Текст книги "Когда море сливается с небом (СИ)"
Автор книги: Марко Гальярди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
Джованни сделал несколько шагов вперёд, изучая комнату, поставил принесённый с собой сосуд с маслом на стол, рядом с графином для вина на серебряном подносе и светильником, потом повернулся к де Мезьеру лицом и медленно стянул с себя камизу, делая осторожные шаги навстречу:
– Я готов повиноваться вам, господин советник!
«Смирен, как невинный агнец, даже глаза опускает вниз, чтобы я не заметил, как ему страшно. Оглядел кровать, представил, что сейчас будет распластан по ней и вмят лицом в подушки, пока я не удовлетворю свою похоть. Нет уж! Постой, я еще не наигрался, чтобы первую нашу встречу довершить так скоро. Видно, дела твои настолько плохи, что ради своего палача ты готов расстараться и перетерпеть самые чудовищные пытки. Но ты не понимаешь, что мне не нужна твоя покорность. Меня пленяет твоя страстность. Ярость в глазах, негодование, что в это время переполняет тебя, мне нравится подводить тебя к черте и остужать, наблюдая, как чувства плещутся внутри, не в силах вырваться наружу. И тогда начинает говорить твоё тело… Каким же соблазнительным становишься ты, пребывая в гневе!»
Готье опустил светильник на пол и притянул к себе Джованни, вминая пальцы в ягодицы, еще прикрытые тонкой тканью штанов, упираясь своим набухающим членом ему в живот.
– Нежнее, господин советник, – укоризненно шепнул ученик палача, прижатый лицом к груди де Мезьера, по росту достигая макушкой уровня его ключиц, – представьте, что под вашими руками тончайший шелк, а не грубая власяница…
– Хорошо… Джованни… – Однако казалось, что советника больше интересует, насколько у Джованни разработан зад, куда он уже влез пальцами, приспустив штаны на бедра, чем какие-либо иные ласки. «Зачем снимать свою камизу, если можно всего лишь задрать подол?» – рассудил ученик палача, иногда не сдерживая всхлипы, когда пальцы позади уж сильно усердствовали.
Готье де Мезьер внезапно остановился, выпуская из своих зажимающих объятий:
– У меня такое ощущение, что я сейчас кусок льда начну трахать! Ты можешь себя возбудить?
Джованни с изумлением задрал голову вверх, встретившись с ним взглядом:
– А вы можете перестать оглаживать мои бока и положить руки мне на грудь… да, нет у меня сисек, но это не значит, что я ничего не чувствую! И моим рукам нужно больше свободы. И вообще – вам помочь… снять камизу?
Де Мезьер кивнул, наблюдая за тем, как Джованни, опустившись вниз, проводит руками по его бедрам, задирая тяжелую ткань вверх, как невольно встречается своим лицом с его вызывающе торчащим членом и уклоняется, сглатывая и поджимая губы, потом цепляется взглядом, освобождая голову из ворота, сжимается со страхом, понимая, что его раскрыли, но опять напускает на себя приветливый вид, прячась лицом в поросшей волосами груди, вылизывает сосок, еще больше возбуждая. Руками при этом ласкает член Готье, упирая себе в живот, наконец не выдерживает:
– Вы слишком противоречивы в своих пристрастиях: то говорите, что нет дела до того, испытываю ли я вожделение, то «возбуди себя». Что же мне делать? Следить за вашим удовольствием или за своим?
Советник короля опять грубо стиснул его за ягодицы, заставив отпустить руки вниз, водя своим зажатым между двух животов членом:
– Молчи… бревно!
– Это я – бревно? – взвился от возмущения Джованни и, ухватившись за его предплечья, попытался вывернуться. Но Готье, не выпуская, только развернул к себе спиной, удерживая поперек груди и целуя в открытую для ласк шею:
– А что? Сисек нет, попы нет, стройный – да, дупло узкое, да и сучок вон тоже имеется! – он прихватил свободной рукой его яички и сжал, заставив замереть на месте. – Да и застываешь, как дерево!
– Готье, пусти! – возмущенно выкрикнул Джованни, хватая его за руку.
– Я же не больно? Чего переполошился? А ты сразу – Готье… Руки на сучок свой положи…
– Простите…
– Вот так, – де Мезьер с удовлетворением наблюдал, как начинает расслабляться и таять от удовольствия тело Джованни в его объятиях, – где тебя еще приласкать? – советник начал поглаживать чувствительную грудь своего любовника, задевая пальцами и поигрывая с соском. Член де Мезьера уже нетерпеливо вдавливался в щель между ягодиц, потирая разработанное кольцо ануса.
Тело, привычно откликаясь на ласки напряжением в паху, участившимся сердцебиением, разгорающейся теплотой в мышцах, мелкими щекочущими волнами, пробегавшими по спине, выгнулось в пояснице, расправив грудь, сводя лопатки вместе [1]. Джованни рвано задышал, почувствовав, как разум его туманится, а значит, еще чуть-чуть – и он сам потянет за собой де Мезьера на кровать, лишь бы получить свою долю наслаждения. Он призывно застонал и глянул через плечо, показывая, что достиг достаточной степени возбуждения:
– Вы… – тут он поймал себя на мысли, что всё, что было естественно в их отношениях с Михаэлисом, может лежать за гранью осознания Готье де Мезьера. – Отпустите меня. Мы продолжим, но нужно… подготовиться.
Готье чувствовал, что с Джованни что-то происходит, но не мог понять, что именно от него требуется, поэтому здраво рассудил, что не следует спешить, тем более – в таких делах, опыта у него не было совсем. С Гийомом де Шарне всё было по-другому: тот сам себя возбуждал, затем требовал, чтобы Готье брал его силой, а потом долго жаловался на больной зад, заставляя испытывать чувство вины за содеянное. Советник короля с интересом наблюдал, как гибкая фигура Джованни скользит по полутёмной комнате: сначала к столу, где он, немного расставив ноги, смазал свою промежность принесенным маслом, потом обратно к нему, обильно умастив и его член, а после таких приготовлений возвращается к кровати, укладываясь на живот, подминая под него подушку, выставляет свой зад вверх, приглашая:
– Господин советник, – обращается к нему. – Только сверху не наваливайтесь! Садитесь за мной на колени, пропустите одну мою ногу между ваших, так… – он пододвигается ближе, раздвигая ягодицы, почти касается входом скользкой головки члена, – теперь медленно входите, до конца, – внимательно смотрит на него, извернувшись вполоборота. Советник короля замечает, что потрясающие ощущения от горячей и узкой дырки наполняют тело, ударяя в разум, породив желание схватить за бедра и двигаться, ускоряя темп. – Двигайтесь! – побуждает Джованни, пряча стоны в складках простыни.
– Хочу видеть твоё лицо! – требует Готье.
– Еще увидите… терпения, – шепчет Джованни, прерываясь на услаждающие слух стоны. Его плечи напряжены, руки сжимаются в кулаки и расслабляются, будто что-то царапают или раздирают. Он опять выгибает тело, будто пытается подстроиться под направление движений. Так необычно и столько удовольствия!
Джованни полагал, что всё будет намного хуже: де Мезьер не пожелает его слушать, а сделает так, как привык – воткнётся сверху и будет елозить всей своей тяжестью по спине, пока не достигнет возбуждения и не изольётся. Но советник короля внял его просьбам и сделал так, как требовалось: теперь же и сам получал удовольствие, и его любовнику тоже кое-что перепадало. Готье, по-видимому, был настроен на долгую ночь, но мог вскорости устать, тогда сила потребовалась бы уже от Джованни. «Если я хочу не страдать и не испытывать отвращения, то мне следует научить Готье тому, что знаю сам. Изменить его», – так он разумно рассудил еще на закате дня, когда обдумывал последствия связавшего его договора.
Советник короля пожалел, что столь малое время уделял поддержанию крепости собственного тела: вон, Джованни, молодой и горячий, уж верно привык, что его Михаэлис взнуздывает как породистого жеребца и гоняет каждодневно. Лежит себе, постанывает, только задницей подмахивает, насаживаясь сам, когда чувствует, что силы на исходе, а возбуждение еще только подбирается к вершине.
– Господин де Мезьер! – внезапно соскальзывает, выгибаясь вперед и опираясь на прямые руки. Всё-таки, он соблазнительно хорош только своим видом и спереди, и сзади. – Меняемся! – жестом показывает лечь на изголовье кровати, полулёжа, прислонив натруженную спину на подушку. Какое же благо для уставшего тела! Можно выдохнуть и унять сердцебиение, стереть с лица дорожки пота. Джованни и сам раскраснелся, губы призывно раскрыты, глаза шальные, волосы растрепались и выбились из сложного плетения, наклоняется. Он нависает, одаривая поцелуем. Устраивается на бёдрах, вбирая член советника короля в своё растраханное и разомлевшее тело до самых яичек. Вытягивает руки вперёд, опираясь ими о спинку кровати. Двигается как в танце, оставаясь в плечах неподвижным – только животом и тазом. «Видал я уже такое у одной красотки с Востока, что проездом была в Париже вместе с цирком уродов. Так же танцевала, ударяя в бубен и позвякивая поясом с нашитыми монетами. Я тогда не понял, что и к чему». Готье представил Джованни на месте этой девицы, обнаженным, едва прикрытым золоченым поясом и пускающим волну по телу одними лишь мышцами живота. Увидел, задрожал от восторга и излился.
Комментарий к Глава 5. Нежнее тончайшего шелка
[1] средневековому менталитету свойственно воспринимать “тело” как отдельный живой организм, не заостряя внимания на его частях. Тело может действовать отдельно от таких частей, как “разум”, “сердце”, “любовь”, “душа”.
========== Глава 6. Честно выполняя договор ==========
Готье де Мезьер быстро уснул, указав перед этим Джованни обтереть его тело влажной тряпицей, целомудренно облачить в ночную камизу и поцеловать, пожелав спокойных грёз. Примерно через десять вздохов дыхание его стало ровным, а вскоре он погрузился в сон, развалившись посередине кровати, немного подхрапывая.
Джованни тоже умылся, удаляя с тела масло и следы страсти советника короля, потом застыл посередине комнаты в нерешительности: заснуть в этой же спальне или подняться к себе наверх? Он осторожно отодвинул засов на двери и сделал шаг. Пронизывающий холод сразу подступил со всех сторон, забравшись под рубашку, вымораживая изнутри колючими иглами. «Так и заболеть недолго!», – подумал Джованни, прислушиваясь к темноте безмолвного дома. Он вернулся обратно и обнаружил ночной горшок, стоявший под кроватью. Облегчившись, решил больше не испытывать себя на стойкость перед зимней парижской погодой и прилёг на краю постели, забираясь ногами под одеяло, уже нагретое спящим де Мезьером. «Господи, всеблагий и всемилостивый, спаси душу мою… пошли рабу твоему Михаэлису скорейшего возвращения и спаси его от всех бед…». Подобным молитвенным обращением он заканчивал каждый свой день.
Утро же началось так же беспокойно, как и закончился предыдущий день. Сквозь сон Джованни почувствовал поцелуи на своей шее и спине, они были сладостными и приятными. Он вытянулся, нежась от удовольствия, прижимаясь губами к запястью руки, подложенной под щеку, но неожиданно был перевёрнут на спину.
– Когда ты такой сонный и расслабленный, то становишься еще более желанным, Джованни! – ласковый голос де Мезьера прозвучал совсем рядом и был подкреплён кратким поцелуем в губы.
– Дай поспать! – взмолился Джованни.
– Нет! – теперь Готье гладил ладонью его грудь, спускаясь ниже к животу. – Своим сном ты крадёшь моё время, а у меня его осталось меньше на один день. Я уже не так полон сил, чтобы утолять свою страсть слишком часто, поэтому посчитай сам, сколько у меня еще осталось. Это время для меня – как краткое лето, а когда оно закончится, то опять наступит зима… Слышал когда-нибудь о народах, что живут далеко у холодного моря? Лето с его зеленой листвой и яркими цветами радует их не больше тех четырёх седмиц, что отпущены мне. А потом листва желтеет и облетает, трава скрывается под снегом, и настаёт долгое и томительное время ожидания.
– Хочешь сказать… – Джованни слегка приоткрыл веки, мазнув по де Мезьеру затуманенным взором, – трахать меня – для тебя превеликое удовольствие, твоё лето?
Тот усмехнулся:
– Не только, – он осторожно перевалился через тело Джованни и потянулся к столу, прихватывая сосуд с маслом, – не только. Еще мне нравится наблюдать за тобой, твоими чувствами… разведи ноги… как они переполняют тебя, когда ты злишься или… – смазанные пальцы де Мезьера осторожно заскользили внутри его тела, легко раздвигая расслабленные мышцы стенок, – или радуешься…
– А вы говорили, что вам плевать на то, что я чувствую… – ученик палача застонал, снова прикрывая глаза и шаря рукой в поисках свободной подушки, в которую можно было бы впиться зубами и заглушить стоны. Де Мезьер вынул пальцы и поставил сосуд обратно на стол:
– Когда я это говорил, то не имел в виду эти чувства, – он приподнял ягодицы Джованни, пристраивая их под свои колени, упирая руки в разведенные в стороны бедра и примериваясь налитой головкой своего члена ко входу. – Я говорил о желании. Ведь сейчас, – он осторожно начал входить, – ты хочешь спать. И член твой не наполнен страстью. Однако…
Джованни часто задышал, приспосабливаясь к распирающей боли, обхватил свой молчащий член, чтобы разбавить ее наслаждением. Советник короля размеренно поступательно помахивал бедрами, никуда не торопясь, получая удовольствие по капле, с каждым толчком усиливая собственные ощущения, согреваясь изнутри и снаружи, прогоняя возбужденную кровь по телу, следя за равностью вздохов, будто разминался перед боем, улыбался, когда примечал, что стонущий под ним любовник жалит яростными и нетерпеливыми взглядами из-под вздрагивающих ресниц. Уж слишком упорно пытаясь показать, что нет ему дела до того, что сейчас происходит с его телом, что не испытывает он ни малейшего удовольствия, а только расчетливое принуждение. Наконец не выдерживает, молит:
– Быстрее! Резче! – приподнимает голову, распахивает глаза, встречается с торжествующим и беспощадным взглядом, понимает, что Готье нарочно придумал для него пытку, откидывается затылком назад на подушку, громко стонет, сдерживая ругательства на всех языках.
– Ори, сукин сын, не томи уже, – поощряет де Мезьер, которого заводит эта невысказанная злость, прорывая плотину своим приказом и получая требуемое, начинает толкаться, наказывая за содеянное.
– Твою мать, козел похотливый, ты еще тот извращенец! Покорность тебе нужна? Да ни хрена подобного! Как я мог забыть нашу первую встречу? – Джованни быстро улетал разумом за грань бытия, цепляясь за простыни под весом уже навалившегося советника, жестко фиксирующего его руками за плечи.
Короткий конец и сладостное послевкусие, крепкие объятия мокрых от пота тел, долгий поцелуй от Готье, растерзавший губы. Убийственная брошенная мимоходом фраза:
– Честно выполняешь договор, молодец!
– Ненавижу! – злобное шипение позади, с кровати. «Сколько было вложено огня!» – Готье улыбнулся, отпирая засов:
– Я же не прошу меня полюбить!
Он развернулся, встречаясь взглядом с Джованни, выгнувшим спину и приподнявшимся на вытянутых руках. Длинные пряди его волос теперь свободно и в беспорядке свисали, укутывая тело золотыми волнами – будто лев готовился к прыжку.
– Горячая вода для купания уже подготовлена. Но я первый. Жду тебя к завтраку внизу. Не сильно усердствуй с опозданием. Будем серьезно говорить о твоей просьбе, решать, что делать дальше.
Этой ночью опять выпал снег, заваливший мягким нетающим ковром внутренний двор, образованный стенами двух близко стоящих друг к другу строений, обращенных входами друг к другу. Кухня и купальня располагались в другом доме, а столовая, с двумя большими окнами, выходящими на реку – под спальней де Мезьера. В нее шёл дополнительный крытый проход через двор, образованный стеной, закрывающей пространство между домами, и надстроенной длинной и закрытой галереей, связывающей оба здания на уровне второго этажа.
Готье де Мезьер уже ждал, не начиная трапезы, и внимательно осмотрел вошедшего Джованни с ног до головы, отметив, что благодаря стараниям Жоффруа, одет он безупречно, и именно так должен одеваться человек, который хочет быть спутником советника короля при выходе в свет.
Готье жестом пригласил присесть к столу:
– Давно хотел тебя спросить, – де Мезьер, аккуратно орудуя маленькой ложкой, вынимал чуть сваренное яйцо из скорлупы: – Ты обучен владению мечом?
Джованни поднял на него кроткий взгляд. Он наконец окончательно успокоился, приняв горячую ванну и обработав ноющий зад лечебной мазью. И еще долго мыл и расчесывал свои волосы, раздумывая над тем, как же советник короля намеревается выполнять свою часть договора, ведь он всего лишь один раз прочитал письмо Гийома, а времени на розыск в архивах у него не было. Или королевские дела подождали?
– Да, мы с Михаэлисом постоянно тренировались. И еще ножом…
– Это хорошо! Значит, будем вместе с тобой возвращать мне былую силу. А то я слишком засиделся. Ровности дыхания не хватает, да и стал неповоротлив. Ты давай, кушай, на голодный желудок разговора не получится. Налить вина?
Ученик палача подставил кубок, а свободной рукой взялся за свежую булку.
– Ешь мясо, пост закончился, – продолжил де Мезьер, побуждая своего гостя быть смелее в выражении желаний. – Филиппа прекрасно фарширует его оливками, а потом запекает в печи, обваляв в муке… Так когда, ты говоришь, Михаэлис из Кордобы пропал?
И спросил как-то не к месту, прямо в тот момент, когда Джованни запихнул себе большой кусок мяса в рот и начал пережевывать.
– Еще виноград не начали собирать, – с трудом ответил ученик палача, пытаясь быстро справиться с едой.
– А к Гийому ты поехал на Брюсов день… Значит, сколько седмиц ты самостоятельно занимался поисками?
– Ровно тринадцать! Вот, и решил я к вам обратиться. Вы же меня похитили пять лет назад, сделали так, чтобы никто не узнал. Значит, помните и главное – знаете, как можно это сделать! – Джованни раскраснелся от волнения и пригубил вина, чтобы увлажнить пересохшее горло. – Что бы вы сделали, если бы не меня нужно было похитить, а Михаэлиса? Он же воин, оказал бы сопротивление.
– Постой… – де Мезьер сделал останавливающий жест рукой. – А как тогда узнали, что тебя похитил я?
– Арнальда, дочь цирюльника. Она всегда тайно выходила и вздыхала мне в спину. Уж больно я ей нравлюсь. Вот и приметила.
– Значит, в случае с Михаэлисом такой Арнальды не было? Или кто-то молчит?
Джованни сокрушенно покачал головой, опять положил в рот кусок мяса, в волнении кроша булку над своей тарелкой.
– Не хочу тебя разочаровывать или обманывать, но исчезновение Михаэлиса из Кордобы выглядит как несчастный случай… по крайней мере, это следует из письма Гийома, если бы… – Готье сделал многозначительную паузу, заметив отчаяние в глазах своего собеседника, – если бы не свидетельства, что его видели после исчезновения. Эти обстоятельства наводят на некоторые мысли…
– Это меня хотят этим задеть! – почти выкрикнул Джованни, его руки сжались в кулаки и ударили по столу. – Меня! Изводят, сволочи… Вот я и гадаю, кто хотел бы нам отомстить!
– С чего ты так решил? – удивленно прервал его де Мезьер. Протянул свою руку вперед и прижал нервно сжимающуюся ладонь ученика палача к столу, заставив немного остудить свой пыл. – Ты настолько слил свою жизнь с Михаэлисом, что перестаёшь отделять себя и видеть очевидное. Скажи мне, сколько людей знают, что вы с ним живёте вместе… как муж и жена? Не много, скорее всего, меньше, чем пальцев на одной руке. Для всех ты – его друг, ученик, подчинённый, и только!
Джованни кивнул, остужая пыл, усилием воли приводя мысли в порядок и соглашаясь с доводами де Мезьера.
– Исчезновение палача для города, – спокойно продолжил тот, – не столь значимо: всегда можно найти замену и не нужно устраивать долгих поисков. Но вот потеря хорошего лекаря – это уже представляется слишком важным. Поэтому и появляются такие слухи, что Михаэлис из Кордобы не пропал, а жив и здоров, только уехал в другой город. А значит, поиски можно прекратить. Как поступили бы городские власти в этом случае? Скажи мне!
– Успокоились бы сразу, – поддержал его Джованни и понял, что начал уже кое-что соображать, поскольку разум его, замутнённый горем, был ему до этого не лучшим помощником. – Лекарь – вольный человек, может уехать и вернуться, никто его не удерживает.
– А знакомые или друзья?
– Я не…
– Да не ты! – укоризненно посмотрел на него де Мезьер, гадая, доходит хоть малая доля его доводов до разума Джованни. – Представь, что нет тебя. Только окружающие люди, с которыми твой палач ежедневно общается.
Джованни задумался:
– Наверно, ходили бы к тюрьме или в городской совет, справлялись, не появился ли? Но никто, как я – его бы не искал! – он с надеждой посмотрел на советника короля. Мысли путались, казалось, что вот она – суть, но она была так призрачна, ускользала так быстро, что никак нельзя было ее поймать.
– Вот! – торжествующе воскликнул Готье де Мезьер. – Значит, достаточно пары слухов, что Михаэлиса видели, например, в Тулузе, чтобы все успокоились.
– Но их было больше! – возразил Джованни.
– Охотно верю, потому что никто же не предполагал, что у палача из Агда есть такой настырный ученик! – советник короля перевёл дыхание. – А теперь ты очень хорошо напряжёшься и вспомнишь о каждом таком слухе, кто поведал, где видели Михаэлиса, в какое время… подробно, – Готье сделал жест, как будто берёт двумя руками за бока невидимый ларец и ставит справа от себя. – Затем, в какое время и куда ты ездил, – второй такой ларец был поставлен слева. – Возьми перо и чернила, запиши на двух листах. Когда ты с этим справишься, мы сравним. Это как игра в шахматы. Знаешь такую? Ничего страшного, я научу. Ты делаешь ход, и твой противник делает свой ход, потом снова ты…
– Спасибо вам… – Джованни сглотнул колючий комок в горле, не зная, какими словами выразить свою благодарность.
– Но это ещё не всё, – Готье продолжил свою речь. – Ты вспоминаешь тот день, когда палач пропал: где был ты, где он, что делали… прямо с того момента, как глаза утром открыли. Мне кажется, что здесь мы тоже сможем отыскать какую-то тайну.
– Ну, и последнее, – он поднял глаза и кивнул: в дверях появился Жоффруа, готовый начать работу, – возьми четыре седмицы назад от дня исчезновения и вспомни: может быть, что-то показалось странным – свинья петухом запела, или человек какой незнакомый пришел, или страждущий исцеления новый появился, или нищий сел напротив двери. В общем, нужно найти того, кто изучал, куда выходит Михаэлис каждодневно и в какое время суток. Справишься?
========== Глава 7. Как игра в шахматы ==========
Deus in adiutorium meum intende. Domine ad adiuvandum me festina. Domine labia mea aperies. Et os meum annuntiabit laudem tuam. Domine labia mea aperies. Et os meum annuntiabit laudem tuam. Domine labia mea aperies. Et os meum annuntiabit laudem tuam. Kyrie eleyson. Christte eleyson. Kyrie eleyson. Pater noster qui es in coelis sanctificetur nomen tuum. Fiat voluntas tua, sicut in coelo, et interra. Panem nostrum quotidianum da nobis hodie. Et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris. Et ne nos inducas intentationem. Sed libera noa a malo. Amen. [1]
Молитву сию следует творить ежедневно во время утрени, повторяя по двадцать раз, а в праздничные дни по сорок раз, добавляя каждый раз Gloria Patri et Filio et Spiritui Santo… (из собрания обязанностей командоров, рыцарей и приоров ордена Калатрава).
***
– Он вернулся? «Сейчас опять начнется…»
– Да, вчера ночью. Так орал и топал ногами, называл нас безмозглыми ослами, что мы уже решили, что он прикажет нас всех вздёрнуть в петле!
– Значит, ни с чем… «Неужели у Джованни хватило ума, нет… внутреннего чутья, что нужно исчезнуть. Опять в Совьяне?»
– Сказал, что не отступится, всё равно узнает, где ты прячешь своего мальчишку. Сказал, что тогда ты будешь сговорчивее…
«Жив ли Стефанус?»
– …последний раз его видели в Тулузе…
«Неужели у инквизитора в доминиканском монастыре? Пожалуй, не совсем надёжное укрытие, но нет… Брат Беренгарий ничего не знает, бедный брат… тебе тоже досталось…»
– …в борделе…
– Где? – бескрайнее удивление отразилось на его лице.
– Как сказала мадам: он их любимый клиент, – пожал плечами его собеседник. «Кому сказала? Мне? Тулуза и бордель… Кажется, начинаю понимать, куда ты мог дальше отправиться… моё сокровище, крепкой ли будет эта защита?»
– Он завтра опять уезжает, спешит куда-то. «Всего лишь день и ночь!»
Один из мужчин встал с колен, подавая второму руку и помогая подняться:
– Помолились… пойдем обратно.
***
К вечеру Готье де Мезьер покончил со всеми своими «королевскими» делами. Жоффруа унёс с собой множество писем, свернутых в свитки и запертых в кожаные чехлы. Но в течение дня подобные письма поступали из разных мест: их собирал привратник, потом передавал секретарю.
Джованни весь день тоже провёл в беспокойстве: предстояло всё вспомнить до мельчайших подробностей, не забыть ни об одном случае. Сначала он писал на листе кратко, потом, спускаясь во двор размять ноги и подышать морозным воздухом, что-то вспоминал вновь, срываясь опять по лестнице вверх, чтобы удержать в памяти.
В «его» комнате было тепло от трубы очага, что растапливали на первом этаже, в столовой. Если высунуть из окна голову, то можно было увидеть, что вниз идёт каменная отвесная стена дома, упирающаяся в берег реки. Влево эта стена продолжалась дальше, являясь такой же стеной строениям, стоящим в ряд вдоль по улице, и заканчивалась там, где ей перпендикулярно начинался мост через реку, тоже застроенный зданиями. На противоположном берегу дома стояли уже не столь плотно, образовывая широкие пространства перед собой, занятые хозяйственными пристройками, рынком и маленькими пристанями, между которыми ходили лодки.
Начало темнеть, и Джованни спустился вниз, в столовую, где Филиппа уже зажгла светильники на стенах и стала накрывать на стол. Наконец перед входной дверью раздались голоса: де Мезьер прощался со своим секретарём до следующего дня, а потом запер засов. Готье молча сел на свое место – на крепкий стул в торце стола, и только следил взглядом за поварихой, которая наливала ему густую похлёбку в тарелку.
– Все разговоры после! – назидательно упредил советник короля Джованни, собравшегося было раскрыть рот. – Лучше налей нам вина.
Ужинали долго и спокойно, хоть порой Джованни и ощущал себя сидящим на раскалённой сковороде, когда мысли его отвлекались от очередного восхитительного куска вареного, отмоченного в каких-то душистых травах цыплёнка в густом молочном соусе. Искусству Филиппы нужно было отдать должное: каждый раз Джованни поражался, насколько вкусными она готовила блюда. Наконец де Мезьер отставил от себя тарелку, показывая, что его трапеза на сегодня закончена:
– Теперь я тебя внимательно слушаю.
На самом деле Джованни и сам смог сопоставить рождение слухов о неожиданных появлениях Михаэлиса, когда он в своих поисках начинал ездить в Нарбонн или еще дальше, в Руссильон, к границам королевства Арагон. Слухи же приходили с разницей в пять дней по его возвращении и приносились паломниками. Откуда прибыли сами паломники – невозможно было отследить, но Михаэлиса постоянно видели именно в другом направлении: Монпелье и даже Ниме.
– Нужно было по тюрьмам искать, – деловито подвёл черту под рассуждениями о слухах советник короля. – Самое верное дело – спрятать человека в тюрьме, и на крепкие стены тратиться не нужно. Судя по времени, похитители выжидали в Перпиньяне. Оттуда ведут две дороги через королевство Арагон: вдоль берега моря и через горы. Хорошо, теперь давай разберёмся с днём похищения, по доброй ли воле твой палач вышел за пределы городских стен?
Тот злосчастный день Джованни вспоминал множество раз. Он начался как обычно, со звоном церковного колокола. Михаэлис спал рядом, положив руку ему на плечо, как всегда недовольно заворочался, осознавая, что еще час проведёт в постели в одиночестве, сквозь сон ответил на поцелуй и зарылся головой в подушку. Джованни спустился вниз, отпер дверь двум новым работникам тюрьмы, которые теперь выполняли все обязанности, раньше достававшиеся только одному ученику палача. Затем приехал человек из деревни, что расположена по дороге в Безье, и попросил срочно отправиться вместе с ним, потому что его сестра рожает. Джованни предупредил еще не до конца проснувшегося Михаэлиса, что уезжает из Агда и будет к вечеру. Женщина действительно рожала и быстро родила, поэтому Джованни пробыл в сельском доме не так долго. Единственное, что его задержало на мосту – это повозка одного торговца пряностями, который был хорошо известен в городе. Ученик палача вызвался помочь починить колесо, поскольку сжалился, ибо торговец имел весьма жалкий вид, когда схватил его за руку, а проходящие мимо люди спешили на ярмарку.
– Судя по рассказам, – продолжил Джованни, – за Михаэлисом также кто-то пришел. Видели, как он спешно вышел из двери тюрьмы, потом прошел через весь город, пересёк реку по мосту, и если бы он направился в Безье, то мы бы встретились по дороге!
– Ты тогда колесо чинил! – буркнул недовольно Готье.
– Тогда он должен был меня увидеть на мосту! – взволнованно не согласился с ним Джованни.
– А он тебя там видел, – де Мезьер откинулся на спинку стула, – наверно, сразу понял, что его выманили из дома, только сделать ничего не мог…
– Но почему? – воскликнул ученик палача, недоумевая.
– Будь я на месте похитителей, то поставил бы человека за твоей спиной, с ножом или с верёвкой в руках, а сам бы сказал Михаэлису: один неверный шаг – и твой ученик умрёт, – он продолжил поцеживать вино из кубка, устремившись своими мыслями куда-то вдаль, не обращая внимания на притихшего Джованни, еще раз пересматривающего картинки в своей памяти.
– Знаешь, – де Мезьер внезапно решил начать разговор, – когда пять лет назад я получил письмо от Гийома, написанное тобой, о ваших приключениях в Тулузе, я сначала решил… что твой палач, который вас спас, но поглумился над трупами ваших врагов – жестокий и больной человек. Потом вспомнил то, что мне рассказывал этот мальчик об исчезновении двух разбойников в Совьяне, сложил это с тем, что Михаэлис из Кордобы спокойно может наказывать и пытать людей настолько изощрённо, что ему позавидовали бы и наши, парижские палачи. И понял, что для него эти деяния – нечто нормальное, обыденное, не причиняющее никаких моральных страданий… – Готье замолк, опять погружаясь в свои мысли, пожал плечами, – не понимаю, как ты с ним живёшь?
Джованни удивлённо воззрился на де Мезьера, пытаясь уловить, к чему тот клонит.
–… он же может спокойно убить человека или животное, разрубить его на куски, и при этом ни один мускул на лице его не дрогнет!
– И что? – с придыханием спросил ученик палача, продолжая сверлить советника короля непонимающим взглядом.
