Текст книги "Наследница"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
– Спасибо... – улыбнулся, – с акулой, говоришь?
Она закивала, устраиваясь поудобнее.
– А ты уже все успел так быстро сделать?
– Я все там наладил – а теперь у меня пара свободных дней выдалась, вот и приехал. Мне к вечеру пятницы обещали кое-какие данные достать, тогда я смогу двигаться дальше.
– И снова уедешь?
Тед вздохнул и кивнул.
– Да, в субботу утром. – Хотя был уверен в ответе, но все же слегка поморщился перед тем, как сказать: – Мне деньги понадобятся. Я вынужден сейчас идти сразу по многим направлениям и платить за информацию. И еще я организовал наблюдение за Виктором и всей его семьей.
Он не сказал главного: неясные подозрения, основанные скорее на интуиции, чем на фактах, заставили его вести расследование значительно шире, чем просил мэтр Баллу. И получаемые данные ничего не проясняли – лишь рождали новые подозрения...
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Вопрос с деньгами Рене решила просто – на следующий день с утра они поехали в банк, там Теду принесли на подпись какие-то бланки – и через десять минут он, на правах доверенного лица, получил доступ к ее текущему счету.
Робер поселился в небольшой гостинице в нескольких минутах ходьбы от «Хилтона», но там фактически только ночевал. С утра он приходил в апартаменты и до позднего вечера, что называется, «был под рукой». Сидел в холле, трепался с охранниками, рассказывая им про страны, в которых побывал, и про то, как сразу после войны – недолго, всего две недели – возил самого Генерала1 —и с шиком водил лимузин;ухитряясь выпутаться из любой пробки.
Теду было спокойнее уезжать, зная, что с Рене останется кто-то, кому можно доверять.
В пятницу погода наладилась, поэтому с обеда они с Рене отправились развлекаться. Сначала съездили в музей Гревин, где с удовольствием посмотрели представление фокусника, потом поднялись наконец на давно обещанную ей Эйфелеву башню – и напоследок решили для разнообразия поужинать не у себя в номере, а в ресторане.
Рене развеселилась и заявила, что хочет ужин «по-русски», то есть блины с икрой – и непременно с водкой! Как выяснилось, водку она пила первый раз в жизни – а посему, проглотив с размаха целую стопку (она видела, как это делают в фильмах!), застыла в оцепенении.
На глазах у нее выступили слезы, и Тед, который предпочел вино, быстро сунул ей свой бокал – запить.
Именно в этот момент на плечи Рене неожиданно легли две руки, и ленивый голос процедил на чистом английском:
– Водку – вином? Круто... весьма круто, милочка!
Тед резко вскинул голову и напрягся. Виктор? Нет, не он... Незваный пришелец нагнулся, поцеловал мотнувшую головой Рене в висок и уселся за их столик. Смерил Теда внимательным взглядом и лишь после этого заговорил – все так же лениво:
– Ну что – ты еще не передумала?
Рене, продышавшись, огрызнулась, тоже по-английски:
– Сам выходи за него замуж, если он тебе так нравится!
– Да-а, ты стала изрядной стервой, кузиночка... Впрочем, тебеэто идет.
Тед расслабился – враждебных действий явно не ожидаюсь, да и Рене держалась спокойно.
«Типичный англичанин» – это былопервое, что он подумал, увидев пришельца. Наверное, женщина, особенно перевалившая порог сорокалетия, сказала бы еще: «очаровательный юноша». Молодой голубоглазый блондин с классически-правильными чертами лица, в элегантном костюме и галстуке с
1 Генераломмногие французы старшего поколения называли Шарля де Голля.
полосками. Безупречная, волосок к волоску, прическа, чуть вытянутый подбородок и манера лениво и небрежно, растягивая гласные, цедить слова.
Все это было слишком очевидно – и именно потому заставило Теда присмотреться повнимательнее. На самом, деле этот человек был не так уж и молод, но лишь .легкие морщинки возле глаз давали понять, что лет ему никак не меньше тридцати. Левое ухо проколото... Интересно...
Не менее интересен был развивавшийся диалог:
– Твой Цербер мне не хотел говорить, где ты, и смотрел, как на блоху – точь-в-точь Мадам. Пришлось пригрозить, что я сяду в холле и буду ждать... – с этими словами голубогл азыйангличанин прямо рукой взял с тарелки Рене блин и стал меланхолично жевать. – М-м, вкусно!
– Кончай эпатировать публику!
– Почему? Меня это забавляет!
На губах Рене на миг появилась непроизвольная улыбка. Закрепляя успех, пришелец щелкнул пальцами и приказал мгновенно появившемуся официанту:
– То же самое... две порции. И бутылку «Мюэт», – после чего обернулся к Рене и вопросительно протянул, кивнув па Теда. – Мне нужно о чем-то догадаться – или все-таки представишь?
Рене вздохнула.
– Тед, позволь представить тебе достопочтенного Алекзандера Найджела Каррингтона, моего троюродного брата. Алек, это Тед Мелье.
– Алек, – отрекомендовался троюродный брат, протягивая руку. Пожатие оказалось неожиданно крепким. – Черная овца в благородном семействе. Впрочем, даже в Императорском театре липицианов в Вене все липицианы такие беленькие-беленькие – и один черненький, наверное, для красоты – вроде меня, – за сим последовал небрежный жест, напоминающий обмахивание веером.
Тед с трудом вспомнил, что липицианы – это такая порода лошадей.
– Тебя опять Виктор прислал? – сердито спросила Рене.
Словно не слыша ее, Алек продолжал беседовать с Тедом:
– На самом деле я ей не троюродный брат, а троюродный дядя. Но милая кузиночка предпочитает называть меня «братом» – это дает ей возможность разговаривать со мной без должного уважения, полагающегося по отношению к старшему в семье. Впрочем, я и забыл... – легкий поклон в сторону Рене, – старшая в семье у нас теперь ты! Итак, отвечаю на твой вопрос. Нет, меня никто не посылал, я пришел сам – просто попрощаться и пообщаться. А с Виктора я получил обещанное – две тысячи, кстати, уже успел истратить – и больше с ним дела иметь не собираюсь. – Снова кивок в сторону Теда – и неожиданно внимательный и умный взгляд, противоречащий ленивым и небрежным словам: – Тед Мелье – и все? Или я снова должен о чем-то догадаться?
– Можешь догадываться, – Рене улыбнулась – уверенно, даже немного свысока.
Ответом ей была приподнятая бровь и еще один оценивающий взгляд в сторону Теда.
«Конечно, это ее родственник, хоть и несколько странноватый – но она здорово рискует, – подумал Тед. – Если этот человек как-то связан с Виктором...»
– Не беспокойся, Виктору я не скажу, – словно отвечая на его мысли, заметил Алек.
– С чего это ты стал таким бескорыстным? – съязвила Рене – судя по всему, отношения у нее с троюродным братом были не слишком гладкие.
– Нет, кузиночка, я просто прагматик. Если ты уперлась рогом разводиться, то он конченый человек, и делать на него ставку просто глупо. А кормушка теперь у тебя в лапках, так что с тобой надо дружить, дружи-ить. Ведь если ты узнаешь, что я тебя Виктору заложил – то не простишь... ты же у нас прощать не умеешь?! Да и что это мне даст? Еще жалкую пару тысчонок?..
Все это говорилось легким светским тоном, одновременно с поглощением принесенных официантом блинов. И – неожиданно жесткий вопрос:
– Думаешь – вытянешь фирму?
И такой же жесткий ответ:
– Постараюсь. Не бойся, не сама.
– А кто?
– Узнаешь. – Рене усмехнулась: – Представь себе, что Виктор попал в авиакатастрофу – ведь фирма бы никуда не делась!
– Ты знаешь, я бы ничуть не огорчился. Этот выскочка мне никогда не нравился.
– Ну что ты – такой красавец!
– Не в моем вкусе, – снова элегантный жест.
И Тед окончательно врубился. Ничего странноватого в этом родственнике нет, кроме нестандартной сексуальной ориентации, которую он особо не скрывает. А Рене об этом знает – и подкалывает его при каждом удобном случае... что, кстати, на нее совершенно непохоже. Следующая реплика Алека в этом контексте показалась Теду весьма странной:
– Судя по тому, что ты рассказывала, тебе лучше было выйти замуж за меня, а не за этого хама. Кстати, ты знаешь, что Мадам одно время носилась с подобной идеей? Пока не узнала... собственно, потому и узнала.
Рене сжала челюсти так, что на щеках заиграли желваки, и спросила:
– Зачем ты мне все это говоришь?
– Так... Мне пришлось самому ей сознаться – признания в еще более страшном грехе она бы точно не простила. – После тщательно выдержанной паузы Алек поинтересовался: – Ты даже не спросишь, в каком?
– Зачем ты все это говоришь? – повторила Рене.
– Наверное, потому, что у нас лет десять не было случая столь мило и неформально пообщаться. При твоем экс-супруге общения бы не получилось, а до того ты от меня шарахалась, как от прокаженного.
– Ты меня использовал! – это прозвучало громко, зло и отчаянно.
– Ах, вот оно в чем дело! Что ж – все друг друга используют... если есть возможность. Кстати, если ты не хочешь, как ты только что элегантно выразилась, эпатировать публику, то нам лучше перебраться в твой номер... надеюсь, ты не откажешься заплатить по счету и заказать туда десерт?
Рене взглянула на Теда и слегка кивнула – он махнул официанту.
– Что ты хочешь на десерт? – спросил он у нее, игнорируя нахального родственничка, отношения к которому все еще не определил.
Она молча пожала плечами – за нее отозвался Алек, на сей раз на чистейшем французском:
– Что-нибудь такое... сверху крем, а снизу пропитано ромом.
В номере Алек еще раз удивил Теда. С порога небрежно швырнув в кресло пиджак, он бесцеремонно распахнул дверь спальни, откуда доносилось сопение – и прямо в элегантных брюках и белоснежной рубашке рухнул на ковер, обнимая и тиская неистово ласкающегося к нему песика.
Безупречная прическа тут же растрепалась, на губах заиграла широкая и совершенно не светская улыбка, а голос стал нежным и воркующим, уже без тщательно отработанных аристократических ноток:
– А вот кто мне тут рад! Знаю, знаю, папа пришел... Ну-ка, дай я тебе ушки почешу... – Пес, бешено виляя хвостом, начал облизывать ему лицо – это было встречено хохотом: – Вот так, вот так... давай, маленький!
Тед вспомнил, как этот пес сегодня вылизывал у себя под хвостом, и подумал, что у англичан, наверное, крепкие желудки. Неправильно поняв его взгляд, Алек весело пояснил:
– Он у меня родился. Я и роды принимал, и выкармливал, а потом ей, – кивнул в сторону Рене, которая, кажется, злилась уже меньше – на губах ее даже промелькнуло нечто похожее на улыбку, – подарил. Кстати, кузиночка, у меня месяца через полтора хороший пометец будет – не хочешь? Силихэмы?!
– Хочу... – Рене окончательно оттаяла и заулыбалась во весь рот. – Только ты же видишь, – обвела взглядом гостиную, – я не знаю, когда это закончится.
Тед молча прислушивался к разговору, пытаясь понять, о чем идет речь. Следующая реплика внесла некоторую ясность:
– Я тебе оставлю. Парня или девчонку?
– Девочку... к мальчику он ревновать будет, – кивнула Рене на пса.
А-а, ясно, они собак обсуждают!
– Так вот, кузиночка, – все так же с пола, опершись на локоть и прижимая к себе собачонку, сказал Алек, уже без улыбки. – Ты не спросила, но я все-таки скажу: то, что Мадам мне никогда не простила бы – это мое нежелание бросаться под колесницу Джаггернаута, именуемую «Солариумом». У меня есть мои акции, и большего – в обмен на мою жизнь – мне не надо. А она предлагала именно это... – и снова обаятельно улыбнулся, резко повернув разговор в другом направлении: – Ты бы сводила кобеля к ветеринару – почистить моляры от камня. Кстати, ты его до сих пор сама триммингуешь?..
Больше о делах Алек не упоминал, вместо этого трепался на самые разные темы. О какой-то Алисе, которая по выходным готовится к скачкам (только ради бога, тете Жермен не сболтни!). О своих котах (шика-арные звери, настоящие норвежские лесные) – у него их было четыре. О лошадях, о лондонской ночной жизни и о купленной на аукционе лампе в стиле арт-деко. Адресовался он, в основном, к Теду, который сначала считал нужным подавать светские реплики, а потом невольно увлекся – рассказывал парень живо, образно и с большим чувством юмора.
Рене тоже незаметно втянулась в разговор. Впрочем, обаянию англичанина трудно было противостоять – это чувствовал даже Тед, до сих пор помнивший и ее «кусачие» реплики в начале визита, и отчаянный выкрик «Ты меня использовал!»
Визит закончился так же неожиданно, как и начался. Взглянув на часы, Алек вдруг сорвался с места, на ходу сообщив:
– Мне пора – у меня самолет!
Потрепал по ушам песика, пожал руку Теду – и уже чуть ли не от двери обернулся к Рене.
– Ну что, кузиночка – мир?
Она медленно встала и кивнула.
– Мир, – на губах у нее заиграла такая же уверенная улыбка, как и тогда, когда она бросила кузену: «Можешь догадываться!» Тед понял, что в этом разговоре кроется какой-то очень важный смысл. Настолько важный, что Алек вернулся с порога, подошел к ней почти вплотную и сказал:
– Ну и хорошо.
Она снова кивнула – Алек встряхнул ее за плечо и, уже не оборачиваясь, скрылся за дверью.
Не прошло и нескольких секунд, как послышался стук и в комнате появился Робер. Тед не мог понять, показалось ему, или тот действительно посмотрел на Рене с легким неодобрением перед тем, как спросить:
– Мне с собакой погулять?
– Нет, иди спать, – Рене, наконец, сдвинулась с места. – Я сама схожу.
Тэвиш деловито семенил рядом, то становясь невидимым в пересекающих дорожку тенях деревьев, то снова выделяясь черным пятном в свете фонарей. Впрочем, уже не совсем черным – вокруг глаз и на усах выступила седина. Стареет...
– Он тебя расстроил? – неожиданно спросил Тед.
Только теперь Рене поняла, что с самого выхода из гостиницы не сказала ни слова – и он тоже молчит, просто идет рядом. Сунула руку ему в карман – он уютно свернул ее и пристроил греться, обхватив теплыми пальцами.
– Нет... – не сразу ответила она. Ну как ему объяснить, что это все отголоски давней истории, которая сегодня, кажется, наконец закончилась. Вздохнула и сказала, словно прыгнула в холодную воду: – Я была в него очень влюблена. Мне тогда четырнадцать лет было, и я не знала... и никто тогда не знал.
Ей вдруг захотелось рассказать ему – впервые в жизни рассказать кому-то – об этом лете в Дерривале. Алек казался ей тогда сказочным принцем – веселый, красивый и очень взрослый.
– А почему ты сказала, что он тебя использовал?
– Ну, он... всюду водил меня с собой – на танцы, в кино, на пляж. – Рене глубоко вздохнула и объяснила: – Я ему нужна была для прикрытия, чтобы девушки не липли. А я... думала...
Она ожидала, что сейчас снова станет больно и невыносимо, до тошноты стыдно – как было всегда, когда она вспоминала, чем это кончилось. Как Алек, уже весной, приехал к ним в Цюрих, привез ей Снапика и Тэвиша – и в тот же вечер уехал. И только через полгода Рене узнала, почему он уехал и почему бабушка так страшно кричала на него...
Но больно, как раньше, не было – может быть, потому, что ее руку сочувственно помяли и погладили? А может, боль и обида так долго оставались с ней именно потому, что все эти годы Рене порой, стыдясь самой себя, вспоминала то лето в Дерривале, и как они с Алеком танцевали... и как у нее замирало сердце от одного взгляда на него, от звука его голоса...
Ладно, как бы то ни было, эта история уже в прошлом. А настоящее – это человек, который идет сейчас рядом, держа ее за руку, и то чувство близости и доверия, которое он подарил ей. И куда важнее не глупые детские обиды, которые давно пора было забыть – а то, что завтра он снова уедет...
Тед уехал и вернулся через два дня, на этот раз ночью. Она проснулась, когда он, уже полураздетый, стоял над кроватью. Увидев, что Рене открыла глаза, быстро скинул с себя все остальное, слегка подтолкнул ее: «Пусти!» – и нырнул под одеяло – холодный, с отсыревшими волосами и застывшим носом, которым уткнулся ей в шею. Почти простонал:
– Ох... я всю дорогу об этом мечтал! – на ее попытку что-то сказать заявил: – Завтра... все завтра... – заурчал от удовольствия, когда она обняла его, и через минуту уже спал.
С утра, сразу после завтрака, он оккупировал кабинет и занялся работой – печатал на машинке, слушал что-то в наушниках, посылал и принимал факсы. Когда Рене пришла посидеть с ним, заявил:
– А-а, вот и хорошо – я как раз хотел тебя кое о чем спросить!
«Кое-что» затянулось на час – вопросов было много. Все, что она помнит о Викторе: где учился, откуда родом, ходит ли в церковь и как часто, упоминал ли о родственниках или друзьях детства. Под конец Тед спросил:
– Слушай, этот самый... Лере – он тогда, в понедельник, вышел на работу?
– Конечно, – Рене даже удивилась. – Куда он денется?!
– Хорошо, мне его тоже надо будет поспрашивать... А пока позови-ка мне Робера!
Старик также получит свою порцию вопросов – в основном касающихся Марии и мальчика, которого, оказывается, звали Вито. Сплетни прислуги, и что сам Робер видел и запомнил...
И снова он уехал, зачем-то в Англию, и вернулся как раз тогда, когда в гостиной сидел Ренфро, так что даже обрадоваться как следует было нельзя. Рене познакомила их, добавив:
– Возможно, господин Мелье в ближайшее время будет в Цюрихе и попросит вас о чем-то – считайте, что это и моя просьба!
После ухода Ренфро Тед обнял ее и покружил в воздухе.
– Ну вот – хвали! Кое-чего я добился! Мальчик – точно его сын! У меня есть результат генетической экспертизы, это уже доказательство!
Опять сидел в кабинете с сигаретой и машинкой, довольный и сосредоточенный – а вечером рассказал, с каким трудом удалось добыть по паре волосков Виктора и мальчика.
А назавтра – вновь уехал...
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
К концу недели Тед успел сделать все, что было намечено, и решил позвонить и предупредить, что приезжает. К его удивлению, по телефону никто не ответил. Прилетев, снова позвонил из аэропорта – и снова не получил ответа, поэтому в «Хилтон» приехал несколько встревоженный.
Ключ оказался у портье, это значило, что в номере никого нет. Странно...
Правда, никаких следов спешки или тревоги не наблюдалось – тапочки Рене ровненько стояли у кровати, а на тумбочке валялся перевернутый детектив в мягкой обложке. Может, вышла погулять с собакой?
Переодевшись, Тед уселся в гостиной, прихватив с тумбочки книгу. Она оказалась интересной, и прошло довольно много времени, прежде чем он понял, что уже десять. Всерьез забеспокоившись, спустился к портье – но тот только два часа назад пришел на работу и ничего не знал.
Виктор? А куда же делись телохранители? Тед взглянул на услужливо подвернувшуюся обложку детектива: двое мужчин зверского вида волокли куда-то бесчувственную девушку. Да нет, чепуха! Скоро Рене приедет, и объяснение окажется каким-нибудь очень простым...
Шум в коридоре раздался лишь около полуночи, и почти сразу – стук в дверь. Слава богу, это была Рене – довольная, запыхавшаяся, в сопровождении охранников и собачонки на поводке. Одного взгляда на ее улыбку хватило Теду, чтобы понять, что беспокоился он зря.
– Ты где была? Я уж не знал, что и думать! – спросил он и про себя отметил, что это типичный вопрос сварливого мужа, как в анекдоте «вернувшегося из командировки».
– А Бруни приехала, – объяснила она, проходя в гостиную. – Мы ужинать ездили в «Куполъ».
Тед задержался на минуту, чтобы отпустить одного из телохранителей. В его отсутствие они дежурили по ночам по двое, для большей безопасности, когда же он ночевал «дома», в этом не было необходимости.
Захлопнул дверь – Рене тут же прильнула к нему, смеясь, и подставилась для поцелуя. От нее пахло какими-то экзотическими духами и немножко вином. Он поцеловал – и все-таки упрекнул:
– Я не понимал, где ты – думал, с собакой пошла и пропала куда-то!
– Если бы я знала, что ты сегодня приедешь... – она с блаженным вздохом прижалась к нему лбом. Сердиться на нее было невозможно – да, по существу, и не за что. Ну кто виноват, что на обложке ее детектива такая дурацкая картинка?!
Выяснилось, что Бруни приехала договариваться насчет выставки ее работ и фотографироваться для буклета, посвященного этой выставке – и остановилась здесь же, в «Хилтоне». Завтра у нее весь день занят, а сегодня они с утра поехали по магазинам, потом сидели в номере – а потом решили поужинать где-нибудь в городе. Рене разминулась с его звонком из аэропорта на каких-нибудь полчаса!
– Меня отсутствие собаки с толку сбило, – уже смеясь над собственными страхами, сказал Тед. – Вот уж не думал, что ты пса с собой в ресторан потащишь!
– А зачем ему одному в номере сидеть?!
Она ворвалась в номер в одиннадцатом часу, и Теду опять показалось, что при каждом ее движении в комнате поднимается ветер. Великолепная, неповторимая, сногсшибательная баронесса фон Вальрехт – она же Бруни.
За ней неторопливо вошел тот самый белобрысый громила, с которым Тед уже познакомился в ее доме, и, не сказав ни слова, прислонился к стене.
От баронессы ощутимо попахивало вермутом, но на ногах она держалась крепко и была переполнена энергией.
– Хватит киснуть в номере – идем танцевать в «Локомотив»! – со смехом закричала она и повернулась к Теду: – Наконец-то мы сможем по-настоящему познакомиться – Рене мне про тебя все уши прожужжала. – Снова к Рене: – Собирайся, пошли! Небось, весь день из номера не вылезала!
Действительно, полдня Рене работала в кабинете, потом позвонила Ренфро, тот приехал, и они просидели над бумагами еще часа три.
– Ну давай, одевайся – не с Филиппом же мне ехать! – подгоняла Бруни. – От этого зануды за весь вечер слова не добьешься! – снова обернулась к Теду: – А ты можешь ехать и так – там никаких формальностей не надо!
Он и сам знал, что для «Локомотива» вполне подойдут его обычные джинсы в сочетании с зеленым свитером с оленем (который Рене наконец довязала и с утра торжественно вручила ему) – этот самый большой в Париже диско-клуб был знаком Теду с детства.
А что, это неплохо – тряхнуть стариной и показать Рене, где и как он танцевал, когда ему было двадцать лет!
– Ну давай, давай! – баронесса буквально приплясывала от нетерпения.
Рене молча встала, пошла в спальню, но Теду показалось, что вид у нее несколько понурый.
Прошло минут десять, а она все не появлялась. Бруни, не обращая на это внимания, разливалась соловьем, рассказывая про свою будущую выставку, но Тед постепенно начал беспокоиться и в конце концов пошел проверить, в чем дело. Как оказалось, вместо того, чтобы переодеваться, она сидела на кровати, прижимая к себе собачонку и опустив голову.
– Ты чего? Что-то не так? – Он приподнял ей лицо, вгляделся – показалось, что глаза у нее несчастные, как у больной собаки. Рене зажмурилась, помотала головой и вдруг, неожиданно для него, прижалась щекой и губами к его руке. – Ты чего? – повторил он, присев на корточки – Ты себя плохо чувствуешь?
– Нет, что ты, – она слабо улыбнулась, – сейчас я оденусь. Просто... устала немножко. Пройдет.
– Одевай что-нибудь такое, что можно снять – там бывает жарковато, – посоветовал он. – Лучше не свитер, а какую-нибудь блузку с жакетом.
В «Локомотив» они поехали на такси, вчетвером – телохранитель остался в номере. Как сказала Бруни:
– На что он нам?! Пусть сидит, собаку стережет! Мой Филипп один стоит десятка таких, как он!
Филипп был телохранителем Бруни, приставленным к ней отцом. Его присутствие являлось условием получения содержания – весьма солидного – выделяемого папочкой непутевой дочери. Все это со смехом рассказала сама Бруни Филипп, как обычно, молчал, лишь в глубоко посаженных пазах порой вспыхивал иронический огонек.
Как сказал бы мэтр Баллу: «интересно, кто же главный в вашем... дуэте?», – подумал Тед, когда Филипп, обнаружив подходящие места возле стойки, обхватил за плечи свою подопечную и пихнул в ту сторону.
Музыка с непривычки показалась очень громкой и быстрой, ко через несколько секунд Тед уловил знакомый ритм и усмехнулся, вспомнив, что под эту же мелодию танцевал здесь лет пятнадцать назад.
– Пойдем? – Он протянул Рене руку и был удивлен паническим выражением, промелькнувшим на ее лице.
– Я... не умею, – она попыталась улыбнуться.
Тед хотел сказать, что ничего в этом сложного нет, и главное не бояться, остальному он ее научит – но не успел. Бруни, уже нетерпеливо отбивавшая ритм носком сапожка, мгновенно сориентировалась и, схватив его за руку, потащила на площадку.
– Пошли, пошли! Она действительно не умеет – не мучай зря человека. Я еще со школы помню, она всегда на дискотеках в уголке сидела, никак вытащить не удавалось!
Рене прихлебывала коктейль, пыталась найти в танцующей массе зеленый свитер и коричневые волосы и уговаривала себя, что вот-вот, совсем скоро, музыка кончится и они вернутся. Но пестрые вспышки над головой мешали отчетливо различить цвета, а музыка все не прекращалась, незаметно переходя с одной мелодии на другую.
– Ух, давно так хорошо не плясал! – услышала она вдруг сбоку и обернулась.
– Я и не знала, что ты так здорово танцевать умеешь! – Бруни все еще держала его за руку, оба они были раскрасневшиеся и веселые.
– Ну, с такой-то партнершей!
Проходя мимо Рене, Тед мимоходом потрепал ее по затылку и, плюхнувшись на табурет, одним махом заглотил полстакана коктейля. Сказал – весело и, как ей показалось, чуть снисходительно:
– Скучаешь? Ничего, как только заиграют что-нибудь помедленнее, мы с тобой тоже потанцуем!
Ей захотелось что-то сказать, просто чтобы он ответил, но Бруни уже заговорила – весело, быстро, возбужденно, и Тед повернулся к ней, чтобы лучше слышать.
Филипп за все это время не произнес ни слова, только заказал еще по коктейлю. Бруни одним махом выпила свой и дернула Теда за руку.
– Ну, пошли!
Рене смотрела, как он уходит... как они уходят – веселые, легкие, красивые и очень подходящие друг другу. Волосы Бруни развевались золотой гривой, почти касаясь лица Теда, смех ее доносился даже сюда – и в его глазах было восхищение, такое же, как у всех, всегда...
Конечно, это жалко и недостойно – ревновать, и он свободный человек, и Бруни... она и вправду красивее, тут и говорить нечего. Только скорее бы все это кончилось, потому что очень хотелось плакать!
Рене ждала только одного – чтобы действительно заиграли что-нибудь помедленнее, и Тед пришел и повел ее танцевать – чтобы они оказались вдвоем. Тогда можно будет пожаловаться, что ей душно, что у нее болит голова – все равно что, лишь бы уйти отсюда поскорее. Пусть он даже рассердится – все равно!
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем яркие вспышки сменились плавными переливами и невидимый оркестр заиграл какую-то медленную мелодию. Она могла бы танцевать под такую, это она умела – но Теда все не было.
Интимная полутьма, разбиваемая медленными сполохами, кружащиеся парочки – и внезапно Рене увидела его... их! Обнявшись так плотно, что казались одним целым, они словно плыли куда-то под музыку; лица их почти соприкасались, и руки Бруни обвивали шею Теда. Вся это картина промелькнула на мгновение перед глазами и снова исчезла за спинами танцующих.
Музыка звучала бесконечно долго, потом замолкла и вновь заиграла, уже другая, быстрая. Рене больше не поглядывала в зал и не пыталась заметить в толпе знакомую фигуру – зачем? Слезы наворачивались на глаза – не от обиды, а просто... так...
Теперь она смотрела в одну точку – на крохотную лужицу коктейля, пролитую на стойку. В ней отражались вспышки разноцветных прожекторов – и вдруг пронзительно и до боли ярко вспомнилось, как они с Тедом шли по пустому городу и капли дождя сверкали праздничным фейерверком...
Подняв глаза, Рене поймала взгляд Филиппа – теплый, сочувствующий – и поняла, какой, должно быть, жалкой сейчас выглядит. Глупой тощей уродиной – какой всегда и была!
Рене попыталась улыбнуться, поняла, что выглядит от этого еще более жалкой и нелепой, и сказала как можно небрежнее:
– Ладно... я, пожалуй, пойду! – Прежде чем Филипп успел что-то возразить, сорвалась с табурета и бросилась к выходу.
Давно уже Тед так не танцевал – самозабвенно, стремясь полностью выложиться и показать, на что он способен. Впрочем, чего греха таить, немалая роль в этом принадлежала Бруни – перед такой партнершей не хотелось ударить в грязь лицом. Красивая и броская, элегантная и раскрепощенная, она двигалась так, будто музыка звучала у нее в крови.
Мелодия сменялась мелодией, но он забыл о времени, опьяненный ощущением легкости, почти полета. Лишь когда закончился медленный танец и Бруни оторвалась от него, чтобы, вскинув руки, извернуться в такт бешено взорвавшемуся року, Тед вдруг вспомнил и обернулся, но за спинами людей было не видно ни стойки, ни тех, кто сидел за ней.
– Ты чего? – увидев, что он сбился с ритма, закричала Бруни чуть ли не в самое ухо.
– Я Рене обещал...
– Ей за таким не угнаться! Да ничего, она не рассердится, – баронесса звонко рассмеялась. – Ну давай еще потанцуем, уж больно хорошо получается! Мне все мужики какие-то дохлые попадаются, давно так здорово не оттягивалась! Ну давай – до первого медленного танца?!
Тед кивнул, хотя прежнего куража уже не было. Повернувшись лицом к стойке, он высматривал в толпе просвет, пытаясь разглядеть Рене и хотя бы помахать ей рукой; наконец не выдержал и мотнул головой.
– Извини – больше не могу! – потянул Бруни за руку, высвобождая из толпы.
Она сделала недовольную гримаску, хотела что-то сказать, но Тед уже не смотрел на нее. В просвете между танцующими внезапно мелькнула стойка и люди, сидящие за ней – но вместо Рене на табурете сидел какой-то парень! Извиняясь и наталкиваясь на чьи-то спины, Тед начал быстро пробиваться сквозь толпу; попытался нашарить глазами Филиппа – его тоже не было. Оглянулся на подоспевшую Бруни.
– Ушла... – растерянно выдохнула та.
– Куда ушла? – не понял Тед.
– Куда... домой ушла, как всегда! – в ее голосе послышалась злость и в то же время слезы.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
– Что значит – как всегда?
– Ну она всегда так делает – ты что, парень, не понимаешь? – обычно в речи Бруни было почти не различить американский акцент, но сейчас он слышался отчетливо. Только теперь Тед заметил, что наложившиеся на предыдущий вермут два коктейля сыграли свою роль – она была изрядно пьяна.
Махнув рукой, он выскочил на улицу и огляделся – Рене нигде не было.
Вернувшись в зал, он обнаружил, что баронесса не теряла времени даром – перед ней стоял полупустой стакан с джином. Выразительный взгляд бармена дал Теду попять, что его даме лучше бы завязывать со спиртным.
– Хватит, пошли домой!
– А чего?! Она уже дома, никуда не денется! – в подтверждение своей мысли Бруни прикончила стакан и внезапно, рывком, перешла в следующую стадию: – Сука я, сука! Что же я наделала! – грохнула кулаком по стойке.
– Хватит, пошли!
На этот раз она не стала возражать – соскользнула с табурета и пошатываясь поплелась к выходу. Тед быстро кинул на стойку первую попавшуюся купюру, не стал ждать сдачи – эдак скоро и он приобретет миллионерские замашки! – и поспешил за ней.
