Текст книги "Особо одарённая особа. Дилогия."
Автор книги: Мария Вересень
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 58 страниц)
Пока мы таращились на такое диво, мавка, догадавшаяся, что последует дальше, подскочила к столу, захлопнула ларец, нагнулась над ним и растопырила руки, как квочка над цыпленком:
– Не дам! Я их своими ручками и ножками заработала, а вы их давить! – Она заплакала, а меня точно кольнуло, я вспомнила зубастого Анжело.
– Вел, а… он говорил про всех демонов?
– Там весь твой класс, если ты это имеешь в виду. Начиная с учителя Рагуила. Мы их уже полгода ищем. – На его лице застыло вопросительное выражение: дескать, ну и что теперь?
Я вспомнила, как парни выручали меня на зачетах, вечно бубнящего за левым плечом Анжело.
– Лейя, давай их выпустим, а? Они же там плачут. – Я попробовала представить плачущего демона, не получилось. – А они тебя за твое благородство так любить будут!
Лейя продолжала предаваться отчаянию, но от ларца отлипла. Весь вечер мы сосредоточенно давили и разбивали камни под горючие мавкины завывания, которая бурно изливала душу Ваське, сидя на печи.
После того как последний камень брызнул в руке Аэрона, я выскочила на крыльцо и закричала в наступающую ночь:
– Анжело! С тебя причитается!
– Услышал? – На крыльцо вышел Велий, осмотрел мокрые памятники, махнул рукой, произнес пару слов. Дождь тут же прекратился.
– Надеюсь, – уныло пробормотала я. – Ты сеть свою не забудь.
– Какую сеть?
– Из которой мы вас вытащили.
– Где она? – подпрыгнул Велий. – Ты ее не развеяла?!
– Я ее схлопнула. Она твое ожерелье из чешуи дракона держит. Ты его сунь себе в мешок. Потом, когда понадобится, развернешь. В то каждый раз тратить силы на заклинание…
Велий странно на меня посмотрел, хмыкнул, а потом, захохотал, привалившись к косяку.
– Ну ты даешь! – проговорил он сквозь смех. – Еще никто не додумывался носить сеть с собой как… книжку! – Он снова расхохотался, тряся головой. – Захотел – развернул, захотел – свернул! У тебя очень оригинальный подход к магии. Я бы сказал, практичный!
Я сначала обиженно насупилась, но Велий так заразительно хохотал, что мне тоже стало весело, рот сам собой растянулся в улыбке:
– Ты, если что, обращайся ко мне, я еще что-нибудь придумаю! Лейя в обнимку с пустым ларцом выросла на пороге и замогильным голосом оповестила:
– Ну все, жизнь потеряла смысл. – И села на мокрую ступеньку.
Аэрона отправили домой рано утром, а потом стали собираться сами. Миколка сопел на кухне и делал вид, что вовсе не расстроен нашим отъездом. Сундук, который сюда был доставлен полным, теперь опустел так, что просвечивало дно. Одна Алия не осталась внакладе, с самого утра поглаживала два ножа, добытые в битве с умертвием.
– Я тут подумал, – небрежно проронил Велий, повертев в руках драконьи бусы и бросив их в свой мешок, – попрошу-ка я в Школе еще одну ставку.
– Какую? – Я отложила в сторону расческу.
– Твоего наставника по магическому искусству.
– Нет! Ни за что! Даже думать об этом не смей!
Маг наблюдал за мной, ухмыляясь.
– Да я тебя… тебя… – Я запнулась, придумывая для него мучения одно страшней другого и не зная, какую из изуверских картинок описать словами.
– Ты что, против? – Велий сделал удивленную мину. – А я уже запрос отправил.
Я надула губы, хотя на самом деле мне почему-то стало приятно.
– Я, конечно, все время находиться рядом не смогу, но чтобы выпороть раз в месяц нерадивую ученицу, обязательно время найду, – сказал Велий.
– Верея, переходи ко мне на факультет, – вмешалась Алия, оставив в покое свои ножи. – Вульфыч по-любому человеколюбивее будет!
Телега скрипела, птички заливались, солнышко припекало, и пока мы добрались до постоялого двора, от которого до Веж еще было трюхать и трюхать, мне приснился чудесный сон. Будто в благодарность за спасение демоны устроили в Веже настоящий ирий. Текла через него теперь молочная река в кисельных берегах, в небесах заливались сирины, по радугам, как по мостам, скакали кони, Гомункул стал добрым молодцем, мавка вышла замуж за красавца эльфа, Алия сделалась грозной валькирией, а я просто королевной и души во мне люди не чаяли, так и носили на руках. Часа три носили. А потом у телеги колесо лопнуло.
Книга 2. Особо одаренная особа
Моим подругам Лене u Алене
С самого утра северный холодный ветер собирался с силами, тужился, пыжился и раздувал щеки, пока не вывел из себя русалку-березу. Невтерпеж ей стало смотреть на его посиневшую от натуги ряху, сняла она с левого ушка сережку – листик и швырнула ветру под ноги. И тотчас поменялся Заветный лес. Пожухла трава, прозрачнее стали кроны, словно седина на постаревшем человеке, выступили пятна золота и кармина. Осень шагнула в него полноправной хозяйкой. Кончилось лето.
Пока ветер вытряхивал из своего линялого сине-серого плаща промозглую сырость да тяжелые, словно из грязной ваты свалянные тучи, чтобы гнать их стадами в мир людской, Древний Страж леса Карыч спрыгнул с замшелого, покрытого поганками пня и, не по-птичьи потягиваясь, заявил:
– Все, Верелеюшка, пора тебе к людям идти.
– Чего это? – опешила я, даже забыв от удивления биться с медведем за корчагу меда.
Косолапый рванул мед на себя и, не встретив сопротивления, кубарем полетел в овраг, разливая вожделенную добычу прямо на пузо. Мать-Пчела, увидев эдакое святотатство, зажужжала, и я, поспешно юркнув под вороново крыло, выразила радостную готовность отправляться в путь:
– Надо так надо. Тем более что медом поэзии со мной никто делиться не собирается…
– Да горький он, – скривился Карыч, но, услышав басовитый гул рассерженной Матушки, тотчас поправился: – Но крр-райне полезный.
– А я про что? Мне без меда на факультете культурологии просто делать нечего. Мало того что всякие легенды заставляют собирать, шляться за ними леший знает где, так еще требуют ли-те-ра-тур-ной обработки. – Я постаралась как можно противнее изобразить директора, но получилось неубедительно. Карыч хмыкнул, и мы заковыляли к опушке, прощаясь по дороге со всеми, кто решил проводить меня до границы земель человеческих.
Медведь в овраге громко урчал, вылизывая свое брюхо. Я так и видела, как он обсасывает волосья, размачивая слюной волшебный Матушкин подарок. Внезапно рев его изменился и вместо невнятного рыка и пыхтения над лесом понесся густой бас сказителя.
«… и жила в Заветном лесу ведьма Верелея. А и страшна была та ведьма: нос крючком, глаза совиные, по всему телу и лицу волосатые бородавки и чирьи…»
– Ах ты, комок меха! – вспылила я, но Карыч решительно воткнул коготь в подол моего длинного лесного плаща и не дал мне кинуться обратно в драку, мотивируя это тем, что каждый художник имеет право на свободу самовыражения.
Уходить из леса совсем не хотелось, потому что здесь, как нигде, я чувствовала себя дома. То и дело с моего языка срывались «дядьки», «тетки», и один раз Карыч чуть меня не заклевал за то, что назвала его «дедом».
– Дед Карыч! – только и успела сказать я, а он потом три дня возмущался на весь лес, брызгая слюной и перьями, вдалбливая мне, что никакой он не дед, а птица в самом расцвете сил и здоровья! И еще неделю тихо бухтел, что таких внучек прямо в гнезде давить надо, не забывая всякий раз добавлять: «Ишь, нашла деда!»
Однако ж Анчутку он с того времени иначе как «рогатым дядькой» не называл. Да и Березину с той поры все чаще величали тетушкой. Только ей, в отличие от Карыча, это нравилось. И она тайком от крылатого деспота одаривала меня сережками, бусиками и прочей женской чепухой, которую прятала в корзинке под медовые ковриги, испеченные матерью Топтыгина, с которым, как и с Матушкой-Пчелой, я познакомилась с наступлением лета.
У мохнатого семейства оказались свои, и довольно немалые, владения в Заветном лесу. Настасья Петровна, хлопотливая и говорливая медведица, уверяла, что без ее заботы все Древние давно бы одичали и с голодухи померли. У нее была хорошо обустроенная Михайло Потапычем летняя кухня и огромная пасека, где королевствовала Матушка-Пчела, а мы с Топтыгиным воровали мед.
Мне было забавно наблюдать, как Настасья Петровна пытается выкармливать кашей Карыча, а тот хрипло каркает и плюется, уверяя, что траву он ни в каком виде не ест, ни в сыром, ни в вареном. И что если над ним сию секунду не прекратят издеваться, то он немедля добудет себе медвежатины. На что Настасья Петровна без тени страха или смущения, а даже с какой-то материнской добротой щелкала по клюву липовой ложкой. И грозный Древний Страж обиженно умолкал, забывая про мясо и покорно кушая травку вместе со мной и Топтыгиным. И, я вам скажу, это была по-настоящему королевская еда, не Шедшая ни в какое сравнение со школьной, а уж тем более приютской. Потому что здесь, в Древнем лесу, все было необычное, духмяное, наваристое и сочное. Жаль только, что Топтыжка, он же Топтыгин, как медведь гордо себя величал, важно упирая короткие лапы в бока, все чаще зевал, поглядывая на медвежью избушку, хоть осень наступила в Заветном лесу только сейчас.
У самых елей, отделявших Заветный лес от леса обыкновенного, Березина протянула мне корзинку, полную лесных даров и всяческих подарочков. Я грустно сделала ручкой провожающим, и Заветный лес ответил мне прощальным гуканьем, воем и ревом, от которых у случайного человека легко могла случиться медвежья болезнь или пожизненное заикание.
– Вуку передай привет и успокоительный сбор из корзинки, да над первокурсниками не шибко изгаляйся, – напутствовал меня Карыч.
– Первокурсники! – подпрыгнула я, вспомнив прошлый год. Алия и Лейя уже там! Наверно, творят всякие гадости и глумятся над испуганной и оторванной от родного дома нечистью. Веселятся там без меня и даже не вспоминают о соскучившейся по ним подружке.
Я со всех ног припустила в сторону Вежа, предвкушая встречу с приятелями. Кстати, как там мой «женишок»? Рот расплылся в наиподлейшей улыбке от предвкушения веселья. В том, что Аэрон давно забыл все мои страшные угрозы, я ни капли не сомневалась. За два летних месяца смазливый и самовлюбленный вампир наверняка уже наделал достаточно дел для хорошей над ним расправы! А в том, что он давно забыл о нашей помолвке, я ничуть не сомневалась.
Школа встретила меня разноголосым гамом, бестолковой суетой и воплями:
– О! Рыжуха заявилась!
– О, заявилась. Фу-ты ну-ты.
– Привет, Верея!
И брезгливое:
– Здрасти. – Это Калина и скучковавшиеся вокруг него летавицы. Я задрала нос и павою проплыла мимо них, благо одета была не хуже стараниями спасенного мною Анжело, Рагуила и прочих демонов. Теперь красовались на мне и бисером шитые сапожки, и умопомрачительный летник, нагло вытребованный у проклинавших меня и того, кто сунул злосчастные каменья в мои ручки, демонов. Березина сама лично расшила жемчугом и серебром рукава и подол узорами в виде листьев и трав. Платье, выглядывавшее из-под летника, не уступало ему в красоте и роскоши. Так что летавицы позеленели от зависти. Гордая, вся из себя, я дошагала до нашей комнаты, распахнула дверь и не узнала нашего жилища.
На стенах, на полу и кроватях лежали ковры, тоненькие, толстые, ворсистые. Стены были увешаны оружием и щитами со звериными мордами. Казенная мебель исчезла, а ее место заняла явно привезенная из царских палат. Я попятилась, пискнула:
– Извините, не туда попала, – выскользнула за дверь и тупо уставилась на номерок. Это что же, какой-то нахальный первокурсник занял нашу уютную комнату? Разозлившись на такое самоуправство, я с грохотом отворила дверь и заорала: – Это произвол! – намереваясь повыкидывать вещички непрошеного жильца вон. Ухватила со стены саблю, но тут взгляд зацепился за надпись на клинке «Воеводе Лаквиллскому Всеславу Крутояровичу за беспримерную храбрость». Тут на меня сзади с визгом кинулись и повисли, целуя в ухо. А от порога я услышала насмешливый голос Алии:
– Ты с ней поосторожней, подруга! Она сейчас тебя за свой царский летник саблей рубать будет. Ишь, разоделась как королевишна!
Мы бросились обниматься и, перебивая друг друга, делиться новостями и радоваться встрече. Лейя навезла два сундука обнов, норовила выпотрошить сундуки и показать каждую обнову в отдельности, а Алия рассказывала, как пряталась по всей Белокаменной Крепости от батьки, которому донесли-таки о ее подвигах в Школе. За пьянство он ее выпорол (я еще раз порадовалась, что не поехала вместе с ней, а то бы попала под горячую руку), а за прочее произвел в чин богатырки, загрузил целый обоз барахла и самолично доставил его в Веж, даже саблю именную пожаловал.
– Ой, каким гусем он тут ходил, пока твоих эпсов не увидел!
– И че? – спросила Лейя.
– Да ниче! Папа-то у меня орел, а вот бояре с лица сбледнули, махом домой убрались. А навстречу им лорды вампирские попались, так они так живо коней погонять начали, все за сабельки хватались да меня благословляли. Я аж прослезилась.
Мы похихикали, живо представляя все это, и тут я вспомнила по главное – про первокурсников.
– Как наши новенькие? – поинтересовалась я. – Привыкают?
– У-у! – заголосили обе подружки. – Мелкие, подлые, нахальные!
Лейя сузила глазки, став похожей на крота, и зашипела:
– Захожу в столовую, никого не трогаю, симпатишного такого таракашечку кидаю в миску новенькой, а этот тараканище – бац! – всплывает у меня, за время всплытия, разъевшись ну просто как боров! Ну, я его обратно, швырк! А он опять у меня! И вообще, полная миска этой противной живности, плевков, шелухи от семечек. Я, конечно, взгрустнула, ну, и от избытка чувств надела эту миску на голову подлой мелюзге! И знаешь, кого наказали?
– Тебя? – Я сделала изумленный вид.
– А то ж! – поддакнула Алия.
А с Алией получилось уж совсем нехорошо. Девица шла и просто от хорошего настроения и, желая выказать свое благорасположение, отвесила плюху недостаточно расторопному шуликуну, [17]17
Шуликуны – да они вообще в одиночку не ходят! Чаще всего их бабы ведрами нечаянно из проруби вычерпывают по зиме да сами в поселок и приносят, а уж в поселке они находят себе развлечения: то дом подожгут, то пьяницу уморят, то ребенка закусают до смерти, благо их самих за детей принимают – росточку в Них полтора локтя, зато злости на великана (Из личных переживаний ученицы Вереи).
[Закрыть]и надо же такому было случиться, что поганец оказался не один. Навалились толпой, как собаки на медведя, повалили девицу на пол и отвесили столько плюх, что в глазах потемнело. Хуже всего, что когда на шум из кабинета вышел Феофилакт Транквиллинович, никого, кроме Алии, тузившей одинокого малорослого шуликуна, в коридоре не было, и досталось…
– Тебе? – опять не поверила я. – Нет, с этим надо что-то делать.
– Давайте устроим им темную! – радостно завопила мавка. – Ночью кирпичиком по голове шмяк!
– Мелко и недостойно, – возразила я, а в голове, отдохнувшей от измышления всяких пакостей, сразу зашевелились свежие мыслишки. – Говоришь, нагленькие, богатенькие? Кстати, что по этому поводу думает пресветлая голова моего сиятельного лорда Аэрона?
– Их сиятельное упырство на днях наведывались на женскую половину, – сообщила, ухмыляясь, Алия.
– Надеюсь, поплакаться у двери моей комнаты о своем одиночестве? – с надеждой спросила я, снимая летник.
– Как же! Новым девкам плакался о своей возмутительной свободе и нахально строил глазки.
– И снял колечко, – с удовольствием наябедничала мавка.
– Ах, колечко снял! Мы будем мстить ужасной местью.
Алия, фыркнув, призналась:
– Я поинтересовалась: у него растут рога или это просто перхоть?
– А он?
– Сверкнул глазами и попросил не мешать ему развлекаться, пока не приехала благоверная.
– Ага, он меня уже и благоверной называет?! – Почему-то именно это слово взбесило меня окончательно. – Ну, тогда пощады не будет!
Я вытащила из нового секретера листы тонкой дорогой бумаги, лебединое перо и, хмыкнув:
– Ну мы прям князья, – задумалась. – Нет, мелко. Царевишны!
– И нацарапала: «План превращения богатых в бедных, униженных в возвеличенных, а неверных в козлов!»
– Ме-э-э! – с чувством проблеяла Лейя.
– Кстати, – я обернулась к мавке, – как там твои эльфы, которых тебе тетка сватала?
– Ме-э-э, – повторила Лейя.
– Понятно. – Я отложила перо и потянулась к корзинке.
– У тебя там яда нет? – счастливо вскрикнула Лейя. – Отравим неверного вампирюгу!
– Водичка из козьего копытца.
– Ой, а мне дашь капельку, я тоже кого-нибудь в козленочка, – защебетала Лейя, протягивая ручки к корзинке.
– Нет, мы идем давать Аэрону шанс не стать козлом. – Я стала вытаскивать из корзинки подарки Березины. Лейя взвыла восторженно и, выхватывая девичьи украшения из рук, завертелась у зеркала. – Будем потрясать его воображение неземной красотой и статью.
– Потрясать лучше кулаками! – хмуро поправила меня Алия, забирая у Лейи одну из сверкающих цацок и примеряя на себя. – Это на мужиков намного быстрее действует.
– Так то на мужиков, а это вампир! А ты другом сердечным случайно не обзавелась? Такое знание мужской породы обнаруживаешь!
– Сами же говорите ме-э да ме-э! – с усмешкой проговорила подруга.
Труды наши пропали даром. Нет, вампир был рад нас видеть и красоту оценил, но раскаяния у него не было ни в одном глазу. А на прямой вопрос о колечке выпучил свои нахальные зеленые глаза и возмущенно воскликнул:
– В такую жару?!
Я вытянула свою руку и прошипела:
– Я же хожу, потею! – Колечко сверкнуло розовым камушком, но упырь даже не посочувствовал моим мучениям.
– А-а, девице прилюдно изменяют! – завелась Лейя, заставив замереть и прислушаться всю нечисть на этаже. – Порочат ее невес… невесто… тьфу ты! Короче, честь! Верея, кусай его, я подержу, он по обряду станет тебе мужем, и ты забьешь его на законных основаниях! А мы подтвердим, что ты действовала в состоянии аффекта!
Аэрон нашим выступлением ничуть не смутился и спокойно предложил отметить встречу, вытащив бутыль дорогущего злато градского вина:
– Специально для девиц, не крепкое.
Мы прекратили бузить и согласились, и отметили. Алия, хоть и была порота отцом за распивание горячительных напитков, отнекиваться не стала.
На запах назревающего веселья вскоре слетелись дружки Аэрона и подружки, которые до самой полуночи, пока мы не изволили пойти почивать, бросали на меня заинтригованные взгляды: точно невеста или очередной розыгрыш? Я, прощаясь с дружком, специально выставила колечко напоказ и мило облобызала вампирюгу, успокаивая себя, что час расплаты не за горами.
– И как ты его не придушила! – поднимаясь по лестнице, проворчала Алия, я улыбалась, смакуя предстоящее веселье.
Утро расправы над блудливым вампиром выдалось безоблачным и по-осеннему прозрачным. Вломиться к Аэрону на правах невесты, нагрузить его корзинками с провизией и заставить топать в Заветный лес, не вызывая подозрений, труда не составило. Гораздо труднее было отбиться от этого показушника, решившего тискать и целовать меня на глазах у всей Школы.
Алия строила мне в окно страшные рожи, дескать, крепись, потом рассчитаешься, а Лейя показала большой палец непонятно кому.
В расслабившемся, тихом лесу мы с вампиром производили больше всего шума, соревнуясь в количестве собранных за лето матерных частушек. Мне их в кабаках напели аж на четыре толстенные тетради! Аэрон предлагал издать их и заработать денег, а я поражалась его жадности:
– Да у вас в Урлаке подвалы ломятся!
– Потому что мы не разбазариваем, а копим! – поучительно поднял палец вверх собеседник.
– И это мой жених! Скупердяй и скопидом! – пожаловалась я деревьям.
– Радоваться должна, дурочка, на золоте будешь есть! – щелкнул меня по носу Аэрон.
– Вот только давай без матримониальных фантазий!
– Ты где таких умных слов нахваталась?! – засмеялся вампир.
– Да там же, в кабаках. И вообще, нечего хохотать, тащи корзину!
В корзине лежала парная говядина для Карыча и заморские лакомства для Топтыгина: халва и дорогущий шоколад. Когда Анжело назвал цену этого удовольствия, я поняла, что Топтыгину не рассчитаться за них даже собственной шкурой. Ну да ладно, я в отличие от «жениха» не жадная, да и расплачивается за это все равно Аэрон. Которому, кстати, не обломилось ни кусочка.
На границе леса вампирюга заробел, лицо стало задумчивым, но, заметив мой снисходительный взгляд няньки, выгуливающей несмышленыша, он решительно шагнул навстречу своим большим неприятностям.
Первым нам попался Карыч. Страж до того привык к моим частым визитам, что давно не выскакивал навстречу, великодушно позволяя искать его по всему Заветному лесу, получая от этого какое-то садистское воронье удовольствие. Этот день он посвятил воспитанию молодежи.
На невысокой скале визжал, цепляясь копями за камни, Васька, а Карыч долбил его клювом в хвост:
– Кр-рылья р-распр-равь, дур-рень, свер-рзишься!
На что василиск еще плотнее припадал к скале и мотал головой, намекая, что погода сегодня нелетная. За два прошедших месяца василиск отъелся на харчах Настасьи Петровны, заматерел и вытянулся до того, что я ему в пуп дышала, но до сих пор лез на ручки, урчал и терся как кот. Карыч смотрелся на нем, как блоха на волкодаве, но неизменно повергал василиска в благоговейный трепет. Вот и сейчас, как ни велико было его желание остаться на скале, он таки шмякнулся вниз, косо растопорщив крылья.
– Гр-реби, дур-рень! – каркал ему вслед учитель. Васька рухнул в заросли черемухи, начисто уничтожив последние, и, радостно подскакивая всеми четырьмя лапами, побежал к нам.
Аэрон, видя такое дело, попятился и с тревогой спросил:
– Чего это он?
– Обниматься лезет.
– Это точно Васька? Здесь нет других представителей этого семейства?
– Да ты не рад? – обиделась я на такое отношение к василиску и потребовала: – Васька, голос!
С тех пор как от его рева стали пригибаться деревья, это была любимая Васькина команда. Лес дрогнул, и Аэрона отнесло шага на три от неожиданности, даже корзину выронил.
– Какая встр-реча, давно не виделись! – язвительно приветствовал меня со скалы Карыч. – Целое утр-ро в одиночестве пр-ровел! Надеюсь, из Школы попер-рли?
– Нет, я по делу, – подмигнула я Карычу, кося глазом на Аэрона, которого жизнерадостно бодал Васька. – Тебе понравится.
– Ага, – щелкнул клювом сообразительный ворон. – Гулять будете?
– Достопримечательности показывать. – Я со значением покивала головой.
– Др-ружка будете р-развлекать? – склонил голову набок Карыч.
– И вы можете поучаствовать, – еще более многозначительно произнесла я.
– Все?! – не поверил Карыч.
– Абсолютно.
Карыч заметно взвеселился и стал раскланиваться:
– Ну, тогда не буду мешать. Василий, к ноге! – и, тяжело взмахивая крыльями, полетел к Студенцу. Васька, не разбирая дороги, помчался за ним, оставляя за собой широкую просеку.
– А мясо? – махнул корзинкой Аэрон.
– Настасье Петровне отдадим, – успокоила я его.
Вампир заметил, мол, он завидует мне, что я стала своей в Заветном лесу, на что я не без ехидства ответила, что и он тоже скоро станет здесь своим в доску! Он просиял, не поняв намека.
И мы отправились в путешествие. Аэрон шел по Заветному лесу как ребенок: охал, ахал, удивлялся, везде лез, поражаясь безлюдности, а под конец вообще спросил, живет ли еще кто в лесу кроме Карыча, василиска и медведей. Я честно ответила, что живет, просто у них сегодня вечеринка, на которую, возможно, попадем и мы.
К капищу я его подводила с чувством легкой грусти. Хоть и жаль «женишка», но быть посмешищем Школы еще хуже. Под действием камня сновидений и без того красивое место изменилось сказочно. В нем все словно напиталось светом, скалы обернулись башнями замка, которые уходили ввысь, сверкая радужными витражами, хлопая огненно-рыжими знаменами. Деревья с густо-медовыми стволами были такими необхватными, что, казалось, сам ветер дул оттого, что они качаются. Плиты дорожки, ведущей к капищу, были столь тонко и искусно изрезаны ажуром листьев и зверей, что даже мне было боязно топтать их ногами. А Урлакский лорд и вовсе обалдел, когда услышал, что это просто моя скромная резиденция… на лето.
– Прошу вас, мой лорд. – Я присела в реверансе.
– Только после вас, дорогая, – столь же ехидно ответствовал заподозривший неладное Аэрон.
– Вы окажете мне честь… – уже не скрывая ухмылки, пропела я.
– Я этой чести недостоин, – оскалился дружок
– Ну и дурак! – Я задрала нос и шагнула внутрь.
Надо сказать, что камень сновидений в Заветном лесу под присмотром Древних стал смирным и послушным. Это был уже совсем не тот дикий зверь, который предстал перед Аэроном при первой встрече. Теперь, общаясь с Древними, он стал коварнее и изобретательнее.
Признаться, я опасалась, что меня вместе с камнем попрут из леса, но новая игрушка так понравилась обитателям, что они чуть не передрались за право быть его хозяином. Древних постигло, однако, разочарование – выяснилось, что хозяйкой камень выбрал меня и предавать не собирался. До самой моей смерти. Тут-то я чуть и не умерла от страха, поймав на себе полные задумчивости взгляды амба, кароконжалов и прочей мелкой нечисти. С перепугу устроила им незабываемый первый сеанс волшебных сновидений. Были там и огнедышащие змеи, и Маргобан со своими мертвецами, и паук алхимикус, которого испугались больше всех.
Березина от души веселилась, то с визгом прячась от врагов, а то круша несметные полчища во главе армии русалок, пока не вмешался Карыч с криком:
– Да кто ж так пугает! Вот как надо пугать! – Он произвел на свет нечто такое, отчего Заветный лес опустел дня на три.
К счастью, я предусмотрительно хлопнулась в обморок и его тварей не видала. Больше пользоваться мороками камня его не пускали, из-за чего ворон обижался безмерно. Сегодня для него был особый день! Собственно, в этом и заключалась моя маленькая месть: привести Аэрона к камню и разрешить Древним над ним покуражиться вволю, чтобы парень стал вести себя по-человечески, то есть по-вампирски, а не по-свински. Я мышкой проскользнула мимо замерших в предвкушении забавы Древних, собравшихся вокруг камня, и спряталась за спину Анчутки, нашептывая ему на ухо, за что собираюсь наказать вампира. Острое вампирье чутье подсказало шедшему за мной Аэрону, что дело нечисто, он дернулся, но сбежать не успел.
Древние вампира сразу пугать не стали, а, напротив, напустили на себя благообразный вид, став солидными дядечками и тетечками, радостно встречающими «жениха» ненаглядной Верелеюшки. Только Карыч остался ворон вороном. Прыгал вокруг Аэрона, охлопывая его крыльями и заглядывая в глаза – поддался ли камню, угодил ли в мороки? Угодил, никуда не делся!
– Ну, «женишок», сейчас мы на тебя такие кошмары напустим, век не забудешь. Будешь знать, как без спросу женихаться.
Аэрона взяли под белы рученьки и повели к пиршественному столу, в лицо почтительно улыбаясь, а за спиной перемигиваясь и скаля зубы. Аэрон чувствовал спиной эти ухмылки, но стоило ему повернуться, как он натыкался на невинные улыбки. Вампир ежился, как от холода.
– Верея, а ты уверена, что с Древними все в порядке? – шепнул он мне на ухо.
– А что такое?! Они же мне как родные! – Я попыталась улыбнуться ему самой что ни на есть дружелюбной улыбкой, но, наверно, получилось не очень, потому что он стал с подозрением коситься и на меня
– Да-да, я вижу. – Тут он вздрогнул и спросил: – А что у тебя с руками?
– Что у меня с руками? – Я похлопала глазами, пряча руки за спину. Уж я-то отлично знала, что ему примерещились куриные лапки.
Гости за столом тоже изгалялись как могли: то копыто выставят, то смущенная краса-девица одним глотком целого гуся заглотит, то потянет откуда-то нехорошим трупным душком. Солнышко за окнами стремительно покатилось к горизонту.
– Может, домой пойдем? – ткнул меня локтем Аэрон, которому Заветный лес решительно разонравился.
– Что ты такое говоришь! Родственников моих обижаешь, как бы они зла не затаили! – Я вышла из-за стола, смущенно пояснив, что иду туда, куда даже император в одиночку ходит. А обернувшись на пороге, погрозила пальчиком Древним: – Вы уж не обижайте моего нареченного.
В ответ так жутко захохотали, что даже я вздрогнула, а Аэрон позеленел, показав мне пальцами бегущего человечка: дескать, возвращайся поскорее. Ну что ж, хотеть не вредно. Древние только и ждали моего ухода, чтобы разойтись уже по-настоящему.
Чем выше карабкалась по небосклону луна, тем разнузданнее становился пир, вино лилось рекой, личины медленно сползали, обнажая такие жуткие хари, что даже мне, подглядывающей в щелочку, стало страшно. Аэрон сидел тише мыши, боясь нечаянным звуком привлечь к себе внимание, а перед самым его лицом прыгал распоясавшийся Карыч, размахивая обгрызенным коровьим мослом и вопя свое любимое:
– Сейчас пр-рольются р-реки кр-рови! И Аэрон догадывался, чьей.
– Зря мы разрешили Верее так часто сюда приходить, – тихо пожаловалась Анчутке Березина, заставив Аэрона навострить ушки. – От человека-то в ней одно обличье осталось.
– От ревности это, – успокаивал ее Анчутка. – Впустила в душу демонов, вот ее всю внутри и выели. Как бы еретницей [18]18
Еретница – дура-ведьма, еще при жизни душу потерявшая, а после смерти ею кто ни попадя пользуется. Носит нечисть ее тело как одежду, друг дружке передает да злые дела творит (Из наставлений ученицы Вереи).
[Закрыть]не стала.
– Об этом не беспокойся, я ей заговор подсказала, как от жениховой неверности избавиться. Как только начнет он ей изменять, так демоны в него поползут. Чем чаще, тем дыра будет больше.
– Парень видный, демоны его быстро сгрызут, и месяца не пройдет. Главное, чтобы Верея в Студенце сегодня искупалась.
– Так она туда и пошла уже, – засмеялась Березина.
Аэрон, который до этого сидел, боясь пошевелиться, вскочил и заорал на весь замок:
– Верея!
Карыч вцепился в него кривыми когтями, хрипя:
– Дер-ржи его! Он Вер-рее в Студенце купаться не даст!
И Древние всем скопом кинулись на бедного вампира, а рожи-то у них, рожи, а когти-то у них, когти какие! Он дико закричал, замахиваясь давешним мослом, кинулся в окно и под дикий хохот рухнул вниз в дожде осколков.
И тотчас не стало ни замка, ни волшебных деревьев, лишь болотная гниль да жуткие голубые огонечки, которые кружились в полуразрушенной косой избенке. Ноги в тумане, а над головой воронье ходит кругами. Гнилой лес ломаными ветками тянется, злое зверье за корягами хоронится, слюной капает и шипит:
– Мясо, мясо.
А воронье вторит: – Кровь, кровь!
Аэрон зыркнул по сторонам да и припустил по тропке, припадая к земле, собакой вынюхивая след Вереи.
– Ну, невестушка, – бормочет, – найду я тебя, ужо поговорим! Ему б рубаху сорвать, да боится, что воронье крылья порвет, ему б с тропинки свернуть, бежать напрямую, да зверье клыкастое из кустов щерится. Гонят вампира по тропе, поганками и грязью вслед кидаются, хохочут злыдни. Аэрон бодрит себя, тоже кулаки им кажет:
– Не скушаете вы ясна сокола, подавитесь, твари!
Воронье со смеху на землю падает, кароконжалы по земле катаются да еще пуще улюлюкают. А страшный царь воронов вопит во всю глотку:
– Молодец на обед! Конь на ужин!
– Какой конь?! – удивился Аэрон, глянул вниз, а и в самом деле – скачет он на богатырском коне. Шкура гнилая на нем клочьями висит, ребра желтые выпирают, друг о друга трутся, грохочут, зеленым огнем глаза горят. Скрипит конь волчьими зубами:
– Не отпущу, пока крови своей не дашь напиться! Богатырь-рь! Тут уж Аэрон и перетрусил, крутнулся через голову, грохнулся оземь, глядь – и пропало все.
Лес как лес, деревья как деревья, луна в озере отражается, к озеру тропинка, по ней Верея спешит. Подскочил Аэрон, потирая руки, и за нареченной побежал, пока она в Студенец не окунулась. Бежит, сил не жалея, бормочет: «На одном дыханье догоню!» – а не становится Верея ближе, словно тропка проклятущая длиннее делается. Вампир уж сипит, взопрел, рубаху на груди порвал, а невестушка все так же далека, идет по тропинке, приплясывает со светляками ночными. Тут он не выдержал, распахнул крылья и быстрей стрелы к ней слетел. Ухватил за руку, только рот раскрыл с упреками, да так и задохнулся – мертвячка перед ним, и не он уже, а она его за руку держит, да так крепко, что и не вырвешься! Скалит черные зубы и скрипит:
