Текст книги "Наследница"

Автор книги: Мери Каммингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

– Так нужно... Сколько тебе лет?!

– Двадцать.

– Ты выглядишь младше. Там, в парке, я вообще подумал вначале, что тебе лет шестнадцать.

Рене молча пожала плечами и вздохнула, сжав зубы – мало ему всего остального, так он еще и насчет ее внешности начал прохаживаться!

– Да представь ты себе на секунду – год за годом, всю жизнь – вот так?! И знать, что уже никогда не будет лучше, и ждать, что в конце концов он тебя искалечит... или сведет с ума. Рене! Это же твоя жизнь – единственная, которая у тебя есть и будет...

Она почувствовала, что сейчас не выдержит и заревет – глупо, невоспитанно и некрасиво. Вскочила – так внезапно, что он, наконец, замолчал, и выкрикнула, забыв, что надо говорить тихо:

– Хватит! – вспомнила и продолжила тише – быстро, лихорадочно, уже не пытаясь скрыть дрожь в голосе и близкие слезы: – Лучше бы я не полезла спасать тебя. И вообще – лучше бы здесь был Виктор. Он, по крайней мере, ударит, извинится и уйдет – а ты тут... – договорить сил не было – слезы залили глаза. Выскочив из комнаты, она пронеслась через спальню, забилась в ванну и расплакалась уже по-настоящему.

Тихий стук в дверь раздался довольно скоро. Вздохнув, Рене сполоснула лицо, вытерла и щелкнула задвижкой.

– Ну что еще?

– Извини... – Тед сказал это и осекся, вспомнив ее слова: «ударит, извинится...» – Давай не будем больше об этом говорить. Пойдем, – взял ее за руку и повел как маленькую обратно в комнату.

– У тебя ничего сладкого нет? – На ее удивленный сердитый взгляд пожал плечами. – Успокаивает хорошо.

– В шкафчике, справа, – вздохнула Рене.

В шкафчике оказался шоколадный ликер – густой и тягучий, как мед. Налив ей полную рюмку, он плеснул и себе, все в тот же неизменный круглый стакан.

Внезапное легкое прикосновение заставило его вздрогнуть. Это была желтая тощая собачонка. Она стояла на задних лапах, опираясь на его колено, и, вытянув длинный нос, принюхивалась, поводя узкой головкой.

Только усилием воли Тед сдержал желание смахнуть ее со своего колена. Очевидно, выражение легкой паники все же промелькнуло на его лице, потому что девушка улыбнулась.

– Она не кусается.

– А чего ей надо? – спросил он – собачонка упорно не уходила.

– Она шоколад любит.

Тед готов был отдать собаке хоть всю бутылку – лишь бы она отодвинулась. Или, может, налить ей в тарелку?

– Макни палец и дай ей облизать, – разрешила его сомнения Рене, – с нее хватит.

Это предложение не показалось ему привлекательным. Судя по всему, она поняла это, потому что сама макнула палец в рюмку и опустила вниз, позвав: «Нелли!» Собачонка бросилась к ней и торопливо, трясясь от волнения, заработала языком.

– Ты не любишь собак? – спросила Рене, поворачивая палец так, чтобы собачке было удобно.

– Да нет, не то чтобы не люблю, – Тед не знал, как ответить, чтобы не пасть слишком низко в ее глазах. Решил, что лучше сказать правду: – Меня в детстве собака... дог здоровенный... В общем, я их до сих пор немного... вроде как боюсь.

– Покусал, что ли? – в голосе Рене послышалось сочувствие.

– Да нет, – махнул он рукой. – Просто лапами по земле валял и встать не давал. И дышал прямо в лицо... пастью. Я потом заикался долго – даже в школе дразнили.

Тед не стал добавлять остальных пикантных подробностей: что этот огромный черный пес, судя по откровенным телодвижениям, принял его за сучку. И – самое неприятное – как он обделался со страху, а потом бежал домой, зареванный и в мокрых штанах, и старшеклассники, затеявшие всю эту забаву, хохотали ему вслед.

Наверное, не стоило вообще об этом рассказывать – теперь было жутко стыдно.

– А я змей боюсь, – неожиданно сказала Рене, – и угрей.

– Кого? – не понял он.

– Угрей... и миног тоже. У нас в Дерривале их очень много. Их там ловят и коптят. Так даже когда они копченые в кладовой висели, я туда заходить в детстве боялась.

– А Дерриваль – это где?

– Это наше поместье, недалеко от Ниццы. Раньше я туда каждый год ездила на каникулы.

– А теперь?

Тед пожалел, что спросил – ее лицо, только украсившееся теплой улыбкой, снова помрачнело.

– А теперь... я не знаю, что будет. Виктор никуда меня одну не отпускает.

Это имя, сорвавшееся с ее губ, заставило их обоих обрести чувство реальности. Только что они мирно болтали – два человека, которые, возможно, при других обстоятельствах могли бы стать друзьями. Но теперь они вспомнили, что свело их вместе в этой комнате.

Рене взглянула на часы.

– Минут через двадцать я схожу посмотрю... —встала, подошла к бюро и, вернувшись, положила на стол пузырек.

– Возьми. Тут еще несколько таблеток. Одной хватает часов на восемь.

– Спасибо, – он сунул таблетки в карман – от этого движения успокоившиеся было ребра опять заныли.

Она снова отошла к бюро и нерешительно спросила:

– Может, тебе деньги нужны?

– Перестань!

– Извини... – вздохнула и вернулась в кресло.

Несколько минут они сидели молча.

– Рене! – наконец решился он прервать эту давящую тишину.

– Не надо... Если ты снова об этом – то не надо!

– Нет. Я хотел тебе оставить свой телефон. Если тебе когда-нибудь потребуется помощь... любая помощь – позвони мне!

Не дожидаясь, пока она откажется, Тед вскочил и шагнул к бюро. Нашел какую-то тетрадь с формулами ана одной из страниц, прямо между ровными синими строчками, вписал карандашом несколько цифр.

– Это телефон в Париже. Там автоответчик. Я кажд ыйдень его проверяю, – он говорил быстро, не давая ей возможности вставить что-нибудь вроде «Ни к чему».

Но вместо этого Рене лишь спросила:

– Ты в Париже живешь?

– Да. Но если ты позвонишь – я приеду, очень скоро.

– Спасибо, – неожиданно она улыбнулась своей обычной, не очень веселой и немного виноватой, улыбкой. – А знаешь, если бы обстоятельства сложились иначе, я бы сейчас тоже жила в Париже и училась в Сорбонне, – вздохнула и решительно встала. – Ладно, я пойду проверять. А тебе придется... – кивнула на потайную дверь.

Опередив ее, Тед подошел к зеркалу и снова начал ощупывать раму, пытаясь все же разобраться в ее секрете.

Рене молча наблюдала за его действиями и улыбнулась, когда он, отступив от зеркала, вопросительно взглянул на нее.

– Никак?

Тед покачал головой.

– Смотри, – она протянула руку к одному из резных цветков, – нужно нажать серединку и двумя пальцами совместить вот эти два лепестка, – шевельнула левой рукой – дверь тут же приоткрылась.

– А обратно? – осмелился спросить он.

Она показала на почти незаметную выпуклость на стене проема.

– Это кнопка. Нажать – и откроется.

Дождалась, пока он влезет и усядется, прикрыла дверь, позвала одну из собачонок – черную, лохматую – и вместе с ней выскользнула из комнаты.

Отсутствовала она довольно долго – Тед уже начал беспокоиться. Но первыми ее шаги услышал не он, а собаки, которые насторожились, подбежали к двери – и через минуту еле слышно щелкнул замок.

Рене вошла с большой кружкой в руке и толстой книгой под мышкой. Поставила кружку на столик у двери, заперла задвижку и негромко сказала:

– Вылезай, все в порядке!

Выпрыгнув и скривившись от напомнивших о себе ребер, Тед закрыл за собой зеркало и попытался открыть его снова, нажав на цветок – дверь послушно распахнулась.

– Этому запору почти двести лет, и он до сих пор работает как часы! – похвасталась Рене.

– А Виктор про это не знает?

– Никто не знает. Мне бабушка показала и велела никому, дажемаме, не говорить. Мне тогда было лет тринадцать, – она улыбнулась, – и я страшно гордилась, что у нас с ней общая тайна есть. – Лицо ее стало серьезным, а тон – деловитым: – В доме все спят. Я походила по первому этажу, сварила на кухне какао, – кивнула на кружку, – зашла в библиотеку – везде все тихо.

– Тебя никто не заметил?

– Нет. А даже и заметили бы, так ничего – я часто поздно не сплю. Но там никого нет, я специально Тэвиша с собой взяла. Он бы точно услышал.

Тед понял, что под Тэвишем Рене подразумевала черную собачонку.

– Ну, и... что теперь?

– Сейчас мы спустимся вниз, в библиотеку. Крайнее правое окно не заперто. Вылезешь и прикроешь за собой створки, только быстро – дверь в коридор не запирается. А я, когда увижу, что все нормально, вернусь наверх, минуты через три уже открыто спущусь, как будто книгу не ту взяла, и запру окно.

– У вас ночью во дворе кто-нибудь дежурит?

– Обычно нет. Но сегодня... Виктор мог попросить Рейни.

– Ладно... справлюсь.

– Я пойду переодеваться, – не дожидаясь ответа, она встала и скрылась в спальне.

Тед подошел к окну и вгляделся в темноту, пытаясь еще раз прикинуть, нет ли каких-то пробелов в ее плане. Бросил взгляд на книгу, лежащую на столике. Агата Кристи... Похоже, девочка начиталась детективов и неплохо претворяет прочитанное в жизнь.

Наверное, Джеймс Бонд в такой ситуации не стал бы полагаться на план, придуманный молоденькой неопытной девчонкой. Хотя ни один супермен не стал бы и валиться, как кегля, под ударами Виктора – один-два приема, и этот самодовольный красавчик ползал бы по полу и просил пощады!

И супермен поперся бы сейчас за ней в спальню... Впрочем, Тед никогда не считал себя суперменом, да и в спальне его никто сейчас не ждал. Что-что, а почувствовать, когда женщина не против подобного визита, он мог не хуже Джеймса Бонда... Черт возьми, откуда взялся в голове этот дурацкий Джеймс Бонд?

Рене вернулась, снова в спортивном костюме, и коротко спросила:

– Ну, ты готов?

 – Да.

Она пошла к потайной двери.

– Подожди минутку! – позвал Тед. – Когда ты закроешь окно и окончательно поднимешься к себе наверх, погаси, пожалуйста, свет в башне – чтобы я знал, что все прошло гладко и тебя не застукали.

На ее сосредоточенном лице появилась тень прежней улыбки – возможно, она вспомнила какой-то детектив.

– А я как узнаю, что тебя не... застукали?

– Я на той стороне под фонарем помаячу.

– Хорошо, – она кивнула и положила руку на резной цветок. – На лестнице разговаривать нельзя, так что, если еще что-то хочешь сказать – говори сейчас.

Что Тед мог сказать? Спасибо? Или что они больше никогда не увидятся – и он только сейчас это понял? Или «до свидания»? Все это прозвучало бы нелепо...

– Рене... – он обещал больше не говорить об этом – и все-таки не смог удержаться, потому что знал, что другого шанса у него уже не будет, – подумай еще раз: ты же живая – настоящая, живая, нормальная девчонка. Ты еще можешь все исправить, все повернуть иначе. Не делай этого... Черт возьми, сейчас же не средневековье какое-то!

Она не стала даже отвечать – нажала на цветок и, когда зеркало открылось, шагнула внутрь.

На лестнице было абсолютно темно. Рене медленно шла впереди, держа его за руку, и изредка командовала шепотом:

– Тут площадка!.. Снова ступеньки!.. Осторожно!

Лестница казалась бесконечной – Тед насчитал семьдесят три ступеньки, пока наконец Рене, сжав его руку, не шепнула:

– Стой! – и после короткой паузы: – Пришли. Ты помнишь, правое окно!

– Да.

Она отпустила его, через секунду он увидел перед собой отблеск света и услышал:

– Ну, давай! С Богом!

Протискиваясь мимо нее к выходу, Тед нащупал худенькое плечо и сжал, прощаясь.

Все прошло гладко, если не считать того, что, переваливаясь через подоконник, он неловко повернулся и зашипел от боли в груди.

Во дворе никого не было – слава богу, потому что перелезал Тед через стенку почти какдевяностолетний старец, кряхтя и постанывая. Добрался до фонаря и замер в ожидании!.

«Средневековье...» – вспомнил он собственное выражение. Пожалуй, в этой истории и правда имелись все атрибуты средневекового романа: тайные проходы в стене, богатая наследница, по воле злых родителей выходящая замуж за жестокого жениха – как и полагается, зловещего брюнета. И, естественно, благородный герой, проникший в замок через окно – в концеон обычно оказывался переодетым герцогом.

Интересно, а герцогам когда-нибудь били морду или только пронзали кинжалом! (не до смерти, иначе не было бы поцелуя в диафрагму)?!

Тед часто предавался подобным идиотским размышлениям – это помогало скрасить часы ожидания, обычного для его работы. Но на этот раз ждать пришлось недолго – свет– в башне третьего этажа внезапно погас.

Перед тем как выйти из-под фонаря, онмахнул на прощание рукой, надеясь, что Рене все еще смотрит в окно.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Репортеры светской хроники толклись на ступеньках собора, дожидаясь торжественного выхода новобрачных. Присутствовали они здесь исключительно для проформы: те тридцать строк, что предполагалось отвести на свадьбу, были уже написаны. Всем было заранее известно) и о роскошном платье невесты, заказанном у (берлинского модельера, и о свадебном кольце с бриллиантом,, ограненным «сердечком», и о том, что медовый месяц новобрачные собираются провести в Италии. Конечно, оставалась еще эфемерная надежда, что случится что-либо неожиданно – например кто-нибудь споткнется и сломает ногу или закатит скандал – но это было весьма сомнительно. До сих пор ни о женихе, нио невесте не ходило никаких интересных – то есть скандальных – слухов. Правда, пару лет назад в прессу просочились намеки на романтические отношения между женихом и покойной матерью невесты, но это было так давно, что стало уже неактуальным.

Поэтому, когда двери собора распахнулись и новобрачные вышли наружу, корреспонденты вздохнули с облегчением.

Невеста улыбалась, жених, по своему обыкновению, был серьезен – впрочем, это ничуть не портило его мужественно-романтической внешности.

Он понял, что Рене заметила его: на секунду ее улыбка из светски заученной стала живой, виноватой, почти жалобной. Она словно говорила: «Вот видишь, как получилось...»

Зачем он приехал?? Всю дорогу Тед ругал себя за этот бессмысленный, дурацкий, сентиментальный жест. Это было так же нелепо, как по три раза в день проверять автоответчик (что он, кстати, и делал весь последний месяц).

Заметка о предстоящей свадьбе лежала на его столе уже давно, но сорвался он лишь в последний момент, сначала уговаривая себя, что давно собирался недельку отдохнуть – так почему не смотаться в Цюрих? – а потом просто торопясь, чтобы еще раз увидеть серьезные каштановые глаза под ровными дужками бровей.

Ну вот, увидел – она прошла совсем рядом, пару раз бросив на него взгляд. Теперь можно возвращаться домой...

А на что он рассчитывал? Что она кинется к нему на шею с криком: «Увези меня отсюда!»? Тед усмехнулся – пожалуй, с таким пышным подолом она и не втиснулась бы в его «Рено».

Рене заметила его сразу, едва вышла из собора, и в первый момент не поверила своим глазам. Он – здесь? Откуда, почему? Но это был действительно Тед – стоял, в светлом плаще и шляпе, прислонившись к колонне прямо за толпой репортеров.

Улыбаясь окружающим, она снова украдкой взглянула в его сторону. Их глаза встретились, и он коротким жестом приложил руку к шляпе, приветствуя ее.

Все то время, что Рене шла по ступеням, ей мучительно хотелось обернуться и снова взглянуть на него, но когда ей удалось незаметно это сделать, там уже никого не было.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Даже в этом фешенебельном районе Мюнхена трудно было встретить второе подобное сооружение. Вилла из белого бетона, металла и стекла, непонятной формы – казалось, она пыталась приподняться над землей, подобно летающей тарелке, сверкая и переливаясь на солнце, как диковинная друза циклопических кристаллов.

Обнаружив рядом с калиткой в ограде кнопку звонка, Тед нажал и стал ждать. Наконец мужской голос из замаскированного динамика рявкнул:

– Кто там?!

– Я приехал к... – (как же ее назвать?) – ... к мадемуазель Рене.

– Ждите, – отозвался голос.

Через минуту замок щелкнул и калитка приоткрылась. Дорожка из белоснежного сверкающего дробленого мрамора вела к двери виллы.

Стоило Теду подойти к двери, как она отворилась и на пороге вырос высокий крепкий парень в черных брюках и белой рубашке, с глубоко посаженными глазами под густыми белесыми бровями. Смерил его взглядом и отступил на шаг.

– Проходите, пожалуйста. Госпожа баронесса сейчас вас примет, – голос у этого громилы оказался на удивление мягкий и вежливый.

Препровожденный в комнату этажом выше, Тед остановился у окна, разглядывая обстановку. Белые стены, серая плитка на полу, стеклянный столик около двух белоснежных кожаных кресел – и единственное яркое пятно – красная керамическая ваза неправильной формы на узкой черной подставке. И цветы в ней – яркие, экзотические, сияющие и переливающиеся буйными красками.

Они манили к себе и вызывали нестерпимое желание дотронуться, погладить пальцами непонятно из чего сделанные сверкающие лепестки. Оглянувшись, Тед подошел к ним, протянул руку – и в этот момент услышал сзади:

– Нравится?

В дверях стояла женщина – и какая женщина! Никто не назвал бы ее очаровательной – это слово здесь просто не подходило – но великолепная, роскошная, сногсшибательная! Даже без обуви она была, пожалуй, на сантиметр-два выше него, но сейчас ее ноги украшали босоножки: два золотистых ремешка без задника на высоком каблуке.

Кроме босоножек, на ней был пестрый струящийся халатик, распахнутый спереди и не скрывавший ни великолепной фигуры, ни груди, обтянутой весьма открытым купальным костюмом. Роскошная грива золотистых волос, большие голубые глаза, сильная линия челюсти и ярко накрашенный рот – чуть великоватый, но вполне подходящий ко всему остальному.

– А... да, – ответил Тед, стараясь не слишком откровенно пялиться на нее. Впрочем, он сомневался, чтобы ее это обидело – она явно привыкла производить впечатление.

– Это я сама делаю, – сообщила женщина, подойдя к креслу, и уселась, небрежно откинувшись на спинку, – из стекла. Это мое хобби.

По-французски она говорила безупречно – если в речи и чувствовался акцент, то почти незаметный.

– Я – баронесса фон Вальрехт. Чем обязана, мсье... – в ее голосе послышался вопрос.

– Я хотел бы видеть Рене... Перро, – Тед решил, что назвать Рене именно так будет правильно.

– Почему вы думаете, что она здесь? – это прозвучало легко, но без удивления человека, услышавшего совершенно незнакомое имя.

– Она дала мне этот адрес.

– Когда? – спросила баронесса быстро и резко.

– Сегодня ночью. По телефону.

Несколько секунд подумав, она встала.

– Ну хорошо. Пойдемте. Плащ и шляпу можете оставить здесь.

Анфиладой комнат, расположенных на разных уровнях, он проследовал за ней, стараясь не очень отставать – походка блондинки была столь стремительна, что, казалось, при движении она поднимает ветер, развевающий полы ее воздушного халатика.

Пройдя арочный проем, закрытый занавесью из стеклянных бусин, Тед оказался в огромном помещении – темно-синие стены и пол, стеклянный потолок и длинный прямоугольный бассейн, расположенный в центре.

И два гибких тела, извивающихся в воде – темная и светлая голова и туча брызг вокруг. В первый момент Теду показалось, что головы три – еще одна пестрая – но в следующий миг понял, что это мяч, который пытаются отобрать друг у друга два человека, и один из них – Рене! Вторым оказался мальчишка лет тринадцати, светловолосый и очень похожий на блондинку-баронессу.

Все это Тед успел рассмотреть, пока шел к бассейну. Наверное, Рене почувствовала его взгляд, потому что обернулась и замерла. Еще мгновение – и она, забыв про мяч, бросилась в его сторону, ухватилась за край бассейна и попыталась вылезти, пренебрегая лесенкой, находящейся метрах в пяти справа.

Тед шагнул к самому краю, протянул ей руку и выдернул из воды, придержав второй рукой, чтобы она не поскользнулась.

Секунду они смотрели друг на друга, потом заговорили одновременно:

– Что ж ты раньше не позвонила...

– Я вся мокрая...

И оба замолчали, продолжая глядеть друг на друга...

Едва ли Рене теперь можно было принять за шестнадцатилетнюю девочку – дело было даже не в груди, которая стала немного больше, и не в слегка округлившихся бедрах.

Изменилось что-то в лице – теперь она выглядела, пожалуй, даже старше своих лет. Заострившиеся черты, как у человека, перенесшего тяжелую болезнь, впалые щеки – и две глубокие морщины по обеим сторонам плотно сжатого рта.

Только сейчас Тед понял, что по-прежнему держит ее за руку, и, смутившись, отпустил.

– Ты сказала, что тебе нужна помощь.

– Да...

Блондинка, стоявшая сбоку, вмешалась в разговор:

– Так это и есть тот человек, которого ты ждала?

Рене вздрогнула, словно только сейчас сообразив, что в комнате есть кто-то еще, и, обернувшись, отозвалась:

– Да, Бруни, спасибо. Я... я пойду к себе, мне нужно с ним поговорить.

И снова анфилада комнат, лестницы, переходы... Рене шла впереди, часто оглядываясь, словно боясь, что он исчезнет. Потом не выдержала – схватила его за руку и повела за собой, как когда-то.

Наконец они вошли в очередную комнату, и Рене, остановившись, обернулась.

– Я не сразу тебя узнала...

Да, парик с проседью, усики щеточкой и пиджак на два размера больше и впрямь меняют человека... Он напялил этот камуфляж на всякий случай, не зная, что случилось и не крутится ли поблизости Виктор.

Тед кивнул, улыбнулся – в горле почему-то застрял комок. Внезапно она прильнула к нему, уткнулась лбом и сказала шепотом:

– Ты приехал... Я так надеялась – и ты приехал.

– Я же обещал, – ответил он, обхватив ее и прижавшись щекой к мокрым волосам, – я обещал...

Это продолжалось недолго – потом Рене отступила назад.

– Пожалуйста, располагайся, – повела она рукой, показывая на пару кресел, стоявших в углу комнаты. – Я сейчас приду, – схватила халат, висевший на спинке кресла, и скрылась в ванной.

Вернулась она быстро, завернутая в махровый халат и туго подпоясанная, с полотенцем на голове, но все еще босиком и села в кресло напротив него.

– Хочешь чего-нибудь выпить? – протянула руку к телефону.

– Потом. Расскажи мне, что случилось и чем я могу тебе помочь?

Несколько секунд она молчала, потом смущенно улыбнулась.

– Сейчас... я так долго готовилась, чтобы все это сказать – а теперь не знаю, с чего начать. Ты сказал тогда, что ты... специалист по особым поручениям, вроде частного детектива. Это действительно так?

 – Да

– Мне нужно... – она запнулась, глубоко вздохнула, закрыла глаза и заговорила увереннее: – Мне нужно спрятаться в каком-то безопасном месте, где Виктор не сможет меня найти. Мне нужно найти и вернуть моих собак. И мне нужен хороший адвокат, который сможет помочь мне с разводом, – немного подумала и добавила: – Я не смогу заплатить тебе сейчас – денег у меня пока нет, нужно сначала продать драгоценности. Документов у меня тоже нет. Вот, пожалуй, и все, – взглянула на него в упор. – Ты сможешь мне помочь? Со всем этим?

Что ж, сказано четко и по существу. Значит, он нужен ей как специалист по особым поручениям – всего и только...

– Да... думаю, что да.

Он физически ощутил охватившее ее чувство облегчения, черты заострившегося лица стали мягче, на губах промелькнула улыбка – неуверенная, болезненная, но все же улыбка.

– С чего ты начнешь?

– С вопросов, – улыбнулся Тед и почувствовал, что Рене снова напряглась. Машинально потянулся за сигаретой – так было бы легче начать разговор – и вспомнил, что они остались в кармане плаща. – Рене, я сделаю все, что смогу, но ты тоже должна мне помочь. Мне придется задавать тебе вопросы, может быть, неприятные. Считай, что ты обратилась к врачу, понимаешь? Я тоже в некотором роде специалист и знаю, что делаю.

– Я понимаю. Просто... – она сжала зубы и выпрямилась, просто некоторые вещи – вспоминать и говорить о них... – ее голос все-таки сорвался.

– Так плохо было? – спросил он, помедлив.

– Да. Сейчас ты скажешь, что предупреждал, да?

– Не скажу.

Ему мешал стол, разделявший их, мешала невозможность дотронуться до нее, взять за руку... Он чувствовал, что Рене близка к слезам – и пусть бы выплакалась, если после этого ей станет легче – но, услышав подобное предложение, она могла обидеться и еще больше замкнуться в попытке сохранить спокойствие. Поэтому Тед решил спросить о другом:

– В этом доме для тебя безопасно?

Она на секунду задумалась.

– Не знаю... В общем-то, да. Мы с Бруни учились вместе в школе. Если Виктор приедет или пришлет кого-то – она не впустит их, не даст меня забрать. Но если полиция...

– Ты думаешь, он мог обратиться в полицию?

– Да. Я в этом почти уверена. И потом, если он меня найдет, я... – она прикусила губу и решительно закончила, – я сама поеду обратно, или куда он скажет.

– Почему?

Рене ответила одним словом, как когда-то – но даже на это слово у нее, казалось, не хватило дыхания:

– Собаки...

Очевидно, на лице у него выразилось недоумение, потому что она заговорила – быстро-быстро, все более высоким голосом, срывающимся на крик:

– Он забрал их четыре месяца назад... и сказал, что если я не буду слушаться, он их убьет, убьет у меня на глазах. Я знаю, что ты не поймешь... никто не поймет. Но это мне сейчас важнее всего. Я ничто, пустое место, мешок с деньгами, бесплатное приложение к фирме – но это мое, только мое, это часть меня, понимаешь? Да нет, ты не поймешь, это же собаки, всего лишь собаки... но я им нужна, именно я, а не мои деньги, именно я... и они меня любят. И он знает, что я сделаю все, что он скажет, чтобы он не убил их. Я понимаю, это глупо, нелепо – всего лишь две старые собачонки... но я не смогу жить, если он их убьет. Он... он... – голос ее окончательно сорвался, и, согнувшись вперед, Рене заплакала навзрыд.

Тед встал, вытащил ее из кресла и неловко пристроил рядом с собой, прижав лицом к груди. Рене продолжала всхлипывать и икать, но его прикосновение вызвало новый поток слов, от которого ему стало холодно внутри:

– Он... он убил Нелли... затоптал, просто затоптал, при мне – а я ничего не могла сделать... Столько крови... Она уже старенькая была и все время простужалась и плохо ходила. Я ей сама... комбинезончик сшила – а он ее...

Вспомнилось – длинный нос, желтые тоненькие лапки... тощенькое безобидное создание ростом с кошку. И шоколадный ликер, который собачка, причмокивая, слизывала с пальца...

Он никогда и никого не ненавидел. Всякое в жизни бывало, конечно, но такой застилающей глаза ненависти, какую он испытывал сейчас к Виктору, Тед не чувствовал еще никогда. Даже когда Виктор избил его, когда угрожал пистолетом – все это было частью работы, профессиональным риском, возможным при столкновении с человеком, застукавшим его у себя в сейфе. Но отбирать у девчонки то немногое, что было ей дорого...

Всхлипывания становились все тише, но он продолжал молча поглаживать Рене по спине, пока не почувствовал, что она перестала судорожно вздрагивать.

Внезапно вскочив, она вихрем пронеслась в сторону ванной, хлопнула дверью и щелкнула задвижкой.

Вернулась Рене без полотенца на голове, с покрасневшими глазами и носом. Сказала хрипловатым от слез голосом:

– Извини...

– Все нормально, – отозвался Тед.

Она хотела снова пройти и сесть напротив, но он не дал, ухватив ее за руку и глядя на нее снизу вверх.

– На будущее – если тебе хочется заплакать... или заорать – не старайся сдержать себя, просто сделай это. При мне – можно и не надо больше извиняться.

Отпустил руку – Рене тут же отодвинулась. В кресле, отгороженная от него столом, она явно чувствовала себя увереннее. Нерешительно спросила:

– Ну, что теперь?

– Нам нужно уезжать отсюда – и как можно быстрее.

– Почему?

– Потому что если все так, как ты говоришь, то к вечеру в этот дом уже придет либо полиция – либо еще кто-нибудь. – Наверное, лучше было сразу расставить точки над I, поэтому – Тед, помедлив, добавил: – Рене, давай договоримся сразу. Я сделаю все, чтобы помочь тебе – но и ты должна доверять мне. Я в этих делах профессионал, и неплохой. И иногда тебе придется делать то, что я сказал, а вопросы задавать потом, – он постарался смягчить прямоту и жесткость этих слов улыбкой.

– Ты найдешь моих собак? – похоже, это волновало Рене больше всего.

– Да... если они еще живы.

– Живы, – уверенно сказала она.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что, пока Виктор не нашел меня, он будет беречь их. Это единственное средство, чтобы заставить меня вернуться и... сделать так, как он хочет.

Он не стал говорить ей, что, возможно, эти собачонки уже давно мертвы – так часто делают с заложниками, продолжая при этом шантажировать их родственников. Просто спросил:

– Ну, ты готова ехать?

– Прямо сейчас?

Тед кивнул.

– А куда?

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь об этом знал.

– Бруни никому не скажет, – запротестовала она.

– Странное имя – Бруни...

Рене рассмеялась.

– Это в школе ее так прозвали – Брунгильда, – Тед тоже фыркнул – имя подходило идеально. – А вообще-то ее зовут Амелия. Мы уже лет девять знакомы, и она меня никогда не подставляла.

– Рене, лучше, чтобы никто ничего не знал – тогда, если придет полиция, им самим будет проще. «Не знаю» – и все.

Она закрыла глаза, глубоко вдохнула и, выдохнув, решительно встала.

– Хорошо. Я пойду скажу, что мы уезжаем.

– Не говори, кто я и откуда. Тебе собираться долго?

Тед не понял, чем вызвана улыбка на ее лице.

Как оказалось, Рене несколько ошиблась в оценке количества своего багажа, по ее мнению, состоявшего лишь из шелковой нижней юбки, в которую была завязана кучка драгоценностей стоимостью около полумиллиона долларов.

Стоило ей появиться около бассейна, как Бруни вылетела из воды.

– Ну, что?

– Я уезжаю.

– С ним?

 Рене кивнула.

– Ты уверена, что это безопасно? Ты его давно знаешь?

– Года четыре.

То, что это знакомство продолжалось всего один вечер, рассказывать было не обязательно.

– А почему ты никогда про него не говорила? Кто он такой?

– Когда-нибудь расскажу, – улыбнулась Рене. – Это действительно интересная история.

– У тебя – и мужик! И ты столько лет от меня это скрывала! Ну, и как он?

– Да причем тут это?! Он просто... мой друг.

А кем действительно был для нее Тед? Случайным знакомым, с которым она вынужденно провела вместе несколько часов? А через четыре года позвонила ему, попросила о помощи – и он приехал...

При слове «друг» на лице Бруни мелькнула скептическая улыбка.

– А когда ты хочешь ехать? И куда вы поедете?

– Прямо сейчас. Он говорит, что если Виктор обратился в полицию, они могут уже к вечеру быть здесь.

– А пошли они! Так я их и впустила! Постой-ка, но у тебя же ничего нет – никаких шмоток!

– Твои мне все равно будут велики, – рассмеялась Рене. – Вот сумку какую-нибудь дай.

– Сумку-сумку-сумку, – забормотала Бруни, как всегда, когда в ее голове оформлялась какая-то идея, и вдруг что есть силы заорала: – Эрни, вылезай!

Через минуту, влекомая за руку, Рене оказалась в комнате Эрни. Вещи Бруни действительно ей бы не подошли – чего нельзя сказать о вещах ее двенадцатилетнего брата. Поэтому Бруни вытащила все из шкафа и начала прикладывать к Рене, бормоча:

– Стой спокойно... Повернись! – в сторону, шоферу, он же телохранитель: – Филипп, накрой в малой гостиной кофе со шведскими бутербродами, проводи туда гостя и заодно принеси из моей спальни желтый чемодан! – опять обращаясь к Рене: – Мы мужика твоего... ах, прости, друга – сейчас заткнем жратвой.