Текст книги "Наследница"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
Поймал баронессу он уже на проезжей части. Схватив за плечо, выволок на тротуар и слегка встряхнул.
– Ну-ка, стой спокойно!
– Я хочу такси!
– Ты можешь мне объяснить, что значит «как всегда»?
– Ну она всегда тихонько уходила, когда видела, чт-то я ее парнявожу-у... Сука я, сука! Она же мне как родная! – с этими словами Бруни бросилась ему на шею и разразилась рыданиями.
Со стороны это выглядело, наверное, смешно – особенно с учетом того, что баронесса была выше него – но Теду было не до смеха. Только сейчас он понял ситуацию.
Бруни продолжала всхлипывать:
– Ну что я, виновата, что они все ко мне клеятся?! Она с парнем куда-то приходила, а потом он меня видел – и все... А некоторые специально с ней знакомились – из-за меня-я... А она такая хорошая, а этим кобелям только одного надо...
– А Филипп где, по-твоему? – попытался он пробиться сквозь пелену слез, одновременно подзывая жестом появившееся в поле зрения такси.
– За ней пошел... Он же видит, что я при тебе, а ты, вроде, не очень набравшись. А она одна-а, – Бруни истерически рассмеялась. – Ты что думаешь, она – с Филиппом? Да в жизни она такого не сделает, в жизни не сделает! Это я у нее парней уводила, а она слишком правильная, чтобы чужое брать! Да и вообще... – что «вообще», выяснить не удалось: баронессе фон Вальрехт хватило легкого толчка, чтобы нырнуть носом вниз в открытую дверь такси и, оказавшись задницей вверх на сидении, начать барахтаться, как перевернутая черепаха.
Пропихнув ее вглубь, Тед втиснулся рядом – Бруни тут же снова повисла у него на шее. Впрочем, никаких сексуальных претензий к нему она не имела – он был необходим ей лишь как аудитория для истерически-бессвязного монолога:
– Она всегда была правильной, с самого начала. Я ее сначала ненавидела, а потом поняла, это она не выпендривается, она от природы хорошая! Я у нее парней уводила – прямо на танцульке, представляешь?!! Думала, разозлится хоть, а она не злилась. Улыбается и свое твердит: я, мол, знаю, Бруни, что ты меня красивее – ну не ссориться же нам из-за этого! Тогда она и начала домой одна уходить – сразу, как увидит, что ее парень на меня клюнул. Вот и сейчас... Что я наделала, ну что я за сука такая! Кому я нужна, кроме нее? Папаше, который мне любые деньги готов платить, лишь бы я под ногами не путалась и проблем не создавала? Или этому мудаку Филиппу, который меня трахает, когда зову, а сам дешевкой считает, и когда я с другим ухожу, эдак с усмешечкой смотрит? А может, я нарочно – может, я хочу, чтобы он кому-нибудь из-за меня морду набил?! А я и есть дешевка! Они со школы ко мне липли, потому что знали, что я любому дам!
Как-то само собой вышло, что голова баронессы уютно устроилась у него на плече. Похлопывая по спине, Тед безуспешно пытался успокоить ее, прекрасно понимая, что она пьяна вдрызг и завтра пожалеет о том, что разоткровенничалась перед ним.
Уже в вестибюле Бруни внезапно заорала, что хочет в бар – и пошли они все! Пообещав, что сейчас ей будет бар, Тед забрал у портье ключ, впихнул ее в лифт и поднялся на три этажа – к этому времени госпожу баронессу развезло окончательно, и она еле стояла на ногах.
Довел до номера, втолкнул внутрь. При виде дивана мысли ее сразу же приняли другое направление, и она поволоклась к нему, на ходу раздеваясь.
– Ты че – иди сюда... – осоловелые глаза уставились на Теда.
– Ложись спать!
– Спать? А ты чего?
– Я тоже спать!
Подобная идея ее устроила – провыв в ритме какой-то модной песенки:
– Спать, спать, спать-спать-спать! Спать-спать-спать – спа-ать! – она плюхнулась на диван и, не обращая больше на Теда внимания, потащила к себе подушку.
Вопреки прогнозам Бруни, в апартаментах Рене не было. Охранник доложил, что никто не приходил, а звонил ли телефон – в холле, да еще при работающем телевизоре, толком не слышно.
Идти куда-то искать ее было бесполезно, оставалось только ждать. Как глупо и неладно все получилось! Кажется, Рене с самого начала внушила себе, что стоит ему увидеть Бруни, и он, как эта пьяная дуреха выразилась, «клюнет» на нее. Пожалуй, она была бы права – при других обстоятельствах...
Да еще этот Филипп! С одной стороны, конечно, хорошо, что Рене не одна – ночью, в таком районе – мало ли что! А с другой... Уже полвторого – где же она, почему до сих пор не вернулась?!
Только выйдя из «Локомотива», Рене вспомнила, что с собой у нее нет ни сантима. Но все равно – обратно она не вернулась бы ни за что на свете!
Может, это и к лучшему... Ехать сейчас домой – и сидеть одной, ждать неизвестно чего?! Нет, уж лучше так, пешком! Только надо побыстрее убираться отсюда – не стоит выставлять себя еще более жалкой, как ребенок, который отбежал от мамы на десять шагов, спрятался и ждет, что она сейчас забеспокоится и придет. Потому что она уже не ребенок – и никто не придет...
Незаметно смахнув то и дело наворачивающиеся на глаза слезы, Рене подняла голову и увидела вдали знакомый светящийся силуэт. Слава богу – в Париже Эйфелеву башню видно почти отовсюду. Вот туда и надо идти, от нее совсем недалеко до «Хилтона».
Не хотелось ни о чем думать – от мыслей на глаза снова наплывали слезы. Куда проще было считать шаги, стараясь не сбиться – и-раз, и-два, и-три – правой-левой, правой-левой. Но мысли упорно пробивались, и досчитать, не сбившись, даже до ста никак не получалось.
Мысли и воспоминания – горькие, болезненные... и невыносимо счастливые. Как они шли вот так же, поздно вечером, Тед рассказывал что-то и обнимал ее за плечи правой рукой, а она так и не набралась смелости сказать, что не слышит почти ничего из того, что он говорит. Жалкая полукалека!
Она сама виновата... Позволила себе поверить – точнее, придумала то, во что очень хотелось поверить – вопреки очевидному, вопреки тому, что знала с детства.
Очевидно, она свернула куда-то не туда – улочки слали узкими и темными. Выйдя на какой-то перекресток, увидела слева огни и пошла в ту сторону.
Набережная открылась внезапно – залитая светом фонарей, с проносящимися мимо редкими машинами и пандусами, спускавшимися вниз, к воде. Башня оказалась справа, совсем недалеко; Рене прошла по пандусу и уселась на выступающий из мостовой гранитный шар. Вокруг никого не было, лишь огоньки проплывавших барж подмигивали, отражаясь в воде.
Идти в пустую комнату и сидеть там, представляя их вместе... Мысль об этом показалась настолько невыносимой, что захотелось спрятаться куда-нибудь от себя самой.
Наверное, они уже сейчас трахаются... Рене вздрогнула, мысленно произнеся это слово – в нем было нечто грязное и позорное, не имевшее ничего общего с тем чудом, которое происходило между ней и Тедом. Его шепот «Рене... Рене...» – словно ее имя было молитвой – и его горячие руки, и губы, и смех, и стон, и радость, чистая и светлая, наполнявшая ее изнутри...
И с Бруни он – так же?! Так же целует, так же обнимает, так же... все остальное?! Именно сейчас, в эту минуту, именно сейчас...
В два часа Тед сходил к Бруни – а вдруг Рене с Филиппом там? По дороге десять раз обозвал себя ревнивым идиотом: ну как бы они туда попали, ключ-то у него?! – но дошел до номера, открыл дверь и проверил.
Госпожа баронесса, скатившись с дивана, спала на ковре в черном кружевном лифчике, брюках и одном сапожке, в обнимку с подушкой. Тед не стал возвращать ее на диван – во-первых, весила она килограммов семьдесят, а во-вторых, могла снова упасть и расшибиться.
Кроме нее, в номере никого не было. Собственно, этого следовало ожидать – он и пошел-то потому, что сидеть, ничего не делая, стало совсем невыносимо.
Его трясло, и кожа на голове сжималась, словно там была намотана ледяная веревка, которую закручивали с каждой минутой все туже и туже. Так бывало с ним в самые опасные минуты – но сейчас опасность грозила не ему.
А если Бруни ошибается, и Рене ушла не сама? Дурацкая картинка с обложки детектива снова вспыхнула в памяти. Да, но куда же тогда делся Филипп?
Лихорадочно схватив пачку, Тед прикурил очередную сигарету. Он сам не знал, что готов бы был отдать, чтобы снова вернуться в ту минуту, когда Бруни, веселая и полупьяная, влетела в апартаменты... или хотя бы в тот миг, когда зазвучала медленная мелодия.
Если из-за него Рене попала в беду – как он сможет жить дальше? Да ладно, при чем тут он, не о нем речь! Молоденькая девчонка, наивная и беззащитная, одна в темноте – а Тед прекрасно знал, каким опасным может быть этот любимый им город. Или не одна...
Пожалуйста, Рене, пожалуйста!..
В четвертом часу, когда он уже прикидывал, что лучше: позвонить сейчас Жувену, чтобы тот через свои полицейские связи проверил сводку происшествий по городу – или подождать хотя бы до шести – пес, мирно дремавший в кресле, вдруг вскинул голову и насторожился. Через несколько секунд Тед тоже услышал шаги в коридоре.
Вскочив, он бросился к двери – охранник, не посвященный в случившееся, изумленно вылупил глаза.
Это действительно были они. Рене стояла, закрыв глаза и бессильно привалившись к Филиппу, а он обнимал ее, придерживая второй рукой за плечо.
– Что с ней?!
– Ничего. – Он ловко подхватил ее на руки и перенес через порог, будто жених невесту. – Выпила. Вырубилась. Куда ее?
Теду было жутко не по себе – и от самой ситуации, и оттого, что Филипп, казалось, воспринимал все происходящее как должное. Постаравшись взять себя в руки – слава богу, пришла, хоть такая – он ответил:
– Давай в спальню, – и зашел вперед, чтобы распахнуть дверь.
– А я думал, ты до сих пор с моей валандаешься... – Вопросительный оттенок, прозвучавший в этом замечании, Тед предпочел не заметить.
Уложив Рене на кровать, Филипп отработанным, почти автоматическим движением перевернул ее на бок и стащил с нее туфли, после чего спросил – уже напрямую:
– Моя – в номере?
– Да, спит.
– Одна?
Тед кивнул и протянул ключ.
– Много еще пила?
–Стакан джина, – манера разговаривать односложными репликами оказалась на редкость заразительной. – Кофе выпьешь?
Филипп подкинул на ладони ключ и на мгновение заколебался, после чего кивнул:
– Сейчас вернусь.
За десять минут, прошедшие до его прихода, Тед успел не только сварить кофе, но и раздеть Рене и укрыть ее одеялом. Как он сильно подозревал, Филипп двумя этажами ниже проделывал то же самое.
С собой Филипп принес початую бутылку коньяка. Судя по всему, найдя свою подопечную в добром здравии, он позволил себе слегка расслабиться – во всяком случае, перестал говорить рублеными фразами и принял предложенную сигарету.
– Где ты нашел Рене? – на самом деле Теду хотелось спросить не это, а «Где вы болтались столько времени?»
– Я за ней сразу пошел. Она явно не в себе была, вот я и решил проводить – а то как бы чего не вышло.
Выходит, Бруни не ошиблась...
– Она пол-Парижа отмахала без остановки, – потягивая коньяк, продолжал Филипп, – а потом села на набережной у моста Альма – и ни с места. Где-то через полчаса я не выдержал, подошел – подумал, не дай бог, простудится. Она к тому времени и правда вся синяя от холода была и совсем не в себе – даже не удивилась, что я появился. Я ее в бар повел, на ту сторону – согреться, – усмехнулся, – не рассчитал, что пить-то она не умеет. Да, кстати... – пошарил в кармане и выложил на стол бриллиантовые часики Рене, – собиралась этим в баре расплатиться.
– Сколько я тебе должен? – спросил было Тед, на что Филипп отмахнулся:
– Не своими платил. Моя очень буянила?
Очевидно, теперь отчитываться полагалось Теду.
– Нет. Мы почти сразу же сюда поехали. Только в вестибюле она хотела в бар свернуть – так я ей пообещал бар, отвел в номер и велел спать.
– Правильно, – кивнул Филипп. – Твою я через черный ход протащил, никто не видел. И лишнее спиртное из нее вытряхнул, так что отоспится и будет в норме.
После ухода Филиппа Тед вернулся в спальню и уселся на кровать. Взял Рене за руку – тоненькую, безвольную – она так и не проснулась.
Он смотрел на нее и не знал, что делать – злиться или смеяться. И на кого злиться – может, на себя? Как глупо и нелепо получилось... Слава богу, что все обошлось – Тед боялся даже представить себе, что могло бы случиться, если бы не Филипп.
Интересный мужик... На вопрос, откуда он так хорошо знает Париж, он невозмутимо ответил, что пять лет назад закончил Сорбонну, и, усмехнувшись, добавил: «а до того учился в Гарварде». Тед не сразу смог справиться с отвисшей челюстью; спросить, как такой человек оказался в телохранителях-няньках-любовниках у буйной и неуправляемой миллионерской дочки, он не решился.
Рене по-прежнему спала. Рот был слегка приоткрыт, и от нее ощутимо попахивало спиртным. Тед поморщился, представив, какая завтра ее ждет головная боль. Вздохнул, лег, не раздеваясь, позади нее и обнял, уткнувшись носом в пушистенький ежик – хоть от него по-прежнему пахло цветами.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Пробуждение Рене ознаменовалось громким стоном. Произошло это около десяти утра. К тому времени Тед уже успел встать и выпить кофе, после чего уселся в кресло и стал дожидаться «левэ1» высокопоставленной особы.
Как выяснилось, дожидался он не зря. После стона – еще бы, голова, небось, раскалывается! – последовала попытка открыть глаза и сесть. Глаза тут же зажмурились, и Рене с болезненной гримасой попробовала нащупать ногой тапочки. Не двигаясь с места, Тед наблюдал за ней со странной смесью жалости и злорадства и вмешался лишь в критический момент, когда Рене попыталась сделать первый шаг.
Ее тут же повело – он еле успел подхватить ее, удержав от падения носом в тумбочку.
– Ты-ы... – выдохнула она и поморщилась – очевидно, даже это короткое слово отдалось болью в голове.
– Осторожненько... осторожненько... – придерживая за плечи, он повел ее в сторону ванной и впихнул в помещение небольшого размера, оборудованное унитазом, надеясь, что там падать особо некуда. Оттуда послышались сдавленные звуки, доказывающие, что Филипп не полностью избавил ее от выпитого – кое-что снова попросилось наружу.
Тед отправился на кухню, налил стакан минералки и, вернувшись, застал Рене привалившейся к стене ванной – глаза ее были закрыты, лоб покрывала испарина.
– Выпей-ка!
Рене жадно выпила все до капли – в ее голове после этого слегка прояснилось, и была сделана мужественная попытка произнести еще одно слово:
– Что?..
Выражение ее глаз уже стало более-менее осмысленным, поэтому Тед сказал, медленно и отчетливо, словно разговаривая с ребенком или с маразматиком:
– Сейчас одиннадцатый час. Мэтр Баллу ждет тебя в двенадцать. Пожалуйста, оденься и приведи себя в порядок. Я пока закажу кофе и завтрак.
Рене попыталась замотать головой – судя по всему, от одной мысли о завтраке ее начало мутить – и скривилась от боли. Тед повторил:
– И завтрак! Тебе надо съесть что-то горячее, тогда станет легче, – не стал слушать возражений и вышел из ванной.
В гостиную она вышла лишь минут через двадцать – судя по несчастному выражению лица, кое-как вспомнив события вчерашнего вечера. Темно-синие круги вокруг покрасневших глаз, остальной тон зеленовато-бледный – ну просто иллюстрация на тему похмельного синдрома!
Только человек, хорошо знавший Теда, мог бы заметить, что он пребывает в опасном и неустойчивом состоянии скрытого бешенства, готовый в любой момент сорваться. Все утро он вспоминал вчерашнее, и теперь обида жгла его, как огнем. Разве он хоть раз – хоть раз! – дал Рене повод усомниться в нем?
Поэтому, встретив ее холодным молчанием, он налил ей кофе, поставил перед носом омлет и сухо сообщил:
– О собаке не беспокойся – Робер с ней уже погулял и покормил.
Она лениво ковырялась в еде, время от времени опуская руку под стол, чтобы скормить собачонке кусочки омлета, и когда ей казалось, что Тед не видит – поглядывая на него. Потом нерешительно сказала:
– У меня очень болит голова... Как ты считаешь – может, позвонить мэтру Баллу и перенести встречу на завтра?
Эти слова подействовали на Теда, как красная тряпка на быка.
– Да? И что же мы ему скажем? – осведомился он язвительным тоном. – Что мадемуазель Перро вчера ужраласьдо такой степени, что ее только в полчетвертого утра притащили через черный ход, как тюк грязного белья?! И спасибо Филиппу, что он дал тебе проблеваться на улице – только потому ты сейчас хоть что-то говорить можешь, иначе бы вообще в лежку лежала!
Рене смотрела на него, вздрагивая при каждом грубом слове, и глаза ее становились все более несчастными. Тед никогда еще не разговаривал с ней так резко, в нем даже шевельнулась искра жалости, но тут же погасла от ее испуганного вопроса:
– А... откуда ты знаешь?
– Если ты хочешь знать, был ли я в номере, когда Филипп тебя принес – то так и спроси! И если хочешь таким образом выведать, трахался ли я с твоей дорогой подругой, которой ты меня любезно подставила – то тоже просто спроси! Мне этой дипломатии не надо, я человек простой, в закрытых школах не обучался! – рявкнул он, после чего глубоко вздохнул, постарался успокоиться и отправился в кабинет.
В одном Рене была права – в таком состоянии она явно не годилась для визита к мэтру Баллу, особенно после того, что он ей сейчас наговорил... и еще собирался наговорить, не считая беседу законченной. Поэтому Тед позвонил мэтру и попросил, в связи с тем, что у мадемуазель Перро приступ мигрени, перенести встречу на завтра.
Вернувшись, он обнаружил Рене все в той же позе – с несчастным видом уставившуюся на недоеденный омлет. Буркнул:
– Я перенес встречу. Завтра в двенадцать, – отобрал у нее омлет, доел сам и уже собирался попросить Робера спуститься в аптеку и купить что-нибудь от головной боли. Но тут Рене не нашла ничего лучшего, чем начать оправдываться, снова заведя его с пол-оборота:
– Я не подставляла...
– Чего?!
– Я тебя Бруни не подставляла! – в ее голосе послышалось отчаяние. – Я просто... я с самого начала...
–Что с самого начала? Нахвасталась подруге, какой у тебя классный любовник появился – и попробовать предложила? Вроде как угостила, да?! Ах, как мило! – в чем Тед был абсолютно уверен, так это в том, что у нее и в мыслях ничего подобного не было. – А ты пока с Филиппом... поразвлечешься?!
– Не-ет! – закричала Рене, вскинув голову – отчаянно, испуганно, чуть не плача. – Нет, нет! Я просто подумала...
– Поду-умала? Так ты еще думать умеешь? А ты подумала, что ночью, на улице, с тобой черт знает что сделать могут! Что, приключений захотелось? Чтобы тебя где-нибудь в подворотне оттрахали... впятером? Хорошо, у Филиппа мозгов хватило за тобой пойти! Ты что, не понимаешь, что это не ваша пасторальная Швейцария, это город, где все, что угодно, может быть. Ты думаешь, я тебе охрану просто так нанял? Для твоего песика, чтобы он лапку не занозил?
Выслушивать ее оправдания Тед не собирался и, стоило Рене раскрыть рот, перебивал ее. Ему было невыносимо видеть ее несчастное лицо и мечущиеся, словно зовущие на помощь глаза – и от этого он злился еще больше.
– Мне Бруни вчера объяснила, что когда она твоего парня уводит, ты всегда домой потихоньку смываешься – чтобы дать, так сказать, сладкой парочке свободу. Так, что ли?
Ее рот начал растягиваться в плаксивую гримасу, она опустила голову и затрясла ею, подтверждая.
– Ах, как мило! Только я не баран, меня нельзя увести! Если я захочу, то уйду сам и ни у кого спрашивать разрешения не буду! И мне твои благородные жесты не нужны – если я захочу с кем-то трахнуться, то без тебя разберусь, с кем и когда. Но так по-хамски, как ты про меня подумала, я в жизни бы не поступил! – Внутри у Теда все сжималось от боли и обиды – и он сам понимал, что дело даже не в том, что случилось вчера. – Что бы я ни делал, как бы из шкуры ради тебя ни лез, как бы ни любил тебя – для тебя я все равно дерьмом останусь, да?! Конечно, я же не обучатся в закрытой школе, у меня нет миллионов в банке, я вообще... не вашего круга. Но я человек, черт бы тебя побрал, человек, ясно?! И ты меня не купила!
Рене сидела, наклонившись вперед, зарывшись лицом в руки и изредка вздрагивая. Теда и самого трясло, и от злости – в том числе на самого себя – и от желания обнять эту худенькую спинку с торчащими лопатками, согреть и защитить. И еще потому, что он сделал то, что поклялся себе не делать – сказал, что любит ее – а она так, кажется, ничего и не поняла...
Чтобы хоть немного придти в себя, он вышел в холл и, опасаясь, что Робер начнет беспокоиться и спрашивать, не заболела ли Рене, попросил его сходить купить аспирин и еще что-нибудь от головной боли. Но никаких вопросов не последовало – Робер, да и телохранители смотрели на него несколько ошарашенно. О господи, они же наверняка слышали, как он орал!
Вернувшись в гостиную, Тед обнаружил, что там никого нет. Вздохнул и нерешительно сунулся в спальню – Рене лежала на кровати, обеими руками обхватив собачонку и спрятав лицо в черной шерсти.
Он хотел подойти к ней, но раздавшийся стук возвестил, что явились две горничные с намерением убрать в апартаментах. Тед хотел было отослать их – потом, позже! – но потом передумал, лишь предупредил, что у мадемуазель Перро приступ мигрени – к ней не заходить и не беспокоить! – и у него в спальне тоже убирать не надо. После этого ушел к себе, лег на спину поверх покрывала и предался самобичеванию.
Он словно видел заново несчастные глаза Рене... как она вздрагивала от каждого резкого слова и даже не пыталась возражать. О господи, да любая женщина на ее месте давно залепила бы в него сковородкой – и правильно бы сделала! А он, пользуясь ее беззащитностью, нес невесть что. Ну при чем тут ее закрытая школа, про которую он непрерывно талдычил – тоже мне, жупел нашел!
Конечно, надо было с ней поговорить... может быть, даже немного поругать: ведь действительно ночью ходить одной опасно! – но, черт возьми, он же сам виноват! Обещал придти и потанцевать с ней медленный танец – так где была его голова?!
Робер купил не только аспирин, но и соду – от изжоги, и драмамин – от тошноты. Разумеется, все всё уже знают – в этих чертовых апартаментах скрыть что-либо просто невозможно! Отдав таблетки, старик потоптался и спросил:
– К адвокату вроде собирались?..
– На завтра перенесли, – объяснил Тед. – Ну куда ей в таком виде?.. – поймал себя на том, что почти извиняется.
В спальне было по-прежнему тихо. Собачонка перебралась в ноги, а Рене все так же лежала на боку. Лишь подойдя поближе, Тед понял, что она спит. Что ж, оно и к лучшему – может, голова пройдет! В глубине души он испытал невольное облегчение, поняв, что выяснение отношений можно на некоторое время отложить – как и любой нормальный мужчина, он терпеть не мог извиняться.
Бруни появилась часа в два – сначала раздался шум и громкий смех в холле, и через мгновение она ворвалась в гостиную – веселая, с развевающимися волосами, в белых брюках и пестром свободном балахоне. Следом, как всегда неторопливо, вошел Филипп, кивнул и прислонился к стене у входа.
Рене все еще спала – по крайней мере, когда час назад Тед зашел проверить, дело обстояло именно так. Решив не тратить зря время, он занялся работой, успел еще раз просмотреть пару отчетов и сделать кое-какие дополнительные заметки – но творческий процесс был прерван этим незапланированным нашествием.
– Привет! – увидев Теда, обрадовалась баронесса. – А Рене где?
– Спит, у нее голова очень болит.
Тед не сердился на нее – да, в общем-то, и не за что было. Ну, не сказала она, что у Рене есть дурацкая привычка чуть что убегать – так ведь и не обязана была. Ну, потащила его танцевать – так ведь мог потанцевать и вернуться – нет, понимаешь, почувствовал себя двадцатилетним и увлекся... идиот.
– После вчерашнего? – осведомилась баронесса, покосившись на своего телохранителя. – Да, мне Филипп сказал: – судя по всему, в происшедшем она не видела ничего особенного.
Тед кивнул и предложил:
– Кофе будете?
На кофе Бруни охотно согласилась, потребовав также апельсинового сока.
Тед отправился на кухню, но не прошло и минуты, как баронесса приперлась следом. Впервые ему показалось, что она несколько смущена.
– Послушай... – начала она нерешительно, – мы с тобой вчера перепихнулись или нет?
В первый миг он не поверил своим ушам, оглянулся на нее почти испуганно, но в следующий момент спокойно подтвердил:
– А как же! Шесть раз!
– Шесть раз?! – кажется, она все-таки не поверила.
Он кивнул, не оборачиваясь, чтобы не расхохотаться. Потом все же обернулся – Бруни смотрела на него с недоверчивым уважением. Перевела такой же уважительный взгляд на его ширинку, и тут он не выдержал.
– Ты что – действительно не помнишь?
– Нет... – неуверенно сказала она. – Кажется, что-то помню. Но Рене я не скажу, не бойся!
– Да не было ничего на самом деле! – поспешил развеять подозрения Тед. – Это я так... в шутку сказал, – увидев, что баронесса смотрит по-прежнему недоверчиво, со смехом замотал головой. – Да правда, ничего не было. Ты в номер пришла, на диван рухнула – и все. А я ушел Рене ждать.
Кажется, она была чуть-чуть разочарована... Смешно...
За кофе текла мирная светская беседа, сводившаяся, в основном, к монологу Бруни. Выяснилось, что она на ногах с утра – успела сходить в бассейн, сделать прическу и сфотографироваться на фоне Нового моста, Эйфелевой башни и с леопардом (какую фотографию выбрать, еще не решено).
Тед позавидовал: это ж надо, сколько в человеке энергии! Эту бы энергию – да в мирных целях!
Выяснилось, что пришла баронесса с намерением пригласить их с Рене в ночной клуб. А то ей в шесть утра улетать, и она хочет как следует повеселиться напоследок.
– Ладно, проснется – я ей скажу, – пообещал он.
– Уговори ее, ну уговори – ну что тебе стоит! – заканючила Бруни. – А то когда мы теперь увидимся?!
– Попробую, – кивнул Тед, скрестив пальцы – никого уговаривать он не собирался и был совершенно уверен, что после вчерашнего Рене некоторое время будет воздерживаться от посещения злачных заведений.
В спальню он сунулся, стоило Бруни уйти. Рене лежала на спине и лишь слегка повернула голову при его появлении. Наверное, в те долгие месяцы в Цюрихе, когда она была пленницей в собственном доме, у нее было такое же безнадежное лицо.
Присев на кровать, Тед осторожно и нежно, кончиками пальцев, погладил ее по щеке, по покрасневшему глазу и сказал – просто чтобы что-то сказать:
– Не надо из-за меня больше плакать. Не стою я того...
И внезапно, мгновенным ударом боли, в голове его мелькнуло воспоминание – как она крикнула когда-то: «Лучше бы здесь был Виктор. Он, по крайней мере, ударит, извинится и уйдет – а ты...» Если она сейчас сравнит его с Виктором – значит... значит, он этого заслужил!
Но она не стала ничего говорить – просто отвернулась.
– Рене, – позвал он, – Рене... – и, когда она опять повернула к нему голову, произнес всего одно слово: – Прости.
«Ты ни в чем не виновата... ни в чем. Просто я знаю, что нам не быть вместе – и все время живу с этим и схожу из-за этого с ума. И даже тебе не могу в этом признаться...»
Она смотрела на него и молчала.
– У тебя болит голова? – вспомнив про купленный аспирин, сделал Тед еще одну попытку.
– Нет...
Рене медленно села, обхватив колени руками, прислонилась к спинке кровати и оказалась таким образом еще дальше от него.
– Ну скажи хоть что-нибудь... хоть ударь меня – только не молчи! Рене...
– Я понимаю, что виновата, Тед, – после небольшой паузы отозвалась она, негромко и с горечью в голосе, – наверное, мне нужно было еще немного подождать и ты... ты бы пришел. Я... действительно поступила глупо. Просто мне уже приходилось оказываться в унизительной ситуации примерно при таких же обстоятельствах, и я не хотела повторения, – пожала плечами, словно извиняясь. – Я же знаю, что Бруни куда красивее меня, и... и я видела, как ты на нее смотрел...
Ну и что? Мало ли, на кого он смотрел? Он еще и на актрис в кино смотрит! – Тед уже хотел сказать это вслух, надеясь шуткой снять напряжение, но Рене снова заговорила, и с каждым словом ее голос становился все более жестким и уверенным:
– Но попрекать меня тем, чего я не могу изменить – не надо. Да, я родилась такой – не слишком красивой и... наверное, не очень умной – по крайней мере, вы с Виктором так считаете...
«Вы с Виктором...» Лучше бы она просто дала ему пощечину!
– ...Я знаю, что со мной не очень интересно и не очень весело. Бруни... она другая – веселая, заводная, а я... даже танцевать не умею, – сквозь жесткость, сковавшую ее лицо, пробилась щемящая, жалобная улыбка – и тут же угасла, словно Рене устыдилась собственной слабости. – Но я в этом не виновата! И не надо попрекать меня тем, что я училась в этой чертовой закрытой школе, и миллионами в банке – в этом я тоже не виновата. И я никогда не считала тебя дерьмом и не думала, что ты, как ты выразился, «не моего круга»... – глаза ее вдруг наполнились слезами, и голос стал тоненьким и всхлипывающим.
Она так хорошо все обдумала, пока лежала одна, и знала, что сказать, когда Тед придет! А теперь – не получалось... Потому что на самом деле сказать хотелось лишь одно: «Я не хочу, чтобы онменя обижал! Это неправильно! Обними меня, согрей и защити от него —даже если он – это ты сам!..»
Рене все-таки попыталась продолжить:
– И я знаю, что я тебя не купила и если ты захочешь с кем-то... – но договорить не смогла – заревела самым постыдным и отчаянным образом.
Тед оказался рядом как-то сразу; даже не рядом – везде, со всех сторон. И не было сил оттолкнуть руки, обхватившие ее, и все сразу стало так, как должно было быть. Он повторил ещераз:
– Прости!
Начал тихонько покачивать, дуть в волосы – и слезы постепенно прошли, как-то сами собой.
«Ну почему так все выходит?! – горестно подумала Рене. – Ведь я сильная... должна быть сильной и справляться со всем сама. И нельзя никому позволять считать меня беспомощной... размазней – вроде овсянки...» Но было очень уютно лежать и позволять баюкать и утешать себя.
Почувствовав, что она больше не плачет, Тед чуть отодвинулся и подтолкнул ее носом. Спросил – шепотом:
– Ну что – помирились?
Рене кивнула. Вставать не хотелось – после слез в голове еще гудело и немного кружилось. Вспомнила и спросила, стараясь, чтобы вопрос прозвучал между прочим:
– Бруни приходила?
– Она завтра утром уезжает и хотела пригласить нас в ночной клуб.
– Я не пойду... – это прозвучало быстро и сердито.
Тед пожал плечами – собственно, он и не сомневался – и спросил:
– А когда это я на нее смотрел?
– Когда приехал в Мюнхен... и вчера тоже, – не сразу отозвалась Рене.
Все-то она видит! Тогда, в первый день, Бруни действительно произвела на него впечатление, да еще какое! А на кого бы, интересно, она не произвела впечатление – разве что на кузена Алека?! Но вчера – не-ет, это уже чистейшей воды поклеп! Чем дальше, тем больше Тед относился к сногсшибательной баронессе как к «своему парню»: ну, потанцевать там, выпить... Смешно...
