Текст книги "Лагуна (СИ)"

Автор книги: Марко Гальярди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Когда служанки принесли полуденную трапезу, в голове Джованни уже возник четкий план действий. Он не сомневался, что справится. Годами тренированные мышцы тела были сильными и гибкими. Единственное, что оставалось сделать – это преодолеть страх высоты. Джованни покорно дал возможность уложить себя на ночь в постель, всем своим видом показывая, что никакой неприязни к решениям хозяев этого дома не испытывает, но хорошо выспавшись днем, уже легко бодрствовал на протяжении ночи. На рассвете, как только в сумерках смог разглядеть очертания предметов, начал действовать. Верхнее платье и башмаки были подвязаны на груди, а отломанная крепкая ножка табурета, посередине которой был свернут тугой узел первой простыни, должна была помочь спуститься вниз по внешней стене. Опираясь только на пятки и слившись спиной с домом, Джованни медленно преодолел самую тяжелую и смертельно опасную часть своего пути. Дальше было легче – прополз, оседлав арку, закрепил ножку табурета в расщелине между камнями наверху стены и выкинул связанные между собой простыни вниз. Длины хватило, чтобы легко спрыгнуть на топкий берег, обнаженный и заросший травой по причине низкого уровня воды в реке этим летом. Джованни удалось сдернуть свою конструкцию со стены, тем самым уничтожив следы своего побега.

Затем вдоль берега реки он дошел до знакомой пристани и оделся, спрятавшись за свод моста, чтобы не привлекать внимания лодочников и рыбаков. Появившись перед ними уже в платье богатого горожанина, легко вызнал, где разыскать синьора Форцате – единственную нить, которая связала бы его с другим участником всей этой сделки – генуэзцем Пьетро Томазини. Флорентиец оказался в то утро первым посетителем дома поверенного и, зайдя в приемную комнату, сразу приступил к делу:

– Я – тот человек, которого привезли два дня назад из Болоньи. Если я не приду к вам завтра до полудня, то прошу сообщить вашему хозяину, синьору Томазини, что его партнеры в Падуе нарушили условия сделки. Он знает, кому и что передать дальше.

Синьор Форцате недаром получал свой хлеб от генуэзца, поэтому проявил понимание и сметливость:

– Все в точности будет сделано, синьор. Надеюсь вас все же увидеть завтра живым и в здравии. Если еще понадобится какая-то помощь, обращайтесь!

До полудня Джованни бродил по городу и попросту путал следы. Прошелся по рынку с одной стороны Дворца правосудия, затем с другой стороны, посетил Дуомо и еще какую-то местную маленькую церковь, где тщательнейшим образом рассмотрел фрески на стенах, обошел кругом церковь святого Антония, а потом вернулся прямо в воротам палаццо Скровеньи. Но привратники не открыли дверь:

– Сегодня никого пускать не велено!

– Так они же, наверно, меня ищут! – усмехнулся Джованни. – А я здесь. Передайте, что синьор Лоредан ожидает у ворот.

Спустя какое-то время окошко привратника вновь открылось, и Джованни увидел в проёме недовольное лицо синьора Манфреда. Тот выругался и приказал впустить.

– Что происходит, синьор Лоредан? – воскликнул Манфред, обернувшись, когда они отошли на значительное расстояние, чтобы быть вне досягаемости чужих ушей.

– Происходит то, синьор Скровеньи, что вы нарушаете условия общего договора, – холодно процедил уверенный в собственных силах Джованни, – верните мне свободу и моих слуг!

– Вы вновь упрямитесь… Неужели отказываетесь от такого богатства?

– Нет, это вы не понимаете: свою награду я уже получил. И большего мне не нужно. Я всего лишь честно хочу выполнить договор. Если сделки не будет, то мне всё равно – не по моей вине. Мне есть куда вернуться, синьор Манфред. А вот ваши планы рассеиваются как дым, вы не сможете найти другого человека в столь короткий срок, да и будете объявлены во всех землях бесчестными людьми, с которыми не стоит иметь дело. Даже если я сейчас вдруг захвораю и внезапно умру, то этого позора вам не удастся предотвратить. Я уже принял все необходимые меры.

– Это угроза? – пожал плечами и изобразил удивление на лице синьор Манфред, – Вы каждый раз собираетесь так взбрыкивать, если что-то придётся не по нраву?

– Нет, я довольно неприхотлив и многое могу решить сам, синьор Скровеньи, – спокойно ответил Джованни. – У вас есть цели, которые вы стремитесь достичь, но я вам не раб, чтобы слепо им подчиняться: свобода и слуги – мои личные вещи. Вы не имеете права решать за меня.

– Хорошо, я поговорю с братом, – после некоторого молчания ответил уже немного поникший синьор Манфред. – Вы свободны, но я хотел бы оградить свою семью от знакомства с вами, синьор Лоредан.

– Я возвращаюсь в свои покои и буду ждать вашего решения, синьор Скровеньи. – Они раскланялись, и Джованни вернулся в свою комнату, куда служанки вскоре принесли трапезу.

«Если меня задумали отравить, то сделают это в любом случае,» – подумал Джованни, помолился о спасении души, успокоился и приступил к еде. Время тянулось долго – видно, братья все никак не могли поверить, что их хитрость была раскрыта, и послали в город своих людей, чтобы выяснить, где успел побывать флорентиец. Когда солнце уже стало клониться к закату, в дверь предупредительно постучали. Первыми вошли слуги, внесшие две лежанки, уместив их с одной и другой стороны от двери. Затем служанки втащили тюфяки и разложили на них подушки и простыни. Джованни терпеливо ждал, внутренне ликуя, что все его сегодняшние попытки рискнуть жизнью привели к желанной цели.

Халил и Али не вошли, нет – они вбежали в комнату и, остановившись посередине, были заключены в объятия своим другом. Восточный раб, казалось, беззвучно стонал, прижимаясь к флорентийцу всем телом, а мальчик, до сих пор ни разу не проявлявший своих чувств, обнимал их обоих и плакал от счастья.

***

[1] остров Крит. Служил хорошим перевалочным пунктом торговли между западом и востоком.

[2] в Большой совет избирались члены венецианских аристократических родов, достигшие двадцати пяти лет. Имена граждан Республики, имеющих право быть избранными в этот совет, записывались в «Золотую книгу» с 1315 года, поэтому участие в нем постепенно расширялось.

========== Глава 8. Слова и поступки ==========

Джованни смотрел на своих товарищей, обнимал их, гладил по плечам и постоянно ловил себя на чувстве, будто не узнаёт их – и прошли не два дня разлуки, а долгие месяцы. Простые длинные камизы из грубой ткани, подпоясанные ремешком, на голых телах, искусанные губы, тёмные провалы под глазами, голова Али полностью обрита, а у Халила – немилосердная рука цирюльника проложила след от виска до макушки:

– Что с вами произошло? Где вы были? – воскликнул изумлённый Джованни, приходя в себя: нежная радость встречи сменилась беспокойной заботой и непониманием. – Кто посмел вас тронуть? – он увлёк их и посадил рядом с собой на кровать. Поцеловал Али в голую макушку, прижал щеку Халила к своей щеке.

– Сначала нас отвели в купальню, а там – вымыли и удалили волосы, – начал Али.

– Я думал, что так у вас заведено, – перебил его Халил, – ты мне сам сказал, что так поступают, чтобы очистить от блох, но когда коснулись головы – не позволил и оттолкнул!

– Рабам в наших землях бреют головы, но Халил – не простой раб, его даже не кастрировали, и волосы – это почетный знак. С ним так нельзя! – постарался защитить восточного раба Али. – Мы воспротивились. Нам дали по рубашке и заперли в какой-то сырой темной комнате с решеткой на окне. Не дали ничего с собой. Даже спать пришлось на камнях. И из еды мы видели только хлеб и воду. А еще нас хотели продать!

– Как? – задохнулся покрасневший от возмущения Джованни. Он с трудом, но верил в рассказанное Али: братья Скровеньи вполне могли решить, что вправе распорядиться чужим добром, если оно приплыло к ним в руки и никто его не защищает. Поступить бесчестно, но не настолько нагло.

– На следующий день пришел человек, заставил раздеться и осмотрел нас, – ответил Халил за Али.

– Может, это лекарь был? – сделал последнюю попытку оправдать братьев Скровеньи Джованни.

– Нет, мой синьор, – покачал головой восточный раб, – я знаю, как оценивают рабов на рынках. Всё было в точности так: и зубы, и мышцы, и анусы. Здесь мы не ошибаемся и…

Их прервали своим появлением слуги: внесли в комнату сундук с вещами, с поверхности которого не успели стереть голубиный помёт, однако переплетение ремней, закрывающих верхнюю крышку, казалось нетронутым. Затем появились две служанки и принялись неспешно накрывать на стол на одного человека. Скорым появлением еды товарищи Джованни были заинтересованы меньше, чем сохранностью содержимого сундука: Али нашел свою свистульку и убедился, что припрятанные деньги всё еще лежат на дне. Халил прижал к груди сапоги, а Джованни с радостью прикоснулся к своей лекарской сумке и учебной тетради.

– Где нам накормить ваших слуг, синьор Лоредан? – одна из служанок обратила на себя внимание флорентийца. – Мы можем принести низкий и длинный табурет, и тогда слуги сядут на полу.

Джованни обернулся к обеденному столу. По статусу синьора Лоредана, тот уже не мог позвать своих товарищей наравне присоединиться к трапезе.

– Да, сделайте так, – снимать пробу с блюд полагалось синьору, а то, что он не доест, он мог передать на стол слугам. К сожалению, прежний порядок вернуть уже было нельзя. Даже обнять Али или Халила прилюдно – это вызвало бы недоумение. Джованни посмотрел на вопрошающие лица своих товарищей и заговорил по-арабски. – Все объяснения – потом. Сейчас я – синьор, а вы мои слуги.

Когда служанки удалились и унесли с собой тарелки, на которых не осталось ничего – даже подлива была хлебом подобрана дочиста, – Джованни закрыл двери и засовы перевязал ремнями, чтобы никто больше не посмел потревожить покой до самого утра.

– То, как поступили с вами местные господа, заслуживает порицания, но ссориться мне с ними не пристало, тем более – наша цель иная, – Джованни пересказал события сегодняшнего дня, и хотя в сгустившихся сумерках невозможно было разглядеть даже стену дома, по которой он полз, сам ужаснулся собственному рисковому поступку. – Ко мне теперь обращаются так: синьор Франческо Лоредан. Впереди нас ждет змеиное логово, поэтому всем нам нужно быть осмотрительными: и в речах, и во взглядах. Нет, мой кормчий, – Джованни заметил беспокойство на лице Халила и сразу догадался о причинах. – Собственный член воздержанием я истязать не собираюсь. Мы соблюдали осторожность в Болонье, будем соблюдать ее и здесь. Если Али позволит! – с усмешкой добавил Джованни. – Но я не могу припомнить случая, чтобы мы хоть раз потревожили его крепкий сон.

Они омылись оставленной водой, не стесняясь собственной наготы. Летние ночи были жаркими, так, что даже тонкая камиза казалась сродни теплому одеялу. Али забрался на господскую кровать и задвинул занавеси, отгораживаясь от всего, что будет происходить в этой комнате. Джованни с Халилом стащили тюфяки с лежанок на пол, застелили простынями и уселись поверх созданной общей постели, привалившись друг к другу плечами, с ощущением, будто сильно устали от трудов, молчали, будто позабыли – с чего следует начать. Джованни водил пальцами по длинному шершавому горлышку глиняного сосуда с маслом, ощупывал плотно загнанную деревянную пробку, обтянутую кожей. Тусклая лампада, оставленная теплиться и догорать на столе, еле освещала лица. Разложенные простыни выделялись в темноте светлыми пятнами, перемежаясь с почти черными изгибами тел. Дыхание, вырывавшееся из груди, казалось легким и невесомым, не обремененным ни страстью, ни предвкушением удовольствия. Сквозь закрытые ставни извне слышался шелест реки, перебиваемый многоголосым хором лягушек.

Халил внезапно, придя к какому-то решению, переменил положение, перекинув одну ногу через бедра Джованни, и оказался к нему лицом к лицу. Склонился, прочертив кончиком носа линию посередине груди. Поднял голову и посмотрел призывно, побуждая к действию. Местный неизвестный цирюльник, не тот слуга, что брил Джованни бороду, видимо, хорошо постарался, выполняя свою работу – тело и пах Халила действительно остались без волос, принеся ласкающим ладоням Джованни новые ощущения.

– Я по тебе соскучился, – тихо выдохнул он, загораясь огнем страсти.

Халил расплылся в улыбке и затанцевал бедрами, языком тела показывая своё нетерпение. Мягко оттолкнул Джованни, укладывая на спину. Забрал из рук сосуд и смочил в масле свою ладонь:

– Придержи себя за бедра, мой Флорентиец, а я покажу тебе своё искусство, о котором поведал другим людям в том городе, название которого я уже позабыл, – томно зашептал Халил и присел на колени напротив Джованни: так ему было удобно, склонившись, начать покрывать поцелуями мясистую плоть полураскрытого цветка и исследовать пальцами глубины сада наслаждений – скорбящего и томящегося, что давно не испытывал вторжений извне.

«Наконец-то!»

***

Кто-то громко произнёс его имя, и Михаэлис внезапно проснулся, вздрогнув всем телом. Он все еще сидел в кресле, но кубок выпал из его расслабленных рук и вино расплескалось. Брат, нормандец и хромоногий юнец с видом заговорщиков были рядом и, подавшись вперед, всматривались в лицо палача из Агда.

– Мы тут немного поспорили, – первым заговорил Мигель Мануэль, так, будто извинялся за что-то совершенное, но пока неведомое и, несомненно, постыдное, – и Аверардо убедил нас, что мы не должны ничего скрывать. Молодой граф из Кампеджо, – брат уважительно кивнул, обращаясь к хозяину дома, – конечно, боится, что останется без помощи и твоя порывистость, – Мигель Мануэль выделил это слово, – оставит его калекой на всю жизнь. Однако он считает честность превыше всех добродетелей и полагает, что не сможет потом взглянуть без стыда в глаза человеку, который его спас, если обманет его обожаемого учителя. Однако по настоянию Жерара, – еще один кивок в сторону другого собеседника, – ни одно произнесенное здесь откровенное слово не должно покинуть этого места. Понятно?

Михаэлис пошевелился, разминая затёкшее от долгого сидения в одной позе тело:

– Я приехал сюда, чтобы найти Джованни, – в голосе палача из Агда прозвучало недовольство, – которого с твоей же лёгкой руки увлекли в какое-то темное дело. Я не позволю ему достичь Венеции, уплыть на корабле какого-то мавра и попасть в рабство! Джованни слишком праведен, когда дает клятвы, но бывает слеп и не замечает, что следует чужой воле, не чувствует обмана. Вот вы, Жерар, зачем здесь? Неужели господин де Мезьер прислал вас напомнить о старом долге? – с вызовом довершил Михаэлис.

– Вы не обо всём знаете, господин Нуньез. Поэтому и рычите как лев. Джованни успел со мной встретиться и всё рассказать, и уж поверьте – правда такова, что даже синьор Гвиди о ней не знал, а своими тайными страстями спас Джованни и дал возможность узнать другим о замыслах неверных. Если бы ваш брат не соблазнил мавра наградой – свидетельством лекаря, о чем Джованни страстно мечтал, то увезли бы Мональдески с Майорки в другие края, и разговаривали бы по-другому. Поэтому не держите зла на синьора Гвиди, благодаря ему Джованни свободен.

– А сейчас? – язвительно вскинул бровь Михаэлис. – Что изменилось? Джованни получил отсрочку, но всё равно взойдёт на чужой корабль!

– Не совсем так, – продолжил Жерар, – у сарацинов другие планы – Джованни нужен им в Венеции. Он возьмёт себе другое имя и будет жить там, помогая сарацинам или их деловым партнерам – генуэзцам. Французское королевство заключило мирный договор с Генуей, поэтому я здесь – Джованни нужен и нам.

– Вы опять вовлекаете его в заговор. Кто же теперь сложит его кости, когда Джованни начнут пытать венецианцы? Также устранитесь и забудете о том, что его наняли? – Михаэлис покраснел от гнева. – Я не позволю Джованни вновь стать разменной монетой в ваших королевских интересах! Он не будет никому служить и откажется от ложных клятв. Он талантливый лекарь, так пусть им и останется, даже если не пожелает больше встречаться со мной!

– Вы не понимаете, господин Нуньез, – Жерар был настроен миролюбиво, и вся сила огнедышащего дракона разбивалась о его холодную непоколебимость, – Джованни уже не такой, каким вы его знали. И окружают его люди очень опасные: один неверный шаг, и Мональдески будет убит. Синьор Аверардо может рассказать вам историю, которая приключилась в этом доме. Дело замяли, будто напали грабители, и Джованни их убил, обороняясь, но женщины всё видели, и их свидетельствам можно верить: один из спутников Джованни – опытный убийца, хотя и скрывается под другой личиной. Уж будем откровенны! Соблазнительной проститутки мужского пола. Он пошел с ножом на четверых вооруженных людей, и на лице его не читалось сомнений! А Джованни его потом прикрыл, сказал, что сам расправился с грабителями. Хотя отдадим должное – одного раненого он хладнокровно прикончил у всех на глазах. Я тоже воин, Михаэлис, и могу сказать – твоя наука не прошла даром: Джованни умеет убивать и защищать себя. Но если ты сейчас вмешаешься, то подвергнешь своего ученика смертельной опасности. Ты сильно ревнуешь к сарацину?

Михаэлис, немного остывший после такой проникновенной речи и ошеломлённый откровениями, покосился на безмятежно сидящего Аверардо, внимательно слушающего их разговор:

– Да, – он кашлянул в кулак, не желая, чтобы граф из Кампеджо понял тайный смысл его ответа.

– Не будь глупцом! – убеждающе произнес Жерар. – В этих землях грех – не грех. А так – мелкий грешок, о котором все знают и даже не боятся произнести вслух. Уже само флорентийское происхождение Мональдески говорит им о многом. А если двое мужчин в такое жаркое время делят одну комнату при множестве других свободных кроватей, то никто не имеет сомнений.

– Я не собираюсь ни с кем делить комнату! – раздраженно рыкнул Михаэлис. – Я лишь хочу, чтобы Джованни ничто не угрожало.

– Замечательно! – усмехнулся Жерар, которого поддержал Мигель Мануэль своим благодушным кивком головы. – Джованни доверяет только вам, поэтому и оставил свои бумаги поверенному, чье имя знает синьор Аверардо. Оставайтесь в Болонье, я уеду в Париж и вернусь с посланием от господина де Мезьер и короля, а вы его передадите Мональдески. Никого иного он не примет, особенно в той жизни, которую собирается вести в Венеции – любой человек будет подозрителен, а сарацины, которые сейчас следят за Джованни, никого к нему не допустят. Здесь, в Болонье, и брат ваш рядом, и университетские профессора, и весь этот богатый дом, – Жерар развел руками, – в вашем распоряжении. Граф Аттавиано из Кампеджо еще и плату за услуги лекаря назначил. Соглашайтесь! Джованни доедет до Венеции, устроится, пустит пыль всем в глаза, а когда бдительность его стражи ослабнет, тогда вы и встретитесь, – Жерар быстро опорожнил кубок, чтобы спасти свой пересохший рот.

========== Глава 9. Первый новый родственник ==========

От автора: в истории Падуя есть еще одна примечательная вещь: борьба за воду или борьба за реку. Когда одна судоходная река проходит через несколько городов, то неизбежно возникают вопросы: чьи купцы перемещают по ней товары и какого размера мзду взять за провоз? Река Брента, а потом новая, сформировавшаяся после наводнения река – Баккионе, не были исключением. Все ручьи на северо-востоке Италии берут начало в Альпах, а потом сливаются в реки, которые впадают в Адриатическое море. В верховьях стоят Верона и Виченца, затем Падуя, а в дельте уже находились владения Венеции. И вся соль и специи шли оттуда. Когда Падуя перекрыла доступ купцам на север (к истокам реки), жители Виченцы принялись осушать ручьи, которые снабжали водой Падую. Второй опасностью стали осады, в это время главным делом нападавшие считали – прекращение доступа воды внутрь города. И тогда падуанцы начали рыть каналы. Канал Battaglia соединил город с Монтеличе и Эсте (именно по нему приплыл Джованни). Канал Brentella обеспечил больший приток воды из Баккионе, а канал Пиоведжо соединил реку Баккионе, протекающую под стенами города, с большой рекой Брента, которая впадала тогда в Венецианскую лагуну в районе Фузина (Fusina). Каналы Венеции между Дорсодуро и Джудекой и Гранд канал – это остатки реки Брента, которая пробивалась через соленые воды лагуны и поросшее травой и камышом мелководье. А сами венецианские острова – это наносы всё той же реки.

Теперь поговорим о расстояниях и способах передвижения. В ментальности современного человека уже давно заложено: «сесть в машину», «сесть в автобус», «доехать на метро», «взять такси и доехать». Для средневекового человека, живущего в гористой местности, существовали понятия: «подняться» и «спуститься», для того, кто живёт на равнине со множеством рек – «дойти» и «доплыть». Способов иного передвижения всего несколько: самое дорогое и комфортное – взять носилки, поехать на лошади или муле (если они есть в наличии), телега и повозка – их тоже нужно иметь и кого-то в них запрячь, лодка – «доплыть». Так вот – лодка – это та же машина или автобус, средство передвижения, достаточно дешевое, которое может тебя отвезти. Тебе не нужно месить дорожную грязь – сел в лодку рано утром, доехал до города, вечером вернулся обратно. Такая мобильность между городом и деревней или внутри города – немаловажный фактор в развитии общественных связей. В человеческом сознании откладывается ощущение, что окружающий мир не ограничен забором деревни, а простирается намного дальше. В плане информации – известны новости, которые распространяются очень быстро. Не успел ты с пышной свитой покинуть один город, в другом тебя уже ждут и машут флагами. Для граждан Венеции «сесть в лодку» означало тоже самое, что «сесть в машину». Всё, что находилось в пределах расстояния дневного плавания на лодке, было легко достижимым (особенно если не ты сам гребёшь вёслами).

***

Утром Джованни ждал краткий разговор с Манфредом Скровеньи в том самом кабинете, где они встречались в первый раз еще и с синьором Энрико. Манфред был взволнован и куда-то торопился:

– Вы теперь всем удовлетворены, синьор Лоредан? Больше между нами разногласий не будет, и мы возвращаемся к прежним договорённостям? – младший Скровеньи натягивал на руки кожаные перчатки, предназначенные для конной езды. Его слуга, опустившись на колени, зашнуровывал ему сапог.

– Да, синьор Манфред, – уверенно ответил Джованни, – мы забудем произошедшее и будем ожидать прибытия моего дяди из Венеции.

– Что-то ваш родственник не сильно торопится, я ожидал его прибытия сегодня, но вернулся гонец и сказал, что синьор Реньеро прибудет только к завтрашнему вечеру. Поэтому время есть, а вас за дверьми встретит синьор Паолино Бибелле, с которым придется изучить заново язык. Он магистр права в университете, с ним проведете эти два дня и будете болтать не переставая, чтобы изжить свой говор, – синьор Манфред потоптался на месте, проверяя, хорошо ли на нём сидят сапоги, и продолжил уже более тепло: – Я вам немного даже завидую, синьор Лоредан, – вы успеете покинуть Падую раньше, чем сюда доберется Кангранде. У нас сейчас слух пошел, что он может снять осаду Тревизо и повернуть своё войско к нам. Нам придётся выбрать надёжного человека и провозгласить его «domus Padue» с военными полномочиями. В общем, не до вас…

Он быстрым шагом покинул кабинет, оставив Джованни в недоумении стоять посреди комнаты столбом и переглядываться со слугой. Флорентиец много раз слышал о войнах между городами, но никогда в них не участвовал. Его сородичи поколачивали и пизанцев, и перуджийцев, и лукканцев, и даже друг друга, в эти времена Джованни был еще слишком мал либо проживал вдали от родного города, каждый раз заставая мирную и безмятежную жизнь, приправленную лишь хвастливыми воспоминаниями о подвигах. Осажденный Тревизо лежал на расстоянии всего лишь в два пеших перехода, и если бы делла Скала с упрямством не упирался в его крепкие стены уже второй месяц, то Джованни с товарищами мог бы и не попасть в Падую или приехать в полностью разграбленный город, принадлежащий теперь веронцам. «Скорее бы меня уже забрали отсюда!» – зародилась в голове предательская мысль, смутившая разум. Быстрой встречи с семьёй Лоредан флорентиец также не желал, как и оказаться в запертом чужими войсками городе.

Джованни попросил маэстро Бибелле, приятного на вид толстопузого старика в темных и довольно богатых одеждах, постоять у входа в дом, а сам вернулся в свою комнату, где ожидали Али и Халил, полностью одетые в сохраненные в сундуке обычные платья, которые пристало носить горожанам среднего достатка.

– Мы отправляемся гулять в город, – торжественно объявил флорентиец, не отдавая себе отчета, накрутил черный локон восточного раба на палец, а потом опомнился. – Рядом со мной будет еще один синьор, вы идёте сзади и не отстаёте, – он с опаской оглянулся на закрытые двери и обнял стоящих перед ним друзей. – Всё хорошо! Ничего не бойтесь, но говорите только на моем языке. Пусть и с ошибками. Синьор, который будет с нами, – учитель. Старайтесь слушать его внимательно. У одного дома я попрошу отвлечь его внимание, зайду внутрь, но быстро вернусь. Мне нужно передать синьору Томазини в Болонью, что всё идёт по нашему плану.

Два последующих дня посреди города, охваченного страхом перед новым вторжением, с утра до позднего вечера спокойно прогуливались трое мужчин и один мальчик. Они вычерчивали замысловатые круги от одной крепостной стены до другой, заходили в таверны, чтобы перекусить, примеряли на себя новые наряды, торговались на рынке, рассуждали о философии и устройстве государства, знакомились со студентами, которые еще остались здесь, а не разбежались, подобно тараканам, заходили в лавки к венецианцам и разговаривали с их хозяевами об обыденных вещах – сколько стоит товар, откуда его привезли, как принимают сейчас купцов в далёкой Ромее, как содержат дома их жены и хорошо ли занимаются воспитанием детей. В общем, к концу второго дня Джованни понял, что язык его устал и с трудом ворочается внутри рта. На город опустились густые сумерки, а дядя так и не приехал, где-то задержавшись в пути. Манфреда и его брата тоже не было дома. Слуги говорили, что те еще заседают в городском совете, поэтому спросить о синьоре Реньеро Лоредан было не у кого. Джованни без сил разлёгся на приготовленной на полу постели и в блаженстве прикрыл глаза, предвкушая лишь спокойный сон. Халил мягко оглаживал его тело влажной тряпицей и тоже не напрашивался на что-то большее. После того как восточный раб привнёс в опыт Джованни новые краски в первую ночь, а во вторую самозабвенно отдавался, принимая в себя неуемную благодарность флорентийца, к третьей ночи пребывания в доме Скровенжи оба любовника поистратили свой пыл, вымотавшись прогулкой по улицам, где уже узнавали каждый камень. Даже Али быстро уснул и не удостоил их привычной ворчливой отповедью, что два пыхтящих мула теперь постоянно преследуют его во снах, и стоит открыть глаза посреди ночи, как они все еще продолжают свои труды и наяву.

На следующее утро, не встретив в привычное время Паолино Бибелле у входа в палаццо, Джованни самостоятельно отправился в город. «Видно, договор у братьев с ним закончился», – решил флорентиец и с грустью почувствовал в сердце некую утрату – учитель был внимательным и искренне хотел, чтобы Джованни усвоил его уроки: он поправлял слова, заставлял повторять фразы с иной интонацией, рассказывал о новых оборотах речи и их смыслах, которые свойственны жителям только здесь. На площадях толпились горожане, из окон Дворца Правосудия свешивались флаги, а внутрь набились люди и выкрикивали лишь одно: Джакомо Каррара окончательно избран главой города [1] и его войска. Джованни вспомнил, что слышал это имя в разговоре с одним венецианцем, когда синьор Бибелле принялся выяснять, кто же из именитых и богатых жителей Падуи может быть более угоден для переговоров с веронцами, и кого Кангранде делла Скала будет слушать уважительно? «Только зять почившего дожа Пьетро Градениго!» – ответил купец. Наконец новоизбранный capitaneus della città вышел на балкон, обращенный на рыночную площадь, зазвучали колокола на высокой башне городского совета рядом с дворцом, и Каррара приветствовал всех проникновенной речью, обещая защитить город если не силой, то словом.

После полудня Джованни вернулся в дом Скровеньи и сразу же был окружен слугами, наперебой сообщавшими, что синьор Реньеро прибыл и сейчас разговаривает с хозяевами, а им приказано быстро подготовить синьора Франческо к смотринам. Джованни бросил обеспокоенный взгляд в сторону своих друзей, те всё поняли и быстро удалились в отведенную комнату. От внезапно охватившего волнения застыла спина, Джованни повел плечами, скрестил руки на груди, успокаивая сердце, но слуги не дали времени на размышления: быстро отвели в купальню, смыли пыль и пот с тела, поскоблили щеки, от чего те стали ярко-розовыми, расчесали волосы, переодели в другое платье глубокого синего цвета, закрепили на берете золотую застежку с драгоценным камнем и поставили с трудом делающего вздох от стесняющего грудь волнения Джованни перед дверями кабинета братьев Скровеньи.

«Как себя вести? Что говорить? Господи, помоги мне!» В голове роились самые разные предположения. Как бывший раб или уже как господин? Как примет дядюшка – отстраненно или с радостью? И вообще – знает ли он, что Джованни никакой не Франческо, а лишь играет его роль? За последнее мысль флорентийца зацепилась: аль-Мансур сказал, что придётся получить не только имя, но и внутреннее содержание, забыв всё прошлое. Халил тоже проговаривался, каждый раз витиевато, но сводил к одному – Франческо Лоредан будет считаться его семьей, а не Мональдески из Флоренции. Джованни усмехнулся, почему-то вспомнив изречение Луциано, что «сразу всем клиентам удобно задницу не подставишь, нужно выбирать».

Двери раскрылись, и Джованни в легком поклоне приветствовал всех, мазнув быстрым взглядом по непроницаемым, но источавшим знакомую благодушность лицам братьев Скровеньи, которые сидели на стульях, и сосредоточил внимание на стоящем человеке. Лицо Реньеро было обезображено бичом Божьим – следами оспы, от которой многие заболевшие дети умирали еще в младенчестве. Синьор скрывал рубцы курчавой золотистой бородой. А в остальном вид его был ничем не примечательным – светлые, коротко подстриженные волосы, убранные под каль, на который сверху крепилась шапка с оторочкой из лисьего меха, светлые глаза, крючковатый нос, большеватые губы, ярко выделяющиеся багровеющей синевой на бледной коже. Телосложение он имел тучное, а дыхание тяжелое – видно, не привык долго стоять или тоже сильно волновался перед встречей.