Текст книги "Лагуна (СИ)"

Автор книги: Марко Гальярди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Когда Джованни уж слишком усердствовал, особенно над мышцами, что спускались длинными жилами с верхушки плеча на грудь, Халил постанывал от боли, прогибался в спине, запрокидывая голову назад, но не отстранялся. Единожды прошептал: «Помилуй, мой Флорентиец!», но вскоре начал получать удовольствие, заёрзал на месте, расслабился, опёрся спиной на грудь Джованни, давая возможность опустить ладонь еще ниже, на живот, и погладить открытую головку полувозбужденного члена.

– Никто не узнает! Будем таиться. Как всегда, – флорентиец поцеловал восточного раба в висок. Тот повернул голову, с сомнением поглядел на Джованни, но позволил завладеть своими губами и насладиться их бархатной мягкостью и медовым вкусом, что было для флорентийца сродни прикосновению к золотистой кожице зрелого персика, истекающего освежающим нектаром.

Теплая вода делала тело нечувствительным, усыпляла. Джованни пошевелился и разорвал поцелуй:

– Ревность пронзает сердце острыми железными шипами и разрывает в клочья. Такое сердце уже не может любить ни Бога, ни человека. Любящее же сердце принадлежит Создателю, и ты не вправе требовать то, что Божье, но когда я люблю тебя, то преображаю в совершенстве для моего Господа. Понимаешь? Сам наполненный любовью, дарю её другому как свет, а не требую отдать чужой светильник.

Они вылезли из лохани, стёрли влагу с тел друг друга широким отрезом ткани, прополоскали снятые камизы и развесили на верёвке, натянутой над очагом. Последнюю оплывшую свечу еле выскребли ножом из облепившего её воска, зато застеленную плотным покрывалом кровать удалось быстро разобрать, с удобством устроиться на мягких перьевых подушках и накинуть на ноги почти невесомое одеяло из гусиного пуха. В спальне было не так жарко, но все равно пришлось приоткрыть ставни на окне, подставляя обнаженные и разгоряченные тела под легкий освежающий ветерок.

– Мой синьор, а где Али? – сквозь сон донесся до Джованни обеспокоенный шепот, заставивший невольно рассмеяться в ответ.

– Греет постель нашему больному! – флорентиец опустил руку на плечо Халила, заставляя его улечься на подушку. – Синьоре некого было оставить ночью со своим племянником, мы с тобой уставшие, вот и соблазнила мальчика мягкой постелью. Али в безопасности. Спи!

– Не могу, мой синьор, – пожаловался Халил. – Всё думаю. Болония. Еще два дня пути. А потом – будет ли со мной мой Флорентиец?

Джованни перевернулся на спину, поймал ладонь Халила в свою, сжал в поисках дружеской поддержки и с болью раскрыл сердце:

– Уже завтра к вечеру будем в Болонье. Но радости для меня там мало. Человек, к которому я иду, не ждёт меня и был бы рад, если бы я сгинул в самой глубокой и опасной пропасти, чтобы меня завалило самым большим камнепадом или чтобы я умер от самой мучительной болезни. Он будет смотреть на меня и ненавидеть, а я в ответ – страдать. Потому что самое страшное – это созерцать облик возлюбленного и знать, что внутри чужая душа, у которой нет любви к тебе.

========== Глава 11. Пятый день пути ==========

От автора: я вновь обращаюсь к теме местоположения дороги. Как оказалось, и последний отрезок пути таит в себе совершенно непонятные (с современной географии) телодвижения пилигримов. Однако, если учесть средневековый ландшафт – горы покрытые густым лесом, узкие расщелины, выдолбленные горными реками, замки на скалах и города, зависимые от активности торговли, то вполне логично предположить, что с высоты птичьего полёта на землю не смотрели и карт не составляли, поэтому ходили там, где удобнее всего. Спуститься вниз с горы, а потом подняться на соседнюю, а не ломиться напрямую через лес, конечно, путь удлиняло, но было безопасным.

***

«Тук-тук-тук!». Гремели барабаны. Земля сотрясалась. С вершин гор сыпались камни. Джованни, стоявший на берегу горной реки и размышлявший, где искать брод, посмотрел направо и увидел, как на него несётся мощный водяной поток. От испуга он проснулся и не сразу понял причину своего страшного сна. Входная дверь сотрясалась под ударами кулака или деревянной колотушки.

– Синьор Мональдески, вставайте!

Джованни, еще не сбросивший с себя остатки сна, когда захлестнувшая его волна разлетелась крупными каплями в стороны и явила ослиную морду, громко прокричавшую петухом, вскочил с кровати, плохо разбирая дорогу. Ударился плечом о косяк проёма между двумя комнатами, потом чуть не упал вперёд головой в лохань, натолкнувшись на неё. Его руки замерли на засовах внешних створок двери, когда флорентиец внезапно осознал, что стоит голым с победно торчащим членом, и еще один поворот замка, и он столкнётся с мадонной Анжелой, чем, безусловно, повергнет её в стыд и грех.

– Я проснулся, синьора! – проорал Джованни в дверную щель. – Подождите немного!

– Я тебя слышу! – громогласно заявила хозяйка. – Аверардо и мальчик уже проснулись и завтракают. Мы готовим повозку, – она перевела своё внимание на кого-то посереди двора, кто тащил на себе некий груз, и отошла.

– Не сами проснулись, а я уже разбудила! – проворчал Джованни, зевнул и повёл по сторонам глазами, пытаясь сосредоточить их в одной точке. Затем опорожнился, с удовольствием выслушивая дребезжащие отзвуки льющейся воды в пустой железный котелок, и вернулся в спальню. В комнате было темно, поэтому флорентиец распахнул ставни на окнах. Халил пошевелился, перекатился на живот, уткнулся лицом в подушку, прячась от яркого света, и запустил руку под себя:

– Эта добрая госпожа не будет к нам столь милостива, чтобы оставить у себя в доме еще на один день?

– Вставай! – Джованни пропустил вопрос мимо ушей и пощекотал Халила за лодыжку. Тот отдернул ногу и напряг ягодицы, выпятив свою крепкую задницу. – Хватит себя там обласкивать! Дотерпи до Болоньи. Может быть, повезёт хорошо устроиться, чтобы нам никто не помешал.

Халил чуть приподнял голову и со вздохом вновь её уронил:

– О, мой Флорентиец, – прошептал он с нежностью еще хрипловатым после сна голосом. – Ты полон сил! Ты не чувствуешь боли ни в плечах, ни в ногах…

Джованни взобрался на кровать и встал на четвереньках над своим кормчим. Восточный раб распластался под ним так сладко, что об него хотелось тереться с наслаждением и выпустить из себя то звериное, что порождает желания подчинять и обладать:

– Если сюда заявится вооруженный отряд из Катурны, тебе будет совсем не до болей в телесных мышцах. Или ты вознамерился их всех пропустить через себя?

Халил повернулся на спину, не разлепляя глаз, облизал влажным кончиком языка иссохшиеся губы, протянул пальцы левой руки, не глядя, поймал и погладил нависающие над ним локоны золотистых волос. Он широко улыбался от наслаждения, от прикосновений к себе и к своему Флорентийцу, от близости, что сейчас была между ними, ничем не прикрытая, живая, теплая. Однако дыхание, лёгкое, с надрывом, выдавало обычную хитрость, к которой прибегал Халил всегда, чтобы скрыть истинное положение дел.

– Где болит? – жестко потребовал ответа флорентиец. – Говори на моём языке!

– Спина, живот, – улыбка мгновенно исчезла с уст Халила, он распахнул глаза, – ноги. Не ступни! Ты сделал мне хороший подарок, я не лгу! Рука. Правая. Грудь.

– Понятно! – Джованни распрямил руки, приподнимаясь.

– Постой! – затрепетал от страха восточный раб. – Я смогу, я выдержу! Умоляю, не оставляй меня здесь! – он присел на постели, потянувшись за флорентийцем.

– Вот ещё удумал! – рассмеялся Джованни и обнял Халила за шею. – Ты же МОЙ кормчий! Мы поступим так: нашего больного нужно довезти до Болоньи. Для него синьора Анжела готовит повозку. Сейчас сделаешь вид, что ты полностью здоров. Сядешь впереди, возьмёшь в руки поводья. Когда исчезнем из виду – ляжешь вместе с Аверардо. Мы с Али справимся!

– Мой синьор, – с благодарностью и восторгом успел шепнуть восточный раб, пока его губы не слились в поцелуе с губами Джованни, пожелавшим подкрепить действием всё сказанное о заботливом отношении к своему кормчему.

Флорентиец быстро оделся сам и помог Халилу – у того любые движения вызывали тянущую боль в теле. И это было неудивительным – весь прошлый день восточный раб тащил на себе привязанный к нему безвольный куль – Аверардо, и еще пытался удержаться на лошади, с удвоенной силой сжимая бедрами её бока. Джованни и Халил вышли во двор, сразу прикрыв ладонями глаза от яркого солнечного света. Посередине стоял крытый возок, в который была запряжена крепкая и лохматая лошадка. Слуги мадонны Анжелы уже заполнили его изнутри мягким сеном, сверху постелили бараньи шкуры, переместили Аверардо, облаченного в длинную, до пят, камизу из тонкой шерсти, и закутали в одеяла. Под голову больного положили небольшие подушки, расшитые цветочными узорами. Не успел Джованни подойти к повозке с торца и спросить своего больного о самочувствии, как служанки оттеснили его: поставили внутрь корзину и узел с вещами путешественников, закрепили ремнями и опустили полог.

– Идите скорее сюда! – мадонна Анжела стояла в дверях кухни и властно махала рукой.

Стол на кухне был накрыт для двоих. Рядом с очагом пожилая женщина давала наставления Али, протягивая большую корзину со всякой снедью, приготовленной в дорогу. Мальчик подобострастно кивал, улыбался и делал вид, что всё понимает. Рассиживаться за столом не пришлось: хозяйка нервничала, сразу протянула Джованни кожаный футляр с письмом для своего сына Гвидуччо и скороговоркой принялась объяснять, как найти нужный дом в городе:

– Лояно, Скасколи, Ливерньяно, Пьяноро. Там уже легче, прямая дорога. Зайдете через ворота святого Стефано и прямо-прямо до старой городской стены. От неё направо. Рядом с башней Альберичи спросите. Поспешите, чтобы успеть до темноты.

Джованни быстро впихивал в себя ароматную горячую кашу, заедал тонкими ломтиками вяленой колбасы, запоминал и чувствовал, как внутри него поднимается волна страха. Схожие ощущения он уже испытывал, когда спрашивал у Гумилиаты дорогу на север Французского королевства. Однако города, которые мадам перечисляла, стояли друг от друга в нескольких днях пути, а сейчас нужно успеть всего лишь за единственный световой день.

– У вас же есть оружие! – фраза, сказанная мадонной Анжелой с нажимом, вытащила Джованни из какого-то сонного болота. – А значит, вы умеете им пользоваться! Ваша обязанность, синьор Мональдески, доставить моего племянника в дом семьи Бували и передать заботе моего сына Гвидуччо. Вы всё поняли? Остановиться в доме вы со слугами сможете, только если будете лечить Аверардо. Ни на каких иных условиях! А он вам почему-то доверяет! Говорит, что вы спасли ему жизнь.

Джованни кивнул, мельком посмотрел на Халила, который больше клевал носом, чем ел, тихонько пихнул его кулаком под рёбра. Мадонна Анжела стремительно встала и вышла наружу, вспомнив, что у неё осталось слишком много незаконченных дел. Джованни подозвал Али. Приказал ему быстро отнести корзину с едой в повозку, найти подходящий горшок с длинным горлом, чтобы можно было засунуть между ног больного, а третьим поручением для юного слуги был Халил, которого нужно было с осторожностью усадить на передок повозки.

Дорога из Ронкастальдо в Лояно плавно вилась, огибая холмы одной стороны широкой долины, то поднимаясь, то опускаясь. По обеим сторонам росли лиственные деревья с толстыми скрюченными тёмно-коричневыми стволами, оплетёнными гибкими ветвями ползучих кустарников. Иногда между ними были видны вырубки: обычно по правую руку, на склоне холма сразу виднелось расчищенное под огород пространство или обширная поляна для выпаса скота и заготовки сена, а по левую – узкие тропы скрывались в небольшом лесу и заканчивались садами, виноградниками или полями с еще ярко-зелеными наливающимися колосьями пшеницы. Там же иногда виднелись черепичные крыши отдельных домов или хозяйств, во множестве разбросанных по долине.

Затем дорога неожиданно круто пошла наверх, взбираясь всё выше к ложбине между двух холмов, и лиственный кустарник сменился еловым лесом. Лошадка, которую дала мадонна Анжела, оказалась спокойной и выносливой: тащила за собой повозку, словно пёрышко – Али не приходилось её понукать, он только крепко держал вожжи. Осла же привязали к задней перекладине повозки. После вчерашних скачек животное явно не понимало, зачем слишком упражнять себя в день сегодняшний, поэтому постоянно отвлекалось на каждую пригодную для пищи травинку, растущую у обочины, и иногда подвывало дурным голосом. Джованни сидел верхом на той же лошади, на которой путешествовал днем ранее. Вторая лошадь, по словам Анжелы, «не столь приметная», осталась у неё в хозяйстве.

Лес быстро закончился, и путникам стало очевидно, что они перевалили очередной высокий холм и вышли к той самой долине, на которую смотрят из окон своих башен жители Фелегуа, Скаррикальсино и даже Кампеджо. Здесь дорога шла по цепочке лугов и казалась более утоптанной и ровной. Первыми живыми душами на ней попались лесорубы, которые очищали заброшенное поле от мелких кустов, выкорчевывали пни и складывали измельченные топорами ветки в две большие открытые повозки. Затем они обогнали группу паломников, возвращавшихся из Рима в какие-то свои северные земли и вышедших с рассветом из Скаррикальсино.

Впереди появилась башня церкви с колокольней, и выяснилось, что жители Лояно смотрели совсем на другую долину, внизу которой протекала большая река. Дорога пошла на спуск, и через ворота путники вошли в город размером с две улицы, зажатый между почти отвесной высокой скалой с одной стороны и круто обрывающимся склоном с другой. На площади перед церковью был оживлённый рынок, а за ним почти прямая дорога доходила до северных ворот. Теснота на главной улице на некоторое время задержала путников, пришлось пережидать, пока разгрузят телегу с винными бочками, чтобы пройти через узкое место. Здание городского совета с красным львом на гербе стояло на другом конце города, а у ворот шумел еще один рынок, на котором торговали птицей и речной рыбой, и щипало в носу от запаха гнилой крови и разлагающихся кишок. Коричневые пятнистые тушки перепелов перемежались ярким фазаньем оперением, а в широких корзинах, прикрытая влажными тряпицами, лежала еще подрагивающая рыба, еще холодная, только выловленная и принесенная вверх по холму из деревни Бибулано, что стоит недалеко от берега Савоны. Выловленный в густых лесах товар щипали и свежевали прямо здесь, а требуху вываливали со склона с низкой городской стены, чем радовали стаи ворон, гнездившихся в широких расщелинах покосившейся кладки.

От городских ворот дорога чуть поднималась наверх, а затем огибала верхушку скалы и змеиными кольцами спускалась через лес к Бибулано. С высокого холма была хорошо видна долина реки Савона, затянутая дымкой, сгущающейся ближе к далеким пикам гор, что лежали за ней. Вдоль лысых лугов, хорошо продуваемых ветрами, путники спустились почти к самой реке. Место это было примечательным тем, что там стояла большая водяная мельница, обслуживающая мукой всю округу. На площадке вокруг входа сновали люди и собрались пять или шесть телег. Внутрь на второй этаж затаскивали мешки с зерном, а внизу уже получали серую пыльную муку, которую засыпали в те же мешки, а затем их тщательно взвешивали.

Солнце начало подбираться к полудню, когда путь вдоль реки по широкому ущелью, постоянно очищаемый от подбиравшегося с двух сторон кустарника, начал сужаться. Впереди встали голые скалы, между которыми грохотал крупными камнями быстрый поток. Тогда дорога резко свернула вверх по холму, и начался длинный подъем. Как рассказали повстречавшиеся местные жители – к деревне Скасколи и монастырю святого Джованни Крестителя. Постоянно подниматься в гору оказалось самым тяжелым испытанием, пусть даже под тобой и лошадь, и седло. Тропа была настолько узкой, что Джованни не мог нигде остановиться, иначе лошадка, тянущая за собой воз, упёрлась бы мордой в круп его коня. Оставалось лишь хранить молчание, слушать тяжелое дыхание животных, вдыхать запах прелой травы и наблюдать за окрестностями. Путники поднялись на высокий холм, царящий между двух долин, с которого были видны лишь голые верхушки выступающих скал и темно-зелёное море волнующегося под порывами ветра леса. Тени исчезли и появились.

========== ЧАСТЬ III. Глава 1. Город сотни башен ==========

Скасколи – деревушка в три дома и разбросанные по склонам маленькие хозяйства, занимающиеся виноградарством, заготовкой сена, собиранием желудей и лесных орехов. На вершине холма, на который пришлось забраться, а затем обогнуть, виднелись развалины замка, приспособленные пришлыми монахами под святую обитель. Там же на широком дворе, заваленном камнями, под тенью раскидистых деревьев отдыхали путешествующие в обе стороны, и оттого место было известным. Монахи варили постную похлёбку или давали приют всем страждущим за небольшую плату.

Джованни принял решение сделать здесь остановку, чтобы дать лошадям передохнуть, а заодно подкрепиться дарами мадонны Анжелы, которая оказалась щедра на вино, сыр и гусиный паштет. Аверардо с Халилом бодрствовали, но мудро рассуждали, что стоит дождаться остановки, и уже тогда озаботить Джованни своими нуждами.

– Мне всегда казалось, – начал рассуждать Джованни, сидя на облучке, хлебнув большой глоток вина из бутыли, – что близость к святому месту должна вызывать мысли о спасении души, а мои больные требуют кто воды, кто еды, а кто и сосуд для отправления нужд. Али, как ты думаешь, с чего мне следует начинать?

Мальчишка хитро улыбнулся, быстро разгадав, что синьору нужно подыграть:

– Предлагаю нам самим ничего не делать, а оставить всё как есть. Пусть твой Бог пошлёт им голубя, чтобы напоил из клюва, и дерево, что сбросит плоды прямо им в руки.

Халил подскочил с места и присел, а Аверардо зло рассмеялся:

– Вот только руки мои божественных плодов не удержат!

– А ты попробуй! – Джованни протянул ему бутылку. – Если постоянно не будешь пробовать, а лишь ожидать помощи от своих слуг, то и голубь не прилетит.

Аверардо вытащил руку из глубины теплого кокона и осторожно забрал сосуд с вином. Джованни красноречиво кивнул Халилу: «Помоги!». Кормчий направил горлышко к губам Аверардо, и тот сделал глоток, чуть не закашлялся, напряг мышцы живота, приподнимая голову. Джованни подоткнул еще одну подушку под спину своего больного.

– Халил, а теперь твоя очередь – вылезай из повозки, разминай мышцы. А заодно прихвати горшок, что у Аверардо между ног, – Джованни слез на землю, пропуская Халила. – Эти двое решили в мягкой постельке полежать и понежиться! Я им устрою испытание: cura te ipsum! Али, передай Аверардо хлеб и нож. Пусть разрежет пополам, – Джованни, хотя и напустил на себя грозный вид, внимательно следил за тем, чтобы его больной не оттяпал себе пальцы. Кисти Аверардо были еще толстыми от скопившейся в них воды, пальцы плохо гнулись и были похожими на сизые свиные колбаски, но чувствительность не утратили. Халил вернулся с чистым сосудом, который ополоснул в ручье, откуда напился и сам. Али сбегал к монахам и за выделенную медную монету купил у них большую миску жидкой горячей похлёбки, которую путники быстро разделили между собой.

Дальнейшая дорога пошла уже веселее: больше на спуск, между холмами. Сытые Халил и Аверардо не успели как следует подремать, как впереди показалась высокая скала, под которой прятался еще один город – Ливерньяно. Домики здесь лепились к самой отвесной стене, и будто никто из жителей не боялся камнепада. На вершине можно было разглядеть развалины замка. И таких здесь было предостаточно – местные землевладельцы их то строили, то разрушали в зависимости от того, чья партия на сегодняшний день в почёте: сторонников императора, гибеллинов или гвельфов – сторонников Папы Римского. Последние в большинстве случаев побеждали и изгоняли своих врагов в другие города, забирая всё их имущество, которое невозможно было увезти с собой – дома и земли.

В этом городе Джованни остановился у лавки торговца тканями и сделал вид, что сильно ими заинтересовался, вслух рассуждая, насколько дешевле будет приобрести такой товар в Болонье, чем здесь. Хозяин принялся уговаривать, что лучше купить подарок для любимой родственницы здесь, потому что в Болонью «благородный синьор» поспеет не раньше, чем через целый церковный час, а то и больше [1]. «И хорошо, что солнце в эти дни заходит чуть позднее, – продолжал торговец, – но лавки в городе закрываются всё равно раньше!»

Слова торговца взволновали Джованни, но пока их повозка не перевалит горы, убыстрение движения могло привести в негодность лошадь или повредить обод колеса. Лес сменялся лугами, дорога петляла между холмов, но постепенно шла вниз, пока путники вновь не увидели перед собой долину реки Савона и не достигли её каменистого берега, вдоль которого они продолжили движение и подошли к переправе и городу Пьяноро.

Здесь пришлось немного задержаться: прямо на перекрёстке главной дороги на боку лежала телега со сломанной осью. Брёвна, скатившиеся с неё, остановили движение людей и повозок со всех сторон. Завал разобрали достаточно быстро, но Джованни успел спешиться и вытащить из повозки Халила, чтобы размять ноги под ворчание Али, что он себе уже весь зад отбил и омертвевшими пальцами удерживает поводья. Джованни разрешил ему поменяться местами с Халилом.

Дальше путь пролегал в низине, рядом с берегом реки, горы остались позади, а холмы расступались по обеим сторонам и становились ниже. Перед глазами вдалеке небо переходило в почти ровную линию горизонта, очерченную верхушками небольших рощиц, а со стороны Савоны потянуло прохладой. Солнце постепенно утрачивало силу и не обжигало, как раньше, а скользило по обнаженной коже мягким теплом. Путники порядком устали и проголодались, поэтому пришлось сделать еще пару остановок рядом с небольшими деревнями, которые теперь занимали каждую вершину ближайшего холма. Еще примечательнее оказались развалины, попавшиеся на дороге. Сначала справа путники увидели древний храм, сложенный из белого известняка с огромным куполом, построенный на высокой скале, а затем слева за рекой разглядели остатки стройных колонн огромного акведука [2].

Солнце стояло над кромками холмов и расцвечивало перистые облака в бледно-синем небе желтоватыми столпами, пахло горькими травами и дымом от очагов, в домах на другом берегу, скрытых тенью гор, уже начали зажигать лампады, когда впереди наконец показалась переправа, а за ней в синеющей дымке выступили высокие стены Болоньи. Зрелище было завораживающим: наверно, с сотню огромных башен из серого камня подобно густому лесу устремились в небо и теперь стремительно розовели своими гладкими стенами и плоским верхом под лучами наливающегося цветом солнца. Во Флоренции тоже были башни, но чтобы столько и таких высоких! У Джованни захватило дух. Они действительно были другими. Во Флоренции из башни в башню можно было перекинуть мостки и перемещаться из дома в дом. Каждый этаж отдавался под жильё одного из детей главы семейства. А в этих будто болонцы и не жили, а поднимались ночами на самый верх, чтобы наблюдать за звёздами.

Джованни чувствовал, что сильно устал за весь день, проведенный в седле, глаза его слезились от пыли и множества ярких лучей, что иногда безжалостно и внезапно били сквозь просветы в кронах деревьев, мысли же плавно скользили, однообразно перебирая образы то одного зеленого склона, то другого, сливая их в единое пространство. Ничем не примечательное и откликающееся лишь болью в мышцах и стёртых поводьями до напряженных волдырей руках.

Он и не заметил, как мимо них пронёсся всадник на взмыленной лошади и перегородил им путь, подняв копытами клубы серой пыли. Разгневанным и красным от быстрой езды, в рубахе, потемневшей от пота, оказался Лоренцо.

– Стойте! – прокричал он, выхватывая свой меч из ножен и угрожающе напирая. – Поворачивайте обратно!

– Куда обратно? – после некоторого молчания безэмоционально осведомился Джованни. Первый испуг прошел, давая волю спокойной и холодной ярости. Пальцы сомкнулись на рукояти меча. Флорентиец посмотрел поверх головы Лоренцо: до ворот у переправы через реку оставалось шагов сто.

– В Кампеджо. Синьор Аттавиано ждёт!

– Кого угодно, но не меня! Освободи путь. Синьор Аттавиано может выбрать для себя любого лекаря. Болонья ими славится. Уйди с дороги! – Джованни осторожно опустил пальцы в свой кошель и нащупал крупную монету. Этого уж точно должно было хватить, чтобы заплатить за въезд в город.

– Синьор Аверардо находится под властью отца! А он отдал приказ вернуть сына домой, – Лоренцо, успокоенный миролюбивым видом Джованни, спрятал меч обратно в ножны.

– Быть может, он тебя не слышит? – Джованни оглянулся назад. Рядом с обеспокоенным Халилом сидел напряженный Али и таращился на своего хозяина в ожидании приказа. Флорентиец покрутил в пальцах монету, чтобы мальчик её увидел и понял, что от него требуется. – Зайди сзади и сам спроси.

Лоренцо медленно повел своего коня, огибая повозку с одной стороны, оставив Джованни с другой. В этот момент Али ловко поймал серебряный ливр и выхватил из рук Халила поводья.

– Вот, пожалуйста, – Джованни обнажил меч и кончиком поддел полог, приоткрывая заднюю часть повозки, где лежали их вещи и два мешка с мукой, которые мадонна Анжела наказала им взять с собой.

Лоренцо, растеряв бдительность, чуть наклонился вперед, желая разглядеть в полутьме Аверардо, но внезапно раздался громкий хлопок, повозка дернулась и быстро покатилась вперед, к воротам. Лоренцо замер, поскольку остриё меча в руках Джованни теперь оказалось в опасной близости от его шеи.

– Спокойствие! – предупредил его Джованни, с удивлением отмечая про себя, что сейчас перевоплощается в Михаэлиса, будто сливаясь с ним в едином потоке мыслей и действий. «Он поступил бы именно так!» – Лекарь, как и воин, прекрасно знает слабые места в человеческом теле. Я рад, что синьор Аттавиано жив и здоров. Поблагодари его от меня за прекрасную лошадь. Но обратно он её сможет получить, если сам приедет в Болонью. Ты сказал: власть отца. Вот пусть он здесь и отдаёт приказы! Я тебя не знаю и не знаю, от чьего имени ты сейчас здесь.

До ушей Джованни донёсся грохот колёс по мощенной камнем дороге. Это означало, что повозка въехала на мост и сейчас следует прямиком к воротам святого Стефана. Флорентиец опустил меч:

– У тебя денег хватит на обратный путь?

Лоренцо проводил долгим и мрачным взглядом повозку. Джованни его переиграл: от моста действовали законы города, поэтому насильно заставить вернуться под угрозой оружия или гнева отца уже не получится. Понимал это и флорентиец. Письмо синьоры Анжелы чётко разъясняло обязательства, а у Лоренцо из Кампеджо не было ничего, кроме слов. Он сплюнул и выругался, потом порылся у себя в кошеле, оценивая свои скудные богатства:

– Нет, заночую в Мутино. Если с Аверардо все в порядке, как ты говоришь, то пусть побудет здесь. Синьор Аттавиано сейчас в Катурне наводит порядок. Я сегодня уже был в Ронкастальдо у синьоры Анжелы, не поспел за вами.

– Значит, знаешь, где нас искать, – пожал плечами Джованни, радуясь тому, что Лоренцо не увязался за ними следом. – Тогда прощаемся!

Он еще постоял на дороге, недоверчиво наблюдая за отъездом Лоренцо, чтобы убедиться, что тот не передумал, и направился к воротам переправы, где стражники потребовали заплатить мзду за проезд еще раз, потому что «много вас таких, чья поклажа уже въехала, а конь еще нет». Джованни нагнал свою повозку, остановившуюся после городских ворот, и с удивлением воззрился на ровную дорогу, уходящую вдаль к центру города. Однако было здесь и иное, не менее примечательное, чего флорентиец еще не видел и подивился, как чуду. Все дома в городе и с правой, и с левой стороны были снабжены портиками [3], под которыми спокойно могли ходить люди, не мешая проезду лошадей посередине. Пространство под портиками, за которым следили хозяева, было чистым, а вся грязь – помои и конский помёт – оказывалась на мощеной булыжником и оборудованной стоками улице, открытой для дождей.

***

[1] от Ливерньяно до крепостных стен Болоньи еще двадцать один километр. Учтём, что средняя скорость повозки – 6 километров в час, а время сейчас между двумя и тремя часами дня, то путники должны поторопиться.

[2] оба строения есть на изображении в Галерее географических карт Ватикана. Они остались еще со времен древнего Рима. Сейчас уже мало что сохранилось.

[3] городской закон 1288 года обязал строить все новые дома с портиками, а к старым эти портики пристроить, поэтому архитектура Болоньи разительно отличалась от других городов.

========== Глава 2. Котёнок в глубокой луже ==========

– Гвидуччо, bardassa [1]! – чуть слышно отлетело от языка Джованни и растворилось в стройном гуле человеческих голосов, некоторых – глухих, подобных дрожанию воздуха внутри пузатого бочонка, других – хриплых, недавно сломавшихся по возрасту, и еще третьих – тонких и юных, способных ещё выпевать нежные рулады. Шум заполнял всё пространство вокруг, вибрировал в камнях высокого свода, отражался вместе со светом лампад от начищенных бронзовых тарелок, поставленных на узкие полки, оседал в серой рыхлой пене на краях кружек. Застывший где-то между fanciulo и giovanni [2], с тонкой шеей и острыми ключицами, выглядывающими из разорванного и не раз штопанного ворота шелковой камизы, тёмными волосами, разбросанными по плечам и пару дней не видевшими гребня, высеребренными влагой и хмелем глазами, мятым беретом с зияющими пустотами давно утраченных бусин [3], державшимся на одном ухе, Гвидо, сын Пандольфо из Ронкастальдо, представлял собой жалкое зрелище, упорно цепляющееся за человеческий облик. Здесь можно было бы упрекнуть и мадонну Анжелу, выбросившую сына, как слепого котёнка, в бурную воду, понадеявшись, что тот станет юркой рыбкой и быстро освоится в приливной волне.

– Эй-ей, Гвидучча*, тебя разыскивают! – с нескрываемой небрежностью обратился к нему один из студентов, намеренно задевая локтем Джованни, но сделав вид, что просто хочет переместиться ближе к своему другу.

В глазах Гвидо промелькнуло отчаяние, он вздрогнул, очнулся, повел плечами, сбрасывая с себя чересчур настырную руку товарища, уставился на Джованни рассеянным и непонимающим взглядом, а затем густо покраснел, скорее догадавшись, что мать намеренно послала к нему соглядатая, а он так бессовестно себя разоблачил. Джованни кратко выдохнул, презрительно насмехаясь про себя над своей же судьбой и решениями Господа. Положение складывалось уж совсем не так, как он представлял. А если быть с собою честным, то Гвидуччо из Ронкастальдо флорентиец в своём воображении живописал намного старше, солиднее, с брюшком и холёными пальцами. И у того Гвидуччо была жена и маленький ребёнок, конюший, повариха и пара служанок, иначе зачем ему жить отдельно в городе в большом палаццо? Сейчас же, словно в насмешку, Джованни оказался единственным взрослым мужчиной среди giovanni, кто не зависит ни от чьей власти и которому теперь принимать за них все решения.