Текст книги "Наследница"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Протянул руку, подергал ее за плечо.
– Эй! – Она подняла голову. – Ну что... хочешь такого щенка? – и, встретив растерянный взгляд каштановых глаз, улыбнулся. – В подарок, на Рождество?
Рене медленно выпрямилась, выражения на ее лице менялись, как в калейдоскопе: радость, недоверие, надежда, восторг – и сомнение – и снова радость.
– Хочу...
Тед рассмеялся и, обняв ее за плечи, подтолкнул к двери магазина.
– Тогда пойдем выбирать!
Пожилая женщина, сидевшая за прилавком, встретила их приветливой улыбкой:
– Вас заинтересовали щенята?
Очевидно, она наблюдала за ними сквозь витрину.
– Да... это грифоны? – мотнул Тед головой в сторону клетки. Собак он ни разу в жизни не покупал и не представлял, что при этом положено говорить – может, «упакуйте вон того, с хвостиком»?
– Чистокровные, брюссельские, но, к сожалению, без сертификата. Вы наверное, сами заметили? – (Интересно, что он должен был заметить?..) Она вышла из-за прилавка и направилась к клетке, продолжая на ходу: – Зато всего триста франков. Сами понимаете, за грифона это очень недорого. О-о, какой шикарный парень! – Последние слова относились к Тэвишу, вставшему на задние лапы и энергично вилявшему коротеньким хвостиком.
Женщина извлекла из кармана халата какую-то коричневую штуковину, показала Рене: «Можно?» Та кивнула, и через мгновение песик громко захрустел, перемалывая подачку.
– Вы уже присмотрели – или хотите повыбирать? – спросила продавщица.
– Иди, выбирай, – он кивнул Рене на клетку.
Она нагнулась, несколько секунд вглядывалась в задранные ей навстречу курносые мордочки – и решительно протянула руки к одному из щенков.
– Вот эту!
Как она догадалась, что данное существо «эта» а не «этот», навсегда осталось для Теда загадкой, но через мгновение правота ее слов стала очевидна. Держала Рене щенка одной рукой но как-то очень ловко – вывернутьсяон не мог, хотя крутился вовсю. Вторая рука тем временем поглаживала, ощупывала, теребила крохотные ушки и разрешала кусать себя за палец.
– Смотри, какая! – прижав детеныша на миг к лицу, Рене просияла и шагнула ближе.
Взять в руки вертлявое создание Тед не решился – только погладил пальцем по мягоньким бакенбардам. Щенок заизвивался еще активнее, стремясь облобызать его в ответ.
После этого Рене присела на корточки, подсунув щенка Тэвишу.
– Смотри, какая хорошая девочка!
Пес не слишком разделял ее энтузиазм – на морде у него было ясно написано: «Экую пакость в нос суют!» Он без особого интереса понюхал грифончика, отвернулся и чихнул.
– Ну что, будем оформлять? – спросила продавщица.
Тед кивнул и достал бумажник. Он понимал, что для Рене это не имеет значения, но ему казалось очень важным расплатиться за щенка из своего кармана – чтобы это был его подарок!
Рене, обнимая щенка, что-то тихонько бормотала, но внезапно подняла голову.
– Нужно еще еду щенячью купить, витамины и игрушки… и...
– Ладно, ты пока выбери все, что нужно – а я сбегаю за машиной, подъеду и расплачусь, – перебил ее Тед, вспомнив, что у них еще елка и целая сумка всякой всячины.
Всю дорогу до улицы Ришелье ему хотелось пробежаться вприпрыжку, и лишь усилием воли он продолжал сохранять более-менее серьезный вид. Снова и снова он вспоминал разрумянившееся лицо Рене, ее улыбку – забывался и улыбался в ответ. Даже если бы он подарил ей бриллиантовое колье, на лице ее не появилось бы выражения столь безграничного счастья...
Правда, вспоминались и «страшилки», рассказанные приятелями: у одного из них щенок сгрыз супердорогую и престижную удочку, у другого – модельные туфли жены, а у третьего – о ужас! – раскаливался на занавеске, вцепившись в нее зубами, пока не обрушил карниз – как назло, прямо на сервант с фамильным хрусталем!.. Тед вовремя напомнил себе, что у него нет ни удочки, ни жены, ни фамильного хрусталя, и постарался забыть слова одного из знакомых: «Это черт знает что такое: один конец все время что-то грызет, другой – непрерывно пачкает, а середина роняет по всему дому клочья шерсти!» – речь шла о трехмесячном пуделе.
Вернувшись, он обнаружил, что Рене чинно восседает у прилавка, болтая с продавщицей, у ее ног стоят две пластиковые сумки, набитые неизвестно чем, а щенок в новом ошейнике размером с ремешок для женских часиков бегает по магазину. При виде Теда грифончик понесся к нему, притормозил на секунду, оставив крохотную лужицу – и с выражением бесконечного обожания на мордочке попытался вскарабкаться по его ноге, как по дереву.
Подхватив щенка на руки, Тед еле уберег подбородок от мелькнувшей когтистой лапки размером меньше его пальца, удивился, какое это создание мягонькое и шелковистое – и неожиданно поймал себя на том, что бормочет:
– Ай какая милая девочка!
О господи, он же всегда втайне посмеивался над тем, как взрослые мужики вроде Робера сюсюкают над собачонками – даже голос становится с каким-то особым подвывом. А теперь делает то же самое?!
Прокашлявшись, он спросил у Рене, уже нормальным голосом:
– Ну, ты готова?
«Приданое» щенка стоило чуть больше его самого. Расплачиваясь, Тед подумал, что в этом магазине неплохо бы было продавать еще и половые тряпки.
Всю дорогу Рене держала щенка на руках, засунув его для тепла под куртку. Дома, поставив грифончика на пол ис умилением пронаблюдав, как он, задрав куцый хвостик, поскакал за Тэвишем, она обернулась к Теду. Обняла за шею и, привстав на цыпочки, дотянулась губами до его щеки. Сказала, почему-то шепотом:
– Теди... спасибо! Это не то слово, я даже не знаю, что ещеможно сказать...
– Всегда пожалуйста! – рассмеялся он. – Как ты ее назовешь?
– Я подумала... как ты считаешь, Дезире – подходит?
Дезире, «желанная» – почему бы и нет?!!
Уже через сутки Тед понял, что рассказы, слышанные им от приятелей, отнюдь не были преувеличением – а также то, что мадемуазель Перро никогда в жизни не; держала в руках половой тряпки.
Весь остаток дня малютка Дезире вела себя почти как ангел. Играла с мячиком, грызла специальную косточку (Рене купила две штуки – чтобы Тэвиш не обижался), спала, ела, сделала всего три лужицы – и перед сном погуляла, «как большая», на поводке. Точнее, на тесемочке, привязанной к ошейнику – поводок, купленный «на вырост», был для нее еще слишком тяжел.
Рене прыгала по квартире, веселая, как птичка. Полчаса болтала с Робером – прислушиваясь к беседе, Тед наконецузнал, что именно, по словам продавщицы, он должен был «сам заметить». Оказывается, речь шла о маленьком белом пятнышке на грудке – именно это лишало малышку Дезире права получить сертификат, подтверждающий, что она является чистокровным брюссельским грифоном. Судя по энтузиазму, с которым Рене рассказывала о щенке («...ты себе представляешь, она сразу поняла, что она наша собака, и нее такое личико смешное, и глазки, как бусинки...»), ее этот недостаток абсолютно не волновал.
Кроме того, она ассистировала в украшении елки, приготовила ужин, даже почистила картошку для пюре (как Тед был уверен, впервые в жизни) – и по первому сигналу неслась с тряпкой замывать, неумело, но очень старательно, следы щенячьей оплошности.
Вечером они провели нечто вроде церемонии крещения: покропили малышку шампанским, назвали по имени и выпили остаток бутылки за ее здоровье.
На ночь Дезире была оставлена в прихожей, с мисочкой воды, игрушками и уютным гнездышком из старого ватного одеяла.
Рене сразу предупредила, что в первое время щенок может по ночам скулить от одиночества, но за всю ночь из прихожей не донеслось ни звука, и Тед уже обрадовался, что то ли им попался нетипичный, беспроблемный щенок, то ли все, что говорят люди – клевета на честный собачий род.
С утра он пошел в ванную первым, решив дать Рене еще немножко понежиться под теплым одеялом, и через минуту, услышав вопль ужаса, выскочил в прихожую как был, голый и мокрый. Как выяснилось, она не утерпела, пошла проведать Дезире – и, открыв дверь в прихожую, издала тот самый вопль: под ноги ей кинулся щенок – белый, как болонка.
Вместо того чтобы скулить от одиночества, собачка каким-то образом ухитрилась открыть дверь на кухню, залезла в шкафчик и вытащила оттуда пакет муки. Бумажный пакет был изорван в мелкие клочки, а образовавшуюся кучу муки Дезире всю ночь старательно разносила по кухне и прихожей, извалявшись при этом по уши. Вынутая из кроссовки Теда и изжеванная стелька дополняла картину.
Рене стояла, прижимая к груди щенка и незаметно пытаясь отряхнуть его от муки. Вид у нее был такой виноватый, словно она сама, а не Дезире, была виновницей всего этого безобразия. Под ногами у нее Тэвиш, презрительно озирая картину разрушений, давал понять, что он – хорошая воспитанная собака – не имеет к этому ни малейшего отношения.
– Я сейчас все уберу, – жалобно пробормотала Рене.
Тед представил себе, как она неумело водит тряпкой, разводя еще большую грязь, и вздохнул.
– Ладно, давай ее сюда и иди одевайся. Погуляешь часок с собаками, пока я все приведу в порядок.
Рене подняла на него глаза, сказала еще жалобнее;
– Не сердись, она же маленькая!.. – и дрожащими руками протянула ему малолетнюю преступницу. Уж не решила ли она, чего доброго, что он собирается наказать щенка?
Тед не представлял себе, как можно наказывать создание размером чуть больше цыпленка, глядящее на него радостными темными глазками и изо всех сил пытающееся лизнуть в подбородок.
– Ну что ты натворила? – начал он назидательным тоном. Дезире еще неистовее завиляла обрубочком хвоста. – Ну разве так можно?.. – и рассмеялся, осознав, что стоит в чем мать родила и пытается читать мораль ничего не понимающему двухмесячному щенку.
Через час квартира была вымыта. Кроме того, Тед, успел освободить чуланчик, в котором печатал фотографии, приделать к двери задвижку и перетащить туда щенячье одеяльце.
Весь день Дезире проспала, отдыхая после ночного бдения – и лишь вечером, когда они с Рене сидели в гостиной за праздничным столом, явилась, чтобы вместе со всеми отпраздновать Рождество.
– Слушай, а с этим ничего нельзя сделать? – кивнул Тед на появившуюся на полу очередную лужицу. Последив за его взглядом, Рене тут же понеслась вытирать безобразие, на ходу невразумительно поясняя:
– Нет... у нее постепенно расширяется понятие гнезда, и через месяц-два все само кончится. Мы к тому времени, наверное, уже в Цюрихе будем, – и убежала полоскать тряпку.
Тед замер. «Мы»?! Она что... думает, что он поедет с ней в Цюрих?!
И тут же понял, что если бы дело не обстояло именно так, Рене не была бы сейчас столь весела и беззаботна. Она не из тех людей, которые способны прожить с человеком несколько недель, а потом в один прекрасный день заявить: «Извини, дорогой – у меня закончился ремонт, и ты мне больше не нужен».
Ну и что теперь делать?
Она ведь только-только начала приходить в себя!..
К тому времени, когда Рене вернулась, Тед решил не говорить ей пока ничего, чтобы не портить оставшиеся у них дни – может быть, недели. Потом, когда придет время собираться, он скажет, что не может поехать с ней... постарается как-то объяснить, найдет подходящие слова...
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
Тетя Аннет обрадовалась, когда он позвонил и сообщил, что в Новый год собирается придти к ней. Точнее, Тед сказал «мы собираемся» – уточнять, что значит «мы», она не стала.
Рене нервничала и выспрашивала его, что лучше надеть; в конце концов, проведя в бутике полдня, позвала осатаневшего от ожидания Теда в примерочную и продемонстрировала ему свою персону, упакованную в коротенькое коричневое платьице со вставкой из золотой сеточки на груди – вроде и большой вырез, и приличие соблюдено.
– Как ты считаешь, я выгляжу не слишком вызывающе?
На взгляд Теда, она выглядела превосходно, что он и сообщил в надежде, что на этом мероприятие закончится. Выбор туфель, сумочки, пары браслетов с янтарем и крошечных сережек-гвоздиков действительно занял не больше часа.
Зря она беспокоилась, что не впишется в обстановку – все были одеты кто во что горазд. «К месту» смотрелись и нарядные платья, и простенькие джинсы со свитером – и даже какой-то суперкомбинезон, розовый с блестками!
Было весело и немного непривычно; люди вокруг шумели, перекрикивались, кто-то даже пытался петь – и никого это не удивляло.
Когда они с Тедом танцевали, хриплый женский голос с одного из столиков вдруг что есть мочи заорал:
– Эй, Теди – твоя девчонка жутко похожа на ту психованную миллионершу, про которую в газетах пишут!
Рассмеявшись, он махнул рукой и крикнул в ответ:
– Точно! Это она и есть – ты что, не видишь?! – сильнее притянул Рене к себе, шепнул: – Эй, выше нос! – оторвал от елки кусок золотой мишуры и, соорудив нечто вроде короны, нацепил ей на голову.
Он то рассказывал какие-то невероятные истории, якобы приключившиеся с ним самим, то тормошил ее и тащил танцевать. Приносил тарелки со всякими лакомствами, на ходу с кем-то здоровался и пересмеивался.
Потом он ушел – и вернулся с дюжиной бутылок шампанского на подносе. Быстро распределив бутылки по столикам, принес и поставил перед Рене последнюю.
– Вот-вот уже Новый год!
Внутри у нее и без шампанского все было словно наполнено щекочущими пузырьками. Окружающее казалось каким-то ненастоящим, будто бы и не с ней, а через минуту наоборот —то, что было в прошлом, вспоминалось с трудом. Виктор? А кто такой Виктор? Что-то смутное и далекое...
– Эй, ты чего? – наверное, Тед заметил, что она задумалась.
– Ничего... так...
– Не надо – «так», – рассмеялся он, – не думай сейчас ни о чем – просто живи! – разлил шампанское и взглянул на часы. – Ну что?
И тут, словно по его сигналу, погас свет. Остались гореть только цветные лампочки по стенам и гирлянда на елке. Музыка затихла, Рене услышала первый удар часов, восторженные вопли со всех сторон. В темноте она не увидела, как Тед придвинулся ближе – просто почувствовала теплые губы на своем лице и закрыла глаза.
Только когда снова вспыхнул свет, он оторвался от нее, тихо и очень серьезно сказал:
– С Новым годом! – рассмеялся и снова потянул ее к себе. Все вокруг вопили и хохотали, что-то громко хлопало – то ли шампанское, то ли хлопушки. Рене на миг вспомнила, что их могут увидеть и это неприлично, а потом подумала: «А не все ли равно?!»
Было около двух, когда Тед на минуту отошел к стойке и, вернувшись, обнаружил, что у Рене завелся «поклонник». На диване рядом с ней восседал Кошмарик, распахнувший пасть в улыбке и с гордостью оглядывавшийся – все ли видят, какой красивый бантик из серпантина у него на шее?
Похлопав пса по заду, Тед спихнул его с дивана, подумав, что еще месяца три назад на такое бы не решился, и занял свое законное место.
Заметил, что Рене выглядит сонной и слегка осоловевшей.
– Пойдем наверх, отдохнешь? – предложил он.
– Нет-нет, – она выпрямилась, заморгала и сделала бодрый вид. – Я в порядке! Сейчас вот кофе попью...
– Пойдем, я тебе туда кофе принесу.
Рене виновато взглянула и, зная, что его не обманешь, пошла к лестнице.
Их ухода никто не заметил, кроме тети. И слава богу, привлечь внимание Барби, ее подруги, которая вязалась к нему весь вечер (именно ей Тед был обязан репликой про «психованную миллионершу»), было бы сейчас некстати. Хватит и того, что в начале вечеринки она, завопив «Теди, с Новым годом!», налетела на него и поцеловала взасос – да еще в наглую прихватила пятерней за задницу! Он надеялся, что Рене не заметила сквозь толпу этого похабного зрелища...
Тетя появилась в четвертом часу, включила свет и вздрогнула, обнаружив, что Тед сидит на полу в гостиной, прислонившись спиной к дивану и вытянув ноги.
– Ой, господи! Ты чего здесь делаешь?
Ответ был настолько очевиден, что он усмехнулся:
– Сижу...
Он и вправду сидел здесь уже почти час, прислушиваясь к посапыванию свернувшейся на диване Рене и глядя на подмигивавшую разноцветными огоньками маленькую елочку. Он помнил эту елочку с детства – тетя Аннет всегда под Новый год ставила ее на сервант и украшала еще довоенными стеклянными колокольчиками.
– А я думала, вы в спальне... – тетя понизила голос.
– А где Ролло?
– Да ну, – отмахнулась она. – Я ему сказала, чтобы у себя сегодня ночевал. – Вроде даже смутилась: – Не так часто ты ко мне приходишь.
Тед не ожидал от нее подобных слов – тетя никогда не была чересчур сентиментальна.
– Пойдем кофе попьем, с земляничным тортом, – предложила она.
– Пошли, – он встал и пошел вслед за ней на кухню. Даже по походке чувствовалось, как она устала, но привычно захлопотала, со смехом сообщив:
– Барби меня все выспрашивала – с кем это ты, да что, да как!
– А ну ее! – Тед все еще злился из-за дурацкой выходки с поцелуем. – Посиди, я сам кофе сделаю!
Она села и с невинным видом заметила:
– Сам виноват!
Тед прекрасно понимал, о чем идет речь – тетя никогда не комментировала его любовные похождения, но об этом эпизоде, несомненно, знала от самой Барби. Господи, ну что сейчас вспоминать – это было сто лет назад, он тогда только-только закончил школу!
Впрочем, она не собиралась продолжать эту тему – куда больше ее интересовало другое:
– Слушай, а то, что в газетах пишут – правда?
– Там много чего пишут, – лениво отозвался Тед.
– Нет, я про ее мужа, – кивнула тетя в сторону гостиной. – Правда, что у него другая жена была?
– Правда...
– И правда такая красивая, как на фотографии?
– Правда.
– И это все ты раскопал?
– Я, – ему стало смешно: несмотря на усталость, глаза тети светились любопытством и восторгом: ее племянник, ее непутевый Теди, оказался замешан в интриги высшего света.
– Рассказать кому – не поверят! Ну, и что дальше будет?
– Брак признают недействительным, Торрини будут судить за двоеженство.
– Да нет, я не про то... – тетя снова нерешительно кивнула в сторону гостиной.
Да что это с ней? Она в жизни не позволяла себе соваться в его личную жизнь!
– Скоро кончится ремонт, и она уедет.
– Какой ремонт?
– В ее доме, в Цюрихе, – Тед криво усмехнулся. – У нее там трехэтажный особняк.
– А ты с ней поедешь?
– Да что мне, делать больше нечего? – В самом деле, уж не ожидает ли она свадебных колоколов и поцелуя в диафрагму?!
Тетя смотрела в упор, сдвинув брови. Ближе нее у Теда никого не было, да и знала она его как облупленного – так что притворяться, в общем-то, было бессмысленно.
– Не знаю... – наконец ответил он и зачем-то добавил: – Я ей щенка на Рождество подарил – смешного, вот такусенького, – показал на пальцах. – Мы ее Дезире назвали, – закрыл глаза и покачал головой, отвечая не тете – самому себе. – Не знаю... Не спрашивай – я сам ничего не знаю!..
ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ
Малышка Дезире постепенно взрослела и умнела. Она уже уверенно ходила на поводке, умела сидеть и давать лапку – а на прогулке, стоило Теду позвать, стремглав неслась к нему, подтявкивая от усердия.
С самого начала именно Тед был выбран ею главным и любимым хозяином. Почему? Рене объяснила просто:
– Ну что ты хочешь – она же девочка
Он никогда не думал, что может быть привлекателен для особей женского пола, не относящихся к человеческому роду – но другого объяснения не было. Правда, это обожание имело и свои негативные стороны: именно его стельки и тапочки чаще всего оказывались преступно погрызанными. Ругать собачонку было бесполезно, а наказывать просто рука не поднималась – уж очень она была забавная, маленькая и трогательная, с торчащими бакенбардами и курносой задорной мордочкой.
Иногда Теду казалось, что в Рене непостижимым образом уживаются две личности. Его девчонка – с пушистым ежиком, доверчивыми глазами и нежной улыбкой; девчонка, которая по утрам просыпалась в его объятиях и тянулась к нему, прижмурив еще сонные глаза. Она возилась с собаками, бегала по дому босиком, любила картошку, боялась щекотки и смеялась, и напевала что-то, уже не стесняясь, что у нее нет ни слуха, ни голоса...
Но была и другая Рене – точнее мадемуазель Перро —та самая, про которую Робер как-то сказал: «она в бабку, характера ей не занимать». Когда она садилась по утрам за телефон, Теду казалось, что даже лицо ее меняется на глазах, становясь старше и жестче.
В голосе ее порой проскальзывали властные нотки – она спрашивала, советовалась, объясняла. Нажимала на рычаг, на мгновение задумывалась – и набирала следующий номер. Ренфро и Робер, и родственники в Америке, и Лере, бывший секретарь Виктора, и, кажется, дизайнерская контора – и снова Ренфро... И еще какие-то люди, которых Тед не знал...
Все это продолжалось час-полтора – потом Рене клала трубку, потягивалась и оборачивалась к Теду, уже с улыбкой, уже своя и понятная.
– Ну все... А куда мы сегодня поедем?
Он родился не в Париже, но это был его город – место, по которому он скучал в разлуке и куда всегда возвращался. Город, пропитанный воспоминаниями детства и юности, его мир, часть его самого – и именно этот город он пытался подарить Рене, готовый открывать его заново вместе с ней.
Каждый день они ездили куда-то – останавливались, выходили из машины и шли пешком, забредая в узкие переулки и присаживаясь отдохнуть в крошечных кафе. Иногда брали с собой собак, и те трусили бок о бок на поводках, вызывая умиление прохожих.
Лувр и Версаль, зоопарк и Булонский лес, блошиный рынок и Латинский квартал – они побывали всюду. Даже на стриптиз сходили – правда, Рене представление не понравилось (Теду тоже, девицы были какие-то уж больно потертые). Зато ей очень понравилось «Паради Латэн» с его яркими костюмами, музыкой и канканом.
Каждый вечер, засыпая, Тед говорил самому себе: «завтра... у нас есть еще завтра!» – и эти слова несли за собой боль и радость, и запах цветов, и смех, и сияющие каштановые глаза, доверчиво поднятые ему навстречу. Он жил сегодняшним днем, стараясь не думать о том, что будет после – в общем-то, это было ясно с самого начала. Он – и миллионерша... Смешно – что может быть между ними общего? Он – и Рене...
Утренняя газета – Тед купил ее, выскочив в пекарню за свежими круассанами. Заголовок в разделе светской хроники: «Жертва преступника находит свое счастье в Париже?» и фотография, они с Рене. Должно быть, фотограф подловил их на экскурсионном пароходике несколько дней назад: Рене стоит, прижавшись спиной к его груди и закинув назад голову, его руки сцеплены у нее под грудью.
И заметка, начинающаяся так: «Рене Перро, снова попавшая в список самых завидных невест Европы, судя по всему, не собирается долго в нем оставаться. Рядом с ней – Тед Мелье, частный детектив...»
Он все еще смотрел на фотографию, когда услышал:
– Куда ты делся, завтрак готов?!
Первыми сорвались с места собаки – они всегда бежали на подобный призыв, словно накрытый стол предназначался для них. Еще насколько мгновений помедлив, он тоже вышел на кухню, зажав в руке газету.
Рене, в фартучке и рукавичках, деловито выкладывала на тарелки омлет, посыпанный пармезаном.
Положив газету на стол, Тед сказал:
– Тут... – пожал плечами и кивнул на заметку.
Он ожидал чего угодно: злости, огорчения, испуганного взгляда – даже слез, но увидеть медленно наползающую на лицо улыбку не предполагал.
– Хорошая фотография. – Рене перевела взгляд с газеты на него и улыбнулась еще шире. – Но в жизни ты лучше! – увидев, что он растерянно смотрит на нее, спросила: – Ты чего?
– Я боялся... я думал, тебе это будет неприятно.
Она махнула рукой, но, увидев, что он по-прежнему не улыбается, тоже посерьезнела.
– Это тебе неприятно, да?
– Получается, что я тебя вроде как... скомпрометировал, – Тед криво усмехнулся, понимая, что слово, в общем-то, дурацкое, из обихода прошлого века.
– Ну и что? Я не собиралась ни от кого скрывать, что люблю тебя...
Это прозвучало легко и естественно, как нечто само собой разумеющееся. Он замер, вглядываясь ей в лицо, и лишь через несколько секунд произнес:
– Ты никогда мне этого раньше не говорила...
– Но, Теди, – в глазах Рене мелькнула растерянность, – это же и так понятно!
Он попытался пожать плечами, кивнуть, улыбнуться – да, конечно, понятно... В следующий миг Рене сделала шаг и оказалась рядом. Привстала на цыпочки, потянулась к нему, обхватывая и обнимая тонкими руками, все еще в рукавичках.
– Я люблю тебя... – рассмеялась, коротко и удивленно, потерлась лицом о его подбородок, – я люблю тебя, Теди! – и еще раз, в самые губы, тихо-тихо: – Я люблю тебя.
Тед тоже засмеялся, сам не зная, почему – и почему для него так важно, что она сказала наконец эти слова. Ведь, действительно, и так все ясно! Все-таки повторил:
– Ты никогда мне этого не говорила... – хотел поцеловать и вдруг увидел, что глаза ее вспыхнули весельем, а рот расплылся в широкой улыбке.
– Ты чего? – спросил он шепотом.
Все тело Рене затряслось от смеха:
– Ты сказал сейчас, и я подумала: «а повода не было» – понимаешь? Как в анекдоте!
– В ка-каком анекдоте? – ему тоже никак не удавалось остановить рвущийся изнутри дурацкий смех.
– Про овсянку[1]! – это слово вызвало у самой же Рене слабый писк, из глаз ее брызнули слезы.
Тед вдруг представил себе, как это выглядит со стороны: двое ненормальных стоят, обнявшись – не целуются, а глупо ржут в лицо друг другу! После этого перестать смеяться стало уже невозможно.
Внезапный грохот заставил их отскочить друг от друга. Тед успел заметить рыжее пятнышко, мелькнувшее в дверях. И тут же – вопль Рене:
– Стой! – следующий вопль донесся уже из спальни. – Куда полезла?!
На полу красовались следы преступления: перевернутая табуретка, перевернутая, но почему-то не разбившаяся тарелка и кусок омлета.
Добравшись до спальни, Тед обнаружил понуро сидевшую на полу Рене и рядом – Тэвиша, голова песика целиком всунулась под кровать.
– Она стащила круассан! – мрачно сообщила Рене. – И под кровать залезла!
Промежуток там был маленький, сантиметров пятнадцать, но Дезире хватило места, чтобы укрыться в дальнем углу, откуда теперь доносилось смачное чавканье.
Похихикав и полюбовавшись зрелищем, Тед поднял Рене на ноги и, обняв за плечи, повел в сторону кухни.
– А ну ее, пошли завтракать! – Наклонил голову, чтобы утешительно поцеловать в макушку, как вдруг услышал:
– Раз они нас нашли, то теперь уже не отвяжутся. Наверное, пора перебираться в Цюрих.
Как?!.. Вот прямо сейчас нужно сказать, что он никуда не поедет?! Сейчас, когда она улыбается и так хорошо прижалась у него под мышкой, и... и только что сказала, что любит его?! Тед представил себе, как он скажет – и глаза ее станут растерянными, и веселый голос замрет...
Рене продолжала говорить, а он все никак не мог набрать в грудь воздуха, чтобы решиться.
– ...Жалко, конечно – ты меня еще в аквариум обещал сводить. Завтра поедем, или у тебя есть еще какие-то дела? Тед... Тед, ты чего?
– А... ремонт уже закончился?
– Не беспокойся, – рассмеялась она, – там полно места. Так завтра или послезавтра?
– Лучше послезавтра. Тогда мы успеем все-таки сходить в аквариум, – словно со стороны услышал Тед свой собственный голос.
Вот и все – не смог, просто не смог. Ну и пусть! – и вдруг он ощутил небывалую легкость, почти эйфорию, оттого что все вышло именно так...
До Цюриха они добрались без приключений – не считая того, что Дезире в самолете начала голосить тонким голосом, дрожа как в лихорадке. Успокоить ее удалось, только засунув под свитер – там она почувствовала себя в безопасности и почти сразу заснула, благополучно проспав всю дорогу. Лишь перед самой посадкой из ворота свитера, рядом со щекой Теда, высунулась обезьянья мордочка с рыжими бакенбардами, вызвав восторженный писк у стюардессы.
Еще больший восторг Дезире вызвала у Робера, встречавшего их в аэропорту. Глядя на старика, держащего собачонку на руках и воркующего нечто вроде: «Пусь-пусь-пусенька!», Тед еще раз убедился, что собачники – народ странный.
На сей раз машину вел не Робер, а новый шофер по имени Гектор. Сам Робер, теперь уже не шофер, а управляющий, ехал на пассажирском сидении напротив Рене и докладывал обстановку. Многое она уже знала из их ежедневных телефонных переговоров, но ему явно не терпелось показать себя в новом качестве и похвастаться успехами.
– ...Из «стариков» в доме остались только Эльза и Жюно. Остальные все новые: Гектор, три горничные и помощник садовника. Нужно бы побыстрее взять экономку, есть две кандидатуры...
Она именно так и хотела – не жить в окружении людей, которые помнили «бедную неуклюжую мадемуазель Рене», выполняли распоряжения Виктора и обслуживали его. И без того этот дом полон воспоминаний, порой не самых приятных...
– ...Оранжерея еще не закончена, но получилась – просто сказка, это видеть надо!..
В детстве Рене любила бывать в оранжерее – там все зеленело, а в крошечных бассейнах с фонтанчиками плавали золотые рыбки. Но через год после смерти бабушки, приехав на каникулы, она увидела на месте всего этого огромный спортивный зал с зеркалами вдоль стен. «Гиподинамия – бич нашего общества!» – мама любила это повторять.
Тогда Рене еще не понимала, для чего в одном из углов висит боксерская груша...
– ...Апартаменты второго этажа еще не закончены, но кабинет уже готов полностью...
Кабинет она просила сделать в первую очередь. А комнаты... если бы можно было закрыть их и никогда не открывать! «Апартаменты хозяйки» – спальня, куда Виктор приходил выполнять «супружеский долг», гостиная, где он убил Нелли...
Все это нужно переделать капитально – чтобы не осталось никаких следов прошлого!
– ...Я для вас пока приготовил гостевые апартаменты на третьем этаже. А ваши, то есть прежние – закончены, но еще не обставлены...
«Прежние» – ее бывшая детская. Именно там она лежала без сна, обдумывая план побега, и боялась, что в последний момент все сорвется...
– ...Лестницы приведены в божеский вид...
На лестнице он ударил ее и убил ее ребенка. Конечно – зачем ему нужен был ребенок от нелюбимой женщины, который к тому же станет ее наследником?!
– ...Дизайнер приедет завтра с образцами занавесок. Все ненужное убрано в коробках на чердак...
«Ненужное» – это то, что остаюсь после Виктора. Он ведь так и не забрал многие свои вещи: одежду, книги. Нужно узнать, где он сейчас живет, и отослать все туда.
Чтобы не осталось никаких следов прошлого... А в душе? Как убрать из нее эти проклятые следы?!
ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ
Что Рене не по себе, Тед заметил сразу, стоило им войти в дом. Она хвалила все, что с гордостью демонстрировал Робер, знакомилась с новыми горничными – оживленная, улыбающаяся и светская – но он видел, что лицо у нее чуть бледнее обычного и на лбу выступила испарина.
Слегка расслабилась она, лишь увидев Эльзу – кухарку, которую знала с детства. Обрадовавшись, на сей раз вполне искренне, представила ее Теду и сказала, что та «умеет приготовить все, что угодно, и печет самые вкусные в мире круассаны!» Услышав комплимент, Эльза – суровая дама лет пятидесяти, от которой этого меньше всего можно было ожидать – прослезилась.
