Текст книги "Вольные стрелки (СИ)"

Автор книги: Максим Макеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

Вторая крепость появилась из-за чересчур хозяйственного Буревоя. Люди есть, бревна есть, трактор есть, а мы все не возвращаемся. Дед сначала сделал с мурманами себе еще два поля, бревен стало еще больше. Потом подумал, и решил, что второе защищенное место не помешает, и соорудил вторую крепость, впритык с первой! Она стояла дальше от озера, была связанна воротами с первой, и была недоделана. В ней были еще ворота наружу, в сторону Перунового поля. Пока ей не пользовались, дед внутри складывал бревна и остатки деревьев, коих все равно осталось очень много.

Много вообще было всего. И руды намыли, и чугуна наплавили, и поташа наделали, и тканей настрочили, и овощей запасли, и зерна намололи. Мы, как Кощей над златом, сидели на грандиозных ресурсах по местным меркам. Род мой и мурманы постарались на славу за полтора месяца. Крепости были метров по триста по каждой грани. Теперь у нас был защищенный прямоугольник шестьсот на триста метров забитый разными полезными штуками. По расчетам Буревоя, наш род из пятнадцати человек мог выдержать на существующих ресурсах чуть не двухлетнюю осаду. Кстати, о пятнадцати человеках, надо пленных проверить.

Пошли к сараю, по дороге рассказывал Буревою о наших новых жителях.

– Рабы значит, – дед почесал бороду, – а что мы делать с ними будем? Нам, вроде как и не надо ничего.

– Это пока не надо. Я тут смотрел на работу твою, очень круто, ну, здорово вы все сделали. И пара мыслей появилась. С кирпичами у нас как?

Буревой произнес фразу, которая означала большое, очень большое количество, только вот она была нецензурная.

– Это хорошо. Они там же, возле болота?

– Да. Мы когда мыли руду, много сделали. А вот руды – мало. На прежнем месте руда кончилась, пришлось идти вдоль берега болота, по пути кирпичи делали. Часть, правда, только на солнце просушилась, не до рубки дров было. Выход новый железа нашли, но из него кислоты меньше, а фосфора этого твоего – больше. При плавке более хрупкий чугун выходит, – дед горестно вздохнул, – даже не знаю что делать.

– Ну ты сильно не расстраивайся. Сколько чугуна заготовили?

Опять фраза из непереводимого народного фольклора. Блин, да когда ж они успели-то все!

– Молодцы! Все вы молодцы! Летопись как?

– Дошел до сего дня, дальше уже вместе писать будем.

– Я там монеток привез разных, тоже положим для потомков к летописи. А вот и наш сарай.

Мы вообще-то Кукшу охранять его поставили, но что-то двери открыты, и пацана нет. Изнутри голоса раздаются. Зашли с дедом, увидели как Обеслав и Кукша кормят с ложечки связанных картошкой.

– Здорова. молодежь!

– А мы тут это... вот... покормить решили... – замялись мой пасынок с двоюродным братом.

– Это вы правильно придумали, молодцы. Как закончите, сарай закрыть не забудьте. А тот вон тот очень прыткий малый, да девица его тоже кузнечик тот еще.

– Хы-хы, кузнечик! – Кукша и Обеслав заржали, пленные сидели грустные.

Я вообще-то никакого желания держать их в рабах не имел. Мне нужны жители, полноценные члены нашего маленького общества. А как их в этом убедить? Как добиться лояльности? Они ведь гордые тут все, могут и деру дать, да сгинуть в лесу. Не хочется такого результата, вот и решил я на контрасте действовать. Пусть связанными пока побудут, понервничают, смирятся с судьбой своей рабской. А потом мы их чуть приподнимем – благодарны буду. Будут благодарны – еще приподнимем. Так, глядишь, и вольются в наш коллектив, и станем мы им второй семьей. Я не зверь, но какие тут другие варианты?

По местным обычаям я вообще их продать могу, как скотину, мне слова никто не скажет. Гуманизма тут нет, только сила. И они это тоже прекрасно знают. Чуть дашь слабину, получишь копье в пузо, это я по рассказам на Ладоге понял, да по поведению Лиса. Вот и приходится быть жестким, чтобы значит сила та видна была всем. Боятся и уважают тут только одновременно, и только в нашей деревне все по-другому. Значит, надо совершить медленный переход в их мозгах от концепции власти от силы к концепции власти от ума, от подавления к сотрудничеству. Вон, Славик рассказывал, его тоже черном теле держали, пинки отвешивали. Потом, когда притерся, стали больше воли давать, да лучше относиться. Потом он уже сам никуда не хотел уходить, прижился у мурманов, и по-своему был счастлив. Так и тут надо сделать. После стресса перенесенного у них мысли все спутаны, надо их еще больше огорошить, да постепенно вводить в сообщество.

О моих планах подростки не догадывались, вот и грустили. Еще и эти два коня ржут.

– Так, отставить смех! Сами давно такие были, тощие да оборванные? Или может напомнить, как даны тут первый раз появились. Вон, идол стоит, туда сходите да посмейтесь.

Пацаны стали серьезными.

– Мы ж не со зла. Просто действительно на кузнечика похожа, – за обоих ответил Кукша.

– Сам ты кузнечик! – это тот старший, Юхо, вступился за подругу, – Ты мне только руки развяжи, я тебе покажу кузнечик!

– Ты бы тоже тут не сильно выеживался бы, – это я уже пленному, – если бы штаны в руках держал, подруга твоя бы не пострадала.

Это правда. Как показали опросы, бедную девчонку изнасиловали только потому, что их обоих даны забрали с сеновала, в процессе, так сказать. Гопники древние сделали вывод, что такую, порченную, дорого не продашь, вот и пользовали. Хорошо, что только парочка особо ретивых да молодых, остальные силы берегли. Таки образом, их роман и стал причиной насилия. Юхо от моих слов опустил голову.

– Ладно, с едой заканчивайте, вечером сбор в актовом зале. Кукша! Сарай закроешь, да охраняй их. Вечером еды принесем, тут еще пар дней переночуют, а потом уже будем дальше разбираться.

Мы с дедом еще поговорили про события лета, вроде все обсудили. На сегодня у нас выходной – это я объявил. И завтра выходной, сил набраться надо перед новыми свершениями. Поэтому день посвятил общению с семьей, рассказал про мысли о пленных. Народ в целом идею поддержал, надо теперь только реализовать. Поэтому расписали роли, да прикинули как кому себя с пленными вести. Обеслав теперь у нас брал на себя роль просветительскую, будет им рассказывать о жизни нашей. Кукша – силовую, следить за поведением да пресекать поползновения к побегу. Женщины и остальные дети жалостливую, кормить, одевать, да жалеть. Мы с Буревоем выступали в виде адвоката и прокурора. Я прокурор, жесткий, но справедливый, дед – адвокат, будет у меня всякие бонусы для пленных выбивать, причем так, чтобы они слышали. Из крепости пока их выпускать не будем, на хозяйстве посидят пока не притрутся.

Второй свой выходной я провел с Зорей. Лежали в кровати, я занимался прожектерством. Меня мысль о том, что у нас теперь все есть несколько пугала. А ну как обленятся, да и перестанут мои идеи поддерживать? Надо искать новую цель да масштабную, чтобы много времени ей посвятить. Тут супруга меня, кстати, малость успокоила. Пока народ с мурманами тут жил, самой большой проблемой оказалась скука. Со мной было весело, сложно порой, но интересно. Учеба, рассказы мои, придумки новые, все это добавляло разнообразия. А тут за полтора месяца народ с тоски уже Азбуку от корки до корки выучил, счет до миллиона освоили почти все. Даже в игры уже наши сами стали вносить изменения, карточки новые делать. Так что любые мои начинания род готов был поддержать, лишь бы не скучать.

Прожектерство мое было направлено на развитие села вместе с инфраструктурой. Я на Ладоге насмотрелся на кривые грязные улочки, понатыканные тут и там дома да сараи, и хотел у нас в селе этого избежать. Надо делать генеральный план села, и осуществлять его застройку. Плюс немаловажный фактор – я решил организовать бюрократию. Народу прибавилось, да и мои все подросли. Надо делать законы, порядки, документы, вводить перепись населения. А то у меня скоро ребенок будет, а я ему даже свидетельство о рождении справить не смогу. Для бюрократии же тоже помещения нужны, нужны архивы, нужна бумага, штампы, печати, да и прочее. Пленные опять же должны иметь явное свидетельство своего статуса, четкий сигнал, что его можно изменить, и видимое направление, в котором надо двигаться для изменения. Я тут поинтересовался, как рабов обозначают. Местные способы, вроде клейма, меня не устраивали. Его-то уже не уберешь, лучше штамп в паспорте сделать. С фотографией. Ну это потом.

Остаток сентября посвятил оформлению планов и разработке процедур. Пленные также жили в сарае, мы разве что развязали их. Они выли с тоски. Два раза в день Обеслав приходил с едой, кормил всех, и капал на мозги. Кукша пресекал попытки выйти из сарая, причем иногда даже с рукоприкладством. Женщины приходили периодически, и жалели подростков. Веселина так вообще "в тайне" носила им леденцы медовые, мы ее с дедом посылали специально. Раз в три дня водили их в баню. Мальчиков отдельно, девочек – отдельно. Хорошо еще, что после изнасилования, романтики "в горизонтальной плоскости" мы в сарае не наблюдали, видать, оба наших "маленьких гиганта большого секса" осознали причину насилия со стороны данов до подкорки мозга. В бане мы с Буревоем устраивали спектакли на тему "Не положено!" и "Ну давай чуть-чуть побольше им дадим". Роли расписаны, инструкции соблюдены, пленные на наши "разводы" велись. Мы подслушивали пару раз их разговоры вечерние, пока все шло по плану.

И по плану же настал момент, когда я собрал всех в актовом зале, и начал разъяснять политику партии:

– Родичи мои! Собрал я вас здесь, чтобы сообщить пренеприятное известие – у нас появляется бюрократия.

– Это вроде данов? Или болезнь такая? – спросил дед .

– Хуже, много хуже. Это та сторона жизни, которая очень нужна, но съедает много сил и времени. Пока мы жили тут в стороне от всех, только своим родом, обходились мы без писаных правил, документов, только на родственном отношении. Пленные же наши нам не родичи, и правила для них должны быть. А чтобы правила те они не нарушали, нужно подать пример. Самим тоже тем правилам следовать, чтобы не могли они сказать, что вы тут по углам гадите, а нам почему нельзя? Да и новые люди могут появиться, как их заставить вести себя правильно, по-Игнатьевски? Нужны законы. Я тут слегка поработал, получилось у меня пока для внутренней жизни нашей такой вот свод.

Я выложил на стол результат своих трудов. Прошитые отдельными бечевками лежали Административный кодекс, Уголовный кодекс, Устав, Конституция. Последнюю я зачитал в слух, она не длинная. Там определялись границы действия этих документов, географические, в соответствии с международными договорами (а у нас был такой, с Лисом), закреплены права на жизнь, труд, образование и медицинское обслуживание, жилье, свободу перемещения. Эти права распространялись только на свободных граждан, как и право на собственность. Помимо свободных граждан были еще две категории – зависимые, и гости. Слово раб я убрал, оно мне слух режет. Зависимые граждане делились на десять групп, от первой до десятой. В зависимости от группы применялись разные поражения в правах. Например, первая категория у нас лежала в сарае, и прав никаких у них не было. Вторая категория могла иногда ходить в пределах населенного пункта днем, пятая – круглосуточно, седьмая – выходить за пределы стен крепости, а десятая была практически свободна и не имела только право голоса.

Право голоса закреплялось за каждым гражданином, причем реализация его была через представителей. Представители были от семьи, рода, племени или населенного пункта. Семья определялась как муж, его жены, и их дети. Закладку на многоженство сделал специально, у нас тут перекосы по гендерным признакам даже у пленных.

Этим правом решались общегосударственные вопросы, ввод новых законов и правил. Им же выбирался глава общины, который занимался распределением ресурсов. Денежная система предполагалась позднее, как и налоговая, поэтому пока ресурсы распределялись посредством военного коммунизма, то есть все в одну кучу и из той кучи всем. Там вообще много закладок на будущее было, не реализованных, но надо чтобы народ привык ходя бы к этому.

Порядок приема новых граждан был также реализован через право голоса. То есть, если к нам придет кто со стороны, мы должны проголосовать вместе, и тем голосование определить, достоин ли кандидат быть членом нашего общества. А если нас станет много – то голосовали представители семей, родов, племен, как получится.

Общество, кстати, теперь называлось Государством. Глава государства пока не именовался никак, просто глава, это было предметом обсуждения. Административное деление было в зачатке, вся территория относилась к нашему селу, которое должно стать городом.

Конституция определяла также документы, по которым регулировались отдельные процессы в нашей жизни. Устав – воинские требования, Уголовный кодекс – ответственность за криминал, Административный – все остальное. Он как раз и определял повседневные правила жизни, порядок учебы, порядок перехода из зависимого гражданства в вольное зависимых граждан по "карьерной лестнице", по группам, порядок приема гостей на территории, их права и обязанности. Там же были перечислены службы и ведомства, которые у нас со временем появятся, и их род деятельности К ним относились управа, милиция, суд, тюрьма, медицинские учреждения, архив, картографическая служба, школа и университет, и армия. Армия была призывной и профессиональной одновременно, все вольные граждане должны быть готовы с оружием в руках защищать себя, это было одним из отличительных признаков от зависимых граждан, тем оружия не положено вообще.

Также большой раздел Административного кодекса был посвящен документальному сопровождению нашей жизни. Пока нет паспортного стола, этим должна была заниматься управа, а так как и ее нет – то ложиться это на плечи того, у кого на это есть время. Каждому, зависимому и вольному, гражданину выдавался паспорт, его бланк я тоже принес. Гостям выдавалась загранпаспорт, другой документ, похожий на паспорт, но меньше размером и со сроком действия. Получилось наоборот относительно моего времени, не государство выдает своим гражданам "загранник", а мы выдаем его приезжим из других стран. В паспорт я планировал вписывать практически все, что относилась к статусу жителя нашего государства. Его фамилию, имя, отчество, род, племя, место рождения, отличительные признаки, вроде родинок, статусы с датами перехода из одного в другой.

Скатиться по наклонной, перейти в статусе вниз, кстати, по моим документам было можно, это было в Уголовном кодексе прописано. За отдельные преступления, было предусмотрено лишения вольности, вплоть до первой категории. Например, за убийство. За убийство лося в нашем лесу полагалось минус три группы по вольности, а то я Машку с Васькой так и не увидел с тех пор как вернулся. За ущерб от краж или порчи имущества был кратный штраф в виде трудовых отработок, за нарушение общественного порядка – тоже.

Я такого ажиотажа давно в нашем селе не видел. Народ вцепился в бумажки, и еще неделю мы горячо обсуждали написанное. Секрет опять оказался прост, это было единственное чтиво в нашем селе. Худо-бедно, разобрались со всем, дед внес хорошее предложение в части местной власти. Теперь населенный пункт выбирал себе главу тоже, старейшину. Тот подчинялся главе государства в общегосударственных вопросах, а в плане жизни поселка, наоборот, глава государства ходил под старейшиной. Разделение на общегосударственные и местные вопросы было зыбким, его хотели отработать на практике.

Местные власти появились в документах после того, как я выдал родичам план дальнейшей застройки села. План по местным меркам был грандиозен. Во-первых, мы должны были во вторую крепость перенести все производства, и построить новые. Во-вторых, наша деревня становилась каменной. В-третьих – двухэтажной. Точнее, четырех, но еще два этажа уходили по плану вниз, под землю. Первый от уровня земли превращался в техническое помещение для отопительной системы и бытовой техники, самый нижний был подвалом. На первом этаже в типовом доме планировалась кухня и большой зал. На втором – спальни. Приятный такой типовой домик получился. Основание дома было десять на десять метров, дома планировали ставить впритык к друг другу, стены также должны быть двойные, снаружи камень, внутри – дерево. Чердаки с переходами между собой, как сейчас. На крышу листовое железо, окон побольше, стены крепости придется чуть поднять. Я еще и гаражи вставил на схеме, или конюшни. Может я конечно и фантазер, но лучше сразу сделать, чем потом вставлять их где попало. Может, мы тут скоро до личных тракторов дойдем?

Первая очередь строительства предполагала строительство двух линий по десять домов, друг напротив друга, с палисадниками метровыми около крыльца, тротуарами, дорогами с двусторонним движением, небольшой клумбой для деревьев, и площадью. Площадь была пятьдесят на сто метров, на дальнем от заводи конце площади должна появиться управа с другими учреждениями, вот перед ней как и должна встать площадь. Управа тоже двухэтажная, с балконом на втором, для объявлений. Центральная часть предназначалась для управленцев, в крыльях я хотел сделать полицию, суд, архив, учреждение картографии, паспортный стол, палату мер и весов. Через дорогу от управы, напротив торца домов, должна встать больница и школа. За управой, опять же через дорогу, все, что касается жилищно-коммунального комплекса, кроме канализации – она по плану выходила далеко за город.

Да, это уже был город, маленький, но город. Первая очередь занимала шестую часть площади в дальнем конце нашей крепости. От той стены, что была ближе к озеру, планировалась дорога, которая делила крепость пополам, и уходила во вторую крепость. Ближе к воротам по плану надо сделать торговый квартал. Со складами, тоже на одну шестую крепости и тоже с площадью посредине. Оставшиеся четыре шестых крепости должны со временем занять новые дома, без площадей. Получалось, восемь кварталов по десять домов каждый, плюс место для скверов или там парикмахерских, ларьков, пивных.

Вторая крепость пока отходила под промышленность и животноводство, амбары, склады, кузницы, мастерские. Момент, который мне не понравился полностью – это "литейка". Для плавки металла надо строить большую домну, а если мы начнем расширяться, то ее придется сносить. Со сносом вообще трудности.

– Как же так, – причитали мои родственники, особенно Агна, – только жить по-человечески начали, и опять все в печку!

– Да мы торопиться не будем, сначала вот эту линию домов сделаем, потом водокачку, затем управу, потом крылья к ней, потом только дома уберем. И это не считая того, что сперва займемся второй крепостью, туда производство перенесем все, а только потом за жилье примемся.

Это несколько успокоило родню.

– А сколько камня-то понадобится да кирпичей на задумки твои? – дед крутил в руках лист бумаги с проектом.

– Не считал еще. Во второй крепости все деревянное пока будет, ну, то, что возможно. Если еще народу прибавится – в нее расширяться будем.

– А ряды торговые зачем? Да еще такие большие? К нам в заводь-то лодка-другая только влезет, да и то не каждая, – Обеслав тоже участвовал в обсуждении.

– Да, прав ты, надо заводь нашу расширять и углублять.

Немая сцена, все посмотрели на меня как на безумца.

– Ну а что делать? – развел я руками, – мы ж не вечно сидеть так будем, надо о будущем думать.

– Да увидим ли мы будущее то? Тут дел на сколько лет нашими силами-то... – дед не излучал оптимизм.

– Я помню, кто-то раньше говорил, что и поле мы все не высеем, и дом не построим, и железа много не сделаем, – я посмотрел на деда, – но вытянули! А сейчас-то что? Одеты, обуты, накормлены, почему бы и не заняться?

– Надо делать. Только надо еще для воинских дел предусмотреть что-нибудь, а то ты не указал на плане своем, – Кукша ткнул меня носом в еще одну ошибку.

– Да, точно, казарма нужна, да полигон со стрельбищем. Да так, чтобы не мешали никому. Хм, хоть еще одну крепость строй.

В меня полетело все, что не было закреплено на столе. Со смехом отбился от родственников, они тоже посмеивались.

– Да ладно вам, я же так, предположил только. Мы половину второй крепости под военную базу отдадим, ту, что ближе к заводи. Когда заводь расширим, там же морской класс сделаем, да пристань для судов военных, – я мечтательно прикрыл глаза, разум рисовал картины будущего города, и они мне нравились.

– Надо еще стены укрепить, да ты хотел ловушки всякие сделать.

– Это да, и это – первоочередная задача. Я Обеславу рассказывал, мы по углам башенки сделаем поворотные, с большими винтовками, сдвоенными. Только надо расчеты сделать, баллоны новые, чтобы долго стрелять можно было, да трубы для воздуха. Получается, будет у нас шесть башенок. Их тоже сложить надо, а то по приставной лестнице да по мосткам нашим долго не побегаешь.

– Крепость тоже каменную делать надо, – резюмировал Кукша, – стены потолще, чтобы ходить можно было, да снаружи камнем обложить...

– И проволоку колючую сверху, – закончил я, – хорошая штука, кстати, надо наделать. Прожектора бы еще, да нефти нет. И зеркала, и много чего другого. Но сначала – выборы!

– А чего тут выбирать? Ты за главного, Буревой – за старейшину, – вот и весь сказ, – супруга моя не понимала серьезности момента.

– Не-е-е, так у нас теперь, – я положил руку на Конституцию, – дела не делаются. Для начала паспорта, потом – выборы, потом – все остальное.

Я достал бланки, заготовленные заранее. И началась работа. Записал всех в вольные граждане, на листке воинской специальности обозначил "стрелок", возраст, имена, отчества, фамилия у нас всех одна – Игнатьевы. Потом было забавно – переписывали отличительные признаки, у меня под них в паспорте десяток страниц, на разные возраста. Народ смущался, хихикал, перечислял то родинки на пятой точке, то шрам небольшой на причинном месте. Посмеялись, расслабились. Вручение паспортов я перенес на завтра, торжественная часть у нас будет.

Утро порадовало погодой. Все собрались возле флага, который по торжественному случаю подняли, народ одел официальную нарядную одежду – выстиранный и выглаженный камуфляж. Я торжественно открыл книгу, это первая книга Актов гражданского состояния у нас. И начал вызывать по одному всех своих родичей. На это с тоской смотрели пленные подростки через щель в дверях. Ну да, такой вот я гад, держу ребят в сарае. Пока. Их день скоро придет. Родичи подходили, расписывались в книге, я вручал им документ, ставил печать. Они бережно прятали книжечку в кожаной обложке с серпом и молотом в нагрудный карман. Еще один символ нашего единства и отличия от других племен и родов. Потом был праздник, разве что Обеслав отправился к пленным в сарай, еду отнести и похвастаться. Но это не самодеятельность – мы его отправили, и что сказать научили.

В процессе праздника и провели выборы. У нас появились первые документы – постановление о проведении выборов, протокол подсчета голосов, приказы о назначении меня главой государства, а Буревоя – старейшиной поселка. Все документы были в двух экземплярах, один уходил к Буревою в архив, к летописи.

Месяц в сарае довел пленных до нужного состояния. Они впали в апатию. Я бы тоже впал, сидишь в полутемном сарае, ешь да гадишь в ведро, жизнь мимо проходит. Хоть бы что-то поменялось, хоть бы какой просвет был. Обеслав после очередного посещения пришел ко мне и сказал:

– Готовы они. Как бы руки на себя не наложили, даже между собой не говорят.

– Ну, значит завтра поутру и начнем расширять наше государство.

Утро для пленных выдалось необычным. С неба лило, как из ведра, да еще и гремело, молнии сверкали. Буревой опять увидел в том хороший признак, Перун нас поддерживал. Вот так мы и пришли в сарай в пленным, все мокрые, подсвеченные молниями и в сопровождении грома.

– Всем встать, – пленники вяло подчинились, прав Обеслав, полная у них безнадега.

Похожи на заключенных концлагеря, хотя мы их не били и кормили как на убой. Просто неопределенность замучила ребят.

– Идите за мной, – ребята вышли, на улице их ожидал конвой из Кукши и Обеслава, – в баню, потом – медосмотр.

В баню обычно их по темноте водили, сейчас же было утро, пленные чуть расшевелись, начали переживать. В бане сначала пропарили и отмыли девочек, Зоря записала все их отличительные признаки, шрамы, родинки, пятна родимые. Мы с Буревоем сделали тоже самое с пацанами. Выдали чистое нательное белье, повели на медосмотр. Я боялся, что даны девчушке занесли каких инфекций, но вроде обошлось, барышни наши подтвердили. Осмотр, опрос, чем болели, ломали ли руки ноги, зубы им осмотрели, волосы на вшей проверили. Вроде все хорошо.

– Теперь одевайтесь, – комплекты камуфляжа мы им приготовили, – и за мной.

В актовом зале было все село. Я сидел за столом, накрытым нарядной тряпкой, у меня была стопка паспортов, за книгой Актов сидел Буревой. Начался опрос, мы писали их биографию. Процесс затянулся, пока наконец последний пленник не поставил отпечаток пальца под надписью "С моих слов записано верно". Мои откровенно скучали, пленные бы в недоумении.

– Сегодня вы начнете новую жизнь. Вы станете гражданами... – вот черт, гражданами чего они станут, мы же не согласовали название государства?

А-а-а-а, была не была:

– Вы станете гражданами России, – мои недоуменно переглянулись, но промолчали.

– Это не только позволит вам не сидеть больше в сарае, но и даст возможность стать вольными людьми. Это записано в нашей Конституции. Пока вы являетесь зависимыми гражданами, о чем есть запись в ваших документах, – я положил руку на их паспорта, – пока воли своей вы не имеете, каждому из вас прикреплен куратор. Об этом тоже тут написано. Если хотите жить как вольные люди – должны вы выполнить все требования, согласно нашим Законам. Вот на выполнение этих требований и направьте свои силы, а кураторы вам в этом помогут. Имена ваши пусть останутся, однако мы их на свой манер будем говорить. Род вы свой потеряли, не ваша в том вина, но родовое имя быть у каждого должно, как и отчество, имя отца. Родовые имена мы вам сами сделали, отчества по нашим именам мы вам определили. Поэтому подходите по одному, кого вызывать буду, и ставьте отпечаток в книге Актов и в документах.

Наверно, пленные ожидали все что угодно, но только не такой непонятный процесс. Вон, стоят, по сторонам зыркают.

– Юхо! Теперь для нас ты Юрий, родовое имя – Рыбаков, отчество – Кукшевич, Кукша твой Куратор, – пацан недовольно посмотрел на нашего вояку, и подошел к столу.

– Веса! Ты теперь Вера Буревоевна Лодкина! Куратор – Веселина! – фамилии мы им по их рыбацкому прошлому почти всем подобрали.

Подход, макнуть палец в сажу, отпечаток раз, отпечаток два, возврат в строй.

– Сату! Сати Обеславовна Озерова! Куратор – Агна!

– Роха! Роза Добрушевна Крючкова! Куратор – Зоряна!

– Туули! Анатолий Власович Рыбкин! Куратор – Буревой!

– Лахья! Лада Сергеевна Кузнечикова, твой куратор Леда...

Дружный смех разрядил обстановку. Пленные засмущались, покраснели, особенно Лада. Вон, прильнула в Юрке своему, любовнички, блин, малолетние.

– Жить пока будете под нашим присмотром, дома мы вам выделим, два штуки. Бежать даже не думайте, тут на много дней пути никого. Присматривайтесь, обживайтесь, завтра у вас тяжелый день – начало занятий.

– Каких занятий? – Юра, самый старший, посмел задать вопрос.

– Школа у вас завтра начнется. Чтобы свободнее стать – надо научиться читать и писать. А иначе так и будете почти рабами. Это у нас так в Конституции написано. Вы ж даже прочитать не сможете, что делать надо, чтобы вольными стать.

Ребята недоуменно перешептывались.

– Кураторы! Отведите их по домам, объясните, как дальше что будет. Да Конституцию и кодексы дайте, пусть перед глазами будут, стимул так сказать.

Бедолаги в полном недоумении отправились по домам, сжимая в руках паспорта. Мы два дома для них сделали, заколотили двери запасные, ходы на чердак. Пока мы им доверять до конца не будем, каждый вечер под замок, и дежурного поставить, это отдельно мы оговорили.

С ребятами стало даже как-то веселее. Не от того, что помощи много было, а от их реакции на окружающий пейзаж. Мы весь вечер после "посвящения" обсуждали, смеясь, как они попали в дом, и какие глаза делали при этом. Юрка тот везде искал подвох, Толик к нему жался, и тоже всего боялся. А боятся было чего в нашей деревне. Один дед на тракторе, ранним утром проехавший на лесоповал чего стоил! Чуть не через стенку крепости сиганули хлопцы. Да и подвох, с их точки зрения, вполне возможен. Вот представьте, взяли тебя в плен, продержали чуть не два месяца связанным, месяц в сарае, а потом селят в хоромы царские, хоть и под замком. И вместо труда тяжелого занимаются форменными издевательствами! Заставляют значки непонятные на листочках еще более непонятных рисовать, да заучивать! Еще цифры эти! И при этом сами тем же самым занимаются чем-то постоянно!

Неделю привыкали бывшие пленные. Неделю ходили по селу, отвесив челюсть. Потом чуть привыкли, и начали задавать вопросы. Вопросов было много, и все разные. Я родственникам обозначил границы дозволенного для рассказа, поэтому часть ответов они так и не получили. Что за оружие странное? Молчание. Почему все почти одинаково одеты? Откуда столько железа? Где берете столько рыбы? Почему за то, что отлил за углом, пришлось чуть не неделю ночами яму рыть?!

Это Юрка проштрафился, и согласно Административному кодексу, попал на принудительные работы, в свободное от остальных обязанностей время. Ямы он рыл не просто так, делал траншею под водопровод во второй крепости. Мы с дедом приняли план застройки, и теперь потихоньку его начинали претворять в жизнь. Пока определили только работы по сооружению мастерских, примерный их план расположения, да тестовую систему водоснабжения, остальное просчитывали, да проектировали. Вот и направляли проштрафившихся на работы после шести вечера. Да-да, в Конституции записано, что в обычных обстоятельствах, если аврала нет, то работа до шести. Кто не проштрафился из пленных, тех запирали на ночь по домам, на отдых.

Юрка махал лопатой, кто-то из нас охранял его. Выпала такая честь и мне.

– Вот зачем я тут землю рою! Да рисунки эти делаю! Странные вы, – он утрамбовывал землю в тачку, – вроде раб я теперь, получается, а о таком не слышал рабстве.

– Ты еще много наверно чего не слышал, мал еще да глуп. Рисунки те – твой путь на свободу, если ты еще не понял.

– И как же на путь тот встать?

– А ты прочти, что там написано, и встанешь. Да паспорт свой рассмотри, и с паспортом Кукши сравни, может и дойдешь до чего.