Текст книги "Особо одарённая особа. Дилогия."

Автор книги: Мария Вересень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 58 страниц)

– Трофим, етит твою мать! Тебя ж за повитухой послали! – Он беспомощно оглядел зал и озабоченно произнес: – Как там Матрена-то одна?

Дородный купец Круль Яковлевич, оправив широкий пояс на своем животе, успокаивающе пророкотал:

– Не извольте беспокоиться, Артемий Сидорович, мы заедем за повитухой, передадим про Матрену. Нам по пути. – Он поклонился хозяину постоялого двора и, не удержавшись, стрельнув глазом на раздетых по-миренски девиц. Хохотнул: – Ишь, молодежь! – и, тут же забыв про них, отправился к своему обозу, покрикивая на ходу: – Ну что встали? Выводи со двора!

Понукаемые возницами лошадки бодро потрусили по улице, звеня колокольчиками.

– И нас троечки ждут, – басом проворковала султанская сваха. Велий выскочил на крыльцо под метель и провожал взглядом обоз, пока он не скрылся с глаз.

– Вай, замерзнешь, султан! – тряся шубой, выскочила на порог сваха. Мы вывалили следом, а Анжело, повиснув на друзьях, страстно зашептал им в уши, какой шикарный терем он откупил у старосты, и тут же схлопотал по шее от «евнухов».

В терем они входили слегка обалдевшие, растерянно покивали, когда Анжело, тыкая пальчиком, сообщал, из каких сокровищниц одолжил эти вещи, а указав на знакомую клепсидру, зловеще переливающуюся всеми цветами радуги, закатил глаза:

– А в ней льются воды реки времени. Ах, если б знал король джиннов и ифритов, где его милая безделушка! – и тут же сурово предупредил: – Не смейте переворачивать ее до полуночи, а то этот день начнется заново.

Велий первым делом сунулся именно к ней и отшатнулся, чувствуя неслыханную мощь, встретился с вопросительным взглядом Аэрона и недоуменно пожал плечами. Мавка, урча кошкой, ластилась к вампиру, а я с загадочным видом взялась за чашу с виноградом и изобразила сильную обиду, когда оба «султана» сорвались с места и стали вырывать из рук лаквиллки острые мечи.

– Эй! Вы чего?! – закричала Алия, выпадая из образа гурии.

– Не надо нам этих дикостей! – безапелляционно заявил вампир.

– Знаем мы эти танцы, – поддержал его Велий.

– А че делать-то?! – растерялась Алия, переводя взгляд с одного на другого.

– Меня виноградом кормить будешь, – сказал Велий.

– А Верея нам станцует, – с затаенной надеждой добавил Аэрон, и оба, опасаясь скандала, уставились на меня.

– Слушаюсь и повинуюсь.

Я сложила ручки на груди, своей покорностью повергнув Велия в легкий шок, сделала знак музыкантам, и те сменили мелодию на более страстную и волнующую. Все было отрепетировано еще вчера. Зоря, согласившийся ради общего дела немного попозориться, встал у фонтана, пытаясь изобразить взглядом одолевавшую его похоть, и вид у него был страшный, как у быка, узревшего конкурента. Я старалась на него не смотреть из опасения расхохотаться и провалить всю затею.

Танец мой назывался «Покрывало» и был из тех, которыми миренские наложницы разжигали страсть даже в дряхлых стариках.

Начинался он с того, что верхнее шелковое покрывало, медленно струясь вдоль тела, стекало по рукам и бедрам на пол. После этого ритм становился просто бешеным, да и сам танец страстностью не уступал вчерашнему, с той лишь разницей, что мои срывающиеся на пол одежды заставляли сердце стучать чаще и куда сильней захватывали дух, а тело было практически не видно из-за покрывала, то змеей обвивавшего меня, то вздувавшегося цветной узорной стеной между мной и зрителями. И неважно, что я кружилась практически голышом, они все равно ничего не видели, и хотя это был старый как мир трюк, в исполнении опытной миренской наложницы он всегда срабатывал безотказно, будил воображение, не нарушая приличий. И пусть я лопну, если они видели руку выше локтя или ногу выше лодыжки, но навоображали наверняка леший знает что. Я боялась только одного – что Серый Волк и Сиятельный, глядевшие на меня остекленевшими глазами, забудут вовремя тряхнуть своими опахалами.

Когда оставалось уже отбросить лишь шелковое покрывало, малиновый, сопящий Зоря с нечеловеческим всхлипом заставил-таки себя завалить на бок клепсидру.

– Что ты наделал, несчастный! – осипшим голосом выдавил Анжело и вопросительно посмотрел на молчащих евнухов.

– Только не это! Не сейчас! – стукнул себя в отчаянии по лбу Велий. А Аэрон, протестующе крича, сам влетел лицом в осыпанные сонной пылью перья опахала.

– Ну вот! Чуть все не испортили! – накинулась Алия на Серого Волка, старательно обмахивавшего перьями опахала Велия. Мавка каталась по ковру, рыдая и суча ногами:

– Я тоже хочу так танцевать!

Музыканты выжидающе молчали. И только султанская сваха взвыла басом:

– Вай! Злобные ифриты, отпустите несчастную Зубейду.

– Все, бабушка, концерт окончен, – успокоила я ее, натягивая шаровары. – Кушай щербет, отдыхай! – и, посмотрев на спящих «султанов», повелела: – Выноси!

Утро началось с медного звона и отчаянной ругани под дверью комнаты.

– Ты че прешь, глаза выпучив! – визжала поломойка Глашка.

От ее пронзительного крика Велия подбросило на кровати и перекорежило. У купцова слуги голос оказался не лучше, а уважения к старшим ни на грош, он, еще раз наподдав ногой медный таз, завопил на весь постоялый двор:

– Да ты хоть знаешь, сколько прибор для умывания стоит, коровища?! Ты же его помяла! Смотри!

Глашка без раздумий шлепнула крикуна мокрой тряпкой, и поднялся такой ор, что даже Аэрон, не выдержав, со стоном открыл глаза:

– Этого не может быть! Я не верю!

Велий, сорвавшись с кровати, выпотрошил свою сумку и, вынув толстую кожаную тетрадь, стал быстро-быстро что-то вслух зачитывать.

– Ты чего? – покосился на него Аэрон.

– Если это марок, то мы его сейчас распознаем.

Анжело, прижавшийся ухом с той стороны двери, беззвучно захихикал:

– Как же, держи карман шире! Если уж ты клепсидру за настоящую принял…

Я оттащила его за шиворот, показывая, что пора браться за дело Зубейде, и схватила флакон с притираниями, но Алия замотала головой, шипя:

– Розовый, не синий! Розовый! Они сейчас такие подозрительные, что на ерунде можно влететь.

Зубейда растолкала всех дородным телом, обозвала нас детьми шайтана, деликатно постучала в дверь, воркуя басом:

– Не здесь ли предаются благостному сну великие султаны, чьи бедные наложницы пренебрежительно забыты и омывают лица слезами, ибо радость ушла из их дома, когда их покинули прекрасные Аэрон и Велий?

Услышав «Нет!», похожий на злобный лай, сваха растерялась, но Зоря решительно распахнул дверь и бухнулся на колени.

– Вах! – заорала опомнившаяся сваха и захлопала в ладоши, поторапливая нас: – Девочки, шевелите попами!

Лей, зурна и барабаны подали голос, разом перенеся всех своей мелодией на далекий юг. Мы козочками перепрыгнули через распластавшегося на полу вора, а Волк, видя, что им с Сиятельным не перетащить тяжелый казан через богатыря, наподдал по обтянутому красными шароварами заду. Лейя прыснула, я ее пихнула локтем в бок, не рискнув строить ей рожи при Велии, подозрительно впившемся в нас глазами. Утренний туалет был похож на битву, Велий отбивался, а я сквозь зубы шипела, требуя не портить наш сюрприз идиотством. Аэрон тоже как-то не очень млел, заворачиваясь в ягуаровую накидку, и едва не ринулся обратно в комнату, увидев в общем зале Круля Яковлевича.

Купцы, спешно собиравшиеся в дорогу, удивленно разинули рты.

Мучимый похмельем углежог, подняв на друзей мутный взгляд, жадно опустошил кружку и рухнул с лавки под ноги хозяину постоялого двора, который начал заполошно бить себя по ляжкам и кричать:

– Трофим, етит твою мать! Тебя ж за повитухой послали! – Он беспомощно оглядел зал и озабоченно пробормотал: – Как там Матрена-то одна?

Дородный купец Круль Яковлевич, оправив широкий пояс на своем животе, успокаивающе пророкотал:

– Не извольте беспокоиться, Артемий Сидорович, мы заедем за повитухой, передадим про Матрену. Нам по пути. – Он поклонился хозяину постоялого двора и, не удержавшись, стрельнув глазом на раздетых по-миренски девиц. Хохотнул: – Ишь, молодежь! – и, тут же забыв про них, отправился к своему обозу, покрикивая на ходу: – Ну что встали? Выводи со двора!

Понукаемые возницами лошадки бодро потрусили по улице, звеня колокольчиками.

– И нас троечки ждут, – проворковала султанская сваха.

Со стоном погрузившись, «султаны», не сговариваясь, врезали Анжело по шее, едва тот завел разговор про славный терем, выкупленный у старосты, Демон обиженно заявил, что тогда он не расскажет, каких диковинок туда понатащил.

– Хмарь-то какая! – Велий тоскливо посмотрел на небо. – Даже по звезда не определишь, какой день.

– Прекрасный день, о мой господин! – воскликнула Алия и бросилась ему на грудь.

– Сегодня сбудутся твои самые заветные мечты, – проворковала я ему на ухо, а мавка замурлыкала, ластясь к Аэрону. Тот недоверчиво зыркнул на Сиятельного, но «евнух» в золоте был спокоен, будто его зельем опоили.

– Вот, – не сдержался-таки, прибыв в терем, Анжело и, раздуваясь от гордости, показал им бескрайние пески за окном и марширующих верблюдов, не замечая, что два дружка уперлись взглядом в ненавистную клепсидру.

– Ковры ручной работы! Столик резной слоновой кости! А деревья? Вах! Собственными ручками выкопал и перенес из султанского сада! Чувствуете этот аромат юга?

– Тошнит, – честно признался Велий, глядя на клепсидру.

– Ну не будь таким букой! – укорила я мага, запуская пальцы ему в волосы. – Мы так старались, я еле девчонок уговорила. Алия танец приготовила. Вам понравится. Я смотрела, аж жуть берет.

– Не надо! – вскинулся Аэрон.

– Тогда я сама вам станцую! – Я хотела было подняться, но Велий поймал меня за руку, тряся головой:

– Не надо танцев! И уберите кто-нибудь этого олуха от фонтанов!

– Чего?! – обиделся Зоря, а я расстроилась:

– Зря, ты не знаешь, чего лишаешься.

– Не ссорьтесь! Мы же собирались веселиться, вот и давайте веселиться! – запрыгала мавка, чувствуя, что назревает скандал. – Не хотите танцев? Щас я вам спою! – Сделав знак музыкантам молчать, она завела песню.

Голос ее был звонок, как весенняя капель, в нем слышался шелест листвы, пахнуло тающим снегом, а над головой словно распростерлась бездонная синь неба. Меня стало клонить в сон, сидевший рядом со мной Велий обмяк и с каким-то отрешенным равнодушием проводил взглядом выпавшее из рук Серого Волка опахало.

– Так я и знал, – обреченно произнес он, видя, как оно падает точнехонько на проклятую клепсидру. Теперь с порошком пришлось подсуетиться мне, я махнула платком и задержала дыхание, чтобы не вдохнуть самой.

– О, горе нам! – схватился за голову Анжело, Аэрон и Велий повалились друг на друга, а мы выскочили из беседки.

– Тьфу ты! Переложила порошка в платок, – сказала я, отмывая руки в фонтане.

Анжело хихикнул:

– А Велий уже знаки начал оставлять, в стене щепку выковырял.

– Ничего. Овечка с этим делом разберется, у ней глаз – алмаз, – успокоила его я. – Ну что? Берем, несем?

Утро началось с привычного медного звона и ругани.

– Я этого больше не выдержу! – проговорил, не открывая глаз, Аэрон. – Давай придушим Анжело подушкой и закопаем на заднем дворе.

Велий задумчиво помолчал, но, вспомнив про свои меточки, метнулся к стенам, заглянул под кровать, посмотрел у окна и разочарованно саданул кулаком в стену.

– Просто гадство какое-то! Надо было на Верелее какой-нибудь шрамик оставить. Шрамик не зарастишь.

– Или Сиятельному поставить фингал под глазом, или зуб выбить, тоже вариант! – подскочил Аэрон, и оба с интересом уставились на дверь.

– О черт! – зашипел стоявший около меня под дверью Анжело. – Так и до рукоприкладства дойдет.

– Может, признаемся? – малодушно пропищала Лейя, но Алия ее одернула, косясь на Князя:

– Не суетись, не тебя же они бить будут!

– Засос тоже подойдет, – послышалось за дверью.

Я посмотрела на подруг:

– Слышали? Так что будьте начеку – только губы в трубочку, сразу ныряем в ноги.

– Слыхал? – Волк толкнул Сиятельного. – Чуть губы в трубочку, сразу ногой под дых.

Князь, порядком подрастерявший за время общения с нами свой глянец, многообещающе оскалился, потирая кулаки, а я подтолкнула Зубейду, понимая, что сегодня без скандала уже не обойдется, придется чертову клепсидру опрокидывать самой, уворачиваясь от поцелуев.

– Чего надо? – рявкнули в ответ на робкий стук султанской свахи.

– Не здесь ли предаются благостному сну великие султаны, чьи бедные наложницы пренебрежительно забыты и омывают лица слезами, ибо радость ушла из их дома, когда их покинули прекрасные Аэрон и Велий?

Утро началось с отчаянного мата Аэрона.

– Нет, я больше не выдержу! – Он с ревом забился на кровати.

Закутавшийся в одеяло Велий дотащился до выхода, косясь на проклятую щель в окне, из которой безжалостно дуло. Рывком распахнув дверь, он гаркнул во всю глотку:

– Входите уже!

Мы замерли, как мыши на пороге амбара.

– Вай, девочки, шевелите попами! – всплеснула руками Зубейда, делая круглые глаза музыкантам. Лей, зурна и барабаны подали голос, перенеся своей мелодией на далекий юг.

– Только не надо поп! – Аэрон зарылся в одеяло, отбиваясь от наших рук как капризное дитя. – Девочки, мы ничего не хотим, мы устали, дайте умереть!

– Глупенькие, мы вам такой сюрприз приготовили! – Я повисла на стонущем Велии.

– Ну в самом деле, ребята, мы же старались! – укоризненно бормотал Серый.

– Такой терем вам шикарный организовали! – закатил глаза Анжело, а Зоря, подтверждая его слова, поцокал языком и покачал головой, показывая, что просто пальчики оближешь, какой терем.

– От это мужики! – разорялась Алия. – Вчера орали «гарем, гарем», а сегодня с похмелья маются, ничего им не надо!

– Пойдемте. Там опохмелитесь, – внес предложение Сиятельный. – Заодно посмотрите на удивительную клепсидру, которую Анжело позаимствовал у ифритов. Своего рода чудо.

– Трофим, етит твою мать! Тебя ж за повитухой послали! услышал Велий отчаянный вопль хозяина постоялого двора и вдруг заорал как полоумный:

– Как там Матрена-то одна? Неделю уже рожает!

– И нас троечки ждут, – басом проворковала султанская сваха, пуча на нас глаза.

– Не надо троечек, – взяв меня за руки, серьезно попросил Велий.

– Как это не надо? – обиженно надула я губки, а Алия с мавкой подхватили:

– То им надо, то им не надо! Завтра опять надо будет! Мы вам скаженные, что ли? По десять раз одно и то же устраивать! Выиграли желание – получайте!

– Не хотим мы никакого желания! – завыл Аэрон.

Овечка сунула голову в двери, поинтересовалась:

– Ну чего вы копошитесь? Кони мерзнут! Вон какая круговерть за окном.

– Дак чего? Едем или не едем? – растерянно вопросил Зоря.

– Нет, – отрезал Аэрон. – Я отказываюсь от своего желания, хочу весь день здесь сидеть, а в терем ваш и носа не показывать.

– Ты это всерьез? – недоверчиво спросил Волк.

– Могу на архоне поклясться! – Вампир выхватил свой знак архона и возгласил: – Клянусь за себя и мага Велия, что от желания отказываюсь и вы мне ничего не должны.

Поднявшись на цыпочки, я поцеловала его в лоб.

– Дурачок! – захихикала за дверями овца.

– Радуйтесь, – пробурчал Аэрон. – Вы даже не представляете, что бы вас ожидало сегодня!

И тут уж заржал весь трактир. Аэрон растерянно глянул на мага, а тот, хлопнувшись на кровать, рявкнул:

– Все-таки они нас сделали! – и кинулся на меня. Я взвизгнула:

– Бежим! – и, путаясь в шелке, бросилась прочь.

– Вай! Злобные ифриты, отпустите несчастную Зубейду! – белугой ревела султанская сваха, взирая на корчившуюся от смеха нечисть. А я белкой скакала по большому залу, ныряя под столы и перепрыгивая через стулья…

Снег летел из-под копыт, звенели колокольцы, мы летели по тракту на трех тройках, с веселым смехом обгоняя друг друга. Нанятые гудочники честно отрабатывали свои кладни, так что в селах нас принимали за свадьбу. Вампир, как только услышал, что ему предлагают до Школы ехать верхом, устроил форменный скандал, заявив, что его тошнит от одного вида седла, щедро развязал кошель и оплатил нам шикарный проезд до самого Вежа. Собственно, мы теперь все веселились на его деньги, потому что в наших кошелях ветер гулял.

– Эх ты, транжира! – укорял меня «жених».

– В следующей же деревне пересядешь на другую тройку, – пригрозила я.

Поезд наш двигался крайне медленно, потому что, стрелой долетев от одного поселка до другого, мы могли застрять там на полдня и больше. А ярмарка в Белполе и вовсе задержала нас на два дня.

– Нет, ну клянусь! – рычал Велий.

– Врешь! – упиралась я, с удовольствием чувствуя, как он, горячась, сжимает меня в объятиях. – Да клянусь же!

– А я не верю! – продолжала я. – Ты не ревновал.

– Да еще б маленько – я б сам эту клепсидру опрокинул!

– Ты?! – Я засмеялась. – Да ты как рак глаза пучил и орал «только не сейчас»!

– Я не это имел в виду! – Велий горделиво вздернул подбородок.

В Лужицах я поволокла всех на знаменитую плотинку. Конечно, от старой мельницы уже и следа не осталось, да и речка была такая, что куры, глядя на нее, умирали со смеху, но тем не менее все с удовольствием послушали, как я устроила грандиозный потоп, едва не смыв два села, когда решила построить жабий домик.

– Все-таки все мужики одинаковы, – сказала Алия. – Нет чтобы расслабиться, ну и что, что один день повторяется бесконечно?

– Зато какой день! – поддержала подругу Лейя.

– Это ж надо было – все удовольствие самим себе испортить! – со смехом сказала я. – Нет, Велию непременно надо было до всего докопаться, а Аэрону довести начатое до конца. Не начни они бузить, вся наша затея с треском бы провалилась!

Аэрон, попавший в наши цепкие коготки, с тоской глядел на беззаботно гогочущих дружков, ему хотелось к ним, на волю, но оставалось лишь от досады рвать на себе волосы.

– Это свидетельствует о том, что мы лучше знаем мужскую породу, – важно проговорила Алия, мы захохотали еще пуще и захлопали в ладоши.

– Все, сейчас выброшусь! – крикнул, решившись, Аэрон. И до самого Плешанова, самодовольно хохоча, барахтался в наших объятиях, ловя завистливые взгляды парней. В Плешанове его вырвали из саней, и, пока мужчины выясняли, кому следующему счастье привалит прокатиться в нашем обществе, мы на своей тройке дали деру.

– Кобелей в сани не садят! – прокричала я, оборачиваясь.

– Кобели рядом бегут! – поддакнула Алия.

Успенка ничем нас не порадовала, кроме огромного кладбища. Почтительно проезжая мимо бесконечного ряда памятников, Велий насмешливо поинтересовался:

– Ностальгия не одолевает?

Лейя, вспомнив Малое Упырское кладбище, предложила:

– Давайте летом Ваську на его родину свозим, маму ему покажем…

Велий поперхнулся и показал внушительный кулак. А я заявила, что мамой является сама Лейя и нечего травмировать ребенка.

Укладываясь ночевать в Опарине, мы вдруг сообразили, что вместо одной недели добираемся до Школы уже целых две.

– А чего вы переживаете, – сонным голосом пробормотала Алия. – С нами аж двое наставников.

– И оба мои, – добавила я.

– Вот тебе Феофилакт и устроит по возвращении экзамен, – проворчала подруга, засыпая.

– Ага. – С меня соскочил весь сон, я оторвала голову от подушки и села. – Ну по демонологии я выкручусь, расскажу про Лилит, та еще мегера. По мифотворчеству расскажу про Сусаноо – так рождаются мифы. А вот что делать с практической магией? – Я посмотрела на недоеденный пирожок на тарелке, но посреди ночи не решилась поднимать его над тарелкой даже на волосок, вдруг что-нибудь пойдет не так, жаль лишать людей крова.

Анино встретило нас разгулом настоящей свадьбы. То, что свадьба случилась не на Покров, не вызвало удивления, молодка была явно на сносях. Это болото засосало нас на три дня.

– Я сейчас спою вам замечательную песню! – объявила я, размахивая кубком с вином, на женской половине старостиного дома (все-таки лорд Урлака в гостях). И с чувством завела любимую песню принца-скандалиста: – А я пьяный, как свинья, нету денег у меня…

– От это я понимаю! – радостно воскликнула Алия. – Не песня, а сплошной мат!

– Какой мат? – возмутилась я и продолжила: – Я не знаю о тоске, целый день я пью саке, а потом горланю песню и валяюсь на песке.

Лейя, выхватив тетрадь, заметалась по светелке в поисках пера:

– Повтори еще раз! Я потом в кабаке кого-нибудь так обложу! Умрут от зависти!

Я обиделась на подруг, выскочила во двор и, прижав к стене всю теплую компанию, от Сиятельного до Зори, несмотря на их протесты, исполнила всю песню от начала до конца.

– Разве я плохо пою? – спросила я.

– Так это была песня! – фыркнул Велий. – Надеюсь, о любви?

А Волк, многозначительно потерев морду, сказал:

– Да, не хотел бы я жить в той сказочной и интересной стране, где даже о любви могут петь исключительно матом.

– Нет, правда, на каком языке? – поинтересовался Сиятельный.

– Издеваетесь, да? – догадалась Я. – Я кроме общепринятого никакого не знаю! – Я решила пойти и спеть эту песню жениху с невестой, но Аэрон крикнул мне вслед:

– Ластолайка!

– С чего это я остроухая?! Сам ты редкозубый!

Дружки захохотали, а Велий с ехидцей поинтересовался:

– Ты хоть понимаешь, что на эльфийском собачишься?

– Ага! Ты еще скажи, что я на моранском стишата слагаю! – вконец обиделась я и, махнув рукой, гордо поплыла к народу.

К Белым Столбам мы подъезжали измотанные дорогой. Я шепталась с овечкой:

– Слушай, это правда, что я из-за родства с Горгонией могу любой язык понимать?

– Вполне вероятное явление, – ответила та. – Раз в тебе ее кровь, значит, и талант.

– И теперь я могу подземные тоннели, как Индрик, рыть? А по весне на коровок брошусь?

– Ты, главное, голой, как Березина, не ходи, – хмыкнула ехидина, – а то и так говорят, что ты по пояс деревянная.

– Кто говорит? – взвилась я. – А ну-ка Зорян, наподдай! Щас мы одному магу из языка бантики завязывать будем!

Когда добрались до Белых Столбов, Велий облегченно вздохнул:

– Еще одна неделя, и нас снова бы в розыск объявили. А так недалеко совсем.

– Ну что, – поигрывая фамильным медальоном, спросил Аэрон, – наведаемся к местным князьям в гости?

Других документов, удостоверяющих его лордство, кроме наглости на лице, Аэрон не имел, впрочем, особо и не забивал себе этим голову.

– Нет уж, – решительно заявила я, вспомнив о Прыще. – Что нам, постоялых дворов не хватает? Все-таки перекресток двух трактов.

– Та-ак. – Аэрон посмотрел вокруг. – Где тут самый дорогой, шикарный постоялый двор?

– Ну все! Понесло лорденка! – вздохнула Алия.

– Доверь такому наследство – за год промотает, – добавила овечка.

А я фыркнула:

– Это сейчас он такой щедрый, а дома – жмот и скупердяй!

– Давайте поносите меня, благодетеля, захребетники! – Аэрон одернул на себе куртку и, ведомый вампирьим чутьем, барином двинулся по центральной улице Белых Столбов. Три тройки, звеня колокольчиками, вынуждены были плестись за ним, приноравливаясь к его шагу. Воспользовавшись этим, Велий ухватил меня под ручку, и мы пошли по хрусткому снегу.

– Одного не пойму, – сказал Велий, – как вы меня надули с этой чертовой клепсидрой? Ведь от нее веяло магией! Да еще какой!

– И охота тебе в этом копаться.

– Ну а все-таки?

– Воду мы освятили в Храме Хорса и смешали ее с тремя каплями крови: моей, овечкиной и Анжело.

– Хм-м, – задумчиво протянул Велий. – Вот уж не думал, что это такая гремучая смесь.

А я, заговорив про кровь, вдруг вспомнила фон Птица и задумалась совсем о другом.

– Этот твой фон Птиц такой, оказывается, кровожадный старикашка! Как ты думаешь, он моего папаню еще раз убить не попытается? А то Ландольф грозился перебраться поближе к столице…

– За Ландольфа не беспокойся, он на свете не первый год живет.

– А за тебя, – я повисла на руке Велия, – за тебя мне надо беспокоиться? Они вас обоих хотели бритвой по горлу чик – и в колодец!

Велий захохотал слишком, на мой взгляд, беспечно для такого серьезного вопроса, я попыталась ударить его кулаком в ребра, но в шубе он был просто неуязвим и еще повозюкал меня в сугробе, как маленькую шавку. Я даже обиделась, пригрозив, что, если на него нападут разбойники, нанятые Конклавом, я за него заступаться не стану.

– За меня уже дядьки твои заступились, – сказал Велий, скатывая снег в тугой комок.

– Зачем это? – вякнула я.

– Чтоб ты без жениха не осталась, – ответил Велий.

– Я про снежок, дурачина. – Я стала пятиться, раздумывая, стоит ли морозить пальчики, отстреливаясь, или лучше сразу дать деру. Хотя, может, заклинанием шарахнуть?

Аэрон, нарисовавшийся на пороге шикарной гостиницы, окинул помещение и хозяев надменным лордским взглядом, но едва он открыл рот, как снежный заряд впечатался ему в затылок и вампир рухнул на руки хозяев. В это время Алия и Лейя, забытые нами во время прогулки, с криком:

– Бей магов! – набросились на Велия, свалив его в сугроб. Нерешительный Зоря, понукаемый овечкой, тоже робко свалял снежок на полведра снега и, осмотревшись вокруг, остановил на мне оценивающий взгляд.

– Ты это… того… не шали… – неубедительно погрозила я ему пальцем, поняв, что мне такого счастья не пережить, но, на мое счастье, Сиятельный с Волком, обернувшимся добрым лаквиллским молодцем, пристроив на постоялом дворе коней, вывернули из-за ворот, мило на ходу беседуя, и тут же были сметены с ног снежным ядром Зори.

– Чего там? – высунулась на крыльцо служанка, лакей в малиновом кафтане с золотым галуном солидно так заявил:

– Нечисть, вишь, озорует. На постой к нам соизволили.

– А это не опасно? – сделала круглые глаза служанка.

– Не-э, – лениво отмахнулся лакей, – вишь, какие веселые, значить, уже слопали кого-то, теперь не обидют.

Служанку как ветром сдуло, а я подмигнула дядечке и как можно серьезней прокричала:

– Только на ночь вьюшку не закрывайте, а то мы чертей в гости ждем!

Утром леший меня понес на торги в Белых Столбах, которые всегда славились далеко за пределами края, особенно конный рынок, на который барышники пригоняли племенных жеребцов со всего света. Прибыв по Миренскому тракту из южных степей, кони шли отсюда на Златоград и Княжев-Северский, а потому здесь всегда толпились конюшие как императора, так и Великого Князя. Конечно, были купцы, которые вели караваны и в Лаквилл, Сарсу, Урлак и Приморье, но самые яростные баталии все же вспыхивали между южанами и северянами. Они иногда торговались так, словно речь шла не о конях, а о государственном престиже, жизни и смерти и вообще о вещах далеких от коневодства.

Алию, конечно, сразу понесло на выгон, но я, зная этот город как свои пять пальцев, ухитрялась каждый раз провести их мимо. Мне нравились Белые Столбы, и, хотя я прожила здесь всего два года, они казались мне родными и близкими. Теперь, побывав там и сям и повидав две столицы – Златоград и Северск, – я с уверенностью могла сказать, что величественная, седая красота Белых Столбов мне больше всего по душе. Да что уж там кривить душой, половина моей резиденции в Заветном лесу была беззастенчиво скопирована с дворцов в Белых Столбах. Если кремль князя Милослава Ясеневича и уступал по размерам великокняжескому, то своей красотой уж точно его переплюнул. Да и как иначе, если когда-то Белые Столбы были столицей Северска.

– Вот, – я остановилась посреди крытого рынка Белых Столбов, наверное, единственного во всем Северске, – посмотрите, какое громадное здание, а кажется невесомым благодаря этим чудесным аркам и тонюсеньким, как свечи, столбам.

– Пойдемте уже коней смотреть, – бубнила равнодушная к моим чувствам Алия.

– Не-э, лошадки много ржут и какают, – возразила Лейя, которую тянуло в лавку ювелира.

Овечка же мечтательно закатила глаза и проблеяла:

– А мне нравятся, такие все душки, хоть и без мозгов.

Двоедушный Велий только похмыкивал, глядя на меня, всегда готовый присоединиться к большинству. И только Сиятельный с Зорей проливали бальзам на мою душу, поворачиваясь туда, куда я показывала пальцем.

– Нет, давайте в самом деле пойдем посмотрим на коняшек, – вмешался Серый Волк. Алия радостно заулыбалась, а Серый продолжил, облизнувшись: – Люблю резвую пищу.

Пришлось вздохнуть и смириться, но Велий получил очередной тычок в ребра за двуличность.

– А вот интересно, – сказал вдруг Зоря, обращаясь ко мне, – вы сами-то себя кем числите? Я, к примеру, родился на Засеках, значит – засечный. А вы хоть и в дебрях, но на границе со Златоградом, то есть получаетесь южанка.

– А кстати, маму твою звали Любава, это не та, которой храмы строят? – влез с комплиментом маг, за что получил еще один тычок под ребра. Зоря меж тем продолжал:

– Тетка вас прятала аж на самом севере, у границы с бирюками, как я понимаю.

– Кто такие бирюки?! – удивилась я, точно зная, что такого народа не существует.

Зоря покосился на Алию и честно признался, что бирюками на Засеках кличут все северное население, от диких мурсингов и нансей до лаквиллов. Алия пробиралась сквозь толпу, орудуя локтями, и не подозревала, что ее обозвали бирючихой. Овечка прижалась к ее ноге верным псом и даже порыкивала на особо неспешных горожан.

– А потом вы еще и в Мирене, и здесь везде побывали… – загибал пальцы Зоря. – Так вот мне интересно, каковской вы себя числите?

– Она не из каковских, – влезла в разговор мавка, переливающая из ладошки в ладошку голубые бусики, мимоходом купленные Сиятельным, – она общественная. – Услышала хмыканье Велия, поняла, что это нехорошо прозвучало, и тут же поправилась: – Гулящая она!

– Спасибо тебе, подруга. – Я поклонилась в ноги Лейе, а маг заржал в голос.

Зоря замер, шевеля пальцами, но ему по должности смеяться было не положено – все-таки хозяйка, хоть и временная. От тихой смерти мага спас радостный присвист Алии, наконец-то вырвавшейся на широкий выгон.

– А мне другое интересно, – призадумался в свою очередь Сиятельный, – Алия, когда она волк, как их любит? Чтобы кататься или уже как кушать?

– Не знаю как Алия, а вот кое-кто, – Велий покосился на меня, – любит их кушать, одновременно катаясь.

Понятно, намекает на Упыри. Князь удивленно приподнял брови, ожидая продолжения истории, но я буркнула:

– Подумаешь, укусили один раз, из самообороны.

Мы собрались в очередной раз немного повздорить, но тут сквозь ряды пробежал мужик, вопя:

– Оборотни!

– Сам ты оборотень! – возмущенно крикнула ему вслед овца. – Я чистокровная овца! – Она посмотрела вокруг, ища сочувствия у прохожих: – Всех дел-то, спросила, почем красавцев продают, а крику, крику!

Народ ее вежливо обтекал, а кое-кто уже и посмеивался над трусливым барышником:

– Подумаешь, нечисть на торги пришла! Первый раз, что ли?

У дощатого забора загона мы отвоевали себе почетное место и замерли, надолго забыв про бег времени. Кони были красивы и проходили перед нами один за другим, от тонконогих нервных бегунов до огромных, как гора, тяжеловозов с копытами как тележное колесо.

– Эх! Мне бы кладней два мешка! – ерошила волосы Алия.

Огромный черный красавец танцевал перед зрителями на задних ногах, злобно рубя воздух передними и косясь налитыми кровью глазами.