Текст книги "Особо одарённая особа. Дилогия."

Автор книги: Мария Вересень

– Ты чего? – Сивка подозрительно замер на полуслове. – С ума сошла?

Я, зажимая рот ладонью и все равно пища, так что воздух выходил через уши, еле сумела выдавить:

– Мы сперли учебник по истории.

Сивка недоверчиво подошел и потребовал полистать, трясясь от смеха, я все-таки сумела перевернуть несколько страниц перед его мордой. Сивка фыркнул и посмотрел на меня с отеческой лаской:

– Нет, все-таки Карыч был неправ, он тебе точно карму испортил, окрестив дурой. – Конь небрежно копытом захлопнул книгу. – Ты о чем думала, когда ее открывала?

– Ну… – я запнулась, – о том, что в этой книге все описано от сотворения мира.

– А теперь подумай о чем-нибудь другом, – попросил меня Сивка. – Ты вообще для чего эту книгу воровала?

– Я ее не воровала, а взяла посмотреть, – пробурчала я. Думала я о Велии, но не при Сивке же говорить. Поэтому я сказала: – Хотела узнать судьбу Гомункулуса, долго ли ему в крысином образе ходить.

Сивка всей своей мордой показал, что не верит мне ни на грош, но тем не менее шаркнул копытом, раскрывая передо мной фолиант.

И, о чудо! Ни о какой истории там ни слова не было, зато на полкниги вся жизнь крыса в картинках и с подробными комментариями! Крыс в фас, крыс в профиль, крыс, ворующий у Рогача морковь, крыс, пугающий нас в коридоре, самодовольный крыс с архоном и, наконец, крыс в натуральную величину, задумчиво морщащий лоб, стоя на ступенях архива, с комментарием: «И в миг сей сжалось тревожно сердце, словно от предчувствия, что кто-то из Великих держит судьбу твою в руках, решая…»

– И что? – уставилась я на Сивку, а тот загадочно подмигнул. – Что?! – взъерепенилась я.

– Пиши.

– Что пиши? Куда пиши? Туда?

– Туда, туда.

– А мне и не чем. – Я стала отодвигать книгу, уже догадываясь, почему чернила красные.

– Тогда какого мы ее крали?! – заорал конь. – А ну, быстро пиши! – И он прижал уши, недвусмысленно скалясь. Я взвизгнула, выхватила из кошеля на поясе иголку и, морщась от омерзения, ткнула ее в палец, вскрикнув от боли. Затем подняла с земли щепочку и, собравшись с духом, как на экзамене, начала быстро писать.

– Грянулся он оземь и стал писаным красавцем. Ручищи – во! Ножищи – во! Росту высокого, в общем, добрым молодцем. И друг его – алхимикус знатным мужчиною обернулся, а не пауком сумасшедшим. – Все! – выдохнула я, и в тот же миг книга сама собой подпрыгнула над землей на локоть, окуталась золотым сиянием и снова шлепнулась мне на колени, раскрывшись. Я онемела от восторга, такой красавец на меня глянул с разворота: – Велий! – завизжала я истошно. – Я хочу про Велия! – Но не успела я врыться в страницы, как конь осторожно наступил мне на руку. – Ой! Не мешай! – закричала я, отталкивая его копыто, но приставала упорно наваливался на меня, многозначительно кашляя. – Да чего тебе?! – не выдержала я и осеклась.

Оказывается, уже и буря улеглась за это время, и ветер стих, и добрые родственники камень, которым мы вход заперли, отодвинули. И теперь в нашу пещеру заглядывала с неподдельным интересом здоровенная собака с золотыми глазами и ослепительно белыми крыльями.

– Здрасти, – выдавила я. – А мы книжечку читаем.

Собака понятливо кивнула головой и сделала движение, как бы говоря: а ну пойди сюда, голуба. Я попробовала помотать головой, мол, не могу, занята, придите попозже, но двуличный Сивка поддел меня носом и так подпихнул вперед, что я вылетела из пещеры раньше, чем успела возмутиться, а вылетев, зажмурилась. И неудивительно, не каждый день увидишь всех обитателей Ирия.

Громовик осуждающе смотрел мимо меня на оробевшего Сивку– Бурку, а в Любаве я что-то никакой любви не заметила, с такими глазами противницам космы выдирают. Богатыри-ветры оттерли всех обитателей Заветного леса от меня подальше, и только Хорс смотрел на меня без явной враждебности. Стоило ему выйти из тени на свет, и собачья личина сползла с него, так что ко мне он подошел видным мужчиной. И, ни слова не говоря, забрал книгу, хотя я держалась за нее цепко. Перелистал ее, хмыкнул, показал что-то остальным и, глянув на меня с каким-то непонятным выражением, собрался было что-то сказать, но я так умоляюще на него смотрела, что злого слова не нашлось. Зато когда он нашел взглядом Карыча, ворон опасливо прижался к земле, как ученые вороны на острове у Лихо. И уж ему было высказано все! Что нельзя ребенка называть дурой; что если ребенка называть дурой, то она и будет дурой; что если у нее даже семь пядей во лбу, а кроме дуры она день за днем ничего не слышит, то в конце концов и творить будет одну дурь!

– Я не дура! – обиженно взвыла я, отвлекая небожителей и Древних от семейной склоки, и услышала в ответ обидный смех собравшихся.

Соленый океан остался позади, но его дыхание еще чувствовалось в порывах ветра, качавшего сосновый лес. Мы с Велием сидели на важно вышагивающем Индрике, а справа рысил Сивка-Бурка с Громовиком на спине, рассказывая о бурной своей молодости.

– И вот летим мы мирового змия на ум наставлять. Я ему… – Сивка покосился на седока, – и говорю: а ты молот свой дома не забыл? А он с похмелья такой весь мутный, какой, говорит, молот? Отламывает скалу и хрясь, хрясь змия по голове!

Косматый Громовик только молча диву давался, хмыкал в бороду, слушая такое свое жизнеописание. Аэрон, ехавший слева от нас на безразличном к присутствию богов драконе, таял от благоговения.

Тракт к острову Буяну был широк до чрезвычайности. Оказывается, соседствующие с Лихом королевства из года в год на нее войной ходили, подозревая в моей родственнице какое-то невиданное чудище великой силы, а стало быть, и огромных богатств.

– Ну ты, Верелея, даешь! – шептал мне на ухо Велий. – Первый раз видел, чтобы богов так честили в их же присутствии.

Я чувствовала, как у меня огнем горят уши, и понимала, что перегнула палку, но уж больно рассердил меня этот всеобщий смех! И я им в красках и телодвижениях показала все, что я, захоти только, могла бы с ними сделать, пока в моих руках находилась книга, если б такой доброй не была, если б родственников не любила, если б характер у меня не был золотой! И остановило меня лишь многозначительное молчание как раз в тот миг, когда я собиралась изобразить муки и стоны умирающего Хорса.

После этого я все-таки была схвачена и не больно, но крайне обидно порота Карычем и Анчуткой. Самое обидное, что Березина в это время меня отчитывала, а Горгония и Коровья Смерть дергали за уши. И только Индрик трусливо прятал глаза в отличие от благородного Васьки, грозившего испепелить всех взглядом. Но василиску надели на голову мешок Сейчас он бежал где-то впереди и пугал местную живность.

В качестве наказания нас с Сивкой заставили отнести проклятую книгу обратно на остров к Лиху. Я всю дорогу пыталась все-таки открыть ее, чтобы хоть одним глазком прочесть что-нибудь про Велия, но Громовик каждый раз предупредительно кряхтел, улыбаясь в усы, а потом и просто откровенно потешался, когда мы с Сивкой лезли на дуб укладывать наследство Всетворца обратно в сундук Я не удержалась высказала-таки Лихо претензию:

– И что было притворяться одинокой и брошенной, если к тебе соседние королевства с войском наведывались?

Она невинно моргнула своим белым глазом, и я чуть не навернулась с Сивки. Так все и утряслось. Книгу оставили под присмотром стража, которому она даром не нужна, потому что все знали, что невезучая Лихо на дуб по доброй воле не полезет. А меня обещали пороть каждый день для профилактики, пока я не поумнею. Стоило Громовику покинуть нас, как прямо на дороге раскрылся вход в Заветный лес через те самые зеркала, которые я сотворила в капище, и облегченно вздохнувший вампир завел песню:

 
Капля по капле точится гора,
Минута за минутою, ну вот, и ночь прошла.
Шаг за шагом, в дороге целый день,
Зима на смену лету, и вот ты старый пень!
Голова твоя седа, полным-полно морщин,
Мутные глаза и зуб через один.
Ну как ты прожил жизнь, а ну-ка расскажи,
Людям откровения полезны для души.
 
 
Ножка за ножку гуляет старый черт,
Птички чирикают, солнышко печет,
Сядет на пригорке, поглядит вокруг,
А может вдруг случиться, что заедет старый друг:
Седая голова, полным-полно морщин,
Мутные глаза и зуб через один.
Ну как ты прожил жизнь, приятель, расскажи,
И нелюдям посплетничать полезно для души.
Хе-хей!
 

Я шмыгнула носом и сделала пальчиками всем, кто меня ждал. Даже амба радостно потирали ручки.

– Пороть я не дамся, – предупредила я, вцепляясь в перья Индрика.

– Дашься, дашься, – сказал Анчутка.

– Это она еще Вука не видала, – объяснил рогатому Карыч. – Сама бы зад подставила, лишь бы мы его к ней не пускали.

– Что Вук, – подпустила яду Горгония, – вот Гомункул в гости рвется, ручищи – во! Ножищи – во! Подвальный!

Целый месяц после этого события в Школе царило затишье, какое всегда случается после сильной бури, когда людям становится не до склок и всех мучает только одна забота – как собрать уцелевшее. Я шмыгала из комнаты в класс и сразу же обратно в комнату, стараясь никому не попадаться на глаза и никого лишний раз не раздражать. По Школе ползли нервные шепотки. Правды о книге и острове Буяне никто, конечно, не знал, но все в один голос уверяли, что сотворила я нечто ужасное, просто из ряда вон! Настолько жуткое, что боги даже не смогли сразу придумать, как меня казнить, но обязательно сообразят и не сегодня завтра мне не поздоровится.

Все обитатели Школы были так увлечены слежкой за мной, что пропустили превращение Гомункула в добра молодца. А глянуть было на что!

Я собственным глазам не поверила, когда этот верзила возник на пороге нашей комнаты. Пригнулся, проходя в дверь, и все равно задел плечами косяки, сгреб меня в охапку одной рукой, а другой рукой замахнулся, чтобы шмякнуть сверху, постоял задумчиво, а потом разочарованно опустил на пол и вздохнул:

– Не могу маленьких обижать!

– Я же хотела как лучше! Ты же сам говорил: «Ручищи – во! Ножищи – во!»

– Как я жить-то теперь буду, идолица? – Он ударил себя в грудь. – Я ж в подвал не влезаю! У Рогача теперь и ложку серебряную не сопрешь! За версту меня видно. А еда? – Он порылся в карманах и вынул бутыль зеленого стекла, посмотрел ее на свет и осушил одним махом. – Вот! – Крыс осуждающе глянул на меня, утираясь рукавом. – А раньше мне этого на неделю хватало. А про то, как я тут голяком по этажам бегал, после того как с лестницы сверзился, и вспоминать тошно. Хорошо хоть люди добрые одели в обносочки.

«Обносочки» на Гомункуле колом стояли от золотого шитья, и даже на сапогах был рисунок, сделанный золотым витым шнуром. Поняв, что бывший крыс просто-напросто прибедняется, я состроила серьезное лицо:

– Ну извини, не думала, что все так выйдет. Хотя… – Я призадумалась, а потом заулыбалась: – Пойдем к Велию, уж из человека-то крысу он в два счета сделает!

Крыс замахал ручищами, поднимая в нашей комнатенке ветер, и поспешно пригрозил, что если я его превращу обратно в крысу, то он придет ночью и все жилки на пакостных ручках перегрызет, чтобы неповадно было. В общем, Крыс еще долго жаловался на злодейку судьбу, а нам с каждым словом становилась все понятнее причина его страданий, которая на самом деле была удивительно проста – опамятовавшийся алхимикус заставил его работать, что для крысиной натуры Гомункула было просто невыносимо. И теперь он, сбегая из подвала, жаловался ученикам на нелегкую участь. А то сидел на крылечке Школы, благо с каждым днем становилось все теплее, и фантазировал на пару с Зорей, как вернется из Ирия Сивка-Бурка, как сядут они на него да поскачут во чисто поле, как начнут рубить головы злым ворогам и разбойникам, а люди их славить будут за это и кормить задарма.

Феофилакт Транквиллинович слушал эти речи и заранее бледнел, представляя, как один вор, а другой бездельник начинают людям добрые дела делать. А уж когда явившийся наконец в Школу Сивка, услышав такое предложение, сказал, что у него на примете есть даже одно царство, которое нужно срочно от злодеев освободить, загрузил обоих богатырей работой так, что они взвыли и о всякой ерунде думать перестали. Хотя Алия клялась, что пару раз видела, как ночью тайком в парк прокрадывался богатырский конь и из Мирены стали долетать слухи, что пошаливают на тамошних дорогах два брата-великана, придумавших обижать местных разбойников. Да не просто так, а с выдумкой: дождутся, пока разбойники караван ограбят, и тут же за грабеж отомстят. А куда золото девается, неизвестно.

Самое обидное, что лично мне с Сивкой-Буркой общаться запрещали или только в присутствии кого-нибудь из наставников, объясняя это тем, что я на него дурно влияю.

Одно счастье, что теперь не только Древние, но и боги так сильно стали доверять поднявшему суматоху Велию, что впрямую назначили его моим надзирателем. И теперь мы все вечера напролет донимали друг друга разговорами. Он меня пристрастно экзаменовал с учебниками в руках по демонографии, культурологии и обществоведению, а я все больше напирала на велиологию.

– Итак, – морщил лоб, не отрывая взгляда от страниц, Велий, – когда родился Илиодор-царь?

– За тысячу семьсот восемьдесят один год до рождения Велия, – ответила я, посчитав в уме.

– Неуд вам, ученица Верелея. Царь Илиодор родился на три года позже.

– Что?! – подскочила я, едва не опрокидывая подсвечник. – Тебе только двадцать два года?!

– А ты сколько думала? – удивленно уставился на меня маг.

– Я думала, что ты старше.

– Вот спасибо. – Он поклонился мне до земли. – Только старым хрычом меня и не называли!

– Нет, правда? – не унималась я. – Такой весь правильный и рассудительный в двадцать два года?

– У меня была очень суровая жизнь, – скорчил скорбную физиономию Велий. Я зарычала, требуя, чтобы он прекратил придуряться.

– Нет, я всегда думала, что ты старше нас.

– Кого это «нас»? – приподнял черную бровь Велий.

– Ну нас. Алии, Аэрона, Сиятельного…

Велий захохотал так, что чуть не упал со стула.

– Неуд тебе, ученица Верелея, по демонологии неуд, по обществоведению неуд, по работе со школьным социумом и общественно полезному труду тоже неуд! – Он утер выступившие на глаза слезы и поправился: – Нет, по общественно полезному труду это я погорячился, ты ж Гомункулу помогла книжки собрать, не одни же разрушения от тебя.

– А за остальные-то предметы почему неуд?! – возмутилась я.

Велий посмотрел на меня как на ребенка:

– Знаешь, Верелея, я не устаю тебе удивляться. Допустим, учителей ты не слушаешь принципиально, с этим я уже смирился, домашние задания не выполняешь, это тоже можно понять, сам не делал, но ведь ты была в Урлаке, хуже того, ты – «невеста» их лорда!

– И что? – набычилась я. Велий покачал головой, словно сам не верил, что может объяснять невесте вампира такие вещи:

– Ты детей в замке видела? Вообще кого-нибудь младше Аэрона видела?

– Аэрон – единственный сын у родителей. – Тут я вспомнила обстоятельства своей помолвки. – Да мне и некогда было! И невеста я липовая!

– Даже если б ты была настоящая, – отмахнулся Велий, – тебе все равно бы не показали. До совершеннолетия им просто не разрешают покидать детскую половину дома, а совершеннолетие наступает в пятьдесят. Так что нашему другу лорду этим летом пятьдесят четвертый наступает. Хотя полжизни он и провел в полусне.

Я вытаращилась так, словно меня по затылку стукнули колотушкой, пролепетав только:

– Не может быть! Я – то думала, что он молодой кобель, а он старый развратник! – и тут же сообразила, что меня дурят. – Врешь! – закричала я, подпрыгивая со стула. – Аэрон сам мне рассказывал, что в детстве играл с чужими детьми! – и осеклась, вспомнив, что обещала не болтать об этом с посторонними.

– Ага, – прищурился Велий, – а я-то считал, что вампиры это держат в строгой тайне.

– Что держат в строгой тайне? – спросила я, изображая дурочку.

– То, что у Аэрона проблемы, Конклаву магов известно, и вообще, давай закончим об этом, у тебя экзамены на носу. Знаешь, что директор сказал? Велел экзаменаторам рвать тебя как старый лапоть.

– Он и так половину зачетов обещался сам принимать, – пожаловалась я.

– Тем более, – буркнул Велий и, снова вперившись в учебник, забубнил: – Теперь выкладывай мне родословную этого самого Илиодора.

– Погоди, – упорствовала я, – а Сиятельному тогда сколько?

– С Сиятельным вообще трудно, – отмахнулся Велий.

– В каком смысле? – заинтересовалась я.

– Давай про Илиодора! – хлопнул по столу Велий. – Итак, Илиодор – сын…

– А кстати, чей ты сын? – перебила я его. – Я ведь вообще не знаю, какого ты роду-племени.

Велий закатил глаза:

– Верелея, прекрати ты эти глупости.

Но я состроила умильную мордашку, и маг сдался:

– Хорошо. Вопрос за вопрос. Ты отвечаешь мне, я тебе. Итак, Илиодор…

Я вздохнула и выпалила одним духом:

– Илиодор – сын царя Кориона, это по официальной версии, а по неофициальной считался сыном Солнца и возглавлял одно из племен, вторгшихся в Поречье, а именно то, которое, вторгшись в наши пределы, повернуло на юг. Считается основателем Златоградской империи. Хотя, на мой взгляд, и до него там было неплохо. Итак, Велий… – Я вопросительно уставилась на собеседника.

– Вересень, – вздохнул «наставник». – Верелея, ну ничего интересного, в самом деле.

– Уговор, – прорычала я, жалея, что он не согласится дать клятву на архоне, а то ведь и соврать может.

– Ну хорошо, хорошо, – видя мой решительный настрой, сдался маг. – Я уроженец Северска, больше того, из Княжева.

– О! Столичный житель! А родился, случаем, не в кремле великокняжеском?

– В трехстах шагах от Красных ворот, – не моргнув глазом ответил Велий и расхохотался, глядя на мое лицо. – А ты думала, я от нищей жизни квестором заделался?

– Нет, я думала, что ты за папу с мамой всем мстишь, – брякнула я, не подумав, и тут же прикусила язык, увидев, как он погрустнел. – Извини.

– Да ничего страшного. Вересени всегда были квесторами. В Конклаве тоже есть свои направления, так вот мой дядя Лунь Вересень возглавляет орден квесторов Конклава, и мать моя была чаровница, оттого они и оказались в Мирене.

– Так это не Лонгин на них напал, – догадалась я, а Велий тяжело вздохнул:

– Я же тебе говорил, что в нашем ордене смертность очень высокая. – И он, снова потянувшись к книжке, потребовал: – Давай теперь мне всю родословную Илиодоровичей, до сегодняшнего императора.

– Ты чего? – взвизгнула я. – Это же сколько имен! Да я до утра перечислять буду!

– А я не тороплюсь. – Маг делано зевнул, поудобнее располагаясь за столом. – Кстати, генеалогическое древо потомков Всетворца с тебя Феофилакт Транквиллинович будет спрашивать отдельно.

– Всех?! – не поверила я.

– Ага. А то ты постоянно находишь новых родственников, а потом таращишься на них, как на диво заморское. У директора уже спрашивать начали, учит он тебя чему-нибудь или нет? Или вы на пару груши околачиваете.

Я, жалея саму себя, стала перечислять проклятых императоров. Спасла меня от этой пытки возмутившаяся Алия, которая, шваркнув дверью, с порога заявила:

– Вы имеете совесть? Ночь уж на дворе, а это, между прочим, наша комната!

– Да! – пискнула у нее из-за плеча Лейя. – Торчим всеми вечерами в мужском крыле! На нас уже коситься начинают.

– Ясно. – Велий побарабанил по столу пальцами. – У Аэрона припасы закончились.

– Еще бы! – Лаквиллка плюхнулась на свою кровать. – Там два этих проглота так ложками стучат, что аж в ушах звон стоит.

– Кто тут проглоты? – возмутился с порога крыс, проталкивая свое красивое, но уж слишком могучее тело к нам в комнату.

– Мы крупные, нам питаться надо, – поддакнул бочком протискивающийся Зоря.

– О! Двое из ларца одинаковы с лица! – хлопнула себя по ляжкам Алия. – Только ржут и жрут! Чего вам надо?

Гомункул обиделся:

– А я, может, не к тебе зашел, а к Велию с Вереей. Привет, чем занимаемся?

– Ничем! – радостно воскликнула я, сметая со стола учебники.

– Э-э! Это мой! – Велий кинулся за неосторожно сброшенной мной книгой под кровать. – О! А что у вас тут скатерка делает? Хозяйки тоже мне! – Он вылез, отряхивая пыль с себя, книги и скатерти-самобранки. Мы с Алией подавились ответом и потянулись к скатерти. Что-то, наверно, было в наших глазах такое, от чего Велий попятился, кося одним глазом на нас, а другим на скатерть. Мавка позеленела и стала продвигаться к выходу, лепеча:

– Я не виновата, я ее на один раз взяла. Я ее забыла спрятать. В глазах Велия вспыхнул жаркий огонь любопытства, и, прежде чем я успела лечь животом на стол, он швырнул туда нашу скатерть.

– Ух ты! – выдохнул Зоря.

– И вы это скрывали?! – заорал Гомункул. – Друзья впроголодь живут, а они жируют!

– Так. – Велий, хищно улыбаясь, облокотился на стол. – И что у вас еще есть?

– Ничего! Это последнее! – завыли мы с Алией.

– А это откуда? – не унимался маг.

– Повадился к Алии ходить Серый Волк, – заревела мавка от двери.

– Вот только не надо мне этих историй! – прикрикнул на нее маг.

– Ух ты! Скатерть-самобранка! – взвизгнула, появляясь на пороге, овечка. – И мужчины в неурочное время! – Она взгромоздила копыта на стол и, потянув носом, сладко пропела: – И вино в комнате несовершеннолетних.

– Это он! – хором воскликнули мы и показали на Велия.

– А я расследование провожу, – не моргнув глазом, сказал маг. – Вот, обнаружил неучтенный предмет.

– Не надо его учитывать! – закричали мы. – Пусть она останется у нас, и мы все вместе будем ею пользоваться!

– Ты же квестор, тебе она ох как понадобится! – уговаривала я Велия.

– То-то мы в Засеках только с нее и питались! – ехидно ухмыльнулся маг.

– Нет, ну до чего скаредные люди эта нечисть! – подхватил его обвинения крыс, присаживаясь к столу и накидываясь на яства. – Салатик будешь? – обратился он к овечке.

– Мы еще расследование не окончили, – заявила комендантша, но тем не менее ухватила со стола связку бананов. Поняв, что разграбление стола может плавно перейти в изъятие скатерки, я начала канючить:

– Нет, в самом деле, нам ее Серый Волк подарил, хоть у него спросите.

– Что у меня спросить? – донеслось с порога.

– О! – обрадовалась овечка, усиленно работая челюстями. – Налицо нарушение внутреннего распорядка.

Волк, чмокнув зардевшуюся Алию в щечку, улыбнулся всем остальным, а особенно овечке:

– Ты еще поговори мне тут, комок шерсти.

Комендантша фыркнула и оценивающе уставилась на апельсины, после чего перевела взгляд на Зорю и кокетливо похлопала глазками:

– Ну и кто очистит даме фрукты?

Богатырь поспешно кинулся удовлетворять ее прихоть, а стоявший все это время на пороге Аэрон потер руки:

– Я смотрю, у вас как всегда пир горой.

– Заходи, не стесняйся, – радушно пригласил его Гомункул, набираясь мужества перед решительным боем с трехэтажным тортом посреди стола. Судя по суровой складке меж его бровей у торта не было ни единого шанса.

Уроки пришлось отложить, тем более что слух о пире мгновенно разнесся по Школе. И вскоре в нашу комнату набилось столько народу, что я сбежала в комнату «жениха».

На следующий день, когда мы с Велием прогуливались по парку, топча просохшие дорожки, маг спросил:

– Знаешь, о чем я думал всю ночь?

– Даже не рискую предположить! – Я закатила глазки. – А когда предполагаю, вся краснею, вся краснею!

Он улыбнулся, всем своим видом показывая – он ни капельки не верит, что я такая, какую из себя строю, но оценил мои старания.

– Я тщательнейшим образом сопоставлял появление Сивки, Серого Волка, скатерку эту, яблочки молодильные, которые вы директору притащили, с твоей тягой ко всяким экзотическим книгам.

– Ой, какой ты все-таки умный! – восхитилась я – Не по годам.

Он хмыкнул:

– А ты знаешь, что у алхимикуса все-таки был полный реестр хранилища и я в него сегодня утром заглянул.

Я с настороженным интересом вслушивалась, а этот злодей тянул, специально отвернувшись и любуясь просыпающейся природой.

– И что? – не выдержала я.

– Погодка сегодня просто изумительная.

– Ну и сам дурак, – буркнула я и тоже отвернулась.

– А вы воровки, – не остался в долгу Велий.

– Почему это? – вознегодовала я.

– Гомункул рассказал, как вы по второму разу архив крушили. И я даже знаю, где вы книжку прячете.

– Вот гад прожорливый! – выругалась я, а потом уперла руки в боки. – И где же она?

– Вот! – Велий выхватил книгу из-под куртки.

– Грабют! – заорала я, пытаясь допрыгнуть до книжки. – Когда же ты успел ее стащить?

– Да сегодня же утром. – Велий смеялся, а я прыгала вокруг него как собачка. – Сказал Лейе, что у меня запонки в сундук упали.

– Какие запонки?! Ты же их не носишь! – Я затопала ногами. – Ну мавка! Ну дура!

– И что же здесь происходит? – Как черт из табакерки, на тропинку вынырнул Феофилакт Транквиллинович. Маг тут же сделал серьезное лицо и, развернувшись к директору, выглядел так, словно полтора часа читал лекцию и только сейчас на минуточку прервался, потому что в горле запершило.

– Добрый день, – поклонился он, – вот, изучаем полифункциональные заклинания.

Феофилакт Транквиллинович удивленно уставился на книгу, но Велий поспешил его успокоить:

– Это всего лишь наглядное пособие, если мы и сделаем что-нибудь, то не более двух-трех объединенных явлений.

– А не слишком сложно? – забеспокоился директор.

– Очень сложно, – тяжело вздохнул маг. – Возможности ученицы крайне ограниченны, она одно-то упражнение с трудом выполняет, а уж объединить два в одном… – Велий закатил глаза, и сразу стало понятно, что для меня это практически подвиг.

– Не переусердствуйте, – встревожился Феофилакт Транквиллинович. – Может, побольше теории? – Он сурово посмотрел на меня: – Госпожа Верея, вы задерживаете курсовую по Подземному царству.

– Вот только освою два явления одновременно и сразу сдам курсовую, – пробурчала я. – Как раз научусь писать и думать одновременно.

– Не дерзи директору. – Велий, ласково улыбаясь, наступил мне на ногу.

Я ткнула локтем ему в бок, дождалась, пока директор уйдет, и набросилась с кулаками:

– Ах, у меня мозгов не хватает, да? Двоедушник ты, вот кто! Поняв, что мои прыжки его только забавляют, я решила сдать ему зачет по магии прямо сейчас. – Рукава отращиваем до земли – раз, на спине их сращиваем – два, зашиваем капюшон – три!

– Верелея! Это не полифункциональное заклинание, а последовательное применение простых! – забился в коконе маг.

– Какая разница?! – Я подхватила выпавшую книгу и со всех ног побежала к Школе, потом вспомнила, что сейчас догоню директора, и заметалась по парку, слыша позади гневный рык Велия. Тем и развлеклись.

А стоило закончиться урокам, как все пошло по новой.

– Итак, расскажи мне основные мотивы мифов. Начиная с антропогонического.

Я страдальчески закатывала глаза.

– Пустите меня! – ломилась в двери мавка. – Ночь на дворе!

– А че у вас так скучно? – тянул, зыркая по углам, Гомункул.

– Нарушаем, – беззастенчиво садилась за стол овечка, готовясь вкушать яства.

– Давайте хоть сегодня без этого обойдемся! – возмущался Велий. – Человеку готовиться надо!

– А человека никто не держит! – посылал нас набравшийся у Гомункула наглости Зоря.

– Давай не будем сегодня про анропогани… в общем, про погань эту, – скулила я, шлепая по коридору. – У меня уже голова гудит.

– А что ты предлагаешь?

– Ну расскажи что-нибудь из жизни, порадуй девушку историями.

– Ладно, одну историю за один ответ.

У меня даже на скулеж сил не осталось, поэтому, толкнув дверь в Аэронову комнату, я плюхнулась на кровать и приветственно махнула рукой вампиру.

– Привет, «женишок», можно я у тебя на правах «невесты» помру?

– Я знал, что дружба с магами до добра не доводит, – встал на мою защиту Аэрон. – Велий, хватит измываться над ученицей. Хотя… – Он задумался, сощурив свои зеленые глаза, – с другой стороны, если она умрет от непосильного труда, то мне не нужно будет позориться и расторгать помолвку. Глядишь, еще год свободы ввиду траура обеспечен.

– Предатель, все вы, мужики, такие!

– Вот и развивай эту тему. Все мужики такие, потому что… – поощрительно улыбнулся Велий.

– Потому что произошли от жаб и змиев! – закончила я, утыкаясь носом в подушку. Приятели переглянулись, и в Аэроне все-таки заговорила совесть:

– А что, нормальный миф.

Велий не стал спорить:

– Ладно, с происхождением человека ты справишься. Теперь давай пример архетипов.

– Э-э, погоди, – сразу ожила Я, – сейчас твоя очередь историю рассказывать.

Но в дверь ворвалась радостная Лейя:

– Верея, а мы сейчас по книжке ковер-самолет вызывать будем!

Я подскочила, а Велий засмеялся:

– Ничего у вас не получится.

Я фыркнула – надо же, какая самоуверенность! – и, ухватив мавку за руку, сказала:

– А ну пойдем, разберемся.

И мы решительно пошагали обратно в нашу комнату. Там вся компания вразнобой зачитывала текст вызова ковра.

– Лейя, – я повернулась к мавке, – это что за хор убогих? Кто здесь гармонические чары изучает? Синхронно же нужно произносить! Ну-ка, дай сюда. – Я забрала книгу у Алии. – Надо всем вместе и дружно.

Велий усмехался, при валившись к косяку, но стоило за окном появиться цветному, трепещущему на ветру полотнищу, как улыбка сползла с его лица. Он распахнул окно и недоверчиво пощупал ворсистый ковер.

– Этого не может быть. Это же книга для детей богов, – бормотал он растерянно, а мы снисходительно улыбались.

Мавка нетерпеливо рвалась вперед:

– Поехали же кататься!

Сиятельный аккуратно придерживал ее за талию, всем видом показывая, что он не рвется рухнуть вместе с подозрительной тряпкой с третьего этажа, но если девушке так уж приспичило, то он, как благородный рыцарь, конечно, не откажет, хоть и надеется, что найдется друг, который юркнет мимо них первым. Велий, наконец справившийся с потрясением, решительно повернулся к нам, и все отшатнулись от окошка.

– Так, а теперь быстро признаемся, кто вызывал Сивку-Бурку и Серого Волка! – рявкнул он так решительно, что мы тут же и признались:

– Мы все втроем.

– Точно втроем? – не унимался он, почему-то глядя на меня.

– Да что я вам, самая крайняя, что ли? – заголосила я, а волк, который точно знал, КТО его вызвал, молча играл бровками, не отрывая взгляда от все более розовеющей Алии. Может быть, Велий и дожал бы нас, но на этаж ворвался Рогач и с ходу завел:

– Будет в этой Школе порядок когда-нибудь или нет, а? Что за неучтенка за окном, а? Это чья тряпка, а? Где комендант, а?

– Окна моем, а! – проблеяла овечка, топоча копытцами по ковру.

– Будет в этой Школе когда-нибудь порядок?! – заорали одновременно химеры и летавицы.

– А? – подскочил Рогач.

На следующий день занятия с Велием были после обеда. Я молча блаженствовала, растекшись по парковой скамейке:

– Если б ты знал, как меня Кощеиха достала, – делилась я переживаниями. – Она меня как тряпку выжала, досуха. И в демонологию залезла зачем-то, и в демонографию.

– Я ж предупреждал, – со вздохом сказал Велий.