Текст книги "Город ящеров (СИ)"

Автор книги: Марина Багирова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Я восстановила дыхание и постаралась отрешиться от «лишних» мыслей.

– Вы, наверное, поздно влюбляетесь? – спросила.

Руанн посмотрел на меня внимательно. Уверена, он пытался разгадать: какое впечатление на меня произвели его слова и почему я так резко сменила тему.

Я улыбнулась несмело, и мой ящерр медленно выдохнул. Наверное, я всё же научилась скрывать эмоции.

– Нет, просто Токкиа слишшшком оберегает единственную дочь. Да и ей с отцом хорошшшо, иначе уже давно испытала бы влечение. Не такая уж она независимая, как хочет показаться, – усмехнулся. – И избалованная ужасно.

– Что ты имеешь в виду?

– Я неправильно использовал это слово? Ну, что ей позволяли всегда очень много, без ограничений, – Руанн поймал мой упрекающий взгляд и сразу понял: – А, ты о другом. Я имел в виду то, что влечением управляет сознание. И когда девушшшка не готова, то она может его ослабить или полностью погасить. Отсрочить на определённое время, так сказать.

Он прикоснулся большим пальцем к моему подбородку, наклонился и поцеловал. Не эротично, скорее, нежно, заботливо.

– Видимо, девочка не хочет отпускать отца, не готова поверить другому мужчине, что бы она там ни говорила о своей независимости, – Руанн сделал многозначительную паузу. – А её избранник бродит где-то рядом, не понимая, почему его привлечённая не преврашщается.

– То есть такое тоже бывает, когда настоящее влечение не взаимно? – спросила я удивлённо, не замечая его намёков.

– Бывает, но это, скорее, исключение. Не так много в мире женщин, не желающих найти спутника жизни. Мужчин, поверь, тоже.

Серебристая кожа моего ящерра переливалась в свете фонарей. Глаза – сверкали. Он говорил как-то… по-особому, но я не понимала, в чём конкретно состоит отличие.

– Получается, ваши женщины до того, как влюбиться, похожи на нас, выходцев из этой планеты? Их не отличить?

– Не совсем. Отличить можно, хотя бы по тому, что они понимают нашшшу речь. Но есть и другие детали, которые для нас очевидны.

Хотелось смеяться. Я представила несколько шестерёнок, которые впервые за долгое время заработали в такт.

– Теперь я понимаю, почему вы так присосались к нашей планете… Мы напоминаем вам ящерриц, которых ещё можно выбрать. Которые не заняты, не влюблены.

Руанну не понравились сделанные мной выводы. Это его раздразнило.

– Что ты хочешь услышшать, Лин? Мы бы вели себя по отношшению к вам по-другому, если бы вы не продавали себя.

– Мы под принуждением! – выкрикнула я в ответ. – Из-за вас мы теряем волю! Как ты можешь не понимать очевидного!

Руанн усмехнулся. Злая, недобрая улыбка.

– Ты думаешшь, те, что пришшли сюда, делали это не по своей воле? Мы редко используем внушение – нас не прельщает тупая покорность. Последние несколько лет мы принуждаем лишь бунтовшщиков. Женшщина для постели – другое дело. Они все здесь добровольно.

У меня снова разболелась голова. Резко, внезапно. Я почему-то представила стену, сквозь которую пытается прорваться прозрачный поток сжатого воздуха. Стена трескается, но не поддаётся.

Я знала – он врёт. Очень убедительно и легко. Не все пришли сюда добровольно. Я выплюнула самый яркий аргумент:

– Руанн, а та девушка в зелёном платье? Не её ли синяки ты предъявил как доказательство вины вои Люмиа? Мне показалось, ты сам был против подобного поведения, а сейчас защищаешь таких, как он!

Пауза.

Лицо Руанна изменилось. На нём отразилась настоящая жажда крови.

Я не поняла почему, а потом как током ударило… «Не её ли синяки ты предъявил как доказательство?».

Я открыто призналась, что понимаю язык ящерров.

К лицу прилила кровь.

Мой судья только этого и ждал. Подтверждение. Нельзя отрицать. Нельзя неправильно понять. Он знал, знал и раньше… тогда почему так страшно?

Мне не понравилось выражение его лица.

– Руанн, я…

Я испугалась. Я очень сильно испугалась.

– Милая Лин, – очень нежно прошептал Руанн. Мне послышалось шипение змеи в этих звуках. – Милая моя девочка...

Ящерр подошёл ближе и прижал меня к себе. Крепко-крепко, так, что я даже сквозь костюм почувствовала текстуру его кожи. Железный захват не оставлял и шанса вырваться. В очередной раз меня пугал мужчина, в любви к которому я себя убеждала.

Он обхватил моё лицо руками, наклонился и поцеловал. Его согнутая спина напоминала полукруг. Нет, камень, нерушимый столетний камень, который, в попытке сделать менее пугающим, затянули в дорогую ткань.

Понемногу страх начал отпускать. Когда Руанн прервал поцелуй, я почти обрела внутреннее равновесие. Голова перестала болеть, в «кирпичную стену» больше не ломилась полупрозрачная сила.

– Понимаешшшь всё-таки…

Не спрашивал – утверждал. Пугал напористостью.

– Понимаешшшшь. Я знал, так давно знал, но теперь…

Рядом с нами никого не было. Мы оказались внутри квадратного ограждения с тремя выходами. Было тепло, несмотря на моросивший снег.

Впору бы спросить прямо: «Руанн, почему я понимаю вашу речь? Руанн, ты влияешь на моё сознание? Руанн, почему у меня так часто болит голова?»

Боялась. Он по-прежнему оставался ящерром, тем, кому нельзя доверять.

– Мне… нам нужно про… пройтись.

Мой судья посмотрел на меня сосредоточенно, и в который раз я поразилась перемене его настроения.

– Только недалеко. Там… темно.

– Как скажешь, судья Руанн. Всё будет так, как ты захочешь.

Он ухмыльнулся. Мы побрели вперёд.

Несколько минут мы молча шагали, как мне казалось, куда глаза глядят. Начался лёгкий снегопад, и это создавало странное ощущение неестественности, так как в саду было очень тепло.

Я хотела говорить о том, что волновало по-настоящему. Но в который раз не знала, с чего начать. Наша беседа напоминала сцену в кукольном театре. Кто-то дёрнул за ниточку – я заговорила, подвигала рукой или умолкла.

«Объясни мне, что со мной не так?! Расскажи правду! Не играй со мной в эти игры! Успокой меня! Руанн, ты ведь обещал любить и защищать! Так позаботься обо мне, не лги! Прекрати этот спектакль!»

– Почему здесь так тепло? – спросила я. – И снег не тает…

– Это только элемент декорации, – Руанн выставил ладонь вперёд. Он принял мои правила игры. – Снег ненастояшщий, видишшшь, он даже одежду не увлажняет. Это мираж.

Я тоже выставила ладонь перед собой и почувствовала, как на неё оседают снежинки. Это ощущение казалось таким настоящим. Пощипывание холода на коже напоминало о диких временах странствий с Вирой и Рамм-Дассом.

– Надо же, а ощущается как настоящий.

Руанн прикоснулся к моей руке. Мы остановились.

– Неужели ты разочарована?

Не было смысла отрицать – разочарована.

– Пожалуй… Мне хочется, чтобы всё, что меня окружает, было настоящим. Иначе теряется смысл.

Я посмотрела ему в глаза.

«Где люди со станции? Действительно убежали, или вы отправили их на свою планету? Почему я понимаю вашу речь? Что ещё ты от меня срываешь? Почему я это терплю?»

– Нет, Лин, здесь я с тобой не согласен. Снег – это красота, призванная очаровать посетителей моего дома. Важно не то, из чего он создан, а какую пользу лично тебе приносит. Я хочу любоваться снегом, при этом не замерзая. Разве это плохо?

Он посмотрел вверх. Глубокое ночное небо ласкало Руанна иллюзорным снегом. Полупрозрачный тент высоко над нашими головами был почти незаметен.

– Руанн… Ты больше не можешь отрицать. Со мной что-то не так.

Он молчал. В какой-то момент начало казаться, что он не услышал моих слов.

– Всё с тобой хорошшшо, Венилакриме, – сказал ящерр спустя мгновение, продолжая смотреть на небо.

– Что… что ты имеешь в виду?

Он взглянул на меня. Ощущение было, будто на плечи обрушился поток воды.

– Я тебя кое о чём попрошшу. Это нелегко принять, но другого выбора нет, – пауза. – Мне нужно, чтобы некоторое время ты не задавала вопросов. Недолго.

Я пыталась осмыслить услышанное. Поверить, что он действительно это сказал.

– Нет!

– Венилакриме…

– Нет, Руанн, нет! Ты не смеешь просить о подобном.

– Я обещаю тебе всё объяснить. Но не сейчас, ты просто не поймёшшь. Ты не в том состоянии, чтобы понять. Лин, воздержись на некоторое время от вопросов, прошу.

– Нет!

Чёртов игрушечный снег не прекращался. Я была зла, но понимала: если скажу, что не могу и не хочу принять его правила игры, Руанн выкрутится. Он всё сделает по-своему, всегда делал.

Я медленно вдохнула и выдохнула. Привычка, которой часто злоупотребляли ящерры.

– И долго мне придётся… ждать?

– Это зависит от тебя.

– Руанн, что за…

Внезапно на меня накатило очень странное чувство. Фраза, готовая слететь с языка, так и осталась несказанной. Я огляделась. Ощущение было, будто кто-то ножом срезал верхний слой красок с идеальной картинки, оставив лишь неаккуратные следы от некогда чётких линий.

Я помнила это чувство – так бывало, когда в радиусе настраивали колпак.

Руанн тоже это почувствовал. Он хищно оскалился и подошёл ко мне ближе.

– Стой здесь! – приказал.

И тут я услышала звук. Я вспомнила, где его слышала, ещё до конца не осознавая, откуда он. Мне нужно туда! Туда! Прочь от Руанна, в темноту аллеи.

– Лин! – выкрикнул Руанн.

Он схватил меня за руку. Действуя инстинктивно, я резко дёрнулась и смогла вырваться. Эффект неожиданности помог мне.

Руанн не сразу понял, что происходит. Во-первых, он, как я потом поняла, не слышал звука, а во-вторых, привык считать, что на территории его имения ничего плохого – для него! – произойти не может. Ну а в-третьих, я очень хотела уйти. Если бы он не отпустил, я бы, наверное, отгрызла себе руку.

Я кинулась в сети лабиринта, точно зная, куда мне нужно. Длинный подол превратился в путы, сковывающие движения.

Я знала куда бежать. Безошибочно. Приближаясь к звуку, мне показалось, что я пересекла стену, созданную из густого воздуха. Эта преграда замедлила моё движение, но не прекратила его. Я не знала, что искать, а потому в какой-то момент остановилась, ощущая, что звук больше не зовёт за собой, его эхо не дребезжит в ушах.

Отчаяние накатило на меня. Здравый смысл велел вернуться обратно к Руанну. А если кто-то видел, как я убегаю от судьи? Во что я превратила этот приём? В глупые игры! Что за голос, куда он мог меня звать?

Но потом…

Тьма изменила свои очертания.

В сумраке аллей, там, куда почти не проникал свет, мне привиделась фигура в свободных одеждах… Это была Вира!

Женщина, о которой я не вспоминала месяцами, ластясь к серебристой коже Руанна. Её образ пробудил во мне целую гамму чувств. Как будто всё, что притаилось глубоко внутри, вдруг всплыло наружу, разъедая глаза и царапая горло.

«Вира!» – хотелось закричать, но вместо этого получился жалобный стон.

Она выглядела по-другому. Никогда ещё я не видела на её лице такого выражения. Суровая. И в то же время знакомая, моя дорогая Вира – свободные одежды, мудрые миндалевидные глаза. Руки, спрятанные в бездонные рукава.

Мир вокруг закружился.

Мне казалось, я нахожусь на пороге открытия, очевидного для всех, особенно для мудрых миндалевидных глаз Виры, но только не для меня.

Что случилось на Переправе?

Разговор Руанна с врачом – то была достаточно однозначная беседа, я уже тогда должна была всё понять.

Обострённые зрение и слух. Новое ощущение от касания к знакомым с детства вещам, как будто подушечки пальцев обрели дополнительную чувствительность.

Гнездо – это город ящерров. Земной женщине в нём хорошо быть не должно.

Что со мной!?

Я сорвалась с места, предвкушая прикосновение к самому важному человеку в моей жизни – к женщине, ставшей мне матерью. Зная, каким будет запах её кожи, тепло её шершавых рук, я вбежала в темноту. Зрение сфокусировалось. Место, на котором, как мне казалось, должна была стоять фигура в длинной просторной одежде, пустовало… На снегу остался отпечаток – утоптанный след.

Я наклонилась, пожирая взглядом эту отметину – единственное доказательство того, что я не сошла с ума. Вира была здесь. Даже запах – чёртов запах остался!

А потом я посмотрела вперёд.

В одно мгновение я поняла, зачем сад был затемнён. Поняла, что стена, замедлившая мои движения, – не плод моей фантазии. Не для ящерров всё это, тем не страшна никакая тьма – для земных людей. Для одного единственного человека.

Для меня. Чтобы я ничего не узнала.

Вира провела меня сюда. Она хотела, чтобы я увидела.

Не хотел – Руанн.

В конце лабиринта сверкали прикреплённые к изгороди искусственные свечи. Вилась тонкая ткань листьев, припорошенных тёплым снегом. Я находилась в маленькой нише сада, посредине которой – огромное ложе. Из-за снега лежать там казалось невероятно неудобным. Холодно. Я привыкла к тому, что снег – холодный.

В их мире всё не так. Снег – всего лишь мираж. Иллюзия. Ложь. Приглядевшись, я поняла, что это не кровать – скорее, глыба, поверх которой положили мягкий матрас и подушки. Застелили постель. Я усмехнулась – если убрать все ткани, получится плоский камень для жертвоприношений.

Там находилось два ящерра. Оба – в серебристых костюмах, сливавшихся по цвету с их кожей. На Руанне это всегда смотрелось величественно, но этих ящерров делало какими-то безликими. Костюмы были проще, без вычурных пуговиц и нашивок. Я сразу определила – военные, не из высших эшелонов.

Посреди постели, окружённая красными подушками с серебристой вышивкой, лежала девушка. В вульгарном платье, с застывшим, почти детским личиком и маленькими руками, неловко уложенными на плечи одного из ящерров.

На ней не использовали влечение. Это был тот случай, когда покорность приелась. Я видела – девушка пытается отбиваться, но слишком вяло, несмело, изначально не веря в силу собственных рук.

Мужчины были полураздеты. Они поставили девушку на колени, и начали снимать с неё платье. Именно снимать, а не срывать – медленно, со знанием дела, наслаждаясь каждым прикосновением к нежной коже. Атласная ткань повисла на бёдрах.

Аккуратная грудь была подхвачена рукой одного из ящерров, того, что стоял на коленях позади девушки. Он притянул жертву к себе. Её спина оказалась распластана на его груди. Другой в это время как раз забирался под подол её платья.

Картина, достойная работы лучшего художника. Белый снег, падающий на красные как кровь подушки, и два ящерра, знающих, что они в своём праве.

Девушка была их жертвой, и она об этом знала. Понимала, что не убежит, что никто её не спасёт. Потому-то сопротивлялась лишь слегка, автоматически.

Кричать – не хотелось. Мой мозг, будто проснувшись после долгой спячки под названием «Руанн», впервые заработал так отстранённо от чувств. Красная постель. Готичное место – кровать в конце тоннеля. Искусственный снег. Такой не намочит волосы, не украдёт тепло.

Я подумала, что-то подобное никогда бы не случилось, например, с Немаей. Она защищена всевозможными законами их мира. Мужчины, наверное, даже не позволят ящеррице находиться в одной комнате с этой землянкой, сочтя её недостойной или опасной для нежной Немаи. С ней – а не с двумя насильниками-ящеррами!

Я замерла. Отрешённость понемногу отступала. Я всё ждала, когда ящерры почувствуют моё присутствие. Возможно, перестанут шарить у девушки между ног и больно сдавливать соски, когда поймут, что женщине судьи такого видеть нельзя.

Как могла я пропустить приготовления к балу здесь, в саду? Как слуги умудрились так быстро установить это ложе, подключить обогрев, постелись ковры? Сколько их здесь, таких постелей по углам лабиринта?

Неужели все гости, желая изнасиловать свою человеческую спутницу, шли сюда? Зная, что их ждёт столь комфортная обстановка? Смотрели на меня и знали…

Я закрыла глаза. Непроизвольно навернулись слезы. Это была жалость к себе вперемешку со злостью. Ещё во время своих первых прогулок по саду, несколько месяцев назад, я от нечего делать посчитала количество таких вот ниш. Неужели они все сейчас заняты желающими испробовать очередную игрушку?

Ящерры – люди.

Люди – не ящерры.

Эти существа умны и образованы, они строят умопомрачительно красивые города. Структуры их власти отлажены до мельчайшего механизма, сбоев не бывает. Их технологии превосходят земные. Ящерры опережают нас, людей, по развитию на несколько столетий…

Во всём, даже в скотстве!

Ко мне бы относились так же, если бы за моей спиной не стоял могущественный судья. Не об этом ли думали остальные ящерры, заходя в дом Руанна?

Паника накрыла, голова закружилась. Мне начали мерещиться голые тела и хвосты, нетерпеливо стучащие по земле (так бывает, когда ящерры не контролируют свои эмоции). Звучали молящие голоса. Всё это длилось несколько коротких секунд.

Всё это длилось вечность!

Вот почему люди так любят это слово – вечность. Потому что только оно передаёт ступор, который накатывает на человека при виде того, во что верить не хочется. Того, что выходит за грани отлаженного годами и опытом мировоззрения.

Жестокий голос у меня в голове противно захихикал: «А разве ты не знала? Разве забыла о сотнях девушек-танцовщиц, приглашённых на торжество в честь назначения нового судьи? А ведь праздник был не для абы кого. Для твоего Руанна! Ты думаешь, этих девушек для танцев пригласили? Ты думаешь, у них спрашивали, хотят они этого или нет? Забыла?

Опомнись, Венилакриме, это было не так давно. Всего несколько месяцев назад…

Ты думала, с твоим появлением что-то изменилось? Он даже не побоялся вести тебя в сад, уверенный, что ты ничего не заметишь. Да если бы не странный звук, ты бы ничего и не заподозрила!»

Мне стало жарко. Я посмотрела под ноги. Оказалось, я стояла как раз на том месте, где, как мне причудилось, была Вира.

Я пригляделась. В живой изгороди мигала жёлтая лампочка. Я подошла ближе. Вытащила. У меня в руках оказался небольшой предмет квадратной формы.

Мощнейший колпак – разработка «Станции 5».

Смех вырвался непроизвольно. Громкий смех, истеричный. Как же всё просто. Средство, которое я использовала не один раз во время вылазок.

Вира была здесь, я знала точно. Только ополчение использует колпаки, и только мы прячем такие возможности в столь маленькие коробочки. Это было достижением нашей станции!

Я открыла коробку со светящимся светодиодом в углу. Отключила контакты. И улыбнулась. Шаркнула ногой по снегу – скрипучему, ненастоящему. Вот теперь они меня увидят и услышат. И Руанн сможет меня найти. Именно этот колпак блокировал сигнал.

Ящерры заметили меня. Замерли. Девушка даже не смотрела – усталая покорность не связанной, но угнетённой жертвы.

Подбежал Руанн. Рядом с ним – четверо охранников: терции в полном боевом обмундировании.

Ящерр кинулся ко мне.

– Венилакриме…

Он силком спрятал моё лицо у себя на груди. Я не сопротивлялась – мне уже было всё равно. Руанн посмотрел на двух насильников, оторвавшихся от любимого дела, и рыкнул:

– Вон! И её уберите.

Я всхлипнула. Мне было больно и обидно. Как женщине, которую предали.

– Лин…

Руанн волновался. Чёртов бесстрастный ящерр волновался!

Бесполезно утаивать. Бесполезно оправдываться.

– Хотя бы сегодня, Руанн… Хотя бы сегодня ты не мог прекратить… это? Ради меня…

Я оттолкнула его от себя – резко, несдержанно. Сделала шаг назад. В ноздрях застрял его запах – родной запах. Меня скрутило от боли. Я согнулась, но когда Руанн попытался подойти ближе, резко крикнула:

– Нет! Не подходи! Ведь ты не мог не знать… Тогда почему… ведь я же не могу, – я выпрямилась и беспомощно развела руками, – это… Ведь если я для тебя так важна, разве нужно… это?.. Нужно!?

– Лин… – он использовал моё короткое имя – то, которое я считала родным. – Пошли, я уведу тебя отсюда.

На губах ощущался солёный привкус. Мои слёзы или кровь из прокушенной губы?

– Поэтому ты не хотел меня сюда вести? Отвечай! – закричала. – Вы использовали заглушки, не так ли? – я засмеялась. – Очень умно. И, насколько я понимаю, настроили их персонально под меня, чтобы я ничего не видела? Отвечай мне, чёрт подери!

Он молчал. Смотрел на меня и молчал. Красивый, самоуверенный ящерр, наверное, для него это в новинку – ощущать вину и пытаться оправдываться. Хотя… есть ли вина? Скорее всего, лишь сожаление оттого, что застукали.

– Лин…

– Да, судья Руанн.

Мой голос был резок. Его – надтреснут.

– Давай уйдём отсюда. Я попытаюсь объяснить…

Я показательно отвернулась в другую сторону. Посмотрела на постель, расстеленную прямо на твёрдой глыбе. На красные подушки и неостывший след от голой девушки. Её обидчики давно ушли, а саму жертву унесли терции.

Руанн всё же подошёл ко мне. Чем ближе он придвигался, тем выше мне приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза.

– Лин, почему ты так резко сорвалась? – осторожно спросил ящерр. Он пытался казаться спокойным.

Я засмеялась. Смех сквозь слёзы – не лучшее зрелище.

– Так вот что тебя интересует! Руанн, очнись! Хотя… Постой-постой, – я закрыла лицо руками, так, что подушечки пальцев оказались поверх глаз. – Почему тебя должно волновать что-то другое? Кто я для тебя? Земная женщина!

– Венилакриме…

– Лин! Меня зовут Лин, ящерр! Неужели тебе тяжело запомнить моё имя?!

Я надавила пальцами на глаза. Стало немного легче. Я отняла руки от лица и посмотрела на Руанна. Как мне казалось, спокойно.

– Мне почудилось, я увидела призрак.

– Призрак кого?

Я знала, что не отвечу. И он тоже это знал.

Во мне клокотала злость. Не только из-за увиденного, а ещё и потому, что он допустил это. Если бы не Вира – я бы не узнала. Таков был замысел.

– Ты даже не соизволил увести меня подальше от сада. Неужели настолько уверен в себе? Ведь было много мест, куда мы могли пойти. Но в сад! Почему? Так близко от… этого ада…

– Потому что… – он встретил мой взгляд, – все гости были в доме.

Я всхлипнула. Руанн продолжил говорить, несмотря на мою реакцию.

– Те двое, кого ты видела, – они из охраны. Решшили развлечься, пока руководство отдыхает. Их здесь быть не должно. Видимо, слуги разрешшшили им взять женщину… не разобравшшись.

Ещё один всхлип. Я не смогла сдержаться, и от этого было противно.

– Ты даже не попытаешься… оправдаться?

Он подошёл так близко, что подол моего платья накрыл его обувь.

– А смысл? Ты всё правильно поняла, Венилакриме, – он прикоснулся к моему плечу. Неприятное прикосновение. – Вопрос в том, кто тебя сюда привёл.

– Я не… не могу тебе этого сказать…

– Лин… не бойся меня. Кого ты видела?

Я без слов протянула ему маленькую коробочку – колпак. Засмеялась.

– Треснула ваша защита, великий судья Руанн.

Руанн сразу понял предназначение коробки.

– Лин… тебе не стоило убегать в лабиринт… – он положил руку мне на талию и посмотрел внимательно – отброшу я эту руку или нет.

Я горько усмехнулась, даже не пытаясь отстраниться.

– Но ведь ты же рядом. Ты защитишь? Не так ли, великий ящерриный судья?

Не обращая внимания на очевидную издёвку в моих словах, Руанн прижал меня к себе и крепко обнял, как будто пряча внутри себя, распластывая по своему телу.

Но меня его объятия не тронули.

Я прислушивалась к своим внутренним чувствам, пыталась в них разобраться.

Где-то там, в доме Руанна, танцуют восхитительно грациозные пары. Обычные девушки и ящеррицы. Те, что уже с хвостами, должно быть, поглядывают на остальных с некоторым превосходством. Они уже стали полноценными боевыми машинами.

Я попыталась саркастично хмыкнуть, но получился лишь жалобный писк.

– Руанн…

Я поднялась на цыпочки, к его уху, и прошептала:

– Хочу, чтобы этот день закончился. Ты можешь?

В тот миг я была уверена, что при желании с лёгкостью сказала бы эту фразу на ящеррином. Передо мной как будто открылось два пути. Один – знакомый, пройденный сотни раз: водопад привычных слов, легко ложащиеся на язык глаголы, до мелочей знакомые местоимения. Другой путь весь утыкан мелкими иголками, пройти через которые нельзя – мимо них можно только просочиться.

Я понимаю их язык. Во мне начали просыпаться новые умения, многократно улучшились слух и зрение, изменилась чувствительность кожи…

Я – ящеррица! И у меня нет хвоста…

Значит, Руанн – не мой избранник!

Моё влечение – не настоящее.

И он знает об этом.

Часть вторая: Птичка – невеличка

Глава первая

Статисты доделывали отчёты, информатики готовили сводки новостей, программисты выводили на экраны сигналы датчиков – через пять минут ожидали прибытия судьи Руанна.

Он ворвался в главное здание Гнезда подобно урагану, пугая своим грозным видом и громкими шагами. Когда приближался к лифту, у тех, кто уже находился внутри, возникло паническое чувство попадания в ловушку. Все резко освободили кабину, и лишь когда дверь закрылась, пряча грозного судью, удивились, почему он появился через общий вход, если раньше пользовался взлётной полосой. Ведь всем известно – судья не жалует случайных встреч.

Откуда им было знать, что ящерр в тот день проснулся очень рано, в предрассветном тумане. Около двадцати минут смотрел на спящую рядом Венилакриме, а когда понял, что больше не уснёт, – решил скоротать время на работе.

Утренняя мгла превратила Гнездо в стеклянную побрякушку. Судья потребовал у водителя, чтобы они ехали наземным путём. Пересекая город, Руанн пытался понять, каким виделось это чудо единения архитектуры и природы его Лакриме? Вызывал ли город у неё такой же восторг, как и у него?

Руанн вздохнул. На стекле остался запотевший след.

Всё не так, всё не сходится. Он знал: если природа наградила его влечением к Лакриме – значит, никого более подходящего для него в этом мире нет. Но и отрицать очевидного тоже не мог – сложно всё, неожиданно сложно.

А ведь когда она вернулась за ним, там, на «Станции 5», у него в горле запершило от облегчения и почти детской радости. Руанн помнил, при каких условиях в последний раз испытывал подобное – когда его в юношестве наградили первой «пуговицей». Он носил её с гордостью. Ему казалось, каждый прохожий смотрит на него с восхищением. Скорее всего, так и было. Он был наивен, смазлив, исполнен амбиций и вызывал интерес у молодых ящерриц.

Как же давно это было. И как далеко от этой планеты.

Ящерр помнил, как росла его власть и угасала надежда. Сначала он думал, что создаст семью, когда ему этого захочется. То был период самоуверенности, святой убеждённости в том, что всё зависит лишь от собственного желания. Потом поддался заблуждению, что влечение не приходит, поскольку он сам задерживает его мыслями о военных подвигах и новых экспансиях – какая тут семья, какое влечение? Ведь не только ящеррицам свойственно задерживать влечение, мужчины тоже иногда так делают.

На третьем этапе жизни всё было так же безоблачно. Но иногда, после тяжёлых рабочих будней, он начинал задумываться о том, как было бы приятно разделять мысли и увлечения с той, которая поймёт. Которая восхитится его действиями и успехами, а в случае поражения – поддержит. Эти мысли возникали внезапно, вспышками. Резкими, неимоверно болезненными вспышками.

А потом пришла злость. И Руанн почти поверил, что природа хоть в этом решила отыграться и лишила его влечения. Что он не относится к тем десяти процентам, благословенным привлечёнными…

…Руанн попросил водителя ехать быстрее. Наверное, ему хотелось нарушить тишину внутри машины и всколыхнуть мысли. Тщетно.

Судья отвернулся от окна и уставился в планшетник. Но потом опять – в окно, будто не желая пропустить нечто важное.

Он придирчиво осмотрел острые шпили зданий, старинные вывески питейных заведений. Людей, выползающих из поникших от утренней влаги домов.

Каким этот город видит Лин?

Иногда ему хотелось прокричать, что это он создал все эти скверы и улицы. Он не основывал этот город с нуля, но именно он, Руанн, сделал его великим, таким как Мыслите и Драгобрат.

Он запустил фабрики в промышленном районе, именно он нашёл компетентных информатиков и посадил их за пульты управления. Он создавал инфраструктуру, был одним из родоначальников.

Хотелось восхвалять Гнездо, восхищать рассказами о планировке, но Руанн понимал: не наступило ещё время для таких разговоров. Не время петь дифирамбы миру, к которому она не привыкла.

Какая ирония – он не может поделиться своими достижениями с женщиной, которую любит.

Руанн гнал эту мысль прочь, но она постоянно возвращалась. Слабая, угнетённая, бесконечно живучая. Это неправильно, что между землянами и ящеррами иногда возникает настоящее влечение. Они слишком по-разному смотрят на жизнь. У землян в крови установка, что даже самые родные могут предавать. Венилакриме выросла среди таких, они заразили её земным мышлением.

У ящерров не так! Они могут быть жестокими, но никогда – никогда! – не сделают больно тем, кого любят.

Для него это было так очевидно, так естественно и просто, что тупость земных людей вынуждала иногда относиться к ним как к мясу… Слабохарактерные, безвольные создания…

Как ей объяснить, что законы ящерров запрещают совокупление под крышей чужого дома? Что дома у них – живые. Врагу хозяина дом может иногда и навредить. Конечно, любое правило можно обойти, что он и сделал, организовывая приём.

Но её его дом любит по-настоящему.

Потому что он, Руанн, тоже её любит.

Сквозь стекло авто он увидел двух мальчиков, идущих по улице, и ручную андромаху рядом с ними. Домашний питомец мигал красным, извещая, что дети двигаются слишком быстро. Руанн улыбнулся – как для них всё просто.

Мысли повернули вспять.

Приём…

У каждого уважающего себя ящерра, живущего на Земле, есть специально оборудованные сады. Лабиринты. И если бы он внезапно запретил гостям заходить вглубь сада, это было бы воспринято как слабость.

Великий судья усмехнулся: какой же он великий, если не отменил традицию? В конце концов, никто бы ему и слова не сказал. Как не сказали, когда он предупредил, что хозяйка на приёме не появится.

Это могло быть воспринято как оскорбление, если бы нечто подобное позволил себе любой другой судья. Но ведь он не только судья, он – ставленник одного из сильнейших родов Цертамины.

Руанн не хотел, чтобы она присутствовала на приёме. Не хотел, чтобы кто-то раньше времени понял, кем является его привлечённая. Пусть лучше думают, что она землянка, пока он не выяснит, кто она на самом деле.

Порой он её почти ненавидел. За то, что не желала восхититься результатами его работы, не понимала их мировосприятия, за то, что постоянно скрывала, скрывала, скрывала…

Руанн усмехнулся. Он сам себе врёт, ведь сам же во многом виноват. Забрал её из привычного мира, охотится на её мать, бросил во враждебное окружение. Лин не глупа, потому и не верит. Он бы на её месте поступал так же. Но он не на её месте, а потому играет по своим правилам.

Хищная улыбка исказила холёное лицо судьи.

Если память вернётся – она не простит. Вспомнит и возненавидит… Значит, нужно сделать так, чтобы не вспомнила.

Погружённый в свои мысли, Руанн покинул машину, зашёл в Маятник, пугая грозным видом служащих, и поднялся на верхний этаж, на самую верхушку.

Внезапно ему стало смешно от мысли, что всего этажом выше – пусковые капсулы. Как близко… схватить Лин – и уехать. Да так, чтобы она не имела возможности отойти от него и на шаг. А здесь даже воздух пропитан землянами – их страхом, их запахом.