Текст книги "Особо одарённая особа. Дилогия."

Автор книги: Мария Вересень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 58 страниц)

– Верелея, не придумывай глупостей, – прохрипел Велий. – Отдашь камень Конклаву магов, а уж они разберутся. Или Великому Князю от нечисти преподнесешь, глядишь, он тебе дворянство пожалует.

Мы с Индриком насмешливо засмеялись и стали в подробностях объяснять, куда Конклаву губу закатывать, а Князю дворянство засунуть. Велий, и без того красный от натуги, побагровел и стал упрекать единорога:

– Вот учите ребенка всяким глупостям, она у вас и растет как не пойми что. А ведь вы – Древний, мудрое существо с огромным жизненным опытом. Зачем вы вбиваете в ее голову эту чушь?

Индрик благостно улыбался, поощряя взглядом Велия, дескать, давай, давай, я тебя очень внимательно слушаю, очень мне нравится это твое «Древний», «мудрый», можешь ведь, когда хочешь. И пока они спорили о том, какой мне быть и как меня воспитывать, я практически все придумала. Поэтому, добравшись до Школы, первым делом нашла нашу комендантшу, а уж та, вдохновившись, развила бурную деятельность, для начала вломившись в кабинет директора с воплем:

– Я согласная!

– На что? – уставился на нее поверх очков восседающий за столом Феофилакт Транквиллинович. Я втайне подозревала, что именно в этой позе, вперив взгляд в бесконечность, он и проводит все свое свободное время, поскольку ни разу за два года не застала его сонным или поливающим цветочки, или хотя бы поправляющим свою мантию перед зеркалом. Нет, он всегда фундаментально восседал за столом с таким выражением лица, словно заранее знал, кто стоит за дверью.

– Я согласная на все, – сказала овечка. – Но требую десять процентов от дохода плюс харчи, а еще вот у меня приблизительный набросочек.

Я несмело протянула директору листок, тот стал внимательно его читать:

– Шесть баечников, четыре блазня, охрана (Гомункул и Зоря), телепат, черный вежский архон, шатер ста шагов в длину, билеты, ель пушистая средняя, домик в локоть высотой резного хрусталя, орешки грецкие с начинкой из изумрудов… – Он оторвал глаза от списка. – Зачем это?

– Орешки? – спросила уже поставившая на стол копытца овечка и завопила на весь кабинет: – Зоря, подай сюда артиста!

Зоря робко приоткрыл дверь и протиснулся бочком, держа в вытянутой руке бельчонка, наряженного в сарафан и кокошник. Зверь заходился диким ором, бессильно молотя в воздухе лапками:

– Я не буду это носить, я не девка!

– Молчи, дурень, – уговаривал его богатырь, легонько встряхивая. – Где мы другую говорящую белку найдем?

– Не буду я позориться! Уйди, уйди, урод, руки убери! – продолжал истерику бельчонок.

– Ты опять? – прикрикнула на него овечка. Бельчонок сразу поник и прижал уши. А богатырь укоризненно произнес:

– Неблагодарный ты, для тебя вон дворец строить собираются, а ты бузишь.

Овечка не дала развить Зоре свою мысль, а, кивнув в сторону директора, повелела:

– А ну изобрази.

Бельчонок тяжело вздохнул и, ненавидяще глянув на директора, взмахнул платочком и заверещал тоненьким девичьим голоском: «Во саду ли, в огороде девица гуляла. Она ростом невеличка, беленькое личико. Хрум-хрум».

Директор дернулся, убирая руки со стола:

– Это вы в каком смысле?

– Это он орешки грызет, – радостно пояснила овечка и, закатывая глаза, продекламировала: – А орешки не простые, все скорлупки золотые, ядра – чистый изумруд… – Она с почтением посмотрела на бельчонка: – Слуги белку стерегут.

Бельчонок ударил себя лапкой в грудь и прорыдал:

– И зачем я рассказал вам эту сказку?!

– Гулять на женской половине уже большая ошибка, – матерински-наставительным тоном проговорила овечка, а Феофилакт Транквиллинович ткнул бельчонка в живот перстом:

– Вы ведь первокурсник, оборотень, – и, безошибочно вычленив главного виновника переполоха, обратился ко мне:

– Надеюсь, госпожа Верея, вы мне сейчас быстро и внятно объясните, что сие значит?

Я, словно ныряя с головой в холодную воду, вытащила бархатный мешочек и молча извлекла камень. Тот засветился и окутал все вокруг волшебной дымкой. Не давая ему разгуляться, я сунула камень обратно и затянула горловину мешочка.

Бельчонок покачивался, вздрагивая всем телом, а Зоря медленно хлопал фиалковыми глазами и улыбался своей детской улыбкой. Феофилакт Транквиллинович, чуть побледневший, промокнул платочком покрывшийся испариной лоб и долго собирался с мыслями. Мне почему-то показалось, что его речь начнется со слов «етит твою…», поэтому я затараторила первой:

– Поставим в Княжеве балаган. Ярмарки там сейчас, конечно, большой нет, но зато к осени слухи расползутся по всему Северску, деньги будем лопатой грести, народ повалит толпами, чтобы в живой сказке побывать. Нечисть пускать не будем. Четверть в княжескую казну, остальное Школе. – Я заговорщицки подмигнула: – Прибыль, большие деньги, понимаете.

Пока в голове директора крутились кладни, овца судорожно кивала головой, так что вместо ругани он даже погладил меня по голове, однако другой по-драконьи крепко вцепился в мой кошель.

– Там на мешочке петелька, вы мне сейчас голову оторвете, запищала я. Феофилакт Транквиллинович вздрогнул и, опомнившись, с сожалением разжал руку. Я сняла мешочек с шеи и бережно положила на требовательно раскрытую ладонь.

– Дарю на благо родной Школы.

– А мне что делать? – спросил забытый на столе артист.

– Репетируй, дружочек, репетируй, – проворковал директор.

– Считай, призвание нашел. – Овечка, улыбаясь бельчонку, подпихивала директору свою бумажку с требованием десяти процентов. По ухмылке наставника я сразу поняла, что быть скандалу, не отдаст он овце эти проценты. И задом, задом попятилась, памятуя, что и овца – тот еще дракон.

Как только дверь закрылась, Зоря победно потряс кулаками:

– Все, буду в золоте ходить, на князей порявкивать.

– Как я матери-то буду в глаза смотреть? – выл на его плече оборотень. – Что ж я с детства-то такой невезучий?

– Ничего, привыкнешь, – успокоила я его. Признаться, когда овечка сказала, что для привлечения народа к балагану нужна яркая идея, я никак не ожидала такого размаха.

Оставив парней одного мечтать, а другого горевать, я отправилась к себе в комнату, где час назад покинула раздавленного непосильной ношей мага. Подруги обрадовались коробу больше, чем мне, так что, когда я появилась на пороге, стол уже был накрыт, Аэрон с удовольствием уплетал блинчики, макая их в мед, подруги помогали ему расправляться со снедью.

– Гомункула там не видела? – осторожно поинтересовалась Алия, а мавка укорила:

– Верея, зачем ты его таким прожорливым сделала?

– Действительно, – поддержала подруга, – маленьким он скромнее был.

– Маленькому меньше нужно было, – пояснил Аэрон, облизывая пальцы.

– Все вы, мужики, заодно, – махнула рукой Алия и повернулась ко мне: – Ты заметила, Верея, сколько мы в последнее время дармоедов кормим?

Велий, без сил валяющийся на кровати, с трудом оторвал голову от подушки и уставил на меня печальный взгляд:

– Верелея, почему мы через зеркала не пошли?

– Какие зеркала? – удивилась я, макая палец в варенье. – Весна на дворе, солнышко, птички. Прогуляться – одно удовольствие. Ты же меня от нервного истощения лечил. – Я немножко подумала. – Или ты сам в Заветный лес хотел сходить? Что задумал?

Велий молча откинулся на подушки.

– А о чем вы с Анчуткой разговаривали? – прицепилась я к магу. У меня возникло подозрение, уж не зреет ли какой заговор.

Велий захрапел, но получилось неубедительно.

– Во саду ли, в огороде девица гуляла… – послышалось в коридоре, дверь широко раскрылась, и на пороге, широко улыбаясь, нарисовались братья-богатыри с белкой на плече.

– Артистов заказывали?

Алия хмыкнула:

– Помяни черта…

– Оно и всплывет, – добавила мавка.

– Ругаемся, не любим, – сказал Гомункул, ничуть не смутившись.

Он поздоровался с парнями, сел за стол, по-хозяйски придвинул к себе блюдо с пирожками и кивком пригласил остальных артистов.

– А вам, между прочим, в Княжев велено собираться, – сказал Гомункул. – Судить будут.

– За что?! – придушенно спросил подавившийся пирожком Аэрон, а «спящий» Велий приоткрыл один глаз.

– Было б за что, прямо здесь бы казнили. Кто княжичу морду бил, а потом кляузу писал? Вот.

Мы переглянулись:

– А как же уроки? Экзамены?

– Экзамены не волк, в лес не убегут, – выдал великую истину подвальный. – Да, чуть не забыл, Лейя, зайди к директору, там тебе от тетки письмо, гриф-почтой сегодня пришло. Тоже из Княжева.

– Ну, значит, судьба, – вздохнула я. – Все одно к одному.

– Может, в Княжеве хватит меня и Аэрона? – спросил Велий.

Мы все шумно начали возмущаться, а Гомункул пожал плечами:

– Это, ребята, уже не ко мне, а к директору. Мне велено передать, я передал. – Он цапнул стакан и, осушив его одним махом, весь перекривился. – Что за дрянь?

– А, извини, – сказала Алия, это у меня первые цветочки стояли, да сдохли, а воду я не вылила.

Гомункул крякнул и, пододвинув к себе кулебяку, обиженно буркнул:

– Предупреждать надо.

Сколько Велий ни упирался, а я уверена, что упирался он изо всех сил, мне отправляться в Княжев таки пришлось. Даже если б не это судилище, я все равно отправилась бы в столицу, хотя бы ради подруги Лейи.

Беззаботная мавка, упорхнув за своей почтой, обратно вернулась вся в слезах и соплях.

– Ты чего?! – удивленно спросила Алия.

– Меня замуж выдают, – ответила Лейя и заплакала, бессильно уронив руки. Мы все смотрели на нее, не очень понимая, о чем идет речь.

– Ну дак за будущую новобрачную! – поднял тост Гомункул. Мавка, взвизгнув, накинулась на сидящего великана и стала хлестать его письмом, да так отчаянно, что бывший крыс с перепугу едва не полез под стол.

– Дурак, дурак! – пищала она. – Меня не за Сиятельного выдают! Меня… меня… да где же это? – Она принялась теребить и без того уже порядком замызганный листок. Ничего путного из этого не выходило, она несколько раз его свернула и развернула, но нужное место никак не находилось.

– Дай сюда, – не выдержала Алия и выдернула из дрожащих рук Лейи измятый и потертый листок дорогой бумаги. – Убожище, – вздохнула лаквиллка, поняв, что даже половину послания теперь прочитать невозможно. Но хотя бы сообразила по гербовой печати на бумаге, где у письма начало. – Дорогая племянница, и так далее, и тому подобное… – шевелила губами Алия, быстро пробегая текст глазами, потом подняла брови: – Ишь ты, какая самовластная тетка! Я считаю, я решила, я убеждена, словно ты ей по гроб жизни обязана!

Мавка залилась в бессильных рыданиях, припав к моему плечу.

Парни молча переглядывались, тактичный Зоря с тоской поглядывал на дверь. Оставаться – неудобно, а уйти сейчас – не по-товарищески. Побитый Гомункул сопел, сидя на полу, и пережевывал блин, всей своей физиономией выражая сочувствие.

– А-а! – радостно вскрикнула Алия, – «… меня сильно обеспокоило твое письмо об этом безродном красавчике, и, понимая, как легко девушка твоего возраста может наделать глупостей, я решила наконец устроить твою судьбу. И вместе с этим письмом отправляю уведомление директору вашей Школы о прекращении оплаты за твое обучение в связи со скорым замужеством».

– Ну, Лейя, ну и бестолочь же ты! – подал голос Аэрон. – Права тетка – девушки твоего возраста просто до безобразия глупы! Надо было этой грымзе про Сиятельного писать?

– Но у меня было хорошее настроение. – Мавка забилась у меня на груди, я сочувственно гладила ее по спине.

– Это не когда ты в Засеки собиралась? – спросил Велий, до этого помалкивавший.

– Тогда-а, – затрясла головой опухшая от слез Лейя, став разом такой некрасивой, что я торопливо загородила ее собой. – Она беспокоилась, не опасно ли мне одной ехать, вот я и написала, что со мной будет милый юноша.

– Ну а откуда она узнала, что он безродный? – хмуро спросила Алия.

– Я ее обрадовать хотела, что он такой же, как я, сирота и мы понимаем друг друга.

– Выходит, она действовала не торопясь, – рассудительно заметил Велий, а Аэрон кивнул:

– Папе достаточно было только узнать, – он многозначительно взглянул на меня, – как через неделю я уже знакомился с будущей невестой. А твоя тетка целых два месяца жениха искала.

– Основательная тетка, – откликнулся Гомункул. – Дело табак.

– А что такое табак? – спросила Лейя.

Бывший крыс кашлянул и буркнул:

– Маленькая еще, – и тут же пояснил: – Вообще-то им травят нечисть, но можно и тлю на огороде.

– Очень интересно, – заинтересовался Аэрон.

– Давайте о ядах поговорим в другой раз, – вмешалась я. – У подруги горе, охота вам болтать о всякой ерунде, идите-ка к себе.

– Да какие проблемы-то? – осмелев, влез в разговор Зоря. – Плюнь ты на эту тетку!

– Да-а, плюнуть, – всхлипнула Лейя. – А кто платить будет? И содержать?

Я всплеснула руками:

– Да неужто великое и богатое государство Урлак не сможет оплатить содержание одной маленькой и непрожорливой мавки?

– А почему Урлак?! – чуть не упал со стула Аэрон. – Почему не Конклав магов, не Лаквилл? Кто тут кичился, что она правнучка Всетворца! Почему бы Древним не оплатить содержание одной непрожорливой мавки?

– Ты что же, предлагаешь Феофилакту Транквиллиновичу самому оплатить содержание Лейи? – набросилась я на вампира, а мавка зашлась в крике:

– Прогони его! Он злой, он меня не любит!

– Вот, обидел девушку, – упрекнула я «жениха».

Аэрон надулся и отвернулся к окну:

– Я вообще не понимаю, к чему столько слез. Девушка замуж не хочет? Или хочет за другого? Так еще неизвестно, что по этому поводу думает Сиятельный. Его мнения на этот счет пока что никто не спрашивал.

Мавка разом замолчала, оторвалась от моего плеча и кинулась к зеркалу поправлять мордашку. Обернулась она уже в дверях, окинула нас всех взглядом и, бросив:

– Я сейчас, – скрылась в коридоре.

– Щас Сиятельному будет номер! – вскинулся крыс и кивнул на дверь: – Пойдем посмотрим, как Князю руки выкручивают. Я знаю там один симпатичный лаз, как раз в его комнату… – Тут Гомункул осекся, вспомнив, что у него уже не крысиные габариты, вздохнул и махнул рукой: – Ладно, под дверью подслушаем.

Аэрон тут же вскочил, а умный Велий не дернулся, даже глаз не открыл, но по лицу было видно, что, если б не я, он точно побежал бы посмотреть, как мавка будет делать Князю предложение руки и сердца.

– Какие вы низкие и бесчувственные! – вознегодовала я. – У человека горе – замуж выдают против воли, а вы только зубоскалите.

– Ой, да у девок всегда горе, – отмахнулся Гомункул, пытаясь обойти вставшую в дверях Алию, и сразу сбавил тон: – Нет парня – горе, замуж выдают – горе, вы ж по-другому не умеете.

– Щас у тебя будет горе, – с угрозой проговорила лаквиллка.

Они замерли друг против друга, однако драка не состоялась. Решительно толкнув дверь, на пороге появился Сиятельный, все с интересом уставились на него. Не сказать, чтобы он выглядел взволнованней обычного. Вежливо кивнув всем, Сиятельный попросил:

– Могу ли я взглянуть на это злополучное письмо? – Не без брезгливости он принял из рук Алии помятое и скомканное послание тетки, внимательно прочитал и воззрился на присутствующих:

– Я слышал, нам надлежит явиться на суд в Княжев?

– Ага.

– В таком случае, – он аккуратно сложил письмо и сунул в узкий кармашек на ремне, – если госпожа Лилия озабочена исключительно благополучием племянницы, я, без сомнения, развею ее опасения. Не такой уж я безродный, и у меня есть тому доказательства. Хотя, конечно, в данный момент не смогу содержать семью на ту стипендию, что платит мне Школа.

– А я думала, что ты эльф, – брякнула Алия, – и тебя родичи содержат.

– Нет, – с достоинством ответил ей Князь. – Я найденыш. Мое содержание оплачивает Школа. – Сиятельный пожелал нам всем доброго вечера и вышел. Не успела за ним закрыться дверь, как Зоря донес до нас простую житейскую мудрость, что мавка просто создана для Сиятельного, его так прет от чувства собственной значительности, что ему просто необходима жена-дура.

Спустя два дня, отправив кучу писем в столицу, Урлак и Лаквилл, вся наша компания: свидетели, потерпевшие и обидчики Прыща уже стояли перед волшебными зеркалами в Заветном лесу. Аэрон, на которого один вид моей летней резиденции навевал задумчивость, вздрагивал от слишком резких звуков, зато подруги накинулись на меня чуть не с кулаками, упрекая в том, что я ни разу, ни разу не сводила их сюда.

– Вот, значит, как ты живешь! – визжала Лейя, а Алия, сунувшись в одну из дверей резиденции, чуть не убила меня на месте, и, как ни пыталась ей втолковать, что все увиденное ею оружие всего лишь морок, который исчезнет за границей Заветного леса, она не хотела и слушать. Я умоляюще посматривала на Карыча, пусть пугнет как-нибудь мавку, крутящуюся перед зеркалом. Платья на ней менялись с такой катастрофической быстротой, что даже у меня закружилась голова от этого мельтешения.

– Ты мне его подаришь? Подаришь? Вот это золотое?

– Дарю, – обреченно махала я рукой. – И тебе дарю, – рычала я Алие, с безумными глазами сжимавшей пламенеющий изогнутый меч.

Один Сиятельный не нарушал моего душевного спокойствия, просто стоял и экспериментировал с архитектурой, там и сям меняя башенки, украшая своими барельефами стены. Гомункул беззастенчиво пытался тырить все, что, по его мнению, плохо лежало, рискуя надорваться.

Овечка, заявив, что им все равно со дня на день балаган открывать, вызвалась быть представителем от Школы, сопровождающим учеников, стребовав себе братьев-богатырей для солидности. Кстати, Зоря с самого начала не отходил от меня ни на шаг.

– Ну наигрались уж? – ехидно поинтересовалась овечка. – Может, тогда пойдемте, госпожи ученицы? – Она подтолкнула Велия: – Давай, ты у нас княжевский, представляй, куда выйдем.

– Давай глянем на сокровищницу, – предложил Гомункул, – говорят, хорошее место.

– Лучше в арсенал, – сказала я, косясь на Алию с ее дурацким мечом. – Хотя я тоже одно хорошее место знаю, прямо рядом с кремлем.

Не успела я об этом и подумать, как зеркала отразили это самое место, и вся компания отшатнулась. Девчонки завизжали, а парни брезгливо поджали губы.

– Да, Верелея, никогда не знаешь, где тебя носит, – ехидно произнес Велий.

– Я там ночью была, ничего не видела, – с трудом выговорила я, борясь с тошнотой. Сквозь мутное стекло больших жбанов на меня таращились разные уродцы, плавающие в крепком вине. – Зато теперь я знаю, что такое кунсткамера.

– Давайте ограничимся резиденцией фон Птица, – предложил Велий.

– Давно в кандалах не сидел? – осведомилась я.

Велий как-то странно глянул на меня, хлопнул себя по лбу, будто вспомнил о чем-то, и парадное крыльцо с грифонами растаяло.

– Нам действительно не стоит лезть со своими проблемами к магам, я вспомнил о другом варианте. – Он виновато улыбнулся. – Я совсем забыл, у меня же там дом есть, хотя я уже пять лет в нем не появлялся. Надеюсь, еще стоит. – Он посмотрел на меня и улыбнулся: – Хочется верить, что он выдержит твое появление.

– А где бельчонок? Где бельчонок? – завертелась овечка.

– Вот оно – ваше, этот… артист, – с кривой усмешкой сказал Анчутка, а двигавшийся следом Васька раскрыл пасть и выплюнул слюнявый комок.

Оборотень выглядел настоящим чудищем из кунсткамеры с той лишь разницей, что он жалостно стонал:

– Не пугайте меня. Я осенью уже платил за эту экскурсию ей. – Он показал на меня.

– Чего врешь-то? – Я совершенно не помнила среди первокурсников никакого бельчонка.

– Я последним был!

– А-а, это котор-рого два дня по лесу ловили? – разулыбался Карыч. – Шустрый какой!

Оборотень закатил глаза и потерял сознание.

– Все, хватит с баловством, – притопнула овечка. – Выносите тело. Богатыри, за мной. – И она смело шагнула в зеркало. – Привет всем, – сказала овечка мирно обедающей челяди. – Нечисть на дом заказывали?

Люди в ужасе уставились на говорящую овцу, по бокам которой стояли жуткие громилы, царские одежды которых медленно таяли, отчего казалось, что они меняют личину, приспосабливаясь к человеческому образу. Но все бы обошлось, не влезь Аэрон со своим воспитанием.

– Здрасти, – с улыбкой сказал он, обнажая клыки. И ведь ничего плохого не хотел.

– Ну вот, здесь я и жил до двенадцати лет. – Комната была не так уж и велика, и ничего от детской в ней уже не осталось. Огромная карта Северска на стене, шкаф до потолка, набитый книгами, большая кровать, над столом модель корабля.

– Сам делал? – спросила я, проводя пальцем по борту модели.

– А что? – смутился маг.

– Корявенький.

– Мне тогда было лет семь, – виновато пояснил Велий.

– Велий, там эти твои слуги, по-моему, собрались забаррикадироваться в кладовой, – сообщила Алия.

Больше всего лаквиллку возмутила потеря меча. До такой степени, что она сначала даже не хотела со мной разговаривать, но потихоньку стала отходить. Велий вздохнул: никуда идти ему не хотелось, он и имена-то этих людей с трудом мог вспомнить, хоть и считался их работодателем. Да и управляющий не сразу узнал своего хозяина, так что магу пришлось изрядно попотеть, доказывая, что он именно Велий. Я ожидала от столичных жителей более спокойного отношения к нечисти, так ведь нет, стоило их оставить один на один с вампиром и овечкой, как начали творить всякие глупости. Судя по тяжелому вздоху, Велий думал так же. Алия окинула комнату взглядом и многозначительно улыбнулась.

– Чего улыбаешься? – насупилась я.

– Гомункула и Зорю он в людской поселил, меня и парней с Лейей – в гостевые комнаты, а тебе дак предлагает свою бывшую спаленку.

Дом мага оказался немаленький, три этажа и действительно в трехстах шагах от Кремля. Садик был невелик, но и это в центре столицы было роскошью. Быстро прошвырнувшийся по улицам Зоря, вернувшись после прогулки, сел, сложил руки на коленях и заметил, что соседние дома охраняют такие страшные мордовороты, что на них и смотреть-то жутко, значит, и люди там живут соответствующие, не чета нам.

– Надо было эпсов с собой взять, – со вздохом сказал богатырь.

Эпсы произвели на него неизгладимое впечатление, хотя, казалось бы, и драконов видел, и с рватнями общался.

– А то будут тут нос задирать.

Я, хмыкнув, заметила:

– С нами не позадираешь, один Аэрон чего стоит.

– Господин Аэрон это да, это сила, – согласился Зоря, косясь на вампира, – Только эпсы бы все равно не помешали. – Очень впечатлила засечного богатыря моя личная охрана.

Собравшись в гостиной у камина, мы с интересом смотрели на управляющего, а управляющий с несчастным видом на нас.

– Хиддим Потакша – управляющий этим домом, прошу любить и жаловать, – представил его Велий. – Сколько себя помню, он всегда ухаживал за этим домом.

Хиддим, лысеющий чернявый миренец, робко улыбнулся нам.

– Пока мы будем в Княжеве, на нем будет лежать нелегкая обязанность следить за тем, чтобы вам было удобно. И еще, – Велий повернулся к управляющему, – у моих друзей юмор как у нечисти, поэтому не обращай внимания на их шутки. – Грозно посмотрев на нас, он прибавил: – А вы не смейте пугать прислугу.

Мы сделали вид, что оскорблены, а Велий сказал, что завтра нас ждет муторный день. Все замахали на него руками, очень нечисти надо думать про завтра, когда на дворе еще только сегодня. На мага сразу посыпались предложения: сходить в кабак, прогуляться на ярмарку, просто пошататься по улице. Лейя, визжа, требовала напроситься к кому-нибудь в гости, я сглупила, рассказав, какие в столице устраивают балы, и теперь мавка горела этой идеей. Лейя плакала, билась, пока Аэрон не охладил ее пыл, сказав, что завтра мы и напросимся к ее тетке, надо только маленечко подождать.

Конец спорам положила овечка, процокавшая на середину комнаты и заявившая, что она на правах самой старой, мудрой и главной ведет всех на ярмарку, чтобы присмотреть место под балаган. Мы запротестовали, не хотелось склочничать, изображать упырей и запугивать ярмарочное начальство. Но спорить с овечкой было ненамного приятней, чем с Феофилактом Транквиллиновичем, с той лишь разницей, что на овечку я могла хотя бы прикрикнуть, напомнив, что это я ее вывела на травку-муравку к людям, так что она моя должница до самой смерти. В ответ на это наглое четвероногое захохотало мне в лицо и потребовало не пререкаться с комендантом женского общежития и казначеем Школы. Мы сдались и, к радости Велиевой прислуги, покинули дом до самого вечера.

– Я вас развлеку – вы мне еще благодарны будете! – пообещала овечка, а мы забеспокоились: не тот был у овечки нрав, чтобы нам понравились ее развлечения.

– Помяни мое слово, – шепнула мне Алия на ухо, – будут гоняться за нами мужики с дрекольем.

– Ладно, если мужики, а не жрецы Хорса, – со вздохом ответила я и обратилась к овечке: – Слушай, давай обойдемся без скандалов.

– Какие скандалы?! – удивленно вытаращилась овечка, чтобы тут же рявкнуть на зазевавшегося кучера: – Куда прешь, раззява? Не видишь – девушки гуляют?!

Кучер в ужасе дернул вожжами, и за нашими спинами образовалась куча-мала из-за сцепившихся колесами экипажей.

Вечером, усталые, но довольные, мы едва дотащились до своих комнат. Я рухнула на кровать, задавленная грудой коробок. Не знаю, зачем я столько накупила, но Лейя так верещала, купцы так приветливо улыбались, а ребята были так щедры, что я сдалась. К тому же прижимистая овечка неожиданно сэкономила для себя немалую кучу денег, договорившись с хозяином нового крытого рынка, что поставит свой балаган прямо в центре его зала, будет привлекать массу зевак и не возьмет с него за это ни копейки. Бывалый купец так и не смог понять: где здесь подвох? А когда бельчонок еще и исполнил перед ним свой коронный номер, пообещал содержать артиста за собственный счет. Особенно его умилило финальное «хрум-хрум». Оборотень, наверно, пуд орехов сгрыз, исполняя свой номер на бис снова и снова, и теперь бедный первокурсник маялся животом.

В дверь осторожно постучали, в щель просунулась голова Потакши.

– Госпожа спустится к ужину?

– Нет, – простонала я, – госпожа хочет спать.

– Может, ванну? – предложил настырный управляющий.

Идея с ванной меня заинтересовала не в пример больше. Я кивнула, представляя, что вот сейчас поднимусь, пойду с девчонками в баню, расслабленно полежу в горячем пару. Не успела я разгрести коробки и встать, как в комнату, пятясь задом, вошел детина, волоча огромную бадью. Следом за ним протиснулись девушки, на полу была расстелена огромная кожа, на нее водружена емкость, которую в мгновение ока наполнили горячей водой и огородили шелковыми ширмами.

– Прошу, – немного робея, пригласила одна из служанок, когда мужчины удалились.

Я сразу почему-то засмущалась:

– Может, вы оставите меня одну, я и сама справлюсь.

Девушки не стали спорить, но я успела услышать шепоток:

– Я же говорила, что у нее чешуя на боках…

– Не-э, у нее хвост, она же ведьма.

– Придется мне, бедной, ложиться спать, кровушки не попив, – проговорила я им вслед.

Дверь так резко хлопнула, что ушам стало больно. Я разделась и залезла в воду. Блаженное тепло окутало тело, я застонала:

– Мои бедные ножки, – и поняла, что не смогу вылезти, сразу навалилась сонливость. Захотелось расслабиться, замереть и ничего не делать. Веки стали тяжелыми, и сама собой навалилась дрема. Я пыталась с ней бороться, но силы были неравны.

– Вода, нельзя спать в воде, – пробормотала я, а в ушах уже играла какая-то музыка, как это бывает у засыпающих. И к моему голосу примешивались десятки других.

– Вода, вода, – бормотал молодой маг, а старик скрипуче вторил:

– Управление водной стихией не есть ваше призвание, господин Вонифатий.

– Дайте ж мне серебряной воды! – орал еще один. – Раствор уже вскипает!

– Воды, воде, воду… проклятье! На каком же языке это заклинание?

Я вздрогнула, не понимая, где я, и, содрогаясь от озноба, быстро выскочила из лохани, заливая пол водой и не видя, где полотенце, хотя столик со всем необходимым дважды возникал передо мной. В голове стоял многоголосый ор. Неистовый старик орал по-морански, перекрикивая всех. Я затрясла головой, пытаясь вытряхнуть все это, и разноголосица утихла.

– Надо спать, – решила я и, закутавшись в теплый халат, пошлепала к уже расстеленной служанками постели, там даже грелка лежала, но сил умиляться не было. Я закрыла глаза и сразу же словно ухнула в черный бездонный колодец, на дне которого отплясывали безумный танец целые полчища магов.

– Вугу, вугу, вугу! – орал, притоптывая на одной ноге, шаман, которого я лишила срывающей печати книги.

– Эфир есть всепроникающая субстанция, наполняющая все мироздание и присутствующая в каждой вещи, – вещал фон Птиц, простирая над миром руки. – Сами вспышки молний есть не что иное, как столкновение наполненных эфирных масс, находящихся в непрерывном движении и определяющих своим движением распределение магической энергии на земле.

– Уйди! – замахала я руками. – Достал со своим эфиром, дайте отдохнуть от учебы!

Маги исчезли, но зато те самые зловещие массы навалились на меня; зло потрескивая фиолетовыми разрядами молний и беззвучно колыхаясь сине-зеленым маревом, они начали кружить, то приближаясь, то отступая, с каждым разом все плотнее сжимая кольцо. В конце концов я не выдержала и заорала:

– Велий! – С этим криком и проснулась. – Все, – сказала я себе, с минуту посидела на кровати и поняла, что если не приму решительных мер, то кошмары не оставят меня до утра. Удивительно, но лохань и ширму уже убрали, даже воду затерли. Я встала с кровати, опять приятно удивившись ненавязчивой заботе – ноги сами собой воткнулись в мягкие меховые тапочки, на спинке висел большой теплый платок, а возле правой ноги почти незаметно, но так, чтобы не искать, – ручка ночной вазы. Я фыркнула и пошлепала будить Велия.

Маг еще не спал, а сидел в отцовском кабинете, разбирая какие-то бумаги. То ли он не ждал меня, то ли, наоборот, слишком долго фантазировал, что я приду к нему, но он уставился на меня такими глазами, что я не удержалась и съехидничала:

– У тебя такой вид, словно ты аптекарского шаровылупина наелся.

Он вздрогнул.

– Какого шаровылупина?

– От которого шары вылупливаются, – буркнула я. И, придвинув стул, пожаловалась: – Не спится честной девушке в твоем доме. Стоит закрыть глаза, как являются полчища магов и зудят и зудят, особенно этот фон Птиц, просто достал с лекциями.

– Какими лекциями? – не понял Велий.

– Об эфирных массах, которые пронизывают все пространство. – Я на миг задумалась, прислушиваясь к фон Птицу в своей голове, и поправилась: – О! А сейчас начал о связи алхимии и магии рассуждать! И чего ему не спится? И этот недоучка с водой просто бесит, сколько можно бормотать одно и то же, если все равно ничего не получается! Хорошо хоть у магистра Фария реторта взорвалась, теперь сидит и мне не мешает. Хотя сам дурак, набрал ассистентов бездарей, а еще на что-то надеялся!

Велий сначала отодвинулся от меня, как от сумасшедшей, но, услышав о Фарии, заинтересовался: