Текст книги "Увидеть лицо - 2 (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)

– Это уже что-то! – Алина открыла дверь в коридор. – Я имею право знать, как и с какой целью меня использовали. Кроме того, будет совсем неплохо, если хотя бы парочка подопытных свинок даст сдачи! А ты, как будет время, вспомни, как ты в том сне боялся, что тебя может вообще не быть. Что ты можешь оказаться всего лишь чьей-то галлюцинацией. Это очень важная тема для размышлений.

Жора вышел за ними в коридор и мрачно наблюдал, как они обуваются. Открывая дверь, он тихо сказал:

– Но я очень рад, что вы живы. Правда, очень рад.

– Но не рад, что мы существуем, – Виталий иронично подмигнул ему и вышел на площадку, пропустив вперед Алину. Потом обернулся. – Скажи искренне, Жора, наша с тобой встреча тебе тоже принесла разочарование?

– Откровенно говоря, я еще не понял, – Жора подтянул брюки и как-то робко улыбнулся. – Но, во всяком случае, теперь я знаю, что я не сумасшедший.

– Рад за тебя, – Виталий покивал. – Ну, пока. Звони на досуге.

– Спасибо за кофе, – бросила Алина выглядывая из-за плеча Виталия. Жора судорожно сглотнул, отступил в глубь квартиры, и дверь захлопнулась, словно бы разделяя два абсолютно разных мира.

– Он позвонит, – тихонько произнесла Алина, спускаясь по лестнице. – Придет в себя и позвонит.

– Почему ты так уверена, – поинтересовался Виталий, пристально глядя ей в затылок. Она пожала плечами.

– Сейчас он напуган, но потом… Ему ведь чертовски любопытно. Вспомни его. Вспомни все его теории. Это же Жорка! Какая разница, что здесь он меньше и младше?!

– Для него – огромная.

Они вышли на улицу и направились к машине. Жора внимательно смотрел на них сквозь оконное стекло, часто моргая. Когда «лендровер» скрылся за углом, он отвернулся, вздохнув с облегчением, но в то же время у него вдруг появилось странное чувство сожаления, словно только что он упустил нечто очень важное. И почти сразу к нему присоединилось и нечто другое, нелепое и удивившее его до глубины души. Почему-то в этот момент Георгий Вершинин, двадцати лет от роду, впервые в жизни почувствовал себя предателем, хотя для этого не было абсолютно никакого повода.

* * *

Оставив Алину мрачно обозревать груды газет в читальном зале центральной библиотеки, Виталий уехал проверять ближайшие адреса. Ему стоило большого труда убедить девушку, что по отдельности от их деятельности будет больше толку – Алина упиралась удивительно яростно. При этом в ее голосе звучали то подозрение, то отчаянье, как будто в голове у нее стенка на стенку бились предположение, что Виталий замыслил провернуть что-то за ее спиной, и неизвестно откуда взявшаяся уверенность, что если он уедет в одиночку, то кто-нибудь из найденных обязательно отправит его на тот свет. Уходя, он оставил ей свой сотовый, заверив, что купит по дороге другой и обязательно перезвонит.

– Взятка? – осведомилась Алина, сердито дергая бровями. Виталий показал ей кулак, воздерживаясь от эпитетов в общественном месте, где были также и дети. Потом ушел, унося на спине ее недоверчивый взгляд.

К концу второго часа он в очередной раз захлопнул за собой дверцу машины, прислонился к ней и закурил, задумчиво глядя на стандартную пятиэтажку неподалеку – очередной из пунктов назначения. К этому моменту он проверил уже почти двадцать адресов, но пока что ему не везло. В двух квартирах, записанных на фамилию Евсигнеев, ни о каком Алексее и слыхом не слыхивали, одна из найденных Ольг Харченко оказалась восьмидесятилетней старушкой, другой было четыре года. Кроме того, он отыскал одну Светлану Бережную, но это была не она. Виталий понимал, что руководствоваться исключительно внешностью нельзя, кроме того, кто-нибудь мог ничего и не помнить, но он знал, что это была не та Света. Некоторые вещи просто знаешь.

Он достал телефон и позвонил Алине. Когда она ответила, Виталий вдруг поймал себя на мысли, что общаться с ней по телефону было гораздо легче. Эта мысль ему очень не понравилась, и когда Алина, сообщив, что новостей пока нет, и выслушав от него аналогичную фразу, отключилась, он еще с минуту смотрел перед собой невидящими глазами, стоя возле машины посреди шумного дневного двора. Неожиданно он обнаружил, что не может понять, кому сказал правду вчера вечером – ей или себе?

Отшвырнув окурок и распугав по дороге гукочущую стаю голубей, Воробьев быстро прошел через двор и нырнул в темный подъезд. Поднимаясь по лестнице, он рассеянно смотрел на очередные грязные ступени, которых прошел за день не одну сотню. С каждой лестницей его уверенность, что им все-таки удастся разыскать остальных, все больше уходила в тень реалистичной безнадежности. Конкретная зацепка была только на Жорку, о прочих же, фактически, ничего не было известно. Разве что их заветные желания.

Он остановился возле двери одной из квартир. Когда-то эта дверь была бледно-голубого цвета, но теперь краска почти вся облупилась, являя полумраку подъездной площадки старое потрескавшееся дерево. Перед дверью лежал влажный коврик, связанный из женских колготок. Виталий позвонил, потом отступил назад и, глядя на глазок, принял дружелюбный вид.

Дверь отворилась, и на него посмотрела высокая женщина лет сорока с асимметричным лицом и забранными в хвост волосами. На ней были полосатый халат и старые тапочки, в прореху одного из которых выглядывал большой палец с ногтем, покрытым вишневым лаком. Лицо женщины было влажным и раскрасневшимся, и от нее на Виталия резко пахнуло свеженарезанным луком.

– Ну, наконец-то! – произнесла она резким сварливым голосом. – В десять же обещали!.. Как все-гда, пока дождешься вас!..

– А я вам что-то обещал? – поинтересовался Виталий. Женщина нахмурилась.

– А вы разве не из ремонтного управления? Хотя… оттуда только всякая пьянь является… а по вам не скажешь.

– Благодарю, – Виталий элегантно склонил голову. – Вы угадали. Спрашивали б хоть, когда дверь открываете. А вдруг я какой-нибудь маньяк?

Женщина хихикнула.

– Скажете тоже! Так вам чего?

– Вы Евсигнеева?

– Да, – она откинула настойчиво липнущую к щеке выбившуюся прядь. – Ирина Антоновна. А в чем дело?

– Скажите, Алексей Евсигнеев, здесь проживает? Или, может быть, проживал когда-то?

Лицо женщины потемнело, и она отступила назад. Сердце Виталия глухо, обрадованно стукнуло, и он мгновенно подобрался, словно хищник, учуявший потерянный след.

– Вы из милиции?

«Так-так!» – мысленно сказал себе Виталий. И выражение лица женщины, и ее вопрос очень даже соответствовали тому самому Евсигнееву.

– Почему вы так решили?

– Так кому еще он может понадобиться? – Ирина Антоновна стянула на груди расходящийся халат. – Или вы его друг?

– Нет, – совершенно искренне ответил Виталий, по тону голоса безошибочно сообразив, какой ответ будет правильным. – И, надеюсь, никогда им не стану. Но мне очень нужно его найти. Вопрос жизни и смерти.

– Если речь идет о его жизни, то я и пальцем не пошевельну! – холодно отрезала она и сжала губы в узкую полоску, отчего сразу стала на несколько лет старше. – Так что извините и до свидания. У меня много дел.

Дверь качнулась, но Воробьев уперся в нее ладонью и придержал.

– Пожалуйста, подождите! Он ваш муж?

– Бывший муж, слава богу! – женщина криво улыбнулась. – Он уже несколько лет здесь не живет. Откровенно говоря, мне бы очень хотелось, чтобы он не только здесь не жил, но и не жил вообще!

– Ну… – задумчиво пробормотал Виталий, – все-таки нельзя… Нет, дело не в его жизни, но мне очень нужно его найти, потому что от этого, возможно, зависят другие жизни.

– Зайдите, – неожиданно предложила Ирина Антоновна, легким толчком открывая дверь настежь. Виталий удивленно взглянул на нее, потом тщательно вытер ноги и вошел в узкую темную прихожую. Здесь еще сильнее пахло луком, к этому добавился запах мясного бульона и стирального порошка. В ванной громко шумела вода. Женщина включила свет и, отвернувшись, крикнула в комнату, раздвинув поредевшую, неровную, модную когда-то бамбуковую занавеску:

– Катенька?! Дочура, поди сюда!

В прихожую, осторожно ступая, вышла девочка лет тринадцати, такая же высокая и худая, как и мать, с короткими темными волосами, одетая в ярко-синий спортивный костюм. Она остановилась, с тревожным любопытством глядя на незнакомца сквозь толстые линзы очков. Ее голова беспрерывно подергивалась, точно девочка постоянно кивала, с чем-то соглашаясь, губы прыгали, кожа возле левого крыла носа подрагивала. Виталий прищурился, несмотря на беспрестанное сокращение лицевых мышц девочки узнавая знакомые черты.

– Вот, – обвинительно сказала Ирина Антоновна, кладя руки ей на плечи – тяжелые, трудовые, мозолистые с толстыми грубыми пальцами. Катя пугливо вжалась спиной матери в живот. – Она как-то получила двойку по географии, и он ее выдрал своим ремнем. А она все плакала и не могла остановиться. Тогда он швырнул ее о стену… с размаху… Иди, Катя, в комнату.

…Когда я был в лесу, то слышал, как кричала какая-то женщина… то ли рядом… то ли у меня в голове… Она требовала, чтобы я кого-то отпустил… И еще я видел очки. Маленькие очки. На них была кровь…

Он вздрогнул и утверждающе кивнул своим воспоминаниям. Последние сомнения растворились, как соль в кипящей воде. Здесь жил тот самый Евсигнеев.

Когда ребенок, ушел, женщина вопросительно взглянула на Виталия.

– Как видите, можно! Очень даже можно! Врачи говорят – это неизлечимо… Она просто своим плачем помешала ему читать газету… – ее голос дрогнул. – Знаете, почему я вам это рассказываю? Когда вы сказали, что дело не в его жизни… у вас стали такие глаза… вы хотите с ним за что-то рассчитаться, правда? Может вы…

– Ирина Антоновна, – он слегка, успокаивающе коснулся ее руки, – не нужно делать таких уж мрачных предположений, но я вам честно скажу, что набить ему морду мне очень хочется.

– Да делайте с ним, что хотите! А коли пришибете эту погань – только спасибо скажу. Он нам всю жизнь изуродовал. Посмотрите на нее! Кто ее замуж теперь возьмет, кто любить будет?! Кроме меня теперь никто! – Ирина Антоновна надрывно, со всхлипом выдохнула. – Господи, а ведь когда-то и подумать нельзя было!.. Такой приличный парень был, архитектор, а потом… пошло-поехало, беспросветно! – она махнула рукой. – А как отсидел, так вообще озверел вконец! Скотина!

– За что он сидел? – спросил Виталий, чувствуя себя страшно неловко. Ему хотелось поскорее уйти из этой квартиры. Перед глазами все еще стояло подергивающееся, кивающее лицо худой, испуганно-печальной девочки, получившей двойку по географии.

– Дружка какого-то своего прибил по пьяни. Потому я и подумала, что вы из милиции – может, проверяете чего или опять он кого-нибудь… Его забрали, когда Катьке четыре было… Извините, я сейчас, – Ирина Антоновна убежала на кухню, но почти сразу же вернулась.

– У меня борщ на плите, – горделиво пояснила она, вытирая мокрые руки кухонным полотенцем. – На настоящем мясном бульоне – не на всяких там кубиках. Редко удается такой сделать – мясо по таким занебесным ценам продают…

– Скажите, как мне найти вашего бывшего мужа, – быстро спросил Виталий, сделав ударение на слове «бывший». Ирина Антоновна пожала плечами.

– Честно говоря, не знаю. Может, он в свой Валдай вернулся. У него мать там живет… хотя сколько мы были женаты, он о ней почти и не вспоминал. Одна знакомая говорила мне, что вроде как он в какой-то строительной фирме – то ли охранником, то ли сторожем… Но это давно было.

– А название? – Виталий взглянул на колыхнувшуюся бамбуковую занавеску, за которой блеснули линзы очков. – Вы не помните название этой фирмы?

Ирина Антоновна безразлично пожала плечами.

– Точно не скажу… я ведь и не интересовалась, случайно узнала. Слово какое-то… вроде французского… Шампиньон… папильон…

– Может быть, «Модильон»? – спросил Виталий, порывшись в той части своей памяти, в которой завалялось определенное количество архитектурных терминов. Женщина задумалась, потом кивнула.

– Да, кажется так.

Виталий схватил ее за запястье и с энтузиазмом потряс.

– Спасибо! Большое спасибо! Вы мне очень помогли!

Он вытащил из кармана бумажник, открыл его и, придерживая правой рукой, вытащил несколько купюр. Ирина Антоновна следила за его действиями с недоумением, когда же купюры были протянуты в ее сторону, сделала попытку возмутиться.

– Что это еще значит?! Мы не нищие, в подачках не нуждаемся!

– А кто говорит, что это подачка?! – изумился Виталий. Его рука с деньгами ловко обогнула ее протестующе машущие руки, извернулась, нырнула в карман ее халата и тут же выскользнула наружу – уже без денег. – Это оплата. Информация – тоже товар. Вы мне дали информацию, я за нее заплатил – вот и все.

– Но… – вяло начала было она, но Виталий быстро скользнул к двери и отворил ее, ничего больше не слушая. Потом обернулся. За шелестящей бамбуковой занавеской покачивались, поблескивая, толстые линзы очков, обращенные на него. Ирина Антоновна задумчиво смотрела на измятые купюры, лежащие на ее влажной распаренной ладони.

– До свидания, – проговорил Воробьев и поскорей прикрыл за собой дверь.

Через минуту он плюхнулся на сиденье своего «лендровера», крутанул ключ в замке зажигания, но еще с минуту молча сидел, глядя сквозь лобовое стекло на одно из окон пятиэтажки, и на какое-то мгновение ему показалось, что из окна на него тоже смотрят, беспрестанно кивая и блестя очками. Потом Виталий вытащил телефон и неожиданно понял, что если Евсигнеев действительно до сих пор работает в «Модильоне», то на встречу с ним придется взять Алину, хотя ему этого очень не хотелось. Но он опасался, что если поедет один, то Евсигнеев до завтра может и не дожить.

В этот момент телефон зазвонил.

* * *

Жора, совершенно выведенный из душевного равновесия фантастическим визитом друзей по сну, сидел и тускло смотрел на журчащий на экране монитора водопадик. Работы на сегодня у него хватало, кроме того, следовало хоть как-то осмыслить материал для предстоявшего в понедельник зачета и сразиться с защитой перезаписи очередной добытой интереснейшей стратегички, но недавний энтузиазм теперь превратился в глубочайшее отвращение. Чтобы отвлечься, он запустил любимых «Героев», собрал войско и отправился давать дрозда соседу с зеленым флагом – боевому магу порядка. Он как раз добивал вражеских драконьих големов, когда дверь в комнату отворилась и заглянула мать – высокая худощавая женщина с еще красивым холодным лицом и отстраненно-задумчивыми учеными глазами.

– Ты дома? А почему мне дверь не открыл – я звоню, звоню…

– Не слышал.

Вершинина недовольно посмотрела на согбенную спину сына, сидящего перед компьютером, потом потянула носом и нахмурилась.

– Ты опять накурил?! Жора, я же просила – не курить в комнате! И вообще – когда ты бросишь эту отвратительную привычку. С твоим здоровьем только курить!

– Нормальное у меня здоровье! – проворчал Жора, с удовольствием наблюдая, как осыпаются драконьи големы. – Мам, прекращай уже, а! Я не маленький. Сам как-нибудь разберусь! Надоело, ей богу!

– Нет уж! Я все еще твоя мать и я должна за тобой следить! Пока я не найду тебе умную порядочную девушку, которая будет делать это за меня!

– До сих пор все девушки, который ты находила, очень мало походили на девушек в хорошем смысле этого слова, – заметил Жора, поморщившись. – Сколько раз повторять, что уж кого кого, а девушку я себе сам найду! А то… та последняя, Мила, лицом напоминала плохо обтесанный топором пень!

– Зато она из хорошей семьи! – возмутилась Клара Петровна. – В консерватории учится! Три языка знает! А ты, обалдуй, ей такое…

– У-у-у! – сказал Жора, хватаясь за голову. – Мам, уйди, а?! Мне сейчас ни до консерваторий, ни до языков.

– Ты нездоров?! – тут же встревожилась она. Жора яростно замотал головой.

– Мама, я здоров. Но я сделаюсь нездоровым, если меня сию секунду не оставят в исключительном одиночестве!

Клара Антоновна удивленно посмотрела на него.

– Жора, ты ведешь себя очень странно. Наверное, ты переутомился. Много работаешь, а тебе ведь следовало бы заниматься! Иначе тебя могут отчислить. Один раз это уже чуть не случилось. У меня сейчас очень много работы, через неделю конгресс, швейцарцы приезжают, и ты должен понять, что мне будет очень трудно изыскать время, чтобы заниматься утряской этого вопроса.

– А ты не занимайся! – буркнул Жора. – Отчислят – пойду в армию!

Глаза Клары Петровны стали испуганно-круглыми.

– И думать забудь! Чтобы я отпустила кого-нибудь из своих сыновей в армию?! Не будет этого!

– Да? Вот и Кольку ты не отпустила! – Жора откинулся на спинку стула и посмотрел на нее почти зло. – А уж вот его как раз следовало туда засунуть – может, тогда не был бы таким безответственным дебилом!

– Не смей так говорить о брате!

– О брате! – Вершинин фыркнул и вернулся к созерцанию поля битвы.

– Я скоро закончу составлять план лекции – наберешь мне ее, – укоризненно произнесла Клара Петровна и закрыла дверь. Жора мрачно посмотрел ей вслед, потом закурил и попытался было продолжить игру, но тут же остановился. Сегодня не радовали даже «Герои», мысли упорно крутились вокруг Алины и Виталия и того, что они ему рассказали, перед глазами вставало то собственное отражение из сна, где он был красивым и могучим, то эротические сцены с Ольгой в бассейне, то ее мертвое лицо, полоска бледной кожи между пояском брюк и задравшейся кофточкой и жуткое озерцо застоявшейся на сиденье дивана крови, то сверкающие безумным весельем глаза Евсигнеева, размахивающего пистолетом, а потом снова отражение в зеркале и непередаваемое ощущение своего мощного атлетического тела. Будь он таким на самом деле – какая б у него тогда могла быть жизнь! И Колька, в реальной жизни быстро сменивший отца на боевом посту обучения Жоры методами физического воздействия, не смел бы тогда и рта раскрыть в его присутствии – не то, что рукой махнуть!

Жора крутанулся на стуле, раздумывая – может, стоит включить Интернет и полазить по порнушным сайтам? Но и эта мысль увяла очень быстро. Вместо этого он подумал о Шрейдере. А не поискать ли ему что-нибудь прямо сейчас? Хоть как-то он все-таки должен помочь ребятам? Можно связаться со своими бесчисленными знакомыми…

Дверь в его комнату со стуком распахнулась, и ввалился Колька, по непонятному и, как считал Жора, совершенно несправедливому стечению обстоятельств почему-то являвшийся его родным братом. Он оглядел комнату, потом пинком ноги захлопнул дверь, рухнул на кровать, закинув ноги на спинку, и сказал:

– Все стучишь, червяк компьютерный?!

– Прежде, чем войти, следует хоть как-то обозначить свое присутствие за дверью, – заметил Жора, выключая игру. – Может, я тут с девушкой или онанизмом занимаюсь!

Коля хохотнул.

– С девушкой!.. Да кто на тебя польстится?! Разве что за бабки, – он задумчиво почесал в паху, потом зевнул, выдыхая в воздух стойкий пивной перегар. – Я, кстати, чего зашел… Денег подкинь, а? Я тут с одним симпатичным бабцом познакомился, то да се… К семи пойду на случку – у нее как раз муж в отъезде. Но надо будет кой чего прикупить – не переться же мне к ней с пустыми руками. А после хочу в «Элладу» заскочить – чувствую, попрет мне сегодня! Ну, так че?

Жора покосился на него, приподняв одну бровь. Со своего приезда Колька нигде не работал, и деньги получал от матери и от него, успешно вкладывая их в алкоголь, игральные автоматы и особ женского пола, которых Колька с романтическим простодушием именовал «бабцами» и «кобылами». Он любил в мельчайших физиологических подробностях рассказывать Жоре о своих победах, иллюстрируя рассказ при помощи рук, и каждый раз тот, слушая, рассеянно вспоминал разнообразные шекспировские строки и недоумевал по поводу того, что Колька явился миру в образе человека, а не племенного быка.

– Ну, так че? – повторил Колька и снова почесался. – Эта кобыла обращения требует, ее надо вначале вкусным винишком укатать. Вот вчера была Натаха – так с той вообще было по-простому, без разговоров… я ее сразу раком поставил и как…

 
«Джульетта, ты как день!
Стань у окна, убей луну соседством»,
 

– рассеянно подумал Жора. Потом сказал:

– Если тебе нужны деньги, то почему бы тебе их не заработать – для разнообразия?! Тебе уже тридцать лет – по-моему, вполне подходящий возраст, чтобы самому зарабатывать на мороженое и недостойных женщин, вместо того, чтобы клянчить у матери или у меня. Я деньги зарабатываю исключительно для себя и ты в мой бюджет не входишь.

Колька, побагровев, резко сел на кровати.

– Ты че – опух?! Для родного брата пары сотен жалко?!

– Для родного брата – не жалко, для тебя – да.

– Не понял, – произнес Колька, вставая. – Ты… это!..

– Содержательно! – отметил Жора, углубляясь в недра Интернета. Брат встал и, подойдя к нему, резким движением вжал Жору в спинку стула, чуть не опрокинув его на пол.

– Блин, тебе что – в падлу?! Ты че мне тут лекции читаешь, академик херов?! В ухо захотел?! Давай быстрее, мне еще пожрать надо успеть! Меня Серега ждет через полчаса!

– Да пошел ты вместе со своим Серегой! – Жора резким движением сбросил его руку, и тогда Колька сгреб его со стула и с размаху стукнул спиной о стену, почти подняв в воздух.

– Ах ты сука недолизанная! – почти нежно сказал он ему, шумно и жарко дыша в лицо перегаром. – Ты кого посылаешь?! Ты как со мной разговариваешь?! Да я тебя сейчас натяну на твой телевизор по самые гланды!

Голос у Кольки был густым и убедительным, а сам Коля – очень крупным, его большое небритое лицо покачивалось перед глазами Жоры, словно полная луна, глядя злыми суженными глазами, и от него веяло угрозой и пивным бризом. Жора невольно дернул головой и стукнулся затылком о створку шкафа. В этой сцене не было ничего удивительного, она повторялась не в первый раз, и, как обычно бывало в подобный момент, Жору посетили задумчивость и стремление отдать требуемые деньги, чтобы встретить закат солнца без болезненных ушибов. Но потом он вспомнил своих посетителей, а следом в голову снова хлынули картины из сна, собственное отражение в зеркале и воспоминание о том, как он запустил Евсигнеева через всю комнату, с такой же легкостью, как тот запускал свой боулинговый шар. Задумчивость растаяла, и Жора, прищурившись, прошипел:

– Да я тебя сам обнулю. Швабру возьму – так вздрючу, что никакой случки не надо будет!

После чего он со всей силы боднул брата лбом в нос и тут же обрушился на пол – Колька отпустил его не от боли, а скорее от изумления перед таким проявлением братской любви. Последний раз Жора давал ему, вернее пытался дать сдачи в глубоком детстве.

Клара Петровна, которая сидела в гостиной, обложившись грудой конспектов и делая карандашом пометки на полях книги, испуганно вскинулась, услышав жуткий грохот, донесшийся из комнаты младшего сына. Она вскочила, и на пол посыпались тетради, листки и листочки, метелью разлетевшись во все стороны. Добежав до двери комнаты, она в волнении и ужасе несколько раз рванула ее не в ту сторону, потом распахнула, и тотчас из комнаты вылетел Колька с залитым кровью лицом и в висящей клочьями рубашке, дико вращая глазами. Оттолкнув мать в сторону, он пронесся мимо, на ходу извергая из себя поток неформальной лексики и кровавых слюнных брызг и скрылся в ванной, почти сразу же выскочил из нее, комкая в руках мокрое окровавленное полотенце. Добежав до входной двери, он швырнул полотенце на пол, распахнул дверь, вылетел на площадку и так хрястнул за собой створкой о косяк, что со стены с грохотом рухнули развесистые оленьи рога – единственное, что осталось в этой квартире от безвестно сгинувшего главы семейства. Клара Петровна некоторое время безмолвно смотрела на них, прикрыв ладонью раскрытый рот, потом повернулась и вбежала в комнату, где снова на мгновение в ужасе застыла, а потом с оханьем и причитанием кинулась к младшему сыну, который с трудом поднимался с пола, имея такой вид, будто по нему долго и с наслаждением топтались ногами человек десять.

– Господи, Жорочка! Сыночек! Да что ж это, господи, да когда ж это кончится?!.. Жорочка, миленький!

– Да нормально все, мам, – сипло отозвался Жора, суматошно общупываемый и обнимаемый материнскими руками. – Просто слегка внешний вид попортил, а так…нормально…

Но в противовес этому «нормально» он тут же поспешно высвободился и стрелой помчался в туалет, где в течение минуты простоял на коленях возле унитаза, пока его желудок, возмущенный соприкосновениями с увесистыми братскими кулаками, бурно выворачивался наизнанку. Мать громко причитала рядом.

Когда судороги закончились, Жора, шатаясь, перешел в ванную, где долго умывался, кривясь от боли, потом выпрямился и с отвращением посмотрел на себя в зеркало. Лизнул кровавую дырку на месте выбитого зуба и неожиданно ухмыльнулся. Колька избил его так, как не бил еще никогда в жизни, но Жора почему-то не чувствовал себя расстроенным – все чувства и даже боль с лихвой перевешивала незабываемая картина стремительно улетавшей вверх изумленной расквашенной братской физиономии.

Спустя полчаса Жора, осмотренный, обмазанный, перебинтованный и накормленный необходимыми лекарствами, сидел на своей кровати и с унынием созерцал разбитый монитор, валяющийся на полу. Системник, слава богам, был цел, но монитор тоже стоит денег – и денег неплохих, которых у него в данный момент не имелось.

Его взгляд упал на валяющуюся на полу среди разнообразного барахла визитку, которую, уходя, оставил ему Виталий, и, нагнувшись, Вершинин подобрал ее, потом задумчиво огляделся в поисках своего сотового, который, как всегда, бесследно исчез. Слегка обыскав комнату, Жора, в конце концов, позвонил с городского сам себе, радостно кинулся в направлении пробудившейся мелодии из «Призрака оперы», отрыл сотовый среди груды одежды в кресле, отменил вызов и тут же задумчиво посмотрел на трубку радиотелефона, которую все еще держал в руках. Потом чертыхнулся, бросил ее и набрал номер сотового с визитки. Спустя несколько гудков в трубке раздался голос Алины, который, не дожидаясь, пока он начнет говорить, кисло произнес:

– Извините, но господин Воробьев временно недоступен. Перезвоните…

– Аля, это я! – закричал Жора в трубку и тут же сморщился от боли в разбитой губе. Голос Алины утратил кислоту и в нем появилась слабая ирония.

– Я? «Я» знаешь сколько на свете?!

– Это Жора! – сказал он, сообразив, что Алина не узнала его голос. – Жора Вершинин. Вы ко мне сегодня…

– Не разъясняй, я и так поняла! – отозвалась Алина издалека. – Не нужно делать меня большей идиоткой, чем я есть на самом деле! Что случилось? Ты что-нибудь нашел? – теперь ирония в ее голосе сменилась интересом.

– Пока еще нет. Но недавно я сделал интересное открытие – оказывается, земля круглая. Куда бы я ни пошел – все равно возвращаюсь к своему компьютеру…

– …в котором есть Интернет – тоже абсолютно круглый, потому что куда не пойдешь, все равно рано или поздно окажешься на порносайте, – дружелюбно докончила за него Алина. – Жор, больницы еще работают – ты успеешь!

– Аль, просто я хотел сказать… что я тут подумал…

– Поздравляю!

– Спасибо. Аль, ваше предложение еще в силе? Насчет сотрудничества?

Алина помолчала, потом хмуро спросила:

– А ты хорошо подумал?

– Усердно и качественно. Где вы?

– Я в Центральной библиотеке, а Виталий где-то мотается. Я сойду или тебе нужен непосредственно он?

– Мне нужны вы оба. Слушай, я тогда где-то через полчасика к библиотеке подскочу, только… ты не могла бы спуститься, а то, боюсь, меня не пропустят… у меня вид не очень…

– А что за это время случилось с твоим видом? – удивилась Алина. – Ты позеленел? Или придешь к библиотечным стенам с окровавленным топориком?

– Так мы договорились?

– Да, – сказала Алина и отключилась. Жора посмотрел на телефон, потом бросил его на кровать и начал быстро переодеваться, швыряя на кресло то, что осталось от его одежды после дискуссии с Колькой.

– И враг бежит… – почти весело напевал он, морщась, когда болезненно ныла та или иная часть его тела, – бежит, летит… и с карканьем над Волгой, и хлопая крылами… летит, летит… мартын со сбитым клювом… на случку без вина…

Отворившаяся дверь помешала дальнейшему развитию незатейливого верлибра, и Жора, обернувшись и одновременно затягивая ремень брюк, взглянул в возмущенные глаза матери.

– Ты куда собрался?! С ума сошел?! Живого места на нем нет, а он… Немедленно в постель!

– Маман, – задумчиво произнес он, проходя мимо нее, – в постель я не пойду, а пойду совсем в другую сторону, потому что у меня много важных дел. Не переживай – агонии у меня сегодня не будет.

– Да ты посмотри на себя!..

– Кстати, – Жора, не проявляя желания смотреть на себя, присел на скамеечку в коридоре и начал надевать ботинки, – ты не напомнишь мне, где я был в четверг две недели назад?

– Отчего же? У Юрки своего ты был! Два дня в доме отсутствовать, да еще и не помнить об этом. Жора, меня очень беспокоит твое поведение. Завтра же отведу тебя к Вере Сергеевне, – сурово сказала Вершинина. – Немедленно сними ботинки и отправляйся в постель! Я тебя никуда не пущу!

Жора, осторожно выпрямляясь, покачал головой.

– Верю. Но сегодня я уйду без разрешения.

* * *

Алина помассировала ноющие виски, потом подтянула к себе свой блокнот и усталыми шатающимися буквами вписала в него слово «Галатея». Потом снова взглянула на развернутый древний номер «Волжанского вестника» и пробежала глазами статью «Месть за красоту», в которой с уже присущими тому времени смачными подробностями рассказывалось о том, что тогда-то и там-то поздним вечером неизвестная женщина выплеснула концентрированную азотную кислоту в лицо восемнадцатилетней Татьяне Д., студентке инженерно-строительного института, параллельно обучавшейся в школе манекенщиц «Галатея» и уже добившейся значительных успехов, несмотря на юный возраст. Версии – конкуренция, зависть, несчастная любовь, ревность. Возбуждено уголовное дело, ведется следствие… Тут же была помещена очень плохого качества черно-белая фотография Татьяны Д., сделанной до несчастья. С фотографии надменно смотрела привлекательная черноволосая девушка в вечернем туалете и с неестественно-искусственной улыбкой на губах.

Алина перебрала дальнейшие номера «Вестника», но упоминания о том, к чему привело следствие, нигде не нашла – то ли никого так и не поймали, то ли поймали, но не сочли нужным упомянуть об этом, поскольку буквально через неделю на одном из городских рынков грохнул взрыв, в результате которого погибло десять человек, и корреспонденты «Вестника», увлеченные этой темой, подзабыли о судьбе волжанской манекенщицы. Ольга говорила, что осталась безнаказанной – возможно, и в реальности так и было.

Алина закрыла пухлую газетную подшивку и зевнула, потом взглянула на часы. Здесь делать было больше нечего. Запиликал телефон, и она схватила его, с удовольствием увидев Женькин номер.