Текст книги "Лагуна (СИ)"

Автор книги: Марко Гальярди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Новоприбывших путников встретили любезно, без настороженности. Накормили горячей кашей с кусочками вяленого мяса. Эти люди путешествовали в Рим и ехали в обратном направлении – из Болоньи в сторону Абруццо. Они не останавливались на постоялых дворах и брались за любую предложенную работу. Летом трудились на полях, осенью в плодовых садах и на виноградниках, а ближе к зиме собирали оливки, проводя жизнь в крытых повозках. Их не пугал туман, иногда накрапывающий дождь, проникающий через тёплую одежду холод. И как бы Джованни с товарищами ни хотелось подольше остаться рядом с горячим пламенем веселого костра, их ждал последний отрезок дороги – по вершине горы, а затем – спуск вниз, более пологий, чем подъем, но не менее утомительный. По словам новых знакомых, дождевые облака лежали и там, занавешивая от солнца всю долину, посередине которой нужно было пересечь еще одну быструю реку [3]. Пока путники пользовались неожиданным гостеприимством, им предложили выпить немного мутного тёмно-коричневого напитка из брюквы и мёда, от которого Джованни с Халилом захмелели. И пока насупленный Али вел осла за собой по размокшей дороге из серой глины [4], оба его друга плелись сзади, придерживаясь за корзины и пребывая в состоянии блаженной расслабленности, не обращая внимания ни на холод, ни на накрапывающий дождь.

Ощущения вернулись, когда дорога резко свернула в лес и пошла вниз. Пришлось отлепиться от осла и идти вслед друг за другом. Холод уже ощущался значительно сильнее, и только убыстрение шага помогало согреваться. Вскоре они вышли на открытое место. Впереди на пригорке стояла небольшая церковь с колокольней, но её ворота оказались запертыми. От нее через луг были видны черепичные крыши селения, окруженного невысокой каменной стеной. В нетерпении притоптывая на месте, Халил и Али ожидали решения Джованни, который пытался вспомнить название постоялого двора, а затем махнул рукой вслед своим бесплодным изысканиям памяти и позвал товарищей за собой. Навстречу им попалась повозка. Словоохотливый горшечник поведал, что дождевое облако стоит здесь уже третий день, у многих отсырели дрова, торговля встала, течение реки стало быстрым и через ближайший брод уже не пройти, а горячую похлёбку и доброе пиво всегда можно найти в таверне с простым названием «Ворона», что стоит на рыночной площади.

Дома здесь отличались от привычных Джованни городских строений: с низкими потолками, толстыми стенами, маленькими оконцами и несколькими печными трубами. Зимой здесь иногда выпадал снег, прерывая сообщение между поселениями. Хозяин проводил путников в хорошо протопленную комнату с широкой кроватью, закрытой плотными занавесями для сохранения тепла, и не задавал никаких вопросов, предполагая, что все они улягутся вместе. Большая лохань стояла в отдельном полутёмном помещении на нижнем этаже рядом с печью. От зала харчевни её отделяли лишь две занавески из грубой ткани серого цвета. И если не было в том удобства для гостей, то для жены хозяина, полной женщины с сильными руками – в самый раз: не нужно было таскать ведра с водой наверх по узкой лестнице.

Когда путешественники заканчивали свой ужин, а хозяин зажарил им зайца на вертеле, начало смеркаться. Темнело здесь быстро. В харчевню зашли гости из местных жителей, чтобы пропустить по стаканчику подогретого вина и поделиться нехитрыми новостями. Джованни порадовался, что вымыться в горячей воде и развесить сушиться одежду ему с товарищами удалось раньше, и этим не дать повода для сплетен о новых гостях, которые и так удивляли своей смелостью продолжить свой путь в непогоду.

– Ночью будет сильный дождь с грозой! – уверял всех уже знакомый горшечник, раскрасневшийся от тепла и выпитого. – У меня болит колено, поэтому я точно знаю. Гостей нам ждать еще дня два.

– Сегодня уже прошло достаточно, – отвечал ему кузнец. – Я сменил четыре подковы. И еще насчитал девять повозок. Они рано утром вышли из Святой Агаты, поэтому быстро миновали перевал.

– Вот! – кожевенных дел мастер торжествующе поднял палец вверх. – А все паломники остались там, кто не успел или пришел позднее. А они – мои клиенты. Сейчас все свои сандалии по дороге испортят, и им понадобятся башмаки.

Слушая краем уха эти рассуждения, Джованни со значением посмотрел на Халила. Полосы толстой ткани, обмотанные вокруг ступней, защитили от новых ран, но старые, размокшие от влаги, не хотели затягиваться:

– Завтра купим тебе новую обувь, чтобы как у меня была – непромокаемая.

– Я видел горы впереди, синьор, – вместо Халила заговорил Али, сидевший за столом напротив. – Нам их тоже придётся перейти?

– Да, – кивнул Джованни, которого охватила грусть. – И они еще выше. Там будет много маленьких селений. Не сможем пройти – остановимся на отдых. Время у нас еще есть, чтобы вовремя дойти до Болоньи. Не будем рисковать собой.

– Я умею хорошо держаться на осле. И я лёгкий! – сделал заявление в своём духе Али и засунул в рот кусок мяса побольше, еле прожевал и добавил: – За это я готов ослепнуть и оглохнуть на всю ночь.

Джованни рассмеялся. Подогретое красное вино с цедрой апельсина, которое предложил хозяин, расслабляло и утяжеляло веки. Он склонился к уху Халила:

– Всю ночь я хочу тебя обнимать и не только… Придётся согласиться с предложением Али.

– Пойдём, я уложу тебя спать, мой синьор, – с нескрываемым вздохом откликнулся восточный раб. – Сначала позаботимся о наших ногах.

***

[1] примерно три часа. Расстояние 6-7 километров, но по горам. Учитывая, что дорога влажная и в гору, помножим на усталость, то средняя скорость пешехода будет около трех километров в час.

[2] такия – (букв. благоразумие, осмотрительность, осторожность‎) – исламский термин, которым обозначается «благоразумное скрывание своей веры», один из руководящих принципов шиизма.

[3] Сантерно или Вальтерус. Река несколько раз меняла направление своих истоков, которые берут начало в горах. Это было связано с отведениями для лучшего орошения полей.

[4] судя по виду, этот перевал сверху сложен из известняковых пород: серый прессованный песок с мелким ракушечником.

========== Глава 4. День третий ==========

Джованни проснулся в кромешной темноте от грохота. Разгулявшаяся непогода громко стучала плохо запертыми внешними ставнями. Флорентиец пошевелился, и оказалось, что его спутники уже давно не спали, а вслушивались в разные звуки, царящие внутри и снаружи дома. Али сразу вцепился в предплечье и прошептал, что ему очень страшно. Халил приподнялся на постели, расцепляя объятия, чтобы дать своему синьору больше свободы.

– Вы чего? – удивился Джованни. – Это ветер!

– Воет как огромный волк и зубами щелкает как тигр, – возразил Али.

– Там засов со ставни оставили незапертым, теперь одна раскрылась и бьётся о стену дома, – попытался объясниться Джованни. – Я сейчас встану и закрою.

Он нехотя заставил себя подняться из жаркой постели, нащупать прорезь в занавесях и высунуться наружу. Печь уже не топили, и флорентийца встретил стылый воздух, от которого кожа под камизой сразу покрылась пупырышками, тело задрожало, а зубы пустились в пляс. Чувство страха затопило разум.

«Я в комнате гостиницы. Засов заперт изнутри», – постарался успокоить себя Джованни, хотя внутренности в животе скрутило и заморозило.

Джованни двигался на звук навстречу потоку холодного воздуха, нащупал щеколду на внутренних ставнях и раскрыл их. В лицо будто выдохнули водяной пылью сильного дождя, что шел снаружи. С ветром пришлось изрядно побороться, чтобы притянуть ставню к себе и запереть. Рука потеряла чувствительность, превратившись в кусочек льда, босые ступни тоже обжигало холодом. Надежно затворив все ставни, Джованни двинулся в сторону кровати, растопырив руки:

– Вы где?

Халил поймал его ладонь и втянул вовнутрь, под полог, будто в женскую утробу, где тепло и безопасно, уложил рядом, прижимаясь телом и отогревая. Али тоже придвинулся ближе, оплетя своими ногами замёрзшие икры Джованни. Флорентиец прикрыл глаза в блаженстве: в установившейся тишине комнаты, нарушаемой лишь дыханием, оба его спутника искренне делились своим теплом. И это чувство общего единения было очень приятным.

***

Серое утро встретило спокойствием. Джованни оделся первым и вышел за порог постоялого двора, чтобы оглядеться. Маленький городок Корнаккья стоял на холме. Центральную площадь окружали каменные дома, а за ними тянулись вниз и вверх по холмам ярко-зеленые луга с темными пятнами низких кустов, поднимаясь к синеватого цвета горам, покрытым лесом и туманом. Среди сочной травы паслись небольшие стада белых коз с коричневыми спинами. Можно было разглядеть и множество козлят, что уродились этой весной. Внизу долины протекала обсаженная густым кустарником и невысокими деревцами река.

Она была неглубокой, устремлялась с гор, срывая и увлекая за собой серые камни, из которых было полностью выложено дно. Если зимой снега было много, то бурная вода переворачивала и огромные валуны, устраивая из них запруды на своём пути. Местные жители ловили рыбу в глубоких ямах, а жарким летом река сильно мелела и казалось, что нет ничего проще перейти с одного берега на другой. Однако камни были острыми и ранили ноги людей и копыта животных, поэтому хороший брод или крепкий мост были очень важны.

Перед началом нового дня путешественники запаслись свежими лепешками, а Халилу были торжественно «подарены» новые сапоги из мягкой воловьей кожи, которые, по словам мастера, «предназначались бы для синьора». Стоимость их тоже была высока, но для Джованни благополучное продолжение пути было важнее потраченного серебра. Восточный раб искренне заплакал от восторга, как только сапожных дел мастер склонился и помог ему надеть новую обувь, что еще больше растрогало Джованни.

– Мой кормчий, ты что? – флорентиец обнял своего друга за плечи, когда они вышли из лавки.

– Я никогда не получал таких дорогих подарков! – попытался объясниться Халил. Он волновался, чуть заикался, теряясь в мыслях. – Ты покупал мне одежду и раньше. Я очень благодарен. Но то было – «чтобы носить», а не «чтобы украшать». Я не сносил еще и прошлых башмаков, а ты уже подарил мне новые. Да еще какие!

Джованни только пожал плечами и поцеловал раскрасневшегося Халила в щеку. Ему было приятно чувство, зародившееся в сердце, тёплое и волнительное, что его заботливые действия и мысли приносят радость близким людям. И эти возвышенные ощущения еще долго не покидали флорентийца.

Шум реки, наполненной ночным дождём, был слышен за двести шагов, а поднявшаяся вода покрывала переправу, поэтому пришлось пройти еще некоторое расстояние до другого брода, через который был перекинут каменный мост. И уже после него вернуться на прежнюю дорогу, ведущую к городу Валли. Каменные строения и колокольня на вершине горы хорошо просматривались снизу, но до города еще нужно было дойти. Путешествие по холмам бывает так обманчиво – подъём, затем спуск, и перед тобой уже новая тропа, ведущая вверх. Джованни с товарищами пришлось карабкаться на гору почти до полудня, чтобы встретить сонный городок, где жители предпочитали сидеть дома у теплых очагов, почти не выбираясь на улицу. Облака висели прямо над головой, скрывая половину высокой башни, что утром еще была видна.

Впереди путешественников ожидала лишь пустая дорога: влажная от дождя и холодная из-за высоты, на которую пришлось взобраться. В Валли можно было отдохнуть и перекусить, а заодно выспросить у хозяина харчевни, куда идти дальше.

– С холма не спускайтесь, – посоветовал сурового вида мужчина. Он не улыбался и перед гостями не стелился. Здесь у каждого жителя было своё хозяйство и заботы. Похлёбку путникам наливали из общего котла, приготовленного для большой семьи. А вину и пиву предпочитали густые отвары из трав. – Идите вдоль гор. Облака ниже не опустятся. С дороги не сворачивайте. Не спускайтесь и не поднимайтесь. Дойдёте до Паршивого Холма [1], а там и недалеко церковь святого Лоренцо справа от себя увидите. На холме стоит. Потом мост и городские ворота Пьетрамала [2].

– Долго? – единственный вопрос крутился в голове Джованни.

Хозяин усмехнулся и пожал плечами. Потёр чёрными, испачканными печным углем пальцами заросший густой бородой подбородок:

– Мне откуда знать? До Корнаккьи дольше. Или от нее, к нам в гору подниматься…

***

В холодной Пьетрамале, утонувшей в густом тумане, Джованни почувствовал, что прежняя решимость идти вперед его покидает, уступая место размышлениям о слабости человеческого тела. Что Паршивый Холм, что Дурной Камень – эти места, казалось, оправдывали свои имена: тут не было солнца, не было тепла, не было радости. Всё, что удерживало здесь жителей – это проходившая рядом дорога в Болонью, которую можно было обслуживать, предлагая путникам свой дорогой товар. В городах гильдии следили за ценами, здесь же – только местные синьоры или общины устанавливали, сколько сегодняшним днем будет стоить горсть муки или миска варева из синей чечевицы, не заправленного ни солью, ни луком. Джованни порадовался, что они успели насытиться в Валли. Останавливаться здесь не было никакого желания, как и выспрашивать дорогу – она была одной, проторенной и почти невидимой.

Туман сгущался, серел в низинах, хватал влажными пальцами за одежду, забираясь холодным дыханием за ворот. Судя по времени, которое прошло с тех пор, как они вышли из Пьетрамалы, перевал остался позади.

– Я не могу ничего рассмотреть! Я даже не вижу своих ступней! – воскликнул Джованни.

– Мой синьор, – обратился к нему Халил, придерживая за край плаща, – быть может, нам остановиться и переждать? Как принято в твоих краях?

Джованни с сомнением покачал головой:

– Ты полагаешь, что всё вокруг, – он взмахнул руками, – похоже на штормовое облако, что окутывает корабль? Нет! Я слышал, что горные перевалы могут быть закрыты на несколько дней, а то и седмицу. Мы должны пройти сквозь туман и спуститься вниз, а судя по рассказам – бродить нам в этих лесах два дня.

Им пришлось посадить Али верхом на осла, а самим взяться с двух сторон за повод и медленно продвигаться вперёд, осторожно ступая в надежде не потерять дорогу. Внутреннее напряжение сказывалось на настроении: болтать не хотелось, а белёсая пелена только усиливала звуки окружающего леса. Халил остановился, чтобы достать флягу с водой из заплечной сумки, выпустил из рук повод. Джованни поднял подол туники, чтобы отлить. В этот момент им под ноги, с шумом сорвавшись сверху по истлевшей прошлогодней листве, выскочил заяц. Несколько мгновений задержавшись на тропе, он оттолкнулся задними лапами и исчез. Испуг заставил путников замереть на месте: Халил чуть не выронил флягу, Джованни до боли сжал член руками, будто ухватился за рукоять меча. Но неожиданнее всего повёл себя осёл: он скакнул в сторону, прямо туда, где кромка тропы обрывалась, уходя вниз. Али закричал, еще больше напугав животное, и вместе с ним пропал из виду. Было только слышно как под копытами скользящего по склону животного сыпятся камни.

– Али! – одновременно воскликнули Джованни с Халилом и устремились вслед.

Где-то внизу Али ругался на осла. Джованни, ничего не видя вокруг себя, громко выкрикивал имена друзей и сползал по скользким камням, которые оставляли мелкие порезы на ладонях. Спустившись в глубокую ложбину, он увидел обоих спутников, сидящих на земле и собирающих книги и вещи из растерзанной корзины. Осел же, совершенно спокойный, стоял рядом.

– Вторая корзина не пострадала, – Халил удрученно рассматривал измочаленные о камни и кусты ивовые прутья, – мы можем наши вещи поместить в узел, а книги перевязать ремнями.

– Ты в порядке? Не ушибся? – обеспокоился Джованни.

– Я вовремя поджал ноги! – воскликнул Али. – А мешки с деньгами в сохранности – они в другой корзине лежали. Подпруга выдержала.

– Вот несчастье, спасибо Господу, что уберёг от большей беды! – с обидой в голосе ответил ему флорентиец и задрал голову вверх. – Как же мы теперь вернёмся на тропу?

– Давайте пойдём в низине, – предложил Халил, – здесь тоже кто-то ходит. Вон, смотрите, след от лошадиных копыт остался, тумана поменьше. Куда-нибудь доберёмся, раз тут всадник проехал. Лес негустой, будем по возможности искать подъём наверх.

– Только бы этот всадник в нужную нам сторону ехал! – ворчливо отозвался Джованни.

Они закрепили свои вещи на осле и вновь усадили на него Али. Животное, напуганное темнотой в ложбине, где тумана, как и солнечных лучей, было меньше, поначалу упиралось натянутым поводьям, пока Али не догадался подхлестнуть его сзади веткой. Дороги здесь почти не было, лишь корни деревьев, присыпанные листвой.

Путешественники шли недолго, пока не натолкнулись на тропу, по которой могла проехать узкая повозка, затем свернули влево, как им показалось – в сторону оставленной дороги. Идти вперед было не менее страшно, чем позволить себе осознать, что с главного пути они уже сбились. Джованни попытался хоть каким-нибудь способом сбросить напряжение, что охватило его тело и разум:

– Али, спой мне песенку!

Али пел о матери, как о прекрасной девушке, о своей любви к ней, громко, протяжно, но и в то же время чарующе прекрасно. Пел и об отце, выгоняющем в бескрайние поля табун кобылиц с серебряными гривами. Пел о зелёных морских волнах, ласкающих днище корабля. Мальчику тоже было страшно. И в то же время так странно было слышать мавританский язык посреди италийского леса! Проникающий в норы, сливающийся с запахом влажной земли, звенящий в шуме листьев на кронах высоких деревьев, разгоняющий серый колдовской туман.

В теле появилась даже какая-то бодрая уверенность, что путники вовсе не потерялись, а скоро перед ними расступятся деревья и появится мост через реку или городские стены, сложенные из камня, или обычная хижина с вьющимся над крышей дымком. Так путники шли навстречу расступающемуся туману, пока не натолкнулись на живых людей – трёх всадников и двух пеших, и те явно их ждали.

– Господь услышал мои молитвы! – Воскликнул один из них. Тот самый, что ночевал с Джованни и его товарищами еще в Сан-Пьетро. По имени Лоренцо.

***

[1] Poggio Tignoso – вот почему так селение назвали?

[2] Pietra mala – злой (недобрый, плохой) камень, Cornacchia – ворона, Valli – или долины, или валы. Суровые там люди проживали, с названиями селений особо не баловались.

========== Глава 5. День третий (продолжение) ==========

Неожиданно выплывшие из тумана фигуры вооруженных людей, темные, грозные, нагнали страха, да так, что душа ушла в пятки. Путники замерли, стараясь не дышать. Осел же продолжил вышагивать вперед, мотнул головой и вырвал поводья из рук. Жесткий ремешок скользнул по ладони, отрезвляя, а когда один из незнакомцев еще и заговорил, помянув имя Господа, Джованни окончательно пришел в себя и первым делом выхватил из поклажи меч в ножнах, благо сам недавно его туда любовно прилаживал рукояткой наружу.

Незнакомцы стояли не шевелясь и не пытаясь обнажить оружие. Джованни не решился вынуть и свой меч, высверливая взглядом дыру на невозмутимом лице того, кто два дня назад назвался именем Лоренцо.

– Что вам нужно, синьоры? Вы разбойники? – решился задать вопрос Джованни. Он почувствовал, что за его спиной встал Халил, и краем глаза заметил, что раб пытается осторожно вытянуть на себя рукоять второго меча.

Незнакомцы внезапно рассредоточились, окружая, а Лоренцо направил своего коня прямо на Джованни, ловко остановил его в шаге и чуть развернул, почти зажав захваченных путников между боками двух животных, так, что пространства, чтобы вытащить меч, уже не осталось.

– Дай-ка мне, – сказал Лоренцо кому-то невидимому, и один из его товарищей наклонился за спиной Али, сидящего теперь неподвижно и зажмурившись, и вынул за корешок торчащую из узла книгу. Это был манускрипт, который Джованни составлял собственноручно, по прочитанным книгам по медицине. – Значит, я не ошибся, ты – лекарь. «Самый лучший!» – припомнил он слова Джованни, рассматривая рисунки. – Вот кто мне нужен! Идите с нами, синьор, по доброй воле, тогда мы не причиним никакого зла ни вам, ни вашим спутникам.

Джованни ничего не оставалось делать, как принять чужие условия. Однако меч он убрать не решился и для надежности прицепил его к поясу. Али остался сидеть верхом на осле, только за узду животное уже держал другой человек. Халил шел позади, практически след в след. Джованни иногда поворачивался, но лишь затем, чтобы ободряюще кивнуть головой, встречаясь с настороженным взглядом потемневших глаз, полным напряжения и страха.

Пока их уверенно вели по тропе сквозь лес, флорентиец постарался внимательнее приглядеться к своим похитителям. То были настоящие горцы, как называл бы их хозяин «Кошечки» и о каковых ходили рассказы среди путешественников. Кожа их была потемневшей от яркого солнца и выдубленной сильными ветрами. Волосы и бороды свои они редко стригли. Предпочитали тканям тёплые шкуры, которыми укрывались во время холодной зимы. Занимались они пастушеством, разводили телят и ягнят, пили кислое молоко, любили носить с собой по три ножа и еще были крайне воинственны. Никто не знал, что они творят меж собой, флорентийцам и болонцам было лишь интересно, кто на сегодняшний день «держит» дорогу через перевал и охраняет путешественников от лихих людей. Флоренция немного потеснила это своеволие мелких держателей каменных замков, построенных на каждом холме, основав свою крепость [1], но что происходило за кромкой невысокого кустарника, разросшегося вдоль основной дороги, – никому не было ведомо.

Начало уже понемногу смеркаться, когда путников привели в какое-то селение, стоящее посреди гор на берегу реки [2]. Дома здесь были построены из жердей, обмазанных глиной, а затем обложенных крупными камнями. Крыши покрывались соломой. Очаг часто располагался посередине строения, а дым выходил наружу в отверстие наверху. Местные жители приняли похитителей как родных, поднесли воды и приглашали разделить трапезу.

– Пусть мавры и осёл останутся здесь, – начал распоряжаться Лоренцо и показал на пальцем на навес для сена, стоявший посередине деревни. – А ты, лекарь, бери свои снадобья и за мной! – Он спешился и отдал повод подбежавшему мальчишке.

Джованни отметил про себя, что разбойники ведут себя слишком вежливо и даже не удосужились забрать у него оружие. Он помог Али слезть с осла, затем вместе с Халилом снял поклажу и положил ее на вязанки соломы.

– Всё хорошо, – сказал он своим товарищам на италийском, стараясь сохранять спокойствие, хотя пальцы и дрожали. Потом подумал и, чуть усмехнувшись своим словам, добавил: – Кричите громче, если кто решит обидеть.

Флорентиец взял с собой лекарскую сумку. Пришлось чуть пригнуть голову, чтобы пройти в ближайший дом под низкой притолокой вслед за Лоренцо. Внутри было темно. Две лампады и еле теплящийся очаг слабо освещали низкое ложе, сооруженное из соломы и покрытое сверху шкурами, на котором неподвижно лежал человек. У изголовья сидела женщина. Она обтирала влажной тряпицей лицо больного и плакала. Сразу подняла голову, когда заметила, что просвет двери был загорожен телами вошедших людей.

– Кто это? Он не похож на святого отца! – воскликнула она.

– Это лекарь, – Лоренцо подтолкнул Джованни в спину. – Давай, осмотри его!

Внутри дома было тяжело дышать из-за спертого воздуха с примесью дыма, запаха свежего навоза, немытых тел, скисшего молока и еще чего-то необъяснимого, что напомнило Джованни парижские казематы, в которых держали рыцарей-тамплиеров.

Человек, к которому его привели, показался слишком молодым, с едва проросшими усами и бородой, сильно измождённым – то ли голодом, то ли постами. Он лихорадил, и до шеи был завернут в шерстяной плащ.

– Мне нужно его раздеть, – задумчиво проговорил флорентиец, вспоминая науку, что начинать нужно с прощупывания пульса и прослушивания биения сердца.

– Приступай! – мрачно бросил ему в спину похититель.

Джованни осторожно развернул плащ до самого пояса. Женщина напряженным взглядом следила за его действиями. Камиза на теле больного была грязной и порванной в нескольких местах. Флорентиец легко разорвал ее от ворота, обнажая плечи и грудь. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что за недуг придётся сегодня лечить. Юношу пытали на дыбе: вся грудь была в синяках, а вывихнутые суставы рук опухли из-за прилившей крови и телесных жидкостей. Джованни ощупал плечи своего больного, вспомнив многое из того, чему учил его Михаэлис. Еще было не поздно всё исправить.

– Налей в плошку чистой воды, – приказал он женщине.

Получив желаемое, флорентиец влил туда две капли заморского снадобья, что убирает боль. Затем напоил юношу, вложил в зубы кусок деревяшки, замотанной в тряпицу, и принялся вправлять суставы. Из глаз несчастного полились слёзы, он кричал, мотал головой, которую женщина придерживала руками, содрогался телом, но Джованни, упираясь ногой ему в подмышку, сначала вытянул одну руку, затем другую, и эти действия принесли некоторое облегчение. Юноша тяжело дышал, стонал, силясь открыть глаза.

– Снимай с него тряпьё и вымой тело, – приказал Джованни женщине, а сам повернулся к Лоренцо, который переживал сейчас сердечную боль не меньшую, наблюдая за страданиями. – У этого человека, скорее всего, сломаны ноги. Мне нужны толстые жерди или дощечки вот такой длины, – флорентиец показал руками размер, – и мне нужен табурет, чтобы сесть рядом с ложем: будет много работы. И еще мне нужно много ткани, чтобы порезать её на повязки.

Пока Лоренцо искал требуемое, а женщина бегала за водой, Джованни отложил плащ в сторону, разорвал остатки шоссов и ощупал обе ноги. В человеческом теле у ног достаточно сильные жилы. При растягивании первыми страдают мелкие мышцы, волокна рвутся, но суставы не выходят из сочленений. Ломаются головки у больших костей, что прилегают к коленным чашечкам, и от того человек на всю жизнь остаётся калекой, если неправильно срастить кости и не следить за силой мышц. Джованни спасло искусство Михаэлиса, а теперь ему самому выпал жребий сделать всё правильно, как тот учил. Пока женщина обмывала распухшие и синие от внутренних кровотечений ноги юноши, Джованни наложил ему уже на чистые плечи мазь, что осталась после лечения Халила. Снадобье кормчего со «Святого Януария» действовало быстро и чудесным образом, юноша успокоился и открыл глаза, поначалу что-то силился сказать, но Джованни приложил палец к его губам, призывая к молчанию и спокойствию.

Снаружи стемнело, и в селении зажгли факелы и лампады. Лоренцо вернулся и принёс то, о чём просил лекарь. Он накинул на вход плотную занавесь, чтобы не дать холодеющему воздуху проникнуть вовнутрь, вынул нож и немного поскоблил дощечки, чтобы они приобрели гладкость, и протянул флорентийцу.

– Синьор, – раздался отчаянный крик Халила.

Джованни от страха выпустил из рук дощечки, резко вскочил с табурета и бросился наружу, выхватывая меч из ножен. Рядом с их ослом и вещами никого не было. Сопротивляющихся Халила и Али крестьяне тащили прочь, накидывая верёвки на шею и связывая руки за спиной.

– Повесить нехристей! – раздавались голоса, а руководил всем этим непотребством незнакомый человек в чёрном плаще и кольчуге, сидящий на лошади.

– Что здесь происходит? – громко воскликнул Джованни. – Отпустите их немедленно!

Он краем глаза увидел, как из дома, поправляя расстегнутый акетон [3], выбежал Лоренцо.

– Мой синьор, постойте! – закричал он человеку на лошади, которого видно хорошо знал. – Это слуги лекаря!

Крестьяне остановились, но продолжали еще крепко держать своих пленников, ожидая новых решений своего хозяина.

– Лекаря? – с изумлением воскликнул тот, кого нарекли синьором, и медленно повернул голову, удивлённо посматривая то на разъяренного Джованни, поигрывающего мечом и готового вступить в бой, то на своего слугу. – Он жив? Тебе удалось?

– Да, мой синьор, вы не зря платите мне жалование! – Лоренцо стукнул себя кулаком по груди, подтверждая верность. – Сегодня ранним утром мы уже были в Каттурне. А Господь послал лекаря, уведя его туманом с главной дороги. Ваш сын, синьор Аттавиано, спасён!

– Что за славная новость! – на лице синьора промелькнула улыбка, но он постарался сдержать свои чувства. – Ради неё можно сегодня помиловать и язычников!

– Эй, синьор! – вступил в разговор Джованни. Страх давно прошел, но ярость не угасла. – Пусть и нет у меня замка и множества слуг, но ни один рыцарь не смеет обращаться так с другим рыцарем и его людьми, которым была обещана защита и безопасность. Пока вы щупаете чужих слуг, больному легче не становится. Прикажите своим людям их отпустить!

– Рыцаря? – недоверчиво повторил синьор Аттавиано, но всё же разглядел, что Джованни крепко держит меч в своей руке и еще имеет внутреннюю решимость бросить вызов, пусть и одет как простолюдин. – Хорошо! Потом поговорим. Отпустите!

Крестьяне, повинуясь жесту синьора Аттавиано, продолжающего сверлить хмурым взглядом Джованни, расступились и сняли верёвки с пленников. Флорентиец кивком головы показал, чтобы те встали позади него:

– Работа займёт больше времени, чем предполагалось. Мои слуги устали и голодны. Прикажите их накормить. А мне нужно больше тёплой воды и ткани для повязок, – Джованни убрал меч в ножны и повернулся к синьору Аттавиано спиной, возвращаясь обратно в дом. Халил и Али присели на пол возле очага. Их испуг еще не прошел: они мелко дрожали, прижимаясь друг к другу. Флорентиец склонился и обнял их, стараясь успокоить, нашептывал слова на мавританском, обещая, что никому не позволит причинить вред своим друзьям. Когда Али перестал шмыгать носом, а Халил растер по щекам последние слёзы, Джованни вернулся к лежанке и вновь ощупал левое колено своего подопечного, прилаживая кости. Женщина с беспокойством поглядела на него и решилась отомкнуть уста:

– Синьор Аттавиано здесь? Это его сын – Аверардо. Мой муж Лоренцо собрал людей и силой забрал его из замка Брайоли. Бедный… бедный, теперь он никогда не сможет ходить!

– Придержи язык, женщина! – внутрь дома чёрным вихрем ворвался синьор Аттавиано, снимая капюшон с головы. Рыцарь был темноволос, его борода уже была тронута сединой, лоб пересекали морщины, слишком заметные в свете лампады, а под глазами набрякли мешки. Сейчас он был больше похож на уставшего человека, который не спал несколько ночей, чем на сильного воина. Синьор Аттавиано склонился над сыном, ласково провел рукой, еще закованной в кожаную перчатку, по щеке. Затем резко вскинул голову и со злостью посмотрел в глаза Джованни. – Он без сознания! Умирает!

– Нет, спит, не ощущая боли, – лекарь выдержал испытывающий взгляд, замечая, как синьор Аттавиано понемногу успокаивается, возвращая себе рассудок.