Текст книги "Город ящеров (СИ)"
Автор книги: Марина Багирова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)
– Вира, – Лин посмотрела на неё снизу вверх, – спроси меня, что я хочу сделать, – девушка усмехнулась. – Уверена, тебе понравится мой ответ.
Женщина дёрнулась как от удара. Она медленно поставила поднос на прикроватную тумбочку. Послышался шаркающий звук.
– Не рви сгоряча. Посмотрим, что будет дальше…
– То, что он со мной сделал…
– Уже прошло! Теперь ты в безопасности. На этот раз я не повторю своей ошибки, не буду прятаться в лесу. Скрываться нужно на виду, под крылом у могущественных защитников.
– Значит, у этой станции есть защитники? – догадалась Лин.
– Ещё бы, иначе это место уже давно привлекло бы внимание патрулей.
– И Руанн не знает?
Женщина хмыкнула.
– Даже он не всё знает. Есть вещи в этом городе, неподконтрольные даже ему. Их немного, но если постараться…
– Но ведь… он будет меня искать. И это вынудит его заглянуть даже в те норы, которые раньше были неинтересны. Разве я не права?
Вира присела рядом с Лин. Схватила её за плечи и развернула к себе.
– Лин, тебя он не тронет. Никогда и ни при каких условиях.
Так же резко, как и схватила, женщина отпустила Лин.
– Но какая это будет жизнь? – спросила Лин после паузы и сама же ответила: – Ад, а не жизнь.
– Лин, мы всегда боялись. В чём разница?
– В том, что… что…
– …что ты видела другое, и теперь неохота возвращаться назад?
Голос Виры был спокойным. Она не пыталась уколоть. В глазах взрослой, много пережившей женщины было много разных чувств. Но в первую очередь – понимания. Она слишком хорошо знала, каково это – падать вниз. Насколько больно переживать это падение и как хочется вернуться обратно.
Лин дёрнулась, но не нашлась с ответом.
– Ну а здесь что? Кто мы на этой станции? Что нам можно, а что – нельзя? Ярмак этот, видимо, не очень хорошо к нам относится?
– Он об интересах своей станции печётся, с чего бы ему относиться хорошо к нам, тем, которые заняли часть его территории?
– А почему он согласился?
Вира усмехнулась.
– Потому что правильные люди попросили его об этом.
– Не оставили выбора?
– В точку.
Солнце как-то внезапно спряталось за облаками. В комнате сразу стало темнее.
– Давай ты несколько дней поживёшь здесь, – Вира осторожно коснулась руки Лин. – Подумаешь, поразмышляешь. Я понимаю, тебя рвёт на части от обиды и нежелания принимать правду. Но… время чуть-чуть подлечит, позволит посмотреть на ситуацию более … непредвзято. А потом, если захочешь, мы вернёмся к этому разговору.
Девушка низко склонила голову. Она как будто наблюдала за собой со стороны.
– Время, оно такое, – продолжала Вира. – Знаешь, когда Мыслите был разрушен, я думала, что не буду жить. Не смогу. Думала, одной тебя мне не хватит, чтобы восстановить все силы. Но, как видишь, я смогла прийти в себя.
– Вира, мне так тяжело, что я стараюсь не думать вообще. Не размышлять, не анализировать. Но куда бы я ни посмотрела – всюду он. Маятник – он. Утро – он. Запах – он. Руки – он. Мне казалось, что я люблю… Он! Он! – Лин сорвалась на крик. – Треклятый ящерр вывернул меня наизнанку! Мне казалось, что…
– Казалось! – жёстко прервала Вира. – Если бы не казалось, ты бы уже превратилась!
– Небеса! – воскликнула Лин. – Но я так не могу! Родная моя, я не выдержу этой боли! Пойми, я не смогу!
В попытке убежать от реальности Лин подумала о море. Она никогда не была у моря, но слышала о нём. Захотелось сейчас же, сию же секунду – на морской берег. Отстранённо бродить по песку, а вечером разжечь костёр на берегу и греться, позабыв обо всех ящеррах и землянах. Жить здесь и сейчас.
Вира молчала и ждала, когда её дочь придёт в себя.
– У меня к тебе много вопросов, – Лин вынудила себя выбраться из пляжного миража. – Ты же понимаешь это, верно?
– Понимаю. И на любой из них отвечу.
– Вира – это твоё настоящее имя?
– Частично. Это сокращение от полного имени – Вирослава.
Лин подумала. Покатала новое слово на языке.
– Красиво. А моё что означает?
– Венилакриме – приходящая слеза. Если хочешь – начни называть себя по-настоящему.
– Не хочу. Лин подходит, все всегда запоминают.
– Не подходит, – возразила Вира. – Лин – это некрасиво. Теперь у тебя нет необходимости прятаться. Требуй, чтобы тебя называли по-настоящему – Венилакриме или Лакриме.
– Имя – не главное. Пусть пока будет так.
Вира хотела сказать что-то ещё, но сдержалась.
Короткий солнечный луч дотянулся до подоконника, да там и замер. Две женщины проследили за этим вальяжным движением.
– Мне тяжело, – изрекла Лин, не отводя взгляда от окна.
– Я знаю. Это пройдёт. Всегда проходит.
– У тебя прошло?
– Я научилась… Я научилась отсекать ненужное. Ради собственного будущего.
– Я слабее, чем ты. У меня не получится.
– Нет, ты просто младше и ещё не осознала своей силы.
Вира поднялась. Кивнула на поднос.
– Поешь. Если захочешь в душ… у нас с этим не так просто, верхняя часть станции занимает лишь два жилых дома. Так что подключение к воде идёт с определённых точек. Не буду углубляться, но если захочешь в душ, – прямо по коридору и налево. Что ещё, – Вира осмотрела комнату. – На нашей территории ты в безопасности. На территории другой станции – тоже. Благодаря этому видео ты для многих людей стала героем. Но Ярмак… – Вира сжала зубы. – Я пока не могу его устранить, нам приходится мириться с его влиянием на «Станцию 7». Он или его люди могут быть… нестабильны.
– Я ничего не хочу. Из комнаты тоже вряд ли выйду. Так что на этот счёт можешь не волноваться.
Вира посмотрела на Лин, и было непонятно, удовлетворил её этот ответ или обеспокоил.
– Отдыхай.
Комната опустела. Лин медленно взяла с подноса булку и впилась в неё зубами. Приятная мякоть защекотала язык, шоколадная начинка запачкала губы.
Девушка подошла к окну, покрытому плесенью.
Ещё год назад она и мечтать не смела о подобной пище. Но потом ящерр решил забрать её к себе и сделать своей женщиной.
Как долго она не могла привыкнуть к обстановке в доме Руанна, к обилию еды и тепла. Первые несколько дней ела всё подряд. И набрала в весе. А потом привыкла. И не думала уже ни о станции, ни о Вире, ни о людях, не сумевших спастись.
Лин прикрыла глаза. Она представила большую гостиную. И тренировочную комнату, где Руанн когда-то, давным-давно, преподал ей ценный урок.
– Ну и зачем ты предал… – прошептала она окну. То ответило вмятиной от горячего дыхания. – Ты же просил доверять.
Она доела вкусное лакомство. Вытерла руки о влажную салфетку и завалилась в постель. Спасть, спать, спать и не думать о той пустоте, что поселилась во всем теле.
Лин снились тёмные длинные тоннели «Станции 5», по которым она бежала, спасаясь от погони. Снился ящерр в знакомой комнате с окном во всю стену. Черты его заострились, он смотрел на людей, и злость его волнами распространялась вокруг, тяжёлым бременем ложась на плечи тех, кто рядом.
Ей снилось его усталое лицо. В своих видениях Лин ощущала, что стоит захотеть, – и она с лёгкостью сможет прикоснуться к Руанну, поцеловать. Но также непостижимым образом понимала: он это почувствует, а потому удерживалась от соблазна.
Ей снились улицы Гнезда, дорожные знаки, холёные продавщицы, скучающие за вылощенными прилавками.
Снилась Возница. Она сидела на кухне и смотрела в окно. Лицо её было усталым. А в руках – бумажная фотография молодой девушки с рыжими волосами.
Снились непроходимые леса, во чреве которых некогда пряталась преданная забвению «Станция 5». И то место, куда Лин приноровилась убегать, прячась от чувств к пленённому ящеру, – тоже снилось. Всё так же лежало около обрыва поваленное дерево и светились вдали яркие огни Гнезда. Один из этих огоньков теперь принадлежит той комнате, где сейчас находится Венилакриме. Она – часть города ящерров.
Лин проснулась от толчка. Первая мысль была – ударить. Ещё непонятно, кого и зачем, но ударить надо.
Она замахнулась, но в этот миг услышала голос Виры:
– Лин, это я. Лин, – её трясли за плечо.
– Что? – глухо отозвалась она, пытаясь успокоиться. – Что-то случилось?
– Нет, – поспешила успокоить Вира. – Но… ты спишь второй день.
– Как второй? – спросила удивлённо.
– Два дня. Я думаю, тебе уже пора вставать.
Лин свесила ноги с кровати. Вира тем временем включила свет.
– Сколько сейчас времени?
– Восемь утра.
Лин подумала.
– Хорошо.
Вирин проницательный взгляд как бы сканировал это «хорошо» на предмет негативных примесей.
– Как ты себя чувствуешь?
Лин хмыкнула. Завернулась в одеяло и выглянула в окно – по центру картинки мерцал величественный Маятник. Возможно, Руанн уже там – выехал пораньше или его срочно вызвали.
– Как будто не спала трое суток.
Пауза.
– Я приготовила для тебя одежду. Одевайся и пошли завтракать.
Дорога скомкалась в одно серое пятно. Лин стоило помыться. Вместо этого она пыталась отыскать внутри себя хоть частичку ненависти – чтобы жить.
Вира усадила девушку за стол и как маленькому ребёнку вложила в руки вилку и нож (на «Станции 5» нож ей никто не предлагал). В ноздри просочился запах яичной запеканки.
Лин представила, что предложенное ей лакомство – изделие из картона. Внутри – воздух, и если надкусить вот это «нечто», – из раздувшихся выемок по углам выплеснется, как из воздушной пушки, струйка воздуха. Дёсны порежутся о прочный картон.
Лин укусила. Лишь затем, чтобы убедиться – воздуха нет. Язык ощутил нежный молочный вкус.
– А где остальные едят?
Они находились в небольшой кухне. Лин сидела за столом, рассчитанным на десяток людей, не более. Впрочем, только по нему и можно было судить о том, что это столовая. По углам теснились разнообразные мешки и шкафчики. Куча всякого хлама, который, по чудному стечению обстоятельств, делал эту комнату уютной. И еда… по центру стола для одной лишь Лин. Вира оперлась о подоконник.
– Да, красиво, сама знаю. Когда я оказалась здесь впервые – всё не могла привыкнуть к такому обилию света. Бродила, рассматривала тут всё.
– Хм… а как… Как давно ты здесь?
– Давно. Уже через две недели после захвата «Станции 5» я смогла найти нужные связи и забрать у обозлённого Ярмака эту территорию. Затем перевезла людей, уцелевших после крушения… Они, конечно, наведываются на территорию «Станции 7», но мы – нет.
– Мы?
– Бывшее руководство «Станции 5».
– Но ведь ты… ты же не руководство… Зачем тогда…
– Тут ты права, я – не руководство. Но меня недолюбливают больше всех. Видишь ли, именно я отобрала у «Станции 7» (а точнее, у Ярмака) эту территорию. Люди потеснились, начальство – именно они здесь и жили – переместилось на уровень пониже. Это, знаешь ли, не способствовало их любви ко мне.
– Ты изменилась, – сказала Лин внезапно.
– Да нет же, родная, я всегда была такой.
– А знаешь, – Лин попыталась улыбнуться, – мне стоило бы влюбиться в этого Ярмака. Выйти за него замуж, помирить «Станцию 5» со «Станцией 7» и зажить себе счастливо, не мечтая ни о каких хвостах и ящеррах.
Вира издала тяжёлый короткий вздох. Как будто некто взял вой убитой горем старухи, записал его на старую плёнку, а потом быстро прокрутил катушку вперёд, искажая боль, страдания и отчаяние, превращая звук в карикатуру. Неудачную, по сути, карикатуру, но хранящую эмоции первоначального чувства.
– Да уж, тебе бы стоило. Но… видишь ли, Лин, я уже пыталась…
– С Рамм-Дассом?
Женщина натянуто улыбнулась.
– Да.
– Получилось?
– Скорее да, чем нет. Именно он вернул мне веру в земных людей.
– Что ж, – Лин равнодушно прожевала кусок, – это утешает.
– Наверное, – Вира тряхнула плечами, разминая мышцы. – Я его любила, это правда. Потому что я помню: после смерти Рамм-Дасса мне было тяжело… дышать.
Лин доела запеканку, и Вира налила ей в большую белую чашку ароматный чай с молоком.
– И всё же, – Вира поставила чайник обратно на поднос, – Руанн тебя очень изменил. Я всю жизнь пыталась вложить в тебя частичку того благородства, которое ты должна была унаследовать от отца, но из-за него же и позабыла. Однако у меня не было возможности. А Руанн… да уж, у этого возможности были.
Лин удивилась, как легко Вира говорит о человеке, погубившем её жизнь. Сейчас она казалась задумчивой и размеренной, эдакой матерью, встречающей любимую дочку после долгого отсутствия и любующейся каждым её движением. Никакой злости, никакой агрессии.
– Тебе нужно прогуляться по станции, – сказала Вира, – познакомиться с людьми. Решить для себя, нравится ли тебе это место. Хочешь – иди на «Станцию 7», тебе там будут рады.
Лин скривилась. Сделала глоток чая.
– Вира, мне пока не до прогулок.
– Ты не можешь закрыться в своём горе.
Без слов Лин молча подкатила правую штанину, давая Вире возможность полюбоваться следами от острых порезов на коже. На некоторых запеклась кровь, но большинство напоминали длинные красные борозды, кое-где переходящие в фиолетовый цвет.
– Это я сделала с собой ночью, когда спала, – она внимательно следила за реакцией Виры. – Не помню, когда именно, увидела только утром, переодеваясь. И это странно, потому что кошмары мне не снились.
Она откатила штанину обратно и как ни в чём не бывало продолжила есть.
– Как видишь, мне не до прогулок.
Вира промолчала.
***
Первые три дня девушка почти не выходила из комнаты. Она выучила простейший маршрут: туалет, душ – и обратно. Иногда в какофонию страданий вплеталась еда, изумительно вкусная и полезная. Такую Лин каждый день ела в доме у судьи. Но на станции? Девушка не могла не оценить старательность повара, имени которого она так никогда и не узнает.
Ей было тяжело поворачиваться, тяжело ходить. Казалось, её тело с каждый днём уменьшается. Вот она не может дотянуться до стакана с водой. А когда дотягивается, он кажется большим и слишком тяжёлым. Не может дойти до двери – далеко.
С дверью получилось интересно. В какой-то из дней её внутреннего траура ей не удалось открыть дверь. Венилакриме начала лихорадочно дёргать ручку и кричать: «Выпустите меня немедленно!»
На крик прибежала взволнованная Вира. Она трижды показала Лин, что дверь была открыта. Хотя Лин и после первого раза – когда Вира без труда вошла в комнату – поняла, какой дурой себя выставила со всей этой истерикой.
Наверное, Лин шла на поправку. Ведь на следующий день ей было до безумия стыдно перед людьми, которые прибежали на крик следом за её матерью. И перед Вирой было стыдно. Перед ней, пожалуй, в первую очередь.
Вира не подала виду, но и дураку было понятно: Венилакриме подумала, что она, Вира, закрыла её на замок.
Время от времени девушке не хватало воздуха. Она наловчилась маскировать это чувство – часто зевала и громко вздыхала, а при Вире так вообще терпела. Почему-то ей было важно, чтобы мать не заметила её состояния.
А ещё Лин волновал вопрос памяти. Она пыталась вспомнить сцену возле самолётов самостоятельно, а не как бы видя себя со стороны, глазами равнодушного «жука». Она несколько раз просматривала видео, но память не возвращалась.
Девушка заходила в тупик. Она просматривала запись снова и снова, и каждый раз Руанн представлялся ей другим: то печальным, то дерзким, иногда – равнодушным. В дни, когда Лин видела его равнодушным, она испытывала упадок сил.
Через три дня солнце сошло с ума. Оно начало требовать своих законных прав. Весны оно требовало!
Ещё через неделю к Лин вернулся аппетит.
На непонятно какой день пребывания на станции она решилась выйти к людям. Лин аккуратно намекнула на это желание приёмной матери. Вира (эта мудрая женщина) в душе испытала прилив дикой радости, но внешне это никак не отразилось.
– Ну так иди. Дорогу покажет Славий, обойдёшься без меня.
Славий был не нужен. Лин попросила на пальцах объяснить маршрут и двинулась в указанном направлении.
Девушка вошла в общую столовую (размерами намного меньше, чем была у них на «Станции 5») и тихо присела на лавке в углу.
Лин помнила, как это было на «Станции 5». Глядя со стороны, все столы были одинаковыми – длинные, простые, с неаккуратными сечениями по краям. На самом деле каждое место имело свою иерархию. Там сидит тот, там – этот, а этому нельзя садиться туда. Интересно, а какая иерархия здесь?
Перед ней поставили еду. Она выдавила из себя скупую улыбку и, стараясь не смотреть по сторонам, начала есть. Венилакриме попала как раз на время обеда, потому людей в столовой было достаточно много.
Кто-то попытался с ней заговорить. Девушка краем глаза заметила дружелюбную улыбку, которая, впрочем, так и не долетела до Лин – сосед толкнул смельчака под ребро, тот свернул улыбочку и молча взялся за приём пищи.
Лин предпочла не заметить этой сцены и продолжила есть.
Через полчаса люди начали покидать столовую. Большинство, перед тем как уходить, бросали на девушку осторожные взгляды. Не спрашивали ничего – и на том спасибо. Когда зал опустел на треть и Лин уже собиралась уходить, в столовой появились новые лица.
Дети. Привела их туда болезненного вида воспитательница. Волосы заплетены в две тонкие косички, на лице – маска наигранной усталости.
А дети послушные. Разного возраста – от четырёх до, наверное, шестнадцати, – они стояли попарно, выстроенные в длинную цепочку. Эта цепочка медленно трансформировалась из стоячего положения в сидячее, пока все дети не были размещены за столом.
– Кто это? – Лин посмотрела на соседа.
Тот кинул взор в указанном направлении.
– Дети ушедших. Их родителей забрали ящерры, – мужчина помолчал, не зная, что добавить. – Вот так вот.
Невольно девушка подивилась, как сдержанно себя ведут сироты. Ни тебе криков, ни разговоров, даже взгляды – и те сухие.
– Когда ящерры согласились отпустить часть людей, так получилось, что некоторые дети оказались без колодок, в то время как их родители… ну, вы сами понимаете. Ну, или их поймали потом…
– Людей вылавливали?
Послышался смешок.
– Ещё как! Мне повезло – я знал, где прятаться. Моего соседа по комнате они у меня на глазах поймали. Не убили, как я ожидал, – просто усыпили. А что дальше – откуда ж мне знать? Но… вам спасибо, если бы не вы, мы бы…
Лин рассматривала детей. Четырёхлетнюю кнопку, двенадцатилетнюю краснощёкую девочку и пятнадцатилетних юношей, которые года через два сядут за общий стол. Она видела подобное много раз. Когда идёт война – привыкаешь к смерти, и то, что раньше могло поразить, начинает казаться нормой.
– Почему их так мало?
– Сорок семь детей – мало?
– Относительно, – Лин терпеливо выдержала удивлённый взгляд. – Станция большая, сами подумайте.
– Это те, у которых не осталось абсолютно никаких родственников, – пояснил мужчина. – У большинства всё же есть кто-то, кого не забрали. Этим, – указал на длинный стол, – повезло меньше всего.
Лин много раз видела, каково это – быть на попечении станции. Люди жестоки. Люди – животные. Им плевать на чужих детей, им бы своё потомство прокормить. На «Станции 5» жизнь сирот всегда была адом. Их держали в строгости и создавали такие условия, при которых ребёнок даже в туалет сходить едва успевал.
В груди заныло. Память о Руанне покрылась жёсткой хрустящей коркой.
Получается, судья отключил её, а потом отдал приказ поймать беглецов. Наверное, делая это, он все ещё держал Лин на руках.
Венилакриме встала. Медленно, не глядя на детей, вышла из столовой и вернулась в свою комнату.
В окне был виден величественный Маятник. Где-то там – властный человек Руанн управлял одним из грандиознейших городов в мире.
Человек. Ящерр. Судья.
Следующие два дня Лин из комнаты не выходила.
Глава седьмая
Город вздрагивал. Его лихорадило от быстрых шагов, громких сирен и внимательных ищеек. Каждый день отсюда выезжали отряды терциев в полном боевом обмундировании. Горожане, знавшие, на что способны эти отряды, невольно сочувствовали тем, по чью душу их снаряжали.
Невдомёк было наивным горожанам, что искали лучшие из лучших не опасных преступников, угрожающих покою великого города, а всего лишь девушку, имевшую наглость сбежать от судьи Руанна.
Простые жители не знали, только высшие чины – тех судья поставил в известность, что часть военной мощи города тратится на поимку землянки.
И лишь остальные судьи считали, что знают правду – о ящеррице Венилакриме, жертве потерянной «Станции 17» в некогда славном городе Мыслите. Её похитили, и Руанн пытается вернуть свою женщину обратно.
Судья допоздна засиживался в Маятнике, по несколько раз просматривая записи из рейдов, пытаясь среди измученных лиц отыскать одно единственное – до боли нужное и знакомое. Он возомнил себя умнее остальных и был уверен, что рано или поздно заметит то, чего не обнаруживали подчинённые.
Ящерры обыскивали приграничные территории. Велилакриме была объявлена пленницей, жертвой заговора, похищенной с целью получения выкупа. В роскошных гостиных Гнезда восхитительные ящеррицы обсуждали эту историю, домысливая наиболее предпочтительные детали. В этом они были так похожи на землян. Им тоже хотелось верить в сказочный сюжет. О потерянной девушке, которую спас от лап коварных земных людишек великий ящерр Руанн.
Что касается Руанна, лишённого любых романтических порывов, то он пребывал на своеобразном распутье. Случались моменты, когда ящерр был твёрдо уверен – Венилакриме похитили. Тогда ему хотелось крушить всё подряд, сровнять с землёй все те леса, в которых нашли убежище земные. Уничтожить каждый закуток, где чувствуется дух этой трусливой расы, и забрать свою женщину обратно.
Как он мог когда-то верить, что Венилакриме – землянка? Да у неё на лице порода написана! Знать бы ещё, чья именно…
А утром великий судья просыпался с пониманием – ушла сама. Это была первая мысль, посещавшая его после пробуждения. Твёрдая и глухая, она загоняла судью в дебри размышлений. Размышления эти были как дно колодца – с неестественным эхом, без света, без надежды.
Впрочем, к вечеру всё опять виделось в другом свете, и снова судья Руанн горел ведомой идеей – крушить, ломать, вырвать Венилакриме из рук похитителей.
Они искали информаторов, обыскивали леса. Люди в серебристых костюмах угрожали и раздавали взятки. Руанн самому себе напоминал канал водоснабжения, только по трубам вместо воды текли средства, которыми он снабжал все операции. Он платил за сведения, важные и не очень, платил так щедро, что даже самые трусливые языки развязывались.
Руанн втихомолку бесился. Он понимал: исчезновение Венилакриме – это просчитанная операция. Целая система работает в противовес системе ящерров, чтобы скрыть девушку от его загребущих рук.
Возможно, Руанну не худо бы понять, что за всем стоят другие ящерры. Он не глуп, и если бы допустил подобную мысль, может, его поиски увенчались бы успехом.
Но судья категорически не верил, что есть в этом мире влиятельные ящерры, пожелавшие вступиться за паразитов этой планеты – землян. Решившихся перейти дорогу ему!
К тому же никому из ищеек судьи в голову не приходила мысль, что всё это время Лин так и не выезжала из Гнезда. Они мучили ни в чём не повинных земных людей далеко за границей города, и каждый вечер или утро (в зависимости от смены) возвращались в Гнездо раздражённые и немного на взводе – ведь предстоит встреча с судьёй. И никто никогда не мог предугадать исход этой встречи.
А Лин была намного ближе, чем Руанн мог предположить, так близко, что при желании он мог бы уже через два-три часа быть рядом с ней…
…Венилакриме пребывала наедине с собой и своими мыслями. Казалось, голова её медленно избавляется от тумана, а вместе с этим приходит осознание катастрофы.
Дети-сироты… Их взгляды… покорные, понимающие. Утраченный город Мыслите. Стёртые воспоминания.
Руанну стоило искать Лин быстрее. Потому что с каждым днём она отдалялась от него всё больше и больше, и любовь её уступала место другому чувству, не менее сильному – жаркой, взрывоопасной ненависти.
Думать о судье девушка не переставала. Просто теперь, зная правду, каждое его действие воспринималось иначе.
На тренировке Руанн загнал её в угол. И задал вопрос: почему она не бросает оружие. Просил верить. А ведь уже тогда он притуплял её волю, играл с памятью, и если бы не сильная кровь, то Лин бы так и не узнала, как жестока эта игра. Если б не проклятая ящерриная кровь, он бы до конца жизни (её жизни) играл с её сознанием.
Когда Лин решила, что пора бы уже выбираться из своей скорлупы, люди как будто почувствовали это. В столовой к ней начали подходить и благодарить за спасение. Говорили, что когда кандалы были сняты и им приказали бежать, это были самые страшные моменты их жизни.
– Мы оказались на улице. На поверхности, не под землёй, но это не приносило никакой радости. Я была так напугана, что сутки просидела в укрытии, на одном и том же месте, боясь даже шевельнуться. Когда встала, оказалось, что подо мной подох уж, а я даже не заметила этого – от испугу. И ноги затекли… так я боялась, что ящерры вернутся за мной.
– Некуда идти, некуда бежать. У меня дочь была и внучка. Внучке шестнадцать, с неё колодки сняли. Нас двое и спаслось, потому что я помнил одно место, где можно спрятаться… Где её мать – мы до сих пор не знаем…
– Вокруг лес. Холод. Кажется, ящерры повсюду. Когда я уже не могла бежать, просто легла на землю и всё ждала, когда меня найдут. Мне чудился хруст собственных костей, и, клянусь, даже шея болеть начала. Вот так и пролежала непонятно сколько… Не знаю, как они могли меня не найти – я так громко дышала.
Историй было много. Иногда Лин хотелось не выходить из комнаты, замереть в одной позе, и пусть все эти рассказы прекратятся. Пусть всего этого не будет.
Но тело протестовало. Оно вело Лин одними и теми же коридорами к людям, и она слушала. Сама же заводила разговоры и с каменным лицом слушала.
– Проклятая война! И те, кто её раздувает. Вот сколько живу – а не понимаю, зачем они полезли к нам… Ну живём мы себе в лесах! Но ведь их не трогаем. Нет и никогда не будет у нас такой мощи, чтобы навредить. Зачем сворачивают шеи, почему не щадят?
Слёз не было. По вечерам, лёжа в постели, Лин прокручивала в голове воспоминания, нанизывала их на ниточку собственной жизни, и вздрагивала каждый раз, когда эта ниточка окрашивалась яркой мыслью о Руанне.
Её ящерр – их палач.
Лин ощущала такую глубокую вину, что уже не могла с нею справиться.
Венилакриме понимала: пусть сейчас она героиня, но при первом же удобном случае люди вспомнят – это она привела Руанна на станцию.
Вира самоустранилась. Она приходила каждый вечер, приносила ужин. Тогда Лин садилась на кровати и начинала говорить. Медленно. Потом быстрее. В конце – захлёбываясь болью.
Вира слушала. Успокаивала. А на следующий день всё повторялось. Больше она ничего не делала. Не подсказывала, не утверждала, не поучала – молча слушала. Оказалось, это было именно то, что нужно, потому как эти разговоры – единственное, что удерживало девушку на грани здравого рассудка.
Злость на Руанна крепла. Нежное ранимое чувство покрывалось коркой. Лин училась ненавидеть.
Время медленно утекало, шли недели. Дом Руанна превращался в сон. Всего месяц прошёл, а её предыдущая жизнь теперь казалась некой сказкой. Существовала ли их общая комната, в которой они засыпали и просыпались вместе? Был ли приём?
Время утекало…
Глава восьмая
Ярмак
Ярмак отодвинул портьеру и посмотрел в окно. Садилось раскрасневшееся пузатое солнце. Мужчина прищурился. Он отвык от света. Особенно это ощущалось в последнее время, когда почти все наземные комнаты его станции отошли узурпаторам.
Он думал…
Чужих людей ему было не жаль. Совершенно. Он волновался лишь о своей станции, о детях, рождённых во времена его руководства. Вот об этих стоит позаботиться, за них он отвечает. На чужих сил не хватит.
Ярмак обернулся. С некоторым удивлением посмотрел на двух мужчин, сидящих за столом. Удивление было наигранное, но им об этом знать не нужно.
– Как?! Вы ещё здесь?
– Но, – отозвался один из них растерянно, – вы ведь не велели…
– Уйдите, – бросил равнодушно, отворачиваясь к окну. – Ах да, обратитесь к Славию. Пусть он пригласит, – мужчина презрительно скривился, – Вирославу ко мне.
Взвизгнула тяжёлая дверь. Ярмак остался один. Он оскалился, как гиена перед боем, обнажая острые белые зубы. Татуировка ящеррки стала выглядеть ещё более устрашающе.
Плевать ему на указание высших. Плевать! Девчонка мирно сидит на своей территории, не производя никаких полезных действий, и терпение его медленно сходит на нет. Содержанка ящерра может предоставить кучу полезной информации, а вместо этого Вирослава стережёт её как собака, не подпуская никого, по её скромному мнению, лишнего. И, ясное дело, первый в этом списке – он, Ярмак.
Информация ему нужна. Позарез.
Ярмак задёрнул портьеру, собственноручно, не задействуя встроенные контроллеры. Комната погрузилась в полумрак.
Сегодня у него будет шанс.
Мужчина плотоядно улыбнулся. Если эта тварь не захочет говорить добровольно – он её заставит. Ему нужна информация о судье Руанне.
***
Вира согласилась на встречу. Вежливо постучала в дверь и дождалась, пока он гаркнет: «Входите».
– Ты хотел меня видеть, Ярмак?
Полумрак изменил её облик, превращая её из взрослой женщины в девчонку, влезшую в одежду не по размеру. Какая ирония: многие из его проблем сконцентрированы в этом небольшом, с виду хрупком теле. Ему ли не знать, кто она на самом деле.
– Да, Вира, хотел. Садись.
Женщина опустилась в кресло. Ярмак выждал для виду несколько минут и приступил к волнующему его вопросу.
– Мне нужно поговорить с Венилакриме.
– Нет!
Ответ был резким. Видимо, есть в этом мире нечто, способное вывести из равновесия бесстрастную Виру.
Но и мужчина был не лыком шит. Ему не так часто говорили «нет», неспособность это принять заставила искать другие пути.
– Твоя воспитанница может ответить на многие вопросы. Она знает его дом, систему защиты. Пароли, в конце концов!
– Пароли он поменял. А даже если бы этого и не произошло, мы не сможем ворваться в самый защищённый дом Гнезда… Лин не готова к допросам, сдаст тебя и меня при одном только виде ножа.
Ярмак хотел возмутиться, но не успел.
– Мы оба знаем: ты не умеешь скрывать своих эмоций. И ты жесток, я её к тебе на пушечный выстрел не подпущу.
– Не читай мне мораль, Вирослава, – грубо оборвал мужчина, сжимая кулаки. – Мне просто нужно с ней поговорить.
Вира задумчиво склонила голову.
– Ты ведь понимаешь, что Ирас это не вернёт.
Упоминание умершей жены разозлило Ярмака ещё больше.
– Ну а ты, Вира… Каково осознавать, что твоя маленькая девочка лежала под ставленником? Что спала с ящерром, который с большого экрана читал приговор городу Мыслите?
Он бил наобум. Откуда ему знать, как относится Вира к девчонке. Её беспокойство о здоровье Венилакриме могло быть частью игры.
Но Ярмак угадал. Волновалась. Переживала. Любила. И вот теперь в глазах этой женщины горел настоящий огонь.
Уж эта – ударит, эта отомстит.
– С Лин ты говорить не будешь, – сказала Вира ровным голосом, вставая. – Никогда. Приблизишься – сделаю так, чтобы тебя не стало.
