Текст книги "Проси, что хочешь: сейчас и всегда (ЛП)"
Автор книги: Меган Максвелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)
Глава 33
Наступает день моего рождения, четвертое марта. Мне исполняется целых двадцать шесть лет. Соня, мать Эрика, устраивает у себя ужин в мою честь, чтобы его отпраздновать. Она пригласила Фриду, Андреса и других наших друзей. Я счастлива. Я разговариваю со своей семьей, и все они радостно меня поздравляют. Я по ним скучаю. Мне хочется увидеться и обнять их, и я обещаю вскоре приехать их навестить.
Флин подарил мне очень красивую подвеску из стекла, которую я всем с гордостью демонстрирую. Мне приятно, что мальчик выбрал и преподнес мне эту вещь. Очень приятно. Эрик дарит прекрасный браслет из белого золота. На нем выгравированы наши имена. Он великолепен. Но главным подарком, от которого у меня мурашки бегут по коже, стало кольцо. Мой любимый попросил меня снять кольцо, которое он мне когда-то подарил, и впопросил прочитать то, что написано на его внутренней стороне: «Проси, что хочешь: сейчас и всегда».
– Но когда ты успел? – спрашиваю я, открыв от удивления рот.
Эрик смеется. Он счастлив.
– Однажды ночью, когда ты спала. Снял с твоей руки. Норберт отвез его к одному моему знакомому ювелиру, а когда привез через пару часов обратно, я тебе его снова надел. Я знал, что ты его никогда не снимаешь и поэтому ничего не заметишь.
Я его обнимаю. Эрик полон сюрпризов, которые мне нравятся, тех, которых я не жду, особенно когда он меня целует и хриплым голосом шепчет, щекоча мне губы:
– Не забывай, дорогая, сейчас и всегда.
Час спустя, приведя себя в порядок, я смотрюсь в зеркало. Мне нравится то, как я выгляжу. Прозрачное черное платье, которое купил Эрик, радует глаз. Я придирчиво осматриваю волосы. Я решила оставить их распущенными. Эрик обожает мои локоны. Ему приятно трогать их, вдыхать их аромат, и это меня возбуждает.
Дверь в комнату открывается, и появляется хозяин моих желаний. В своем темном смокинге с галстуком-бабочкой он великолепен.
«Ммм! Бабочка?! Как сексуально. Когда мы вернемся, я хочу его обнаженным и в бабочке», – думаю я, но, обращаясь к нему, спрашиваю:
– Ну, как тебе?
Эрик проводит глазами по моему телу, и под его внимательным взглядом я чувствую жар. Наконец, он наклоняется и с угрожающей улыбкой шепчет:
– Сексуально. Возбуждающе. Великолепно.
О, боже! Я его сейчас съем!!! Разгоряченная я позволяю ему себя обнять. Его руки спускаются по моей обнаженной спине, и я улыбаюсь, когда его рот встречается с моим. Пыл. Мы целуемся, мы наслаждаемся, мы возбуждаемся, и когда я уже готова сорвать с него смокинг, он отодвигается.
– Пойдем, смугляночка. Моя мать нас ждет.
Я смотрю на часы. Пять часов.
– Но мы приедем к ней слишком рано.
– Лучше приехать пораньше, чем опоздать, тебе так не кажется?
Я улыбаюсь, когда он меня отпускает. Чертова немецкая пунктуальность!
– Дай мне пять минут, и я спускаюсь.
Эрик соглашается. Он снова целует меня в губы и исчезает из комнаты, оставляя меня одну. Не теряя времени даром, я надеваю туфли на каблуках, опять смотрюсь в зеркало и подкрашиваю губы. Закончив, я улыбаюсь, беру подходящую к платью сумочку и радостно выхожу, собираясь хорошо провести время.
Спустившись по великолепной лестнице, я встречаю Симону.
– Вы прекрасно выглядите, сеньорита Джудит.
Я довольно улыбаюсь и крепко ее обнимаю. Мне просто необходимо ее обнять. Трус и Кальмар приходят поздороваться со мной. Когда я выпускаю Симону из объятий, она с невинной улыбочкой глядит на меня и, уводя собак, говорит:
– Хозяин и маленький Флин ждут вас в гостиной.
Радуясь жизни, с огромной улыбкой на губах, я направляюсь туда. Когда я открываю дверь, меня будто током бьет, закрыв рот рукой, я начинаю рыдать. Всего несколько раз в жизни я испытывала такое волнение.
– Булочкаааааааааа! – кричит моя сестра.
Передо мной стоят отец, сестра и племянница.
У меня отнимается язык. Я не могу сделать и шага. Из меня вырывается только плач, и тогда отец бежит и обнимает меня. Мне так тепло в его объятиях. Так хорошо, когда он рядом. Наконец мне удается вымолвить:
– Папа! Папа, как здорово, что ты здесь!
– Тетяяяяяяяяя!
Племянница бежит ко мне и присоединяется к своей матери, которая беспорядочно целует меня. Все меня обнимают, и на несколько минут в гостиной воцарился хаос из улыбок, рыданий и криков, за которым серьезно и сосредоточенно наблюдает Флин и с замиранием сердца Эрик.
Придя в себя от такого великолепного сюрприза, я вытираю со щек огромные слезы и спрашиваю:
– Но…, но когда вы приехали?
Волнуясь еще больше, чем я, отец отвечает:
– Час назад. У вас тут в Германии холодно.
– Ай, булочка, какая ты красивая в этом платье!
Я кружусь перед сестрой и весело отвечаю:
– Это подарок Эрика. Тебе, правда, нравится?
– Оно потрясающее.
Не заметив в гостиной зятя, я интересуюсь:
– А Хесус разве не приехал?
– Нет, булочка… Ты же знаешь, у него работа.
Я понимаю, и сестра улыбается. Я ее целую. Я ее люблю. Схватив меня за пояс, племянница кричит:
– Ты не представляешь, какой крутой самолет у дяди Эрика! Стюардесса угощала меня шоколадками и молочным коктейлем.
К нам подходит Эрик, целует меня и, взяв за руку говорит:
– Пару дней назад я переговорил с твоим отцом и сестрой, и идея приехать и отметить здесь твой день рождения им очень понравилась. Ты довольна?
Так бы его и съела.
Так бы и зацеловала его до смерти.
И, улыбаясь, как девчонка, я отвечаю:
– Очень. Это самый лучший подарок.
Мы смотрим друг другу в глаза. Любовь. Вот, что мне дает Эрик. Но момент испорчен, когда Флин требует:
– Я хочу поехать к Соне!
Я удивленно на него гляжу. Что с ним такое? Но, заметив, что он нахмурился, я обо всем догадываюсь. Он ревнует. Столько незнакомых ему людей сразу – не очень хорошо для него. Эрик, обратив внимание на поведение племянника, отходит от меня, гладит его по голове и успокаивает:
– Сейчас поедем. Не волнуйся.
Ребенок поворачивается и, отвернувшись от всех нас, садится на диван. Эрик вздыхает, и моя сестра, чтобы разрядить обстановку, восклицает:
– Этот дом просто великолепен.
Эрик улыбается.
– Спасибо, Ракель.
И глядя на меня, говорит:
– Покажи им дом и их комнаты. Через два часа мы все едем в гости к моей матери.
Улыбаясь от радости, я вместе со своей семьей выхожу из гостиной. Мы все направляемся на кухню, где я знакомлю их с Симоной и Норбертом, а также Трусом и Кальмаром. Потом мы идем в гараж, где все восхищенно свистят, увидев тачки, которые там стоят.
Когда мы выходим из гаража, я показываю им ванные комнаты, кабинеты, и сестра, как обычно, не замолкая ни на секунду, кричит от восторга, обозревая все вокруг. А потом я открываю дверь, и перед нами появляется огромный крытый бассейн, тогда она вообще сходит с ума.
– Айййй, бууууууууууулочка, это потрясающе!
– Крууууууууууууто! – кричит Лус. – Тетя, ну надо же, бассейн и все такое!
Малышка направляется к бортику и трогает воду. Ее дедушка ее весело предупреждает:
– Лус, свет моей жизни…, отойди от края, а то упадешь.
Мой отец, не мешкая, хватает ее за руку, но девочка вырывается и, подбежав прямо к нам с сестрой, озорно шепчет:
– Хотите искупаться?
– Лус! – кричит сестра, глядя на мое платье.
– Эта девчонка сходит с ума при виде любой лужи, – посмеивается отец.
Всем хорошо известно, что если оказаться с нашей крошкой у воды, то обязательно промокнешь с головы до ног. У меня на губах появляется улыбка. Если я намочу платье, это будет настоящая трагедия, поэтому я заговорщицки смотрю на племянницу и шепчу:
– Если ты сбросишь меня в платье, которое подарил Эрик, я на тебя обижусь, а если нет, то, обещаю, что завтра мы целый день проведем в воде. Ну, что выбираешь?
Лус быстро касается своим пальцем моего. Мы так делаем, когда соглашаемся друг с другом. Я прижимаю свой палец, мы перемигиваемся и улыбаемся.
– Ладно, тетя, но завтра обязательно, договорились?
– Заметано, родная, – радуюсь я.
Подняв большие пальцы, мы соединяем их, а потом хлопаем друг дружку по ладони. И обе улыбаемся.
– Ты помнишь, Лус, что завтра вечером мы возвращаемся домой? – настаивает сестра.
Когда мы выходим из бассейна, я вместе со своей семьей поднимаюсь на второй этаж. Я еле сдерживаю смех, увидев на лице Ракели восхищение тем, что предстает перед ней. Она восторгается даже обоями. Это невероятно!
Показав родственникам их комнаты, я тороплю их, чтобы они побыстрее одевались. Через час нам надо выходить. Вернувшись в гостиную, я обнаруживаю, что Эрик с Флином играют в PlayStaion, включив, как всегда, звук на полную мощность. Никто из них не замечает, как я вошла, и, подойдя к ним поближе, я слышу, как мальчик говорит:
– Мне не нравится эта болтушка.
– Флин…, хватит.
Я беззвучно останавливаюсь, чтобы послушать, о чем они разговаривают. А они, между тем, продолжают:
– Но я не хочу, чтобы она…
–Флин…
Мальчик вздыхает и, продолжая жать на кнопки на джойстике, настаивает:
– Дядя, девчонки скучные.
– Нет, – отвечает мой Айсмен.
– Они неуклюжие, а еще они плаксы. Они хотят, чтобы им говорили красивые слова и любят обнимашки. Разве тебе это не заметно?
Не в силах сдержать улыбку я осторожно наклоняюсь к уху Флина и шепчу:
– В один прекрасный день тебе понравится говорить какой-нибудь девочке красивые слова и обнимать ее. Вот увидишь!
Эрик заливается смехом, а Флин, обидевшись, бросает джойстик и пулей вылетает из комнаты. Но что происходит? Где же все наше хорошее настроение? Как только мы остаемся одни, я выключаю у игры звук, подхожу к своему парню и, осторожно, чтобы не помять красивое платье, сев к нему на колени, голосом полным счастья тихо говорю:
– Я собираюсь тебя поцеловать.
– Отлично, – соглашается мой Айсмен.
Зарывшись пальцами в его волосы, я страстно шепчу:
– Это будет умопомрачительный поцелуй!
– Ммм! Мне нравится эта идея, – улыбается он.
Приближаясь к его губам, я соблазнительно шепчу:
– Привезя в свой дом сегодня всю мою семью, ты сделал меня очень счастливой.
– В наш дом, малышка, – поправляет он.
Я больше не произношу ни слова. Я руками притягиваю его за затылок и целую. Я властно просовываю язык ему в рот. Он отвечает. И после невероятного, великолепного, сладкого и возбуждающего поцелуя я его отпускаю. Он глядит на меня.
– Вау! Мне нравятся твои умопомрачительные поцелуи.
Мы вместе смеемся, и я чувственным тоном говорю:
– Ты никогда не слышал, что испанки всегда целуют по-настоящему?
Эрик снова смеется.
Мне нравится видеть его таким счастливым, а когда мы снова целуемся, возвращается Флин, и стоит перед нами, скрестив на груди руки. Кажется, он злится. Вслед за ним появляется моя племянница в синем бархатном платье и, глядя на меня интересуется:
– Почему этот китаец со мной не разговаривает?
Уххх, ну надо же ей было ляпнуть! Назвать его китайцем!
Флин еще больше хмурится и тяжело вздыхает. Ах, он бедненький! Я быстро встаю с колен Эрика и рычу на племянницу:
– Лус, его зовут Флин. И он не китаец, он немец.
Девочка смотрит на него. Потом на Эрика, который за это время встал и подошел к племяннику, затем на меня и, наконец, и невинным видом настаивает:
– Но у него же глаза, как у китайца. Разве ты не видишь, тетя?
О, боже! Мне хочется провалиться под землю на этом самом месте.
Такая неловкая ситуация. Наконец, Эрик наклоняется, смотрит моей племяннице прямо в глаза и говорит ей:
– Солнышко, Флин родился в Германии, и он немец. Его отец кореец, а мама немка, как я, и…
– А если он немец, то почему он не такой же светлый, как ты? – не сдается эта чертовка.
– Лус, тебе только что объяснили, – вмешиваюсь я. – Его отец был корейцем.
– А корейцы это китайцы?
– Нет, Лус, – отвечаю я, выразительно глядя на нее, чтобы она заткнулась.
Но нет. Она упорная.
– А почему тогда у него такие глаза?
Я готова ее убить. Я ее точно убью! И тут в гостиную заходят нарядно одетые сестра с отцом. Какие же они красивые!
Отец, поняв по моему взгляду, призывающему его на помощь, что здесь что-то происходит, и в этом замешана Лус, подходит, обнимает ее и уводит к окну, что бы что-то ей показать.
Я облегченно вздыхаю, смотрю на Флина, и тот шипит по-немецки:
– Мне не нравится эта девочка.
Мы с Эриком переглядываемся. Я делаю страшное лицо, а он мне заговорщицки подмигивает. Через десять минут мы все вместе на «мицубиси» Эрика отправляемся к Соне.
Подъехав, мы видим, что дом уже ярко освещен, и перед ним припарковано несколько машин. Отец, удивленный масштабом жилища, глядит на меня и шепчет:
– Как у немцев все хорошо организовано!
Это вызывает у меня улыбку, но она мгновенно исчезает, когда я вижу лицо Флина. Он чувствует себя неуютно.
Как только мы заходим, нас тут же приветствуют Соня и Марта, они очень доброжелательно общаются с моими родственниками, и обе делают мне комплименты о том, как прекрасно я выгляжу в этом платье. Флин уходит, и я замечаю, что моя племянница следует за ним. Она не намерена ему уступать. И спустя каких-то десять минут я уже радостно улыбаюсь, чувствуя себя самой счастливой женщиной на Земле, окруженной самыми главными в своей жизни людьми, которые больше всего на свете меня любят. Я ликую.
Я узнаю мужчину, который стоит рядом с Соней. Это же Тревор! Он некрасив. Он даже не выглядит привлекательным. Но за пять минут, проведенных рядом с ним, я успеваю ощутить его магнетизм. Это замечает даже моя сестра, которая не зная немецкого, улыбается ему, как идиотка. Эрик же, напротив, внимательно за ним наблюдает. Он разглядывает его и делает свои выводы. Ему не нравится то, что у его матери появился новый жених, но он уважает ее решение.
Фрида общается с моей сестрой. Они вспоминают, как виделись на гонках. Женщины нашли общую для них тему и теперь разговаривают о детях. Я какое-то время к ним прислушиваюсь, а когда Ракель отходит, Фрида говорит мне на ушко:
– Скоро в «Натхе» устраивают частную вечеринку.
– Вау, как интересно!
– Очень…, очень интересно, – забавляясь, усмехается Фрида.
Я улыбаюсь, чувствуя, как кровь бьет мне в голову. Секс!
А еще через десять минут мы стоим и шушукаемся с сестрой. Она неустанно обсуждает то, на что падает ее взгляд, и многие ее замечания попадают в точку. Соня рада, что организовала для меня этот праздник, и в какой-то момент она отводит меня в уголок гостиной.
– Дочка, какая это радость иметь возможность отпраздновать твой день рождения в этом доме вместе с твоей семьей.
– Спасибо, Соня. Благодарю, что ты приняла нас всех у себя в гостях.
Женщина улыбается и, указывая на маленького Флина, шепчет:
– Тебе понравился его подарок?
Я трогаю шею и показываю подвеску.
– Она великолепна.
Соня, улыбнувшись, тихо говорит:
– Хочу, чтобы ты знала, что, когда на днях мой внук позвонил мне и попросил отвезти его в торговый центр, чтобы помочь ему выбрать тебе подарок на день рождения, я не могла в это поверить. Я подпрыгнула от радости! Я была очень тронута, что он позвонил мне и попросил о помощи. Он сделал это первый раз в жизни. По дороге Флин разговаривал со мной так, как никогда раньше. Он даже спросил меня о своей матери и узнал, хочу ли я, чтобы он звал меня бабушкой.
Женщина так разволновалась, что, мотая головой, пытается сдержать слезы, а потом продолжает:
– Он также рассказал мне, что счастлив, потому что ты живешь с ними.
– Серьезно?
– Да, солнышко. Я чуть со стула не упала.
Мы обе смеемся, и Соня с чувством замечает:
– Я сразу при первом же знакомстве тебе сказала: «Ты – лучшее, что могло случиться с Эриком».
– А ваш сын – лучшее, что могло случиться со мной, – настаиваю я.
Соня качает головой. Она соглашается и шепчет:
– Моему сыну с его властностью и упрямством очень повезло, что он встретил тебя. И Флину тоже. Ты отлично им подходишь.
Она улыбается и продолжает:
– Кстати, Юрген мне сказал, что ты отличная гонщица. Я хочу как-нибудь прийти посмотреть на тебя. Когда у тебя следующая гонка?
Я пожимаю плечами. В настоящий момент никогда. Я не хочу, чтобы Эрик обо всем узнал.
– Я тебе сообщу, когда будет известно. И спасибо за мотоцикл. Он великолепен!
Мы вместе смеемся.
– Несмотря на то, что Эрик будет ругать меня, когда узнает, что я его тебе отдала, я рада, что он тебе подошел. Уверена, что Ханна улыбается с небес, видя, что ее любимый «сузуки» снова на ходу, и ты держишь его в своем доме и хорошо о нем заботишься.
«В своем доме». Как же хорошо звучат эти слова. Я больше не спорю на эту тему с Эриком. После нашей последней ссоры он никогда больше не называл дом только своим, и вот теперь Соня тоже говорит, что он наш. Я трепетно целую ее.
– Знаешь, если твой сын вышвырнет меня из дома, когда обо всем догадается, мне нужен будет угол.
– Спасибо. Приятно знать, что ты обратишься ко мне.
Мы смеемся, и к нам подходит Эрик.
– Что это замышляют две самые главные в моей жизни женщины?
Соня целует его в щеку, и, удаляясь, весело шутит:
– Неприятности для тебя, дорогой.
Эрик растерянно глядит ей вслед, а потом, впиваясь в меня своими потрясающими глазищами, хватает за плечи. А я ангельским голосом ему отвечаю:
– Не понимаю, о чем это она.
И чтобы сменить тему, шепчу:
– Фрида мне рассказала, что в «Натхе» устраивают еще одну частную вечеринку.
Мой любимый улыбается и склонившись над моими губами шепчет:
– Да, детка.
Мы направляемся за стол, и Эрик галантно отодвигает для меня стул, а когда я сажусь, целует в обнаженное плечо. Мы оба улыбаемся, он садится прямо напротив меня между моим отцом и Флином.
Вдруг сидящая рядом со мной Ракель шепчет:
– Булочка, я могу задать тебе один вопрос?
– И даже два, – отвечаю я.
Сестра, украдкой поглядев налево, наклоняется ко мне и тихо говорит:
– Я запуталась во всех этих вилках, ножах и ложках. Для чего они все? Первыми используют те, что лежат снаружи или внутри, рядом с тарелкой?
Я ее прекрасно понимаю. Я выучила протокол, когда на работе приходилось посещать деловые ужины. В нашем доме, как и в большинстве домов по всей земле, мы для всех блюд пользовались одной ложкой и одной вилкой. Я с улыбкой отвечаю:
– Снаружи.
Она тут же быстро пересказывает это отцу, и он с облегчением кивает в ответ. Как это мило! Я с улыбкой слушаю, как сестра возобновляет свои атаки:
– А хлеб? Который из них мой?
Посмотрев на тарелочки перед нами, я отвечаю:
– Тот, что слева.
Ракель опять улыбается. Эрик догадывается о том, что у нас тут происходит, и я кошусь в сторону. Его смех пробирает меня до глубины души, потому что знаю, что он чувствует мое настроение сердцем.
Поздним вечером после великолепного праздника, на котором мне спели “Happy Birthday to You” и подарили множество прекрасных подарков, мы все усталые, но довольные возвращаемся домой. Соня отлично организует вечеринки, и сегодня она это еще раз доказала.
Все ложатся спать, а мы с Эриком заходим в нашу комнату и закрываем дверь. Не включая электричество, мы смотрим друг на друга. Свет от уличного фонаря, проникающий в окно, освещает наши лица. Не в силах удержаться и не дотронуться до него я подхожу и ласково обнимаю его за шею, шепча при этом:
– Проси, что хочешь, сейчас и всегда.
Эрик целует меня, кивает и, склонившись над моими губами, повторяет:
– Сейчас и всегда.
Глава 34
После великолепного утра, проведенного, как я и обещала племяннице, в бассейне, моя семья вечером должна возвращаться в Испанию. На частном самолете Эрика. Я огорчена и опечалена, видя, как они уходят, но все же счастлива, что провела с ними все это время.
– Ну же, детка, улыбнись, – шепчет Эрик, ущипнув меня за щеку, когда мы останавливаемся на светофоре. – С ними все в порядке. С тобой тоже все в порядке. У тебя нет повода для грусти.
– Я понимаю. Но я очень по ним скучаю, – шепчу я в ответ.
Загорается зеленый свет, и Эрик трогается с места. Я гляжу в окно, и неожиданно из стереосистемы на всю громкость раздается музыка. Я в недоумении смотрю на своего парня и вижу, что он во все горло орет “Highway to Hell” «Эйси Диси»:
Living easy, living free.
Season ticket on a one-way ride,
Asking nothing, leave me be
Taking everything in my stride.[43]
Я удивленно хлопаю глазами.
Я впервые вижу, чтобы он так пел. Я смеюсь, а он продолжает изображать крутого рокера. Мне нравится дикая сторона его личности! Эрик трясет головой в такт музыке и машет мне рукой, чтобы я тоже подпевала. Забавляясь тем, что происходит, я начинаю горланить. Переглянувшись, мы смеемся. Внезапно он паркует машину. Мы продолжаем петь, а когда музыка заканчивается, оба заливаемся смехом.
– Мне всегда нравилась эта песня, – говорит Эрик.
У меня от удивления, что ему нравится такая зубодробительная мелодия, падает челюсть.
– Ты любишь Эйси Диси?
Он долго-долго улыбается и, уменьшив громкость, признается:
– Конечно. Я не всегда был таким серьезным.
И затем он рассказывает мне о своей рокерской молодости, а я с удивлением слушаю. Ну, ты даешь, Айсмен! Но когда он заканчивает свой рассказ, моя улыбка исчезает. Эрик смотрит на меня. Он понимает, что я опять вспоминаю о семье. Он видит боль в моих глазах, боль, которую я чувствую после их отъезда, и говорит:
– Выходи из машины.
– Что?
– Выходи из машины, – настаивает он.
Вставая со своего места, я улыбаюсь. Я понимаю, что он задумал. По радио звучит “You Are the Sunshine of my Life”[44] Стиви Уандера. Эрик увеличивает громкость до максимума, выходит из «мицубиси» и направляется ко мне.
Боже, что же он собирается делать?
Он хочет танцевать со мной посреди улицы?
Это невероятно!
Мой немец решительно становится напротив меня и шепчет:
– Потанцуй со мной.
Он притягивает меня в свои объятия, и это наполняет меня счастьем. То, что он способен остановить машину посреди очень оживленной трассы и без всякого стыда танцевать со мной, это чудесно, великолепно, волшебно.
– Как поется в песне, ты свет моей жизни, и, если я вижу, что тебе грустно, я не могу быть счастливым, – нашептывает он мне на ушко. – Любимая, я обещаю тебе, что мы поедем в Испанию по первому твоему слову, твоя семья будет приезжать к нам, когда только захочет. Но, пожалуйста, улыбнись. Когда я не вижу твою улыбку, я не могу быть счастлив.
Эти слова берут меня за душу. Трогают меня. Я обнимаю его и соглашаюсь. Я танцую с ним, наслаждаясь этим волшебным моментом. На нас глазеют прохожие. Им непонятно, что это мы делаем. Мне не важно, что они подумают, и я знаю, что Эрику это тоже не важно. Когда песня заканчивается, я смотрю на него и с замиранием сердца тихо говорю:
– Сокровище мое, я люблю тебя всей душой.
Он кивает. Мои слова делают его счастливым.
– Я все еще жду, когда ты согласишься выйти за меня замуж.
Эта фраза вызывает у меня улыбку. И я уточняю:
– Любимый… это ведь был просто минутный порыв? Ты же несерьезно?
Мой Айсмен долго-долго глядит на меня и, наконец, произносит:
– Серьезно.
– Но, Эрик, о чем ты говоришь? Я ни в коем случае не хочу замуж.
Мой ненормальный возлюбленный целует меня.
– Дома в холодильнике стоит бутылка великолепного розового «Моэт э Шандо». Как ты относишься к тому, чтобы открыть его и поговорить об этом порыве?
Жар. Чувства. Нервозность.
Он действительно говорит о браке?
Пытаясь держать себя в руках, я улыбаюсь и игриво интересуюсь:
– Розовое «Моэт э Шандо»?
– Ага! – улыбается он.
– Такое с розовой этикеткой, которое еще пахнет лесной земляникой, – поддразниваю я, вспомнив первый раз, когда он принес эту бутылку в мою квартиру в Мадриде.
– Да, детка.
Рассмеявшись, я, не отрываясь от него, тихо говорю:
– Поехали немедленно!
Вдруг у Эрика звонит мобильник. Сообщение. Он меня целует. Он поглощает мой рот. Насладившись поцелуем, мы возвращаемся в машину. Холодно. Он смотрит на экран телефона и говорит:
– Солнышко, мне нужно ненадолго заехать на работу. Ты не против?
И так как я по уши влюблена в этого мужчину, то с улыбкой соглашаясь, мотаю головой. Спустя двадцать минут мы подходим к хорошо знакомой двери. Уже десять часов вечера, и на улице осталось совсем не много народа. Когда мы заходим в вестибюль, нас приветствуют охранники. Они удивленно уставились на меня, и я им улыбаюсь. Ни одна черточка на их лице не изменилась мне в ответ.
– Айййй, боже мой, нелегкая задача – заставить немца улыбнуться!
Мы выходим на президентском этаже, я вижу, что там никого нет. Офис абсолютно пуст. Мне нужно в туалет.
– Эрик, где здесь дамская комната?
Он указывает мне направо, и я бегу туда, слыша на лету его:
– Я буду ждать тебя в своем кабинете.
Сделав свои дела, я смотрю в зеркало и поправляю волосы. Сегодня я выгляжу более юной и нежной. В тонком розовом свитере, подаренном отцом, и в джинсах я кажусь моложе, чем на самом деле.
Я задумываюсь о том, что сказал несколько минут назад Эрик. Свадьба? Мы на самом деле должны пожениться?
Я улыбаюсь, улыбаюсь, улыбаюсь.
С сияющей улыбкой я выхожу из туалета и направляюсь к кабинету Эрика. Когда я открываю дверь, у меня мгновенно падает челюсть, а улыбка слетает с лица, потому что я вижу перед Эриком Аманду, разодетую в вызывающее красное платье. Змея!
Поначалу они меня не замечают. Я наблюдаю за тем, как она наклоняется к Эрику, показывая ему какие-то бумаги. Ее груди находятся слишком близко к его лицу, и я чувствую, что она здесь не только по делам. Эрик улыбается. Она гладит его по плечу, а он молчит. Я убью их!
В течение нескольких минут я за ними наблюдаю. Они разговаривают. Просматривают документы. Наконец, Аманда кокетливо садится на стол и скрещивает перед моим Айсменом ноги. Я очень сильно ревную. Слишком сильно. Угрожающе сильно. И когда я уже не могу сдерживаться, громко хлопаю дверью и привлекаю их внимание.
У меня уже лицо не той юной и нежной феи, что было в дамской комнате. Я готова орать, как Шакира. Я в ярости! То, что я обозревала, переполнило чашу моего терпения. Эта женщина и ее ухищрения будят все самое худшее, что есть во мне. Удивленное лицо Аманды говорит само за себя. Она не ожидала увидеть меня здесь. Нахально и решительно я подхожу к ним. Эрик смотрит на меня. Его брови взлетают вверх от удивления.
– Надо же, Аманда, сколько лет, сколько зим!
Она слезает со стола, поправляет платье и на несколько шагов отходит от Эрика. Проведя рукой по своим тщательно уложенным светлым волосам, женщина пронзает меня взглядом и с деланной улыбкой отвечает:
– Дорогая Джудит, как я рада тебя видеть.
Обманщица!
Она подходит, чтобы обменяться со мной поцелуями, но я предпочитаю сразу расставить все точки над «и». Я останавливаю ее и сердитым голосом говорю:
– Не смей ко мне прикасаться, понятно?
Эрик встает. Предвидя проблемы, он открывает рот, чтобы что-то сказать, но я обрываю его на полуслове и, показывая на него пальцем, приказываю:
– А ты заткнись. Я разговариваю с Амандой. Не волнуйся, до тебя тоже дойдет очередь.
Женщина улыбается. Она хорошо себя чувствует, несмотря на то, что видит досаду Эрика. Мы с ненавистью глядим друг на друга. Совершенно ясно, что никогда нам не стать подругами. Я понимаю, что сейчас мы отличаемся, как день и ночь. Она – в сексуальном, облегающем красном платье на каблуках умопомрачительной высоты, и я – в своем розовом свитере, джинсах и ботинках на плоской подошве. Да уж, в этой одежде я явный аутсайдер.
Она это тоже понимает. Я вижу это по тому, как она смотрит на меня. Но я не намерена скрывать, что думаю, и поэтому уверенно говорю:
– Мне не нужно одеваться, как шлюхе, чтобы свести мужчину с ума. Потому что у меня он уже есть, и хотя тебе известно, что он несвободен, представьте себе, совершенно неожиданно, именно его ты продолжаешь коварно домогаться. Сука!
Аманда начинает возражать, но я указательным пальцем заставляю ее замолчать.
– Ты работаешь на Эрика, на моего жениха? Вот и работай. И не лезь к нему в постель.
– Джуд… – рычит Эрик.
Но, не обращая на него внимания, я продолжаю:
– Если я еще раз увижу что-нибудь подобное, клянусь, ты об этом пожалеешь. И не надейся, что в этот раз я повторю свою прошлую ошибку. Я не сбегу. Если кто-то здесь и должен уйти, то это именно ты. Ты меня хорошо поняла?
Эрик встает со стула. Аманда смотрит на нас и отвечает:
– Думаю…, думаю, что ты ошибаешься, дорогая.
Я упираюсь пальцем в глубокую ложбинку между ее грудей и, обозначая свою территорию, шикаю:
– Да брось ты, я тебе не «дорогая». Не приближайся к Эрику, змея, ясно?
– Джуд… – обескураженно злится на меня Эрик.
Аманда униженно собирает свои вещи и уходит, но перед тем как переступить порог, оглядывается и говорит:
– Я тебе завтра позвоню.
Эрик кивает. Когда ее уже нет в комнате, я со злостью тихо говорю:
– Если ты мне сейчас скажешь, чтобы я не обращала внимания на то, как эта дурында столько времени тебя домогалась, клянусь, что я возьму эту статуэтку и размозжу тебе череп.
Он молчит, и я продолжаю:
– Ты меня только что так разочаровал, кретин! Эта идиотка сует свои сиськи прямо тебе в лицо, а ты ей это позволяешь.
– Ты ошибаешься.
– Нет, не ошибаюсь. Вы ведь с Амандой так близки, что ты считаешь это нормальным? Отлично. Мне это нравится. В следующий раз, когда я увижу Фернандо, я тоже усядусь к нему на колени, чтобы поговорить с ним или буду тыкать своими сиськами ему в лицо. И плевать, что ты там думаешь, и как ты себя при этом чувствуешь. А что такого? Мы же с ним старые друзья. Как тебе идея?
– Джудит, ты переходишь границы, – разъяренно шепчет он.
– Дерьмо! – кричу я. – Их перешел ты.
Надо видеть в этот момент его лицо. Я знаю, что немного преувеличиваю: я видела, что все провокации были со стороны Аманды, а не Эрика, но меня уже несет.
– Ты должен был ее остановить. Я вас видела! Черт! Я видела, как она на тебя смотрела, и… и… если бы я не пришла с тобой, вы бы обязательно трахнулись на столе, как в былые времена. А что, нет?
– Я не хочу продолжать этот разговор… – ледяным тоном настаивает он.
– Зачем она вызвала тебя в офис в такое время?
Он не отвечает.
– Ты не видел, как она была одета? Она прямо-таки излучала похоть. Ни больше, ни меньше. И ты такой идиот, что даже этого не понимаешь?
Эрик не отвечает. Ему неприятны мои слова. Собирая бумаги, оставленные Амандой на столе, он отвечает:
– Между мной и Амандой абсолютно ничего нет. Не буду отрицать, что она продолжает попытки соблазнить меня, но я не обращаю на это внимания и…
– Нет, ты, наверное, идиот! – ору я. – Ты знаешь, что она все еще тебя преследует, но не обращаешь внимания. Отлично, Эрик! В следующий раз, когда я встречу Леонарда, того самого, которому починила машину, и он будет ко мне клеиться, я ему это позволю. Не волнуйся, я просто не буду обращать внимания на его ласки. Тебе ведь это совсем не важно, да?
От этих слов Эрик приходит в бешенство. Он бросает документы в портфель и выходит. Я иду за ним. Мы молча спускаемся на лифте. Я следую за ним до машины. Мы садимся в нее и в молчании едем домой. Нас разрывает ревность и неуверенность. Добравшись до дома, Эрик ставит «мицубиси» в гараж, мы выходим, и каждый дальше идет своей дорогой. Он запирается в своем кабинете, а я остаюсь в своей комнатке. Пнув первое, что попалось под ноги, я сажусь на мягкий ковер.
