Текст книги "Особо одарённая особа. Дилогия."

Автор книги: Мария Вересень

И так уверенно она все это сказала, что я приободрилась и решила пойти к магу и этими же словами попросить его переключить свое внимание с меня на моего «жениха». Накинула на свою короткую ночнушку рыжую шубу, сунула босые ноги в сапоги и вышла за дверь.

Стоило мне только стукнуться к ребятам в дверь, как она тут же отворилась, словно маг ждал меня.

– Чего не спишь? – сурово спросил он. Я замялась, поняв, что нам и поговорить-то толком негде, стоим в коридоре, мимо народ снует, сейчас раскричимся, будут таращиться. Девчонки в нашей комнате уже завалились на кровати, а у парней храпел, сотрясая стены, доставленный благодарными поварихами Зоря. Велий правильно понял мое невнятное мычание и, взяв за руку, кивнул: Пойдем.

У трактира был великолепный, просторный чердак. И мы, усевшись на тюки с чем-то пахучим под связками веников, невольно Прижались друг к другу – было прохладно.

– Я… ну, это… Все убедительные слова вылетели из головы. В общем, давай я одна дальше поеду.

Велий у меня под боком закаменел, глядя в темноту чердака.

– Нет? – спросила я.

– Нет, – сказал Велий.

– Почему? – спросила я, начиная закипать.

Велий закрыл глаза, как это иногда делал Феофилакт Транквиллинович, не желая осквернять стены Школы убийством учеников. Я вскочила с тюка, уперев руки в боки, и стала долго и вдохновенно кричать, что не такая уж и дура, как обо мне думают, и худо-бедно дожила до своих лет, даже не изувечившись, что если и влипаю в какие истории, то без злого умысла, а исключительно по стечению обстоятельств. И мне не нужны ни конвоиры, ни охранники, а попутчиков у меня даже больше, чем хотелось бы. Чего не скажешь об Аэроне, которого бесстыдный Велий сначала увлек на самый опасный путь, а потом бросил!

Больше всего меня бесило, что в полутьме не видно его глаз, и я, сунувшись вперед, рявкнула:

– И вообще… – Собираясь продолжить вдохновенную тираду, я набрала побольше воздуха, и вдруг Велий подался ко мне навстречу, притянул к себе за щеки и впился мне в губы. Не знаю, от чего я задохнулась – от неожиданности или от возмущения, но времени на раздумья он мне не дал, настойчиво прижав к себе. И я, наконец разглядев его глаза, подумала «Колдун чертов!», со сладким ужасом понимая, что уже сама целую мага. А кончилось это тем, что я потеряла равновесие и мы в обнимку рухнули на тюки. Велий расхохотался, а я обиженно надула губы и ударила его в живот: – И чего смешного?! – Вскочить Велий мне не дал, и мы еще долго целовались, а над нами качались веники, и какая-то часть меня ехидно ухмылялась: – Как романтично!

Пока Велий не щелкнул меня в нос и не сказал, что на первом свидании смотрят только на любимого человека, а не по сторонам.

– А кто сказал, что у нас свидание? – удивилась я, делая вид, что собираюсь вырваться из лап цепкого мага, и покраснела. – На первое свидание не ходят в ночнушке и сапогах на босу ногу! Ну не смотри же ты на меня так!

– Как? – чуть приподняв бровь, спросил Велий, а я не смогла объяснить – без усмешки, слишком серьезно, не как обычно. И только выдавила:

– Так

После этого мы долго молчали, думая каждый о своем, пока я не спросила:

– А у нас свидание?

– Угу. – Маг притягивал меня к себе, а я изо всех сил уперлась в него руками, в который раз удивляясь: «Сильный, зараза».

– Нет, это получается, что я тебе нравлюсь?

Велий перестал меня тянуть к себе, но зато глянул так, что мне даже жутко стало, как серьезно он смотрел.

– Только не говори, что как увидел, так и понравилась. – Я уселась среди разбросанных тюков, чувствуя, как бешено стучит мое сердце. А маг, Велий, откинув прядь волос с моего лица, спокойно и уверенно кивнул:

– С первого мига, как ты княжий терем развалила.

– И чего ж ты молчал столько времени? – Я поджала ноги, ощущая, как к ним подбирается холод.

– Давай не будем о грустном, – сказал Велий, снова потянув меня за шубку. – Нам бы разобраться пока, кто с кем в дорогу отправится.

– Чур… я… с Зорей… и овечкой… – проговорила я между поцелуями.

– А если выпороть? – спросил, напирая, маг.

– А я, между прочим, правнучка Всетворца! – Я хлопнула его по шаловливым ручкам. – Вот пожалуюсь дедушке! – И выскользнула. – Свидание окончено! – И я убежала с чердака, радостная, как мавка, соблазнившая мужика.

Конечно, наутро мы никуда не разъехались. Хуже всего было то, что злопамятные Лейя с Алией сразу все поняли и полночи изображали из себя дур, вслух гадая, от кого это я такая радостная вернулась, перебирая по очереди всех мужиков на постоялом дворе, включая цепного кобеля. Не помогали ни битье подушками, ни сердитые окрики. Стоило мне решить, что они угомонились, как подруги трясли друг друга и злобно щурили глазки:

– А помнишь, как она нас?

– Я не буду тискаться по углам! – воспроизводила мои интонации Лейя, наставительно тряся пальчиком.

– Какие же вы, однако! – возмущалась я, сидя на постели, а Алия заступалась:

– Действительно, Лейя, она же не по углам, она же на чердаке! Я порычала, погрызла одеяло и заснула в бессильной злобе. Проснулась я за полдень под дикий крик:

– Подпирайте лавкой, лавкой!

Трактирщик визжал по-бабьи:

– Я же топоры на улице оставил!

Алия орала:

– Откройте дверь, я их порубаю!

Дюжина голосов вопила:

– Вали ее, дверь закрывай!

Аэрон с достоинством урлакского лорда призывал всех к спокойствию, а Велий, сатанея, кричал:

– Сиятельный, да угомони же ты эту идиотку!

Идиоткой, судя по визгу, была Лейя, нарезающая круги по трактиру и опрокидывающая мебель.

– Всех поубиваю! – орал Зоря. – Где моя волшебная палица?

Я высунулась в окно и поняла причину волнений: вокруг трактира топотали кони, орали люди, сначала я перепугалась, решив, что на Макеевку напали разбойники. Больно уж все это походило на то, как грабили мое село. Те же рожи, те же сабли, тот же залихватский мат и свист. Но стоило одному из налетчиков увидать меня в окне, как все разительно изменилось: бандиты попадали с коней в снег, стягивая шапки, я услышала их единодушный вздох облегчения:

– Вот она, демоница.

А самый кудлатый и большой, судя по всему, атаман, прослезился, утирая рожу рукавом:

– Хозяюшка, ну где ж ты столько пропадала? – плаксиво затянул он. – Еле отыскали.

Ветер дыхнул в мои окошки, и матерый сортирный запах проник в комнату. Тут я их и узнала. Кивнула и заметалась по комнате, вытаскивая из мешка одно из двух своих шикарных платьев ярко-алого цвета. В Подземном царстве, убегая, я оторвала веточку цветущей липы, теперь она превратилась в изумительную золотую брошь. Разодрала расческой свои волосы, досадуя, что платье немного помято. Задрала нос и с царственным видом покинула комнату.

Внизу, в общем зале кипели сумасшедшие страсти – одни строили баррикаду, другие ее разрушали, требуя подать им разбойников на золотом блюде! Весь людской водоворот почему-то крутился вокруг Велия. Я, чтобы привлечь к себе внимание, подобрала с пола потерянную кем-то тапку и запулила в мага. На меня сразу уставились десятки глаз, так что я смогла с королевским видом, независимо и достойно спустившись до середины лестницы, остановиться, выставив вперед одну ножку, и, красиво опершись на перила, небрежно обронить:

– Ко мне сегодня разбойники должны были приехать. Никто не видел?

И испугалась – до того грозная наступила тишина, – быстро сделала пальчиками, и дверь открылась наружу вместе с баррикадой. Снаружи радостные, как дети у горы пряников, стояли на коленях разбойники, завывая на разные голоса:

– Госпожа демоница, пощадите!

В звенящей тишине я прошла к ним, атаман чуть ли не на пузе быстро-быстро приблизился к порогу, протягивая мне что-то завернутое в бархат и тряся мешочком, из которого слышался золотой звон.

– А это еще зачем? – спросила я, приподняв бровки.

– А как же? – весело разинул рот атаман. – Вы же дверку вышибли, потратились. Да и с народом гульнуть, отметить приобретение надобно! – И он полез целовать мне ножки.

– Но-но, не шали! – смущенно сказала я, переступая с ноги на ногу.

– Не-э! – заорало сорок глоток. – Мы больше не шалим!

– Ну тогда и писать против ветра не будете, – успокоила я их, и всю банду как ветром сдуло, только в конце улицы слышался конский топот и ржание. Все в той же тишине я повернула обратно, высыпала золотые из мешочка трактирщику в ладонь и произнесла:

– Это на новую дверь и пусть люди угостятся, напряжение снимут. Едва я успела запереть дверь комнаты, как в нее стали ломиться друзья, причем громче всех и страшнее орал почему-то мой «женишок».

– Чего вам?

– Открывай, рыжая, убивать будем! – ревел все тот же Аэрон, а Алия сладенько пела:

– Верея, открой, пожалуйста, поговорить надо.

– Хозяйка, мне их поскидывать или как? – пробубнил Зоря.

Послышался грохот, и я поняла, что моего вора самого выбросили на лестницу. Я приоткрыла дверь, меня тут же ухватили за шкирку, и я безвольно повисла в руках Велия.

– Ну и что это значит? – спросил он, за ним ворвались в комнату остальные, последней, цокая копытцами, появилась овечка.

– А это значит, что я могу вполне поехать одна по тракту! – ответила я.

– Скорей уж это значит, что тебя вообще на секунду нельзя одну оставлять! – выкрикнул маг, тряся меня. И мы уставились друг на друга, как кошка на собаку.

– Ну что, разобрались? – поинтересовался, появляясь на пороге, Зоря. – А то жрать охота!

– Да, действительно, – как-то сразу согласился Сиятельный и, предложив Лейе ручку, бесцеремонно вытолкал Аэрона за порог. – Эй! Я ее жених! – возмущался вампир, но его никто не слушал, тем более что Серый Волк тоже хотел пообедать.

– Еще раз спрашиваю, что все это значит? – повторил маг, когда мы остались одни. Носком сапога он развернул бархат и прочитал название книги – «Волшебные превращения».

Обидно будет, если это именно та книга, которая нужна Гомункулу. Мы скосили глаза на первую страницу, где по-миренски красивыми буквами в завитках было написано: «Славно потрудившись на своем участке, вы собрали богатый урожай ягод, плодов и овощей. А также у вас богатый приплод скота и птицы. Эта книга предлагает большой выбор приготовления домашних блюд из свежих продуктов и заготовок…» По мере чтения наши лица вытягивались, а Велий даже перечитал введение два раза, после чего неверяще уставился на меня. Я зарделась и непринужденно пропела:

– А что? Я думаю о будущем! Я тоже хочу семью, садик, огородик, уточек… – и смущенно заскребла носком сапога по полу. А Велий бессильно опустил руки и пробормотал, что, если бы от битья была хоть какая-то польза, он порол бы меня днем и ночью.

– Правды от тебя конечно же не добиться.

Я сделала самое честное лицо, какое только сумела. Маг безнадежно махнул рукой:

– Пойдем завтракать.

– А может, нам сюда принесут? – поинтересовалась я.

– Что, стыдно людям в глаза смотреть? – обрадовался Велий. Я задрала нос, фыркнула и хотела прошествовать мимо него, но он, мягко обхватив за талию, усадил на кровать и положил на колени книжку: Читай, домохозяйка. – А сам позвонил в колокольчик

Востроносый мальчишка-половой тут же заглянул к нам в дверь, и Велий распорядился принести завтрак Никогда у меня не было такого завтрака. Велий вел себя ну прямо как змей-искуситель, одновременно соблазняя и пытаясь вытянуть сведения. А я на его вкрадчивые вопросы невинно хлопала глазками и вообще имела вид целомудренной монашки, которой домогается сластолюбец.

Книга? Какая книга?! Ах, с пляшущими человечками? Так это мы с Индриком летали на северное сияние посмотреть. Встретили шамана. Я говорю, привет, шаман! А он: привет, Верея, хочешь книжку почитать? Ну не могла же я обидеть человека!

Ключи? Какие ключи?! Ах, те девять? Так я сестрицу свою Грушку встретила, а она мне говорит, хочешь ключики заветные поносить? Ну не могла же я обидеть сестрицу! А то, что по ходу дела полцарства разрушили, так это дело семейное и магам нечего в него лезть.

Разбойники? Какие разбойники?! Ах, эти? Так мне Маргобин рецептик обещал потрясающе вкусного паштета дать. Самой-то все времени не было зайти, ну и попросила отзывчивых ребятушек книжечку принести. Они и постарались. Что? В этой книге нет паштетов?! Вот досада, ошибся некромант, придется опять разбойников просить, чтобы еще раз к нему съездили.

Велий потешался над моими ответами, смеясь, тряс головой и пытался зачитывать вслух некоторые рецептики из моей новой книги, полное название которой оказалось «Волшебные превращения продуктов».

Пару раз он выскакивал за дверь и возвращался с какими-нибудь вкусностями, ну, например, лед со сливками и соком, рассказывал всякие смешные истории и, конечно, много врал про себя, но так смешно и интересно, что я не стала напоминать про Аэронову болезнь. Кончилось тем, что незаметно настали сумерки. И тут я спохватилась, сообразив, что за это время нас никто не побеспокоил, выскочила из комнаты, пискнув, что я нечисть и мне надо, спустилась в большой зал, снова поднялась, пробежалась по комнатам и поняла, что во всем трактире нет никого из друзей, кроме пьяного Зори, который в центре большой толпы покачивался, растопырив руки, как дуб-великан, и рассказывал:

– Этому – хрясь! Этому – на!

Я повисла на нем, тряся и требуя ответа:

– Куда все подевались? – хотя уже догадывалась, что произошло.

– Хозяйка! – обрадовался Зоря, представляя меня честной публике, и, махнув ручищей на двери, объяснил: – Уехали все, приветы передавали и велели не скучать!

– Что ж ты! – тряхнула я его за рубаху. – Предупреждать же надо!

– Дак это, – Зоря скосился на немалую бочку пива, – господин Велий велел не беспокоить.

– Что?! – Я задохнулась от возмущения и негодования, отцепилась от Зори и злой кошкой кинулась наверх.

Увидев мое взбешенное лицо, Велий поспешно закрыл дверь.

– Открывай, подлец! – Я бабахнула в дверь, повторяя все утренние выражения Аэрона: – Убивать буду! – потом вспомнила, как уговаривала меня Алия, и пропела: – Велий, открой, поговорить надо.

– Кто там? – строил дурачка Велий.

– Ты зачем Зорю споил? – шипела я в щель, оглядываясь на снующую по коридору прислугу, которая с интересом прислушивалась к нашей беседе. Цокая копытами, из соседней комнаты выглянула овечка, сонно вытаращилась на меня, умудренно кивнула головой:

– Милуетесь? Ну-ну. – И, цапнув за подол пробегающую служанку, поинтересовалась, нальют ли постоялице молока.

Мне стало неудобно, я обиженно стукнула в дверь:

– Велий, ну открой уже.

– Да я и не закрывался. Она в другую сторону открывается, – сказал Велий. Я недоверчиво потянула дверь на себя, она действительно открылась.

– Какой ты! – Я постаралась сделать злую мину. – Двоедушник и есть!

А он улыбался, сидя на кровати, и смотрел, как кот на сметану.

Я погрозила пальцем:

– Даже не думай! – и, задрав нос, ушла к овечке, которая довольно хлюпала молоком в миске.

Но права была Алия, которая до встречи с Серым Волком уверяла, что мужики – это сущие бестии, которым сунь в рот только палец – они всю руку оттяпают. Все равно кончилось тем, что мы полночи до одурения целовались, а потом так и уснули в обнимку на одной кровати у нас в комнате.

Утром я потихоньку выбралась из-под рук Велия, торопливо, стараясь не дышать, схватила свой мешок и выскользнула из комнаты.

Зоря мутными с похмелья глазами смотрел на серую предрассветную мглу, недовольно интересуясь: чего это мы в такую рань? Отоспавшаяся овечка радостно семенила по снежку, напевая: «Травушка-муравушка, зелененькая!»

А я цыкала на них, боясь разбудить Велия, который всенепременно кинется в погоню. Мы не торопясь прошли вдоль просыпающейся Макеевки, и идти нам по Миренскому тракту было еще верст сто, а то и двести.

– Слышь, овца, а тебя вообще как зовут? – зевая, спросил Зоря.

– Сам ты баран! – ответила, на ходу хрупая белым снежком, овечка. – А имени у меня никакого нет, всю жизнь была овечка, ею надеюсь и помереть!

Зоря поводил глазами и спросил:

– А ты меня сможешь на себе довезти?

– Если только положить тебя на бок да копытами под бока подпинывать, – ехидно ответила овечка.

– Да, – пришел к выводу Зоря, – бесполезное ты в хозяйстве животное, ни молока с тебя, ни мяса. А по весне еще и стричь потребуется, чтобы не потела.

– Еще чего! – возмутилась овечка. – Меня вычесывать положено. Из вычесок нитку прясть, из нитки клубок мотать.

– Для чего это? – сразу встрепенулась я.

– Сказки читать надо. Куда клубочек покатится…

– Там и смерть Кощеева, – закончил Зоря.

Овечка фыркнула и заявила, что все богатыри – полудурки, а этот так и вовсе дурак Зоря обиделся и замолчал.

– Куда хочешь, туда и приведет, кого хочешь, того и найдешь, – продолжала овечка, а я решила срочно обзавестись гребешками.

Мы давно уже прошли околицу и теперь шагали среди высоких елей, покрытые инеем лапы медленно качались на ветру, будто танцевали. Овечке нравилось, мне тоже. Зоря топал и топал, как битюг, впряженный в телегу, равнодушный ко всему. Однако первым заметил странный костерок на обочине.

Летом там был чей-то покос, а теперь посреди полянки сложили шалашиком бревна и запалили их.

– Смотри-ка, хозяйка, – удивился Зоря, – вроде и Святки прошли, а эти все колядуют. А личины-то какие у них страховидные! – И, набрав побольше воздуху в грудь, он заорал: – Э-ге-гей! Люди добрые, не запозднились ли с праздничком?

От костра вдруг выскочила ну настоящая снегурочка, заплясала вокруг Зори:

– Подай блина, подай пирога, а не станешь давать – буду пугать! – и сорвала с себя шапку. Зоря взревел и шлепнулся на снег, потому что в лицо ему зашипели змеи.

– Тетка Горгония! – укоризненно проговорила я. – А я считала тебя очень серьезной!

– А что? – поинтересовалась та.

– К-кто это?! – спросил Зоря, тыкая пальцем в Горгонию.

– Во-первых, неприлично разговаривать с женщинами сидя, а во-вторых, тыкать в них пальцем.

Но я не дала своего великана в обиду, взяла его за шкирку и представила ему всех своих родственников. Последним прискакал Индрик, он пел и шел вприсядку вокруг костра, мешая грустным амба жарить мясо на палочке. И пока Зоря приходил в себя, я со всеми перецеловалась, переобнималась. Еле отбилась от Васьки, которого суровый Карыч накануне учил вытаскивать медведей из берлог, чтобы в суровые зимы не умереть от голода, если вдруг с ним, старым, что-нибудь случится и он не сумеет прокормить маленького. Овечка, к моему удивлению, оказалась жуткой кокеткой, и стоило ей заприметить Индрика, как она стала ему тут же строить глазки. Крылатый по-мужицки всхрапнул и как-то так глянул, что я сразу поняла – мне от него и в поселке не отбиться будет, так и станет таскаться за нами, пугая народ. Березина взяла меня за руки, усадила на бревнышко и потребовала:

– Ну, рассказывай!

Два раза меня упрашивать не пришлось, я честно рассказала о своих приключениях в Подземном царстве, даже ключики показала. Нечисть завороженно смотрела на связку на цепочке.

– Вот этот был мой. – Анчутка ткнул в тот, у которого головка была в виде льва. Все закивали, Карыч тоже сунулся, встопорщив перья, а потом отвернулся.

– Что, забирать будете? – спросила я.

Но тетки и дядьки завозражали, дескать, они и одним разом сыты по уши, хотя и восхитились моей наглостью.

– Так этим змееголовым и надо!

– А что Яга? – поинтересовался Карыч. – Все такая же вредная?

– И краси-ивая! – проблеяла овечка и, несмотря на цыканья ворона, запрыгала вокруг него, напевая: – Тили-тили, тесто, жених и невеста!

А я сообразила, что не знаю еще одну интересную историю. Незаметно наша встреча перешла в пирушку. Древние, в кои-то веки выбравшись из Заветного леса, радовались как дети, откуда-то появилось и вино, и сласти, и уже начались разговоры про Златоград и Мирену, как вдруг деревья затрещали, зашатались и на поляну вышел похожий на кряжистый пень подручный местного лешего – Блудень.

– Тут какой-то колдунишка вокруг вас все рысит, я уж устал ему следы путать, так и норовит к вам, – проскрипел он.

– Черноволосый такой? Глазки серенькие? – поинтересовалась Я. – А-а, это к нам, к нам.

– Гнать его в шею! – спохватился Индрик и почему-то стал обнюхивать меня, шумно втягивая воздух. Я вспомнила, как пряталась от рватня, и сунула ему кулак в ноздрю. Пока он отфыркивался, на дороге появился мохноногий конь Велия.

Судя по выражению лица, маг был в бешенстве, но мои родственники так приветливо улыбались, что, оценив количество и качество клыков, он решил ограничиться только недовольным взглядом в мою сторону. Зато Зоря обрадовался ему как родному, потрясая кувшином, без слов намекнул, что его тут спаивает нечисть, но он героически сопротивляется, и вообще неизвестно, зачем его сюда притащили, может, и кушать собираются. Велий спрыгнул с коня и, поздоровавшись со всеми, буркнул мне на ходу:

– Всю жизнь от меня бегать собираешься?

– Не обижайтесь на нее, – сказала, усаживая его рядом со мной на бревно, Березина, – но на этот раз, мне кажется, Верея абсолютно права.

– И вам не стоит бросать своего крылатого друга, – влезла в разговор Горгония.

– А за Вереей мы сами присмотрим, – заверил Анчутка.

– Упр-равимся, – каркнул Карыч.

Велию сунули в руки мясо и вино.

– Успела уже всех уговорить, – проворчал маг, принимаясь за угощение. Васька стал яростно вылизывать уши Велия, под его напором Велий размяк, перестал хмуриться, успокоившись, что если уж за мной будет следить вся нечисть из Заветного леса, то мне вряд ли что-то грозит. Хотя я не думала, что буду гулять в такой большой компании. Велий поинтересовался:

– А вы сами моровую деву не чувствуете?

Анчутка отрицательно покачал головой.

– Значит, ее в самом деле какая-то ведьма укрывает, – вздохнул Велий. – Нет для человека врага хуже самого человека.

– Вот и я о том же! – встрял Индрик. – Говорю, оставьте вы их, сами друг друга перебьют, так нет, лезут, помогают, встревают.

Все посмотрели на него осуждающе, конь смутился:

– А я чего? Я ничего, – и ускакал к овечке.

Попрощались мы, когда на небе уже мигали звездочки. Индрик и Зоря сорок раз успели поклясться Велию, что глаз с меня не спустят, только тогда он меня рискнул оставить одну и то полдороги вздыхал так, будто не чаял боле живой увидеть, а под конец чмокнул в губы, и у Индрика, видевшего это, чуть не остановилось сердце:

– Испортит девку! – подавился он и стал меня подпихивать к дороге, злобно зыркая на мага.

От Макеевки до села Раздольное пешком было три дня, а на Индрике пять минут лету, только мы не знали, что делать с Зорей. Везти на себе двухметрового детину овечка наотрез отказалась, объяснив, что такой богатырь не вяжется с ее образом хрупкой барышни, при этом хлопала ресничками и косилась в сторону Индрика. А летучий конь заявил, что он отродясь мужиков не возил и возить не собирается!

– Пусть он своим ходом догоняет! – предложил «добрый» Индрик, но тут уже Зоря взревел белугой, сгреб меня в охапку, чуть не раздавив, и зачастил, что ему поручили за мной присматривать и он от меня ни ногой. Я, беспомощно вися в его ручищах, позавидовала Алие, есть у ней Серый Волк, и никаких тебе лишних попутчиков! И как у меня получается все время находить себе каких-то провожатых, которые висят гирями на ногах и только задерживают. Вот если бы Зоря сам мог так бегать! И я опустила взгляд на его стоптанные сапоги.

И вдруг Зорян замер, словно прислушиваясь к чему-то в себе, а потом по-дурацки вскинул левую ногу, правую ногу, как будто собрался пойти вприсядку, побледнел и неожиданно скакнул кузнечиком на дюжину шагов. Я завизжала:

– Выпусти меня! – испугавшись, что детина так и упрыгает со мной в лапищах неизвестно куда. Парень с перепугу выпустил меня, едва успев жалобно пискнуть:

– Хозяйка! – и в тот же миг припустил по дороге, да так лихо, что в мгновение ока скрылся с глаз.

– Бесноватый! – обрадовался Индрик, а я, подхватившись, вскочила на коня и, шлепнув его промеж ушей, закричала:

– А ну за ним!

Единорог, махнув крылами, легко взвился над лесом и дорогой.

Сверху нам было видно, как Зоря семимильными шагами бежит к Раздольному наперегонки с овечкой, размахивая руками и вопя, что он тут ни при чем.

– Но-оги не-эсут! – металось меж стволами эхо. А встречные купцы осеняли себя защитными знаками, долго и пугливо вглядываясь в поднятую вором-бегуном поземку.

Лишь на околице поселка богатырь догадался, раскинув руки, свернуть с дороги на сенокос, где стояли еще не пущенные на прокорм скотине стога. Сено клубами взметнулось вверх, а он, вспахав носом целину, остановился, задрав ноги кверху. Овечка радостно прыгала вокруг него, а великан кряхтел и ворочался в снегу, хватая широко открытым ртом морозный воздух.

– Ишь, скороход какой! – Индрик обнюхал исходящего паром Зорю. – А все прибеднялся, спрашивал: на ком поеду? На ком я поеду? Захребетник!

Чуть не рыдая, Зорян присел, ноги его предательски дрожали.

– Четыре села насквозь пролетел, даже глазом моргнуть не успел! Хорошо, овца сказала тормозить!

– Дурачо-ок! – веселилась вовсю овца, а я подозрительно уставилась на его сапоги, велела:

– А ну снимай! – и, почувствовав, как они дрожат у меня в руках, словно рвутся в дорогу, поняла, что загубила парню обувку.

– Как же я теперь босиком-то? – жалостливо спросил детинушка, когда я объяснила, откуда взялась такая прыть у его сапог.

– Надевай обратно, нам не жалко! – тут же предложил Индрик, но Зорька замотал головой, а потом вдруг просиял:

– Вы мне портянки из сапог выньте.

Я молча протянула ему сапоги, потому как душок шел от них такой, что глаза резало. Споро намотав тряпки на ноги и повесив сапоги на плечо, детина заулыбался, а выйдя на дорогу, еще и скакнул выше своего роста.

– Во как я сейчас могу!

Мы с овечкой с усмешкой переглянулись, после чего овечка произнесла:

– Про сапоги-скороходы я слыхала, а вот портянки-прыгуны первый раз вижу!

Зоря, хоть и шел на полусогнутых, важно надулся и, с уважением глядя на меня, произнес:

– А вы, хозяйка, ничего, с вами совсем человеком стать можно! Вот добуду еще себе меч-кладенец, отправлюсь в Княжев-Северский, стану первым воеводою.

– Сапоги сдашь по описи! – рявкнул Индрик, Зоря присел, но, судя по глазам, мечтать не прекратил.

Постоялый двор встретил нас привычным гулом и рассказами о чудесах, которые стали твориться последнее время на Засеках.

– Истинно, истинно говорю, – надрывался косматый старичок, грядет день последней битвы.

– Чума гуляет, – гудели по углам дровосеки и углежоги.

– А колдуны-то, колдуны, так и рыщут! – делали страшные глаза служанки-разносчицы.

– Из Урлака целую армию прислали, – делился секретом дородный купчина. – На старом промысловом тракте сам видал.

И тут на подворье заголосили, а я, едва добравшись до трактирщика, шлепнула себя по лбу и, обернувшись, сразу всем объявила:

– Там на дворе конь крылатый и овечка говорящая – мои, трогать не сметь! – и, досадуя, что компания Индрика теперь дорого мне будет обходиться, выложила на прилавок золотой со словами: Дайте им то, что попросят. Только девиц туда не пускайте.

– Все будет сделано, как вы скажете, госпожа архиведьма! – чуть не в пол ткнулся головой трактирщик.

Я заказала нам с Зорей ужин и комнату, а заодно попросила, чтобы мне нарисовали карту с ближайшими хуторами, как рисовал на лесопилке Дормидонт. Очень скоро все Раздольное знало, что к ним заявилась из столицы инспекция с проверкой.

– А великана-то с ней видали, – шептались, перебегая от столика к столику, – сущий волот! Тайный богатырь из столицы, говорят!

– Это ж Зоря! – удивленно пучили глаза другие.

– А-а, Зоря – тайный богатырь?! А как дурачком прикидывался!

Я повелела «тайному богатырю» сидеть в комнате, опасаясь, что он опять напьется и запугает народ окончательно своими россказнями, но стоило мне с трактирщиком отвлечься, обсуждая, куда пойти в первую очередь, как Зоря тишком выскользнул, и над трактиром понеслось:

– Этому – на! Тому – хрясь!

Грозить кулаком было бесполезно, Зоря токовал, как глухарь.

Я махнула рукой и смирилась, решив, что завтра заставлю его бегать кругами вокруг Раздольного.

Разложив свои вещи на кровати, я открыла тетрадку, полюбовалась морозными узорами на окне и решила, что спать мне совсем не хочется, в крайнем случае – завтра подольше посплю. Следующим архивным должником был…

Молодой менестрель робко взял первый аккорд и, боясь запутаться в словах только что рожденной песни, начал:

 
Флейту возьми и песню сыграй про то, как богиня спасла наш край.
Черные альвы, волна за волной, шли в атаку на Холм Золотой.
Крепость стояла, из года в год ее защищал златокудрый народ.
Гибли герои, и вскоре Принц остался один у дальних границ.
Юный и гордый, на белом коне, ждал он врага на зеленом холме,
Плача о том, что крепость падет, ведь враг за волною волной идет.
И вот небеса он стал умолять, сказал, что все им готов отдать,
Лишь бы выстоял Холм Золотой и птицы пели в садах весной.
И небо услышало, в тишине спустилась богиня на белом коне.
Сказала: «Мне жизнь твоя не нужна. Лишь книга стихов и бокал вина.
А черные альвы теперь не страшны, я наложу печать на Холмы.
Отныне станет заветной страной зеленый дол и Холм Золотой.
Пусть не ведают зла войны стихами платящие дань Холмы!»
 

Юноша замолк, ожидая слов сурового наставника, а тот долго молчал, понимая, что лучшие стихи о небывалом событии сложат не раньше чем через тысячу лет. По-новому переосмыслив, почему бессмертная богиня вдруг снизошла к мольбам последнего принца и в чем была причина ее поступка. И конечно, менестрели будут врать, одни уверяя, что она так любила стихи барда Лионеля, что спасла его страну. Другие, что она любила самого Лионеля и всю жизнь переживала из-за того, что не спасла самого Лионеля. Третьи скажут, что на самом деле она была влюблена в последнего принца, а стихи взяла просто так, для отвода глаз. Ну а четвертые и вовсе соврут, что она мучилась с похмелья, поэтому и попросила сначала выпить, а потом стихов. Об одном не смогут соврать менестрели: о том, что огневолосая зачаровала край, спасая его от войны. И стал он для всего эльфийского народа священным, потаенным.

Ухнув с заоблачных высот на постоялый двор, Индрик едва не переломал себе ноги, завалился в грязный, затоптанный снег и даже закатил глаза, намекая, что отдаст сейчас богам душу. Я еле успела соскочить с него. Овечка, увидев наше грандиозное падение, запрыгала вокруг единорога, тревожно блея, и даже, как показалось мне, побледнела.

– Я выжат, как миренский лимон! – простонал Индрик, судорожно вытягивая крылья. Я дернула его за хвост, обозвав притворщиком, в ответ на что единорог вскочил на ноги и заявил, что сотворил небывалое или, во всяком случае, давно не виданное.

– Ой, невиданное! – захохотала я. – Купи слона за деньги наоборот прочитал!

А единорог совершенно как Велий поправил меня: