Текст книги "Не названа цена (СИ)"
Автор книги: Мария Берестова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
Они были, конечно, живыми, и так же продолжали жить, как и всегда, – ходили, говорили, смеялись! – но Айриния словно бы их потеряла.
Ни единой эмоции.
Ни капельки.
Только сосущая тоскливая пустота – память о том, что эти эмоции когда-то были.
Айриния совершенно не знала, что с этим делать. В ужасе она пыталась припомнить, на какой срок ей пришёл такой кошмарный откат, – но память её категорически подводила.
Она не помнила, совсем не помнила!
Она так переволновалась в тот момент, что даже толком не обратила внимания на откат, и не запомнила совершенно, в чём именно он заключался и сколько должен был продлиться – просто отмахнулась от него с мыслью «повезло, ерунда какая-то!»
Но откат оказался не ерундой.
Айриния надеялась лишь на то, что он скоро пройдёт.
Не может же откат за один-единственный насильный поцелуй быть таким страшным, правда?
Что, в конце концов, страшного в одном поцелуе! Рийар большой любитель женщин, какая ему разница, поцелуем больше или меньше!
«Да это даже и не насилие над волей! – возмущённо подумала Айриния. – Он бы и сам не отказался меня поцеловать, если бы не Илия!»
Нет, всё-таки откаты – вещь слишком жестокая и непредсказуемая! Вот кто бы знал, что на такой ерунде так приложит!
Но переигрывать было поздно. Она уже была под откатом, и оставалось только ждать и надеяться, что он скоро развеется.
Потому что жить с такой тоской было, определённо, невозможно!
Вернувшись в общежитие, Айриния узнала, что её вызывают в управление – это Леон хотел проверить свой список. Не испытав ровно никаких эмоций на этот счёт – даже волнения по поводу того, что Леон вчера застукал её за поцелуем с Рийаром, – Айриния отправилась на работу.
Там она, конечно, столкнулась с Илией – они всё время сталкивались, как будто бы для них двоих всегда было слишком тесно в одном здании. Илия буркнула что-то – видимо, хотела завести очередную ссору, – но Айриния даже слушать не стала.
Бывшая соперница стала ей глубоко безразлична. Её происхождение, её достижения, её характер – какое Айринии было до всего этого дело? Пустое место.
Леон ничего не сказал о вчерашнем происшествии, но Айриния не испытала по этому поводу никакого облегчения. Она безразлично и методично выполнила свою работу – и ей в кои-то веки было совершенно всё равно, хорошо ли она с ней справилась. У неё, впрочем, вызвал досаду очередной откат – кажется, эмоции, не связанные с людьми, никак не пострадали, – но с мигренью она ничего не могла поделать, поэтому, закончив дело, за которым её вызвали, отправилась обратно к общежитию.
Не зайдя к тем приятельницам, дружбу с которыми уже успела свести в управлении. Что ей теперь эти связи? Зачем ей эта карьера?
Ну, сдохнет от экспериментов, и сдохнет, какая теперь…
Поймав себя на этой страшной мысли, Айриния резко остановилась посреди коридора.
Она всегда была жизнелюбива. Даже во время самых тяжёлых испытаний, выпавших в жизни на её долю, она не опускала рук и не планировала сдаваться.
Но теперь – теперь она впервые поймала себя на том, что ей тотально, абсолютно не хочется жить.
«Это просто откат, – напомнила себе Айриния, для верности беззвучно артикулируя свои слова губами. – Нужно стиснуть зубы и переждать».
Подбордрив себя этим соображением, она отправилась дальше – чтобы теперь уж крайне неудачно натолкнуться на Рийара.
Тот, смерив её презрительным взглядом, хищно улыбнулся.
Айриния не почувствовала ни страха, ни смущения, ни досады – ничего.
Наклонившись к ней, Рийар пронзил её ледяным магнетическим взглядом и произнёс только одно слово:
– Бойся!..
Выговорив эту угрозу, он стремительно отправился дальше по своим делам.
Айриния не испугалась.
И подумала, что зря: месть такого человека, как Рийар, наверняка будет опасной.
Но ей было всё равно.
Чарующе и страшно всё равно.
Глава девятая
Илии показалось, что Рийар начал её избегать. Сперва не встретил после работы и не проводил… два раза уже, между прочим!.. и тренировку отменил, мол, рабочих дел накопилось невпроворот… и…
В общем, он явно её избегал! Как будто она чем-то его обидела!
Илия стала думать, чем же она могла так его огорчить – и, конечно же, нашла!
Она так и не согласилась на то его предложение… о, ну конечно, для него это было так важно, так сокровенно, для него это было мечтой! А она растерялась, задумалась, и мало того, что не ответила согласием сразу, – вообще ничего толком так ему и не ответила!
Да, после разговора с Леоном она снова засомневалась, действительно ли ей интересна карьера боевика. Но ведь Рийар… Рийар не мог в этом ошибиться! Он такой опытный воин, конечно, кому должно быть сразу видно, что у человека есть предрасположенность, как не ему!
А она – она не ответила, и не отвечает, и, конечно же, конечно, он обиделся!
Сердце Илии сжалось от боли и стыда. Как она могла так его подвести? Он так в неё верил, а она!..
Она решила, что нужно объясниться немедленно – раз уж до неё дошло, наконец, чем она его так ранила, – и она отправилась на его поиски.
Рийар обнаружился в комнате отдыха корпуса боевиков. Он был там один; лежал на диване, заложив руки за голову, и уныло глядел в потолок. Обнаружив, что кто-то зашёл, он, не поворачивая головы, скосил глаз, безразлично пробормотал:
– А, это ты! – и вернул своё внимание потолку.
Илия покраснела. Она подумала, что он выглядит таким грустным и потерянным из-за того, что она его так подвела и расстроила.
– Рийар! – сделала она шаг к нему.
Он тяжело вздохнул, но ничего не сказал.
– Я так виновата… – попыталась объяснить свои чувства она, но он так и не посмотрел на неё, и она сбилась с мысли.
– В чём же? – равнодушно переспросил её Рийар, обозначив, по крайней мере, что слушает её.
Смутившись, Илия попыталась объяснить свои чувства и переживания.
Её пылкий монолог, полный самоуничижения, кажется, заинтересовал его, потому что он сел и, наклонив голову набок, начал в неё всматриваться с исследовательским любопытством.
– Вот как? – мягко переспросил он, когда она в очередной раз потеряла мысль и замялась. – Значит, ты считаешь, что подвела меня, Илия?
– Да, конечно! – отчаянно согласилась она, всплёскивая руками. – Прости меня, пожалуйста, прости! Это просто было так неожиданно!
Теперь, когда она увидела, как глубоко его огорчили её сомнения, все рациональные доводы стали казаться ей нелепыми и глупыми. Какая разница, к чему у неё есть или нет таланта, если она так предала любимого человека! Её долг – во всём поддерживать его и быть рядом, так велит ей её сердце, а сердце не может ошибаться!
Словно прочитав её мысли, Рийар сморщил губы какой-то неловкой улыбкой.
– Какая же ты дурочка, Илия, – холодно и устало сказал вдруг он.
Это было настолько неожиданно, настолько не походило на то, чего она от него ожидала, что она даже не обиделась – а лишь нахмурилась, пытаясь взглянуть ему в лицо и понять, что с ним происходит и почему он говорит такие странные вещи. Это… это он ей пеняет, что ли, что она выдумала, что он обиделся?..
Рийар, прикрыв глаза, вздохнул, встал и отошёл к окну, отвернувшись от неё. Она осталась на своём месте, глядя на него с недоумением и опаской.
Тут ей пришла в голову мысль, что, должно быть, у него что-то случилось, и именно поэтому он такой мрачный и непривычно равнодушный. Ей сделалось страшно и больно за него, и она пообещала себе, что, что бы он сейчас ни сказал, она его непременно поймёт, и будет ему теперь такой же надёжной опорой и поддержкой, какой был для неё он.
У Рийара, действительно, кое-что случилось – очередной откат.
После того, как Айриния его заколдовала, он был в глубочайшем бешенстве. Он не мог поверить и принять, что какая-то пигалица может поступить так с ним – может просто призвать магию, и он просто подчинится и сделает всё, что ему прикажут.
Рийар никогда в своей жизни не чувствовал себя таким беспомощным, как в тот момент, когда, находясь во власти её магии, он совершенно ничего не мог с этим сделать.
Это едкое, мерзкое, страшное чувство беспомощности врезалось в душу Рийара стальной иглой и не желало покидать его.
Мысль о том, что любой маг может однажды повторить с ним этот трюк, сводила его с ума.
Он, привыкший быть сильным, привыкший побеждать в любом бою, спокойно осознающий своё мастерство во владении мечом и магией – он не мог принять свою беспомощность перед чужим колдовством.
Да, магию подчинения использовали крайне редко – она была запрещена законом, не говоря уж об откатах.
Но всегда был шанс наткнуться на преступника, который применит её на нём, – или даже не преступника, а вот так, на обиженную безумную девицу, которая не думает о последствиях, а только о мести.
Рийар понимал, что никак не застрахован от того, чтобы его волю не подчинили чужой магии снова, – что он совершенно беспомощен перед этим.
Понимание это наполнило всё его существо ужасом.
Он не мог, он не был способен принять такую реальность!
И, не думая о последствиях, готовый заплатить за свою независимость абсолютно любую цену, он решил защититься от магии с помощью магии.
Сделать так, чтобы никто и никогда не смог заколдовать его.
Он понимал, что откат за магию с такой формулировкой будет фатальным – но он был готов принять это, лишь бы сохранить то, что было ему ценнее всего на этом свете – собственную свободу.
И откат – пусть и в самом деле фатальный, оставшийся с ним теперь на всю жизнь, – на взгляд Рийара, стоил того, чтобы быть уверенным в своей неуязвимости перед любой магией, но – существенно путал его планы.
Потому что в качестве отката Рийар получил отвращение к лицемерию.
Он в жизни не смог бы уловить тут закономерность. Как так вышло? Почему платой за то, что он хотел защитить свою свободу и независимость от чужой магии, стало то, что его корчило от отвращения всякий раз, когда он сталкивался с лицемерием – своим или чужим? Как, вообще, это должно было работать?
Он не видел связи, но сетовать было поздно. Да и если бы он знал откат заранее – он всё равно заплатил бы эту цену.
Однако как ему теперь быть со всеми своими планами, он не знал.
Он мог продолжать обманывать Илию – откат никак не удерживал его от обмана.
Просто ему было тошно, бесконечно тошно и омерзительно от одной мысли, чтобы продолжить запудривать её хорошенькую розоволосую головку.
Он пытался, стиснув зубы, принудить себя продолжить свою игру, – но ему было нестерпимо противно от себя самого, до того противно, что хотелось наизнанку вывернуться и изнутри помыться с щёлочью.
– Грёбанные откаты… – буркнул он себе под нос так тихо, что она не услышала.
Потерев переносицу, повернулся к ней.
Она глядела доверчиво, в выражении её лица читалась сочувствующая боль, и ему снова стало мерзко.
«В конце концов, ею я могу просто пожертвовать!» – решил, наконец, он, и тут же почувствовал волну облегчения, приносящую успокоение и тихую спокойную радость.
– Ты знаешь, что наш зануда в тебя втюрился? – ошарашил он Илию неожиданным вопросом.
Первая растерянность, впрочем, тут же сменилась озарением. У неё, наконец, сразу всё сошлось! Ну конечно! Рийар ведёт себя так странно, потому что вообразил, что они с братом стали соперниками в любви! Далёкие звёзды!
«Как же ему, должно быть, больно!» – подумала Илия, уже нарисовав перед своим внутренним взором картинку, в которой терзающийся Рийар решил отказаться от любимой девушки ради брата.
Она поспешила поскорее его успокоить и утешить.
С мягкой улыбкой она ответила:
– Нет, нет, ну что ты! Он совсем в меня не влюблён, мы просто сработались хорошо, но, уверяю тебя, в его отношении ко мне нет совсем ничего личного! – полыхнула она на него влюблённым нежным взглядом.
Уголок губ Рийара задрожал нервной усмешкой.
Илия так откровенно хотела, чтобы ей продолжали дурить голову, и так решительно напрашивалась на это, что удержаться было чрезвычайно сложно.
Он опустил голову.
«А что? Сыграю трагического героя!» – решил было он, и даже нацепил на себя смущённую улыбку, но…
Отдающая гнилой лицемерностью улыбка тут же сползла с него.
Неистово захотелось помыть губы, немедленно, и даже потереть их мочалкой.
«Грёбанный откат!» – с тоской и безнадёжностью подумал Рийар, уставясь взглядом куда-то в потолок.
Что за радость дурить девчонке голову, если самому от этого настолько тошно?
– Конечно же, он влюблён, – насмешливо продолжил гнуть свою линию Рийар, отказавшись от этой игры. – Уж поверь, я его слишком хорошо знаю!
Илия закусила губу. Ей казалось, что он бредит. Как в отстранённой профессиональной манере Леона можно было заподозрить романтический интерес? Совершеннейшая нелепость!
– Если и так, – прохладно отметила она, не зная, как опровергнуть высказывание, очевидно не соответствующее реальности, – то я-то в него не влюблена! – с вызовом в голосе отметила она, надеясь уже закончить это дурацкое объяснение.
Взглянув на неё весьма снисходительно, Рийар сложил руки на груди и ироничным тоном отметил:
– Потому что втюрилась в меня, да?
От обиды и оскорблённости Илия раскраснелась. Её высокие чувства к Рийару, однозначно, не заслуживали того, чтобы их так презрительно обозначали как «втюрилась»!
– Втюрилась, втюрилась! – словно издеваясь над ней, расхохотался Рийар и соизволи объясниться: – В этом и был план, дурочка. Посмотреть, как моего идеального братца корёжит от того, как его зазноба предпочла бестолкового и безалаберного меня!
Он смеялся, и в смехе его было больше истерики, чем настоящей насмешки, потому что он невольно высказал то, что сидело в его сердце занозой – что на фоне блистательного Леона он представляет собой фигуру слишком ничтожную. Но Илия, конечно, не заметила его истерики; она застыла в горе и оскорблённости.
– Так ты… ты всё это время обманывал меня? – беспомощно переспросила она, не веря, не понимая, не будучи готовой принять правду.
Он подавился новой порцией смеха, закашлялся и переспросил:
– Обманывал? Я тебе слова неправды не сказал, детка! Ты сама всё придумала.
Сердце Илии ёкнуло и оборвалось в бездну боли и осознания.
Она сама всё придумала.
Он, в самом деле, ничего ей не говорил.
Не делал никаких признаний.
Ничего не обещал.
Это она сама всё додумала – и теперь, когда она видела это ясно, все странности в его поведении встали на свои места.
От обиды, боли, злости на себя, чувства преданности – в глазах закололо слезами, но она сдержала их, чтобы не унизиться перед ним ещё больше.
– Ты нарочно дурил мне голову, да? – тихо выразила свою боль и обиду она.
– Дурил голову? – со злым смехом переспросил он. – Не надо, – резким шагом подошёл он к ней и холодно проговорил прямо в лицо, – не надо переваливать на меня ответственность за то, что у тебя нет мозгов, Илия.
Вспыхнув от гнева и стыда, она поняла, что точно не сможет теперь сдержать слёз, и выбежала из комнаты под его злой истеричный смех.
Как только за ней закрылась дверь, он рухнул на пол, обхватив голову руками и не в силах перестать смеяться. Впрочем, сухой и болезненный его смех скорее напоминал рыдания.
Глава десятая
«Это было очевидно, а я в упор не замечала», – раз за разом повторяла своё страшное открытие Илия.
Она закрылась в своей комнате, и сидела теперь на кровати, обхватив колени руками и снова и снова прокручивая в голове свои наблюдения, зацепившие её слова и поступки Рийара, свои сомнения и свои попытки объяснить то, почему он ведёт себя странно.
Она столько времени и сил потратила на то, чтобы объяснить себе все эти странности в его поведении! Далёкие звёзды, сколько же фантазии и упорства нужно, чтобы снова и снова не видеть в упор очевидного – и продолжать придумывать фантастические и запутанные объяснения простым вещам!
Теперь, когда она знала, что никогда не нравилась ему и что он и не планировал ухаживать за ней всерьёз, – всё стало очевидно. Все нестыковки и странности спокойно легли в одну красивую стройную систему.
Систему, которая она вполне могла разглядеть раньше!
Могла, могла, могла!
Если бы она так не зациклилась на мысли, что это та самая настоящая любовь, если бы она не цеплялась так за эту мысль, если бы она не предпочитала самые запутанные и фантастические объяснения, лишь бы не видеть правду!
Рийар был прав, и это было горше всего: он ни в чём её не обманул.
Она сама всё придумала.
Даже не имея на это никаких серьёзных оснований.
Да, он не разубеждал её и даже подталкивал порой к нужным ему выводам – но, по совести сказать, делал это не слишком усердно. Она могла увидеть и догадаться.
И видела, и замечала, и отмечала как странность, но…
Не хотела понимать, что за этой странностью стоит.
Всё, всё лежало на поверхности – а она этого в упор не видела, потому что не желала видеть.
Илия плакала даже не столько от боли предательства, сколько вот от этого понимания, какой же глубокой безнадёжной дурой она оказалась.
Это чувство казалось почти привычным – с тех пор, как началась её стажировка, она частенько чувствовала себя дурой, которая не замечает очевидных вещей. Леон, правда, говорил, что…
Мысль её споткнулась и замерла.
Леон.
За всеми этими переживаниями она совершенно забыла – Рийар заявил, что Леон в неё влюблён.
«Может ли такое быть?» – потрясённо подумала Илия, нервно потирая коленки.
Мысль эта казалась ей совершенно абсурдной. Леон с самого начала и до конца был предельно профессионален – был ходячим воплощением идеи «понимающий и мудрый наставник для стажёра». Илия, конечно, замечала, что он постоянно пытается её подбодрить, охотно отмечает её успехи, не акцентирует внимания на промахах и спокойно объясняет, как поступить в следующий раз, чтобы промаха избежать… но, в самом деле, он вёл себя… он вёл себя примерно так же, как её старший брат, вот да!
Какая ещё влюблённость! Нелепо, и совершенно не сходится с образом аккуратного, вежливого, спокойного Леона, всегда безупречно выдерживающего профессиональную дистанцию.
Рийару, должно быть, просто по мозгам его откатами заехало, вот и вообразил такую чушь!
Илия насмешливо фыркнула, резюмируя тем своё отношение к абсурдной идее с влюблённым Леоном. В глубине души, впрочем, она почувствовала лёгкое огорчение – как будто ей была отчасти приятна мысль, что Леон мог бы быть в неё влюблён. Возможно, потому что она была так растерзана сейчас своими переживаниями и чувствовала себя такой глупой и нелепой, что, конечно, ей очень хотелось верить, что кто-то мог бы в неё всё-таки влюбиться.
А уж если бы в неё мог бы влюбиться кто-то вроде Леона – так это вообще было бы очень приятно, потому что такие мужчины, конечно, не влюбляются в кого попало.
Увы, но тут ей явно тоже ничего не светило, а Рийар просто двинулся головой. Определённо, так.
Откинувшись на подушку, Илия приняла решение, что не будет страдать по этому мерзавцу, потому что это слишком унизительно – страдать по такому гадкому и бездушному человеку.
Не то чтобы это решение в самом деле могло уменьшить её боль – но, во всяком случае, она обрела в этой мысли твёрдую почву под ногами, и смогла хотя бы заснуть.
По гордости она не хотела никому показывать, как ей больно – к тому же, она стыдилась того, что другие могут узнать, какой глупой она оказалась в этой ситуации, – поэтому ей вполне удалось скрыть своё состояние от близких и, как ни в чём не бывало, отправиться на работу.
Там Леон огорошил её новостями:
– Я справлялся у наших женщин-боевиков, оказалось, что они частенько предпочитают тренироваться своей компанией и не против, чтобы вы к ним заглянули. Вот их график, – передал он Илии листок.
Она взглянула на него с большим недоумением.
За всеми своими переживаниями она совершенно забыла о том, что чуть не отказалась от карьеры следователя ради карьеры боевика.
Только потому что Рийар – лживый насмешливый Рийар! – наплёл ей лапши о том, что у неё, видите ли, талант.
Это был ещё один добивающий удар.
Илия верила, что Рийар полюбил её, потому что разглядел в ней нечто особенное. Разглядел её талант.
А оказалось – оказалось, он видел в ней обычную наивную дурочку. Если и особенную, то только своей особенной степенью доверчивости и глупости.
Эта мысль совершенно деморализовала Илию. Ей удалось, впрочем, сдержать слёзы – скатиться в истерику прямо перед Леоном было бы совсем уж позорно! – но лицо её всё-таки приобрело настолько трагичное и горькое выражение, что от него это не укрылось.
– Илия? – встревоженно переспросил он. – У вас всё в порядке?
Нервно сжав листок с графиком, она подняла на него болезненный взгляд и совершенно искусственным тоном ответила:
– Простите, я уже поняла, что это была глупая идея. Мне жаль, что я не обдумала её сперва хорошенько сама с собой, а сразу перешла к действиям.
Голос её звучал несколько сдавлено из-за того стыда, который она теперь испытывала.
Если бы Леон не удержал её от рокового решения, не уговорил бы сперва подумать – она потеряла бы свой шанс.
Она потеряла бы свою мечту.
Из-за мужчины, который даже ничего ей не обещал; который даже не ухаживал за ней; про которого она просто придумала, что он её любовь, и ради которого она согласилась пожертвовать и мечтой, и карьерой.
Ей было теперь так стыдно, так бесконечно стыдно – она слишком хорошо помнила, как категорично высказала Леону своё решение и сколько времени и сил он потратил на то, чтобы её отговорить. Далёкие звёзды, что он теперь будет о ней думать!
Впрочем, и так понятно. Рийар всё верно сказал: что бы она там сама о себе не мнила – она просто обычная дурочка.
Леон, однако, если и удивился её непоследовательности, то вида не подал. Молча забрав у неё листок с графиком, задумчиво отметил:
– Ну что ж, по совести сказать, я рад вашему решению. Это, конечно, ваша жизнь и ваше дело, но мне всё же кажется, что вы успешнее реализуете себя именно на должности следователя.
Илия сдавленно всхлипнула от стыда и поспешно отвернулась, пытаясь спрятать слёзы, которые не получалось удержать.
Он, положительно, не понимал, что с нею сегодня происходит.
Не решаясь отойти от её стола и вернуться к своей работе, поскольку он видел, что с нею явно что-то не так, он попробовал деликатно предложить:
– Мне кажется, вы немного переутомились, Илия. Возможно, вам стоит взять сегодня выходной?
«Да. Нет. Не знаю», – не смогла определиться она.
С одной стороны, да, она явно вот-вот скатится в истерику, и стоило, в самом деле, уединиться где-нибудь и пережить свои эмоции вдали от чужих глаз. С другой стороны – так она останется наедине с этими самыми эмоциями, на растерзании у них. Она не могла определить, что для неё сейчас кажется страшнее.
– Может быть… – нерешительно попыталась она найти компромиссный вариант. – Знаете, я бы, в самом деле, прошлась и проветрила бы голову, но ненадолго! – вскинула она на него взгляд, полный надежды.
Прогулка! Вот, что ей сейчас нужно! Пройтись, успокоиться, выплеснуть энергию в шаги…
– Да, конечно, – с некоторым удивлением согласился он и добавил: – У нас есть сквер вокруг озера на территории. Впрочем, – перебил он сам себя, – вы знаете.
Она, конечно, тут же вспомнила, как ходила по этому самому скверу с Рийаром – и идея сразу же перестала казаться ей хорошей. Не говоря уж о том, что она могла с ним там столкнуться! Вот это – это было бы совершенно кошмарно!
…тут с ужасом Илия поняла, что так или иначе будет с ним сталкиваться регулярно – если уж она надеется тут работать, а он уже тут работает.
В голову не лезло никаких спасительных мыслей.
– Илия? – вернул её в реальность встревоженный голос Леона.
Она подняла на него взгляд: он смотрел на неё с совершенно искренней тревогой.
Ей вспомнилось, что, конечно же, он не влюблён в ней – но в его отношении к ней и впрямь проглядывает почти братская забота.
– А вы… вы не могли бы пройтись со мной? – замирая от собственной наглости, попросила она.
Её просьба заметно его удивила; он обернулся к окну, словно убеждаясь, что погода и впрямь стоит вполне располагающая к прогулкам. Потом, хмурясь, взглянул на свой стол, оценивая ряд стоящих перед ним рабочих дел.
Илия подумала, что, верно, совсем уж с ума сошла, и всё же нарушила все допустимые границы профессиональной этики.
– Мне нужно отдать несколько распоряжений, – наконец, взвесил важность своих дел Леон. – А после можно и пройтись, почему нет?
Она с облегчением перевела дух.
Ну, по крайне мере, она не угодила в ещё более глупую ситуацию, чем ей казалось!
Глава одиннадцатая
Сквер вокруг озера и в самом деле был прекрасен и представлял собой чарующее место для отдыха. Леон и Илия шли рядом по одной из дорожек и молчали: она была слишком смущена и потеряна, чтобы начинать разговор, а он наслаждался видами и размышлял о том, что стоит иногда всё же выходить из своего кабинета на прогулку.
По правде сказать, он размышлял об этом довольно часто, особенно когда смотрел в окно; но никогда не реализовывал своё решение, потому что не мог найти в своей работе момента, когда действительно можно было бы сделать перерыв. Или, во всяком случае, это ему казалось, что такого момента нет.
Спохватившись, однако, что идти без беседы как-то неловко, Леон не придумал ничего лучше, чтобы спросить у Илии, о чём она думает.
Она хмуро призналась:
– О том, что я дура.
– Наблюдение, которые обычно делают именно умные люди, – отметил Леон, от нечего делать наклоняясь и срывая с куста разлапистый лист.
Илия посмотрела на него с большим скепсисом во взгляде.
– Дураки обычно не видят собственной глупости, и в этом их беда, – развернул довольно банальную, на его взгляд, мысль Леон, поигрывая листом. – Умный же человек, осознав, что в чём-то сглупил, замечает это и пытается понять, как поступить, чтобы не повторить этой глупости.
В общем-то, мысль эта не была для Илии новой, и она, в целом, была с нею согласна, но сегодня её это соображение ничуть не утешало.
– Мне кажется, я постоянно повторяю одни и те же глупости, – с отчаянием в голосе призналась она.
Ей нравилось учиться, и обычно это легко ей давалось именно потому, что она не делала трагедии из своих промахов и из своего незнания – а просто бралась изучить вопрос глубже или натренировать навык, который ей не давался.
В учёбе было всё просто; а вот в жизни! В жизни Илия раз за разом наступала на одни и те же грабли: вместо того, чтобы всё хорошенько взвесить и проанализировать, действовала на эмоциях. Она сто миллионов раз уже давала себе зарок лучше думать впредь; но каждый раз снова совершала старую ошибку. Более того – ей ощутимо казалось, что со временем её ошибки становятся всё более крупными и катастрофическими. То есть, она не просто не приближалась к тому, чтобы исправить свой недостаток, – он, напротив, ещё и прогрессировал!
Илия была в отчаянии. Ей казалось теперь, что всё бесполезно, и просто в самом деле что-то не так в самих её мозгах, и быть такой вот эмоциональной дурочкой – это неотъемлемое её свойство, с которым она никак и никогда не сможет справиться.
– Мне кажется, – вмешался в её самоуничижительные мысли спокойный голос Леон, – у каждого человека есть какая-то своя любимая глупость, которую он повторяет из раза в раз, и это совершенно нормально.
Илия недоверчиво фыркнула.
– У некоторых её точно нет! – возразила она и с лёгкой завистью в голосе добавила: – Например, у вас!
Леон в её глазах, определённо, был совершенно идеален – спокойный, профессиональный, сдержанный и уверенный в себе. Хотела бы она хоть на чуточку быть на него похожей!
Улыбнувшись уголками губ, он возразил:
– Ну что вы, конечно, у меня есть такая глупость.
Она заинтересовано повернулась к нему, но тут же потупилась, подумав, что спрашивать о таких вещах точно невежливо.
Конечно, её интерес не прошёл мимо него.
– Обещаете надо мной не смеяться? – с лёгкой иронией в голосе уточнил он, прежде чем делать признание.
Она посмотрела на него с глубоким укором: мол, ну как ему в голову могла прийти мысль, что она будет над ним смеяться?
Поигрывая сорванным листом, он сказал:
– Внутри себя я твёрдо убеждён, что существует только два мнения: моё и неправильное.
Илия честно попыталась не улыбнуться, и вполне в этом преуспела.
– Ужасный недостаток для следователя, на самом деле, – с искренней досадой признался Леон. – И добро бы я просто попадал в нелепые ситуации из-за этого! – недовольно взмахнул он рукой с листом и выронил его. – Так ведь и дело завалить недолго, – с горечью заключил он.
Внутри себя Илия была вынуждена признать, что да, для следователя недостаток крайне неудачный.
– Выглядит так, что вы неплохо это контролируете, – попыталась утешить его она.
Он недовольно передёрнул плечами. Кажется, пустые руки не давали ему покоя, потому что, лишившись прежнего листа, он сорвал новый и опять принялся крутить его в пальцах.
– Иногда контролирую, но не очень успешно, – дал он оценку своей борьбе с собственным недостатком.
Илия была весьма удивлена тем, что лицо его приобрело непривычно-беспомощное выражение. Она привыкла видеть его абсолютно уверенным в себе, и ей было странно понимать, что он тоже иногда испытывает сомнения и бывает недовольным собой. Её очень ободрил этот факт, и она решила с ним этим поделиться:
– Спасибо, что рассказали, – смущённо улыбнулась она и развернула свою мысль: – По правде сказать, если смотреть с моей стороны, вы выглядите совершенно идеальным следователем, до уровня которого я никогда не смогу добраться.
Он иронично хмыкнул, но ничего не успел ответить, потому что она продолжила:
– Вы вселяете в меня веру, что я действительно тоже смогу научиться.
Смяв лист пальцами, он отозвался:
– Что ж, значит, я хорошо справляюсь со своими обязанностями наставника.
– По-моему, вы лучший наставник на свете! – пылко заверила его она, и тут же мучительно покраснела, подумав, что фраза получилась слишком напыщенной, и от того стала казаться неискренней.
Он, в самом деле, не принял этот комплимент. Мелко разорвав лист на части, он сбросил его под ноги со словами:
– Ну, полагаю, до Рийара мне в этом далеко.
Хорошее настроение враз покинуло Илию, и она даже слегка побледнела. Напоминание о Рийаре врезалось ей в сердце болезненным шипом: она вспомнила, как он учил её обращаться с мечом, и ей стало ещё больнее от мысли, что всё это было ложью, и что никакого таланта у неё нет, и никакого особого отношения к ней у него не было тоже, и он с самого начала и до конца смотрел на неё как на обычную восторженную дурочку.
Чем больше она в эту мысль вдумывалась – тем больше ей приходило на ум её собственных слов, взглядов и поступков, которые несомненно обличали в ней именно наивную дурочку.
Леон заметил перемену в её настроении. Остановившись, он нахмурился и вынес логичное предположение:
