Текст книги "Наследница"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
– Я вообще, – он усмехнулся, – часто смотрю на женщин. Они мне нравятся. – Поднял уткнувшееся ему в плечо лицо заглянуть в глаза. – Только на кого бы я ни смотрел – это неважно. Ты – единственная, кто имеет для меня значение...
«Единственная, кого я смог полюбить. Единственная, кого я ждал так долго – так бесконечно долго...»
– ...И, кстати, на тебя я тоже смотрю, и довольно часто! – улыбнулся, заставив ее тоже улыбнуться. – Через пару дней я уеду – надолго, недели на две. Но одно дело все-таки успею до отъезда сделать!
Он ждал, что Рене спросит – и она, естественно, спросила:
– Какое?
– Я поучу тебя танцевать – чтобы больше не говорила «не умею»!
– Но я и правда не умею.
– Э-э, милая, месяц назад мне тут кто-то всерьез заявлял, что не умеет заниматься любовью...
В ночной клуб они все-таки пошли – стоило Бруни в девять вечера ворваться в апартаменты с воплем:
– Что?! Ты еще не одета?! – как Рене пожала плечами, виновато взглянула на Теда – и... сдалась.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Требования, выдвинутые Виктором, были непомерны. Мотивировал он свою позицию тем, что все эти годы работал на благо «Солариума» и основной частью своих доходов Рене обязана ему, а так же тем, что виновницей развода является она – ведь именно она внезапно оставила семейный очаг!
Только читая составленный адвокатами Виктора документ, Тед по-настоящему смог представить себе имущественное положение Рене. В число требований входили, например, вилла в Тоскане и шале где-то в кантоне Ури. Кроме того – яхта (про нее Рене сказала: «Пусть забирает – он на одной страховке в трубу вылетит, а мне эта дура тридцатиметровая не нужна»), акции, деньги... – если все просуммировать, то речь шла о восьмизначной сумме...
Именно об этих требованиях и пошла речь на встрече с мэтром Баллу, состоявшейся за день до отъезда Теда. Адвокат объяснил, что это лишь предварительные требования и их можно будет сократить. Насколько? Это зависит от контраргументов, которые он представит. Физическое насилие, психологическое принуждение, внебрачный сын, которого Виктор посмел поселить в доме – да еще вместе с матерью! – все это может стать очень сильным оружием. Но если удастся доказать, что Виктор Торрини нечист на руку – это окончательно подорвет его позиции.
Тед понимал, что именно от него, от того, насколько хорошо он сумеет сделать свою работу, зависит сейчас очень многое...
Поиски в Швейцарии не дали никаких результатов. Ни в одном кантоне в Департаменте земельных наделов не было зарегистрировано недвижимости, принадлежавшей Марии Спинелли или Вито Спинелли (так звали сына Виктора – по документам его отцом числился некий Витторио Спинелли). На имя матери Виктора, Терезы Торрини, тоже ничего не нашлось.
Отчеты аудиторов свидетельствовали, что Виктор был чист, как стеклышко. Можно было, конечно, спорить о его стратегии и разработанной им программе развития «Солариума», но обвинять его в нечестности – едва ли.
Но Тед по-прежнему был уверен, что Торрини предусмотрел себе какой-то «страховой полис» – вопрос только, где и в какой форме. Он надеялся, что в Италии, на родине Виктора, сможет найти нужные доказательства, и поставил своей целью проследить всю его жизнь – от рождения до появления в «Солариуме».
Он переезжал из города в город, находил людей, которые могли узнать то, что ему требовалось – и платил им, не стесняясь в средствах. А потом складывал воедино кусочки головоломки – и шел дальше, шаг за шагом...
Иногда ему очень хотелось позвонить, поговорить о чем-нибудь – просто чтобы услышать голос Рене. Но делать этого было нельзя: если телефон в «Хилтоне» прослушивался, то сам факт звонка из тех мест, где Тед сейчас находился, мог насторожить Виктора. Впрочем, Виктора ли? Он уже не был уверен, что человека, бывшего мужем Рене, зовут именно так...
Прошла неделя... вторая... Как она там? Ответ на этот вопрос пришел неожиданно. Имя «Перро», произнесенное быстро и с непривычным акцентом, заставило Теда вздрогнуть и обернуться к телевизору – чтобы увидеть, как на экране мелькнула набережная Сены и знакомый лимузин, помятый и скособочившийся. В следующую секунду картинка сменилась спортивными новостями, а он стал лихорадочно набирать номер бистро.
Тетя, услышав его голос, возбужденно заорала в трубку – ей хотелось знать из первых рук подробности происшествия. Узнав, что Тед сам ничего не знает, она пересказала то, что видела по телевизору: лимузин Рене врезался в парапет и чуть не упал в Сену. Саму Рене тоже показывали – бледная, но на ногах стоит и выглядит нормально, с собачкой на руках. Один из охранников вывихнул руку. Полиция ведет следствие. Вот и все.
Он попросил тетю выйти на улицу и из автомата позвонить Рене – никаких имен не называть, узнать, как она себя чувствует и передать привет. После этого (обозвав себя параноиком) решил все же не рисковать – вышел из отеля, доехал до аэропорта и оттуда начал обзванивать всех, кого можно.
Прежде всего – свой автоответчик. Ежедневный доклад оперативников «Сириуса» гласил, что Виктэр в Цюрихе и почти не выходит из дома – ну, этого следовало ожидать, у него и должно быть надежнейшее алиби.
Следующий звонок – Жувену. Тед попросил его узнать более подробно – как продвигается следствие?
Мэтру Баллу – домой. Тот сам только недавно услышал о происшествии, но уже успел перезвонить Рене и убедился, что она отделалась парой ушибов. Заодно адвокат сообщил, что через пять дней у него в конторе намечена «встреча сторон» – приедет Виктор со своими адвокатами и придет Рене. Цель встречи – все то же согласование претензий по разделу имущества.
Успеть... только бы успеть! Тед уже знал – почти наверняка знал, что скрывается за столь привлекательным фасадом Виктора Торрини – но доказательств у него до сих пор не было.
И последний звонок – тете Аннет. Тетя говорила конспиративным шепотом, явно чувствуя себя, с одной стороны, приобщившейся к опасной профессии частного детектива, а с другой, как истинная француженка – посланцем Купидона. С Рене все в порядке, она ее сразу узнала и очень обрадовалась. Просила передать, чтобы он не беспокоился: она только немножко ушиблась – и что скучает.
Следующий день принес новую информацию. В утренней парижской газете было опубликовано короткое интервью с Рене, данное ею через несколько часов после аварии.
Она сказала, что предпочитает считать аварию просто несчастным случаем, так как не представляет, кому может быть выгодна ее смерть. На вопрос, не думает ли она, что Виктор Торрини имеет какое-то отношение к происшествию, Рене ответила, что если она умрет, не договорившись с ним о разделе имущества, то ему придется судиться со всеми ее наследниками. Руководить «Солариумом», да и вообще работать там Виктор не будет ни при каких обстоятельствах, это специально оговорено в ее завещании.
Умно... Ее родственники действительно могли вернуть Виктора на прежний пост. Может быть, на это он и рассчитывал?
Жувен рассказал, что, по мнению полиции, это несчастный случай – одна из деталей рулевого управления сломалась из-за внутреннего дефекта.
Все ясно, полиция хочет побыстрее закрыть дело – тем более что никто серьезно не пострадал.
Теду хотелось бросить все и рвануть к ней – увидеть, потрогать, убедиться, что с ней все в порядке, и сделать серьезное внушение: чтобы сидела в «Хилтоне» и не высовывалась! Несчастный случай? Нет, он в это не верил! Вопрос только в одном – какова цель покушения? Деньги, руководство фирмой?
Больше всего Тед боялся, что причиной является проводимое им расследование, что Виктор узнал о нем и любой ценой пытается предотвратить разоблачение...
Чтобы сидела в «Хилтоне» и не высовывалась... Как бы не так! Через два дня в разделе «деловой мир» одной из швейцарских газет красовалась фотография Рене, пожимающей руку Ренфро, и броский заголовок: «Революция в «Солариуме».
В статье сообщалось, что впервые за двести лет руководить «Солариумом» будет человек, не связанный семейными узами с семейством Перро. Об этом сообщила Рене Перро – нынешняя владелица «Солариума». Несмотря на то, что она оставляет за собой пост президента фирмы, практическое руководство на данном этапе будет осуществлять Макс Ренфро, получивший должность главного исполнительного директора. Мадемуазель Перро специально прибыла на один день в Цюрих, чтобы лично объявить об этом на Рождественском балу для работников фирмы и поздравить господина Ренфро.
Ну что ей дома не сидится?! Рождественский бал ей, видите ли, подавай! Черт возьми, за всеми этими делами он и забыл, что через две недели Рождество...
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Она знала, что Тед не позвонит, но все равно, едва заслышав звонок, бросалась к телефону. Он сказал – примерно две недели... Примерно – значит, может, и меньше?
Когда разбился лимузин, Рене даже не успела испугаться: толчок, грохот – и все уже замерло, и она стала нашаривать ручку, чтобы вылезти и посмотреть, что случилось. Испугались другие – больше всех Робер, который налетел на нее и стал ощупывать, словно не веря, что она цела и невредима.
Страшно стало потом, когда увидела смятый бок лимузина и еле стоящего на ногах побледневшего Гастона. И еще страшнее – когда она представила, что то же самое может произойти с Тедом... Она ведь даже знать об этом не будет!
Потом позвонила тетя Аннет, и сразу стало полегче. Он беспокоится, он скучает – значит, все в порядке. Значит, скоро он уже приедет – надо только подождать!
На вечере в Цюрихе Ренфро между делом сообщил: «Да, недавно здесь был тот молодой человек, которому вы просили оказывать содействие. Беседовал с несколькими нашими сотрудниками, в том числе и с Лере...» Он и не заметил, что Рене лишь усилием воли не дала улыбке расплыться по лицу – по крайней мере, она надеялась, что не заметил...
На встрече у мэтра Баллу должен был присутствовать Виктор. Видеть его Рене было не слишком приятно, хотя она понимала, что, если он выкинет что-нибудь в присутствии адвокатов, это может пойти на пользу. Во время того короткого визита в «Хилтон» он сорвался и стал угрожать ей – то есть сделал то, чего раньше никогда не позволял себе в присутствии посторонних.
Точно так же, если не хуже, Виктор сорвался, когда ему вручили приказ об увольнении. Рене, конечно, понимала, что злорадствовать грешно – и все-таки ей было очень приятно представлять себе это зрелище...
Один из адвокатов, вручавших документы, сказал мэтру Баллу, что Виктор вел себя весьма (как он деликатно выразился) «нецивилизованно» – орал, бич кулаком по столу, угрожал вызвать охрану и выкинуть их всех за ворота... Немудрено, что в Париж он приехал уже взбешенный!
Встреча была назначена на двенадцать. Мэтр попросил Рене явиться к половине двенадцатого – чтобы, как он выразился, «проинструктировать» ее перед ответственным мероприятием – но она, как назло, опоздала на пятнадцать минут. И именно в тот день, когда этого нельзя было делать!
Конечно, пробка – вещь непредсказуемая, но когда она добралась до конторы и увидела, что мэтр выглядит каким-то обеспокоенным, то почувствовала себя виноватой и начала неловко оправдываться... Он отмахнулся.
– Садитесь, времени нет. – На несколько секунд закрыл глаза – как всегда, когда собирался сказать что-то важное. – Мадемуазель Перро, ваша основная задача – держать себя в руках и поменьше говорить. Говорить буду я, это моя работа. Если вы услышите или увидите нечто... неприятное, равно как и приятное для себя – постарайтесь удержаться от проявления эмоций.
Он словно предупреждал ее непонятно о чем – и в то же время боялся сказать лишнее. В чем дело? И первая мысль, первый вопрос:
– Что-то случилось с Тедом?
– Нет-нет, насколько я знаю, господин Мелье находится в добром здравии и скоро будет в Париже, – успокоил ее адвокат. – Он вчера звонил и передавал вам привет. Нет, речь идет о предстоящей встрече. Там могут быть всякие... неожиданные повороты.
Значит, с Тедом все в порядке. О чем же тогда ищет речь? Спросить? Так ведь все равно не ответит! Если бы хотел – сам сказал бы...
– Я бы хотела, чтобы мои охранники присутствовали... – нерешительно начала Рене.
Адвокат возражать не стал, ей показалось даже, что он был доволен, словно это отвечало каким-то его интересам. Вызвал телохранителей из коридора, попросил их расставить по определенной схеме стулья и кресла – словно выстраивал декорацию перед спектаклем – пересадил Рене в другое кресло, кивнул – и тут, словно по его сигналу, зазвонил телефон.
Разговор был коротким. Опустив трубку, мэтр возвестил:
– Ну вот, наши гости уже прибыли.
Виктор вошел первым, оба адвоката – следом. Сразу было видно, кто в этой группе главный. Рене мысленно посочувствовала людям, вынужденным – пусть даже за неплохие деньги – терпеть его авторитарные выходки.
Ей Виктор холодно кивнул и больше в ее сторону не смотрел. Зато он жутко обозлился при виде телохранителей – никто посторонний не заметил бы чуть прищуренных глаз и сжатых челюстей, но для Рене эти симптомы были очевидны: в ее прежней жизни за ними часто следовала оплеуха.
После того как новоприбывшие уселись, первым заговорил Виктор:
– Этим людям, – пренебрежительно мотнул он головой в сторону охранников, – обязательно здесь находиться?
Тон его был резок – достаточно резок, чтобы мэтр Баллу посмотрел на него с легким, но вполне заметным, а возможно, даже показным недоумением. Для Рене в подобном тоне не было ничего необычного – с большинством людей, особенно нижестоящих, Виктор разговаривал именно так.
Мэтр, напротив, был сама любезность. Даже дружелюбно улыбнулся перед тем, как ответить:
– Если моя клиентка чувствует себя в их присутствии более комфортно, у меня нет оснований возражать против их присутствия.
Тут вступил один из адвокатов:
– Господин Торрини хочет сказать, что их присутствие оскорбляет его, так как подразумевает, что он представляет опасность для своей жены.
Слово «присутствие» было произнесено уже трижды – и от этого стало казаться каким-то вязким и противным, словно прокисшее варенье...
Мэтр неторопливо протер очки и сообщил:
– У меня есть фотографии, запечатлевшие несколько моментов визита господина Торрини к мадемуазель Перро – это произошло меньше месяца назад. Тут хорошо видно, что именно присутствие охранников уберегло вашего клиента от некоторых... необдуманных действий.
Обращался он не к Виктору, а к его адвокатам, им же протянул несколько фотографий. Рене не было нужды смотреть, чтобы узнать, что там изображено. Виктор, замахивающийся на нее кулаком – и телохранители, хватающие его за плечи. Он же – нависший над столом и орущий на нее... Он же, со злобным перекошенным лицом тянущий к ней руку...
Виктор мельком взглянул на снимки и высокомерно заявил:
– Ну и что? Я ее пальцем не тронул!
– Каким образом сделаны эти фотографии? – влез адвокат. – Наш клиент не был предупрежден о наличии в комнате фотокамер и прочих записывающих устройств!
– Мадемуазель Перро не обязана была ставить его об этом в известность. Это ее жилище, и она имеет право делать в нем все, что хочет. Если бы он спросил о наличии подобного устройства... впрочем, не будем углубляться в юридические тонкости, которые вам, несомненно, хорошо известны.
Судя по кислым физиономиям адвокатов, тонкости им были действительно известны.
У Рене создалось впечатление, что мэтр нарочно тянет время – говорил он чуть медленнее обычного, часто протирал очки, делал в разговоре неожиданные паузы – и иногда поглядывал на нее, словно пытаясь предостеречь. Но от чего?!
– Ну и что? – повторил Виктор. – Я не собирался ей ничего делать! Она меня оскорбила... спровоцировала!
Рене показалось, что адвокаты Виктора были недовольны его выступлением, давшим мэтру Баллу возможность спросить любезным тоном:
– В чем же выражалась эта провокация? Что именно показалось вам оскорбительным?
– Не помню. Я предпочитаю не запоминать всякие глупости!
– Что ж, возможно, вам легче будет вспомнить, прослушав запись этого разговора? – на этот раз мэтр достал из стола магнитофонную кассету.
– Не стоит, – быстро сказал второй адвокат Виктора, до сих пор молчавший, – зачем зря тратить время! Если вы захотите представить эту запись в суд, мы будем категорически против!
– Разговор длился всего минут десять, и я считаю, что нам всем будет нелишним ознакомиться с ним – чтобы лучше понять позиции сторон, – возразил метр. – Со своей стороны могу вас заверить, что я ни при каких обстоятельствах не собираюсь представлять эту запись в суд.
Адвокаты несколько секунд пошушукались, спросили что-то у Виктора – он сердито мотнул головой и отмахнулся – и, наконец, согласились.
Зазвучали голоса... Рене слышала этот разговор уже много раз, поэтому ей было интереснее просто наблюдать за окружающими.
Мэтр Баллу слушал вполуха, думая о чем-то другом.
Виктор сначала пришел в ярость, но потом сумел взять себя в руки. Его волнение выдавали лишь пальцы, барабанившие по подлокотнику. Иногда он ловил себя на этом, останавливался – и через несколько секунд начинал снова.
Адвокаты явно были озабочены – очевидно, они не предполагали, что Виктор при встрече с ней вел себя таким образом, и сейчас не знали, как сгладить ситуацию.
Прозвучали последние слова «Ладно, все!», раздалось легкое шипение пустой ленты – мэтр потянулся и выключил магнитофон.
– Мы не готовы сейчас обсуждать этот разговор, – заявил первый адвокат. (Их имена Рене знала: Кох и Харсвайер, но который из них Кох, а который Харсвайер, так и не поняла, поэтому мысленно называла их «первый» и «второй»). – И мы, кажется, не для этого сегодня собрались. Тем более что у нашего клиента нет намерений пытаться восстановить семейные отношения.
– Вы совершенно правы, – охотно согласился мэтр Баллу. – Но господин Торрини высказал недовольство присутствием в помещении охранников, и мы до сих пор не решили эту проблему.
Виктор снова нетерпеливо отмахнулся – выдрессированные адвокаты прекрасно поняли этот жест.
– Господин Торрини снял свои возражения, так что можно переходить к основной части – то есть к обсуждению его имущественных претензий.
– Да, мне кажется, так будет лучше. Простите, я забыл спросить – возможно, кто-то хочет кофе или что-нибудь прохладительное?
Интересно... никогда раньше мэтр во время деловых встреч не предлагал кофе. Рене еще больше укрепилась в мысли, что он чего-то ждет и тянет время.
От кофе все присутствующие отказались, но мэтр заявил:
– Тогда, с вашего позволения, я один выпью. Возраст, знаете ли... в горле першит иногда.
На него это было абсолютно непохоже...
Рене, из солидарности, тоже попросила попить.
Вызвав секретаршу, мэтр Балту потребовал чашку кофе и стакан сока. Рене сидела напротив двери и была уверена, что произошел незаметный обмен взглядами: мэтр спросил о чем-то – и секретарша чуть заметно качнула головой.
– Ну что ж, – отпустив секретаршу, начал он, – требования вашего клиента изложены достаточно четко и подробно. Позволю себе остановиться на некоторых из них, представляющихся нам наиболее спорными... – опустив голову, стал перебирать бумаги, словно отыскивая нужный листок.
Вошла секретарша со стаканом сока. Рене показалось, что она слегка кивнула мэтру.
– Это для мадемуазель Перро, – повел тот рукой и обратился к Виктору: – Господин Торрини, у меня есть к вам один вопрос... возможно в документах чего-то не хватает...
– В чем дело? – резко спросил Виктор. Похоже, эта тягомотина начала действовать ему на нервы.
– Я хотел бы знать, когда вы развелись, – выпрямившись в кресле, отчетливо выговорил мэтр, предостерегающе взглянул на Рене – и снова устремил на Виктора немигающий пристальный взор.
И тут она увидела, как дверь приоткрылась и в комнату неслышно скользнул Тед! Ей показалось, что сердце ее на мгновение остановилась – теперь она поняла смысл предостережений мэтра Баллу.
Даже не взглянув на нее, он подошел к мэтру и положил перед ним папку.
– Благодарю вас, – мэтр легким жестом отпустил его.
Тед вернулся к двери, остававшейся приоткрытой, но из кабинета не вышел.
– Итак... на чем же мы остановились? – снова повернулся мэтр Баллу к Виктору. – Ах да, я спросил вас относительно развода!
– Но наш клиент не возражает против развода! – встрял «первый» адвокат. – Я не совсем понимаю...
Мэтр снова заговорил, проигнорировав его и обращаясь непосредственно к Виктору:
– Объявление о вашей помолвке с мадемуазель Перро появилось в газетах... если я не ошибаюсь, в начале марта семьдесят шестого года. А в брак с ней вы вступили пятого апреля тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Поправьте меня, если это не так.
– Все верно, – опять вмешался адвокат, – но я по-прежнему не понимаю смысла ваших вопросов!
Виктор сидел молча и неподвижно – лишь лицо его медленно багровело.
– У меня в руках документ, подтверждающий, что в декабре семьдесят шестого года, то есть в тот период, когда вы, на правах жениха мадемуазель Перро, проживали в ее доме и управляли ее имуществом, вы обвенчались с некой Марией Кальяри...
В этот момент в комнату вошел еще один человек и остановился у двери рядом с Тедом.
Смысл только что произнесенных слов постепенно доходил до Рене – точнее, уже дошел, но все еще не принимался сознанием. Перед глазами все поплыло; сквозь этот туман, сквозь неистовый звон в ушах и холод, как иголками кольнувший лицо, она увидела, как Виктор привстал, обернулся к двери, словно собираясь уйти, наткнулся глазами на пришедшего и застыл в нелепой полусогнутой позе... Стоявший у двери человек сказал, словно не веря своим глазам:
– Вито?!
И внезапно в голове у Рене полыхнула вспышка яркого, ослепительно белого света. В одно короткое мгновение она высветила, сделала кристально ясным то, что отказывалось принимать тщетно боровшееся сознание – и отхлынула, сжигая все на своем пути и оставив лишь одно: сжавшееся, корчащееся от стыда и боли существо, не помнящее ничего, кроме одного: нужно бежать, спасаться!
Она сорвалась с места, бросилась к двери – ударилась об нее несколько раз всем телом, как птица, случайно залетевшая в комнату, и начала медленно сползать вниз. Ее подхватили сзади, и она затрепыхалась, пытаясь вырваться, уйти. Вокруг были какие-то люди – она не хотела, чтобы они были, чтобы они сейчас смотрели на нее.
Потом стало лучше – тише и меньше людей. Услышала:
– Не тронь ее, у нее шок!
Ей понравилось, как это звучит, и она тихонько повторила несколько раз:
– Шо-ок! Шо-о-ок! – но в голове все не утихало: «он был женат...», и хотя она даже не понимала, что эти слова значат, от них становилось не по себе.
Появился еще один человек – почему-то Рене знала, что от него не надо ждать плохого, и решила пожаловаться:
– Вы знаете, оказывается, он был женат... Значит, с самого начала все было неправильно, все было зря!
И другому человеку, постарше, вошедшему следом, она повторила то же самое...
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Очнулась Рене не скоро. Открыв глаза, увидела перед носом знакомую обивку в клеточку и подумала: «Я дома... у Теда...» Стоило моргнуть, как в голове возникало странное чувство полета, хотелось поддаться ему и улететь туда, где тепло и темно, где можно еще немножко поспать – хотя бы минуточку...
Но пить хотелось тоже, очень сильно – во рту было сухо и противно. Она попыталась повернуться, но замерла, судорожно вцепившись в подушку – ей вдруг показалось, что все вокруг качается и диван сейчас перевернется.
Откуда-то доносились негромкие голоса. Рене не пыталась вспомнить, что случилось и почему она здесь – и не удивилась, когда в комнате появился Тед. И не обрадовалась... словно в ней не осталось чего-то, что могло удивляться или радоваться.
– Привет! Ну, как ты тут? – спросил он, присаживаясь на корточки.
– Укачало...
– Пить хочешь?
– Да.
Пока его не было, Рене попыталась сесть – в голове опять закружилось, но она все-таки села, ухватившись обеими руками за диван.
Тед появился со стаканом в руке, спросил:
– Удержишь? – не дожидаясь ответа, сел рядом, обхватил ее за плечи и поднес стакан к губам.
Рене вдохнула знакомый запах медового вина, сделала глоток, другой – отпив полстакана, отстранилась и сказала:
– Спасибо...
– Хочешь умыться?
– Да, наверное.
Кожа казалась сухой и стянутой – и потому очень чувствительной. «Как после ожога», – подумала Рене и вспомнила ослепительно-белую вспышку, полыхнувшую внутри.
Обхватив за плечи, Тед приподнял ее и повел в направлении ванной. Зажмурившись, Рене перебирала ногами и боялась упасть – ей казалось, что пол выгибается и кренится.
Открыла глаза она уже в ванной. Вцепившись в край раковины, терпеливо ждала, пока Тед сначала мокрой рукой, а потом полотенцем возил ей по лицу.
– Нужно? – кивнул он в сторону унитаза. Сквозь плававший в голове туман пробился вопрос: «Он что, собирается помогать и в этом?
– Нет-нет... Я сама...
Когда Тед вышел, она включила воду и еще раз умылась, даже сунула лицо под кран. Вода показалась ей сладкой и вкусной – Рене попила и уставилась на саму себя, глядящую навстречу из зеркала...
Когда минут через пять она вышла из ванной, то помнила уже все... почти все. Тед снова спросил:
– Ты как?
Вздохнув, Рене кивнула:
– Нормально. Только голова кружится.
– Скоро пройдет. Тебе успокоительное вкололи.
– Он... Виктор с самого начала был женат? – она уже знала, но хотелось, чтобы Тед сказал это вслух.
– Да, – не сразу ответил он.
– А кто там? – махнула она рукой в сторону кухни.
– Робер. Хочешь еще попить?
– Да. – Только что она пила вино, потом воду в ванной, и все равно во рту было сухо.
Увидев под ногами Тэвиша, хотела взять его на руки, нагнулась и чуть не врезалась лбом в угол.
– Тише, тише, – Тед еле успел подхватить ее. – Это все успокоительное, скоро пройдет.
Повел на кухню, придерживая за плечи.
– Я что... как-нибудь не так вела себя?
– Нет, ничего страшного.
Они вошли на кухню, и Робер привстал, встревоженно глядя на нее. Рене кивнула, попыталась улыбнуться – даже похлопала его, проходя, по плечу и села в углу, прислонившись к холодильнику. Тед присел рядом, продолжая говорить:
– Ты просто не в себе была. Никого не узнавала, даже ко мне на «вы» обратилась и все повторяла: «Вы знаете, он был женат...» Мэтр Баллу перепугался, врача вызвал. Тот приехал, вколол тебе что-то и хотел в клинику забрать... я не дал.
– В клинику? – повторила она и неожиданно для самой себя громко судорожно рассмеялась. Из глаз выступили слезы, и сквозь смех вырвалось: – В клинику для нервнобольных... Кажется, он все-таки ухитрился упрятать меня туда!
– Тише, тише... на! – Тед быстро смочил полотенце и сунул ей. Зарывшись горящим лицом в холодное и мокрое, Рене услышала: – Ни в какую клинику ты не поедешь.
– Спасибо. Извини, – кивнула она, возвращая полотенце.
– Ничего. Есть хочешь?
– Да... не знаю... – Ее все еще слегка мутило – но, может, от еды пройдет? – Что-нибудь легкое.
– Супа хочешь? С курицей и горошком?
Рене закрыла глаза и прислушалась к собственным ощущениям – при мысли о супе тошноты не возникало.
– Наверное...
– Сейчас... вот! – Тед поставит перед ней тарелку. Кроме горошка и мяса, там плавало еще что-то непонятное, но все вместе оказалось неожиданно вкусно, да и неприятное ощущение в желудке поутихло.
Увидев, с какой скоростью опустела тарелка, Тед вопросительно кивнул на нее.
– Еще?
– Да, еще немножко. Вкусно...
– Это Робер сварил, – сказал он, снова поставив перед ней полную тарелку.
Переведя взгляд на Робера, Рене постаралась улыбнуться.
– А я не знала, что ты так хорошо готовишь.
– Да я что... я самое простое только, – тот явно смутился. – Я пока здесь, рядом буду – так могу еще что-нибудь...
– Я за апартаменты рассчитался, вещи все сюда перевез и охранников отпустил, – объяснил Тед. – Лимузин тоже вернул. А Робер в «Ибис» переехал, на соседнюю улицу.
– Ну да... я, чтобы если что надо, – неловко подтвердит Робер, – и с собакой... – кажется, он боялся, что раз лимузина больше нет, она отошлет его обратно в Цюрих.
– А что... – Рене хотела спросить, сама не зная о чем – и вдруг вспомнила: – А кто был этот человек?
Тед ответил, не обращая внимания на предостерегающие, почти панические взгляды Робера:
– Священник, который обвенчал его с Марией.
Ей не было ни больно, ни даже противно – казалось, эмоции похоронены под толстым вязким покровом и на поверхность пробиваются лишь жалкие остатки. Даже спрашивала она, скорее, из вежливости – в сущности, ей было почти безразлично, что он ответит.
– А что теперь будет?
– Мэтр уверен, что уже завтра эта история просочится в газеты, и просил тебя... не высовываться. Он потому и хочет, чтобы ты побыла в клинике – туда можно не пускать репортеров.
– Нет-нет... – это оказалось единственным, что заставило ее вздрогнуть.
– Я так и подумал. Мэтр хочет составить заявление для прессы – лучше сказать более-менее правду, чем порождать слухи. Ты можешь сейчас с ним поговорить?
– Да, – Рене пожала плечами – почему нет? – Как он себя вел?
Тед сразу понял, про кого она спросила.
– Достойно. Я бы хотел сказать что-то другое, но это выглядело именно так. Не выкручивался, признал свою вину – адвокаты попытались что-то возражать, он их тут же заткнул. Мне даже показалось, что он испытывал нечто вроде облегчения.
– Да.
Это слово упало, как камень в воду, и наступила тишина. Ей внезапно не захотелось больше слушать ни о Викторе, ни о том, как он себя вел – снова стало тошно и противно.
Пять лет – даже больше! – выкинуто из жизни, и теперь оказывается, что все это с самого начала было обманом, что ее просто использовали. Просто использовали...
– Ну, пойдем звонить? – спросил Тед.
Рене встала и вышла из кухни. Проходя мимо Робера, кивнула и повторила:
– Суп был очень вкусный...
Мэтр Баллу, услышав ее голос, обрадовался.
– Мадемуазель Перро? Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, уже лучше.
– Господин Мелье... посвятил вас в суть происшедшего? – этот вопрос был задан осторожно, даже нерешительно.
– Да. Виктор арестован?
– Нет. Разбираться с ним предстоит властям Швейцарии – преступление было совершено именно там.
Преступление... Он нашел подходящее слово, с самого начала ее брак был преступлением. С самого начала – даже если бы Виктор не оказался женат! Только что именно было преступлением – то, что Виктор сделал с ней, или то, что сделала она сама, позволив ему это?
– Мадемуазель Перро, вы меня слышите?
– Да...
– Представитель швейцарской полиции хочет задать вам несколько вопросов. Я договорился, что если ваше здоровье позволит, мы сделаем это завтра, в моей конторе.
– Хорошо.
– В двенадцать вас устроит? Я к тому времени успею набросать черновик заявления для прессы.
