. Это напоминало кормление птенца и выглядело так забавно, что он еле сдерживал смех – да и сама Рене тоже.
В число запланированных далее психотерапевтических мероприятий входило: совместное принятие ванны, расслабляющий массаж (плавно переходящий в эротический) и, в завершение, жаркий секс на широченной и словно специально для этого созданной кровати. Предполагалось, что после этого пациентка заснет и мирно проспит до утра, забыв про все свои страхи.
К сожалению, программа вечера была скомкана на самом интересном месте... Нет, совместное принятие ванны прошло вполне успешно – Рене уютно выгибала спинку и, мурлыкая, как довольный котенок, подставлялась под его руки. Тед даже подумал было переставить мероприятия местами – но мужественно взял себя в руки (сдуру!) и решил действовать по плану.
В результате, увы, расслабляющий массаж оказался слишком эффективным, и пациентка заснула, не дождавшись самого главного...
Несколько раз за ночь Рене вздрагивала, просыпалась и не могла уснуть, прислушиваясь к шелесту листьев за окном, шагам... или это просто тикают часы? Потом вспоминала, что рядом Тед – а значит, все хорошо, и снова забывалась быстрым некрепким сном, уткнувшись лбом ему под мышку и спрятавшись целиком под одеяло.
Лишь под утро, когда рассвело и стало видно все вокруг, она заснула по-настоящему крепко, без снов и страхов, и проснулась от собственного стона, не сразу осознав, что происходит. Лишь через пару секунд поняла – Тед...
Он терся лицом об ее грудь, прихватывая губами и дотрагиваясь языком – заставив тело, еще во сне, содрогнуться в томительном ожидании. Почувствовав, что Рене проснулась, поднял голову и рассмеялся:
– От тебя пахнет, как от клумбы... кажется, я переборщил вчера с маслом!
Весь день Рене чувствовала себя значительно спокойнее, чем вчера – очевидно, «психотерапия» оказалась действенной. Полдня она болталась по дому с дизайнерами, выбирая подходящие занавески и драпировки для каждой из вновь отделываемых комнат.
Какое-то время Тед побродил вместе с ними, потом спустился в библиотеку и пришел в недоумение, не обнаружив там столь любимых Рене детективов в мягкой обложке. В конце концов, найдя томик Гастона Леру, он устроился с ним прямо в библиотеке на диване, где и был обнаружен Робером.
– Мадемуазель Рене в кабинет просит! – возвестил тот.
– Скажи, а где детективы? – спросил Тед, вставая. – Ну, те самые, которые Рене все время читает?
Старик фыркнул – правда, тут же прикрыл рукой рот, сделав вид, что просто чихнул. Подошел к одному из стеллажей и потянул за укрепленную на стойке резную фигурку дракона.
Стеллаж отодвинулся, открыв за собой маленькое помещеньице с двумя стеллажами, уставленными книгами в ярких обложках.
– Мадам не хотела, чтобы кто-нибудь знал, что она такое читает, – объяснил Робер. – А раньше здесь всякие книги, которые... не для детей, ставили – тут можно запереть, если надо. И вон, напротив, еще один такой же есть, – кивнул он на второго дракончика, злобно таращившегося с противоположного конца комнаты.
Под вечер, когда начало темнеть, Тед заметил ,что Рене снова притихла и незаметно прислушивается, и предложил ей съездить куда-нибудь развлечься. С Цюрихом он был знаком не слишком хорошо, но все же знал пару ночных клубов – в одном из них они и просидели весь вечер, а потом, уже совсем поздно ночью, поехали в китайский ресторан.
Для Рене это было экзотикой и страшно понравилось. Она позавидовала, что он умеет есть палочками, попробовала тоже – но разроняла рис по столу и смутилась чуть ли не до слез. Взяла вилку и вздохнула:
– Ничего-то я не умею...
– Ты очень много умеешь такого, что мне и не снилось, – усмехнулся Тед.
– Например?
– Постричь собаку! – сразу вспомнил он.
– А еще?
– А еще ты мне свитер связала!
– А еще?
– А еще, когда ты разговариваешь с Ренфро, для меня это все китайская грамота, а ты вот – разбираешься. И еще ты умеешь ездить верхом и разговаривать с журналистами... и... – он запнулся, не зная, что еще сказать, но тут Рене неожиданно спросила:
– А знаешь, что умеешь ты?
– Я много чего умею! – Тед гордо задрал нос – сам не выдержал и рассмеялся.
– А самое-самое главное?!
– Водить машину? – предположил он.
– Еще главнее!
– Фотографировать?
– Да ну тебя! – она даже обиделась.
Махнув рукой, чтобы Рене придвинулась поближе, Тед оглушительным шепотом спросил:
– Трахаться? – и был вознагражден лицезрением стремительно розовеющего уха.
Рене быстро испуганно оглянулась – не слышали кто?! – и сердито покосилась на его ухмыляющуюся физиономию. Всем своим видом показывая, что от дальнейшего разговора отказывается, начала есть, продолжая коситься на Теда: понял ли он, что на него оченьсердятся?!
Он сделал вид, что не заметил, и положил ей на тарелку большую порцию жареных куриных крылышек. Настроение у него было самое что ни на есть легкомысленное, поэтому вспомнилась мало приличная (но на сей раз абсолютно правдивая) история о том, как, устанавливая микрофон в очередном любовном гнездышке, он был чуть не застукан на месте преступления не вовремя появившейся парочкой. Спасла его только худоба и природная ловкость, с которой он нырнул под кровать, где провел полночи. Все было бы ничего – но при некоторых движениях любовников кровать прогибалась и чувствительно колотила его по хребту!
Продержалась Рене примерно три минуты, после чего громко захохотала, чуть не подавившись курицей.
Только в четвертом часу они высадились из такси и медленно побрели по дорожке к особняку.
– Ну так все-таки – что самое главное я умею? – спросил Тед, ожидая услышать какую-то шутку, но Рене ответила серьезно:
– Ты умеешь как-то так сделать, что я себя чувствую... не знаю, как это сказать... свободной, счастливой, и как будто все можно и все получится. И все плохое кажется чепухой, да и не может случиться ничего по-настоящему плохого – потому что ты рядом.
Подняла на него глаза – доверчивые, вопросительные: поймет ли? Тед так и не нашелся, что ответить...
В доме было тихо и темно, лишь в вестибюле горел слабый свет, но, добравшись до середины лестницы, они были остановлены внезапно вспыхнувшей люстрой.
На лице у Робера застыло выражение строгого отца, уже приготовившегося отругать дочь за ночные прогулки, но вовремя вспомнившего, что она давно совершеннолетняя. Легкое неодобрение, даже разочарование (была бы моя воля – выпорол бы!) – и незаметное облегчение (вернулась-таки!)
Он до сих пор был одет, при галстуке, и, судя по всему, спать так и не ложился. Теду стало неудобно – стоило, конечно, предупредить, что они вернутся поздно.
Окинув их взглядом, Робер ограничился короткой сухой фразой:
– Собаки кормлены и гуляны, – и после короткой паузы: – Дезире на кухне пирожное стащила, так что ее пронесло... я ей таблетку дал, и завтра лучше со стола не кормить, – еще подумал и добавил: – И снова графиня де Клери звонила. Завтра с утра еще позвонит.
Тед не понял – почудилась ему или действительно присутствовала легкая ехидца в последних словах старика?
ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
Первоначально прием гостей не планировался, но так уж получилось.
Тетя Жермен названивала каждый день, отмечая горячее желание приехать пообщаться с блудной крестницей и выразить ей свое соболезнование в связи с «этой жуткой историей». Бесконечно отказывать ей под благовидными предлогами Рене было неудобно, поэтому в конце концов она решила пригласить на ужин, кроме тети, Ренфро с женой и еще несколько знакомых: и приличия соблюдены, и охи и ахи весь вечер выслушивать не придется.
Теду это мероприятие не слишком понравилось. Конечно, выглядело все безупречно: фарфор, хрусталь, салфетки того же оттенка, что обивка на стенах, вышколенные официанты, предлагающие гостям изысканные яства... Словом, по его терминологии – «сериал, да и только!»
Но не понравилось ему не это, а тот плохо скрываемый интерес, с которым разглядывало его большинство гостей. Заметка, которая толкнула Рене на отъезд из Парижа, была перепечатана еще в двух газетах – и Тед не сомневался, что каждый из присутствующих уже ознакомился с ней.
Сама Рене, в светло-сиреневом закрытом платье, с широкими ажурными браслетами и сверкающими серьгами в ушах, казалась ему ожившей статуей. Она мило улыбалась полагающейся по этикету отмеренной улыбкой, ловко и незаметно руководила беседой – словом, полностью соответствовала роли хозяйки, принимающей гостей. Несколько раз за вечер у Теда мелькала крамольная мысль: «В бистро нам было куда веселее!..»
После основной трапезы гости перебрались в так называемый «музыкальный салон», где был сервирован десерт. Называлась так эта комната из-за стоявшего в ней рояля поросячье-розового цвета; как объясняла ему Рене, это была причуда третьей жены ее прадедушки, считавшей, что розовые отблески оживляют ее лицо, покрывая его девичьим румянцем.
Одна из гостий уселась за рояль и сыграла очень милую музыкальную пьеску, сопровождавшуюся позвякиванием ложечек и вилочек – прочие гости незаметно подъедали десерт. Тед счел этот момент подходящим, чтобы смыться на балкон и покурить – и, вернувшись, был атакован графиней де Клери.
Для начала графиня любезно, хотя и несколько свысока, попросила его принести ей бокал шампанского, после чего начала светскую беседу, словно невзначай вставляя в нее вопросы о его происхождении, материальном положении и планах на будущее.
Он старался отвечать по возможности уклончиво, шаря глазами по комнате в поисках Рене, которая словно сквозь землю провалилась, и не зная, как отвертеться от этого допроса с пристрастием. Помощь пришла неожиданно – от мадам Ренфро, которая, сидя на диване, с интересом поглядывала на них.
– Ой, Жермен, – неожиданно воскликнула она, – я тебя не узнала! Ты так помолодела – тебе доктор Вейлер делал подтяжку, да? А как там поживает наш Кло-Кло? Сто лет его не видела – надо бы заехать, навестить! У него со здоровьем уже все в порядке?
Глаза графини забегали по сторонам, и лицо приняло странный зеленоватый оттенок. Тед хотел быстро испариться – зачем мешать встрече старых подруг – но мадам Ренфро уже переключилась на него:
– Молодой человек, не откажите мне в любезности – принесите кусочек торта! А мы с милочкой Жермен пока поболтаем!
К тому времени, как он вернулся с тортом, «милочки Жермен» и след простыл.
– Присаживайтесь, давайте посплетничаем! – похлопала мадам Ренфро по дивану. – Это будет справедливо, учитывая тот факт, что ваша дама увела моего мужа, и мне не с кем поболтать, – она довольно захихикала. – Нет, это не то, что вы подумали, – (на самом деле он ничего не подумал – просто был слегка ошарашен), – мой Макс по карманам какие-то документы рассовывал и сейчас, небось, ей показывает. Кстати, он о вас очень высокого мнения!
– Мы с ним всего пару раз виделись, – удивился Тед.
– Ну и что – он же понимает, кому обязан столь радикальным избавлением от господина Торрини – не к ночи будь сказано! – хихикнула мадам Ренфро. – Мне показалось, что милочка Жермен вас уже достала?
– А вы давно знакомы?
– О-о, я же родственница Кло-Кло – правда, дальняя и бедная! Сейчас я вам про него тоже расскажу, только принесите мне еще кусочек торта, а то, если я пойду сама, они на меня все будут смотреть дикими глазами. Я и сама знаю, что у меня пара килограмм лишних – только уж очень торт вкусный, у Эльзы на торты рука легкая!
«Пара десятков килограмм – это точнее» – про себя подумал Тед. Правда, это ее совсем не портило – выглядела она уютной и довольной жизнью. Принимая из его рук тарелочку с еще двумя кусками торта, мадам Ренфро не преминула заметить:
– Не понимают они, что оголодавшая корова с десятью подтяжками на физиономии юной ланью, увы, не станет! Не едят, мучаются – только цвет лица от злости портится! Вот у вас этой проблемы никогда не будет! – с легкой завистью покосилась на его фигуру. – Впрочем, у моего Макса тоже, мужчинам вообще везет! А вот, кстати, и он!
В дальнем углу салона открылась дверь, и появилась Рене в сопровождении Ренфро. Она обвела глазами салон и направилась к дивану.
Мадам Ренфро встретила мужа лучезарной улыбкой и легким упреком:
– Ну что вам стоило поотсутствовать еще полчасика! Мне тут попался милый воспитанный мальчик, который делает вид, что с удовольствием слушает мои сплетни, а главное – ничего ни про кого не знает! – Тед еще не понял, счесть ли эти слова комплиментом или ехидной подковыркой (милый! воспитанный! мальчик!!!), как она уже переключилась на Рене: – Душечка, а вы вся в бабушку!
Рене почему-то слегкапокраснела и пробормотала:
– Извините, мадам Белла, мы старались побыстрее!
– Естественно – у вас же внуков нет, – захихикала мадам Ренфро. – Ну ладно, уважьте старушку – посидите со мной, поболтайте. Я вас так давно не видела!
Рене покорно присела на диван, Ренфро быт откомандирован за парой кусочков дыни, а Тед милостиво отпущен со словами: «Надеюсь, у нас ещебудет случай побеседовать!» – и вечер потек своим чередом.
Мероприятие закончилось заполночь. Спустившись в вестибюль, чтобы проводить гостей, Рене выслушала положенное: «Все было очаровательно! Ах, как мы были рады! Надеемся, скоро...» – словом, все, что было уместно в такой момент.
С улицы донеслись отзвуки разговоров, шум двигателей – вот и все! Слава Богу, гости убедились, что она жива и здорова, и теперь последние остатки слухов об ее «неадекватности» сойдут на нет.
Странная была вечеринка... Вроде все как всегда – и люди, и разговоры – а потом она видела Теда, который не был частью этого «как всегда», и внутри сразу возникаю ощущение легкости и свободы, и становилось все равно, кто-что о ней думает и что потом скажут...
– Не знаешь, где Тед? – спросила она у Робера, запиравшего на ночь дверь.
– В библиотеке, кажется, свет горит, – отозвался тот.
Тед и правда оказался в библиотеке – на диване, с очередным томиком Леру. Он исчез, когда гости начали прощаться, и, очевидно, сразу пошел сюда. Увидевее, обрадовался, отложил книгу и удобно протянул руку – так, чтобы можно было сесть, откинуться на нее ноющим затылком и закрыть глаза.
– Устала? —спросил он.
– Немножко. Но вроде все прошло нормально... – Тед не ответил, и Рене спросила чуть встревоженно: – А чего ты ушел? Что-нибудь не так?
– Да нет... Они уже прощаться начали – чего я им буду показывать в открытую, что я у тебя живу?! А так – исчез и все...
– А то они не в курсе, что мы вместе живем! – не открывая глаз, лениво фыркнула она. – Тут все всё про всех знают...
– Да. Только я-то ни их, ни тех, про кого они сплетничают, не знаю.
– Тебе скучно было? – Ее голос сразу стал по-настоящему встревоженным, и глаза широко открылись.
И скучно, и противно от любопытных взглядов, в которых читался один и тот же вопрос: что в этом типе нашла одна из самых богатых наследниц Европы?
– Да ничего, нормально, – он пожал плечами. – Просто твоя тетя Жермен меня вопросами задолбала – кто я да что я... А ты, как назло, с Ренфро исчезла куда-то.
– Да это он принес сводную таблицу по филиалам и хотел мне продемонстрироватъ. Я, пока в курс дела хоть немного не вошла, не хотела в офисе появляться – но, пожалуй, пора уже... А ты что – приревновал? – обрадовалась Рене.
Брови ее приподнялись, волосы встопорщились, и рот растянулся в любопытной улыбке. Пришлось подтвердить:
– Конечно! И вообще, ты ко мне весь вечер не подходила – а сама такая красивая! Мне тебя все потрогать хотелось, убедиться, что настоящая, а не с картинки...
Она нашарила его руку и положила себе на плечо, что значило: «Можешь трогать!» Настроение Теда, за время нудного мероприятия упавшее дальше некуда, начало медленно подниматься. Его пальцы пробежали по скуле, погладили бровь и зарылись в ежике. Мурлыканье и легкий кивок засвидетельствовали, что он на правильном пути. Погладил теплое ушко, потом второе, более любимое – потому что больное...
– Хочешь, пойдем наверх? В ванну залезешь...
– Сил нет. Давай так посидим немножко.
– А я тебя на ручках отнесу!
Рене рассмеялась – лениво и устало.
– Мне еще нужно на кухню сходить – Эльзу похвалить, поблагодарить и все такое. Вот, сижу, с силами собираюсь... Торт хоть вкусный был?
– А ты что, не пробовала?
– Некогда было, – вздохнула она. – Пришлось, не закрывая рта, гостей занимать...
– Там еще, кажется, осталось – хочешь, принесу?
– А может, принесем всего самого вкусного – и устроим себе еще раз ужин? А то я чего-то голодная...
Вернувшись из кухни, где она порадовала Эльзу не только хвалебными словоизлияниями, но и желанием еще чего-нибудь поесть, Рене набросилась на пищу так, словно постилась трое суток. Тед называл подобное явление «жор напал» – с ним тоже это иногда случалось.
Лишь минут через пять она оказалась в состоянии говорить и сообщила:
– Ты страшно понравился Белле Ренфро, она наговорила мне кучу комплиментов в твой адрес...
«Милый мальчик!» – с легким возмущением снова вспомнил Тед.
Дальнейшая болтовня Рене приоткрыла завесу тайны над некоторыми остававшимися для него загадкой репликами и замечаниями.
Оказывается, такое неслыханное нарушение этикета, как отлучки в кабинет с сотрудниками, в том числе и с тем же Ренфро, во время званых вечеров часто позволяла себе бабушка Рене – та самая легендарная «Мадам». Все к этому привыкли и относились как к легкой эксцентричности. Отсюда и ехидные реплики мадам Ренфро про то, что Рене «вся в бабушку!», и про отсутствие у нее внуков, которых можно оставить вместо себя выполнять функции «хозяйки вечера».
Упомянутый «Кло-Кло» оказался графом Клодом де Клери, мужем тети Жермен. «Понимаешь, он уже три года живет в Ницце. Считается, что для его здоровья полезен морской климат, а на самом деле все знают, что он там со своей маникюршей.» То-то графиня завертелась, как на сковородке!..
Задумавшись, Тед не сразу заметил, что Рене молча смотрит на него и между ее сдвинувшимися бровями появилась морщинка.
– Я в последнее время слишком много болтаю, да? – она виновато улыбнулась, попыталась пошутить: – Извини, я привыкла разговаривать с собаками, а они никогда вовремя не говорят, чтобы я заткнулась...
«Тебе плохо со мной, да?»
Ну как он мог объяснить ей нахлынувшее сейчас вновь чувство, что все вокруг совсем-совсем «не его»! А «его» в этом чуждом, глядящем на него с высокомерным любопытством мире – только она, и его любовь к ней – богатой и светской, доверчивой, беззащитной и одинокой...
Потянувшись, Тед весело улыбнулся:
– Да нет, мне интересно – я же тут ни про кого ничего не знаю...
ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
Особняк и вправду был великолепен: сверкающий паркет, тяжелые портьеры, старинные картины на стенах, дорогие вазы и безделушки, антикварная мебель – все это напоминало Теду музей вроде Версаля. Интересно, красиво – но, наверное, нужно родиться в подобном месте, чтобы чувствовать себя здесь как дома. Ему иногда казалось, что они с Рене живут в каком-то фешенебельном отеле, хотелось взять ее за руку и сказать тихонько на ухо:
– Солнышко, поехали домой!
Но это был ее дом...
Последствия званого вечера не заставили себя долго ждать. Не прошло и трех дней, как с утра пораньше явилась тетя Жермен и возжелала побеседовать с любимой крестницей.
– Проводи в кабинет, – ответила Рене позвонившему, чтобы сообщить эту весть, Роберу, – и пусть ей кофе принесут. Только с заменителем сахара, она на диете! – и не торопясь продолжила завтрак.
– Как думаешь, чего ей надо? – поинтересовался Тед.
– Денег. Она мне все уши на вечере прожужжала, как ей хочется загородный дом отремонтировать – почву подготавливала.
– Так она что – приехала у тебя денег на ремонт просить?
– Не совсем, просто через полтора месяца состоится семейный совет... или собрание акционеров – это, в общем, одно и то же. И там будут нюансы, которые зависят от меня, – улыбнулась, пожав плечами, – я же теперь глава семьи.
Когда Алек в свое время сказал это, Теду его слова показались шуткой – но, похоже, сейчас она вовсе не шутила.
Чтобы скоротать время, он спустился в свое любимое место – библиотеку, зачитался и не сразу понял, что прошло уже полчаса, а Рене все не возвращается. Решил тихонько подойти к двери кабинета со стороны бывшей гардеробной Виктора и послушать, что там происходит – если станет ясно, что тетя Жермен окончательно достала Рене, можно будет войти и «напомнить», что они куда-нибудь собирались и уже опаздывают.
Конечно, подслушивать под дверью нехорошо, но, поднимаясь по лестнице, Тед мысленно отпустил себе этот грех: на что не пойдешь ради благого дела! Усмехнулся, подумав, что его профессия не располагает к излишней деликатности – и замер, прислушиваясь к голосам, доносившимся из-за двери.
Точнее, к голосу графини де Клери – говорила именно она:
– ...Откуда ты знаешь, какая у него наследственность?! Может, у него в роду были уголовники или убийцы-маньяки! И потом – эти руки... и этот костюм! Послушайся моего материнского совета, ты должна думать о своей репутации, а не только о сиюминутных желаниях!
Так речь шла о нем... о нем, а вовсе не о деньгах! Тед знал, что должен немедленно развернуться и уйти – но стоял, оцепенев, испытывая странное ощущение, похожее на болезненное, мазохистское удовольствие: все-таки он был прав!..
– Я уже послушалась одного материнского совета – и истратила шесть лет жизни на подонка! Так, может, хватит мне подобных советов?! – голос Рене был почти неузнаваем – столько злости в нем прозвучало.
– Тебе сейчас нужен кто-то респектабельный, из хорошей семьи...
– Вроде вашего бездельника-зятя, который за всю свою жизнь ничего, кроме триппера, не заработал и трахает все, что движется? – впервые на памяти Теда она произнесла это слово, не поперхнувшись. – А про маникюр – уж не вам бы поминать!
Ответа он не услышал – очевидно, графиня онемела от подобных выражений, а Рене продолжала, повышая голос, почти крича:
– Я не хочу больше слышать никаких нападок на Теда и никаких сплетен у меня за спиной! Если вы хотите быть приняты в этом доме, то должны относиться с уважением...
Тед наконец сумел сдвинуться с места и пошел, сам не зная куда – лишь бы подальше от этой двери. Уши горели, хотелось спрятаться, чтобы никого не видеть и не слышать, и было почему-то невыносимо стыдно...
В оранжерее пахло зеленью и водой. Он сидел на краю прудика, бездумно глазея на рыбок и ползающих по дну лягушек... очень противных белесых красноглазых лягушечек... Даже сунул в воду руку, поймал одну, но лягушка вырвалась, царапнув его острыми коготками.
Во рту стоял кисловатый рвотный привкус, и глаза щипало от непонятной детской обиды неизвестно на кого. Не на графиню – чего на нее обижаться, она правду сказала – и уж никак не на Рене, сразу же бросившуюся защищать его. Получается, что она должна его защищать! Смешно!..
Шаги на дорожке он услышал издалека и поднял голову, хотя и без того знал, кто это... Увидел, как Рене вывернулась из-за поворота, побежала... бледная и глаза испуганные... Мелькнула мысль: «Надо сделать вид, что все в порядке, и ни в коем случае не признаваться, что подслушивал под дверью...» – но она уже добежала, и Тед, не вставая, уткнулся лбом ей в живот.
Потерся лицом, словно желая втиснуться еще глубже, зарыться, спрятаться и обеими руками обхватил Рене за бедра. Почувствовал, как она прижимает к себе его голову, плечи... гладит – а пальцы холодные.
– Ты все слышал? – донеслось сверху, и стало противно врать и притворяться.
Тед пожал плечами.
– Достаточно... Как ты догадалась?
– Тэвиш ушки сделал.
Да, конечно, черный песик всегда настораживался, когда кто-то подходил к двери...
