Текст книги "Не названа цена (СИ)"
Автор книги: Мария Берестова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
Какое ему вообще дело, что болтает полубезумная от вечных откатов стажёрка!
Удар получился таким неудачным, что Леон чуть не вывернул себе запястье. С гневом он отбросил меч – тот с грохотом полетел по полу.
Тяжело дыша, Леон смотрел на этот меч и не мог отделаться от мысли, что «полубезумной от откатов» стажёрка стала в результате его действий и решений.
Обычно он относился к служебным магам куда как бережнее, и он не заметил за собой тот момент, когда перестал беречь Айринию. Должно быть, когда стал видеть в ней преступницу, – преступницу, которую всё равно сошлют на остров за использованную ею магию принуждения, поэтому…
«А что – поэтому? – холодно и зло спросил у самого себя Леон. – Поэтому её можно перестать считать человеком?»
Как ни скверно было это признать – но да.
Он просто позволил себе перестать считать Айринию человеком. Потому что в моменте это было удобно и практично. Это позволяло продвигать следствие. Это позволяло хорошо выполнять свою работу.
Заглянув в своё сердце, Леон вынужден был признать, что, если бы обязанности поисковика выполняла бы Илия, – он нашёл бы все мыслимые и немыслимые способы, чтобы извертеться, но вести следствие с минимальными магическими затратами, лишь бы защитить её от откатов.
Айринию было не жалко – и не только потому, что он уже считал её за преступницу. Он не желал её и до этого, просто её проступок дал ему моральное право оправдать собственную позицию.
Но Айринию было не жалко в принципе – ведь такие, как она, и созданы для чёрных магических работ. Кого, как не их?
– Хорош «наставник»!.. – со злостью прошипел он сквозь зубы, подбирая отброшенный меч и устраивая его обратно на стойку.
Избавиться от него, впрочем, было куда как проще, чем от всплеска острых мучительных чувств, которым Леон даже не сумел бы дать имени.
Раздражённо подхватив пиджак, он направился на выход, одеваясь на ходу.
Уже выходя из боевого корпуса, он заметил спины Нея и Айринии – оба легко узнавались – заворачивающие за конюшенную.
У Леона не было привычки ни к досужему любопытству, ни как паранойе, поэтому он отметил этот факт и отправился дальше – к пруду, поскольку видеть Илию и объясняться с ней по-прежнему не хотелось. Она теперь стала живым укором для его неспокойной совести – её-то он берёг! То ли из-за таланта, то ли из-за отца, то ли из-за личных чувств.
У Айринии не было таланта, не было родственников и она не вызывала в Леоне романтичных переживаний. И этого, как оказалось, было достаточно, чтобы из того наставника, которому выписывают благодарственные справки и на которого смотрят восхищёнными глазами, он превратился… в обычный равнодушный элемент системы, которому нет дела до человека – только до той функции, которую он исполняет в системе.
Ему изначально прислали двух совершенно равных стажёрок. Ни документы резиденции, ни распоряжения госпожи Юлании не давали никаких комментариев на этот счёт – обе стажёрки поступали полностью в распоряжение Леона, и он сам решал, чему их учить и куда приставлять.
Две совершенно равные стажёрки.
Но от одной он тут же отделался, как от досужей помехи, а другую привёл в свой кабинет и начал учить.
Илия, конечно, заслуживала самой высокой оценки, и он не ошибся в ней, – но он, по совести говоря, ведь даже не знал, умна ли Айриния! Да, и сама Илия, и архимаг признали её одной из лучших – но он ведь даже не проверил. Он и сейчас не мог сказать о ней как о профессионале и вообще ничего.
Леон впервые смотрел в лицо этой правде о самом себе, и признавать её было неприятно. Он был глубоко разочарован самим собой и собственной слепотой – и особенно же он был разочарован своим умом, который так его теперь подвёл.
Не в силах думать все эти болезненные мысли – и даже не смея самым краешком этих мыслей прикоснуться к Рийару – он всё же вернулся в управление и, не заходя к себе в кабинет, занялся другими делами, связанными с согласованием самых разных документов.
У двери в секретариат он опять столкнулся с выходящей оттуда Айринией – кажется, он был теперь обречён встречать её постоянно, и постоянно вспоминать то, что хотелось запрятать на самое дно души и поскорее забыть.
Айриния, завидев его, покраснела, и поспешно удалилась.
Леон вошёл с документами в секретариат; девушки там о чём-то возбуждённо переговаривались, но замолкли, увидев, что их посетил целый старший следователь.
Впрочем, главная среди них тут же вовлекла его в разговор:
– Леон, как удачно! Вот вы нам и скажете!
– Что скажу? – заинтересовался Леон, подавая папку той девушке, которая занималась интересующим его делом.
Главная всплеснула руками:
– Ведь вы-то должны знать! – и обозначила предмет интереса: – Не зря ведь у нас все говорят, что у Рийара особые отношения с магией. Как вы считаете, может ли он сам сбежать из изолятора?
Леон крайне удивился тому, как можно было вынести столь нелепое предположение. Сухо и деловито он объяснил, что артефакт в изоляторе блокирует возможность магичить для всех, у кого нет соответствующего доступа, – а у Рийара, конечно, дающую этот доступ звёздочку забрали сразу при аресте.
Дамы явно заскучали от его логичных разумных аргументов.
Выходя, Леон услышал, что они вернулись к прежней теме:
– Ах, что для Рийара тот доступ!.. – воскликнула одна из них с явным восхищением в голосе.
Леон досадливо поморщился. Он не любил сплетни, и опасался, что конкретно сплетни подобного рода могут как-то повредить брату и ухудшить его положение.
Расправившись, меж тем, всё же с делами, которые заставляли его ходить по управлению, он вернулся к себе. Там его встретила тёплая влюблённая улыбка Илии – и он сразу почувствовал себя лучше, словно её светлый взгляд укутал его в нежное тепло.
– Пройдёмся после работы? – предложил он, чувствуя, что сама собой на его лице засветилась улыбка.
Илия с готовностью согласилась, и вечером они отправились в парк вокруг управления.
Тревожные мысли Леона поутихли; он чувствовал теперь умиротворение, глядя на Илию, слушая её смех – она весело рассказывала про историю, которая приключилась с её братом, – любуясь ею.
Они проходили возле пруда, и он вдруг вспомнил мелькнувшую у него сегодня нелепую потребность посидеть под деревом – обычно он такого не делал.
«Почему бы и нет?» – подумалось ему. Он не раз встречал в городском парке влюблённые парочки, которые сидели прямо на земле и явно наслаждались таким времяпрепровождением, и ему теперь хотелось испытать самому то, что он так часто видел со стороны.
– Ты не против посидеть здесь? – решил он всё же спросить на тот случай, если Илия переживает за своё платье.
Но, как оказалось, её это вообще не тревожит, и она сочла предложение великолепным.
Сидеть на земле было странно – в сквере хватало лавочек, и обычно Леон отдавал предпочтение им. Казалось, что он нарушает какое-то строгое правило – хотя, насколько он помнил, никаких правил такого рода в управлении не было, – и всё же он чувствовал себя неловко и странно. Илия, кажется, считала его неловкость, и решила её развеять: с лукавой улыбкой она неожиданно подалась к нему, опрокидывая его на спину, и нависла над ним.
Это компрометирующее положение привело Леона в смятение – хотя большая часть сотрудников уже отправилась по домам, а те, кто остался, работали в своих кабинетах, и едва ли бы их с Илией кто-то мог увидеть.
«Почему меня заботит, что бы они подумали? – недовольно укорил себя он. – Да, валяемся с любимой девушкой на земле как дети, и что?»
Приподнявшись на локтях, он поцеловал её – она ответила охотно и горячо. Её, кажется, вообще не беспокоил вопрос о том, увидит ли их кто или нет.
Леон же столкнулся с проблемой иного толка – то, как самозабвенно она отдавалась поцелуям с ним, не оставило его равнодушным, и ему уж точно захотелось теперь валяться с нею не земле совсем не как детям.
«Скорее уж свадьба бы!» – подумал Леон, отстраняясь от неё.
Не то чтобы на Понте многим было дело до формальностей – далеко не все пары ждали свадьбы для перехода на новый уровень отношений. Но Илия была строго воспитана, и Леон не хотел ставить её перед моральным выбором и заставлять разрываться между чувствами к нему и тем, чему её учили с детства. Он предпочитал немного помучиться самому, но уберечь от терзаний её.
К тому же, Илия пока ещё ни разу в своей жизни не испытывала страсти – она только начала открывать для себя эту сторону отношений, и, кажется, на данный момент её потребности ограничивались объятиями и поцелуями. Бережность, которой было пронизано его чувство к ней, призывала его и тут относиться к ней с особой осторожностью и не спешить.
Нацеловавшись, она завозилась в попытках устроиться у него на груди; он сел, чтобы ей было удобнее. Наконец, она со счастливым вздохом замерла в его объятиях. Волны глубокой нежности пробрали его насквозь, до самого нутра, вымывая собой все остальные переживания и тревоги. Он весь растворился в этом ощущении мирного счастья, с удовольствием погружаясь лицом в её мягкие волосы, приятно пахнувшие выветривившимися за день духами.
Илия положила свои руки на его обнимавшие её ладони; переплелась с ним пальцами. Затем, видимо, ей показалось этого мало и захотелось выразить свою нежность полнее: она подняла его руку к своему лицу и принялась целовать его пальцы и ладонь. Должно быть, она сама не очень понимала, насколько чувственны получаются ласки такого рода – ей хотелось лишь выразить своё глубокое, благоговейное чувство к нему, и она совсем не думала, какое воздействие на него окажут эти ласки.
С каждым толчком сердца желание всё больше овладевало им, дурманя голову и парализуя волю. Мирное счастливое состояние покинуло его; на смену ему пришли волнение и возбуждение, и в голове его сами собой стали крутиться картинки с дальнейшим откровенным продолжением этих ласк.
– Илия, – он жестом, пожалуй, слишком резким отнял у неё свою руку и постарался отодвинуться, – давай на этом закончим.
Она обернула к нему удивлённое лицо, не понимая причин этой внезапной холодности, и вздрогнула, обнаружив неожиданно для себя в его глазах совершенно хищное горящее выражение.
У неё совсем не было опыта такого рода, но она знала об этой стороне отношений из книг и от подруг, поэтому поняла, что значит этот взгляд. Это потрясло её – она впервые сталкивалась с тем, что пробудила в мужчине страсть, – и смутило.
Она сама, должно быть, ещё не была готова к углублению их отношений, но мысль о том, что он желает её – а она, она не удовлетворяет это его желание! – показалась ей совершенно кошмарной и мучительной. Острое чувство вины перед ним прошибло её насквозь.
Вина эта ясно отразилась на её лице, а вот глаза – глаза блеснули отчаянной решимостью – и по этой решимости Леон догадался, что никакие моральные терзания её мучить не будут, и она просто откажется от того, что считает правильным сама, чтобы угодить ему.
Это понимание неприятно его потрясло; он не хотел, чтобы она жертвовала своими чувствами и потребностями ради него, а, судя по всему, именно это она и собиралась сделать.
– Я люблю тебя, – мягко сказал он, прикасаясь к её щеке.
Глаза её ярко блеснули; она прижалась к нему всем телом.
– Научи меня любить, – внезапно попросила она.
– Разве этому можно научить? – удивился он.
Она заглянула ему в глаза с надеждой и глубокой верой в него:
– Ты всё умеешь, – убеждённо утвердила она. – И так хорошо умеешь учить! – голос её дрогнул.
Её комплимент был ему очень приятен; он улыбнулся, но всё же отметил:
– И всё-таки научить любви невозможно, Илия.
Она нахмурилась и возразила:
– Нет, я уверена, ты всё это умеешь лучше меня! Просто научи меня, как всё делать правильно! – в голосе её прорезалась настойчивая требовательность.
У Леона вырвался смешок.
– Разве это не обесценивает саму суть любви? – попытался вразумить её он. – Что ж будет хорошего, если вместо того, как хочется, делать так, как якобы правильно?
Мнение Илии, однако, не изменилось.
– Да нет же! – воскликнула она. – Я просто хочу делать, как скажешь ты! – пылко утвердила она своё чувство.
В этих отношениях с Леоном сбылись все её заветные девичьи мечты. Он был заботлив и нежен, он был сильным и знающим, он всегда точно понимал, что делать, и на него всегда можно было положиться. И Илия так глубоко погрузилась в эти сокровенные отношения, что теперь ей только одного и хотелось – полностью отдать себя Леону и никогда ни о чём больше не думать, а только во всём повиноваться ему. Она теперь отдавалась ему со всем самозабвением юности, со всем максимализмом первой любви, со всем пылом своего впервые охваченного столь глубоким чувством сердца.
– Но я не хочу, чтобы ты делала, как сказал я, – растеряно возразил ей Леон.
– Да? – удивилась она.
– Да, – серьёзно подтвердил он.
Это сбило её с толку. Она полагала – опять же, из того, что прочла в книгах, и из того, что слышала от подруг, – что мужчины как раз обычно и хотят, чтобы женщина полностью им подчинялась и делала так, как говорят они. Ей, возможно, потому и хотелось так сильно во всём слушаться Леона, что она была убеждена, что именно этого он от неё и хочет – а ей ужасно, ужасно, ужасно сильно хотелось ему угодить, чтобы хоть так отплатить за всё то добро, что он ей делал, и за всю ту нежность и заботу, что он ей дарил!
– А чего ты тогда хочешь? – нахмурившись, решила выяснить Илия, готовая сейчас же перестроиться в соответствии с тем, что от него услышит.
Он выглядел сбитым с толку этим вопросом, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы сформулировать чёткий ответ.
– Чтобы ты была собой, – уверенно сказал он.
Илия удивлённо сморгнула, пытаясь переварить этот простой ответ.
Он не очень укладывался в её голове.
Осознав по выражению её лица, что она не уловила его мысль, он принялся объяснять:
– Я люблю тебя, понимаешь? То есть – люблю тебя, – выделил он голосом. – Мне нравится наблюдать, как ты живёшь, как думаешь, как действуешь, как выражаешь себя – в каждом слове, в каждом жесте, в каждом сделанном выборе. Понимаешь? Я люблю тебя, – повторил он настойчиво. – Поэтому больше всего на свете я хочу, чтобы ты была собой и выражала себя.
Слова его были так неожиданны для неё и так не соответствовали тому, что она могла бы предполагать, и так глубоко проникли в её сердце, и так сильно потрясли, что она чуть не заплакала. Часто и беспомощно моргая, она разглядывала его в упор и не могла поверить, что всё то, что он сказал – это действительно правда.
– Я тоже хочу любить тебя так! – наконец, призналась она и попросила: – Позволишь?
– Позволю? – растерялся он.
Усевшись поудобнее, она принялась разъяснять свою позицию:
– Я хотела бы узнать тебя лучше, понимаешь? Ты очень сдержан и очень хорошо умеешь владеть собой, – ввернула она комплимент, который отозвался в его сердце теплом, – но я совсем не знаю, что творится у тебя внутри, – она нежным жестом положила руку ему на грудь. – Ты словно пытаешься уберечь меня от своих переживаний и тревог, скрывая их в себе, – и как мне любить тебя, если ты сам прячешь себя от меня?
Её слова потрясли его. Он никогда не смотрел на свой выбор с этой позиции. Он был весьма требователен к себе и, действительно, полагал совершенно недопустимым выставлять наружу свои переживания и волнения – и было совершенно очевидно, что Илия права в своём упрёке.
– Это будет сложно для меня, – честно признался он, беря её руку и целуя её. – Я совсем не умею раскрываться, – согласился он.
– Ты – и чего-то не умеешь? – с ласковым смешком удивилась она, глядя на него влюблёнными глазами и радуясь, что он не отмёл её слова, как чушь.
Леон подался вперёд, к ней, обнимая и зарываясь лицом в её волосы.
– Вот ты и научишь, – улыбнулся он. – Не всё же мне тебя учить?
Она радостно рассмеялась и нашла его губы своими.
Глава тринадцатая
Леону показалось немного странным, что, когда он пришёл на вызов заместителя госпожи Юлании, то обнаружил в его кабинете и её саму – ведь было бы логично, чтобы она вызвала тогда их обоих к себе?
Впрочем, она сидела, зарывшись в документы, и сделала рукой жест, который можно было расшифровать как «сделаем вид, что меня тут нет».
Молчаливо согласившись с позицией начальства, Леон перевёл выжидающий взгляд на заместителя.
– Сожалею, что придётся затронуть эту тему, – начал он с вступления, – но, полагаю, никто из наших сотрудников не знает Рийара так хорошо, как вы, Леон.
– Мы не были близки, – в сорок шестой раз отметил Леон.
Кажется, уже буквально каждый сотрудник управления вынес ему свои соболезнования по этому поводу, и эта тема уже по-настоящему начала его задевать.
Возможно, потому что с каждым в очередной раз сказанным «мы не были близки» он всё острее понимал суть этой фразы и чувствовал всё большее сожаление по поводу того, что даже не попытался в своё время понять брата, а теперь – теперь уже стало слишком поздно.
«Теперь его уже никто не услышит», – бухнуло его сердце горечью.
– У нас возникли сомнения, – перешёл к сути дела заместитель, – в целесообразности доставки Рийара в Арну сухопутным путём. Вы знаете его особые отношения с магией, – сослался он. – А сухопутный путь не так уж защищён. Сейчас мы рассматриваем возможность вызвать корабль из Арны к нам сюда, в Линейру, чтобы исключить вероятность побега.
Леон нахмурился. Побеги во время перевозки на Понте почти не случались – во-первых, после телепортации маг терял способность передвигаться, поэтому его было легко настичь одним-единственным поисковым запросом. Во-вторых, зная имя, найти человека на Понте, опять же, можно было одним запросом. Так что, если преступники когда и пытались воспользоваться уязвимостями во время перевозки, то только чтобы отмочить напоследок какую-то пакость.
В целом, безопасность перевозки осуществлялась благодаря тем же артефактам, которые стояли в изоляторах. В карете с таким артефактом преступника везли от изолятора к изолятору до Арны, и там сажали на корабль, оборудованный таким же артефактом. К сожалению, принцип действия артефакта состоял в ранжировании доступа к магии в рамках какого-то ограниченного пространства – просто повесить такой артефакт на шею преступника было нельзя, а на открытом пространстве он не работал вовсе.
– По управлению уже не один год ходят слухи, – развил свою мысль заместитель, – что Рийар умеет телепортироваться без всяких последствий, да и в ходе нынешнего дела, – он указал на папку, которая лежала перед ним, – выяснилось, что он неплохо умеет скрывать от магии все следы и улики.
Леон чуть не спросил, с каких пор управление руководствуется слухами, но вдруг ему припомнилось, как на днях он столкнулся в дверях секретариата с Айринией, и как раз стал свидетелем именно таких слухов.
– Вы знаете его лучше, чем любой из нас, – отметил заместитель. – Как вы считаете, справедливы ли эти слухи? Действительно ли Рийар сможет телепортироваться без обычного в таких случаях отката?
Первым побуждением Леона было отметить, что это полная чушь, и что никому не удавалось этот откат преодолеть, а Рийар просто пользуется разными трюками – либо отвлекает магией внимание, либо попросту использует невидимость.
Но в тот момент, как он уже открыл рот, чтобы это сказать, в его голове сошлась цепочка: явно сочувствующая Рийару Айриния – совместная прогулка Айринии и Нея – Айриния и слухи в управлении – намерение заместителя не везти Рийара в Арну, а отправить за ним корабль в Линейру.
«Но в чём смысл?..» – удивился Леон, однако решил ответить осторожно, чтобы оставить себе простор для манёвра:
– Я неоднократно видел, как Рийар появлялся из ниоткуда, и с ногами у него при этом всё было в полном порядке.
Госпожа Юлания бросила на Леона быстрый взгляд, но ничего не сказала.
Закивав, заместитель что-то пометил в своих документах:
– Да, да! Я слышал об этом много раз, но сам не наблюдал, поэтому решил уточнить.
«Рийар же первоначально и планировал украсть корабль», – вспомнил, меж тем, Леон.
Если исходить из этой информации, то угнать корабль из Линейры, где не было порта, охраны и лучников, было в разы проще, чем из Арны – не говоря уж о том, что в Арне были и другие корабли, которые могли броситься в погоню, а Линейра могла похвастаться лишь частными яхтами, которые не сумели бы выйти далеко в море.
«Но ведь артефакт оказался нерабочим?» – не сошлось у Леона.
– А что вы скажете о его способности уходить от магии и от откатов? – продолжил уточнять заместитель.
Леону припомнилось, что и Илия, и мать с отцом, и вообще все, кто навещал Рийара в эти дни, сходились во мнении, что он выглядит непривычно умиротворённым и спокойным.
Как если бы его многочисленные откаты его не беспокоили.
«Да нет, бред какой-то!» – мысленно потряс головой Леон, но решил ответить обтекаемо:
– Действительно создаётся впечатление, что у него какие-то особые отношения с магией. Я много раз видел, как он магичил самыми различными способами, но при этом не наблюдал привычных в этом случае откатов.
«Уж не пособствую я, в самом деле, его побегу?» – вдруг с ужасом подумал Леон.
– Да, да, я тоже об этом слышал неоднократно, но, понимаете ли, Леон, одно дело – пустые слухи… – сделал ещё несколько пометок в своих документах заместитель.
Сердце Леона похолодело.
Слухи, определённо, были как минимум отчасти связаны с Айринией – которая говорила о чём-то с Неем – который был правой рукой Рийара и наверняка должен был играть ключевую роль в его плане с угоном корабля.
На допросах Рийара участие в деле его боевого отряда почему-то не всплыло – возможно, они не были замешаны в самом нападении. Но сложно было предположить, что Рийар взялся бы красть корабль, имея под рукой лишь наёмников и не опираясь на свою команду боевиков.
– Хотелось всё же получить проверенную информацию, – говорил, между тем, заместитель. – Мы ведь можем чего-то не знать – например, он мог использовать какие-то особые артефакты… – выжидательно посмотрел он на Леона.
– Судя по многочисленности и разнообразию магических действий, которые он совершал явно спонтанно, – твёрдо ответил Леон, – он должен был бы быть увешан самыми разными артефактами с ног до головы и едва ли смог бы это скрыть.
«И вот зачем я теперь его выгораживаю?» – раздражённо стиснул пальцы Леон, не совсем понимая, почему он не может просто сказать, что Рийар – обычный интриган, который, во-первых, нашёл способ обходными путями добиваться впечатляющих эффектов, а во-вторых, несмотря на видимое благополучие, успел нахватать полторы сотни фатальных откатов на этих своих трюках.
– Возможно, у него был какой-то универсальный артефакт, блокирующий откаты? – вслух задумался заместитель.
– И поэтому он решил украсть ещё один такой? – впервые вмешалась в разговор госпожа Юлания.
– Они могли быть разнонаправленными, – отметил заместитель. – В конце концов, у господина архимага тоже нет обычных проблем с откатами, но артефакт ему зачем-то понадобился?
Юлания негромко фыркнула, но разубеждать подчинённого почему-то не стала.
– Так вы, стало быть, считаете, – вернул своё внимание Леону заместитель, – что слухи эти не беспочвенны?
– Определённо, – с уверенным видом согласился Леон.
Уверенность его, впрочем, была напускной – внутри у него что-то затрепетало и оборвалось в этот момент. Сердце заколошматилось как сумасшедшее.
– Благодарю за информацию, – улыбнувшись, отпустил его заместитель.
Леон попрощался и вышел.
Руки у него заметно тряслись.
«Что я творю?» – спросил себя он, но не сумел найти ответа на этот вопрос.
Мысль о том, что друзья Рийара, возможно, готовят ему побег, совершенно его деморализовала.
Он был уверен уже, что для Рийара всё кончено, и что помочь ему уже не выйдет – впрочем, он упорно не замечал в себе этой острой, мучительной потребности помочь брату хоть чем-то. Побег – даже если у них нет нужного артефакта, у них явно есть план, они не стали бы пытаться, если бы не были уверены, что смогут укрыть Рийара от магического поиска…
«Может, даже на том же острове», – подумалось Леону.
Но даже если на том же острове – то всё равно на свободе.
В сердце Леона что-то дрожало мучительно и болезненно – надежда? страх? потребность помочь?
Он не мог сам себе объяснить своих чувств; впервые в его жизни они не сошлись с его долгом следователя. Леон всегда гордился своей способностью абстрагироваться от эмоций, взглянуть на дело беспристрастно, действовать по справедливости…
«Что я творю?!» – с ужасом спросил он у себя ещё раз.
Но одна мысль о том, чтобы вернуться в кабинет и заявить, что едва ли Рийар способен на какой-то чудесный побег, потому что вся «великая магия» в его исполнении являлась не более, чем фокусами…
«Положим, мой долг в этой ситуации – передать свои подозрения по поводу действий Айринии и Нея», – холодно подумал Леон.
Это было бы правильно. Он не знал наверняка, что происходит и готовится ли что-то на самом деле – но у него было достаточно наблюдений, чтобы начать что-то подозревать. И он должен был высказать свои подозрения заместителю, чтобы он их проверил.
Это было бы правильно.
Именно к этому его призывал его долг.
Стиснув зубы, Леон заставил себя сделать шаг от кабинета, другой.
«Я не могу, – с отчаянием подумал он. – Возможно, это его единственный шанс».
Сердце ёкнуло и пустилось в лихорадочный бег.
«Я не могу лишить его и этого шанса», – сказал он сам себе, отходя от кабинета заместителя всё дальше.
«Я просто не могу!» – отчаянно воскликнул он внутри себя, берясь за ручку своего кабинета.
«Не могу и не буду», – решил он, заходя.
Глава четырнадцатая
Получив от Леона столь однозначные показания, заместитель не решился переправлять Рийара обычным сухопутным путём. Управление вызвало корабль из Арны в Линейру – так количество уязвимостей становилось минимальным. Из-под действия артефакта в изоляторе Рийар сразу попадал под действие артефакта в карете, а потом его планировалось усыпить и отнести под действие артефакта на корабле. План казался максимально надёжным.
Чем ближе подходило к суду и назначению даты отправки, тем более нервным чувствовал себя Леон. Невольно он в поисках подсказки о происходящем начал следить за боевым отрядом Рийара – и детали, которые в ином случае казались бы случайными, теперь выстраивались в чёткую систему. Один из них продал дом – причём, кажется, весьма спешно, прогадав в цене. Другой крайне некрасиво поссорился со своей девушкой – об этом скандале судачило всё управление. Третий прикупил новую зимнюю куртку – это посреди лета-то!
Уже после суда, накануне отправки, Леон встретил Нея, выходящего из управления с боевым мечом Рийара – не тем понтовым федершвертом для тренировок, а с настоящим мечом.
– Ему не позволят его забрать, – холодно отметил Леон, заставив Нея вздрогнуть.
Обернувшись и обнаружив Леона, он отозвался:
– Так я и не ему, господин старший следователь. Можете проверить по документам, это не казённый, он сам покупал, на свои средства. Подарил мне на память.
Лично купленным мечом Рийар, разумеется, мог распоряжаться, как ему вздумается, но Леон приписал это совпадение – что меч Ней понёс куда-то именно сегодня – в ряд других таких, и ещё крепче убедился в своих подозрениях.
– Что ж, – сухо сказал Леон, складывая руки на груди, – надеюсь, он никогда не обагрится кровью невинных.
В глазах Нея мелькнуло настороженное подозрение, почти сразу сменившееся любезностью.
– Как можно, господин старший следователь, – наклонил он голову.
Резко развернувшись, Леон отправился обратно на территорию управления.
Ней проводил его подозрительным взглядом.
В управлении Леон поднялся в кабинет начальницы.
– Если возможно, – попросил он, – я бы хотел завтра сопровождать Рийара.
– Не вижу препятствий, – мягко ответила госпожа Юлания, сев писать соответствующее распоряжение. – Ещё раз приношу вам свои соболезнования, Леон, – с большим сочувствием в голосе сказала она, передавая ему подписанный документ.
Растерянно сжав его в руках, Леон хотел было в пятьдесят седьмой раз сказать «мы не были близки», но эта фраза так его уже измучила, что вместо неё он выговорил правду:
– Я… сам не думал, что восприму это столь болезненно.
Он чувствовал себя теперь преступником, покрывающим побег другого преступника, и не мог заставить себя поднять глаза на начальницу, которую любил и уважал. Ему казалось, что он предаёт теперь всё, чему она его учила, – но мысль о том, чтобы сказать ей о своих подозрениях и догадках, даже не пришла ему в голову.
– Увы, – коротко вздохнула Юлания. – Порой наши близкие выбирают свой путь, ведущий на дно, и нам уже ничего не остаётся, кроме как принять их выбор. Рийару, пожалуй, повезло, что его остановили в самом начале, – утешающим голосом добавила она. – И, в конце концов, вы ведь не прощаетесь навсегда – его можно будет навещать. Думаю, это поможет ему остаться человеком.
Её искреннее сочувствие и её попытка утешить его стиснули его сердце тисками тоски и стыда.
«И на какое дно выбрал теперь идти я?» – горько подумал он.
Поблагодарив, он попрощался и вышел.
Твёрдо он понимал теперь только одно: если бы он сдал теперь Рийара – он бы не смог с этим жить.
Нервы его сжимались во всё более тугой узел, и эту ночь он почти не спал. Его мучили мысли и сомнения, и отчаянно, глубоко, невозможно сильно желал он теперь только одного – чтобы он не ошибся, и чтобы Рийар действительно смог сбежать. Он не смог бы объяснить, почему так отчаянно желал его свободы – возможно, потому что чувствовал свою вину перед братом, которого не желал понять, которого не желал любить, которого только пытался всю жизнь переделать. Он уже ничего не мог тут исправить, и это мучило его больше всего.
…когда утром он сел в карету, в которой уже находился Рийар, то сразу понял, о чём говорили все те, кто утверждал, будто бы он сильно переменился.
Обычно острый, угловатый, нервный, сжатый как пружина Рийар, готовый в любой момент сорваться, понестись, закричать, – выглядел совершенно мирным и расслабленным. Казалось, изменились сами черты его лица, как будто сведённые раньше судорогой, а теперь разгладившиеся. Изменилась сама его осанка – ранее он казался подобравшимся к прыжку зверем, готовым кинуться в любой момент. Но больше всего другого изменился взгляд – ранее колючий и острый, он сделался спокойным и созерцательным.
Леон совершенно не представлял себе, как такое могло быть возможно, но готов был поклясться, что каким-то образом Рийар всё же добрался до артефакта, блокирующего откаты, – потому что иначе объяснить такую разительную перемену было невозможно.
Впрочем, обнаружив, кто именно надумал его сопровождать, Рийар ощутимо напрягся и вперил в Леона взгляд мрачный и пристальный.
