Текст книги "Проси, что хочешь: сейчас и всегда (ЛП)"
Автор книги: Меган Максвелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)
Глава 16
Проходят дни, я живу с Эриком, и это лучшее, что со мной случалось в жизни. Он любит меня, балует и внимательно относится к моим нуждам и желаниям. Флин – совсем другая песня. Он во всем соперничает со мной, и я постараюсь, чтобы он понял, что я ему не конкурент. Если я делаю испанскую тортилью,[27] она ему не нравится. Если пою или танцую, он глядит на меня с презрением. Если смотрю что-нибудь по телевизору, он жалуется и просит переключить канал. Он откровенно меня не выносит и не скрывает этого. С каждым днем это все больше сводит меня с ума.
Я общаюсь со своей семьей в Хересе, у них все хорошо. Это меня успокаивает. Сестра рассказывает, как она устала от беременности и от скандалов, которые ей закатывает моя племянница. Я улыбаюсь. Я представляю, как Лус нервничает в ожидании Королей-магов с подарками. Какая красавица моя Лус!
Однажды утром я захожу на кухню и застаю Симону за просмотром телевизора. Она настолько поглощена событиями на экране, что даже меня не слышит. Когда я подхожу к ней, то вижу, что она печальна и чем-то напугана.
– Боже мой, что случилось?!
Женщина вытирает глаза салфеткой и, глядя на меня, шепчет:
– Я смотрю «Безумие Эсмеральды», сеньорита.
Я с удивлением перевожу взгляд на экран и вижу, что она говорит о телесериале. В Германии смотрят мексиканские мыльные оперы? На моих губах появляется улыбка, и на губах Симоны тоже.
– Думаю, вам тоже понравится, сеньорита Джудит. А в Испании смотрят эту теленовеллу?
– Я так не думаю, хотя я не специалист по мыльным операм.
– Поверьте, я тоже, но в Германии она произвела фурор. Все без исключения смотрят «Безумие Эсмеральды».
Когда я уже готова рассмеяться, Симона, еще больше удивив меня объясняет:
– В ней рассказывается об одной девушке, Эмеральде Мендосе. Эта красавица работает прислугой в доме сеньора Альконес-де-Сан-Хуан и его жены. Но все осложняется, когда из Соединенных Штатов возвращается их сын Карлос-Альфонсо Альконес-де-Сан-Хуан, транжира и мот, и увлекается Эсмеральдой Мендосой. Но она втайне влюблена в Луиса-Альфредо Киньонеса, внебрачного сына сеньора Альконеса-де-Сан-Хуан, и… О, боже! Все так запутанно…
Я увлеченно, с открытым ртом внимательно слушаю, что мне рассказывает женщина. Ну и сюжет! Моей сестре бы понравилось. Наконец, сама не знаю почему, я сажусь с ней и неожиданно погружаюсь в эту историю.
Марта, сестра Эрика, заходит в гости второго января. Я ей говорю, что мне нужно сделать рождественские покупки, и она с радостью предлагает пойти со мной. Эрик, обрадовавшись тому, что я улыбаюсь, целует меня в губы, когда я ухожу.
– Хорошо проведи время, любимая.
Холод пробирает до костей. В половине двенадцатого дня температура на улице едва достигает двух градусов ниже нуля. Но в компании Марты с ее остроумными замечаниями я чувствую себя счастливой. Мы едем до центральной площади Мюнхена – Мариенплац.[28] Это величественная площадь, окруженная потрясающими по красоте зданиями. Здесь расположен огромный прекрасный уличный рынок, на котором я делаю несколько покупок.
– Видишь этот балкон?
Я киваю, и Марта продолжает:
– Это горогдская ратуша, а с того балкона днем играет живая музыка.
Вдруг мое внимание привлекает разноцветный лоток с огромным выбором новогодних елок. Там стоят красные, синие, белые и зеленые елки разных размеров. В большинстве своем они украшены фотографиями, записками с пожеланиями, макарунами и дисками в пластиковых коробках. Мне нравится! Я смотрю на Марту и спрашиваю:
– Как ты считаешь, что подумает твой брат, если я поставлю такое дерево в его гостиную?
Марта зажигает сигарету и смеется:
– Он придет в ужас.
– Почему?
Я беру сигарету, пока Марта рассматривает разноцветные искусственные елки.
– Потому что они слишком современные для Эрика, а главное, потому что я никогда не видела праздничной елки в его доме.
– Серьезно?
Я растеряна, но еще больше укрепляюсь в том, что хочу сделать.
– Что ж, тогда мне его очень жаль, я не могу жить без новогодней елки. Поэтому придет он в ужас или нет, тем хуже для него.
Марта смеется, и я, не медля, решаю купить красное двухметровое дерево. Это просто бомба! Помимо него я покупаю кучу разноцветных лент, с подвешенными к ним колокольчиками. Я хочу украсить дом так, как он того заслуживает. Ведь рождественские праздники продолжаются! Я оплачиваю покупки и оставляю их у продавца, обещая вернуться и забрать все в конце дня.
Еще час с лишним мы вдвоем покупаем подарки и, когда наши носы становятся красными от холода, Марта предлагает мне зайти куда-нибудь и перекусить. Я соглашаюсь. Я умираю от холода, голода и жажды и позволяю ей вести меня по великолепным улицам Мюнхена.
– Я отведу тебя в особенное место. В следующий раз мы пойдем в ресторан, расположенный в Олимпийской башне. Он вращается, и оттуда открываются прекрасные виды на город.
Я, закоченев, едва киваю ей головой и замечаю, что вокруг ездят такси кремового цвета, и большинство из них «Мерседесы». Какая роскошь! Несколько минут спустя, когда мы заходим в огромное помещение, Марта с гордостью объясняет:
– Дорогая Джудит, как настоящий житель Мюнхена, я имею честь сказать тебе, что ты находишься в Хофбройхаусе,[29] самой старой пивной в мире.
Я с интересом оглядываюсь вокруг. Это прекрасное место. Типично немецкое. Я рассматриваю сводчатые потолки, покрытые любопытной росписью и длинные массивные скамейки, на которых сидят, едят и пьют люди.
– Пойдем, Джуд, что-нибудь закажем, – тянет меня за руку Марта.
Десять минут спустя мы сидим вместе с другими людьми на деревянной скамье. Мы целый час разговариваем и наслаждаемся великолепным Шпатенбрау.[30]
Голод дает о себе знать, и мы решаем заказать что-нибудь поесть, а потом продолжить покупки. Я позволяю Марте выбрать мне еду, и она заказывает леберкезе[31] – горячую пивную колбасу, фрикадельки из муки, рубленого мяса и шпика, хрустящий соленый кренделек в форме восьмерки, который обмакивают в соусе. Все просто великолепно!
– Как тебе Мюнхен?
Прожевав и проглотив, кусочек кренделька, я отвечаю:
– То немногое, что я видела, выглядит потрясающе. Думаю, что это величественный город.
Марта улыбается.
– Ты знала, что Мюнхен считают пупом всей Европы?
– Нет.
Мы обе смеемся.
– Ты приехала, чтобы остаться с Эриком?
Ну и вопрос, не в бровь, а в глаз! Прямо, как я люблю. И я откровенно говорю:
– Да. Мы как огонь и лед, но мы любим друг друга и хотим попробовать.
Марта хлопает в ладоши от счастья, и все, кто сидит рядом, с удивлением смотрят на нас. Но, не обращая ни на кого внимание, она тихо говорит:
– Это хорошо. Хорошо! Надеюсь, что мой братец поймет, что жизнь это нечто большее, чем работа и долг. Мне кажется, что ты раскроешь ему на многое глаза, но, жаль тебя огорчать, это принесет тебе множество проблем. Я хорошо знаю Эрика.
– Проблем?
– Ага!
– Я не хочу проблем.
Сказав это, я вспомнила одну песню Давида ДеМарии[32] и, не удержавшись, улыбнулась.
– Почему ты считаешь, что у меня будут проблемы с Эриком.
Марта вытирает губы салфеткой и отвечает:
– Эрик всегда жил один, кроме последних лет с Флином. И как только ему что-то не нравится, или кто-то вмешивается в его жизнь и решения, он очень быстро уходит. А еще больше мне хочется посмотреть на его лицо, когда он увидит красную елку, которую ты купила, украшенную разноцветными лентами.
Мы обе смеемся, и она продолжает:
– Я знаю, что он очень упрям, и уверена, ты будешь спорить с ним. Особенно, что касается образования Флина, тут все плохо. Он слишком его опекает, практически поместил его в стеклянный шар.
Это вызывает у меня улыбку.
– Не смейся. Ты сама это почувствуешь. И обрати внимание на то, что я тебе сказала: мой брат не одобрит подарок, который ты купила Флину.
Я смотрю на пакет, на который указывает Марта, и удивленно спрашиваю:
– Он не одобрит скейтборд?
– Нет.
– Почему? – допытываюсь я, подумав о том, как нам с племянницей было весело кататься на ее скейте.
– Эрик быстро оценит возможные опасные последствия. Вот посмотришь.
– Но если я куплю ему шлем, наколенники и налокотники, чтобы если он упал, то не поранился бы…
– Все равно, Джудит. В этом подарке Эрик увидит только опасность и запретит им пользоваться.
Полчаса спустя мы выходим из пивной и направляемся к Максимилианштрассе[33] – улице которая считается золотой милей Мюнхена. Мы заходим в «Дольче и Габбана», и там Марта тотчас бросается к каким-то джинсам. Пока она их примеряет, я быстро покупаю одну футболку, которая, как я видела, ей понравилась. Мы еще долго ходим по бесконечной череде эксклюзивных и очень дорогих магазинов, и когда заглядываем в «Армани», я решаю купить Эрику белую рубашку в голубую полоску. В ней он будет неотразим.
Закончив покупки, мы возвращаемся на площадь перед ратушей, чтобы забрать мою прекрасную елку. Марта смеется. Я тоже, хотя уже начинаю сомневаться в том, что поступила правильно, купив ее.Глава 17
Небо Мюнхена заволокло тучами, начинается гроза, и мы решаем, что пора заканчивать с покупками. Когда в шесть часов вечера Марта привозит меня домой, Эрика еще нет. Симона сообщает, что он уехал в офис, но не планирует там задерживаться. Я быстро отношу покупки наверх в нашу комнату и прячу их в глубине шкафа. Я не хочу, чтобы он их видел. Но, прежде чем переодеться, я смотрю в окно. Льет, как из ведра, и я вспоминаю о том, что видела рядом с мусорными контейнерами выброшенного на улицу пса.
Не раздумывая лишний раз, я иду в комнату для гостей и беру там одеяло. Я куплю потом другое. Спускаюсь на кухню, беру из холодильника немного тушеного мяса, кладу его в пластиковый контейнер, разогреваю в микроволновке и выхожу из дома. Я уверенно иду мимо деревьев, и подхожу к воротам; открываю их и приближаюсь к мусорным контейнерам.
– Трус…– так я назвала собаку. – Трус, ты здесь?
Из-за контейнера появляется голова тощей борзой коричнево-белого окраса. Он дрожит. Он очень напуган, и по его внешнему виду видно, что, должно быть, он голоден и очень сильно… а еще он ужасно замерз. Животное подозрительно смотрит на меня и не подходит, и я оставляю тушеное мясо на земле, уговаривая его поесть:
– Давай, Трус, ешь. Это вкусно.
Но пес прячется, и прежде чем мне удается до него дотронуться, он насмерть перепуганный бросается прочь. Это меня огорчает. Бедняжка. Как же он боится людей. Но я знаю, что он вернется. Я часто видела его у мусорных баков и, решив не пускать все на самотек, сооружаю ему из деревяшек и ящиков подобие будки. В середину ящика я кладу одеяло, принесенное с собой и тушеное мясо и ухожу. Я надеюсь, что он вернется и поест.
Дома я опять поднимаюсь в свою комнату, переодеваюсь и возвращаюсь в гостиную с коробкой, в которую упакована елка. Флин играет в PlayStation. Я сажусь рядом с ним и ставлю перед собой на пол огромную разноцветную коробку. Уверена, что это привлечет его внимание.
Я наблюдаю за ним минут двадцать, все это время он, не говоря ни слова, продолжает играть, позволяя чертовой оглушающей музыке разрывать мои барабанные перепонки. Наконец, я сдаюсь и, пытаясь перекричать грохот, ору:
– Хочешь собрать со мной новогоднюю елку?
Флин смотрит на меня и, слава богу, выключает музыку. О, какое счастье! Потом он переводит взгляд на коробку.
– Елка лежит здесь? – удивленно спрашивает он.
– Да. Она сборная. Ну, как тебе? – отвечаю я, открывая крышку и доставая первую деталь.
Надо видеть его лицо.
– Мне не нравится, – быстро заявляет он.
Я улыбаюсь, иначе я могу дать ему подзатыльник. Я предпочитаю улыбаться.
– Я решила сделать нашу собственную елку. А чтобы быть оригинальными и сделать то, чего ни у кого больше нет, мы украсим ее листочками, на которых напишем желания, и прочитаем их, когда будем убирать елку. Каждый из нас напишет по пять желаний. Как тебе такая идея?
Флин моргает глазами. Мне удалось привлечь его внимание и, показав ему тетрадку, две авторучки и разноцветные ленты, я добавляю:
– Мы поставим елку, а потом на маленьких бумажках напишем наши желания, скрутим эти бумажки в трубочки и перевяжем их цветными ленточками. Правда, здорово?
Ребенок смотрит на тетрадь. Потом внимательно смотрит на меня своими темными глазищами и шипит:
– Это ужасная идея. И, кроме того, новогодние елки зеленые, а не красные.
У меня внутри все сжимается. Да у него совсем нет никакого воображения! Если этот недомерок такое говорит, то что скажет его дядя? Флин снова принимается за игру, и музыка грохочет вновь. Но я твердо намерена поставить елку и наслаждаться ею. Я встаю и настойчиво кричу ему так, чтобы он меня услышал:
– Я поставлю ее здесь, у окна, – говорю я, наблюдая за тем, как льет дождь, и надеюсь, что Трус вернулся в будку и поел.
Флин не отвечает. Он не смотрит на меня. Поэтому я решаю взять все в свои руки.
Но меня убивает скрежещущая мелодия, и я решаю ее как-то заглушить. Я включаю айпод, который ношу в кармане джинсов, надеваю наушники и уже в следующую секунду напеваю:
Euphoria
An everlasting piece of art
A beating love within my heart.
We’re going up-up-up-up-up-up-up[34]
Наслаждаясь музыкой, я сажусь на пол, достаю елку, раскладываю ее части вокруг себя и читаю инструкцию. Я мастер на все руки, и через десять минут дерево собрано. Оно выглядит вызывающе, красное, сияюще-красное. Я смотрю на Флина. Он продолжает играть перед телевизором.
Я беру тетрадку и ручку и начинаю писать в ней желания. Написав свои, я осторожно вырываю листы из тетради, рисую рядом с ними рождественские картинки. Когда с работой покончено, я сворачиваю в трубочки свои записки и перевязываю их золотой ленточкой. Я занимаюсь этим больше часа, когда вдруг вижу рядом с собой чьи-то ноги, поднимаю голову и встречаюсь с нахмуренным взглядом своего Айсмена.
Вот я попала!
Я быстро встаю и снимаю наушники.
– Что это? – говорит он, указывая на красное дерево.
Я собираюсь ответить, когда ребенок с раскосыми глазами подходит к своему дяде и с таким же серьезным выражением лица, как у него, отвечает:
– Она утверждает, что это новогодняя елка. Я говорю, что это какашка.
– То, что ты называешь это какашкой, не значит что он думает так же, – жестко отвечаю я.
Потом я смотрю на Эрика и добавляю:
– Ладно, может оно и не подходит к твоей гостиной, но когда я его увидела, то не смогла устоять. Правда, оно красивое?
– Почему ты не позвонила и не посоветовалась со мной? – бросает мне мой любимый немец.
– Посоветоваться? – ошеломленно повторяю я.
– Да. По поводу покупки елки.
Класс!
Вот послать его к черту или обидеться?
Наконец, прежде чем что-либо сказать, я решаю глубоко вдохнуть воздух в легкие, но, не удержавшись, расстроенно шепчу:
– Никогда бы не подумала, что мне нужно советоваться с тобой по поводу покупки новогодней елки.
Эрик смотрит на меня, смотрит и понимает, что я обижена, и, пытаясь успокоить, берет меня за руку.
– Послушай, Джуд, рождественские праздники – не самое мое любимое время года. Мне не нравятся ни елки, ни новогодние украшения, от которых никуда не скрыться. Но если ты хотела елку, я мог бы заказать прекрасную натуральную ель.
Мы втроем снова смотрим на мое красное дерево и, не дав Эрику продолжить, я возражаю:
– Мне жаль, что тебе не нравятся рождественские праздники, а я их обожаю. И уж точно мне не нравится, когда рубят деревья, просто потому что сейчас Рождество. Они живые существа и растут долгие годы не только для того, чтобы их срубили, и люди украсили ими свои гостиные, потому что это новогодняя традиция.
Дядя с племянником переглядываются, и я продолжаю:
– Конечно, некоторые из этих деревьев можно посадить обратно, но большинство из них засохнут и закончат свою жизнь в мусорном контейнере. Я так не могу! Я предпочитаю искусственное дерево, которое будет стоять у меня во время праздников и которое я потом уберу до следующего года. По крайней мере, я буду знать, что оно не засохнет и не умрет.
Уголок губ Эрика поднимается вверх. Он оценил мою пламенную речь в защиту хвойных деревьев.
– Оно тебе, правда, не нравится, не кажется оригинальным? Разве не здорово, иметь елку не как у других? – спрашиваю я, воспользовавшись моментом.
– Нет.
– Она ужасна, – шепчет Флин.
Но я не сдаюсь. Я игнорирую реплику мальчика и нежно смотрю на своего великана.
– Оно тебе не нравится, даже если я скажу, что это наше дерево желаний?
– Дерево желаний? – спрашивает Эрик.
Я киваю головой, и Флин отвечает, касаясь одной из бумажных трубочек, которые я повесила на дерево:
– Она хочет, чтобы мы написали по пять желаний, повесили их на елку и после праздников прочитали их, чтобы они исполнились. Но я не хочу этого делать. Я не девчонка.
– Можешь не хотеть, – шепчу я слишком громко.
Эрик взглядом упрекает меня за эту реплику и малыш, стараясь привлечь к себе внимание, кричит:
– А еще новогодние елки – зеленые, а не красные, и их украшают новогодними шарами, а не глупыми листочками с желаниями.
– А мне нравится красное с желаниями, кто бы мог подумать? – настаиваю я.
Эрик и Флин переглядываются. По их глазам я вижу, что они общаются. Черт бы их побрал! Но я уверена, что хочу свое красное дерево! И, так как я собираюсь побороться за него с этими двумя угрюмыми занудами, я стараюсь показать им положительные стороны моей покупки.
– Да ладно, парни, это же Рождество, а Рождество без елки не Рождество!
Эрик смотрит на меня. Я смотрю на него и надуваю губки. Наконец, он улыбается.
Один ноль в пользу Испании!
Флин машет рукой и собирается уходить, когда Эрик хватает его за руку и говорит, указывая на тетрадку:
– Напиши пять желаний, как просила тебя Джуд.
– Не хочу.
– Флин…
– Нет, дядя! Не буду.
Эрик наклоняется и смотрит ему прямо в лицо.
– Пожалуйста, мне было бы очень приятно, если бы ты это сделал. Это Рождество особенное для всех нас, и очень хороший способ подружиться с Джуд, да?
– Я ненавижу, что она присматривает за мной и указывает мне, что делать.
– Флин… – твердо настаивает Эрик.
Происходит скрытая борьба взглядов, но, в конце концов, побеждает мой Айсмен. Мальчик со злостью берет тетрадь, вырывает из нее лист и хватает одну из авторучек. Когда он собирается уходить, я ему говорю:
– Флин, возьми зеленую ленточку для своих записок.
Не глядя на меня он берет ленту и направляется к столу перед телевизором, где, как я вижу, он начинает писать. Я потихоньку подхожу к Эрику и, встав на цыпочки, шепчу:
– Спасибо.
Мой немец смотрит на меня, улыбается и целует.
Один-один, Германия сравнивает счет!
Мы еще немного обсуждаем елку, я не могу удержаться от смеха, слушая его комментарии. Он так остроумно подмечает очевидные вещи, что невозможно не смеяться. Несколько секунд спустя к нам подходит Флин, вешает на дерево записочки, которые он написал, и, не глядя на нас, возвращается обратно на диван. Он берет пульт от приставки, опять начинает скрежетать электронная музыка. Эрик, не сводя с меня глаз, подбирает с пола тетрадку и ручку и спрашивает потихоньку на ушко:
– Можно попросить любое желание?
Я понимаю, к чему он клонит, что он хочет сказать, и медовым голосом шепчу, подвинувшись к нему поближе:
– Да, сеньор Циммерман, но помните, что после праздников мы все вместе будем читать записки.
Эрик долго и пристально глядит на меня, и я могу думать только о сексе…, сексе…, сексе. Боже мой! Когда я смотрю на него, я так возбуждаюсь, что превращаюсь в настоящую рабыню секса! Наконец мой развратный жених кивает головой, отходит на несколько метров и улыбается.
Вау! Как же меня заводит, когда он так смотрит на меня. Обожаю эту смесь желания, самоуверенности и мрачности в его глазах. Я точно мазохистка.
Я наблюдаю за тем, как он, прислонившись к небольшому столику в столовой, что-то пишет в тетрадке. Я страстно хочу знать его желания, но не приближаюсь к нему. Я должна сдерживать себя до назначенного мною же самой дня. Когда Эрик заканчивает, он складывает листочки, а я даю ему серебристую ленточку, чтобы он их перевязал. Повесив записочки на елку, он лукаво смотрит на меня и, подойдя поближе, кладет что-то в передний карман моего свитшота. Потом целует меня в кончик носа и уточняет:
– Не могу дождаться момента исполнить это желание.
Я радостно улыбаюсь. Жар… Боже, какой жар! И, встав на цыпочки, я целую его в губы, а в это время мое сердце бьется со скоростью тысяча ударов в минуту. Ласково шлепнув меня по попке, и показав тем самым, как он меня хочет, Эрик садится рядом с племянником. Воспользовавшись моментом, я достаю маленькую коробочку, которую он вместе с какой-то бумажкой положил мне в карман, и читаю:
– Мое желание: я хочу, чтобы этой ночью ты лежала обнаженная в моей кровати, чтобы я мог использовать твой подарок.
Я улыбаюсь. СЕКС!
Я с любопытством открываю коробку и вижу там что-то металлическое с прозрачным зеленым камнем. Как мило! Для чего это? И тут надо видеть мое лицо, когда на приложенной бумажке я читаю: «Пробка анальная «Розовый бутон».
Ну и ну, не знала, что существуют пробки для задницы!
На моем лице появляется улыбка.
Мое лицо пылает, веселясь, я подхожу к окну и продолжаю читать: «Анальная пробка из хирургической стали с кристаллом «Сваровски». Идеально подходит, чтобы украсить анус и стимулировать анальную зону».
Как горячоооооо!
Охваченная жаром, я замечаю, что Эрик смотрит на меня. Я вижу насмешку на его лице. Улыбнувшись, я поднимаю вверх большой палец, показывая, что мне понравился подарок, и мы оба смеемся. Это будет потрясающая ночь!
После ужина я предлагаю сыграть партию в «Монополию» на Wii. Мы развлекаемся, делая бросок за броском. Наконец, мы позволяем Флину выиграть, и он, переполненный впечатлениями, уходит спать. Когда мы остаемся в гостиной одни, Эрик смотрит на меня. Его взгляд говорит мне обо всем. Нетерпение. Я целую его и шепчу на ухо:
– Приходи через пять минут в спальню.
– Через две, – властно отвечает он.
– Еще лучше!
Сказав это, я выхожу из гостиной, бегу по лестнице вверх, захожу в нашу комнату, откидываю одеяло, раздеваюсь, оставляю анальную пробку и флакон со смазкой на подушке и бросаюсь на кровать в ожидании Эрика. Больше у меня ни на что нет времени.
Дверь открывается, и мое сердце тяжело стучит. Возбуждение. Эрик заходит, закрывает дверь и, не отрывая глаз, смотрит на меня. Он подходит к кровати, и я наблюдаю за тем, как он снимает через голову серую футболку.
– Твое желание ждет тебя там, где ты хотел.
– Отлично, – отвечает он хриплым голосом.
Эрик голодным волком глядит на меня. Я замечаю, как он бросает взгляд на анальную пробку и улыбаюсь. Меня поглощает желание. Он бросает футболку на пол и встает у изножья кровати.
– Согни ноги и раздвинь их.
Боже… Боже… Как жарко!
Я делаю то, что он просит и чувствую, что мне становится трудно дышать. Эрик залезает на кровать и оказывается лицом перед моими нижними губами. Он целует их. Он целует их с нежностью, и я чувствую, что изнемогаю от нетерпения. Он со своей обычной эротичностью продолжает оставлять следы от поцелуев на моем теле. Тут он поднимается выше. Эрик целует низ живота, потом пупок, затем одну из моих грудей, и когда его губы оказываются на моих губах, и он смотрит мне в глаза, тогда он шепчет голосом, полным напряжения и эротизма:
– Проси, что хочешь.
О, боже!
О, боже мой!
Мое дыхание учащается, вагина сжимается, а желудок плавится.
Эрик, мой Эрик начинает сосать мою верхнюю губу, потом нижнюю, и, перед тем как поцеловать меня, как обычно, кусает мне губу, заставляя меня тем самым открыть рот, чтобы облегчить ему доступ туда. Я обожаю его поцелуи, обожаю его настойчивость, обожаю, как он прикасается ко мне, обожаю его самого.
Закончив поцелуй, он смотрит на меня, ожидая, что я у него что-то попрошу. И я, зная, чего он хочет, шепчу:
– Смакуй меня.
И в то же мгновение поток его поцелуев обрушивается на мое тело. Целуя венерин холмик, он чувственно проводит пальцем по моей татуировке.
– Раскрой пальчиками для меня свои складочки. Закрой глаза и представь… Предложи себя, как будто мы с другими мужчинами.
«Предложи себя! Другие мужчины!»
Боже, какое сладострастие!
Его слова вызывают во мне жаркую дрожь, и руки сами опускаются к вагине. Я берусь за складочки моих губ, раскрываю их и полностью выставляю себя на его обозрение, желая, чтобы он поглотил меня, пока я представляю, что мы не одни в этой комнате. Без промедления его язык касается моего клитора. О, да, да! И я кончаю ему на язык.
Обжигающий огонь моих фантазий и возбуждение, которое вызывает во мне Эрик, оставляют меня без сил. Я обнаженная лежу на кровати, пока страстные ласки его языка сводят меня с ума, а его руки поднимаются по моей попке. Мой развратный мужчина берет меня за ягодицы, чтобы получить больший доступ к моей сердцевине.
– Предложи себя, Джуд.
Взволнованная, возбужденная, раззадоренная, опьяненная тем, что я воображаю и тем, что он мне говорит, я поднимаю свою влажную щель к его рту. Без всякого стыда я прижимаюсь к нему и с наслаждением предлагаю себя, желая наслаждаться самой, желая, чтобы мной наслаждались. Его губы быстро начинают меня посасывать, зубы вонзаются в мой клитор, я тяжело дышу и ищу все больше и больше удовольствия.
Моя кожа пылает, тело охватывает безумное, дикое удовольствие. От каждого прикосновения его языка, я извиваюсь под его ртом и требую большего.
Мой опухший, влажный клитор вот-вот взорвется. Это его возбуждает. Я это знаю. Но когда Эрик поднимает голову и смотрит на меня, а его губы все еще влажные от моих соков, я выстреливаю, как пуля и целую его. Его вкус – мой вкус. Мой вкус – его вкус.
– Трахни меня, – требую я.
Эрик улыбается, кусает меня за подбородок и снова подчиняет меня. Он грубо опрокидывает меня, и на этот раз мое тело падает у края кровати, пока он опять разводит мои ноги, шлепает меня и продолжает свою опустошительную атаку. Я чувствую какую-то влагу вокруг ануса и быстро понимаю, что это смазка. Своим пальцем Эрик меня растягивает, и несколько секунд спустя я замечаю, что он вводит свой подарок. Анальную пробку.
– Прекрасно, – слышу я его слова, когда он целует обе половинки моей попки.
Со своего места мне не видно его лица. Но его дыхание, его хриплый голос показывают мне, что ему нравится то, что он видит и что делает. Несколько минут вход в мой анус сжимается. Какое удовольствие! Затем он вставляет в меня один, а потом и два пальца.
– Посмотри на меня, Джуд.
Я поднимаю голову, свисающую над краем кровати, и смотрю на него, и Эрик прерывающимся от волнения голосом шепчет:
– Пробка прекрасна, но твоя попка просто великолепна.
Это заставляет меня рассмеяться.
– Хирургической стали и предпочитаю живую плоть.
– Да?
Я киваю.
– Ты предпочитаешь, чтобы я и другой мужчина вместе взяли твое тело?
Когда я соглашаюсь вновь, его пальцы еще больше погружаются в меня. Безумие! Охваченный волной возбуждения, он настаивает:
– Ты уверена, любимая?
– Да, – задыхаюсь я.
Его пальцы раз за разом входят и выходят из меня, пока другой рукой он прижимает анальную пробку, и я схожу с ума. Испустив стон, я открываю глаза и вижу, что Эрик смотрит на меня.
– Скоро, детка, мы вдвоем будем тебя трахать, сначала один, потом другой, а потом мы оба. Я прижму тебя к себе и разведу тебе бедра. Я позволю другому мужчине трахать тебя, а сам буду на тебя смотреть, и только я позволю тебе кончить для меня, понятно?
– Да…, да… – я снова задыхаюсь, приходя в экстаз от того, что он говорит.
Эрик улыбается, и я чувствую спазм удовольствия. Мои стенки сжимаются, и его пальцы это замечают. Он мгновенно заменяет пальцы на свой член, и я издаю крик, почувствовав, как в меня входит его впечатляющая эрекция.
О, боже, как мне нравится!
Умелыми руками он крепко хватает меня за талию и поднимает. Эрик сажает меня на себя и шепчет у моего рта, прижимая меня к себе:
– В следующий раз нас будет трое.
Между вздохами я соглашаюсь.
– Да…, да…, да.
Эрик целует меня. Когда он так тяжело дышит, его страсть сводит меня с ума.
– Скачи, детка.
Мои бедра подчиняются задаваемому им глубокому, медленному ритму. Думаю, я сейчас взорвусь. Анальная игрушка создает потрясающее трение. Мы смотрим друг другу в глаза, пока я раз за разом насаживаюсь на него.
– Поцелуй меня, прошу я его.
Мой Айсмен не может мне отказать, и, сводя его с ума, я увеличиваю скорость. Один, другой раз я поднимаюсь и опускаюсь на него до тех пор, пока он не замирает. Одним движением он кладет меня на кровать, поворачивает и ставит на четвереньки.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я.
Эрик не отвечает, он вставляет свой твердый, эрегированный член в мою вагину и после пары толчков, которые заставляют меня задыхаться, шепчет мне на ушко:
– Я хочу твою прекрасную попку, любимая. Можно?
Мне жарко… Очень жарко. До крайности возбужденная я показываю ему свое кольцо.
– Я вся твоя.
Он осторожно достает анальную пробку и наносит еще смазки. Я вся горю от нетерпения и желания секса. Я хочу больше. Мне нужно больше. Эрик, заметив мое нетерпение, кусает меня за спину, нанося одновременно смазку на свой затвердевший член. Нервы. Я испытываю противоположные чувства. Я не занималась анальным сексом с того самого дня, когда делала это вместе с ним и той женщиной. Но Эрик знает, что делает и понемногу вводит в меня свой пенис. Я растягиваюсь. Мой мозг сходит с ума, и меня охватывает болезненное сладострастие, когда я, почувствовав, как он насаживает меня на свою эрекцию, прошу его:
– Эрик! Сильнее…, сильнее.
Но он не обращает внимания на мои мольбы. Он не хочет причинить мне вред. Он медленно продвигается вперед, и когда оказывается полностью во мне, наклоняется, прижимается ко мне и, с любовью обняв, шепчет на ушко:
– Боже, детка, какая ты тесная!
Сходя с ума от удовольствия, которое я чувствую, когда он входит и выходит из меня, я приспосабливаюсь к новой ситуации и тяжело дышу. Я пылаю. Я горю. Я отдаюсь сладкому удовольствию анального секса и наслаждаюсь этим. Я чувствую себя испорченной. Занимаясь жарким сексом с Эриком, я становлюсь испорченной. Я схожу с ума, чувствую себя раскованной. Я стою перед ним на четвереньках, безумствуя, пока он вбивается в меня своим членом, потому что он трахает меня, потому что раз за разом он делает меня своей.
– Эрик… Мне нравится, – уверяю я его, насаживая свою попку на его эрекцию в желании достичь более глубокого проникновения.
Мы несколько минут продолжаем нашу игру. Он проникает в меня, хватает меня за талию, и я показываю ему свою готовность. Раз…, два…, три… Жар! Четыре…, пять…, шесть… Удовольствие! Семь…, восемь…, девять… Потребность! Десять…, одиннадцать…, двенадцать… Эрик!
Но мой Айсмен уже не может больше сдерживаться, и, пока я ничком лежу на кровати, дикая, необузданная сторона его личности заставляет его входить в меня на максимальную глубину. Приглушенный матрасом крик исходит из моего горла, и мой немец понимает, что мое удовольствие достигло наивысшей точки. Поэтому он впивается пальцами в мои бедра и в безумной атаке вонзается в мою растянутую попку.
