Текст книги "Вольные стрелки (СИ)"
Автор книги: Максим Макеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
– Хозяин – барин, неволить не буду. Даже помогу может чем, ну там инструментом, или едой в дорогу, – я тоже подставил лицо солнышко, а приятно, черт побери.
– На том спасибо, будет возможность – отплачу.
– А я тебе такую возможность дам, – я улыбнулся, – поможешь нам, По-мелочи? Советом?
– А советом – чего нет? Секретов вроде я никаких не знаю...
– Да мне секреты не нужны, так, пара мыслей дельных нужна. У нас с глиной проблема. Мы кирпичи из нее делать-то научились, посуду тоже, режимы подобрали, огонь нужный, время, но как-то не та они себя ведут. Мы по-разному пробовали, но не получается таких, как я хотел. Ощущение такое, что воду в себя берут. А сильнее греем – лопаются. У нас треть считай в отходы уходит. Может, глянешь? Глаз-то у тебя наметанный...
– Я не понял, что ты там говорил, половину где-то. Но гляну, чего не глянуть. Мы добрым людям завсегда поможем, – Горшок встал с дерева, – пошли, что ли?
– Прямо сейчас? – я тоже поднялся, – Ну если время у тебя есть, то пойдем. Глаза, правда, я тебе завяжу, не обессудь.
– Да я знаю, сказывали люди, как вы свои секреты бережете, – гончар ехидно улыбнулся.
– Да мы не секреты бережем, мы провоцировать, ну, делать так, чтобы мысли дурные в голову не лезли не хотим. Народу-то много, я их всех не знаю, как себя поведут, если странное увидят – тоже непонятно.
– А у тебя много странного? – мы шли к крепости, Горшок шел за мной.
– Да хватает, – я завязал ему глаза, – пойдем, вот тут аккуратно...
Привел Горшка в нашу "Палату мер и весов". Тут у нас образцы наших экспериментов, с описанием свойств да технологии получения. Развязал Горшку глаза. Тот зажмурился после повязки от яркого света в окна. Начал ему экскурсию делать.
– Вот смотри, мы эту глину возле болота брали, два часа ее при температуре... ну средним образом прогревали. А вот эту – в два раза больше, при том же огне. По твердости эта лучше получается, первая, но размокает больше, а вторая – хрупкая, но воду не пропускает... Ты слушаешь? – я вынул голову из книги с технологиями.
Горшок стоял, пальцем задумчиво водил по стеклу. Потом перешел на полки с книгами, к полкам с образцами, камнями:
– Вот из этого поделки хорошие получаются, а вот этот если с этим вместе жарить, может медь выйти, а вот этот...
– Ты ж вроде гончар? По камни-то откуда знаешь?
– А мне отец рассказывал. Он знатный мастер по камню, у него учился, да нас в семье много было, почитай десять человек, я средний. Как подрос – пошел на сторону ума набраться, да свое дело хотел. На Ладоге не взяли в ученики-то, пришлось дальше идти, вот у гончара и очутился. Думал, поработаю еще и с глиной, да и дальше пойду, может, устроюсь.
– Вот тот камень, из которого медь получается, я вот тут нашел, но он там один был, – я достал карту, развернул на столе, – а второй – здесь был, таких много там.
– Это что за рисунок? – Горшок ткнул пальцем в значки на карте, которыми мы обозначали различные найденные камни, – а это что? А это?
– Да вон видишь номер, ну, тоже рисунок возле камня нарисован? – я показал на полку с образцами, – а вот в книге написано, каким значком обозначаем. Смотришь на карту, видишь значок, смотри в книге какой номер на образце. Ну или наоборот, ищи в образце, потом в книгу, потом на карте ищи. Все просто.
– И впрямь. Забавно! – Горшок погрузился в карту и книгу.
Так, сдается мне, эксперта по глине мы потеряли. Вон как увлекся, не оттащишь.
– А с глиной что?
– Ты какой песок брал? Глину? Сколько? Воды сколько перед лепкой? – не отрываясь от карты, Горшок засыпал меня вопросами, – А это вот, голубая линия, ручей, значит?
– Ну да, ручей, – я рылся в технологических картах, и диктовал ему пропорции.
– Смотреть надо, не пойму я по-твоему.
– Ну давай искать тогда в образцах, – я полез в подвал, доставать еще образцы, на этот раз песка и глины.
До вечера Горшок щупал песок, глину, потом еще образец воды попросил! Налил ему из чайника – мы такую в глину только, кипяченную использовали. Потом из того же чайника пили отвар, а Горшок диктовал мне пропорции. Пригодились очки с цветами, которыми мы температуру определяли. Горшок смотрел, крутил, ухмылялся, показывал мне цвет, я переписывал температуру. Закончили уже в темноте.
– Спасибо тебе! Помог, иди в столовую, я сейчас бумагу выпишу, тебя там хоть покормят. Хотя нет, сам отведу, – я протянул повязку.
По дороге Горшок спросил:
– А можно я завтра еще приду? Забавно тут у тебя все, посмотреть охота.
– Ты же вроде на волю собирался, в пампасы? – я ухмыльнулся.
– А может и туда кривая выведет, – Горшок тоже улыбнулся, – в пампасы эти твои. Камни у тебя хорошо лежат, удобно. Смотреть хорошо...
– Да смотри, в принципе, я скажу – завтра проведут тебя. Бумагу только выпишу, пропуск значит. К нашим с ним подойди, там все написано будет...
Так наладили контакт с Горшком. Тот жил в землянке, но к нам ходил каждый день, неделю. Потом пришел, с вопросами:
– У тебя камней нет под некоторые значки, значки есть – а камней нет.
– А их мы значит использовали, было у нас и такое. Только записи и остались.
– А может я сгоняю, да принесу? Только скажи что – а то не дело это, когда значок есть – а камня нет.
– Перфекционист, значит. Неделя у тебя есть, до отъезда твоего. Ты птица вольная, делай что хочешь, можешь и камни таскать. Камни.. птица вольная... – что-то на грани сознания мелькнуло, я посмотрел на Горшка.
Мужик как мужик, молодой только. Борода, глаза веселые, крепкий такой. Ему бы гитару – будет похож на... О! Точно!
– Слушай, птица вольная, про камни-то. Я так понимаю, ты к нам не пошел, потому что работа тебя не устраивает, и свободы мало? Так?
– Ну да, я ж говорил. Мне бы в поле или в лес, или вон с камнями возиться да и с глиной тоже неплохо. Были у меня мысли... – Горшок начал было говорить, но я его прервал.
– А если я тебе предложу другие условия? Не в плане лучше чем у других, не правильно это, да и не по Закону. А если на постоянной основе ходить, да камни те собирать? Геологом быть хочешь? – вот что за мысль мелькнула у меня, понял, наконец-то кого он мне напоминает! Геолога! Ну там гитара, палатка, костер...
– Вот прям ходить, да собирать?
– Ну, не только собирать, описывать еще, да свойства разные изучать. Потом на карту наносить, на рисунок тот большой.
– Так прям в лес и отпустишь? – Горшок улыбнулся, – Одного?
– Дружище, да я и других-то не держу особо. Просто задачи у них другие, да безопаснее толпой-то. А тебе такая жизнь, я смотрю, не по нутру, свободы хочешь. Ну так договоримся – я тебе инструмент, палатку, карту, припасы. Ты в поле – а потом мне доложить, что да где нашел. И тебе свобода, и мне польза. Оклад, плату месячную, положим, квартиру дам, в столовую ходить будешь, когда не в "поле", ну, не на выходе. Походил, мне отчет, тебе выходные, по количеству дней работы в лесу, делай чего хочешь. Потом опять в "поле" – красота! Ты как?
– Забавно! То есть я тебе камни собираю. да рассказываю про них. И делаю что хочу. А ты меня за то кормить будешь, – Горшок улыбнулся, – тебе с того какая выгода? Тоже камни любишь?
– Не, мне они для дела нужны. На повязку, пойдем покажу.
Привел его в дедову химическую лабораторию. Буревоя не было, он выпаривал на селитру очередную партию навоза. Мы это в лесу делали, чтобы от запаха не окочуриться. Показал горшку лабораторную посуду, кислоты да печки малые, объяснил зачем. Перешли на камни, рассказывал, как мы их обрабатываем по всякому, да чего полезное получаем.
– ... И ты мне камень принесешь, укажешь, что их там много. А мы из них бац! – и свинец получим! Или олово там, или краску какую. Вот и выгода моя.
– Забавно. Я подумаю, – Горшок нацепил повязку на голову, мол, веди меня в землянку.
Горшок выждал почти до последнего дня, да и согласился. Оклад у него такой же, как у других, только с командировочными, доплатами за полевые выходы. Но на первый выход он пойдет еще не скоро – пусть пока грамоту освоит, счет, карту, да и коллекцию наших минералов опишет, расскажет про них то, чего я не знаю. Сделали под это дело систему пропусков между крепостями, пока пропуск в неогороженную часть второй крепости и первую крепость был только у Ладимира, Держислава, Горшка. Остальные пока пусть привыкают. Польза от горшка проявилась почти сразу, он в одном из камней опознал известняк, мы его обожгли, и получили известь. А я ее аж с Ладоги тащил! Известь у нас теперь вместо цемента, да и на побелку. Реактивов деду, опять же, прибавилось. Мы Горшку за это премию обещали, после окончания испытательного срока
В крепостные после испытательного срока всех приняли за один раз, детей по родителям тоже в крепостные записали. Никакого негативного оттенка это слово тут не несло, просто означало, что они имеют право жить в крепости. Церемонию обставили с максимальной торжественностью, на Перуновом поле. Крепостные верили в традиционный для здешних мест пантеон, включая Перуна, однако в основном требы клали Ладе – покровительнице пахоты и сева, сельскохозяйственная богиня такая. Ее идол поставили третьим, в ряд. Теперь нас посредине Перун, а по обе стороны от него – Озерный Хозяин да Лада. Наша Лада ходила, задрав нос. Еще бы! Она в Москве первая невеста, да еще и имя ее соответствует богине, которая помимо прочего являлась покровительницей брака и любви. Мы подтрунивали над ней, по-свойски, девушка не обижалась. Новоявленные крепостные давали стандартную клятву-присягу, на верность России, подписывали документы, мы им справляли паспорта.
По поводу вступления в крепостные устроили праздник, совмещенный с Днем Рождения моего сына. Такое вот 22 апреля, вождь мирового пролетариата, если я не обнулил мою ветку времени своим появлением, из Мавзолея бы сбежал – народ на его день рождение празднует оформление в крепостные! Паноптикум! Вовка был общительный малый, новые люди его не пугали, да и появилась еще пара карапузов его возраста, которых умудрились сохранить родители, все веселее. Два года сынишке – болтает вовсю, хоть и не все понятно, и бегает, как угорелый, Зоряна за ним не поспевает.
Первого мая выдали получку за остаток апреля новыми деньгами. Народ удивлялся, но деньги самодельные брал. Объявили, что с нового месяца – новые условия проживания. Оплата за ЖКХ (дрова, аренда жилья, уборка, санитарный блок с баней и стиральными машинами, и прочее), за столовую, вычеты за порченный инструмент, невыполненный план, штрафы всякие – все это я уже описывал ранее. Народ пошумел немного, перешли к пряникам. Заработать больше можно. Первое – это участие в восстановлении леса с Буревоем, уход за его саженцами и их посадка. За это полагалось двадцать копеек за четырехчасовую смену. Перевыполнить план – это штраф, у нас крепость не резиновая, они бревен натаскают, те сгниют, и чего делать? Освоение грамоты и счета – доплата. В зависимости от уровня, до двух рублей в месяц на работающего. Если ребенок от семи до шестнадцать лет – его в школу, младше – детский сад. Под это дело у нас столовая, утром покормят всех – лавки и столы на попа, и вот вам детский сад, совмещенный со школой. Успехи в школе– прибыток родителям. В зависимости от оценок, по двадцать копеек за каждый бал выше тройки. Мужики поглаживали новые тряпичные ремни, строго смотрели на подростков, примерялись, значит, осуществлять при их нерадивости педагогическое воздействие. Дети приуныли, кончилась халява. Правда, у них еще есть время подышать вольной жизнью, до первого сентября, тогда учеба основная начнется.
За детсад и школу полагалась плата, в виде налога. Да и на военную защиту тоже, на медицину, Смеяна и Роза у нас за фельдшеров, на них и огород аптекарский. На административные функции, бумагу, канцелярию, фото – тоже небольшая плата. При нехватке наличности – формировался долг, который добавлялся к основному, тому, который я им еще в лагере насчитал. Плюс отпуск, плюс – выходные, плюс – возможность выхода на пенсию, теоретическая, мы это еще не просчитывали. У нас из пенсионеров потенциальных – Ладимир да Буревой, оба еще крепкие мужики, таких попытаешься выгнать на пенсию – обидятся. Отдельным заработком были рацпредложения, если что полезное человек знает, да донести до нас сможет
Получался у нас такой себе социализм – все работают согласно выданным заданиям, получают зарплату, результаты труда мы разделяем согласно нашим представлениям о потребностях, и наличию денежных знаков у потребителей.
Вместо коммунизма же впереди маячит выход в вольное сословие, переход в гражданство. Мы пока такую систему опробуем, а там может поменяем что, я пока слабо представляю последствия такой жизни общества и эффективность такой работы.
Первый месяц крепостные притирались к новой социальной структуре. Появились скандалы, штрафы, награждения непричастных и наказания невиновных. Первым залетел лесоруб, на утреннем медосмотре наши фельдшеры, Смеяна с Розой, обнаружили у него сбитые мозоли на руках, и не допустили к работе, еще и бригадира-начальника оштрафовали. У нас как у водителей в мое время, после завтрака – к врачу, тот допуск дает. Лесоруб давай орать, начальник в унисон ему. Девчонки, особенно Смеяна, за словом в карман не полезли, тоже поорали, да Конституцию достали. Там русским по белому написано, что главный у нас – это человек. А значит, пренебрежение его здоровьем его является нарушением Закона. А за это срок, вон, один уже за такое воет целыми днями:
– А на вышке мая-я-я-я-ячит очумелый чекист! – это Святослав выводил, я его научил песням блатным, ради смеха. Тот слов половину не понимал, но пел часто, заскучал дядька.
Под таким соусом мужики проблему не рассматривали, притихли, день работы мы им не засчитали, вечерами они теперь территорию убирать три дня будут, как руки в порядок придут. Дисциплина чуть поднялась, а в фельдшерском пункте санитарного блока появилась Конституция в рамке, для напоминания, значит, что не блажь это, а требования главного Закона. А вообще народ работал от души. Инструмент исправный, людей валом, снабжение – на уровне, семья накормлена-одета-обута, чего не работать? Запасы наши при этом стремительно таяли, скоро надо будет за рыбой плыть, а то не то что голод появится, но дефицит продуктов точно.
На учет денег, ресурсов, расчеты с крепостными посадили Леду. Она у нас барышня строгая, у нее не забалуешь. Да и счет хорошо освоила. Частенько поначалу мужики с ней ругались, потом начали уважать, за твердый характер, стойкость, и ум живой. Те расчеты, которые она проводила, тут недоступны практически все крепостным, как тут не уважать. Входили в ее конторку, что сделали в санитарном блоке, теперь только сняв шапку, и бочком-бочком-бочком...
Я стоял на водонапорной башне вечером, и наблюдал за жизнью нашего городка. Чувство присутствия в тюрьме, ну или в колонии, многократно усиливалось. Бараки в ряд, колючка вдоль забора, колонна лесорубов с заунывными песнями, но бодренько при этом, направляется с работ в бараки. В одинаковой одежде, фуфайках, с инструментами на плечами. Да еще и заключенный наш выводит на половину крепости что-то про то, что "На серебристой Колыме мы не скучаем по тюрьме...". Жуть, зачем только научил. Надо их другим песням учить, а то настроение ни к черту от такого...
– Маруся! От счастья слезы льет! – вечерние занятия с мужиками принесли свои плоды, на утро дело пошло веселее, – Как гусли, душа ее поет!...
Любование колонной, следующей на лесоповал, прервал крик дозорного:
– Лодка! Маленькая! Странная! – Обеслав бы без повода кричать не стал, рассудил я, и пошел посмотреть на лодку ту.
В лодке был один человек, управлял ей на манер байдарки. Человек внимательно осматривал каждую кочку, пригорок, прислушивался к звукам, застывал, и двигался дальше. Действительно, странно. Взял Кукшу, вооружились, пошли посмотреть, что происходит. Лодка меж тем сунулась к нашему передвижному защитному сооружению у входа в заводь, и мужик начал бодренько пробираться через кусты. Вот те раз! Это что еще за сталкер тут завелся? Пошли к воротам, вышли за пределы крепости.
Мужик стоял и смотрел на стены и колючку, нас пока не увидел, мы тихо старались.
– Уважаемый! Чего надо-то?
Мужик обернулся, увидел меня, заулыбался:
– Ну вот, нашел! – произнес он довольно... и рухнул на землю.
Подбежали, перевернули его лицом к свету. Мужик легкий, как пушинка, худой, оборванный. На свету разглядели – Лис...
– ... Когда мор пошел, – Лис уплетал за обе щеки бульон, – у нас на Ладоге спокойно было. Первый год пускать всех перестали, так и спаслись. На второй год вроде лучше стало, торговля малость пошла, ну и мор с ней. Волк слег, половина его дружины – тоже. Да и я в горячке метался. Брат помер, много еще людей полегло, меня миновало. Встал только по весне, считай. Семья брата уже ушла к родичам, кто выжил. А в детинце новый хозяин – Рюрик из Полоцка пришел, как реки вскрылись. Пришли, да и подмяли под себя все.
Лис откинулся, не в силах больше продолжать насыщение, и продолжил:
– Я было к нему сунулся, в помощники, но у него свои уже есть. На Ладоге потом пытался устроиться, да из дома меня поперли, изба-то к детинцу относилась, как на ноги встал, попросили освободить. Новая метла по новому метет...
– И что ж ты, не накопил добра за эти годы? – я налил ему отвара, вроде целебного он у нас, для укрепления здоровья.
– Да какое там добро! – Лис горестно махнул рукой, – Все в Ладогу вкладывал, лодки, стены, торг, сам жил под братом. А его не стало, и я вроде как не нужен уже. Дружина его, кто остался, к Рюрику пошли, я их не виню, он воин справный. В Новгороде замятня....
– А там чего? – я помнил, что Святослав говорил, что Гостомысла больше нет, но подробней не расспросил, не до того было.
– А Гостомысла не стало, и наследника у него нет. Кто главный теперь – неясно. Вот и спорят там, да за оружие бывает хватаются. Рюрик-то не просто так пришел, я народ поспрашивал. Он на Ладоге сел, себе людей собирает, чтобы тоже к Новгороду пойти, в замятне поучаствовать. Может, повезет, да сам и сядет там. А я собрал припасы, да и рванул тебя искать. Больше-то некуда особо, я пока на Ладоге был многим на хвост наступил...
– А искал как? – Обеслав, который тоже знал шапочно Лиса, подлил тому отвара погорячее.
– Ну мы когда границу определяли с тобой, чтобы друг другу дорогу не переходить, уж сильно ты в речку ту, Свирь вцепился, – на измученном, худющем лице Лиса появилась знакомая хитрая улыбка, – вот я и подумал, с чего вдруг? Знать, на севере ты живешь, раз так карту рисовал да землю за речкой этой отстаивал. Вот и пошел на лодке, тебя искать.
– И долго ты шел, мил человек? – Буревой тоже участвовал в разговоре.
– Да месяц почитай как вышел, – Лис облокотился на стену предбанника, мы в бане сидели, – не подумал только, что народу тут мало после мора, хотел за серебро еду брать, было чутка, да никого нет, кто продал бы. Вот чуть и не околел. Хорошо, дойти успел. Примешь меня, Сергей, а?
– Да не вопрос! Ты мужик с головой, а такие нам нужны. Сейчас отдыхай, а по утру документы справим, паспорт, медкарту, чтобы как у людей.
– Не понял я ничего, но то воля твоя, делай как знаешь, – Лиса начало клониться в сон.
– А Торир был у вас? Давно ли? – Кукша растормошил почти заснувшего мужика.
– Давно, позапрошлой осенью. Дочка у него слегла, так и пошел домой с ней... – Лис вырубился.
Я приобнял пасынка за плечи:
– Погоди горевать Кукша, ничего не ясно. Может, перекантуется Торир, переболеет Сигни, да с придет еще.
Парень сидел мрачный, процедил сквозь зубы только:
– Буду ждать...
Появление Лиса не наделало переполоху. Он по утру вышел из дома, где мы его положили, скелет кожей обтянутый, в одном нательном, отпустил пару комплиментов Леде, проходящей мимо, получил на орехи от Смеяны, за то что раздетый шляется, и был загнан в дом, лупая удивленными глазами. Мелкая его чуть не затолкала туда, да еще так смело, что он и не подумал сопротивляться. Я уже ему разъяснил что по медицине и здоровью она тут главная, да помощница ее, Роза, даже я ей подчиняюсь. Лис только повздыхал, что мол и на Ладоге так надо было, может, и мор бы стороной прошел. Вышел уже одетый, я его повел на экскурсию. Показал первую крепость, во вторую потом пойдем, мастерские наши, дома, он их рассмотреть не успел. В оживающих глазах Лиса начали крутиться денежные знаки. Такого богатства, да в таком количестве, да так утилитарно используемого, он еще не видел. Ходил и охал.
– Я на лесоповале! Сотни пил затупил! И под шепот кандальный по ночам...
– Это что еще! – Лис прислушался к вою нашего заключенного.
– А это Святослав, он у нас сидит. Завтра по УДО отпускать будем.
– Че-е-его? Где он сидит? Куда пускать?
– Залетел по сто сорок второй, прокурор трояк влепить хотел, да адвокат вытащил. Теперь чалится, на нарах, первая ходка у него случилась, – я дурковал на том жаргоне, которое считал "феней".
– В темной сидит? Да поет!?
– Ну почему в темной? Вполне себе светлой! Небо в клеточку, одежка в полосочку, – я повел его в "турму".
– Кругом тайга-а-а-а, а бурые медве-е-е-еди, осатанели, стало быть весна-а-а-а-аааа! – надрывался Святослав, когда мы вошли, – Начальник! Вышел срок! Завтра отпускать меня будешь!
Эта пикировка да жаргон зародилась сама собой, в процессе нашего общения. Ради юмора прикалывались, тем более что Святослав сидит в абсолютно санаторных условиях.
– Вот, видишь, чалится, – я ткнул в Святослава, протянул ему руку, мы поздоровались, – Здорова, арестант!
– И тебе не хворать, начальник!
– О! Так ты же сын Мечислава Большого! Святослав! – Лис внимательно осмотрел пленника, – Ты к нам на торг на Ладогу ходил, с пушниной.
– Лис!? А ты как тут? – Святослав скорчил хитрую рожу, – небось, тоже прокурор дело шьет?
– Не, я сам... – Лис хлопал глазами.
Мы посмеялись, пояснили Лису над чем, тот шутку понял, нормальный мужик. Посидели на троих пообщались, Святослав с нами через решетку беседу вел. Прояснили международное положение, собрали данные от всех, кто был хоть немного в курсе. Оставил Святослава "чалиться" дальше, до утра. Уходили мы под вой про то, как он "... вольняшкой вернусь на материк". Вот же память у мужика, даже слова незнакомые не мешают запоминать чуть не налету тексты! И ведь только пару раз спел, когда настойки втихаря по паре рюмок пропустили с заключенным, по поводу день рождения Вовки и перехода его людей в крепостные.
– Как там арестант? Все надрывается? – дед на тракторе подъехал к нам.
– Ага. А ты чего? Куда машину ведешь?
– Да хочу лодку рыбацкую чуть переставить, подлатать ее надо. Вот и еду.
– А большой чего не взял?
– Не готов еще, Обеслав доделывает, с Юркой и Кукшей. Там только собрать...
Лис стоит в шоке, рассматривает наш "паропанковый" трактор. Я только улыбнулся про себя – о сколько ему еще открытий чудный предстоит!
Учитывая количество пашни, которое мы запланировали на этот год, и количество водителей тракторов, пришлось делать более сильные машины. Соединили два паровых двигателя, почти тридцать лошадей получилось. Раму укреплять пришлось, перепроектировать много, да запас дров оставить тот же, что и на старом тракторе. Иначе сильно перегруженной машина получалась. Но для пополнения сделали более удобный механизм, через вал отбора мощности. Подъехал, зацепился специальным крюком за короб с дровами, и едешь дальше. Короба с дровами по полю расставим, да и можно спокойно работать. Крепостным пока трактор сильно не показывали, нечего их раньше времени пугать. А вот взгляды заинтересованные по поводу того, как огромную по местным меркам пашню поднимать, я на себе ловил, как и вопросы скользкие.
– Лис, пойдем... Лис! – гость с Ладоги стоял, уронив челюсть на землю.
–Ты чего? Челюсть подбери-то, а то земли наглотаешься, – я усмехнулся.
– А как он сам-то... идет... железный!... – у человека культурный шок.
– Да ты не спеши удивляться, еще не то увидишь.
В подтверждение моих слов прибежал Добруш, сказал, что паспорт готов для Лиса, надо только фото сделать. Фото привело мужика в полную прострацию, он нас даже в колдунстве заподозрил, но не в злом, а так, среднем. Мы поржали, мол, привыкай, новоявленный гражданин России, тебе еще винтовку осваивать, как вольному стрелку.
На следующий день у нас был процесс освобождения из места лишения свободы Святослава. Наши все радовались, поднадоел он песнями своими. Оформили бумаги, вернули одежду, и повели на встречу со бывшими его людьми. Оружие его и доспехи пошли в счет уплаты долга за нанесенный ущерб. Святослав таким образом у нас получался человек вольный. Захочет, в крепостные запишется, захочет – дальше с сыном пойдет. Не хотелось мужика неволить, хороший он человек, пусть сам решает.
Встреча с людьми у Святослава вышла бурная. Народ откровенно радовался, да с уважением в ноги кланялся. Мол, довел до нового места, как и обещал, и даже больше – вон как жизнь наладилась. Ладимир толкнул речь. Из нее выходило, что храбрый и мужественный Святослав спас всех, но только вот слегка оступился, за что и постигла его кара суровая. Но старался-то он за общество все, и теперь они ему благодарны, выходит, практически за всех он отсидел, грудью своей народ свой прикрыл. Я от такого аж присел. По речи Ладимира получается, что посадил я по статье уголовной политического заключенного, борца за народное счастье и вообще, хорошего человека. Процесс-то закрытый был, особо никто подробностей не знает. И я тут таким злюкой вышел, который хорошего человека, но малость запутавшегося, практически, под монастырь подвел. Вон народ как смотреть на меня начал, недобро. Святослав, к чести, речь ответную по другому построил. Сказал что сам перегнул палку, и правильно сделали, что его посадили, было время подумать над своим поведением, да осознать вину. Вину он свою видел в том, что вместо переговоров окрысился на нас сразу, да нормальных людей не разглядел, через пелену черную, которой взор его затянут был. Народ на меня посмотрел уже умиротворенно, спокойно, простили. Бывший ЗК добавил, что Закон суров, но это Закон, и лучше по нему жить, чем без него, и призвал чтить Уголовный кодекс. Дисциплина после его речи, кстати, поднялась, люди как-то ответственней стали, что ли.
А дальнейшие события были забавные. Я предложил Святославу судьбу свою решать самому, как быть и как жить дальше. Тот кивнул, и спросил насчет ЗАГСа. Я думал он за паспортом, в граждане оформляться. Оказалось – заявление подать. У меня челюсть с хрустом рухнула на землю. Лис еще, гад такой, вернул мне мою подколку:
– Ты бы это, челюсть бы подобрал, что ли, – и лыбится, гад.
Я подобрал, осмотрел родственников. Все лыбятся, одна Агна красная, как свекла. Понятно. Тюремный роман, значит у них. А я все думаю, чего только она ему еду носит, да одежду стирает с бельем. Она же ему про ЗАГС и рассказала, в тайне от меня. Остальные, видать, или сообразили, или догадывались, один я как белка в колесе крутился, ничего не подозревал. И супруга тоже хороша, ничего не сказала. Погрозил шутейно Зоряне кулаком, та с усмешкой пожала плечами. Мол, жизнь-то идет, чего ты хотел? Повел Святослава оформлять паспорт. По нашим Законам если вольный или вольная замуж возьмет кого из другого сословия, тот гражданином становится. Я надеюсь, такой проблемы тут не будет, и все будут счастливы. Выбор Святослава я понимал, Агна у нас бойкая, с мягким характером, жалостливая, ему сейчас только такая и нужна после всего пережитого.
Свадьба была через пару недель, да на улице. Не помещались мы уже в актовом зале. Со стороны Святослава были вояки его, с семьями, сын, да Ладимир. Ну и мы всем родом, и Лисом в нагрузку. Пока платье сшили, пока подарков наделали, как раз две недели прошло. Фамилию мужа Агна брать наотрез отказалась, пришлось писать двойную. Теперь у нас она и дети ее Игнатьевы-Большие, как и Держислав со Святославом. Он решил так показать серьезность намерений. Святослав тоже удивлялся всему у нас, но Агна ему рассказывала и показывала, да подробно все, поэтому фотоальбом в подарок на свадьбу его не сильно удивил, видел уже он фотки у нас, да и паспорте его была.
После свадьбы начался сев. Провели отдельный, очень серьезный инструктаж на момент "не орать, богов не звать, в лес не бежать, ничего не бояться, под колеса не лезть". И вывели на пахоту трактора. Народ прозрел окончательно, шепотки про колдовство пошли. Заставлял их в качестве работы кормить трактор дровами – вроде полегчало. Ведь если зверь, хоть и железный, с руки у тебя ест да пьет, воду они тоже лили, значит, не такой страшный это зверь. Навроде коня, только из железа. Тот тоже копытом может двинуть, ну а этот – колесами. На тракторах работали Буревой и Обеслав, я занимался новым для себя делом. Медициной.
Разговоры о моровом поветрии запали в душу сильно, не хотелось бы таких событий у нас. Гигиена поддерживалась драконовскими методами, нормы питания и одежды, системы отопления не давали ослабить организм. Но если грипп вот такой придет, как на Ладогу, тогда что делать? А делать я хотел микроскоп. А как по другому исследовать действие различных веществ на бактерии и микробы? Сидел да линзы шлифовал, да параллельно читал лекцию нашим фельдшерам. Из наиболее осуществимых проектов фармацевтики, не считая трав, я видел йод, он вроде в водорослях есть, да в капусте морской, в мое время так говорили. А вот на будущее – нужны антибиотики. Для них – плесень. А еще – мыши, или другие мелкие зверушки, для опытов. Об этом и рассказывал девчонкам. Те записывали, серьезно к делу относились, да еще и рассказов наслушались о прошедшей эпидемии. Хорошим это стимулом оказалось, крепко за дело взялись.
Микроскоп получился. Не с первого раза, но разглядеть в него в капле воды мелких животных передвигающихся было можно, правда, без особых подробностей. Теперь дело только за качеством материалов – линз, винтов, да зеркал. Первый микроскоп поставили в фельдшерском пункте, да показывали всем приходящим на медосмотр. Удивленные люди наблюдали за тем, как Смеяна берет каплю озерной воды, капает на предметное стеклышко, смотрели на кишащую жизнь в ней под микроскопом, и начинали чесать репу. По Москве прокатился бум чистоты. Ощущение было, что вылизали даже стены в бараках. Под требования чистоты народ требовал воды – пришлось в бараки проводить водопровод да ставить фильтры. Слава Перуну, сырую воду хоть теперь не пьют, да гадят строго в отведенных местах.
А вот с плесенью дело не шло. Девчонки какую только не выращивали в бульоне, Буревой как не пытался извлечь лекарство, пенициллин вроде его называли, но ничего пока не получалось. Вытяжки и растворы не оказывали эффекта на микробов в воде, а те что оказывали – убивали полевых мышей, которых мы для опытов наловили. Мои чуть бунт не подняли, мол, бесполезно все, но я отправлял их слушать рассказы крепостных, к Лису, про Ладогу ополовиненную слушать, и народ молча принимался за дело. Никому не хотелось хоронить близких, или сжигать их на костре. Я помочь тоже ничем не мог – знал только анекдот исторический, как плесень ту мужик из Британии в США на собственном пальто привез, весь зеленый приехал.
