Текст книги "Сумеречный клинок"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

«Нет, не бывает», – понял в то утро Сандер.

Чудеса случаются, но воспитанницы сиротских приютов не дерутся на ножах, словно портовые бандиты, и не мешают зелий, подобно колдуньям-травницам из Старых графств. Всему на свете положен предел, чудесам тоже.

«Чего я не знаю? О чем должен был спросить?»

В последние дни Тина казалась ему куда привлекательнее, чем раньше. Возможно, все дело было в условном одиночестве странника в пути, но временами он ловил себя на том, что любуется ее волосами цвета осени или раскосыми миндалевидными глазами. О нет, он и на мгновение не потерял рассудка, и спроси его кто-нибудь, хороша ли девушка, ответил бы не задумываясь: нет, сударь, не красавица. Но взгляд ее глаз завораживал, а улыбка временами заставляла сердце Керста буквально рваться из груди.

«Она…»

Она была таинственна и непознаваема, словно высокие небеса или воды глубин. Она находила дорогу там, где пасовал даже ди Крей, шедший по этим землям как по своему саду. Она не ведала страха и не знала усталости, мешала зелья и добывала мясо самыми причудливыми образами, о каких Сандер мог помыслить. И она, кажется, продолжала расти. Во всяком случае, взглянув на нее однажды утром, Керст обнаружил, что мальчишеский кафтанчик, который по-прежнему носила Тина, туго натянут на ее явно пополневшей груди, а макушка девушки оказалась в этот день уже не чуть выше плеча Сандера Керста, а на уровне его уха.

«Шесть футов без дюйма…» – с ужасом понял он и больше в этот день не любовался ни ее взглядом, ни цветом ее волос.

6

– А девочка-то наша, ты заметил, как подросла? – Иногда Ремт переставал нести околесицу и начинал говорить серьезно, но было ли это лучше или хуже, сказать с определенностью нельзя. Во всяком случае, Виктор для себя этого пока не решил. Мастер Сюртук ему нравился, и ди Крей отнюдь не жалел, что выручил тогда Ремта из «Заемной лавки Карнака». Другое дело, что и тогда, и тем более теперь он ни в грош не ставил душещипательную историю, выданную мастером Сюртуком в ту памятную ночь. Он вообще сомневался, что Ремт рассказал про себя – свою природу и происхождение – хоть слово правды. Но Виктор ничего такого и не ожидал, он вполне представлял, с кем имеет дело. Однако и с практической, и с метафизической точки зрения – напарник из Ремта был хоть куда. С ним оказалось гораздо лучше, чем без него, и он не представлял для Виктора опасности, что, согласитесь, совсем немаловажно в горах Подковы.

– А девочка-то наша, ты заметил, как подросла? – спросил Сюртук, протискиваясь сквозь неровную щель между двумя скалами.

– Заметил, – ответил ди Крей. – Растет девочка.

– И не только растет.

– Ну, это когда как, – возразил ди Крей, пробираясь вслед за Ремтом через узость и далее вверх по осыпи. – Откуда нам знать, может, у нее и раньше такое случалось.

– Не думаю. – Ремт поднялся к деревьям, росшим на краю распадка, и остановился, дожидаясь Виктора. – Она бы знала. Кто-нибудь наверняка ей бы об этом уже сказал, а она знать не знает и ведать не ведает.

– Возможно, – согласился ди Крей. – Далеко еще?

– Да нет! Близко уже… Как сутяга наш давеча на нее зенки пялил, заметил? Чуть весь на слюну, бедолага, не изошел.

– Видел, не видел… К чему ты клонишь?

– Сказать тебе, у кого такое случается?

– У меня на руках пальцев не хватит – загибать.

– Тоже верно, – не стал спорить Ремт. – Но, согласись, есть в этом что-то эдакое, а?

– Фея, например, ручная… – предположил ди Крей, которому и самому хотелось знать, что тут не так.

– А, ты тоже подумал?! – оживился Сюртук. – Верно-верно! Все одно к одному: и «фейная поляна»,и травки да корешки, и блеск в очах…

– Про поляну давно знаешь? – поинтересовался ди Крей.

– Сразу сообразил, – не стал крутить Ремт. – У нее кожа светилась. Не сильно, но для меня достаточно, и в глазах еще этот их фейный блеск! Что она там пила?

– Подслушивал?

– Упаси боже! Видел, как разговариваете, прикинул, о чем…

– Росу с листьев серебрянки из голубого наперстника…

– Час от часу легче, это же такая диковина, что и не объяснишь! Одни не знают, другие – не поверят…

– Вот и я думал – сказка, – пожал плечами ди Крей, у которого, однако, сидело в душе, словно заноза, нехорошее чувство, что сам он когда-то знал про все эти фейныештучки гораздо больше, чем теперь, и не относился к ним тогда как к сказке. Отнюдь нет.

– Нет, – мотнул головой Ремт. – Не сказка, но редкость невероятная, как же она…

– Фея помогла?

– Да, пожалуй! Если фея, то это многое объясняет…

Они прошли под деревьями, перебрались еще через две осыпи и маленький, но быстрый ручей. Все это время говорить было невозможно: или шум ручья заглушал голоса, или ветер, буквально флейтой свиставший в кронах. Наконец они миновали еще одну крошечную рощицу и вышли на край глубокого ущелья.

– Пришли! – Ремт остановился в тени группы деревьев и кивнул вниз: – Смотри!

– Н-да…

Смеркалось, и черные тени уже сгустились в складках местности, в расщелинах, между валунами. В зевах пещер и фгротов. Однако света все еще хватало, во всяком случае, ди Крей вполне рассмотрел идущих по дну ущелья людей. Не узнать воинскую колонну было невозможно, но Виктор приметил не только оружие.

– Фрамы? – спросил он не без удивления.

– Несомненно! – подтвердил Ремт. – Полагаю, это уже как минимум третий отряд, и все они идут на юг.

– Собрались воевать Наздер?

– Возможно, – кивнул Сюртук. – Вчера ночью я видел чуть восточнее разведчиков-мерков.

– Почему же ничего не сказал?

– Мы шли в разные стороны, и это было не актуально, зато теперь…

– Да, если это война, то мы попали из огня да в полымя. Фрамы, конечно, не троебожцы, но иди знай, что им придет в голову во время военной кампании?

– Мерки еще хуже, – со вздохом согласился Ремт. – По идее, надо уходить на северо-запад, но это еще более трудный и долгий путь, чем тот, что мы планировали. Без припасов и теплой одежды нам не пройти ни через Холодное плато, ни через перевалы Узкого места.

– Надо рассказать им правду и объяснить, что к чему, – вздохнул ди Крей. Даже он и даже в одиночку не решился бы в нынешних обстоятельствах на любой из этих маршрутов. Но и юго-западный проход – дорога через ущелья Каскада – был теперь закрыт. Война – война и есть.

7

– Не хотелось бы вас пугать…

– Считайте, что уже напугали. – Адель шевельнула плечами и села на камень. – Рассказывайте!

– Мы не можем более двигаться вперед. – Ди Крей присел на корточки и обвел взглядом своих спутников. Выглядели компаньоны неважно: устали, ободрались, да и ели в последнее время нерегулярно и редко – досыта.

– Уточните диспозицию, – предложила дама аллер’Рипп.

Эта женщина ему нравилась, но отнюдь не как женщина, если вы понимаете, о чем речь. Она подходила ему в качестве друга или приятеля, спутника, наконец. Но ему трудно было представить ее в постели, хотя он и отдавал должное ее весьма впечатляющим достоинствам.

– Судя по всему, в горах началась война, – объяснил Виктор. – Подробности, само собой, мне неизвестны, но воюют фрамы с мерками.

– В чем суть проблемы? – нетерпеливо вмешался в разговор Керст, он явно был неприятно поражен новостью о войне.

– Ну… – Виктор прикинул, как бы лучше описать сложившуюся ситуацию, но на помощь ему пришла Адель.

– Мерки – дикари, – сказала она. – Охотники и скотоводы с соответствующей культурой и навыками общения с окружающими народами. В мирное время с ними можно сосуществовать, разумеется, имея на поясе меч, а за плечом лук. В военное… Боюсь, в военное время они способны буквально на все. Ну а фрамы, хоть они и возделывают землю и умелы в самых разнообразных ремеслах, фрамы – полукровки людей и гномов, и ничего хорошего – уж поверьте – из этой смеси не получилось. К тому же они упертые язычники, как, впрочем, и мерки. И если эти скоты собрались воевать, то путь на юг и юго-запад закрыт, и более того, нам следует как можно быстрее уносить отсюда ноги.

– На северо-запад? – спросил Ремт.

– Боже упаси! – всплеснула руками дама Адель. – Без теплой одежды и припасов нам в высокогорье делать нечего, легче и быстрее самоубиться здесь.

– Что же нам делать? – подала голос молчавшая до сих пор Тина.

– Возвращаться в Аль, – мрачно отрезала Адель аллер’Рипп.

– Но…

– Нам не пройти через горы, девочка, – чуть мягче сказала Адель. – Мне очень жаль, но лучше попытаться вернуться и переждать зиму в городе. А там, глядишь, все еще и наладится. Весной откроется навигация, и твой отец, будем надеяться…

– Это невозможно! – к удивлению Виктора, в голосе Сандера зазвучала та самая сталь, что и при первой их встрече. – Мы обязаны попасть в Ландскруну до Перелома. Утром тридцать первого студня мы должны быть в городе!

– Вы же слышали, – «растерянно» улыбнулся Ремт. – Это невозможно. Война! Потоп! И лютые враги, желающие нашей погибели!

– Нет такого слова «невозможно»!

«Даже так? Кто же ты такой, парень? И что, черт возьми, ведет тебя в самое пекло?»

– Объяснитесь, сударь! – сказал ди Крей вслух. – Требуя от нас идти на такой непозволительный риск, вы, по крайней мере, должны объявить, какова причина этого безрассудства!

– Господа! – Адель махнула рукой Керсту и повернулась к Виктору. – Если позволите, я объясню, в чем причина нашего путешествия.

– Итак? – Ди Крей был уверен: что бы ни сказала теперь эта женщина, его планы не изменятся. Им всем следовало незамедлительно идти на север, возможно даже, забирая несколько к западу, но все же именно на север, и только туда, чтобы позже – дней через пять-шесть – свернуть к востоку и вернуться в Аль, избегая при этом наиболее опасных мест, вроде города троебожцев – Мельничной заимки. Достаточно и того, что в их маленьком отряде каждый себе на уме и что по следам компаньонов идет Повелитель полуночи.Испытывать судьбу в самоубийственных экзерсисах, маршируя через охваченные зимой высокогорные районы или сквозь долины, объятые пламенем междоусобной войны, представлялось откровенным безумием.

– Мы вышли в путь, чтобы помочь Тине обрести свою судьбу, – тяжело вздохнув, начала свой рассказ Адель. – Вернуть себе имя и положение, отнятые у нее по людской прихоти…

«Вот как! И кто же эти люди?»

– В Ландскруне Тину ожидает имперский граф Гвидо ди Рёйтер, ее отец. Однако состояние его здоровья таково, что он может и не дождаться возвращения дочери. В этом случае он не сможет признать Тину своей наследницей, и, значит, она останется Тиной Ферен, воспитанницей приюта для дев-компаньонок, и никогда не станет графиней ди Рёйтер. К сожалению, законы империи не позволяют в этом случае заочную процедуру передачи прав. Мэтр Керст исполняет волю графа, вернее, исполнял до сегодняшнего дня и делал это с честью, достоинством и мужеством, каких трудно ожидать от обычного стряпчего. Я тоже была готова рискнуть кое-чем ради будущности своей воспитанницы. Согласитесь, не каждый день можно встретить среди брошенных на произвол судьбы сироток дочь баронессы и графа. Однако всему есть предел, есть он и у моего мужества, в чем я не стесняюсь теперь признаться. Наш поход окончен, господа. Прости, Тина, но нам следует вернуться назад.

«Замысловато, но, помилуй меня бог, если это вся правда!»– так подумал ди Крей и, разумеется, не ошибся.

– Тут что-то не так, – нарушил наступившее неловкое молчание Ремт. – Я, конечно, всего лишь проводник, а не доктор права, но, сдается мне, в империи нет такого закона. С каких это пор наследование титула и состояния зависят от личного присутствия наследника? Звучит неумно, что, впрочем, не означает, что это факт. Однако мне доподлинно известны как минимум четыре случая, когда титул передавался именно что заочно. И в одном из них речь вообще шла об усыновлении.

– Это правда? – нахмурилась Адель, оборачиваясь к Керсту.

– В какой-то мере.

– В какой?

– В известной…

– Не играйте словами, мэтр Керст. Отвечайте прямо, вы солгали?

– Да.

– Но зачем? – вскрикнула Тина.

– Молчите! – Керст встал и обвел всех присутствующих долгим тяжелым взглядом. – Да, я солгал, но сделал это во благо, а не во зло. Выслушайте меня, и если кто-нибудь посмеет осудить меня после всего услышанного, пусть нас рассудит смерть!

– Красиво сказано, черт возьми! – ухмыльнулся Ремт.

– Смейтесь сколько угодно, мастер Сюртук, но посмотрите, будет вам до смеха, когда я закончу свои объяснения.

– Говорите! – потребовала Ада аллер’Рипп.

– Мастер Сюртук прав, – холодно усмехнулся в ответ Сандер Керст. – Имперские законы не запрещают заочной передачи прав, если только права заявлены вовремя и в полном соответствии с законом. Вы следите за моей мыслью?

– Продолжайте, – предложил ди Крей, которому показалось, что он уже понял смысл интриги.

– Граф ди Рёйтер – реально существующий человек и действительно готов отдать богу душу в любой момент быстротекущего времени. Он клиент адвокатской конторы «Линт, Линт и Популар», в которой я имел честь служить до моего, скажем так, более чем поспешного отъезда из Ландскруны. Я вел дела графа, оттого и знаю о нем достаточно, чтобы сочинить историю о его мнимом отцовстве.

– А на самом деле? – подалась вперед Тина.

– Вы не имеете к нему ровным счетом никакого отношения.

– Но зачем?! – Это был голос Адель.

– Затем, что одна история о наследовании способна хорошо замаскировать другую.

– Что вы имеете в виду?

– Среди бумаг моих хозяев, а их у Линта, Линта и Популара огромное множество, имеется особый небольшой архив, сохраняемый и, следует заметить, охраняемый с особым тщанием. Работая в конторе в течение семи лет и зарекомендовав себя в глазах моих нанимателей человеком порядочным и ответственным, я получил наконец доступ к делам, хранящимся в каменной комнате без окон за обитой железом, словно в банковском подвале, дверью. Поверьте, там скрыты такие секреты империи, что я был бы последним дураком и форменным самоубийцей, заикнись только вслух о подобного рода вещах. Там я и обнаружил – совершенно случайно, разумеется, поскольку не знал тогда, как сложатся в дальнейшем обстоятельства, – бумаги семьи Фокко. Герцоги Фокко еще два поколения назад были сильным и значимым родом, с ними считались даже Верны.

– Это так, – кивнул ди Крей, даже не отдавая себе отчета в том, что впервые со дня своего странного «воскресения» ни разу не совершил бесконтрольного поступка. Этот был первый, но и то сказать, сейчас Виктор отчетливо вспомнил историю дома Фокко. Другой вопрос, откуда он ее знал, но на вопросы такого рода ответов зачастую не существовало.

– Нынешняя герцогиня бездетна, и у нее нет других близких родственников, которые бы однозначно – в соответствии с законом – ей наследовали. Мне не хотелось бы вдаваться в личные тайны герцогини, но она получила титул при весьма сомнительных обстоятельствах, и ее положение, откройся правда об этих обстоятельствах, оказалось бы весьма затруднительным. Разумеется, это эвфемизм, но, конечно же, я не открою вам правды о всех тех грехах, что лежат на совести герцогини. Тем не менее отмечу, что герцогиня была кровно заинтересована в том, чтобы некоторые факты не получили огласки. Например, тот факт, что у младшего – и ныне давно покойного – сына герцога Миеса Фокко, правившего до герцогини Амалии и даже еще до ее предшественника – Федора, имеется родная и вполне законнорожденная дочь. Ваш отец, Тина, Захария Фокко был обвенчан с вашей матерью. Вера Монк была дворянкой, хотя и не из самых родовитых. То, что случилось после вашего рождения, достойно быть описано в романе, но сейчас нам важны лишь факты. Ваша мать умерла родами, отец погиб во время Второй войны Чинков, а вы оказались в Але, в приюте для девочек. Смерть герцогини означает, что любой, в ком течет кровь Фокко, может предъявить права на титул и состояние. Любой! – поднял вверх палец Сандер. – И никто не собирается искать какого-то определенного наследника. Но если наследников будет больше одного, их происхождение и права должна будет изучить геральдическая комиссия министерства двора. Ваши права, моя леди, бесспорны. Никто не сможет соперничать с вами в чистоте крове и близости родства, но для того, чтобы вас признали герцогиней Фокко, вам следует прибыть в Ландскруну до Перелома, а точнее, до двенадцати пополудни тридцать первого студня сего года.

– Герцогиня Фокко… – покачал головой Ремт, внезапно забывший, что он всего лишь «придурок». – Весьма!

– Это ведь одна из пятнадцати владетельных особ империи и член совета пэров, я права? – Комментарий принадлежал даме аллер’Рипп и звучал более чем драматично.

– Допустим! – поднял руку ди Крей. – Допустим! Но что, если ваши наниматели, эти, как их, Линт, Линт и Популар, не отдадут нам подлинные документы барышни. Что тогда?

– Нам не нужна их благотворительность, – сухо улыбнулся Сандер Керст. – Я впервые в жизни совершил должностной проступок, но победителей не судят, не так ли? Все документы спрятаны в надежном месте.

– В чем ваш интерес, Сандер? – спросил ди Крей. – Только не говорите, что вы альтруист и действуете совершенно бескорыстно!

– Не скажу! – Керст встал и сложил руки на груди, он был бледен, но решителен. – Герцогиня Фокко богата и влиятельна. Если она проявит всего лишь толику благодарности к тому, кто вернул ей судьбу, я стану тем, кем был рожден и воспитан, – благородным лордом, а не стряпчим, носящим клейменый меч. Если же она окажется еще и щедрой, будущность моя будет обеспечена, и ради этой возможности я готов рискнуть жизнью.

– Хорошо сказано, сударь! – протянула ему руку Адель аллер’Рипп.

«И как славно, что ты не стал врать, что просто влюблен в нашу бедную сиротку…»

Глава 5
Лилии

1

Третий день полузимника 1647 года

– Хорошо сказано, сударь! – Адель и сама не ожидала, что ее так растрогает рассказ Сандера.

– Хорошо сказано? – уже с вопросительной интонацией повторил за ней Ремт. – Хорошо? Что хорошего? И что сказано?

– Что это меняет? – поднял бровь ди Крей.

– Многое! – Ада отпустила руку Керста и повернулась к Тине. – Я знала твоих родителей, девочка, вот в чем штука!

– Вы – что? – не поняла Тина, выглядевшая сейчас совершенно разбитой и несчастной.

– Вы? – одновременно с ней воскликнул Сандер, его слова Ады потрясли, казалось, до глубины души.

– Я! Вы! – махнула она рукой, понимая, что пути назад нет. – Это мои счеты с девочкой и ни с кем больше.

«Что я творю! Что, во имя всех жаровен и котлов ада, я творю!»

– О чем это вы? – Ди Крей, кажется, кое-что ухватил. Не понял, нет, но ощутил за ее словами некое подобие второго смысла, что-то, о чем она не сказала вслух.

– Я была знакома с Верой Монк, – медленно произнесла она.

Медленно,а быстрее и не получилось бы, так сжимали горло спазмы давнего горя, почти ровным голосоми с застывшим, словно маска, лицом.Эту маску Ада чувствовала изнутри, она стягивала живую плоть ее лицевых мышц. Было больно. Хотелось кричать.

– Вернее, раньше я была знакома с Захарией Четамом. В то время, как и позже, он носил имя, когда-то принадлежавшее боковой ветви рода. Несколько позже, и при совсем иных обстоятельствах, я познакомилась с Верой. Оба они, и Вера, и Захария, были достойными людьми и моими близкими друзьями, – между тем продолжала она, наблюдая за собой как бы со стороны. – К сожалению, меня не было рядом, когда родилась ты, Тина… Я даже не знала… Впрочем, к чему слова. Обстоятельства изменились, господа, поскольку теперь, когда Захарии и Веры нет в живых, я чувствую себя обязанной помочь их дочери. Это все.

– Это ничего! – возразил ди Крей. – Это красивости и банальности, сударыня! И не смейте сверкать на меня глазами! Я нанялся провести вас через Старые графства, но предупредил: горы Подковы непредсказуемы. Что с того, что вы лично знали родителей барышни? Это отменяет войну между мерками и фрамами? Или, может быть, эта малость способна остановить зиму? Вы же выросли в этих горах…

– Вот именно, – криво усмехнулась Ада. – Я здесь выросла, сударь, и да, я могу провести вас на северо-запад короткой дорогой.

– Насколько короткой? – кажется, Ремту надоело изображать недалекого балагура.

– Завтра к вечеру мы можем быть уже в пределах графства Квеб.

– Это невозможно, сударыня, – покачал головой мастер Сюртук.

– Помолчи! – остановил его ди Крей. – Вы ведь знаете, дама Адель, где именно мы теперь находимся, ведь так?

– Да, – твердо ответила Ада. – И когда я говорю, что если мы выйдем тотчас, то завтра ввечеру будем стоять в виду стен Крегсгорхской крепости, я понимаю, что это значит.

– У меня есть деньги, – весьма вовремя подал голос Сандер Керст. – В графстве мы смогли бы купить припасы и теплую одежду, и тогда…

– Почему же вы заговорили об этом только теперь? – Вопрос напрашивался, и вот он прозвучал. Ди Крей умел задавать правильные вопросы.

– Есть причины, по которым мне не хотелось бы появляться в местах, где меня могут узнать.

– Я не спрашиваю, что вы сделали, – неожиданно голос Виктора смягчился. – Но я должен понять, насколько серьезны причины, о которых вы, сударыня, только что упомянули?

«Интересно, он тоже учился в университете, или это природный дар?»

– Они серьезны, – коротко ответила она. – Риск лично для меня достаточно велик, поэтому мы не станем заходить в Крегсгорх… и еще в некоторые места. Но для вас риск минимален. Моя компания способна испортить вам репутацию в графстве, но не настолько, чтобы вас взялись убивать.

– А вас?

– Мне в этом случае придется куда хуже.

– Понимаю, – кивнул ди Крей. – Стало быть, решение за вами.

– Мы идем. – Адель отдавала себе отчет в том, что делает, и это сильно облегчало дело. Решение принято, и, стало быть, говорить и горевать больше не о чем. – Собирайтесь.

– Бедному собраться – только подпоясаться, – блаженно улыбнулся Ремт, и в этот момент пошел дождь.

2

Четвертый день полузимника 1647 года

Если бы не то, с какой уверенностью шла вперед дама-наставница, Тина никогда не поверила бы, что здесь можно пройти. Раз за разом дама аллер’Рипп заводила их в очевидные тупики, но глаза обманывали, и глухие стены вдруг раздвигались, открывая путь вперед. Гроты обращались в пещерные лабиринты. И подвесные мосты обнаруживались там, где бездонные пропасти обещали верную смерть вместо дороги к спасению. Дождь лил не переставая. Гремел гром, и молнии лупили по мокрым скалам, поджигая тут и там одиночные деревья. Становилось все холоднее, и вскоре облачка пара начали срываться с губ при каждом выдохе. Однако тропа не кончалась, она вела компаньонов все глубже в недра гор, в теснины без выхода, в ловушки темных колодцев, к обрывам, за которыми клубился облачный туман. День сменился вечером. Наступила ночь, но они все шли и шли, потому что останавливаться на Тропенельзя. Так сказала Ада, и никто не оспорил ее слов, хотя, в чем тут дело,Тина так и не поняла. Как бы то ни было, движение было единственным, что более или менее отчетливо сохранила ее память. А на рассвете следующего дня путешественники вышли из очередной пещеры в долину, затянутую предрассветной мглой. Дождь кончился, но было очень холодно. Под ногами стелилась туманная дымка.

– Ну, вот мы и в Квебе, дамы и господа. – Голос Ады звучал хрипло, но Тина предполагала, что ее собственный голос вообще не возник бы в пересохшем горле, старайся или нет. Запредельная усталость и величайшее напряжение душевных сил лишили ее и голоса, и разума.

«Все, это все… конец…»

Ноги подломились, и она поняла, что падает, но не могла ничего изменить. В глазах потемнело, и тишина накрыла ее своим крылом.

* * *

– Девочка! Девочка! Просыпься! Не спаать! Не лежать! Встаать! Идтии! Ну! Ну! Ну! Девочка! Ну! Не снись! Восп…рянь! Де…

Голосок Глиф звучал, казалось, внутри черепа, но это, разумеется, было не так. Судя по всему, девочка-«Дюймовочка» спряталась в капюшоне плаща, подкралась к самому уху Тины и «кричала» теперь сдавленным – ввиду присутствия посторонних свидетелей – голосом прямо в ухо.

– Девочка! Ну!

– Я…

– Очнулась? – раздалось откуда-то сверху. – Ну и слава богу! Вставайте, герцогиня, нам следует идти.

Голос принадлежал ди Крею и звучал достаточно иронично, чтобы скрыть едва различимые нотки беспокойства.

«О чем он беспокоится? – подумала Тина, окончательно приходя в себя после обморока. – Или о ком?»

– Я… – Она пошевелилась, проверяя, как пишут в романах, «целостность своих членов»,и почувствовала, как торопливо прячется за пазухой крошка Глиф. – Я… Да, да… Сейчас… Минута!

Похоже падая, она ничего себе не сломала, но так кажется, и должно случаться во время обмороков.

«Если бы кто-нибудь догадался растереть у меня под носом листок табарника… А кстати, откуда известно, что это должен быть именно табарник и что его нужно непременно растереть?»

Мысль интересная. Вопрос по существу. Ведь не случайно же, увидев на горном склоне куст табарника,Тина не прошла мимо, как сделала бы на ее месте любая другая девушка. Куст как куст, неказистое, но упорное в борьбе за выживание горное растение, совершенно неизвестное жителям морского побережья, тем более девочкам, воспитанным в приюте. И однако же Тина куст не только приметила, но и узнала, пусть и не придавая этому особого значения. Заметила, узнала и сорвала несколько мясистых и как бы лоснящихся жиром узких листочков. И не просто так сорвала: тщательно запеленала в лоскуток белой ткани и спрятала в один из кожаных мешочков, что носила в дорожной сумке.

«Сумка!»

Что ж, сейчас, по случаю обморока, Тина сообразила вдруг, что всегда имела среди своих вещей такие вот кожаные мешочки, обрывки пергамента, полоски вощеной бумаги и лоскутки белой ткани. Они были нужны ей, чтобы хранить зернышки, лепестки и листочки, цветочную пыльцу, растертые в порошок корни и стебли, сухие растения, кору, высушенный до невесомости мох и собранную острием ножа сырную плесень. Всегда были у нее добываемые при любой возможности деревянные и глиняные баночки, терракотовые кувшинчики и склянки мутного стекла с плотно притертыми пробками. И сейчас едва ли не треть ее личных вещей состояла из эдакой «колдовской» аптеки. Но если относительно практически всех иных своих знаний и умений Тина могла с уверенностью сказать, когда, как и от кого их получила, то знахарство – а ведь травничество – род знахарства, не правда ли? – пришло к ней как бы само собой. Никто этому Тину словно бы и не учил, никто, никогда…

«Но так не бывает!»

И верно – не бывает. Однако все, что было связано с ведовством и целительством, приготовлением зелий и тинктур, составлением ядов и приворотных зелий, сонных напитков и освобождающих от бремени смесей – все это существовало, словно крона дерева без ствола и корней. Тина не знала, не помнила, не могла даже вообразить, кто и когда научил ее такому множеству сложных вещей, премудростям редкой профессии, передаваемым обычно от учителей к ученикам, от старших к младшим, от матерей и отцов дочерям и сыновьям.

«Кто, когда, где?»

– Ну, что, барышня, вы как? – Ремт озабоченным отнюдь не выглядел. Похоже, к нему вполне вернулись обычное безмятежное настроение и наплевательское отношение к действительности.

«Граф… – вспомнила Тина. – Ну, какой же он граф, прости господи! Или все-таки граф?»

– Я… Я хорошо. Спасибо! – Она огляделась.

Без памяти Тина находилась совсем недолго. Во всяком случае, утро еще не наступило, хотя ночной мрак все сильнее и сильнее прореживало некое серебристое мерцание, предполагавшее скорый рассвет.

– Идти сможешь? – спросила Адель.

– Смогу, – ответила Тина и, разумеется, солгала. Она не могла идти, у нее не оставалось на это сил, но воля, как давно уже замечено – и не самыми глупыми из людей, – способна творить чудеса и уж точно вполне компенсирует слабости тела. Тина должна была идти, и она пойдет, чего бы это ни стоило.

«Я герцогиня! – сказала она себе и сделала первый шаг. – Я герцогиня… Фокко? А как, кстати, меня назвали при рождении?»

Но об этом думать было рано. Возможно, ответ знал Сандер Керст.

«Станет ли он моим рыцарем? И если станет, до какой степени моим он может быть?»

Впрочем, кое-что могла бы, наверное, рассказать и дама-наставница. Адель аллер’Рипп – так получалось даже при поверхностном рассмотрении известных Тине фактов – была не типичной наставницей бедных сироток. В прошлом этой женщины мерещились такие тайны, что даже дух захватывало при одном прикосновении к ним. Однако милая Ада, выведшая путников из западни самым невероятным образом, какой могла измыслить Тина, ничего не знала о рождении наследницы герцогской короны. Другое дело, что она близко знала родителей Тины, а это уже совсем немало.

Как и любая воспитанная в приюте девочка, Тина не могла не задаваться вопросом, как, каким образом, где и благодаря кому увидела свет. Рождение ее было окутано тайной, вернее, мраком. Слово «тайна» подразумевает сокрытие истины, слово «неизвестность» – отсутствие знания. Она родилась неизвестно где и когда – возраст Тины был определен всего лишь условно, и имена ее родителей были неизвестны. При таких обстоятельствах мрачный опыт окружающих людей – других девочек-сироток – подсказывал, что ни на что хорошее надеяться не приходится. В лучшем случае – это при условии, что ее мать не шлюха и не каторжница – думать следовало о глупой простушке, нагулявшей дитя от очередного смазливого проходимца. И тем не менее втайне от всех – даже от своих лучших подруг – Тина мечтала. Она мечтала…

«Я мечтала… Стоп! Как он сказал?!»

3

Если верить очередной порции всплывших в памяти воспоминаний, в прошлой жизни ему приходилось слышать и читать про Тропы,пересекающие Старые графства. Никто, однако, не мог сказать, что это такое. Была ли замешана в этом деле магия и если да, то какого сорта? Являлись ли Тропывсего лишь искусно замаскированными дорогами и тропинками? Существовали ли они на самом деле или были плодом вымысла?

Сам он до сих пор по Тропамне ходил. Во всяком случае, такого факта в его воспоминаниях не фигурировало. И вот это случилось, и Виктор ди Крей стал одним из немногих чужаков, кому посчастливилось пройти по одной из них. Теперь он наверняка знал, что Тропыне сказка, но так и не понял, что они такое. Он не мог исключить присутствия магии, поскольку сам, кажется, магии не ощущал, но и судить беспристрастно о природе путей, по которым прошел из одной части хребта Подковы в другой, миновав за ночь как минимум пол сотни миль, не мог тоже.

«Все возможно…»

– Господин ди Крей!

«А девочка, гляди-ка, вполне ожила».

– Как ты себя чувствуешь, Тина?

– Гораздо лучше, как ни странно…

– Вообще-то не странно, – улыбнулся он. – Еще одна щепотка пыльцы волчатника… Ты забыла, что у меня острый нюх? Впрочем, что-то еще… Постой-постой… Корень ребня? Точно! Ты жевала корень ребня. Ты знаешь, что от него может быть понос?