Текст книги "Кто ушел и кто придет (СИ)"

Автор книги: Мария Руно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Получается, зря мы летали на Муравейник, – заметил Ларри. – Губерты ничего не скрывают в пещере.

Ник поддал ботинком камешек. Ох и неприятно, когда ты помнишь то, чего не помнит друг, и знаешь, что он должен и хотел бы это помнить, но не можешь ни словом ему намекнуть!

– Да нет, хорошо прогулялись, – пробормотал он. – Пещеру посмотрели и вообще…

Ну и чушь он несет! Но что-то сказать нужно, чтобы у Ларри не возникли подозрения, а то потом будет постоянно расспрашивать его, Ника.

– А как я оказался у Губерта и зачем ему понадобился? Я не помню, как мы вернулись в город.

– Ты же отключился в туннеле, там какой-то излучатель аборигенов стоял. Часть твоих воспоминаний была стерта, и Губерт хотел проверить, не повреждена ли основная программа, он же у нас главный специалист.

Ларри удовлетворился этим ответом, и дальше они шли в молчании. Ровный свет фонарей, длинные черные тени деревьев. Из-за распахнутых окон коттеджей доносятся голоса, приглушенная музыка. Теплый воздух время от времени разбавлялся свежим ветерком со стороны плато. Потянуло речной свежестью – это тот перекресток, откуда они сворачивали на берег и продирались сквозь кусты к косе. А вот и знакомый магазин показался, весь сияющий внутренним светом. Ух ты, сколько в нем народу! Ну да, впереди выходные, все решили заранее закупиться, как, бывало, Конни и он сам…

– Ты не разговаривал с Мадлон? – спросил Ларри. – Я видел ее в доме мистера Губерта.

– А о чем мне с ней разговаривать! – вспыхнул Ник. – И с какой стати я буду к ней обращаться? Она со мной даже не поздоровалась, вообще внимания не обратила!..

Он замолчал, подумал: «И чего я так разнервничался?» Но кого на его месте не задело бы такое равнодушие? Все-таки он, Ник, ее спас. Другая девчонка кинулась бы на шею прямо там, в пещере, а эта даже спасибо не сказала. Ни там, ни в доме своего папаши. Не надо было за нее заступаться, пусть бы Френк делал с ней что хотел. Может, тогда бы она поняла, как он, Ник, чувствовал себя в лапах Мортона. Может, и стальную королеву после этого перестала бы из себя строить… Но там, на пороге зала, он об этом и не подумал. Она была вся исцарапанная, почти голая и казалась такой беззащитной, испуганной, слабой. Он не мог оставить ее, достаточно того, что он когда-то уже бросил ее в снегу на горе, второй раз он так не сделает. Мадлон могла бы это оценить! Но, видно, ей человеческие чувства как были чужды, так и остались.

– Не хочу я о ней ни говорить, ни думать, – сказал он. – Ну ее к черту. Она мне нравилась когда-то, а теперь уже не нравится. Лучше скажи, когда ты летишь обратно?

– Через пять дней. Послушай, а ты не думал вернуться на Землю?

Ник отвел взгляд.

– Не знаю. Наверное, пока нет… Не знаю, – и, чтобы не продолжать разговор на эту тему, он быстро добавил: – Я приду тебя проводить.

Они пожали друг другу руки, и Ник открыл калитку. По вымощенной булыжником дорожке он прошел мимо цветочных клумб к крыльцу. В окнах горит свет – значит, Конни дома. Сейчас он войдет в прихожую, а она выглянет ему навстречу, обнимет, поцелует, как всегда. Все-таки приятно, когда тебя кто-то ждет!

Но навстречу ему никто не вышел – странно. Может быть, жена ушла в магазин? Ник разулся, заглянул в комнату и замер в удивлении: Конни методично укладывала в чемодан свои вещи. Чемодан был большой, с выдвижной ручкой, на колесиках. Оглянувшись на мужа, она кивнула и продолжила сборы.

– Куда-то едешь? – спросил Ник, чувствуя неясную тревогу. – Ты, вроде, не говорила, что у вас намечается экспедиция. А почему с чемоданом? С рюкзаком было бы удобнее.

– Я никуда не еду. Я ухожу от тебя. Ты ведь этого хотел.

Ник так и сел на кровать рядом с чемоданом. Ну и вечерок выдался! Какая муха ее укусила?! Что же теперь – новый развод? Не так уж это сложно, просто… Он привык жить с Конни, с ней хорошо и удобно, он бы и дальше с ней жил!

– Да что случилось-то? – взмолился он. – С чего ты взяла, что я этого хотел?! Мы же нормально жили!

Конни посмотрела на него. Что было в этом взгляде? Презрение, раздражение, жалость?

– Ты не любишь меня. Не замечал? Я это знала с самого начала, но надеялась… – голос у нее сорвался, она переглотнула и ровно продолжала: – Надеялась, что ты привяжешься ко мне со временем, но этого не получилось. Я послушала и посмотрела, как ты общаешься с Ларри и теперь понимаю, что буду лишней. Микаэла права – тебе нужен только он, а не я.

– Так это она тебя настропалила? Да не слушай ты ее!

Конни застегнула чемодан, прошла в гостиную, сняла с подоконника два горшка с розами и бережно поставила в сумку-переноску с твердым днищем. Ник ходил по пятам за женой, понимая, что надо что-то сказать, но в голове было пусто. Неужели она правда уходит из-за Ларри? Он схватился за карман с запиской. Если бы мать знала… Надо, наверное, как-то остановить Конни, но как? Не станет она его слушать, по ней заметно, как твердо все решила. Появилась спасительная мысль – это не из-за Ларри, она давно все обдумала, просто откладывала, а сегодня решила осуществить. Она все равно ушла бы от него, неважно, прилетел бы Ларри или нет. И все-таки как сложно примириться с этим! Он не любил жену, но ему льстила и нравилась ее влюбленность. А что теперь скажут все вокруг? Наверное, и так обсуждают историю с Мартой, а может, кое-кто вспомнил и его развод с первой женой, а тут еще вторая ушла!

– Слушай, а может… – сбивчиво начал он, но Конни сказала: «Спокойной ночи» и захлопнула за собой входную дверь. Быстрые шаги по дорожке – стук калитки – шаги вдоль живой изгороди – ушла.

Ник постоял в прихожей, потом поплелся в гостиную, сел в кресло и уронил голову на руки. Почему, ну почему ему всю жизнь так не везет?!

22

Утром никто не разбудил Мадлон, и она проснулась поздно, когда жгучий луч высоко поднявшегося белого солнца проник между неплотно сдвинутыми шторами и лег на ее лицо. Она села и прислушалась. Отец, видимо, ушел – очень уж тихо в доме. На стуле рядом с кроватью лежала стопка аккуратно сложенной одежды. Губерт заказал ей все, что нужно, и даже не ошибся с размерами.

На кухонном столе Мадлон нашла пару вареных яиц, гренки и записку, придавленную сочным манго. Отец сообщал, что будет дома к вечеру, и что если ей понадобится что-то купить, то она может взять наличные в его комнате в верхнем ящике стола. Еще он оставил ей телефон – маленький аппарат, годившийся только для звонков и сообщений.

Мадлон присела к столу и принялась намазывать гренку джемом. Гренки были еще теплые. Френсис так заботится о ней! Но почему? Ведь она ничего не сделала для него. Отношение отца до сих пор казалось ей странным и непривычным, настолько оно отличалось от холодноватой отстраненной доброты Елены, заботившейся о дочери в силу некоего добровольно взятого обязательства, и обезличенной вежливости всех остальных людей.

Покончив с завтраком, Мадлон посмотрела на часы. Время близилось к полудню – уже можно было пойти в больницу, узнать, как там Анни.

Дом Губерта оказался на окраине, вдали поднимались высотные здания бизнес-центра и стеклянный купол местной администрации. На улице царили тишь и пустота, влажная тягучая жара давила. На горе было лучше! Мадлон не могла сообразить, где искать больницу. На Земле она бы мигом нашла информацию в интернете, а здесь… Сеть-то, конечно, есть, да компьютера нет. Она уже готова была позвонить Френсису и спросить, но вышла на перекресток и увидела большую голографическую схему города. Ага, вот и медицинский центр! Далековато отсюда…

На противоположной стороне улицы пересмеивалась стайка девушек с выгоревшими на солнце волосами, в светлых платьях и босоножках. Они прятались в тени двух деревьев, между которыми были натянуты шнуры, густо оплетенные цветущими лианами. По-видимому, этот живой навес служил остановкой местного общественного транспорта.

Мадлон перешла дорогу и поинтересовалась, как доехать до медцентра. Ей охотно объяснили: дождаться автобуса номер один («Вот он как раз идет!») и ехать до конечной остановки. В полупустом автобусе она села к окну, радуясь кондиционированной душистой прохладе. Спальные районы города Гарди поразительно напоминали какой-нибудь курортный городок на Земле – чистые улицы, опрятные коттеджи в окружении садиков, тенистые аллеи и наполненные голубоватой зеленью парки, скверы и фонтаны, не хватало только кафе, магазинов и развлекательных центров, которые на земных курортах встречались на каждом шагу.

Больница ничем не отличалась от подобных земных учреждений. У дежурной Мадлон узнала, что Анита Кейн чувствовала себя достаточно хорошо для встречи с посетителем, и получила халат, бахилы и указание, как найти нужную палату. Палата оказалась двухместной, но вторая койка пустовала. Анни полусидела в кровати, прислонившись спиной к подушке, спокойно читала свою неразлучную электронную книжку и отвлеклась, только услышав шаги.

– Ой, Мадлон, привет! – Анни приподнялась было, протянула руку, но поморщилась от боли и откинулась на подушку. Мадлон наклонилась, позволяя себя обнять, спросила:

– Как самочувствие?

– Когда не двигаюсь, то хорошо. Говорят, мне повезло, если бы Ленни взял чуть выше, я бы умерла, а так – только крови много потеряла. А он, видно, даже мысли не допускал, что промажет, потому и не проверил, и в голову еще раз не выстрелил. Привык, что всегда попадает в цель.

Надо же, как спокойно она обо всем этом говорит…

– Но ведь ты телепатка! Разве ты не слышала его мысли перед этим? Не знала, что он хочет сделать? Да, ты не читаешь мысли лишний раз, но неужели совсем ничего не почувствовала?

– Почувствовала, – не стала возражать Анни. – Но я не думала, что он выстрелит. Надеялась, что сумею отговорить его… Уговорить… Мне очень жаль его, Мадлон. Он лучше, чем кажется, он просто несчастен. Я старалась помочь ему, но не смогла.

Они замолчали. Мадлон, как и всякий раз, когда речь заходила о чувствах, плохо понимала Анни.

– Меня еще несколько дней здесь продержат, – сказала Анни. – А потом я, может быть, задержусь на Нарате – Виктор предложил, он хочет продолжать работу на Муравейнике.

Ага, она сама заговорила про туннели!

– Может, расскажешь, что вы все-таки нашли? Перед наводнением у меня было чувство, будто Новак о чем-то умалчивает. Вы там, случаем, не видели что-то вроде большого черного зеркала?

Анни поглядела на нее с искренним удивлением.

– Какое зеркало? Расскажи подробнее, это интересно.

Мадлон, как могла, описала странное явление и нарисовала в электронном блокноте подруги схему, хотя и была уверена, что лабиринт давно изменился, и в поисках им эта схема не поможет. Анни покачала головой.

– Нет. Ничего подобного мы не встречали, но я расскажу Виктору, мы будем искать. Это… Это может быть связано с одной его гипотезой. Ну, ты слышала: о том, что обитатели Нарата бывали на других планетах. Помнишь, когда мы смотрели видео про открытие Старого Музея.

– Как эта черная штука может быть связана с другими планетами? – не поняла Мадлон. – Или ты имеешь в виду, что Новак думает, будто аборигены изобрели что-то вроде звездных врат?

– Это только предположение. Но, знаешь, обитатели Нарата действительно создали некоторые устройства, которых нет у нас. Мы видели записи… Я потом тебе расскажу. Виктор пока не хочет все это обнародовать.

– Записи? А когда вы успели расшифровать их письменность?

Анни решительно замотала головой.

– Я тебе больше ничего не могу сейчас сказать. Когда-нибудь потом. Надеюсь, я смогу тебя проводить через четыре дня, а может, меня еще раньше выпустят. Ты где сейчас живешь – у отца? Скажи адрес.

Мадлон сказала и добавила:

– Только в ближайшие два-три дня меня не будет – хочу сходить к Стене Тысячи Радуг.

– Как здорово! – завистливо вздохнула Анни. – Может, мы потом тоже слетаем туда с Виктором.

Мадлон вернулась домой в сумерках и издалека увидела свет в окнах. Открыв дверь, она окунулась в аппетитные запахи. Мадлон заглянула в кухню и чуть не рассмеялась при виде Френсиса в кружевном кокетливом фартучке поверх безразмерной пижамы. Губерт оглянулся.

– А, вот и ты, дорогая! Я уже хотел тебе позвонить.

– Я навещала Анни, а потом гуляла по городу и ходила на реку. А ты как провел день?

Раскрасневшееся благодушное лицо Губерта на секунду омрачилось, но он сразу улыбнулся и помахал рукой в рукавичке-прихватке.

– Так, мотался по делам. В числе прочего заглянул в тюрьму узнать, как поживает Стривер – с ним все в порядке. Встречу с Френком забыл напрочь, как мне и требовалось, но никаких побочных эффектов не возникло. Все теперь думают, что ему отшибло память на том же перекрестке, где отключался Ларри. Кстати, Стривер сознался в пяти других убийствах, в том числе известной альпинистки Кадлес и Павла Коди, которого ты, наверное, знала. Я его тоже знал, Рой Глебски нас знакомил. Павел приезжал к нам на горнолыжный курорт, но сам не катался, он ведь больше дайвингом увлекался. Помоги-ка накрыть на стол…

– Ты что-то путаешь, – возразила Мадлон, доставая из шкафчика тарелки. – Кадлес сорвалась со скалы и разбилась, а Коди утонул. При чем здесь Стривер?

– Он сказал, что подстроил эти два несчастных случая.

– Как можно такое подстроить? – поразилась Мадлон, но тут же ей нарисовалась картинка: Стривер со своей доброжелательно-хитрой улыбочкой предлагает Павлу: «Ты не хочешь заглянуть вон в тот подводный ход?», и когда Павел туда ныряет, Стривер перерезает ходовик или, к примеру, закладывает ход большим камнем.

– Насчет альпинистки не знаю, а в случае с Коди он, кажется, испортил снаряжение. С тремя предыдущими жертвами тоже было что-то подобное.

Они прошли на веранду, Губерт зажег лампу. Пока Мадлон сервировала стол, он сходил на кухню и вернулся с фарфоровой супницей. За едой Мадлон спросила:

– Про мотивы Стривера что-нибудь известно?

– Вроде бы он убивал по причине личной неприязни. Вообще-то я думал, что ты можешь знать об этом больше, ведь вы работали вместе.

– По мне, он просто ненормальный. А ментоскопирование он еще не проходил?

– Что ты! В местной полиции нет нужного оборудования. На Земле, конечно, ему проведут эту процедуру, но мотивы этим методом не выявить – считывание памяти дает информацию только о самом преступлении. Если Стривера признают вменяемым, то, думаю, ему грозит пожизненное где-нибудь на другом краю галактики.

– Туда и дорога.

Когда с супом было покончено, Мадлон вспомнила:

– Слушай, я еще вчера хотела спросить: что нужно было от меня Френку? Он как-то странно себя вел… Метени сказал, что Френк хотел меня изнасиловать, но мне кажется, там было не место и не время.

Не поднимая глаз, Френсис проговорил:

– Ты ведь вылитая Елена, а брат любил ее еще больше, чем я. Для него она стала наваждением. Когда она выбрала меня, он даже обрадовался, говорил: «Может быть, теперь все это прекратится, может, теперь я стану свободным от нее». Не прекратилось. Когда она ушла от меня, он… Ну, это нельзя назвать преследованием, да Елена и не потерпела бы преследования… Но он пытался наладить с ней контакт. Ничего у него не вышло, разумеется. И в конце концов он решил выбросить ее из головы, ничего о ней не знать, даже наратские новости почти не просматривал, чтобы не наткнуться там на ее имя. О ее гибели, правда, узнал – я ему сказал, думал, хоть это его вылечит, но нет, не вылечило. А про тебя Френк не знал, я не говорил ему. Не думаю, что ему понравилось бы, что у Елены есть дочь, к тому же от меня. А если учесть ваше сходство с матерью… Я беспокоился за тебя. Надеялся, что вы с ним никогда не столкнетесь, но вот он увидел тебя, и, видно, совсем свихнулся. Принял тебя за Елену… Он любил и ненавидел Елену одновременно. Очень много боли она ему причинила, сама того не желая и даже не зная, как он страдает. Это ужасно.

– Да уж. Эта ваша история – ужасно мерзкая глупость.

– Это трагедия, самая настоящая трагедия, – тихо и печально произнес Френсис. – Но все имеет оборотную сторону. Именно эта неразделенная любовь толкнула брата помогать мне с созданием искусственных людей.

– При чем здесь ваши андроиды?.. Постой, он что, хотел создать копию Елены?

– Да. Диана… В ее образе Френк хотел воссоздать ту, которую любил. Он собирался вложить в программу Дианы директиву привязанности, чтобы она тоже полюбила его, но не успел. Диана осталась практически свободной, не считая директивы подчинения нам двоим. Да, мы не рискнули сделать ее совершенно свободной. Кого-то она должна была слушаться, хотя бы только нас… Вернее, теперь, после гибели Френка – только меня одного.

Мадлон кивнула. Губерт принес пирожные, поставил вариться кофе и нерешительно проговорил:

– Послушай… После того, как ты улетела в экспедицию, я кое-что разузнал… Оказывается, Елена чудом уцелела во время мятежа, ее вытаскивали из-под обломков того здания, которое боевики успели взорвать. Ты была с ней в то время?

– Во время взрыва – уже нет. Нас завалило не вместе, а по отдельности.

– Это ведь ты прожила две недели под развалинами, верно?

– Я, – неохотно ответила она. – Ты хочешь подробный рассказ? А зачем? Думаешь, что именно эти две недели под завалом меня изменили? Со мной потом работал какой-то психолог, наверное, он тоже так считал, но вы оба ошибаетесь. Я всегда была такой. Если бы я была другой, более чувствительной, что ли, я, наверное, сошла бы с ума от темноты, тесноты, одиночества и… В общем, от всего.

Губерт выключил горелку, налил кофе себе и дочери и попросил:

– Может быть, все-таки расскажешь?

На мгновение Мадлон захотелось ответить ему так, как ответил бы Ник Метени: «Да что ты пристал, не твое проклятое дело!», но она сдержалась.

– Если тебе настолько любопытно, то слушай, но имей в виду – я половину не помню. Прошло много времени, да и воспоминания не из тех, какими дорожат, – она сделала паузу, соображая, с чего лучше начать, и заговорила: – Помню, как Елена разбудила меня и сказала, что нам надо уходить. Думаю, она заранее подозревала, что нам придется бежать из дома, потому что у нее уже была приготовлена сумка с вещами. Не помню, уходил кто-то кроме нас или нет, и где мы отсиживались несколько часов. Но как-то так получилось, что потом мы выскочили в этот парк, знаешь, на уровне сто, где сейчас памятник. А может, нас туда загнали. Там, как тебе известно, был большой расстрел. Боевики отключили силовой барьер по краю яруса и поливали толпу из автоматов, а толпа пятилась назад и валилась вниз с двухсотметровой высоты, на площадь следующего яруса. Да ты видел записи, наверное. У некоторых из тех, кто выжил, были цифровые линзы или другая мелкая электроника, так что…

– Все эти записи давно удалили из открытого доступа, – перебил Губерт. Он сидел, опустив глаза, и медленно перекатывал в пальцах сигарету.

– Правильно сделали, – одобрила Мадлон, – малоприятное зрелище. Я не знаю, как Елене удалось оттуда выбраться, тем более с ребенком… Помню, что потом мы долго бродили внутри здания по служебным коридорам. Елена сказала, что нам надо перебраться в другой сектор – вроде как туда уже прибыла полиция и спасатели. Мы наткнулись на двух убитых мятежников, Елена забрала у них автомат и пистолет. Откуда-то все время несло дымом и слышно было пальбу. Елена сказала, что пойдет посмотрит, можно ли нам пройти дальше, а мне велела ждать. В стене коридора была небольшая ниша, я там спряталась. Елена оставила мне сумку и пистолет, показала, как с ним обращаться, и сказала, чтобы я стреляла в любого, кто будет мне угрожать. Ее очень долго не было. После она объяснила, что заблудилась в дыму и не могла найти нужный поворот. А на меня вышел кто-то из боевиков. Наверное, мародер, а может, отстал от своих и тоже заблудился. Узнать-то его было легко – вооружен до зубов, форма эта дурацкая, черная с красным… Он увидел меня и пошел ко мне, я выстрелила, но до сих пор не знаю, попала или нет, потому что в этот момент корпус взорвали. Коридор, где я сидела, обрушился только частично, я даже не пострадала, а вот бандиту, в которого я стреляла, не повезло, его сильно привалило. Я это видела, потому что в сумке был фонарик. Свет-то сразу вырубился… Тот, которого завалило, звал на помощь, но я решила к нему не приближаться. Да и вряд ли я бы ему помогла, его там сильно засыпало. Я пыталась куда-нибудь выбраться, долго ползала среди обломков и в конце концов пробралась в чью-то квартиру. Две комнаты оказались завалены, а кухня, часть коридора и даже туалет уцелели. Там меня потом и нашли… – она замолчала, раздумывая, что еще сказать. – Я попыталась выбраться через вентиляционную трубу, но она оказалась очень узкой. Пришлось жить в этой квартире. В школе нас учили, что делать, если тебя завалило во время землетрясения, и я запомнила, что нужно запасти воды. В сумке было две полные бутылки и две пустые, я набрала их и все емкости, что нашла в комнате. Елена положила в сумку немного еды, и кое-что я нашла в квартире. Батарейки фонаря должно было хватить надолго. Я подобрала под обломками часть бумажной книжки и постепенно читала, старалась растянуть, чтобы хватило подольше. Там говорилось про мальчишку, который хотел стать юнгой и пробрался в трюм. Во время погрузки его замуровали ящиками и бочонками, и он выживал в полной темноте, ел крыс и резал себе путь наверх карманным ножом.

– Майн Рид, «Морской волчонок», – сказал Губерт.

– Да, – кивнула Мадлон, – я потом нашла ее в сети и дочитала. Что еще тебе рассказать?.. Бандит, которого завалило, в конце концов умер, и через некоторое время под обломками стало вонять. Я прикрыла выход в коридор, как могла, но все равно запах стоял ужасный. Ползая в завале, я нашла место, откуда тянуло свежим воздухом, поняла, что где-то там есть выход, и стала разбирать обломки. Если я не копала, то спала или читала. Часов у меня не было, но мне казалось, что прошло дней пять, не больше. Когда появились спасатели и сказали, что прошло две недели, я очень удивилась. Вот и все мои приключения. Елена тоже пострадала во время взрыва, но ее быстро откопали. Из тех, кто оказались глубоко под обломками, так долго прожила только я.

– Тебе было страшно?

– Не очень. Но я была очень обижена на Елену из-за того, что она так и не вернулась ко мне – ведь она сказала, что придет. Конечно, это было глупое чувство… А насчет страха – больше всего я опасалась, что на стоны мятежника может явиться кто-то из его дружков, но потом он замолчал, и мне стало спокойнее. Елена, когда уходила, сказала: «Тебе нечего бояться, кроме людей». Знаешь, сейчас я даже немного рада, что оказалась там, потому что теперь уверена: я выживу везде, я справлюсь с любой проблемой, и мне не нужна для этого ничья помощь. Если бы спасатели не появились, через некоторое время я все равно выбралась бы оттуда.

Она замолчала. Губерт положил нераскуренную сигарету и произнес:

– Спасибо, что поделилась. Ты очень мужественный человек.

– Я просто хотела остаться в живых. Думаю, ты бы вел себя так же, – она посмотрела на часы. – Френсис, мне, пожалуй, пора. Хочу сходить к Стене Тысячи Радуг.

– Сейчас? – опешил Губерт. – Да ведь ночь на дворе!

– Тем лучше – не жарко. Ты дашь мне навигатор? Хотя я, наверное, и так не заблужусь – плато отсюда видно.

– Навигатор я тебе, конечно, дам, но… Ты хочешь идти через пески? Давай лучше я отвезу тебя утром на глайдере прямо к Стене.

– Спасибо, но мне хочется прогуляться пешком.

– Ну, может быть, пойдем вместе?

– Я не заблужусь, со мной все будет в порядке. Не беспокойся.

– Да нет, я просто хотел… – начал Губерт, но оборвал себя и махнул рукой. – Неважно. Подожди немного, я соберу тебе еды в дорогу, – он ушел в кухню и скоро вернулся с парой контейнеров из экологичного разлагающегося пластика, свертком и термосом. Принес ранец, уложил туда еду, плоский котелок и какой-то маленький сверток, пояснив:

– Это мой плащ из термоткани – удобная штука, не хуже куртки с системой кондиционирования. Накроешься, если придется ночевать, а днем он спасет тебя от жары. И звони мне, когда будет возможность. Кстати, завтра к вечеру обещали грозу, так что постарайся вернуться пораньше.

– Хорошо, – она повесила ранец на спину. Губерт вышел вместе с ней на крыльцо, сделал движение, словно хотел обнять ее, но Мадлон, как всегда, была настороже и аккуратно уклонилась, сделав вид, что поправляет на плечах лямки рюкзачка. Губерт вздохнул.

– Удачи тебе.