Текст книги "Проси, что хочешь: сейчас и всегда (ЛП)"
Автор книги: Меган Максвелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)
Глава 12
В субботу двадцать девятого декабря Эрик просит меня посвятить целый день его племяннику. Я вижу по его глазам, как он переживает о том, что я ему отвечу, но я легко соглашаюсь, уверенная, что так будет лучше для всех, а особенно для Флина. Тем более что он никогда не упускает возможности показать мне, что я здесь лишняя. Я не обращаю на это внимание. Он ведь ребенок. Большую часть дня мы играем в Wii и PlayStation, потому что это единственное, чем можно его заинтересовать, и я с успехом демонстрирую ему, что девчонки умеют гораздо больше, чем он предполагает.
Очень забавно видеть лицо Флина, когда я выигрываю у Эрика в «Мото ДжиПи», а у него самого в «Братьев Марио». Мальчик не верит своим глазам. Их обыграла какая-то девчонка! Но, немного поддавшись, я позволяю ему одержать победу в «Мортал Комбат», чтобы он не возненавидел меня еще больше. Флина трудно обыграть, он – племянник, достойный своего дяди.
Мы с Эриком полностью посвящаем ему целый день, и к вечеру моя голова от непрекращающейся электронной музыки становится, как колокол. Но уже за ужином я не перестаю удивляться, когда Флин интересуется, не хочется ли мне салата, и без каких бы то ни было просьб с моей стороны, когда у меня пустеет стакан, наливает в него кока-колы. Начало положено, и мы с Эриком улыбаемся.
Когда нам, наконец, удается измотать ребенка и уложить его спать, в уединении нашей комнаты Эрик снова делает меня своей, только своей! Я наслаждаюсь им, его ртом, его манерой заниматься со мной любовью, и я знаю, что он в равной степени наслаждается мною.
Пока он проникает в меня, мы, не отрываясь, смотрим друг другу в глаза и говорим горячие и грязные слова. Его игра – это моя игра, и мы, как безумные, упиваемся страстью.
В воскресенье я, как обычно, в одиночестве просыпаюсь в постели. Эрику нужно совсем мало времени на сон. Я смотрю на часы. Восемь минут одиннадцатого. Я обессилена. После бурной ночи с Эриком, я хочу только одного – спать, спать и спать. Но также мне известно и то, что в Германии принято вставать рано, и поэтому мне тоже пора подниматься.
Внезапно дверь открывается, и из-за нее появляется предмет моих самых темных и греховных желаний, в руках он держит поднос с завтраком. Он прекрасен в джинсах и гранатовом свитере.
– Доброе утро, смугляночка.
Это словечко моего отца заставляет меня улыбнуться. Эрик садится на кровать и целует меня, желая мне доброго утра.
– Как сегодня себя чувствует моя невеста? – ласково спрашивает он.
Радуясь жизни и любви, живущей в моем сердце, я убираю волосы с лица и отвечаю:
– Усталая, но счастливая.
Мой ответ ему нравится, но, не дав ему ничего сказать, я обращаю внимание на поднос и вижу там кое-что, что поражаем меня до глубины души:
– Чуррос? Неужели это чуррос?[15]
Он удовлетворенно кивает головой, пока я беру один рогалик, макаю его в сахар и откусываю кусочек.
– Ммм, как вкусно! – и, взглянув на свои пальцы, добавляю, – И все такие масляные.
Смех Эрика с грохотом разносится по комнате.
О, боже! Съесть в Германии чуррос – это просто невероятно!
– Но где ты их купил? – все еще не придя в себя от удивления, интересуюсь я.
С мегагигантской улыбкой Эрик берет другой рогалик и кусает его.
– Я объяснил Симоне, что это типичное испанское блюдо и ты любишь их на завтрак. И, не знаю как, но она их приготовила.
– Как же это здорово! – радостно восклицаю я. – Когда я расскажу отцу, что ела на завтрак в Германии кофе с чуррос, он будет потрясен.
Эрик улыбается, и я тоже, и мы начинаем есть наши чуррос. Собираясь вытереть руки, я тянусь за салфеткой, беру ее и вижу перед собой то самое кольцо, которое я вернула Эрику в офисе.
– Ты снова стала моей невестой, и мне хочется, чтобы ты его носила.
Я смотрю на него. Он смотрит на меня. Я улыбаюсь. Он улыбается, берет кольцо и надевает мне на палец. Потом целует мне руку и хриплым голосом шепчет:
– Ты снова принадлежишь мне. Целиком и полностью.
Мое тело пылает. Я обожаю его. Я целую его в губы и, отрываясь от него, шепчу:
– Конечно, дорогой мой жених. А можно спросить тебя про Флина?
– Конечно.
Проглотив вкуснейший рогалик, я внимательно смотрю на Эрика и спрашиваю:
– Почему ты не сказал мне, что твой племянник Флин – китаец?
Эрик издает смешок.
– Он не китаец. Он немец. Не называй его китайцем, а то он обидится. Не знаю почему, но он ненавидит это слово. Моя сестра Ханна на два года уезжала жить в Корею. Там она встретила Ли Вона, а когда забеременела, то решила вернуться в Германию, чтобы рожать Флина здесь. Таким образом, он немец!
– А отец Флина?
Эрик кривит лицо.
– Он был женат, и никогда ничего не хотел знать о мальчике.
Эрик качает головой и продолжает.
– У ребенка два года был отец в Германии. Моя сестра встречалась с одним типом по имени Лео. Малыш его обожал, но когда сестра попала в аварию, этот урод тоже ничего не захотел о нем слышать. Я всегда подозревал, что ему от Ханны нужны были только деньги.
Я решаю прекратить распросы. Я должна оставить эту тему. Пока я жую рогалик, Эрик целует меня лоб. Мы несколько секунд смотрим друг на друга, и я понимаю, что пришел момент поговорить о том, что неотступно крутится у меня голове.
Я выпиваю глоток кофе для храбрости.
– Эрик, завтра канун Нового года, и я…
Он не дает мне продолжить.
– Я знаю, что ты собираешься мне сказать, – заверяет он, приложив палец к моим губам. – Ты хочешь вернуться в Испанию, чтобы провести Новогоднюю ночь с семьей, верно?
– Да.
Эрик кивает, и я продолжаю:
– Я думаю, что мне надо выехать сегодня. Завтра канун Нового года и… Ну ты меня понимаешь.
Он вздыхает, демонстрируя покорность моему решению. Его смирение трогает мое сердце.
– Я хочу, чтобы ты знала, что, несмотря на то, что мне очень хочется, чтобы ты осталась здесь со мной, я все понимаю. Но в этот раз я не могу сопровождать тебя. Я должен остаться с Флином. У матери с сестрой свои планы, а я хочу провести Новогоднюю ночь дома с ним. Ты ведь меня понимаешь, правда?
Воспоминания об этом разрывают мне сердце. Они ведь остаются совсем одни. Но, не дав мне сказать, мой немец добавляет:
– Моя семья распалась в тот день, когда умерла Ханна. Я не могу их ни в чем упрекнуть. Я первый бросил их в тот Новый год, когда случилась эта трагедия. В конце концов… Я не хочу об этом говорить, Джуд. Поезжай в Испанию и развлекайся. Со мной и Флином все будет хорошо.
Видя боль в его глазах, я протягиваю руку и глажу его по щеке. Я безумно желаю поговорить с ним об этом, но моему Айсмену не нужно мое сочувствие.
– Я позвоню в аэропорт, чтобы для тебя подготовили самолет.
– Нет, не надо. Я полечу обычным рейсом. Нет необходимости, чтобы…
– Я настаиваю, Джуд. Ты – моя невеста и…
– Пожалуйста, Эрик, не усложняй, – обрываю я его. – Думаю, что мне лучше лететь регулярным рейсом. Пожалуйста.
– Ладно, – говорит он после многозначительного молчания. – Я обо всем позабочусь.
– Спасибо, – шепчу я.
Он с обреченным видом моргает и спрашивает:
– Ты вернешься после Нового года?
У меня начинает кружиться голова. Как он может об этом спрашивать? Неужели он до сих пор не понял, что я безумно его люблю? И когда он берет меня за руки, мне хочется крикнуть ему, что я, конечно, вернусь.
– Я хочу, чтобы ты знала, – добавляет он, – что, если ты вернешься ко мне, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты не скучала по тому, что осталось в Испании. Я знаю, что ты очень любишь свою семью и плохо переносишь разлуку родными, но со мной ты будешь окружена заботой, защищена от любых невзгод и, что самое главное, очень сильно любима. Я страстно желаю, чтобы ты была со мной счастлива в Мюнхене, и если нам всем для этого придется стать немного испанцами, мы сделаем это и добьемся того, чтобы ты чувствовала себя здесь, как дома. Что касается Флина, дай ему время. Уверен, что даже раньше, чем ты думаешь, этот мальчик полюбит тебя так же или даже сильнее, чем я. Я тебе уже говорил, что он особенный и…
– Эрик, – взволнованно обрываю я его, – я тебя люблю.
Слова, которые я только что сказала, то, как я их произнесла, взгляд Эрика заставляют мурашки бежать по моему телу, они бегут еще быстрее, когда я слышу, как он говорит:
– Я так сильно люблю тебя, детка, что вдали от тебя схожу с ума.
Наши взгляды искренни, и еще более искренни наши слова. Мы любим друг друга. Мы безумно любим друг друга, и, когда он наклоняется вперед, чтобы поцеловать меня, дверь настежь открывается, и влетает маленький Флин.
– Дядяяяяяяяя! Почему ты так долго?
Мы оба быстро отодвигаемся друг от друга, и, видя, что Эрик перед лицом Флина молчит, я беру с подноса рогалик и спрашиваю мальчика по-испански:
– Хочешь чуррос, Флин?
Флин кривит лицо. Слово «чуррос» ему не знакомо, меня он не выносит. И, так как он не намерен больше ни секунды ни с кем делить своего обожаемого дядю, он отвечает:
– Дядя, я жду тебя внизу. Приставка уже готова.
И, не дожидаясь ответа, закрывает дверь и выходит.
Когда мы с Эриком остаемся в комнате одни, я со смехом обращаюсь к нему:
– Нисколько не сомневаюсь, что Флин обрадуется моему отъезду.
Эрик ничего не говорит. Он молча целует меня в губы, встает и уходит. А я еще какое-то время таращусь на дверь, будучи не в силах понять, как Соня и Марта, мать и сестра Эрика, могут оставить их одних в такой праздник. Это меня очень огорчает.
В половину седьмого вечера Эрик, Флин и я стоим в аэропорту. Мне нечего сдавать в багаж. Я взяла с собой только рюкзак с личными вещами. Я нервничаю. Сильно нервничаю. Расставание с ними, а особенно с Эриком, разрывает мое сердце на части, но я должна быть со своей семьей.
Несмотря на холод, который виден в его глазах, Эрик пытается шутить. Это его защитный механизм. Оставаться холодным, чтобы не страдать. Когда, наконец, приходит момент прощаться, я наклоняюсь и целую Флина в щеку.
– Молодой человек, я была рада познакомиться с тобой, и, когда вернусь, хочу взять реванш в «Мортал Комбат»
Малыш кивает головой, и на несколько секунд я замечаю в его глазах нечто, похожее на тепло, но тут он опускает голову, а когда поднимает ее, это тепло уже исчезает.
Подталкиваемый Эриком Флин отходит от нас на несколько метров и садится ждать своего дядю.
– Эрик, я…
Но я не могу продолжать. Эрик целует меня с истинной преданностью и, когда немного отстраняется, пристально смотрит на меня своими потрясающими голубыми глазами.
– Хорошенько повеселись, детка. Передавай от меня привет своей семье, и не забудь, что ты можешь вернуться, когда захочешь. Я буду все время ждать твоего звонка, чтобы забрать тебя из аэропорта. В любое время дня и ночи.
Я взволнованно киваю головой. Мне ужасно хочется плакать, но я держусь. Я не должна этого делать, а иначе буду выглядеть сентиментальной дурой, а это мне никогда не нравилось. Поэтому я улыбаюсь, еще раз целую своего любимого мужчину и, подмигнув Флину, направляюсь к рамке безопасности. Пройдя предполетный досмотр, я забираю свою сумку и рюкзак и оборачиваюсь, чтобы еще раз помахать им рукой, и мое сердце падает вниз, когда я вижу, что Эрика с мальчиком там уже нет. Они ушли.
Я уверенно иду по аэропорту и ищу на табло свой выход на посадку. Найдя его, я направляюсь туда. Остается больше часа до начала посадки, и я решаю немного развеяться и пройтись по магазинам. Но мыслями я где-то далеко, я могу думать только об Эрике. О своем любимом. О боли, которую я видела в его глазах, когда прощалась, и чем дальше, тем больше это разрывает мне душу.
Уставшая и измотанная печалью, которая тревожит мне сердце, я сажусь и наблюдаю за людьми, проходящими мимо меня, людьми, которые радуются и печалятся, людьми одинокими и с семьями. Я достаточно долго так сижу, когда внезапно звонит мой мобильник. Это мой отец.
– Привет, смугляночка. Где ты, жизнь моя?
– В аэропорту. Жду, когда объявят посадку.
– Когда ты прилетаешь в Мадрид?
Я смотрю на билет.
– Теоретически мы приземляемся в одиннадцать, а в одиннадцать тридцать я последним рейсом лечу в Херес.
– Отлично! Я встречу тебя в аэропорту Хереса.
Мы немного болтаем о всякой ерунде.
– С тобой все в порядке, девочка моя? – вдруг спрашивает он. – Мне кажется, ты какая-то грустная.
И, так как я не способна скрывать свои чувства от человека, который дал мне жизнь и любит меня всей душой, я отвечаю:
– Папа, все так сложно, что…, что… мне тяжело.
– Сложно?
– Да, папа, очень.
– Ты опять поссорилась с Эриком? – допытывается отец, силясь понять меня.
– Нет, папа, нет. Ничего подобного.
– Тогда в чем проблема, родная?
Прежде чем ответить, я хорошо обдумываю свои слова и, наконец, решаю, что должна поделиться с ним всем, что меня тревожит.
– Папа, я хочу провести с вами Новогоднюю ночь. Я очень хочу увидеть тебя, Лус и даже безумную Ракель, но…, но…
Ласковый смех моего предка невольно заставляет меня саму рассмеяться.
– Но ты влюблена в Эрика и одновременно хочешь остаться с ним, верно, милая?
– Да, папа, и я в отчаянии, – шепчу я, наблюдая за тем, как две стюардессы становятся у моего выхода на посадку.
– Знаешь, что, смугляночка? Когда я познакомился с твоей матерью, она жила в Барселоне, а я, как ты знаешь, в Хересе, и уверяю тебя, все, что происходит с тобой, мне хорошо знакомо. И я могу дать тебе только один совет: следуй за своим сердцем.
– Но, папа, я…
– Помолчи и послушай меня, жизнь моя. И я, и Лус, и твоя сестра, все мы знаем, что ты нас любишь. И мы тоже будем любить тебя до конца наших дней, но тебе нужно идти своей дорогой, как когда-то это сделал я, а потом и Ракель, выйдя замуж. Будь эгоисткой, тыковка. Думай о том, чего ты хочешь, чего ты желаешь больше всего на свете. И если сейчас твое сердце просит, чтобы ты осталась в Германии с Эриком, оставайся! Не думай ни о чем! Потому что, если ты так поступишь, я буду гораздо счастливее, чем, если ты грустная и печальная будешь сидеть рядом со мной.
– Папа… Какой же ты романтик! – всхлипываю я, взволнованно слушая его речь.
– Ну, ну, смугляночка!
– Ох, папа! – прочувственно плачу я. – Ты самый лучший…, самый…
Его доброта постепенно наполняет теплом мою душу, и я слышу, как он продолжает:
– Ты – моя дочка, и я знаю тебя лучше, чем кто бы то ни было на свете. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. И если твое счастье в этом немце, который постоянно выводит тебя из себя, благослови тебя бог! Будь счастлива и наслаждайся жизнью. Я знаю, что ты меня любишь, и знаешь, что я тебя тоже люблю. Так в чем тогда проблема? В Германии ли, или здесь рядом со мной, мы навсегда останемся друг для друга самыми близкими и родными людьми. Потому что ты – моя смугляночка, а это не смогут изменить ни Эрик, ни какие бы то ни было расстояния, ничто.
Я с замиранием сердца плачу, а он добавляет:
– Ну же, ну, полноте, не плачь, а то я начну нервничать, и у меня поднимется давление. Ты же этого не хочешь, правда?
Его вопрос заставляет меня рассмеяться сквозь слезы. Мой отец – человек с большим сердцем. Огромным!
– Доченька, почему бы тебе не остаться в Германии и весело и счастливо встретить Новый год там? Это ли не начало новой жизни, которую ты еще совсем недавно планировала? И я считаю, что для вас обоих будет очень знаменательно начать в Новый год вашу новую жизнь. Тебе так не кажется?
– Папа… Ты, и правда, так думаешь?
– Конечно, да, жизнь моя. Поэтому улыбнись и найди Эрика. Передавай ему от меня привет, и, пожалуйста, будь счастлива, чтобы я тоже смог стать счастливым, хорошо?
– Хорошо, папа.
И, перед тем как повесить трубку, я добавляю:
– Завтра вечером я вам позвоню. Я люблю тебя, папа. Я очень тебя люблю.
– Я тебя тоже люблю, смугляночка.
Я взволнована и глубоко тронута его словами, тысячи разных чувств вихрем кружатся у меня в душе. Я кладу трубку и вытираю слезы. Еще несколько минут я сижу, обдумывая в голове, как должна поступить. Папа или Эрик? Эрик или папа? Наконец, когда пассажиры с моего рейса начинают проходить на посадку, я подхватываю рюкзак, уже точно осознавая, куда мне идти. К моей любви.
Глава 13
Когда такси довозит меня до дверей огромного особняка, где живет Эрик, я расплачиваюсь карточкой и выхожу из машины. Как и ожидалось, снова выпал снег, и мои сапоги утонули в сугробе, но это не важно; я счастлива, только при этом сильно замерзла. Такси уезжает, и я остаюсь одна стоять перед величественными воротами. Вдруг где-то рядом слышится непонятный шум. Я смотрю налево на мусорные контейнеры и подскакиваю от страха. За мной наблюдают огромные сверкающие испуганные глазищи, и я кричу:
– Черт! Вот страх-то!
Бедный пес убегает, насмерть перепугавшись моего крика. Думаю, что он испугался гораздо больше меня. Оставшись опять одна, я ищу звонок, чтобы позвонить в ворота, и тут вижу, что в домике Симоны и Норберта загорается свет. На одном из окон колышутся занавески, и внезапно открывается дверка рядом с воротами.
– Сеньорита Джудит? Ради всего святого, вы замерзнете.
Я поворачиваюсь и вижу Норберта, мужа Симоны, который бежит ко мне, одетый в темное пальто, доходящее ему до пяток.
– Почему вы стоите здесь на таком холоде? Разве вы не уехали в Испанию?
– Я в последний момент изменила свои планы, – отвечаю я, дрожа и одновременно улыбаясь.
Мужчина кивает головой и улыбается в ответ, поторапливая меня, пока мы идем через калитку.
– Проходите, пожалуйста. Я услышал, как у входа остановилась машина, и пошел посмотреть, что случилось. Заходите. Я вас немедленно отведу в дом.
Мы вместе очень быстро пересекаем огромный сад. У меня стучат зубы, и мужчина предлагает мне свое пальто. Я отказываюсь. Я не могу принять такую жертву. Когда мы подходим к дому, то направляемся прямо к черному входу. Норберт достает ключ, открывает дверь и приглашает меня войти.
– Я налью вам чего-нибудь согревающего. Это сейчас как раз то, что нужно!
– Нет…, нет, пожалуйста, – говорю я, пожимая его холодные руки. – Возвращайтесь домой. Уже поздно, и вам нужно отдохнуть.
– Но, сеньорита, я…
– Спокойно, Норберт. Я все сама себе приготовлю. А сейчас, пожалуйста, идите домой.
Мужчина неохотно соглашается и подсказывает, что в этот час хозяин обычно сидит в своем кабинете, а Флин спит. Я благодарю его за эту информацию, и он, наконец, уходит.
Я остаюсь одна на огромной темной кухне и возбужденно дышу в предвкушении встречи. Дом погружен в молчание, и это немного пугает, но я вернулась! Я дрожу. Мне холодно, хотя при мысли об Эрике и его близости тепло начинает струиться по моему телу. Я нервничаю и очень хочу посмотреть на его лицо, когда он меня увидит.
Не в силах больше ждать ни секунды, я направляюсь к его кабинету и, подойдя, слышу музыку. Я, как в детстве, прислоняю ухо к двери и подслушиваю. Я улыбаюсь, слыша волшебный голос Норы Джонс, исполняющей лирическую песню “Don´t know why”.
Я не знала, что Эрику нравится эта певица, но мне очень приятно это выяснить.
Я молча открываю дверь и улыбаюсь, застав своего мужчину напряженно сидящим перед камином со стаканом в руке, глядя на огонь. Музыка, тепло камина и радость от встречи с ним обволакивают меня, и я иду к нему. Внезапно он поворачивает голову и видит меня.
Он встает. Мое дыхание прерывается: его лицо все говорит лучше всяких слов. Он удивлен!
Он ставит стакан на столик. Его выражение лица заставляет меня улыбнуться, и я опускаю рюкзак, который все еще держу в своих заледеневших руках.
– Папа передает тебе привет и надеется, что мы весело встретим Новый год.
Эрик моргает, и я, дрожа от холода, продолжаю:
– Как ты сказал, я могу вернуться, когда захочу. И вот я здесь! И…
Но больше я не могу говорить. Мой гигантский немец подходит ко мне, с искренней любовью обнимает и шепчет, прежде чем поцеловать:
– Ты даже не представляешь, как я хотел, чтобы это произошло.
Он целует меня, и, когда отрывает свои губы от моих, долго-долго улыбается, а потом вдруг неожиданно начинает хмуриться.
– Ради бога, Джуд! Ты закоченела, любимая! Подойди к огню.
Он берет меня за руку, и под его жарким взглядом я делаю то, что он просит.
– Почему ты не позвонила? – спрашивает он, все еще не оправившись от шока. – Я бы забрал тебя.
– Я хотела сделать тебе сюрприз.
Он встревоженно убирает влажные волосы с моего лица.
– Но ты продрогла, любимая.
– Это не важно…, не важно…
Он снова меня целует. Он переживает. Я преподнесла ему невероятный подарок, и он все еще никак не придет в себя.
– Ты поужинала?
Я отрицательно качаю головой, и Эрик помогает мне снять с себя холодное, покрытое льдом пальто.
– Снимай эти вещи. Они все мокрые, и ты заболеешь.
– Подожди. Спокойно, – смеясь от счастья, говорю я. – У меня в рюкзаке есть одежда, которую…
– В твоем рюкзаке все сырое и холодное, – настаивает он, быстро снимая с себя серый свитшот.
О, боооже! Да он просто конфетка!
Он великолепен. С каждым днем он все больше напоминает мне красавчика Пола Уокера.
– Держи, надень пока это, а я схожу за сухой одеждой.
Он пулей вылетает из кабинета, а я смеюсь, как дурочка, и не могу остановиться. Тепло разливается по моему телу – так всегда на меня действует Эрик Циммерман.
Я веду себя, как дура.
Идиотка.
Влюбленная кретинка.
Я еще даже не двинулась с места, а он уже вернулся с одеждой в руках, переодевшись в синий свитшот.
Заметив, что я еще не сняла мокрые вещи, он под чувственную песню Норы Джонс “Turn me on” начинает раздевать меня. Боже, как мне нравится эта мелодия.
Эрик не сводит с меня глаз. Я изнеженно соблазняю его своим взглядом и телом. Я хочу его. Стоя обнаженной перед ним, я надеваю через голову его огромный серый свитшот.
– Потанцуй со мной, – прошу я, надев сухие вещи.
Без каблуков и без трусиков я крепко хватаю мужчину, которого обожаю, и заставляю его танцевать со мной. Мы поглощены друг другом, в его руках я чувствую себя абсолютно защищенной. На ковре перед камином мы танцуем под эту прекрасную романтическую песню о любви.
Like a flower waiting to bloom
Like a lightbulb in a dark room
I’m just sitting here waiting for you
To come on home and turn me on[16]
Я наслаждаюсь его объятиями, и знаю, что он наслаждается моими. Наши ноги медленно переступают по коврику, а дыхание сливается в одно. Мы молча танцуем. Мы не в силах говорить. Нам необходимо просто обнимать друг друга и танцевать.
Когда заканчивается песня, мы смотрим друг другу в глаза, Эрик наклоняется и нежно целует меня в губы.
– Заканчивай одеваться, Джуд, – говорит он чувственным голосом.
На моем лице, охваченном тысячами эмоций, которые он заставляет меня видеть и чувствовать, расплывается улыбка, она становится еще шире, когда я вижу, что он принес мне мужские трусы.
– О! Мне нравится. К тому же это «Армани». Очень сексуально!
Эрик улыбается и, ласково шлепнув меня по попке, вручает мягкие белые носки.
– Одевайся и не провоцируй меня больше, искусительница! Садись перед камином. Я схожу на кухню и принесу тебе поесть.
– Не надо Эрик… Правда.
– Нет, надо, любимая, – настаивает он. – Садись здесь и жди меня.
Радуясь нашему счастью, я делаю то, о чем он просит. Он целует меня и уходит. Когда я остаюсь одна в его кабинете, под продолжающую звучать музыку Норы Джонс я осматриваюсь вокруг. Я беру свой влажный рюкзак, достаю расческу, сажусь на ковер и начинаю распутывать свои намокшие волосы. Когда заходит Эрик с подносом, я веду с ними неравную борьбу. Увидев меня, он оставляет поднос на столе и подходит ко мне.
– Дай мне расческу. Я тебе их распутаю.
Я киваю головой и, как маленькая девочка, позволяю ему расчесывать себя. Ощущение его ласковых рук на моих волосах сводит меня с ума. Я покрываюсь мурашками. Он настолько нежен, что я не могу поверить, что когда-то могла с ним спорить. Когда он заканчивает, то целует меня в макушку.
– Ну вот, все готово. А теперь марш есть!
Он поднимается, берет со стола поднос и ставит его на ковер. Затем он садится рядом со мной и ласково целует в шею.
– Ты прекрасна, любимая.
Его лицо, слова, взгляд, все в нем указывает на то, что он счастлив сидеть здесь рядом со мной. До моего носа доносится ароматный запах супа, и я с удовольствием беру миску. Пока ем первую ложку и ставлю миску на стол, Эрик не сводит с меня глаз.
– Я тебя удивила, правда?
– Очень, – признается он, убирая прядь волос с моего лица. – Ты никогда не перестаешь удивлять меня.
Это меня смешит.
– Когда я ждала самолет, мне позвонил отец. Я поговорила с ним, и он сказал мне, что если с тобой я чувствую себя счастливой, то мне нужно не потерять этот шанс и остаться здесь. Что для него важнее знать, что я здесь с тобой и у меня все хорошо, чем видеть меня рядом, но тоскующую по тебе.
Эрик улыбается, берет сэндвич с ветчиной, который он сделал для меня, подносит его к моему рту, призывая откусить кусочек.
– Твой отец – замечательный человек, детка. Тебе очень с ним повезло.
– Папа – самый лучший из всех людей, которых я когда-либо знала, – отвечаю я, откусив огромный кусок. – Он даже сказал мне, что это было бы замечательно – в Новый год начать нашу с тобой новую жизнь, и я не должна упускать такую возможность. И он прав. Это наше новое начало, и я хочу наслаждаться им вместе с тобой.
Эрик снова предлагает мне сэндвич, и я откусываю еще один кусок. Когда он понимает значение того, что я только что сказала, я добавляю, закрывая ему рот:
– Я определенно остаюсь с тобой в Германии. Теперь ты от меня не отделаешься.
Эта новость оказывается настолько неожиданной для него, что он не знает, что сказать, пока, наконец, не кладет сэндвич на поднос, обнимает руками мое лицо и, приближая его к своему, говорит:
– Ты – самое лучшее, прекрасное и удивительное, что случилось в моей жизни.
– Серьезно?
Эрик улыбается, целует меня в губы и подтверждает:
– Да, сеньорита Флорес.
И, заметив по глазам мои намерения, хриплым голосом уточняет:
– Пока ты не съешь суп, сэндвич и десерт, я не буду удовлетворять твои желания.
– Весь сэндвич?
Мой немец кивает головой и шепчет низким, вызывающим у меня мурашки голосом:
– Весь.
– И банан тоже?
– Конечно.
Его ответ заставляет меня улыбнуться.
Я беру суп и ем его, глядя на Эрика из-под ободка миски. Я соблазняю его взглядом и вижу вожделение в его глазах.
Боже, боже! Эрик, как же ты меня возбуждаешь!
Закончив с супом, я молча ставлю миску и принимаюсь за сэндвич. Выпив воды, я беру банан, демонстрирую его Эрику, улыбаюсь и кладу обратно на поднос.
– А на десерт… я предпочитаю тебя.
Эрик улыбается.
Он целует меня, а я толкаю его на ковер. Мы лежим прямо перед зажженным камином.
Наедине…
Возбужденные…
Желая поиграть…
Я сажусь на него верхом.
Его член уже тверд от моих намеков и прикосновений и готов дать мне то, что я люблю, и что мне так необходимо. Его руки медленно, периодически замирая, блуждают по моим ногам и останавливаются на бедрах.
– Мне все еще не верится, что ты здесь, детка.
– Дотронься и проверь, – приглашаю я, глядя ему в глаза.
Возбуждение с каждой секундой возрастает, и я решаю снять с него свитшот.
Обнаженный по пояс, он лежит, сдавшись на мою милость. С триумфальной улыбкой я кладу руки ему на живот и медленно провожу ими вверх к его груди. По пути я наклоняюсь, и его рот тянется ко мне навстречу. Мы целуемся. Его руки ловят мои.
– Эрик, ты заводишь меня, как мой мотоцикл.
Эрик улыбается. Я улыбаюсь.
– Хочешь, я покажу, как ты меня заводишь? – спрашивает он меня, задыхаясь от страсти.
– Да.
Эрик кивает, хватает свои трусы, которые все еще на мне, и без всяких предупреждений снимает их. Потом делает то же самое со свитером, и я остаюсь на нем полностью обнаженная. Он, не мешкая, прикасается руками к моей груди и, привлекая к себе, шепчет:
– Дай мне ее.
Охваченная возбуждением, я наклоняюсь. Я предлагаю ему свое тело, свою грудь. Он нежно ее целует, а потом берет один сосок в рот и, заставив его затвердеть, делает то же самое с другим, одновременно прижимая меня к себе руками, чтобы я не сбежала. Несколько минут я наслаждаюсь его возбуждающими ласками. Они потрясающие, жаркие и порочные. И тут он своими сильными руками двигает меня вниз, а сам скользит подо мной наверх так, что я оказываюсь сидящей над его ртом.
Почувствовав его горячее дыхание на центре моего желания, желудок у меня сжимается. О, да! Он хватает меня своими сильными руками за пояс, и, рассыпаясь на части, я слышу только его голос:
– Я хочу попробовать тебя на вкус. Расслабься и получай удовольствие.
Когда я сижу на нем, Эрик выполняет все, что обещал, и я наслаждаюсь его ласками. Его жадный язык, жаждущий меня, поглощает центр моего удовольствия так, как будто это самое изысканное яство. Я, закрыв глаза, издаю невольные стоны, постепенно, секунда за секундой, обращаясь в пепел.
Раз за разом с каждым прикосновением его языка к моему пылающему клитору он подводит меня к грани оргазма, но не позволяет мне кончить. Это сводит меня с ума, и я хочу возмутиться.
У меня в голове мелькают разные грязные картины, пока мужчина, который доводит меня до безумия, берет у меня все, что хочет, а я отдаюсь ему, желая большего. Мы одни в его кабинете, обнаженные перед камином. Это восхитительно и великолепно. Но неизвестно откуда взявшийся тоненький голосок в моей голове тихонько шепчет, что если бы нас было трое, это было бы еще горячее.
Я потрясенно открываю глаза. Что заставило меня об этом думать? Я окончательно приняла правила игры Эрика, и сейчас уже сама фантазирую о большем.
Чувствуя себя развратной, очень развратной, я издаю стон удовольствия. И позволив себе окунуться в фантазию, я говорю:
– Эрик, я хочу поиграть… Я хочу играть с тобой во все, что ты захочешь.
Я знаю, что он меня слышит. Его удар по моей попке это подтверждает. Он проводит ртом по моим половым губам, его зубы кусают меня там, распространяя по телу волны удовольствия и, наконец, он позволяет мне кончить и достигнуть оргазма.
Когда мое тело приходит в себя после этой восхитительной атаки, Эрик снова сажает меня к себе на грудь и с победной улыбкой хриплым, возбуждающим голосом просит:
– Трахни меня, Джуд.
Я замечаю, что мои щеки запылали от желания, которое вызывает во мне мой немец. Это не жар от камина, это Эрик. Мой Эрик. Мой немец. Мой властолюбец. Мой упрямец. Мой Айсмен.
Я хочу, чтобы он наслаждался так же, как и я, поэтому располагаюсь на нем поудобнее и беру в ладони его пенис, он роскошный, бархатистый. Я смотрю на Эрика, взглядом повелевая ему расслабиться и получить удовольствие, и, не медля больше ни секунды, вставляю его член в свою вагину.
Я влажная, промокшая, я чувствую, как кончик его восхитительной игрушки едва не достигает моей матки, а он еще не начинал двигаться.
Боже, как хорошо!
Я двигаю бедрами слева направо, стремясь дать его пенису больше пространства, а после сжимаю его внутренними мышцами. Эрик, тяжело дыша, закрывает глаза. Мои движения ему нравятся. Хорошо! Я снова их повторяю и, опираясь руками на его грудь, требую:
