Текст книги "Кто ушел и кто придет (СИ)"

Автор книги: Мария Руно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

– Почему ты вообще стал за ним следить? Откуда у тебя к нему такой интерес?

– Да бесит он меня, – выпалил Ник. – Скользкий как рыба, с какой стороны ни посмотри – никаких претензий. И работает хорошо, и начальство его ценит, и ему собираются отдать филиал на Нарате, и жена у него красавица… И мне не нравится, как он ко мне относится!

– Вот оно что! – засмеялась Мадлон. – А как он к тебе относится?

– Разговаривает через губу, смотрит как на пустое место! Говорит, что я оказался здесь только из-за дяди. Типа, сам я ничего из себя не представляю. И вообще, как-то так выразился, вроде того, что выходцев с нижних уровней надо бы получше проверять… И что не очень-то много пользы от тех, кто живет на Дне. Хотя сам там жил!

– Не обращай внимания. Продолжай спокойно работать, и со временем докажешь ему, что…

– Да не хочу я ему ничего доказывать! С какой стати? Плевал я на его мнение. А вот его делишки я бы вскрыл. И тогда узнаем, кто из нас лучше, я или он. Я-то хоть не ворую.

– Ну ладно, – сказала Мадлон. Она чувствовала, что Ник очень многое недоговаривает, но так же она чувствовала и то, что ничего существенного из него больше не вытянуть. – А что ты будешь делать, если выследишь его и обнаружишь какие-то доказательства своей правоты? Пойдешь в полицию?

– Да… Нет… Там видно будет. Чего ты вообще пристаешь ко мне со своими вопросами? Отстань, – он взглянул на часы. – Мне на работу пора, а ты меня задерживаешь!

Мадлон опешила от такого ответа.

– Ты же сам начал рассказывать, что кого-то выслеживаешь, и…

– Ты спросила – я ответил, – перебил Ник. – Вообще-то, я просто хотел предложить тебе пойти на Дно вместе. Ты когда-то говорила, что тебе было бы интересно там побывать. Если не передумала, то пойдем. Посидишь в каком-нибудь приличном месте, пива попьешь, а я быстро прослежу за Мортоном, потом вернусь, мы еще немного погуляем и поедем наверх. Только оденься как-нибудь победнее, – он критически оглядел ее костюм. – И волосы свои роскошные спрячь, чтобы тебя за парня принимали. Я не к тому, что девчонке опасно там находиться, но лучше, если не будешь бросаться в глаза. Там женщин меньше, чем здесь, любую новую сразу замечают. Ну что, сгоняем?

Несколько секунд Мадлон колебалась. Идея выслеживать Мортона казалась ей детской и слегка бредовой, но, с другой стороны, если Нику захотелось поиграть в сыщика – пусть, она-то вместе с ним бегать не собирается. Она просто сходит на нижние уровни за новыми впечатлениями.

– Ладно. Где встречаемся?

10

Выбор одежды для похода в Нижний город занял у Мадлон побольше времени, чем костюм для свидания. Она плохо представляла, что Ник подразумевал, когда просил ее «одеться победнее», да у нее и в принципе не было плохой одежды. Заношенную она выбрасывала, некачественную не покупала. В конце концов она позвонила Метени и попросила помощи. Тот посмеялся и ответил, что так и быть, подберет ей что-нибудь из своего. Вскоре дрон-курьер принес сверток с мешковатыми штанами и таким же свитером. С отвращением оглядывая эти затасканные чужие вещи, Мадлон даже подумала, не отказаться ли от приключения, но справилась с собой. В конце концов, эта одежда чистая, а ее ужасный вид можно и потерпеть.

Ник ждал у Черной линии скоростных лифтов. Насмешливо оглядев подругу, полез под огромную кожаную куртку, выудил большую кепку и нахлобучил на голову Мадлон, буркнув:

– Так и знал, что волосы убрать забудешь.

Спуск до Нулевого уровня, даже скоростной, должен был занять минут десять. В кабине, кроме них, никого не было. Мадлон заплела косу, затолкала под кепку и спросила:

– Как я выгляжу?

– Нормально, за пацана сойдешь. Знаешь, наверное, нам надо было поехать по наружным линиям. Там в окно можно глядеть. Или по внутренним линиям с пересадками. Ты бы посмотрела на другие уровни… Хотя разница невелика, настоящие отличия начинаются только ниже Нулевого. А ты, получается, нигде не была, кроме своего двухсотого?

– Я раньше жила на уровне сто, еще с Еленой.

– Кто это – Елена?

– Моя мать.

– Прикольно, ты мать по имени зовешь! – засмеялся Ник. – А почему?

– Я всегда ее так звала.

– Слушай, а путч ты видела? Мне рассказывали, что десять лет назад жители Нижнего города рванули наверх, и их остановили только в районе сотых уровней. Говорили, там такая жесть творилась – стрельба, пожары, кровь рекой… После этого контроль для нижних здорово ужесточили.

– Да, я видела все это. Только путч был не десять лет назад, а пятнадцать. Мне тогда восемь исполнилось.

– А нас это стороной обошло. Говорят, экстремисты вышли с уровня двести, а мы жили еще ниже. Наших они, вроде, вербовали, но я тогда был маленький, а отец, если ему и предлагали, конечно, отказался…

Двери кабины открылись. Шагая рядом с Ником, Мадлон вертела головой. Все кругом казалось очень ярким, шумным и немного театральным. Мерцание излишне кричащих разноцветных вывесок, какие-то нарочито замусоренные улицы, ветер гонит бумажки. Сияют витрины магазинов, светятся окна закусочных, клубов и ночлежек. Здесь оказалось удивительно много свежего воздуха и открытых пространств, но не террас, как наверху, а узких и высоких дворов, зажатых стенами жилых и нежилых массивов. Глядя на эти стены, усеянные квадратиками светящихся окон, уходящие вверх в темное небо насколько хватал глаз, Мадлон подумала, что днем здесь должно быть сумрачно и приходится зажигать фонари, потому что вряд ли солнечный свет в состоянии пробиться в эти колодцы.

Кругом болтали, смеялись, кричали, и ни один из прохожих не выглядел идущим по делам. Было много пьяных – хохочущих, шатающихся, горланящих песни; другие, странно заторможенные, были, вероятно, под наркотой. Почти все курили. Размалеванные вызывающе одетые девицы заговаривали с мужчинами, какие-то серые юркие личности мелькали в толпе, торгуя чем-то из-под полы.

Ник дернул подругу за рукав и шепнул:

– Хорош пялиться. Думаешь, тут на каждом углу притон? Нет, здесь все бутафория. Грязновато, темновато, свалки, бордели – с виду как Дно, но ненастоящее. Эти девки на самом деле андроиды, секс-боты. Наркотики, которыми здесь торгуют, исключительно легальные. Ни серьезных драк, ни поножовщины тут не бывает, хотя обокрасть могут, если зазеваешься и если у тебя есть наличные. А вот горло не перережут даже в самом темном углу. Полиция здесь есть и работает, повсюду видеокамеры слежения – короче, безопасность превыше всего. На самом деле жители Нулевого почти все наши, верхние. Ездят расслабиться после рабочего дня и поиграть во всякое… Да хотя бы в Бегунов, как вон та девчонка, видишь?

Мадлон повернула голову. На противоположной стороне улицы прохожие остановились, слышались рукоплескания и ободряющие возгласы. Из окна то ли разрушенного, то ли недостроенного здания напротив выбиралась молодая женщина. Постояв на подоконнике, она ступила на карниз и осторожно пошла вдоль стены. Мадлон не понимала, как та решилась – карниз узкий, держаться не за что. Толпа внизу завопила. На спине девушки, на черной куртке Мадлон видела большой рисунок – красный бегущий человечек. Бегунья добралась до соседнего окна, перекинула ногу через подоконник, торжествующе махнула зрителям и скрылась в доме.

– Я думала, эту игру давно запретили, – сказала Мадлон.

– С чего бы? У них все добровольно, денег ни с кого не берут и никому не платят. Может, потому и пользуются такой популярностью. Многие говорят, что Бегуны – такие же любители экстрима, как те, которые, допустим, ходят в горы. Но мы-то заботимся о своей безопасности, у нас там страховка и все такое, и вообще альпинизм – это спорт. А у них наоборот, чем опаснее, тем лучше. Они частенько гибнут. Меня они, если честно, раздражают, никогда бы не стал в такой бессмыслице участвовать. А ты можешь попробовать, если любишь риск, тебе понравится…

– А правда, что у Бегунов бывают задания, где они убивают друг друга?

– Это ты про других говоришь, про Игроков на выживание. Их-то давно запретили, но они все равно действуют, просто ушли на нижние уровни, где их трудно выловить. Да, там реальный беспредел – и убить могут, и все что угодно. Ну, там и деньги большие крутятся. Тотализатор для зрителей, призы для участников… Нам сюда, – он потянул ее за руку в переулок. – Да, кстати… – Ник на ходу снова полез в карман, вынул тонкий браслет и сам нацепил его на левую руку Мадлон.

– Зачем это? – не поняла она, разглядывая браслетик. Тот был гибкий, резиновый на ощупь и плотно облегал ее запястье.

– Вот смешная, это же глушилка. Ты ведь чипированная? Чип в руке?

– Да.

– Ну и отлично, теперь сигнал не идет. Ниже мы с тобой поедем невидимками. Ты же говорила, что в прошлый раз тебя перехватили и завернули, а теперь твой сигнал никому не будет мозолить глаза.

– А ты почему?.. – начала Мадлон, посмотрев на его руку, но Ник перебил:

– Я ношу документы в кармане, а не под кожей. У меня вот, – он показал бумажник, стянутый таким же браслетом. – Я-то, в принципе, могу не прятаться, потому что имею право ездить в Нижний город к родителям, но тебя поведу закоулками. Поэтому, чтобы мой извилистый путь не вызвал лишних вопросов, тоже побуду невидимкой. А теперь еще небольшой фокус… – он аккуратно отцепил с браслета ногтем что-то, похожее на рисовое зернышко, взял руку Мадлон, снял то же самое с ее браслета и щелчками отправил обе детальки в мусор по разные стороны дороги. – Теперь для любого, кто захочет узнать, где мы с тобой, мы оба находимся на Нулевом уровне, на этой улице. Это излучатели ложных сигналов, они копируют данные с чипов и какое-то время воспроизводят их. Надолго их не хватит, так что нам с тобой лучше не задерживаться.

– Откуда у тебя все эти штуки?

Ник усмехнулся и молча указал пальцем вниз.

На эскалаторе они спустились в подземелье, больше всего похожее на метрополитен, каким его показывали в исторических фильмах. Поездов, правда, тут не оказалось. Было людно и весело, мигали разноцветные гирлянды, что-то продавали прямо с открытых прилавков, где-то гремела музыка.

– Здесь всякие экстрим-клубы, – пояснял на ходу Ник. – Диггеры, любители спортивного ориентирования, военные игры, кладоискатели. Бегуны тоже здесь, они в основном по тоннелям и бегают – там проще навыдумывать всяких аттракционов. А, вон и лифты.

На этот раз поездка длилась недолго. Привычный шорох дверей – оба вышли в тихий полутемный коридор.

– Белый город, уровень минус пятьдесят, – негромко сказал Ник. – Дальше пойдем пешком. Мы с тобой теперь пробираемся тайно, этот лифт на самом деле тоже как бы не существует, числится нерабочим. Его энтузиасты поддерживают в нормальном состоянии. Он раньше был служебным, вот, видишь, привез нас в служебное помещение. Можешь посмотреть на местных, если хочешь, – он подвел приятельницу к маленькому окошечку, забранному пыльной сеткой. Мадлон приникла к окну, не обращая внимания на пыль, от которой зачесалось в носу.

По ту сторону оказался чистый светлый коридор с рядами дверей по обе стороны. Это место напоминало больницу и тюрьму одновременно, какими их показывают в кино. По коридору, почти все в одном направлении, двигались люди лет от двадцати до шестидесяти. Детей, подростков и пожилых среди них Мадлон не увидела. Одежда у всех выглядела заношенной, многие были в штанах и рубахах одинакового покроя с большими буквами на рукавах и спинах: «Обеспечение неимущих». На лицах людей застыло одинаковое равнодушно-сонное выражение. «На работу, – подумала Мадлон. – Смена, похоже». Она знала, что обитателей Белого города обеспечивают простыми бездумными занятиями – что-то упаковывать, сортировать, собирать. Они делали все то же самое, что могли бы быстрее и качественнее выполнять автоматы, но ведь оставить людей без работы нельзя, надо, чтобы они хоть чем-то занимались, хотя бы по шесть часов в день. А кроме такой простой работы эти люди ни к чему не были способны – во всяком случае, не способны в степени, достаточной для того, чтобы найти работу в Верхнем городе.

– Ник, а что они делают в свободное время?

Ник неохотно отозвался:

– Я слышал, они спят тут по десять-двенадцать часов, им специально всякую дрянь в еду подмешивают. А оставшееся время проводят в виртуальном мире. Дядя рассказывал, что все эти компьютерные игрушки, которые у нас не приветствуются, здесь очень распространены. Ну, знаешь, грубые игрушки, где почти не надо думать, а так, на рефлексах проходишь, зато ощущений сколько хочешь – кровавые стрелялки, страшилки, эротика. У нас в такие мало играют, считается признаком дурного вкуса. А эти гоняют по несколько часов, ни на что другое мозгов не хватает. Дядя говорил: потому и не хватает, что их специально отупляют. Замкнутый круг, – он отступил от окошечка. – Пойдем, что ли? А то как бы Мортон раньше нас наверх не вернулся.

Через полчаса они вышли в темный тоннель. Ник включил фонарик и пояснил:

– Мы почти на месте. Нижний город, уровень минус двести пятьдесят.

– А почему здесь нет света?

– Это необитаемая часть, мы ведь пришли закоулками.

– Получается, любой верхний может спуститься сюда? А любой местный так же легко может подняться наверх?

– Может, но совсем не легко. Надо знать дорогу в обход контрольно-пропускных пунктов – потому что на каждом КПП тебя мигом распознают по лицу, походке, отпечаткам пальцев и еще десятку признаков – достать глушилки, отражатели, а для местных – подделать документы, чтобы пройти контроль на Нулевом уровне. Там, наверху, таких тайных путей, какими мы с тобой сейчас пробираемся, не найдешь. То есть, наверное, можно найти, но надо здорово постараться, особенно после путча.

Под ногами что-то зачавкало, Мадлон отскочила.

– Тут грязь!

– Ну да, а ты что, никогда грязи не видела?

– Непривычно как-то, – пробормотала она. – Я думала, грязь только снаружи или в искусственных болотах, которые в парках наверху… Или на Нулевом уровне для антуража, как мусорные кучи.

– Можешь считать, что это местный парк, – хихикнул Ник. – Здесь и озеро есть, – он посветил фонариком, и Мадлон увидела, что широкий тоннель впереди залит водой. – Обойдем вдоль стенки. Видишь выступ? Иди осторожно, не свались… Это Озерный туннель, мы раньше жили поблизости. В нем всегда стояла вода, а лет десять назад, после землетрясения, подтопило и окрестности. Потом-то воду откачали, но вначале тут прямо страшно было. А вон там, подальше, старые склады. Туда никто не ходит, говорят, там очень опасно, в любой момент может случиться обвал.

– Я не думала, что здесь все такое… Такое запущенное. Ведь эти нижние уровни – тоже часть города, и…

– Что, хочешь сказать: «Куда смотрит ремонтная служба?», – Ник протянул ей руку, помогая перебраться через кучу песка и щебня вперемешку с мусором. – Да верхним плевать на Дно. Когда из этого туннеля хлестала вода, наверху хоть бы кто почесался. Потом-то, конечно, прислали гуманитарную помощь и пару ремонтных киберов, через две недели, ага. А когда возле складов перекрытие обрушилось, думаешь, сюда примчались спасатели? Ха-ха… Я не удивлюсь, если когда-нибудь выяснится, что наводнение и другие аварии были подстроены. Жители Дна у всех как бельмо на глазу. Сюда ведь бегут те, кому не нашлось места наверху, но при этом им не нравится ходить строем в Белом городе. Да хоть мою мать возьми – думаешь, она всегда тут жила? Они с дядей родились в Верхнем городе, а потом – тесты, проверки, выявление способностей, и вот дядя учится в Технологическом университете, а ей предлагают работать официанткой на Нулевом. Она этому не обрадовалась и связалась с какими-то экстремистами, чуть ли не с «Новыми луддитами», они-то ее сюда и заманили. А потом их банду разогнали, часть сбежала к дикарям наружу, а она сошлась с моим отцом, родила меня и осела здесь. Это мне отец рассказывал, сама-то она ничего о своей молодости не говорит.

– Я не понимаю… Получается, что жители этих нижних уровней существуют как бы автономно, они независимы от города?

– Не совсем. Сюда идут поставки. Здесь-то производства почти никакого, разве что продукты. Хлорелла, овощи в гидропонных теплицах, соевое мясо… Отец у меня как раз на пищевом комбинате работает. По сравнению с верхними продуктами местная еда – дрянь, но если не сравнивать, то нормально. Зайдем в какое-нибудь кафе – попробуешь. Ну, одежда частично своя. А вот электроника, медикаменты, медтехника – почти вся сверху.

– Секс-ботов тоже поставляют? – спросила Мадлон, вспомнив его рассказ про бордель некоего Вебера.

Ник кивнул.

– Да. Я сначала удивлялся, потому что ведь это уже, типа, предметы роскоши, а потом дядя сказал, что это еще один ненавязчивый и приятный способ снизить рождаемость. Это у нас наверху дети никому нафиг не нужны, а здесь они для многих смысл жизни. Особенно если кто долго завести ребенка не может, так вообще… Ну да это не про мою мать, – он ожесточенно поддал ногой камешек. – Короче, Верхний город поддерживает нижние уровни, но при этом был бы рад от них избавиться. Но ведь нельзя вытравить местных, как тараканов, это негуманно и вообще зверство. Поставок тоже не лишают, потому что никому не нужен еще один конфликт. Худой мир лучше доброй ссоры. Дядя даже говорит, что местная нищета создается искусственно. Дескать, пусть они здесь помучаются, а когда устанут, сами поднимутся на минус пятьдесят и будут жить по расписанию, никому не доставляя хлопот. Он говорит, что у нас достаточно ресурсов, чтобы обеспечить всем необходимым вдвое большее население, да только вопрос – чем будет заниматься это население? Вот так и получается, что жизнь наверху не для всех, а недовольные уходят сюда. Идиотская система.

– Придумай лучше, – раздраженно сказала Мадлон. Ей система казалась пусть не идеальной, но в целом довольно удачно расставляющей людей по местам. А если кого-то не устраивает его место, пусть он докажет, что достоин большего – в чем проблема?

– Не могу, – огрызнулся Ник, – я же не социолог. Да мне наплевать, если честно. Хоть я и вышел отсюда, – он нервно провел рукой вокруг, – я ненавижу это место. Если бы не родители, ноги моей здесь не было бы. Я пока не могу их увести отсюда – если забрать кого-то из Нижнего города, придется платить бешеный налог. Но как только у меня будет больше денег, я переселю их хотя бы на Нулевой уровень.

– Ты сказал, что поднялся отсюда только благодаря своему дяде, а не собственным способностям, – задумчиво произнесла Мадлон. – Но если он настолько богатый и влиятельный человек, почему он не забрал отсюда свою сестру?

– Мать с ним сама не пошла, они же в ссоре. А насчет меня… Если смотреть по результатам всяких проверок, у меня есть способности. Но мать говорит, что без дяди я бы все равно ничего не добился. Он первое время платил за меня, очень помогал и вообще… Мать говорит, что сам по себе я ничего не представляю, я просто посредственность, ну, может, чуть-чуть получше других, но все равно без дяди я полный ноль. Она права, конечно.

Мадлон поразило, что Ник, говоря все это, пугливо оглядывается по сторонам.

– Ты боишься свою мать?

Он внезапно остановился и, как тогда в кафетерии, выкрикнул:

– Может, и боюсь! А твое какое дело! Я тебя не спрашиваю, чего ты боишься!

– Можешь и спросить, – усмехнулась она. – Я не буду орать в ответ, а скажу: я ничего не боюсь.

Ник уже открыл рот, чтобы съязвить, но тут впереди показался слабый рассеянный свет. Мадлон увидела грязный коридор, похожий на улицы Нулевого уровня. Переулок, из которого выглядывали они с Ником, на самом деле являлся проходом между глухих стен двух зданий. Ник сообщил:

– Сейчас выйдем в основной город. Все почти как наверху, только вместо неба – потолок. Когда я перебрался жить в Верхний город, долго не мог привыкнуть к настоящему небу. Потом привык, и теперь мне уже здесь неуютно, – он передернул плечами. – Похоже, агорафобия сменилась клаустрофобией.

– Скажи, а где работают те, кто не занимаются производством пищи? Твоя мать, например, что делает?

Ник метнул на Мадлон бешеный взгляд, и та уже решила, что он сейчас опять раскричится, но он, видно, понял, что вопрос был задан без задней мысли, и хмуро ответил:

– Ничего. Не помню, чтобы она когда-то работала. Домохозяйка – это так называется. Лучше бы работала… – он опять нервно передернул плечами. – А другие… Часть людей следит за системами жизнеобеспечения – вентиляция, вода, электричество, ремонт зданий. Есть учителя, врачи, работники сферы обслуживания. Но много и так называемых дополнительных занятий. Здесь хватает проституток, наркоторговцев, вербовщиков Игроков, жуликов, содержателей борделей, контрабандистов и всякой дряни…

– Контрабандистов?

– Тех, кто ведет обмен с дикарями – ну, с этими, которые живут снаружи. Поддерживать с ними любые отношения запрещено законом.

– Разве на Необжитых территориях до сих пор кто-то живет? Я думала, их всех давно перевезли в города.

– Всех не отловишь… Живут, прячутся в развалинах. Свободолюбцы – им же воля превыше комфорта, ага. Я бы так жить не хотел. У них там как в каменном веке – грядки копают, рыбу ловят, охотятся, чуть ли не из луков стреляют, я слышал. Болеют часто, конечно, детская смертность высокая. Оружие и медикаменты больше всего ценят. А главное, они же вне закона, на них постоянно проводятся облавы.

– И что с ними делают, когда ловят?

– Откуда я знаю? Наверное, что хотят, то и делают, я ведь сказал, что дикари вне закона. Могут сразу хлопнуть, могут отправить в тюрьму, а скорее всего просто вкалывают что-нибудь для успокоения нервов и ставят в строй в Белом городе. А там уж как повезет… Наверх вряд ли выйдешь, но можешь уйти вниз или заново выбраться наружу, если раньше мозги не отсохнут.

Вокруг становилось светлее, появились фонари. Тепло и затхлость, царившие в нежилых туннелях, сменились прохладой и свежестью. Где-то наверху мерно шуршали лопасти гигантских вентиляторов. Стали попадаться прохожие. Мадлон на ходу задирала голову, пытаясь разглядеть потолок, пока Ник не пихнул ее локтем:

– Ты можешь не глазеть вокруг вот так в открытую? Это все равно, что повесить на грудь табличку: «Я из Верхнего города».

Она поспешно опустила голову.

– Я хотела сделать запись.

– У тебя цифровая линза, что ли? Не вздумай потом куда-нибудь залить это видео. Вычислят и оштрафуют. У меня знакомый уже так попал один раз.

– Я и не собиралась, просто себе на память. А где потолок? Я его не вижу.

– И не увидишь. Сейчас свет слабый, так как время вечернее, а потолок здесь на высоте ста метров. Когда-то давно первым поселенцам пришла мысль создать тут город, который будет отличаться и от Верхнего, и от Белого, и они объединили десять ярусов. Ну, аккуратно взорвали перекрытия, и получилось очень большое подземелье, что-то типа огромной пещеры. Здесь такие же здания, как на поверхности. Для того, чтобы укрепить кровлю, некоторые высотки служат заодно и колоннами. Вон тот дом видишь? Он достает крышей до неба, в смысле, до потолка. В нем тридцать этажей… Ага, вот и бойцовский клуб. Мортон скоро должен появиться. Можем зайти туда, посмотреть, но честно скажу – зрелище не из приятных.

– Давай заглянем.

Мадлон ждала, что на входе их остановят, будут спрашивать членские билеты или что-то в этом роде, но Ник молча отсчитал несколько кредиток маленькому человечку, почти незаметному за спинами двух здоровяков, отирающихся возле дверей, и за руку потянул за собой подругу. Если здесь и был какой-то контроль, они беспрепятственно его прошли.

Миновав короткий коридор, они оказались в душном, полутемном битком набитом зале. Нормально освещен был только ринг, на который как раз поднимались двое. С края ринга небритый человек в рваной майке проорал:

– Стив Мортал против Дика Деса! И пусть победит сильнейший!!

Толпа взорвалась ликующим воем.

– Мортон уже здесь, а я и не знал, – шепнул Ник. – Ну и жутко выглядит…

Действительно, Мортон в образе Мортала выглядел откровенно устрашающе. Не человек, а сплетение мускулов, разрисованное цветными татуировками не то адского огня, не то демонов. Мадлон так засмотрелась, размышляя, временные ли это картинки или настоящие наколки, что сперва даже не обратила внимания на Деса. Впрочем, тот почти не отличался от противника – только штаны другого цвета, да рисунков на коже поменьше.

Бой начался, и Мадлон сразу пожалела, что попросила Ника зайти сюда. Смотреть на настоящую драку оказалось неприятно, много неприятнее, чем на то же самое в кино. Толпа ликовала. Зрители стиснули Мадлон и Ника со всех сторон – с места не сдвинешься, оставалось только ждать окончания боя. После каждого удачного удара Мортона общий рев разрезался восторженным визгом маленькой тощей блондинки, которая бесилась возле самых канатов.

Дес упал. Судья отсчитал десять секунд. В зале стояла мертвая тишина, слышно было только тяжелое дыхание Мортона. Дес остался лежать. Его подняли и понесли, судья вскинул вверх руку Мортона, и зал вновь разразился воплями и аплодисментами. Ник взглянул на Мадлон, та кивнула. Воспользовавшись тем, что люди рядом зашевелились, оба пробрались к дверям.

На улице Ник спросил:

– Ну и как тебе?

– Неприятное зрелище. А еще мне интересно, его татуировки временные или постоянные?

– Черт его знает, мне самому интересно. Наверху он всегда с длинным рукавом ходит, не поймешь. А вообще, не знаю, как ты, а я просто в шоке от этих боев, хоть и не первый раз вижу. Мортон – специалист высокого класса, из тех, что стоят на передовой науки, а вечером идет сюда и перерождается в дикаря.

– Агрессия и ум вполне способны сосуществовать, – подумав, отозвалась Мадлон. – Я читала, что садисты зачастую оказываются очень неглупыми людьми, недаром полиции бывает так трудно изловить очередного маньяка.

– Кстати, о маньяках, – вспомнил Ник, – здесь какой-то завелся, в последнее время изуродованные трупы находят.

– Да, я читала в новостях. А где мы будем ждать Мортона? На улице?

– Нет, пойдем вон в той забегаловке посидим. Я тебе местные пирожки обещал.

Они вошли в маленькую закусочную под тускловатой вывеской. Посетителей в зале было немного, на двух молодых людей никто не обратил внимания. Ник оставил Мадлон за столиком и пошел к стойке. Мадлон отошла к раковине в углу, сполоснула руки и умылась. Сперва она подумала, что надо бы снять кепку, но многие мужчины сидели в головных уборах, и Мадлон успокоилась. Лучше уж в кепке, чтобы ее коса не привлекла ничье внимание – женщин здесь что-то не видно, не считая высокой сухопарой барменши неопределенного возраста.

Вернулся Ник, поставил на столик два стакана и тарелку с двумя пирожками.

– Бери, попробуй искусственное мясо. А это пиво, оно вообще-то неплохое. Отец его любит, специально ходит сюда раз в неделю, но не чаще – чтобы не приелось.

Мадлон понюхала содержимое стакана и решила, что пива ей не хочется. Пирожок, вопреки ожиданиям, оказался неплох, несмотря на странный привкус – не то, чтобы неприятный, но есть такое каждый день она не смогла бы. По структуре мясо тоже отличалось от нормального – не волокнистое, а резиново-губчатое.

Ник то и дело нетерпеливо косился на дверь и в окно, и вдруг быстро подался к Мадлон и прошептал:

– Он вышел. Я за ним, скоро вернусь. Ты сиди здесь, никуда не уходи и ни с кем не разговаривай, поняла? Станут приставать – плавно посылай куда подальше. Я быстро, одна нога здесь, другая там. На вот, на всякий случай, – он сунул ей в руку несколько свернутых кредиток. – Здесь любят наличные, а у тебя, конечно, нету.

Мадлон удержала его за рукав.

– А связь здесь есть?

– Есть, но не для наших телефонов. Да ты не беспокойся, я же сказал, что скоро приду, – он хлопнул ее по плечу и выскочил из кафе.

Мадлон осталась дожевывать пирожок. Еду хотелось хоть чем-нибудь запить, и она, поколебавшись, взялась за пиво, стараясь тянуть его помедленнее, чтобы не сидеть потом с пустыми руками. Она даже пожалела, что не курит – могла бы без конца дымить, как большая часть посетителей вокруг.

Над стойкой размеренно тикали старомодные часы. Мадлон запомнила время, когда ушел Ник. Длинная стрелка уже успела описать четверть круга. Против воли Мадлон начала размышлять, что будет делать, если Метени не вернется. Искать его? Или идти наверх? В конце концов, они не в горах, не в дикой местности и не на другой планете. Они в том же городе, где прожили всю жизнь. Ник найдет обратный путь еще легче, чем она. Так, может быть, встать и уйти? Вряд ли Метени грозит настоящая опасность, скорее, он тут в большей безопасности, чем она сама. Да, вот в том-то и дело! Дорогу она найдет, но что будет делать, если по пути к ней пристанут местные?

Мадлон показалось, что кто-то внимательно смотрит на нее. Она поднесла к губам стакан, незаметно оглядывая маленький зал. Кажется, на нее пялится вон тот парень в самом темном углу… Он со вкусом курил, медленно пуская дымные колечки. Ему могло быть и шестнадцать лет, и тридцать шесть; очень бледное маленькое лицо от переносицы до лба скрыто зеркальными очками, темные волосы зализаны со лба назад. Когда человек встал и неторопливо двинулся к стойке, Мадлон увидела, что он небольшого роста, худощавый, одет в ладно сидящий черный костюм, а на ногах поблескивают лакированные туфли. Странно, что никто из посетителей не глазеет на этого парня – его одежда здорово отличается от курток, штанов, свитеров и робы большинства сидящих в зале.

«Ладно, – сказала она себе, решительно вылезая из-за стола. – Пойду прогуляюсь». Прошло уже пятьдесят минут, Ник обещал вернуться самое большее через полчаса – хватит ждать.

Мадлон шагала по полутемной улице, стараясь выглядеть человеком, идущим по делам. Наверное, ей это удавалось – встречные не обращали на нее внимания. Может, надо поспрашивать, не видел ли кто Ника? Он говорил, что здесь не так много жителей, вполне возможно, что многие знают друг друга. Но у кого именно спрашивать? Жаль, ей неизвестно, где живут его родные… И она отбросила идею с расспросами.

Мадлон дошла до перекрестка, свернула, прошла по перпендикулярной улице, еще раз свернула. Последний поворот – и она окажется на той же улице, с которой начала поиски.

– Не ожидал увидеть вас здесь, Мадлон.

Она стремительно оглянулась. Когда Мортон успел подкрасться? Только что кругом было пусто – и вот он идет рядом с таким видом, словно сопровождал ее от самого кафе.

– Я только что видел Ника Метени, – продолжал Мортон. – Вы, наверное, его ищете. Пойдемте, провожу.

Он по-дружески взял ее за плечо, и Мадлон еще не успела почувствовать подвох, как огромной ладонью другой руки он разом накрыл ей нос и рот. Клочок ваты, который Мортон прятал в ладони, был пропитан очень сильным снотворным, и Мадлон даже не успела понять, что случилось. Просто глаза закрылись – и темнота.