Текст книги "Кто ушел и кто придет (СИ)"

Автор книги: Мария Руно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

21

Мадлон очнулась в незнакомой комнате, на диване под пушистым покрывалом. Она откинула покрывало и села, встревожено оглядываясь, еще не вполне восстановив в памяти последние события. Помнила только то, как убегала от Стривера, и сейчас готова была снова бежать или драться, если понадобится. А где ее нож? Ведь у нее был нож! Она вскочила, пошатнулась и снова села. Да нет, все в порядке. Это не пещера, а Стривера поймал Ларри, так что ей, скорее всего, уже ничего не грозит.

Но где она? И как здесь оказалась? Что там было-то, в туннелях? Ларри поймал Стривера, и в это время на них вышли археологи. Мадлон усмехнулась: с каким изумлением они смотрели на нее, эти трое мужчин в комбинезонах и касках! Кто-то предложил: «Пойдемте, я провожу вас наверх», она кивнула, но через несколько шагов у нее закружилась голова, и дальнейшего она уже не помнила.

В открытое окно лился теплый влажный воздух. Солнце садилось, и полосы закатного света золотили темный мохнатый ковер на полу, отражались в лакированной поверхности низкого длинного столика, в подлокотниках большого кресла и тонули в матовой темноте выключенного экрана на стене. В коридоре послышались быстрые шаги, и Мадлон встала с дивана.

В комнату вошел Френсис Губерт.

– А, проснулась! Как себя чувствуешь? Ты столько натерпелась… – он протянул руки к дочери, будто ждал, что сейчас она бросится в его объятия. Мадлон на всякий случай отступила и вежливо ответила:

– Я чувствую себя неплохо. Что это за место?

Губерт опустил пухлые ручки, прикрыл окно и принялся возиться с настройками кондиционера. Не оборачиваясь, ответил:

– Это мой дом, я купил его еще во время прошлой командировки. Сейчас недвижимость на Нарате стоит меньше, чем коттеджи на Зеленом кольце на Земле. Тебя привез сюда Ларри Метени после того, как ты упала в обморок в туннеле. Археологи выделили вам глайдер.

Мадлон поморщилась. Угораздило же ее отрубиться у всех на глазах! Видно, сказались переохлаждение и усталость.

– Надеюсь, ты поживешь у меня до отлета, а не сбежишь в гостиницу? – спросил Губерт.

Мадлон как раз думала об этом, но услышав его несмелую полушутливую просьбу, улыбнулась:

– Если я тебя не стесню, то конечно. Спасибо.

– Есть хочешь?

Она посмотрела на свою голую измазанную глиной руку и такой же грязный купальник.

– Для начала я бы хотела вымыться и переодеться.

– Пойдем, – Губерт вывел дочь в коридор и открыл соседнюю дверь. – Вот ванная. Здесь лежат чистые полотенца, а это моя пижама, совсем новая, я ее ни разу не надевал. А вот это комната для гостей, – он приоткрыл дверь в конце коридора. – Чувствуй себя как дома. И… Прости за вопрос, но что случилось с твоими волосами?

Она равнодушно провела рукой по колючей голове.

– Случайно обгорели, пришлось сбрить остатки.

– Как жаль! Они у тебя были такие красивые, как у твоей матери. Она тоже всегда носила длинные волосы.

– Да, я помню.

Может быть, и хорошо, что волосы обгорели? Что-то в последнее время ей стала надоедать эта прическа «совсем как у матери».

Мадлон долго стояла под душем, отогреваясь после пещерного холода. Все тело болело. Выключив воду, она протерла высокое зеркало и с любопытством оглядела себя. Вся в синяках, как леопард в пятнах, вот смешно-то! А уж царапин сколько… Она поискала в шкафчике, нашла тюбик регенератора и замазала ссадины и ранку на голове. Непривычно было ощущать под пальцами ежик вместо гладких мягких прядей. Но старик Гордон прав, смотрится эта прическа неплохо, и с косами теперь возиться не надо. А к возвращению на Землю волосы уже отрастут.

Утопая в отцовской пижаме – в штаны можно было засунуть двух таких девушек – она прошлепала в свою комнату. Узкая кровать под клетчатым пледом, стол, стул, гардероб, кондиционер, гостиничный дух нежилой чистоты. Мадлон распахнула окно и вышла в коридор. Где-то шипело и скворчало, по дому тянуло аппетитным мясным запахом, отец что-то неразборчиво напевал. Мадлон заглянула в соседнюю комнату.

Наверное, Френсис устроил себе здесь кабинет. Письменный стол, офисный стул-кресло, аккуратные стопки бумаг на полках. Полкомнаты занимал воздушный монитор, информации на котором Мадлон не поняла, а в низком кресле в углу кто-то сидел, уронив голову на грудь. Она наклонилась над этим человеком. Ларри? Что он тут делает?..

В коридоре послышался голос отца:

– Мадлон, ужин готов… Ты где? – он открыл дверь. – А, заглянула к Ларри. Он недавно прибыл на планету, сопровождал транспортный корабль – нес вахту, пока люди спали, и обслуживал анабиозные капсулы. Это его первый рейс, и Ларри прекрасно справился. А на планете Ник втянул его в свои детективные игры.

– А сейчас он что делает? – спросила Мадлон, глядя на неподвижное лицо андроида.

– Ничего. Я выключил его, чтобы спокойно просмотреть его воспоминания и чтобы он гарантировано побыл здесь в ближайший час. Пусть отдыхает. Дай-ка я уложу его поудобнее, – Френсис опустил спинку кресла так, что оно превратилось в шезлонг. – А теперь пойдем, перекусим, пока есть время.

– Время?

Губерт взглянул на часы.

– Через час нас должны навестить ребята из полиции, расспросить тебя насчет этого дела на горе. Я сказал, чтобы приезжали сами, потому что уже поздно и ты устала.

Они ужинали на веранде. Наступили сумерки, Губерт зажег настольную лампу, и над накрытым столом плясали мотыльки.

Мадлон ждала, что отец сам расскажет ей, что было на горе после стрельбы, ведь он наверняка все знает, но тот молчал. Когда она спросила, Губерт вздохнул.

– Я думал, что ты сперва хочешь спокойно поесть… Ладно, слушай. Новак в обед позвонил в центр и попросил помощи, сказал, что убит парень из нижнего лагеря и тяжело ранена Анита. На гору вылетели спасатели и полиция. Аниту на вертолете сразу же отправили в город, Гордон полетел с ней сопровождающим…

– Постой! Так Анни жива?

– Да, разве я не сказал? Потеряла много крови, но ее вовремя доставили в больницу, так что все будет в порядке… Новак остался на горе помогать полицейским. Но тут полиция, знаешь ли, такая… – Губерт неопределенно пошевелил пальцами. – Здесь практически нет преступности, за все эти годы только и было, что с десяток краж, пьяные драки и мелкое хулиганство. От сообщения Виктора у всех просто волосы дыбом встали. Полицейские считали, что убийца – кто-то посторонний, и надеялись, что вы со Стривером спаслись и где-то прячетесь. Но затем Новак обнаружил в палатке свою сумку, где нашлось все, кроме пистолета, а кто-то из полицейских определил, что в Эмиля стреляли как раз из этого оружия. Потом эксперты нашли еще какие-то следы – в общем, начали подозревать Стривера. Сунулись было в пещеру, но вернулись – там лабиринт, а у них даже фонарей нормальных с собой не оказалось. Стали думать, как искать тебя. Уже поняли, что Стривер, скорее всего, выслеживает тебя в пещере, и что… Что ты в большой опасности, – тут у Губерта заметно дрогнул голос. – Конечно, сразу подумали про маячки, но Стривер свой бросил в палатке, а сигнал твоего не могли засечь. Решили: это из-за того, что ты очень глубоко под землей. Не знали, что делать, уже собрались запрашивать снаряжение для подземных поисков, но тут с нижней базы позвонили и сообщили, что один из отрядов, работавший в дальней части туннелей, вышел на вашу группу, – Губерт отодвинул пустую тарелку и откинулся на спинку стула.

– Скажи, а что делали в пещере ты и Френк?

– Меня там, к сожалению, не было. Если бы был, то Френк остался бы жив, и…

– Ты был там раньше – Стривер сказал, что видел вас обоих. Я так поняла, что он вышел на вас во время наводнения. Я видела в пещере незаконченного андроида, кажется, Френк назвал ее Дианой. Она собиралась убить Стривера. Ясно, что ни о каком Первом законе она и понятия не имела, но вроде подчинялась твоему брату. И она была не единственным роботом в том зале, куда мы пришли, я видела там несколько других андроидов. Френк или эта Диана как-то спрятали их, но они были там, я знаю. Не говори, что мне почудилось. Значит, вы устроили секретную лабораторию в туннелях Муравейника?

– Можно и так сказать.

– Где вы берете материал для своих опытов?.. Постой, а не сюда ли был отправлен мозг Веры, якобы не подлежащей ремонту? Я подозревала, что в том случае не все чисто. Мне казалось, что она выбралась из-под обвала, но я не знала точно. Так значит, она все же уцелела? Ваши люди подобрали ее на горе?

– Туда летал один Френк. Он получил сигнал о разрушении ее корпуса, но мозг был цел, и Френк решил забрать его. Он взял с собой робота-горнопроходчика, чтобы раскопать завал. Послушай, – он потянулся через стол и дотронулся до пальцев дочери, прежде чем та отдернула руку, – я не знал, что там замерзаете вы с Ником, клянусь. Если бы знал, я попросил бы Френка найти и подобрать вас. Сам-то он об этом не думал. Понимаешь, он летел только за останками Веры, судьба людей его не волновала.

– Да, я понимаю, – кивнула Мадлон. – Значит, вы при каждом удобном случае объявляете роботов негодными, в документах пишете, что остатки И-мозга были уничтожены, а на деле отправляете их сюда. Или у вас есть и другие способы?

– Есть. Но тебе я про них не скажу.

– Тогда расскажи, зачем все это.

– Да, расскажите-ка об этом, мистер Губерт, – сказал знакомый голос позади Мадлон. Она обернулась – на веранду только что поднялся Ник Метени. Он подошел и уперся ладонями в стол. На Мадлон он не обращал внимания и сверлил злым взглядом Френсиса.

– Ник! – Губерт широко улыбнулся. – Ты вовремя. Присаживайся. Чем тебя угостить?

– Я не собираюсь с вами тут рассиживаться. Вы сказали, чтобы я пришел за Ларри. Где он? Почему вы его не отпустили?

– Я немного покопался в его памяти, сейчас он в комнате, отключен. Ты садись, не стой.

– Что? – задохнулся Ник. – Как вы посмели! Это не ваш андроид!

– Вообще-то, я директор подразделения «Киберспейс», которая является собственником всех наших андроидов. А ты уволился из корпорации несколько месяцев назад и теперь выращиваешь на этой планете персики. Ты оформил аренду только на сутки, это время истекло, и сейчас Ларри тебе уже не принадлежит. Да ты сядь, успокойся…

Ник не слушал.

– Как вы можете!.. Да я… Да вы…

– Сядь! – вдруг гаркнул Губерт. Мадлон перестала жевать и подняла на него взгляд: надо же, добродушный Френсис умеет повышать голос, кто бы мог подумать!

Наверное, Ник тоже не ожидал такого от бывшего начальника. Он замолчал, послушно придвинул стул и сел. Губерт налил ему вина.

– Мясо сам себе положишь, чистые тарелки вон там, – он снова глянул на часы и кивнул каким-то своим мыслям. – Спасибо, что зашел – я смогу все объяснить сразу вам обоим, тебе и Мадлон, чтобы не повторять одно и то же два раза.

– Не о чем мне с вами разговаривать, – непримиримо произнес Ник. – Я только скажу, что считаю ваши… ваши… – он подыскивал и не мог подыскать слово и в конце концов сказал просто: – Ваши дела преступными. Я верил вам, а вы… Отвечайте, кто вам заплатил? Сколько? Что они хотят получить взамен? Какая цель создания этих ваших новых роботов? Военная, да? Новая полиция? Их отправят разбираться с тем беспределом, что творится на Дне? Мне говорил про вас ублюдок Мортон, только я ему не поверил, а надо было…

Мадлон, отодвинув пустую тарелку, с интересом смотрела на Метени. Он так сильно расстроен! Голос дрожит, на глазах чуть ли не слезы появились.

Ник действительно вытер рукавом глаза и упрямо продолжал:

– Мортон, наверное, работал вместе с вами. Недаром он всегда как-то так выражался, что люди – это еще та дрянь, а за роботами будущее. Вы, наверное, на его стороне. Если бы его сейчас выпустили из тюрьмы, вы бы его снова его на работу пригласили. А может, с помощью этих новых роботов вы все втроем думали захватить власть на Нарате, основать тут личное государство…

Губерт в очередной раз посмотрел на часы и решительно прервал Метени:

– Хватит говорить глупости. Если бы Мортона сейчас выпустили из тюрьмы, я бы сделал все возможное, чтобы его туда вернуть. Обсуждать этого негодяя я не хочу, его действия и его идеи мне отвратительны, я никогда не был на его стороне. Вполне возможно, что он не отказался бы от личного государства, но мне и Френку оно совсем ни к чему. Мы не планировали создавать ни солдат, ни робокопов, тем более, что для убийства можно легко сделать множество гораздо более эффективных и дешевых машинок, которым даже И-мозг не понадобится. Да что там далеко ходить, можно и моего киберуборщика для этого приспособить, – Губерт махнул рукой в угол комнаты, где неподвижно застыл металлический паук, обернувший себя поблескивающими конечностями. – Мы создавали искусственных людей. Зачем? Боюсь, если вы оба этого не понимаете, я не смогу вам объяснить. Вы довольно практичные ребята, каждый по-своему, но нельзя свести все к практической значимости. Есть вещи, бесполезные на первый взгляд и на данный период времени, но потом, в другое время… Понимаете, те, кого мы создаем – это не роботы, это предшественники второй равной нам земной расы. Когда мы с ними встанем плечом к плечу, перед нами откроются новые горизонты. Но чтобы искусственные люди хотели сотрудничать с нами, чтобы у них сохранился интерес к нам, мы должны измениться сами. Пожалуй, людьми в обычном смысле слова мы перестанем быть. Другая физиология, другие возможности. Как следствие – другая психология, ведь наше сознание во многом зависит от тела. Другие возможности – другие стремления, другие стремления – другая жизнь. Впрочем, обратная связь тоже работает. Можно сказать, что новые стремления открывают новые возможности, ну да это лишние рассуждения. Главное я вам уже сказал: мы создаем новую расу.

Ник молчал. Опустив глаза, он бесцельно водил пальцем по скатерти вокруг своего бокала. Мадлон спросила:

– Почему вы с Френком занимались этим проектом на Нарате? Неужели не нашлось места поближе, на Земле?

– Настолько надежного и удобного – не нашлось. Когда мы через пещеру в районе памятника вышли в туннели и зал, где ты побывала, то сразу решили – будем работать здесь. Я ведь говорил, что должен был занять пост директора наратского филиала нашей «Андроидной техники». Это место оказалось бы у меня под боком, я каждый день мог бы заезжать в лабораторию. Френк тоже подумывал сюда перевестись. Там, в недрах Муравейника, нашу лабораторию никто и никогда не найдет, так же, как никто не найдет тело Френка. Завтра Диана похоронит его, а я, надеюсь, успею заглянуть на могилу до отлета…

– И вы не боялись заблудиться? Мы едва вышли оттуда, там все менялось. Как вы там ориентировались? У вас была карта?

Губерт улыбнулся.

– Нет, но мы знали несколько секретов. У этого лабиринта свои законы, о которых я промолчу. Возможно, их могли бы вытащить из меня ментоскопированием, но надеюсь, что до этого не дойдет, потому что никто не узнает, что наша скрытая лаборатория вообще существует. Ник не видел Диану и остальных наших роботов, он ничего не сможет об этом сказать. Ларри, как выяснилось, ничего не помнит со вчерашнего полудня и вплоть до того, как ты, Ник, включил его в туннеле.

Ник присвистнул.

– Да, – подтвердил Губерт. – Больше пяти часов его воспоминаний исчезли, когда он отключился на том перекрестке. Но нет худа без добра – теперь археологи знают, почему в дальних туннелях пропадали их машины, а я могу не бояться, что Ларри сболтнет что-то лишнее.

– Вы, наверное, опять врете, – пробормотал Ник. – Сами же все и стерли.

– Нет, – просто сказал ему Губерт и посмотрел на дочь. – Мадлон! Ты единственная видела Диану и других. Я прошу тебя не упоминать о них. Специально тебя никто не спросит, потому что они не знают, о чем спрашивать. Ментоскопирование тебе не грозит – его лишний раз не применяют, это ведь весьма опасная процедура. Заставлять общаться с чтецами тебя тоже никто не станет.

– Ты что же, собираешься продолжать все это?

– Да. Это дело моей жизни. Я не знаю, когда смогу вернуться – скорее всего, в ближайшие годы мне придется занять место Френка на Земле – но я буду ждать сколько потребуется. Собственно, вполне возможно, что через несколько лет проект по созданию искусственного человека будет поддержан, и я смогу заняться этим легально и открыто. И не только я, и совсем не здесь, а вместе с коллегами, на Земле, в нашем НТК. Я уверен, за мной пойдут многие. «Андроидная техника» станет называться по-другому, может быть, «Искусственный человек», но работать там будут те же. Может, и Ник Метени вернется.

Ник допил вино и криво ухмыльнулся.

– На меня не рассчитывайте. И почему вы так уверены, что я буду молчать? Я ничего не видел, но много слышал. Я могу подкинуть кое-кому мысль, и они будут знать, что и у кого спросить. Какое право вы имеете что-то от меня требовать? Я верил вам, а вы лгали мне.

– Я не требую, я прошу. Пожалуйста, Ник. Хотя бы ради памяти твоего дяди. Он, Роберт, знал о нашей работе, он верил в то, о чем я тебе говорил.

– Не может быть! Дядя никогда бы не стал…

– Я не говорю, что он работал вместе с нами, но он не был против. Он понимал, что мы должны совершенствовать наших искусственных братьев, и что это – следующий закономерный этап.

– Не верю, – отрезал Ник.

– Я так и думал. Возьми, – Губерт протянул ему свой карманный компьютер, – я там включил запись одну из наших с ним бесед. Есть и другие. Послушай, подумай…

– А как ты объяснишь пропажу своего брата, если его тело навсегда останется в лабиринте? – спросила Мадлон.

– Я сообщил в полицию об исчезновении Френка: что утром он взял глайдер, полетел на гору и не вернулся. Какое-то время его будут искать, потом объявят пропавшим без вести. Ты и Ник не будете упоминать, что видели его в туннелях.

– Его видел Стривер. Да и Диану, кстати, тоже, – добавила Мадлон.

– Стривер ничего не вспомнит, – сказал Губерт.

– Э… Да? Почему? И откуда ты знаешь?

– Шеф местной полиции – мой хороший знакомый. Он разрешил мне пару минут поговорить с Леонардом.

– Ты что, и Стриверу память почистил? – усмехнулась Мадлон. – Я слышала, что это очень вредно для человека. Мне все равно, что будет с этим психом, но у тебя-то потом не возникнут проблемы?

– Пришлось рискнуть. Жаль, конечно, что он не понесет наказание за убийство Френка, но пусть, ладно… Когда я уходил, с ним все было благополучно; посмотрим, как почувствует себя потом. Если к завтрашнему дню разучится пользоваться ложкой – его счастье, значит, попадет в психбольницу, а не в тюрьму. Но думаю, это ему не грозит. Испытания на людях проводились весь последний год, и побочные эффекты возникали лишь в десяти процентах случаев.

Несколько секунд Мадлон рассматривала лицо отца. Сейчас Френсис ничем не напоминал того забавного толстячка, который вприпрыжку катался по садовым дорожкам вокруг своего дома и угощал ее пирожными. «Он намного могущественнее, чем кажется», – подумала она.

Губерт посмотрел на часы и встал.

– Через пятнадцать минут здесь будет полиция. Я все вам объяснил и надеюсь на понимание. Ник!

Тот вздрогнул и положил КПК перед собой.

– Ты помнишь, что я всегда тебя поддерживал, – с нажимом произнес Губерт. – Ты по-прежнему можешь всецело на меня рассчитывать, если сейчас пойдешь мне навстречу. От тебя не требуется ничего, кроме молчания о Диане, других роботах и обстоятельствах гибели Френка. В том числе ты должен молчать перед Ларри. Не впутывай его в человеческие дела. Итак, твое решение?

Глядя в стол, Ник пробормотал:

– Я… Только из-за дяди… Хорошо, я буду молчать.

– Скажешь, что просто ходил посмотреть туннели вместе с Ларри. Это не будет враньем, – добавил Губерт и повернулся к дочери. – Мадлон?

Она помедлила, задумчиво глядя на него. Ей претила ложь. Почти три года она занималась работой, заключавшейся в выявлении обмана и ошибок, а теперь Френсис хочет, чтобы она сама лгала. Точнее… Он хочет, чтобы она молчала. Он сказал, что ее никто не спросит… Неожиданно ей вспомнилось, как когда-то давно она сама просила молчать Веру. И потом, ведь Френсис просит не для того, чтобы спасти свою шкуру, или, во всяком случае, не только для этого. У него есть идея, достойная воплощения, и воплощение никому не причинит вреда.

– Не беспокойся. Считай, что я на твоей стороне.

– Спасибо, ребята, – Губерт широко улыбнулся и снова стал прежним – немного нелепым и совершенно безобидным. – Давайте быстренько уберем со стола… Ах ты, господи, у меня же посудомоечная машина сломана! Я позову Ларри, он нам поможет.

Через полчаса полицейская машина уехала. Ларри закончил мыть посуду и ушел вместе с Ником, который на прощание тихо и угрюмо сказал Губерту:

– Все равно я больше никогда не буду у вас работать.

Губерт проводил их обоих до калитки, вернулся, повалился в кресло и со вздохом процитировал:

– Я верил в вас как в бога, а вы лгали мне всю жизнь… Ох уж эта молодежь с ее максимализмом! – он закурил. – Может быть, я напрасно так перестраховался, пусть бы Ник болтал направо и налево, доказательств-то все равно никаких. Ну да ладно, теперь мне будет спокойнее. Мадлон, ты умеешь варить кофе? На ночь, говорят, вредно, но все-таки сделай пару чашечек. Вон там, в углу, на столике есть маленькая горелка и турка.

– Ты не думаешь, что Метени может потом начать тебя шантажировать? – спросила Мадлон, наливая воду в турку.

– Ник? Ну что ты. Это не в его стиле. Заявиться сюда, покричать, поплакать, набить мне морду, в конце концов – это да. А шантаж ему и в голову не придет.

– Сейчас – допустим, а потом?

– Ну, через год или два он будет сидеть за компьютером в своем прежнем кабинете в «Андроидной технике», а через пять или десять, я надеюсь, мы начнем вместе и в открытую заниматься проектом «Искусственный человек».

– Ты так уверен, что он вернется?

– Да. Он сейчас зол, обижен, растерян, но это гораздо лучше, чем безразличие. И заметь, когда я говорил, что всегда поддержу его, он не закричал что-нибудь вроде: «Не нужна мне ваша помощь!». Я вижу, что он дорожит хорошими отношениями со мной, я по-прежнему много для него значу. Неудивительно – ведь после смерти дяди он очень одинок. Пусть остынет и успокоится, посмотрим, что скажет через месяц.

– А зачем тебе с ним возиться, Френсис? Разве Метени настолько ценный работник?

– Я людьми не бросаюсь и тебе не советую, – серьезно ответил Губерт. – Робототехник Метени принесет несравненно больше пользы, чем агротехник Метени. Да, Ник не хватал звезд с неба, но мозги у него имеются, и он умел учиться – во всяком случае, тому, что ему нравилось.

– Тебе виднее. А по-моему, таких как он – тысячи.

– Верно, но ведь их надо найти, а Ник – вот он, рядом. Я его знаю, он меня знает, и я предпочту его новичку – мне так удобнее. Метени можно изменить, переделать. Все можно изменить, знаешь ли. Мортон – дурак, что этого не понимал. Конечно, ведь разрушать проще, чем совершенствовать.

Мадлон сняла турку с огня, разлила кофе по маленьким чашкам и села напротив отца.

– Даже если Метени вернется, то он вряд ли будет работать на твой новый проект. Он настолько против этих искусственных людей, как ты их называешь, что я даже удивляюсь. Если вы создавали их не с военными целями, то что же в них плохого…

Губерт зажег новую сигарету, с удовольствием затянулся и весь окутался дымными кольцами.

– А я совсем не удивляюсь. Ник не хочет, чтобы роботы стали свободными. И не потому, что боится пресловутого восстания машин, а потому что опасается – и не без оснований – что избавившись от Первого закона, наши роботы перестанут, скажем так, любить нас. Те привязанности, какие развиваются у нынешних андроидов к людям, по большей части основываются на Первом законе. А Ник не хотел бы, чтобы Ларри начал относиться к нему по-другому. Ник считает, что Ларри – единственное существо, которое его по-настоящему любит, и в общем, он недалек от истины. Ларри не осуждает его, принимает таким, какой он есть, а если старается повлиять на Метени, то делает это так, что Ник и не замечает.

– Правда? Скажи, а как на самом деле относится к нему Ларри? Он ведь не человек, его так называемая привязанность должна иметь разумную основу.

– Несомненно! Отношение Ларри к Нику – это, по сути, исследовательский интерес. Ларри действует в силу программы, которая толкает его как можно лучше узнавать человеческую психологию. Общение с Ником сослужило Ларри хорошую службу, он многому научился. За этот рейс он получил только положительные характеристики. Потрясающее обаяние, способность вызывать доверие… О профессиональных навыках я не говорю. Он будет прекрасным работником в исследовательских экспедициях.

– Еще бы, – пробормотала Мадлон. – Учитывая то, как неадекватно Ник ведет себя иной раз, общаться после него с другими людьми для Ларри должно казаться прямо-таки отдыхом… Так что же, получается, Ник против твоей идеи просто из-за своего личного отношения к Ларри?

– Если его спросить, то он, конечно, начнет говорить о потенциальной опасности, конкуренции людей и машин и тому подобное, но основная причина, думаю, именно эта. Только Нику не о чем беспокоиться: менять его синтетического брата никто не собирается. При следующей встрече я ему об этом скажу.

Оба замолчали. В теплой темноте за пределами света, падавшего из окон веранды, дрожал тонкий звон местных цикад. Мадлон допила кофе, уловила на себе внимательный взгляд отца и, сразу насторожившись, спросила:

– Что?

Френсис аккуратно погасил в пепельнице сигарету и покачал головой.

– Ничего. Ты обратила внимание на то, что за все время, которое Ник провел здесь, он даже ни разу не посмотрел на тебя?

– А зачем ему на меня смотреть? Ведь он пришел к тебе.

– Я не знал, что вы настолько сильно поссорились. Что же между вами произошло?

Мадлон помолчала, затем пожала плечами и подумала: почему бы и не рассказать? В той истории если кто и выглядел нелицеприятно, то уж точно не она, а Метени. А ей стыдиться нечего.

Выслушав ее, Губерт болезненно скривился и пробормотал:

– Наверное, не стоило мне расспрашивать. Когда Ник вернется на работу, я уже не смогу относиться к нему по-прежнему. Поднять руку на женщину – это недопустимо.

Мадлон иронично улыбнулась. Отец иногда бывает настолько старомоден! Нику в тот раз просто повезло, если бы он не ударил ее так ловко и подло, она смогла бы дать сдачи. А учитывая состояние Метени после стычки с Мортоном, победа почти наверняка досталась бы ей, Мадлон. «А ведь я могла его догнать! – с запоздалым сожалением подумала она. – Впрочем, нет, не могла – у меня слишком сильно кружилась голова».

Она услышала голос отца, который повторил:

– Да, это недопустимо. Но давай простим беднягу, ему тогда очень худо пришлось.

– Я не злюсь на него, он просто мне безразличен.

– Разве тебе не жаль, что ваша дружба вот так по-глупому оборвалась?

– Я общалась с Метени только потому, что видела в нем нереализованный потенциал. Я хотела повлиять на него, изменить его к лучшему, чтобы он мог делать больше для человечества.

Губерт опять долго пристально смотрел на нее.

– Ты что же, всегда встречалась с парнями только затем, чтобы менять их?

– Нет, – подумав, ответила Мадлон. – Я некоторое время встречалась с Эдвардом Арри, и в нем мне ничего не хотелось изменить. Он был достаточно хорош.

– Эдвард Арри… Космолетчик, верно? Я учился в школе вместе с его отцом, и мы до сих пор переписываемся. Пару лет назад я видел Эда – хороший парень. Почему вы с ним разошлись?

– Кажется, он считал, что я уделяю ему слишком мало внимания… Словом, он сказал, что хочет расстаться, а я не стала спорить. Честно признаться, мне теперь лучше, чем с ним. Я рада, что мы не поженились, как он предлагал. А насчет Метени я теперь думаю, что не стоит тратить на него время. Такие, как он, безнадежны.

– Сильно сказано, – произнес Губерт. – Сильно. Но ты неправа. Как показывает практика, люди способны очень сильно меняться, но меняться ради кого-то, а не ради идеи. Идея – это абстракция, и человеку – я говорю про большинство людей – воспринимать ее довольно сложно. Ник Метени мог бы измениться ради тебя, если бы ты что-то чувствовала к нему или хотя бы притворилась, что чувствуешь. Благо человечества, знаешь ли, весьма расплывчатое понятие, а само человечество слишком велико, чтобы любить его или даже по-настоящему думать о нем. Большинству людей гораздо проще идти за кем-то определенным, чувствовать себя нужным кому-то, делать что-то ради кого-то – друга, жены, да хотя бы политического лидера, если тот сумел завоевать себе такой авторитет и доверие. Ты наверняка видела в исторических фильмах, как солдаты поднимались в атаку, выкрикивая имя своего вождя, как они гибли с именем вождя на устах…

– Это очень интересно, – задумчиво произнесла Мадлон. – Я запомню все, что ты сказал, Френсис.

Она только сейчас поняла: да, если бы она с самого начала как-нибудь привязала к себе Метени, ей было бы много проще им управлять. А она пропустила эту ступеньку. Ну что же, в будущем уже не пропустит…

Она посмотрела на отца и снова наткнулась на его пристальный взгляд. Не дожидаясь вопроса, Губерт улыбнулся, словно извиняясь, и произнес:

– Для меня это так странно – то, что ты дружила с парнем просто чтобы усовершенствовать его, и даже не для себя, а для человечества.

– Что в этом странного?

– Ты – девушка, было бы естественнее, если бы ты испытывала к нему другой интерес. Впрочем… – он внимательно посмотрел ей в глаза – Мадлон, не любившая этого, быстро отвела взгляд – и спросил: – Ты уверена, что он действительно тебе безразличен? У нас, людей, тоже существует программа, которой мы волей-неволей следуем, нам до сих пор крайне трудно сопротивляться потребностям, которые заложены в нас природой.

Она в замешательстве пожала плечами. Что отец хочет сказать?.. И тут она ни с того ни с сего вспомнила, как Ник дотрагивался до ее волос, и как пару раз уже здесь, на Нарате, она вспоминала Метени – особенно по утрам, еще не вполне проснувшись, снова думала, что она в альплагере рядом с Ником… Как странно! Ведь он ударил ее и вообще вел себя безобразно, о какой симпатии теперь может идти речь? Но тогда почему она до сих пор его вспоминает?..

Надо было что-то отвечать, и она сказала:

– Думаю, что да, – она встала из-за стола. – Я пойду спать, если не возражаешь. Спокойной ночи.

Умывшись в ванной, Мадлон снова задержалась перед зеркалом. Ей вспомнился призрачный черный экран в пещере. Что это было? Галлюцинация? Интересно, видел ли его кто-то еще – Стривер, например? А Новак и Анни? Доходили они до этого зала? Надо будет спросить у Анни завтра.

Ларри проводил Ника до дома. По дороге Ник заговорил первым:

– Ты сейчас куда?

– В геологоуправление.

Значит, теперь он к ним перешел. Своих роботов у этих геологов не хватает, что ли?..