Текст книги "Благословенный (СИ)"
Автор книги: Марина Сербинова
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 47 страниц)
Кэрол отвернулась.
– Ты так и не поверила в то, что он здесь? – серьезно спросил Патрик. – Но ведь он рассказал мне о Дженни. Как иначе, по-твоему, я мог узнать о ней?
– Я не знаю, сынок. Наверное, так же, как ты узнал о Тиме и Иссе.
– Ты веришь в мой дар, но не можешь поверить в присутствие Мэтта. Или не хочешь.
– Ты хочешь сказать, что он здесь, видит и слышит, что с нами происходит… что он рядом со мной… всегда?
– Да.
– Со дня своей смерти?
– Ну… об этом я у него не спрашивал. Наверное.
Кэрол неожиданно для себя почувствовала, что краснеет.
– Это ужасно! – вырвалось у нее. – Если ты говоришь правду, это ужасно. Я чувствую себя так, будто за мной все эти годы подглядывали. Скажи ему, что я возмущена. Как он смел?
Патрик вдруг расхохотался. Но Кэрол было вовсе не смешно, когда она представляла, что Мэтт все видел, все знает! Ее покоробило, когда она представила, как он наблюдал за тем, как она занимается любовью с другими мужчинами. Она всегда утешалась мыслью, что он умер, не зная, что Джек станет ей мужем, что она предаст его, Мэтта, выйдя за него замуж. А выходит, он все видел, все знал, что происходило после того, как его не стало? Интересно, когда она занималась сексом с Тимом, он сидел в кресле и наблюдал за этим? Кэрол это категорично не нравилось. Она поняла, что как только поверит в то, что Мэтт на самом деле рядом, что был рядом все эти годы, когда она жила, не догадываясь об этом, то жизнь ее станет еще более невыносимой. Она знала, что отныне не сделает ни одного движения без мысли, что он за ней наблюдает. Что, даже уединившись в своей комнате, ванне, туалете, она все равно не будет одна. Даже если он и не ходит за ней каждую минуту по пятам, она-то этого не узнает, и всегда будет напряжена, гадая, одна ли она в эту минуту или нет. И вряд ли сможет теперь расслабиться в объятиях мужчины, представляя, что Мэтт смотрит.
– Он сейчас здесь? Слышит нас? – напряженно спросила она у Патрика.
Тот с улыбкой кивнул.
– И где он?
– Стоит у окна.
Кэрол повернулась к окну, краснея все сильнее.
– Мэтт, так не честно! – выкрикнула она, задыхаясь. – Я думала, что ты умер, что покинул меня! Если бы я знала… – она взглянула на Патрика заблестевшими от слез глазами. – Он меня ненавидит?
Патрик пожал плечами.
– Не знаю. Говорит, что нет. Обидно, говорит, что ты уступила папе, но он сам в этом виноват. Мэтт виноват, то есть. Единственное, что его огорчает, так это то, что ты на самом деле любишь папу, – последние слова Патрик произнес с явным удовольствием. – И он не поймет, почему.
Кэрол отвернулась, не ответив. Говорить о Джеке при Патрике она не могла.
– Он очень благодарен тебе за то, что ты помнишь о нем, – небрежным тоном продолжил Патрик. – Что грустишь о нем, что так дорожишь тем, что между вами было. Мам, я что, должен передавать между вами эти телячьи нежности? Между прочим, папе бы это не понравилось. И если бы Мэтт не был всего лишь призраком – то мне тоже!
– Сынок, не сердись. Никогда я не думала, что мне представится возможность поговорить с Мэттом. Мы расстались так… ужасно. Так неожиданно, не успев друг другу ничего сказать. Даже попрощаться.
– Да знаю я! – Патрик раздраженно фыркнул. – Ладно. В общем, он говорит спасибо за то, что ты осталась ему по-настоящему преданной.
– Как преданной? Я вышла замуж, я…
– Это не важно. Он говорит, что преданность мертвым не в том, чтобы отказаться от нормальной жизни во всех ее проявлениях, запереться в келье и до конца жизни не видеть белого света. Он говорит, что после его смерти ты не раз доказала свою любовь и свою преданность ему. И что только после смерти он понял, сколько он для тебя значил и как был дорог. Он знает, что ты никогда его не забудешь. И то, что после смерти ты видишь себя только с ним, сказало ему о том, что он любовь и мужчина всей твоей жизни. Мам! Это правда? А как же папа?
– Мне думается, папа будет жить вечно. Я не могу представить его мертвым, потому мне всегда казалось, что, умерев, я окажусь рядом с Мэттом.
– А-а, ну тогда ладно. Я тоже не представляю, чтобы папа когда-нибудь умер. Мэтт еще говорит, что папа все равно его не победил, потому что ты, мам, так и не отказалась от него, Мэтта, как бы папа не старался заставить тебя его забыть. Ну, все, хватит. Вы меня загрузили уже своей бывшей любовью. Иногда Мэтт меня ужасно раздражает. Как сейчас, когда ведет себя так, будто ты принадлежишь ему.
– Спасибо, сынок, что ты помог нам поговорить.
– Значит, ты все-таки поверила?
– Наверное. Трудно не поверить… после всего.
– Тогда пришло время тебе сказать. Теперь, когда Дженни спасена и под твоим покровительством, Мэтт не тревожится о ней и может уйти. Ты понимаешь, о чем я?
– Значит, это Дженни держала его здесь?
– Дженни и ты. В основном, ты. Ты не отпускаешь его. Все эти годы ты не хотела его отпустить.
– А я думала, что он здесь, потому что проклят.
– Даже проклятым отведено свое место после смерти. Там будем и мы с тобой, мам. Так что ты была права, когда говорила, что после смерти будешь рядом с Мэттом, а не с папой. Мэтт хочет уйти. Особенно теперь, когда ты знаешь о его присутствии. Он не хочет мешать тебе жить. Но для этого ты должна его отпустить.
– Хорошо, я его отпускаю.
– И простить.
– Я простила его. Я всегда знала, что то, что тогда произошло… не по его вине. Он был болен и не понимал, что хочет расправиться со мной…
– Нет, не это ты должна ему простить. Прости то, что не могла простить все эти годы.
– Я не понимаю…
– То, что он убил себя. Ведь ты не можешь ему этого простить. Так?
Кэрол почувствовала, как в груди поднялась горечь.
– Я прощаю тебя Мэтт. И отпускаю. И я позабочусь о твоей дочери, обещаю.
Патрик вздохнул.
– Нет, мам. О прощении и о том, что отпускаешь – это только слова. Слов мало. Ты должна отпустить его на самом деле, сердцем. Понимаешь? А ты не хочешь. И простить не можешь. Ты хочешь, чтобы он был с тобой, особенно теперь, когда знаешь, что он рядом. Ты должна постараться, мам. Мы должны отпускать умерших, как бы сильно их не любили.
– Я понимаю. Но как мне сделать это? Мне кажется, что я прощаю и отпускаю, а вы говорите, что нет.
– Потому что тебе это на самом деле только кажется. Ты говоришь, что отпускаешь, а сама цепляешься за него всем сердцем. И не смиряешься с тем, что он оставил тебя, что отнял у себя жизнь, за которую ты так боролась. Считаешь, что, убив себя, он предал тебя и вашу любовь. Это его слова, я только пересказываю.
– Тогда пусть он поможет мне, скажет, как мне сделать то, что он хочет. Как простить, как отпустить.
– Только ты можешь управлять своими чувствами и подсознанием. И только тебе теперь решать, жить с Мэттом дальше или нет. Ну, все, ты подумай над этим, а пока поехали по магазинам выбирать Дженни обновки.
Магазины немного отвлекли Кэрол от мыслей о Мэтте. Патрик, который терпеть не мог делать покупки, теперь отдавался этому занятию со странными удовольствием и радостью. Кэрол хотела, чтобы, когда Дженни пришла в свой новый дом, у нее уже было все необходимое. Она купила для девочки туалетные принадлежности и кое-что из одежды и, нагрузив Патрика пакетами, хотела отправить в машину, чтобы он подождал ее там, пока она наведается в отдел нижнего белья. Но не тут-то было. Cвоенравный мальчишка увязался за ней. Видя в нем всего лишь ребенка, Кэрол вздохнула и позволила пойти вместе с ней. Но вскоре усомнилась в правильности своего поступка, заметив, какими горящими глазами разглядывает он витрины. Кэрол чувствовала себя сконфуженно, выбирая для Дженни белье. Еще большую неловкость она ощутила, когда Патрик захотел принять участие в выборе деликатных вещиц.
– Мам, купи вот это! Смотри, какие трусики! О, и вон ту ночную рубашку!
Кэрол ошеломленно смотрела на него. Ее мальчика привлекало только сексуальное женское белье, и он с яростью отшвыривал в сторону вещи поскромнее, которые выбирала Кэрол.
– Сынок, эти вещи для взрослых девушек и женщин. Дженни ни к чему такое откровенное белье, она еще девочка, – серьезно сказала она мальчику.
– Какая она девочка? Она девушка, мам! А девушки, тем более такие красивые, как она, должны носить только такое белье! Оно же такое… красивое, – Кэрол, внимательно наблюдающей за ним, показалось, что по телу его прошла крупная дрожь. И если бы перед ней был не мальчик, она бы приняла это за самое, что ни есть, настоящее сладострастие. С раздражением она вырвала из рук сына великолепную шелковую ночную рубашку.
– Позволь эту часть гардероба для Дженни мне выбрать самой. Я в этом разбираюсь получше тебя!
Патрик побагровел от обиды и возмущения.
– Думаешь? Что ж, выбирай! Только здесь ты ошиблась размером, – он швырнул ей бюстгальтер, который она отложила для девочки. – У Дженни сиськи побольше, чем ты думаешь!
– Ты откуда знаешь? – задохнулась Кэрол.
– Потому что, в отличие от тебя, я обратил на это внимание.
– Ты разглядывал ее грудь?
– Я видел, а не разглядывал. Подглядел, когда ей делали перевязку, – дерзко заявил мальчишка. – Что здесь такого? Подумаешь!
– Это некрасиво! Пообещай мне, что никогда больше не будешь подглядывать за Дженни, иначе я не возьму ее к нам!
Ее слова мгновенно присмирили юного хулигана. Вздохнув так, словно его придавило тяжелой плитой, он раздраженно кивнул.
– Обещаю. Я не хотел ничего плохого, просто не вовремя заглянул в палату и случайно увидел.
– Ты ездил в больницу без меня?
– Только один раз!
– Я спрошу у Дженни, – сердито сказала Кэрол, не поверив. – А теперь иди в машину и жди меня там.
Зло поджав губы, Патрик подчинился. А Кэрол проводила его взглядом, озадаченная и удивленная.
Все-таки она выбрала для Дженни белье для взрослых девушек, красивое и элегантное, но не такое сексуальное, как хотел Патрик. Она понимала, что любой юной девушке придется по душе то, что она купила для Дженни. Весьма довольная покупками, Кэрол покинула магазин.
Ночью Кэрол не сомкнула глаз. Мысли ее занимал Мэтт. Покопавшись в своих чувствах, она поняла, что Патрик был прав. Она действительно не хотела отпускать Мэтта, особенно теперь, будучи такой одинокой. И она не знала, как заставить себя это сделать. Она знала, что должна, но не знала, как ослабить хватку, которой цеплялась за свою звездочку с самого детства. Она шептала в темноте «Уходи, я отпускаю тебя», но все ее существо упрямо кричало, не желая ничего признавать «Не покидай меня! Если ты рядом, хоть ты меня не покидай! Я мечтала о тебе с детства, ты не имел права оставить меня, когда я так к тебе привязалась, когда добилась того, чтобы ты стал моим! И я не хочу смириться с тем, что тебя нет! Ты должен быть в этом мире, со мной, потому что ты нужен мне, всегда был нужен! Потому что я так тебя любила!».
Всю ночь она мучилась душевными терзаниями. Утром поднялась измученная и подавленная тем, что не может найти в себе сил для того, о чем просил ее Мэтт.
– Прости меня… Ты слишком глубоко в моем сердце, и я не могу простить тебя… Ты мог бы жить, ты должен был жить. Ты лишил себя шанса… нас лишил. Мы могли бы побороться. Ты заслуживал счастья, любви, после всех твоих страданий смерть была высшей несправедливостью. Поэтому мне тяжело ее принять, смириться с ней. Я поняла – поэтому я не могу. Я считаю, что ты был не прав, что сделал ужасную ошибку. Как я не стараюсь, но я не могу заставить себя думать иначе. Прости, Мэтт, но это, очевидно, выше моих сил.
Вечером, вернувшись с работы, Кэрол сняла трубку звонившего телефона, не ожидая, что ее ждет новое потрясение.
– Кэрол! Кэрол… Ты знаешь его! Ты должна мне помочь! – услышала она задыхающийся, переполненный ужасом голос Кевина.
– Что случилось? – она нахмурилась, крепче прижав трубку к уху, встревоженная откровенным страхом, если не сказать, истерикой Кевина. Но отсутствие злобы и неприязни в его голосе взволновали ее сильнее, чем его страх. Он говорил с ней, как со старым другом, словно забыл обо всем плохом, что между ними произошло. И для этого должна была быть очень веская причина, если вспомнить о его ярости во время последней их встречи.
– Моя жена погибла. Час назад, в автокатастрофе.
Кэрол застыла, как громом пораженная.
– Ты была права! Это Рэндэл, будь он проклят! – простонал Кевин, всхлипывая.
– Не обязательно. Просто случайность…
– Ты сама веришь в то, что говоришь? Это он, он убил ее, чтобы заставить меня оказаться в его шкуре! Помнишь о нашем разговоре на приеме у губернатора? Ты была права – он просек мое злорадство. Моя жена погибла в аварии, так же как и ты… как он думает. И после той встречи с ним это уже не похоже на совпадение.
Кэрол подавленно помолчала.
– Я предупреждала тебя, Кевин. Напрасно ты думал, что можешь посмеяться над ним. А тем более, над его горем. Вот он и устроил тебе твое собственное горе, точь-в-точь такое, как у него.
– Не совсем. У меня не было детей, и, в отличие от него, мне не придется хоронить помимо жены еще и ребенка! – зло хмыкнул Кевин.
– Слава богу, что у тебя не было ребенка, – печально отозвалась Кэрол, думая о ни в чем не повинной молодой женщине, ставшей жертвой глупости Кевина и безграничной злобы Джека. Сердце ее сжалось. Джек обезумел. Или окончательно утратил все человеческое. Убить невинную женщину только ради того, чтобы наказать ее мужа за то, что тот порадовался постигшему его несчастью. Настолько ли сильна его боль, что он не смог этого стерпеть, или это наполнившая его до отказа злоба, которую он уже не мог контролировать? Кэрол вспомнила слова Касевеса. «В конец он обозлился. Сидит в нем демон. Сидит и молчит». Судя по всему, этому демону молчать надоело.
Кэрол охватила дрожь. Зверская жестокость Джека отозвалась в ней не только страхом, но и болью. Как мучительно было знать, какие ужасные поступки он совершает, он, мужчина, которого она так любила. Она задавалась вопросом, был ли он таким всегда, скрывая свою сущность, или жестокость его просто растет, заставляя его совершать все более отвратительные и ужасные поступки?
– Как ты думаешь, он на этом остановится, или он жаждет и моей крови? – дрожащим голосом спросил Кевин.
– Не знаю. Это зависит от того, насколько сильно ты его задел, – холодно ответила Кэрол, чувствуя к нему отвращения и неприязнь.
– Он хотел причинить мне боль, и если поймет, что я не любил жену, что он оказал мне услугу, позволив завладеть ее состоянием, которое отписал ей ее папочка, он может захотеть исправить свой промах. Ведь единственное, чего он добился, так это испугать меня до смерти, но никак не ввергнуть в безутешное горе.
Кевин гнусно рассмеялся, видимо, приходя в себя от потрясения, осознав, что все не так ужасно, как показалось ему в первое мгновение. Кэрол затрясло от ярости.
– Гад! Какой же ты гад! Из-за тебя погибла эта несчастная девушка, а ты смеешься, скотина! Джек действительно промахнулся – надо было убить тебя, а не эту бедняжку! Но не радуйся, урод, если Джек допускает ошибки, то он всегда их исправляет. И обещаю тебе, что я посмеюсь, когда следующий несчастный случай произойдет с тобой!
Она швырнула трубку, и опустилась в кресло, вытирая слезы.
– Что же ты делаешь, Джек? Что делаешь… Неужели это никогда не закончится?
И она вдруг неожиданно для себя расплакалась, оплакивая погибшую, которую никогда не видела, не знала, какой она была. Но нельзя было не заплакать об этой невинной молодой жертве, которая умерла, не зная почему и за что. Зато знала она, Кэрол, и тихо рыдала в подушку.
– Ты поплатишься, Джек. Когда-нибудь обязательно поплатишься. И я не пролью ни одной слезы, если доживу до этого момента. И только снова скажу – так тебе и надо, Джек! Предел, который ты никогда не видел, есть, Джек, и когда-нибудь ты на него наткнешься.
Выждав пару недель, Кевин пришел к выводу, что Джек ограничил свое наказание смертью его жены, и оставил его в покое. Кевин старательно и успешно изображал, что убит горем. Впрочем, ему на самом деле было жаль жену, которая ему нравилась и вполне устраивала. Он даже чувствовал себя виноватым в ее смерти. И перед закрытым гробом, в котором она лежала, или, если быть точнее, то, что от нее осталось после ужасной аварии, перед большой фотографией, на которой она улыбалась, молоденькая, веселая, Кевин искренне пустил слезу. Но позже, вступив в наследство, завладев ее счетами и половинной долей акций в компании ее отца, он приободрился. Он продолжал носить траур, решив не снимать его, по крайней мере, полгода, дабы продемонстрировать тестю и Рэндэлу глубину своей скорби и безутешности, не улыбался и не позволял себе смех на людях, нацепив маску печали. И, когда страх перед Рэндэлом отпустил его, Кевин почувствовал себя весьма довольным жизнью. Он был богат, независим и свободен. Строительная компания, которой он управлял, теперь на половину принадлежала ему, а после смерти старика-тестя полностью станет его. Со временем он сможет жениться, теперь не по расчету, а на той, которую полюбит. А там семья, дети… Можно считать, что он добился от жизни того, чего хотел. Теперь, когда есть то, к чему он стремился, он может расслабиться и жить в свое удовольствие. И только одно не давало ему покоя. Женщина, которая всегда казалась ему слабой, но которую он никак не мог сделать своей. Она выскользнула у него из рук тогда, когда из-за нее он потерял работу, разрушив все его планы и заставив потерпеть фиаско и в любви, и в работе. И теперь, когда, как ему казалось, он посадил ее на крепкий крючок, она снова сорвалась. Но ему слишком нравилась ее беспомощность перед ним после того унижения, через которое он из-за нее когда-то прошел, и он не желал терять обретенную над ней власть, построенную на ее страхе перед Джеком. Не желал терять свою рабыню. Ему так нравилось наблюдать, как ломает ее. Как горят яростью и ненавистью ее глаза, как хочется ей оттолкнуть его, но она не делает этого. Даже будучи директором строительной компании, а теперь и одним из ее владельцев, он не испытывал такого пьянящего сладостного ощущения власти, которая доставляла ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Ко всему, эта женщина ему нравилась. Очень нравилась. Он желал ее. И не мог простить ей ее неприязни и того, что отвергает его. Он не мог понять, почему не может ей понравиться. Ему нравилось свое отражение в зеркале, он находил себя привлекательным, был в прекрасной форме, стройным, хорошо одевался и тщательно следил за собой. У него были деньги и власть, в конце концов. Он мог быть нежным, любить ее, если бы она перестала его оскорблять своим презрением и отвращением. Что еще нужно женщине? Кевин не мог понять. Неужели этот урод со шрамами лучше него? Чем же? Своим обезображенным бандитским лицом? Своей грубостью и дикостью, способностью убивать, не моргнув глазом? Что же, наверное, все дело в том, что ей просто нравятся именно такие мужчины, а он, Кевин, не такой. Он не мог смириться со своим поражением, с тем, что его прекрасную рабыню снова отобрал какой-то подонок. С тем, что она снова предала его, превратила в посмешище, с тем, как обошлись с ним ее дружки. Кровь в нем кипела при одном только воспоминании об этом. Он две недели провел в больнице, они сломали ему три ребра, нос, выбили плечо, не говоря уже о сильном ушибе, который только благодаря стараниям врачей не сделал его импотентом. Ему пришлось попотеть, придумывая историю своего избиения для жены и тестя. Он жаждал мести, и это желание было настолько сильным, что почти заглушало в нем все остальное, даже страх перед Рэндэлом. Он хотел наказать Кэрол и этих молодых отморозков. И уже написал анонимное письмо Рэндэлу, в котором сообщал местонахождение его жены и детей, а также сообщил о двух ее любовниках, но внезапная смерть жены мгновенно сбила в нем решительности, и письмо так и осталось лежать в его сейфе. Но и оставлять все, как есть, Кевин не хотел. Он нанял детектива, чтобы тот следил за Кэрол. К его удивлению, за месяц наблюдения, детектив, составляя подробный отчет каждый день, ни разу не упомянул ни о парне со шрамами, ни о его друге. Она не встречалась с ними, не созванивалась. Они словно испарились, как будто их никогда и не было. Детектив, установив незаконное прослушивание на ее домашний телефон, следующий за ней везде по пятам, подглядывающий в окна, не видел рядом с ней никаких мужчин. Кэрол работала и занималась детьми. Правда, сменила жилье, сняв домик попросторнее и получше. Кевин теперь гадал, откуда у нее появились деньги, и куда делись ее два приятеля. Может, после его визита, у нее разладились отношения с любовником, этим подпорченным красавчиком, и он кинул ее? Поразмышляв, Кевин пришел к выводу, что хахалем ее был именно парень со шрамами, а еврей, скорее всего, только его друг. Приободренный мыслью, что сумел своим вмешательством разбить эту парочку, Кевин решил еще немного подождать, чтобы убедиться в правильности своих выводов, и пока только наблюдал, уже лелея планы о том, как наказать строптивую красавицу, снова оказавшуюся без защиты. С ней одной он справится, Кевин в этом не сомневался, как справлялся до появления этих двух громил. Он снова сделает ее своей рабыней, но непременно накажет. Как, он еще не придумал, но хотел, чтобы наказание было таким жестким, чтобы ей больше мысли в голову не пришло выкинуть нечто подобное. И, конечно, она должна ответить за то, что все-таки спуталась с другим, не смотря на его предупреждения.
В один тихий и спокойный вечер, Кэрол, забрав Патрика со школы и отвезя в спортивную школу, вернулась после рабочего дня домой. Отпустив няню, молоденькую шуструю студентку, которая ей очень нравилась своими добродушием и непосредственностью, а еще больше – умением не совать нос не в свои дела и выполнять поручения, не задавая вопросов, Кэрол занялась приготовлением ужина. Близнецы тихо играли в большом манеже.
Зазвонил телефон. Поспешно сполоснув руки, Кэрол взяла трубку.
– Алло!
Ей никто не ответил.
– Алло? Рик, это ты хулиганишь?
На том проводе молчали, но она вдруг расслышала чье-то дыхание. Душа ее стала наполняться холодом. Бросив трубку, Кэрол бросила встревоженный взгляд в окно. Подойдя к дверям, проверила, не забыла ли запереть ее. Потом вздохнула и улыбнулась. Возвращаясь к овощам, которые чистила, Кэрол думала о том, что слишком запугана и так нельзя. Кто-то ошибся номером, а она уже испугалась.
Телефон снова зазвонил. На этот раз звук этот показался Кэрол пронзительным и полоснул по нервам. Взяв трубку, она поднесла ее к уху и прислушалась.
– Да?
– Добрый вечер.
Едва сдержав вопль ужаса, Кэрол отшвырнула трубку, словно та обожгла ей руку.
– Нет, нет… не может быть… Боже, он нашел меня!
Застонав от отчаяния, Кэрол опустилась на диван. По лицу ее побежали слезы. Это был он. Как любила и ненавидела она этот голос, как мечтала и как боялась услышать! Это был Джек.
В оцепенении она сидела на месте, не двигаясь. Она была уверена, что бежать слишком поздно. Если он знает, где она, ей уже не спрятаться. Смех малышей привел ее в чувства. Повернув голову, она посмотрела на них. И в следующую секунду подскочила. Разве не готовилась она к этому мгновению? Почему же она так растерялась?
Схватив свою сумочку, она достала пистолет, прикрутила глушитель и, проверив патроны, старательно засунула за пояс. План, который она уже давно обдумала, был прост. Она берет деньги, новые документы и детей, садится в машину и уезжает из города. Потом из какого-нибудь города улетает на самолете за границу. И пусть попробует найти. Для этого ему потребуется перевернуть весь мир. Главное – успеть смыться.
Кэрол потребовалось десять минут на то, чтобы собраться в путь. В ее спальне в гардеробе уже стояла большая дорожная сумка со всем необходимым, которую она приготовила заранее. В ней были вещи для нее и детей.
Схватив сумку, Кэрол вытащила ее из дома и поволокла к машине, выскочив на мороз в тапочках и тонкой шерстяной блузке. Не замечая холода, она распахнула багажник и, не без труда подняв сумку, впихнула внутрь. Не успела она выпрямиться, как сзади ей вдруг набросили на голову какой-то мешок, мужская рука обхватила за горло и резко рванула назад, заставив Кэрол выпрямиться. Полузадушенная, она даже не смогла закричать. Прижав ее к себе, мужчина потащил ее назад к дому. Хрипя под безжалостно сдавившей горло рукой, Кэрол пыталась сопротивляться. Мускулы вокруг ее шеи напряглись сильнее, перекрыв ей дыхание, а спустя несколько секунд слегка расслабилась, позволив немного вдохнуть. Поняв угрозу, Кэрол, почти лишившись сознания, перестала вырываться. Плотно прижатая к мужчине, она поняла, что он невысокого роста и не имеет лишнего веса. Ударивший в ноздри резкий запах дорогого мужского парфюма лишил ее последних сомнений и последней надежды. Она хорошо знала этот аромат, потому что он был любимым у Джека. Смутная мысль, что чего-то в этом аромате не хватает, промелькнула и исчезла в ее голове.
Затащив ее в дом, он слегка ослабил хватку, но тут же, не снимая мешка, прямо поверх него крепко перевязал ей рот. Какой-то леской, больно врезавшейся в кожу, он стянул ей за спиной запястья. Сильный толчок заставил Кэрол упасть на диван, но она тут же попыталась сесть. Откинувшись на спинку дивана, она замерла, прислушиваясь к его шагам. Сердце ее остановилось, когда она услышала, что он подошел к манежу и остановился.
По тому, как закряхтел Крис, Кэрол поняла, что он взял малыша. Мальчик всегда вот так странно кряхтел, когда его брали на руки. Представив, что Джек разглядывает его, что, без сомнений, заметит сходство с Рэем, Кэрол почувствовала, как зашевелились на затылке волосы. Жалобно и умоляюще она замычала под мешком, из груди ее вырвались рыдания. Почему он молчит? Пусть скажет хоть слово, чтобы она могла понять, что он намерен делать дальше.
Крис вдруг резко и пронзительно закричал, и это был крик боли, Кэрол сразу поняла своим сердцем матери. Дико она завопила в кляп, но вопль ее под мешком прозвучал всего лишь как стон. Вскочи на ноги, она с рычанием бросилась на голос малыша, забыв, что у нее связаны руки. Но сильный удар в грудь резко опрокинул ее на пол.
Малыш, уже в манеже, продолжал истошно надрываться криком. Кэрол попыталась подняться, но сильные пальцы вдруг сдавили ей голо и вжали в пол. Кэрол снова почувствовала запах туалетной воды Джека, и подсознательно удивилась тому, что он вылил на себя парфюма больше, чем следовало, что говорило о дурном вкусе. Странно, Джек любил, чтобы от него приятно пахло, но всегда соблюдал меру. И тут ее осенило. Она поняла, чего не хватало. Она не чувствовала запаха сигарет, который всегда сопровождал Джека. Он бросил курить? Или это не Джек?
Она расслабилась, почувствовав невероятное облегчение. И, не смотря на схватившую ее за горло руку, тихо засмеялась в мешке. Мужчина сразу отпустил ее. Развязал рот и сдернул с головы мешок.
Кэрол увидела перед собой Кевина.
– Раскусила! Как догадалась?
Кэрол приподнялась, усаживаясь на полу.
– Ты переборщил с одеколоном, и от тебя не пахнет сигаретами!
Кевин озадачено поскреб затылок.
– Но ведь все равно струхнула, – он расплылся в довольной улыбке. – Испугалась. Поверила.
Вынув из кармана диктофон, он нажал кнопку.
– Добрый вечер, – произнес голос Джека, записанный на пленку.
Облегчение Кэрол было настолько велико, что в первый момент она даже не чувствовала гнева на эту жестокую шутку. Взгляд ее с беспокойством разглядывал плачущего малыша, пытаясь найти причину его боли.
– Что ты ему сделал? – прошипела она, начиная закипать.
– Всего лишь ущипнул. Легонько.
– Легонько? Он чуть голос не надорвал от боли! Ты скотина! Развяжи меня, немедленно!
– Полегче, полегче, милая. Увидела, что нет рядом муженька, и сразу расхрабрилась? Так мы можем его пригласить. Считай, что это была репетиция. Но даже она произвела на тебя шокирующее впечатление, не так ли? Кстати, я тут обнаружил одну прелюбопытную вещь…
Подойдя к манежу, он подхватил на руки Криса, который при этом разорался еще сильнее, отталкивая его ручонками и жалобно смотря на мать. Кэрол поднялась на ноги, в бешенстве поджав губы.
– Ты не замечала, что этот малыш, и его братец тоже, как-то очень странно похожи на Рэя Мэтчисона? А ведь у тебя с мужем Куртни нет никакого родства, насколько я помню?
– Отдай мне ребенка!
– Возьми, – он с ухмылкой протянул ей малыша, который, перестав плакать, потянулся к ней, вытянув ручки.
Кэрол стояла со связанными за спиной руками, багровая от ярости. Крис, видя, что мама не берет его, обиженно расплакался.
– Ай-ай-ай, мамочка не хочет брать тебя на ручки! Тогда отправляйся обратно в свою камеру временного заключения, – Кевин спустил ребенка в манеж, оставив его там заливаться слезами. Второй малыш вторил братику, помогая оглашать весь дом жалобными криками.
– Развяжи руки, я успокою детей. Или хочешь, чтобы сбежались соседи узнать, что происходит?
– Хорошо, заткни своих ублюдков. Только учти, я очень на тебя зол. Так что без глупостей.
Помрачнев лицом, Кэрол одновременно подхватила двумя руками малышей и подняла из манежа. Опустившись в кресло, она прижала мальчиков к груди и стала целовать розовые, залитые слезами щечки. Обхватив ее шею руками, близнецы постепенно успокоились.
Кевин, устроившись в другом кресле, наблюдал за ней тяжелым злым взглядом.
– Где же твои дружки?
– Если не уберешься сейчас же отсюда, ты их увидишь, – Кэрол прикоснулась к шее, которая болела после грубого обращения. Наверняка останутся синяки. Придется прятать их под шарфом или высоким воротником.
– Угрожаешь? А я пришел дать тебе шанс образумиться и попробовать исправить свою ошибку. Может быть, я прощу тебя. А с дружками снова связываться не советую. Я написал Джеку сентиментальное письмо, анонимное, которое хранится у одного надежного человека. Если со мной произойдет опять какая-нибудь неприятность, он отправит его адресату. Хотя, думаю, теперь мне нужно кое-что добавить в свое послание… об этих малышах, – он кивнул в сторону близнецов. – Джек будет в восторге, когда узнает, что у вас с Рэем есть дети. Да ты просто шлюшка, Кэрол! Когда это ты успела побаловаться с мужем Куртни? Не стыдно? И это после всего того, что для тебя сделала эта женщина!
Он удрученно покачал головой, демонстрируя, как опечален и возмущен ее поступком.
Кэрол отвернулась, пряча запылавшее мучительным стыдом лицо. Кевин ударил ее по больному.
– Зачем ты пришел? Разве мало ты меня помучил? Что еще тебе надо?
– А ты думала, я спокойно уйду после того, что произошло? Забыла, что сделали твои дружки? Как сама со мной обошлась, а?
– А как обошелся со мной ты? – устало парировала Кэрол. – Кевин, умоляю тебя, оставь меня в покое. Мне и без тебя не сладко.