Текст книги "Хищники"

Автор книги: Максим Шаттам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

15

Энн считала, что времени присущи оттенки запахов. Когда тянется, и ты теряешь терпение, оно пахнет лимоном и горчицей. В моменты возбуждения приобретает пряный запах, в присутствии приятного человека время отдает сахаром, а когда рядом несимпатичный человек, постепенно появляется кислый запах. При встрече с женщинами время пахнет или цветами, или плесенью. А сейчас, когда минуты тянулись бесконечно, она, вдыхая, ощущала горькую пленку на нёбе. Невежество, скука, боязливость безвременно отдавали горечью.

В разгар утра майор Каллон приказал своим подчиненным сидеть и никуда не выходить, а сам ушел узнать, что им предстоит. Через пять минут после его ухода Энн встала.

– Не начинай! – предостерегающе сказала Кларисса, посмотрев на нее из-под черных густых бровей. – Я тебя знаю и знаю, что ты не усидишь на месте, но, если ты выйдешь, Каллон тебе такое устроит… Ты же видишь, ты у него на прицеле!

Энн посмотрела на нее внимательно и неохотно согласилась. Может быть, именно побои тирана-отца сделали ее такой решительной? Энн знала, что в это мгновение у нее зрела мысль, которую она должна будет реализовать. Невзирая на Каллона. Она открыла дверь.

– Не делай этого! – предупредил ее молодой врач, с которым она иногда беседовала. – Это плохо кончится.

Подмигнув ему, она сказала:

– Скажите Каллону, что в машинном отделении кто-то обжегся и пострадавшему потребовалась медицинская помощь.

Захлопнув дверь, Энн оказалась в пустынном проходе. Она легко нашла дорогу к кубрику третьего взвода, он располагался неподалеку. Большое помещение оказалось пустым. Ничего, кроме подвесных коек и сложенных одна на другую походных кроватей со смятыми простынями. Она прошлась среди белья и разорванных газет и нашла место медбрата, который знал Квентина Трентона. Она вспомнила, как тот стал поднимать руку, глядя налево, чтобы указать на Трентона, а она его остановила. Энн повернулась и пошла в этом направлении. Койку у стены, кажется, окружали около десятка других кроватей, но это все же лучше, чем ничего.

Идея Энн была очень простой: чем больше она об этом думала, тем сильнее уверялась, что тот, кто написал записку Трентону, и есть убийца. Почему так внезапно изменилось поведение Трентона после того, как он прочитал эту записку? Потому, что обвинили его. На него пало подозрение в убийстве Гевина Томерса. А настоящий убийца, если он тоже из третьего взвода, хорошо знал Трентона. Убийца знал, что может превратить его в скороварку, готовую взорваться. Достаточно было увеличить давление. Убийце с его паранойей Трентон был удобен. Так или иначе, ему стало известно, что Трентон стал подозреваемым, и, зная его характер, он решил превратить его в затравленного, а значит, опасного зверя. Чтобы заставить его сомневаться. А кто другой смог бы заставить Трентона так бояться? Кто смог бы воспользоваться его агрессивностью и даже жестокостью?.. Только настоящий убийца. Кто-то весьма наблюдательный и внимательный узнал, что распространяется слух о самоубийстве Гевина Томерса.

Тот, кто знал, что подозревается Трентон!

Кто об этом знал? Маттерс. Именно его она видела и передала ему информацию. Конечно, Фревен. Кто же еще? Она должна спросить у Фревена. Она уверена, лейтенант ВП не стал бы распространяться о фамилии главного подозреваемого. Скорее всего, оплошность допустил Маттерс. Он уже один раз опростоволосился, это очевидно. Он терялся в ее присутствии. Знал ли он что-нибудь о ней? Может быть, навел справки? Нет, не может быть… Энн судорожно сглотнула.

Человек, написавший записку Трентону, – настоящий убийца. И она очень надеялась найти этот обрывок бумаги. Что Трентон с ним мог сделать? Взял записку с собой? Маловероятно. По опыту она знала, что у солдат, идущих в бой, карманы набиты боеприпасами, что они предпочитают не брать с собой ничего лишнего. Он выбросил записку? Но куда? Энн огляделась по сторонам в поисках урны или мусорной корзины. Ничего.

На рамах кровати были налеплены комочки жевательной резинки. Передача нервного напряжения от разума к челюстям, а затем к жевательной резинке освобождает и готовит к состоянию дзен. Энн обожала создавать маленькие фантазийные теории наподобие этой. Сосредоточение.

Она упала на кровать с голым матрасом, которая под ней заскрипела. Прелестно… Она рассматривала задачу со всех сторон. Куда Трентон мог бросить записку? Он провел целую ночь за игрой в карты. Это произошло в самом конце его долгого бодрствования, он был нервный, уставший…

Энн вскочила.

Туалеты! Он играл, не отлучаясь, всю ночь. Но утром у него наверняка было желание помочиться… Если ее теория верна, что следует делать? Исследовать писсуары, надеясь обнаружить смятый клочок бумаги со стертыми чернилами? Никаких шансов. Тогда, может быть… Крутой поворот. Кровати. Они служили продолжением личной территории каждого солдата в последнюю ночь перед сражением. А также их кладовкой и свалкой! – мысленно воскликнула она, глядя на приклеенные комочки жвачки.

Энн подняла матрасы, встряхнула простыни… Ничего. Лишь колода карт, забытая на одеяле. Ее мысль вовсе не была идиотской, просто Энн не могла ее проверить. Она теряла время. Она была недовольна тем, что, оказавшись в месте расположения солдат, не смогла этим воспользоваться. А что, если они оставили на судне свои личные вещи…

Большим и указательным пальцами Энн машинально потерла воротник своей блузы… Их вещи… Люди пошли в бой в боевой экипировке, а оставшиеся вещи сложили в металлические ящики. Эти ящики они заберут, когда будет разбит долговременный лагерь. Энн прошла в глубину кубрика, который заканчивался переходным отсеком. Два перехода привели ее в тупик; она развернулась и дошла до угловой лестницы. Там притаился какой-то матрос, наклонившись так, как будто он прислушивался к ее шагам. Как только ее увидел, он удивленно выпрямился и занес ногу над ступенькой, намереваясь подняться по лестнице, но вдруг передумал. На секунду Энн подумала, что он шпионит за ней. Но быстро отогнала эту мысль, сообразив, что ни у кого нет причин следить за медработницей. Матрос наблюдал, сделав строгое лицо, как будто ему не хотелось встречаться с ней. Энн поздоровалась с ним, ее медицинская форма позволяла ей перемещаться по кораблю намного свободнее, чем солдатам, но не гарантировала ей вежливое обращение.

– Я ищу трюм, где сложены вещи солдат, отправившихся на фронт, – сказала она, не растерявшись.

– Они, должно быть, со снаряжением для высадки, двумя уровнями ниже, но вы туда не попадете, там закрыто, – сухо сказал он.

– У вас есть ключ?

Он повернулся к ней лицом, желая рассмотреть эту прелестную молодую женщину.

– Да, есть, но я не имею права дать его вам.

Матрос спустился вниз на одну ступеньку, чтобы быть с Энн на одном уровне, и внезапно изменил манеру поведения: на его губах появилась поддразнивающая улыбка. Энн не смутилась, напротив, ведь она к подобному давно привыкла.

– У меня приказ пойти и взять лекарство для одного солдата. Это очень срочно.

Матрос явно удивился:

– Это странно, так как…

Прикинувшись очень взволнованной, Энн прервала его:

– Если я сейчас же не возьму лекарство, мой майор устроит мне взбучку, это очень срочно, пожалуйста, помогите мне.

– Хорошо, не надо подробностей, и не расстраивайтесь так. Я вам сейчас открою. Вы, по крайней мере, знаете, что вам надо найти?

– Да, – солгала она, когда матрос уже начал спускаться впереди нее.

Энн удивилась, что, спускаясь в глубины «Чайки», они не встретили ни одного члена команды, и сказала об этом своему провожатому.

– Была объявлена тревога, – объяснил он, – и хождение ограничено.

– А вы?

Он повернул голову и, не замедляя шага, посмотрел на нее лукавым взглядом:

– А я занимаюсь прелестными взволнованными медсестрами.

Энн подняла брови: ей попался судовой донжуан. Но она не могла жаловаться, по крайней мере, он провожал ее туда, куда ей было необходимо попасть.

Чем ниже они спускались по лестнице и шли по переходам, тем глуше становилась канонада, и теперь она напоминала отдаленный рокот грозы.

Они подошли к двери с висячим замком. Матрос перебрал ключи на связке и, найдя нужный, открыл замок и отворил дверь, а затем повернул выключатель.

– Быстро делайте свое дело, я вас подожду. Я не нужен вам?

Она одарила его обворожительным взглядом и чуть было не рассмеялась. Она улыбнулась еще раз, чтобы не обидеть его, и прошла вперед.

Трюм показался ей огромным, его потолок оказался выше, чем в других помещениях судна. Защищенные решетками лампочки зажигались последовательно. На полках, за сетками и веревочными перегородками, стояли деревянные ящики с табличками, на которых значилось название роты и описание содержимого.

– Личные вещи находятся дальше! – крикнул моряк. – Кажется, направо. В зеленых железных ящиках.

Энн прошла дальше и увидела девять стеллажей, уставленные зелеными ящиками с фамилиями и регистрационными номерами солдат, написанными желтой краской. Теперь матрос ее не видел. Таблички уточняли роту и взвод. Внезапно Энн остановилась: «Рота Рейв. Взв. № 3».

Она прошла под веревкой и скользнула между прямоугольными стеллажами, поднимавшимися на три метра в высоту. Ящики удерживали ремни, закрепленные в полу. Фамилии перемежались рядами цифр. Энн пошла медленнее. Осматривая ящики в поисках фамилии Трентон. Она увидела ее на самом верху. Черт побери…

Еще хуже было то, что на ящике Трентона висел замок, как и на большинстве других. Она на секунду зажмурилась.

Это скверно. Сама она не смогла бы открыть замок, но ни в коем случае не хотела просить помощи у матроса.

Тяжелый корпус «Чайки» скрипел, таблички покачивались. Энн отошла назад, желая убедиться, прочно ли закреплены ящики, опасаясь, что закончит свое расследование под градом из железных коробок. Она повернула в узкий проход и вернулась в центральный проход, откуда был виден выход. Если бы возникли сложности, матрос бы ее предупредил.

– Что это за шум? – спросила она.

Но перед входом никого не было. Она немного постояла молча. Энн была уверена: если бы ей удалось сделать то, что она хотела, это была бы удача. Он наверняка пошел выкурить сигарету, ожидая тебя, воспользуйся этим!

Она вернулась обратно к стеллажу с вещами третьего взвода. Если бы найти лестницу, какой-нибудь гвоздодер или, по крайней мере, рычаг, ей удалось бы открыть ящик. И тем не менее…

Она стала искать способ достать ящик Трентона, но ее не покидала тревога.

Убийца два раза совершил на корабле злодеяние. Лейтенант Фревен сделал вывод, что это солдат из третьего взвода. А если он ошибся? Если это член экипажа? Убийца может быть где-то там, в металлических переходах, а я играю роль жены Синей Бороды…

Сейчас было не время размышлять об этом. Фревен был прав, вне всякого сомнения. И в этот самый момент она увидела, что на ее юбке на уровне бедра появилось красное пятно. Она приподняла ткань, чтобы его рассмотреть. Пятно походило на кровь. Энн пощупала ткань и убедилась, что пятно влажное. Она сразу же осмотрела свои руки и предплечья в поисках пореза. Ничего не нашла. Это не ее кровь. Она застыла на месте. Потом осторожно повернулась, и ее сердце забилось так, что она ощутила колющую боль.

Угол ящика на верхней полке блестел, отлакированный темной жидкостью. Энн присмотрелась. Это была кровь.

Откуда она?

Энн обнаружила кровь и на боку ящика. На нем было написано желтой краской: «Кол Харрисон». Почему на твоем ящике кровь, Кол Харрисон? К счастью, на ящике не было замка. Энн попыталась влезть на полку, используя натянутый ремень. Когда ей это почти удалось, она соскользнула вниз.

«Чайка» снова заскрежетала, заскрипела, издав протяжный и зловещий жалобный стон. Пушки замолчали. Так что же там теперь происходит! Через минуту атака возобновилась с новой силой, и Энн снова попыталась добраться до ящика Харрисона. Ей удалось удержать равновесие на высоте. Она ухватила крышку, и ей удалось открыть ее.

Смятая одежда, книжка и порнографический журнал. В голубую рубашку с воротником, измазанным кровью, завернут какой-то массивный предмет. Энн отбросила край ткани. Появилась какая-то шерсть. Нет, немного вьющиеся волосы.

Ухо, а потом весь профиль головы. Человеческой.

Энн подавила крик, закрыв рот ладонью. Она отстранилась и чуть не потеряла равновесие, замахала рукой и все-таки ухватилась за ящик Харрисона.

Она только что нашла то, чего недоставало телу Фергюса Росдейла. Она была уверена в этом. Кровь запачкала футболку и свернутые спортивные брюки Харрисона. Полуоткрытые веки. Росдейл смотрел в никуда сухими глазницами. Его приоткрытые губы обнажали блестящие зубы. Кожа была необычно бледной, ведь голова была полностью обескровлена.

Энн понадобилось время, чтобы прийти в себя, и она стала размышлять, что ей теперь делать. У нее не было никакой причины находиться здесь, никто бы ее не поддержал. Солдат спрятал человеческую голову в ящике, где хранил собственные вещи, а она должна найти лучшее средство воспользоваться этим. Бить тревогу – не очень хорошая идея.

Фревен. Он знал бы, что делать и как поступить с этой жуткой находкой. Значит, она должна ждать. Ничего не говорить. С риском увидеть, как ящик уносят на берег? Энн кусала губы. Что она должна делать?

Ждать Фревена. Это и есть лучшее решение.

Она закрыла ящик и, прежде чем спуститься, проверила, не сдвинула ли его. Она вспотела, у нее на юбке пятно, матрос, наверное, отнесется к ней с подозрением.

Вероятно, я все перерыла, чтобы найти лекарство…

Но ведь у нее ничего нет. Если матрос захочет увидеть, что она уносит, она не сможет ему ничего показать. Энн ощупала глубокие карманы своей блузы. Нашлась упаковка аспирина, с которой она сорвала этикетку. Это уже что-то.

Энн вышла в центральный проход и остановилась, увидев, что дверь трюма закрыта.

Что случилось с матросом, который ее сопровождал?

Энн вспомнила огромный висячий замок, на который закрывалась эта дверь. А что, если дверь снова заперта на этот замок?

В углах стало темно, потом свет стал постепенно гаснуть.

Только что… выключили… свет, – мысленно произнесла Энн, чтобы убедиться, что это действительно так. Она больше ничего не видела.

Потом ее охватил страх, когда она увидела руку матроса, тянущуюся к выключателю.

Он был здесь, внутри помещения, рядом с ней.

Значит, она не одна. А потом Энн услышала скрип подошв, которые медленно приближались к ней.

Сзади.

16

Когда вокруг Фревена начали взлетать комья песка, ему не оставалось ничего другого, кроме как скатиться в воронку, где только что погиб Трентон. Лейтенант ощущал кровь солдата на языке, не переставая отплевываться, но ему казалось, что частичка плоти Трентона все еще оставалась в глубине его горла, попав туда при вдохе. Фревена скрутил жестокий приступ тошноты, заставив его сложиться пополам. Он отбросил оружие и стал ощупывать себя в поисках фляги; найдя, он ее отцепил от пояса и влил себе в рот воду, желая поскорее избавиться от отвратительного привкуса.

Фревен наконец осознал, что происходит вокруг. Он лежал на останках Трентона, поверх его внутренностей, смешанных с песком, в окружении кусков плоти, среди которых он различил полураскрытую кисть. Он бросил флягу и торопливо выбрался из ямы, забыв свой автомат, под вражеские пули. Они преобразили весь пейзаж. Снаряды падали беспрерывно. Но Фревен ничего не слышал, ему заложило уши, и он полз вслепую, чтобы оказаться как можно дальше от кровавой могилы. Чья-то рука схватила его и подтянула за одно из немногочисленных естественных укрытий в виде скального выступа.

– Ты чокнутый, что ли? – сказали ему.

Фревен, который ничего не слышал, прислонился спиной к камню, чтобы перевести дыхание. Он видел, как поднимается солдат, чтобы выстрелить и снова спрятаться за укрытием. Другой солдат бросил ружье, чтобы зажать открытую рану на ноге сослуживца, уцепившегося за его куртку перед тем, как потерять сознание.

– Капрал Режи, – назвался стрелок, перезаряжая автомат.

Фревен прочитал это по его губам.

– Лейтенант Фревен.

– Дерьмовые дела, лейтенант, мы не удержим эту позицию, так как…

Фревен прервал его, указав на свою повязку Военной полиции:

– Я не твой командир, и я не должен разбираться, что делать.

– У нас нет больше командира, в этом бардаке больше никого не найдешь! – воскликнул капрал, стараясь перекричать взрыв гранаты. – Вы лейтенант, а для меня все равно! А что мне делать с моими людьми? Мудро ждать, когда это все кончится?

Прибежал и рухнул плашмя на песок у их ног еще один солдат. Потом тоже прислонился к скале. Его лицо было знакомо Фревену. Светлые кудри, голубые глаза, немного скошенный подбородок и выдающиеся скулы.

– Харрисон, – заорал капрал, – какого черта ты приперся сюда? Здесь и так полно народу!

– Вы видели, что случилось с Трентоном? Вы видели?

– Этот болван сделал глупость, он ушел вперед самостоятельно!

– Это он виноват! – крикнул Харрисон, указывая на Фревена. – На него ВП оказывала давление!

– Не трепись, сейчас не время! – отрезал капрал Режи, желая закрыть тему.

Фревен наклонился к Харрисону. Он вспомнил, где уже видел его: прошедшей ночью, в коридорах «Чайки», именно он пришел посмотреть, что произошло. Он был одним из тех людей, которые слышали его беседу с Маттерсом. Фревен упрекнул себя, что не соблюдал осторожность.

– Что ты хочешь сказать? – спросил он очень громко, поскольку ему еще казалось, что его уши заткнуты ватой.

– Трентон помчался вперед потому, что вы его преследовали, вот что! Вы уже достаточно сделали! Хотите еще что-то добавить?

– Трентон знал, что мы его подозреваем, а вас я видел этой ночью, вы все слышали, и это вы его предупредили, не так ли? Это вы написали записку!

Харрисон застыл, удивленный, что полицейские знают о записке. Потом он вытянулся и проговорил в ухо лейтенанту:

– Я сказал ему, чтобы он поберег свою задницу. Что он в опасности. Точка. Это называется солидарность, мы поддерживаем друг друга, мы не такие, как подонки из Военной полиции, которые только и хотят всех обмазать дерьмом…

Харрисон не успел закончить фразу, когда Фревен схватил его железной рукой за шиворот.

– Посмотри хорошенько на меня! – приказал он. – Хорошо посмотри, потому что если я обнаружу, что ты в чем-то виноват, то ты навсегда перестанешь так похабно ухмыляться.

Фревен почувствовал, как что-то твердое уперлось ему в бок. Это оказалось дуло ружья Харрисона.

– Пошел ты, – ухмыльнулся он, – мне доставит большое удовольствие продырявить вас, лейтенант, шальная пуля, это часто бывает на войне…

Фревен хотел отскочить, но тут появился медбрат Коллинс, подтаскивая солдата, раненного в ногу.

– Вас здесь слишком много! – закричал он. – Если вас заметят, это место накроют миной. Валите отсюда!

– Он прав! Харрисон и Тродел, со мной, уходим! – вскричал Режи, бросив недовольный взгляд на лейтенанта, который препятствовал Харрисону выполнить приказ.

Снова обретя спокойствие, Фревен грубо оттолкнул Харрисона, не сводя с него глаз. В этот момент медбрат сказал:

– Ваш сержант вне игры, в него попала пуля.

– Кто? Маттерс?

Харрисон уползал во всю прыть вместе с двумя другими солдатами. Коллинс зубами разорвал обертку упаковки с бинтом и ватой и принялся накладывать повязку на ногу солдата.

– Не очень серьезно, но он не совсем в себе. Я его оставил сзади, недалеко от баржи. Он быстро поправится, по крайней мере физически.

Фревен оглядел пляж, но увидел только дым, взрывы и пригибающиеся фигуры людей.

– Док, – сказал он, – вы знаете Харрисона?

– Кол Харрисон? Из третьего взвода? Ну, да. Это же кореш Трентона! Такой же мрачный тип.

Фревену никак не удавалось привести в порядок свои мысли. Однако он чувствовал, что Кол Харрисон тоже замешан в эту историю. Тот слышал в коридоре слова Маттерса о подозрении в отношении Трентона, он и Трентон приятельствовали, и Харрисон тоже имел склонность к агрессии. А может быть, он и есть убийца, и он пришел в коридор, желая увидеть, что происходит, а когда понял, что полицейские идут по ложному следу, решил предупредить своего товарища, что того подозревают.

Фревен наклонился, ища глазами Харрисона. Тот полз вместе с капралом и другим солдатом к проволочному заграждению, чтобы, видимо, перерезать колючую проволоку.

Вражеские пулеметы начали обстреливать новую группу высадившихся на берег солдат. Пули вылетали из дымящихся стволов раскаленными, прочерчивая в воздухе светящиеся тонкие линии. Воспользовавшись тем, что огонь пулеметов переместился, двигаясь от укрытия к укрытию, к Фревену подполз радист.

– Лейтенант Фревен, так? – спросил он.

Фревен кивнул.

– Второй взвод только что захватил левое пулеметное гнездо, теперь они намереваются пробраться внутрь бункера и обезвредить второе гнездо с огнеметом. После этого там, наверху, могут появиться пленные. Так что нужны люди из ВП.

– Во втором взводе есть двое наших.

Радист поджал губы. Потом сказал:

– Больше нет, лейтенант. Они убиты.

– Как? – Фревен побагровел. – Они должны были идти сзади! Как это произошло?

– Это… когда прибыл третий взвод. Я думаю… я думаю даже, что это сделали свои.

– Свои… – недоверчиво повторил Фревен.

Промах. В боях такого масштаба один процент потерь приходится на случайные выстрелы своих же солдат.

– Я думаю… что это тот самый случай.

– Свидетели есть?

Совсем рядом с ними разорвался снаряд. Они вжались в камень укрытия.

– Надо освободить ему место! – заорал медбрат, все еще держа раненого на плече.

Фревен пристально посмотрел на радиста.

– Свидетели есть? – повторил он.

Его мощная фигура и сверкающие от гнева зрачки остановили радиста, который хотел последовать за оставившим раненого солдата и убежавшим медбратом.

– Я не знаю этого. Но им стреляли в спину.

Второй взрыв швырнул в них длинную струю песка.

Теперь сомнений не было. Убийца находится в третьем взводе. И он настроен враждебно по отношению к людям из Военной полиции. Фревен уже не верил в случайную пулю. Не в этом взводе и не с людьми, находящимися под подозрением. Это было сделано преднамеренно, и цели были выбраны точно. Убийца хотел показать, что он все знает. И что он не смирится.

Разорвался третий снаряд; в этот раз осколок ударил в скалу, и Фревена и радиста обдало тысячами мелких обломков.