Текст книги "Сумеречный клинок"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 10
Коронационная гонка

1

Двадцатый день полузимника 1647 года

Холодное плато – нехорошее место. Это Виктор знал точно, хотя и не мог вспомнить откуда. По всему выходило, что в прошлой жизни он бывал – и как бы даже не единожды – и в этих горах, и на этой вот печального вида равнине. Но не только. Припоминались изданные в Савойе лет двести назад путевые заметки какого-то путешественника, отчего-то так и оставшегося в истории безымянным, а еще «География» Кронверга и с дюжину других книг, читанных Виктором когда-то давно, то есть еще «до забвения».Источники разнились, но общее мнение о паскудном этом месте оставалось неизменным: оттого плато и Холодное, что здесь холодно и плохо. Так, собственно, все и обстояло. После ночевки на берегу Темного зеркала отряд двигался длинными переходами по несколько поднимающейся к югу каменистой равнине. Разумеется, никакой дороги здесь не было и в помине, но выдерживать направление на голой, как стол, местности – невеликий труд. Трехглавая гора на юге, бессмысленная бесконечность во всех остальных направлениях, оживляемая лишь унылыми серо-зелеными горбами валунов и кустарниками с блекло-зеленой, едва ли не пепельного цвета листвой. Холодно и одиноко. Пустынно и до ужаса тоскливо. И снова холодно. Мертвый холодный камень, студеная вода в ручьях, убивающий тепло ветер, не прерывающийся даже тогда, когда идет ледяной дождь.

«А до Ступеней еще день пути… или два…»

Но додумать мысль не удалось, дождь нечувствительно перешел в снег, и Ремт Сюртук не замедлил прокомментировать этот, мягко говоря, неутешительный факт.

– Шла баба, шла, – сказал он нарочито гнусавым голосом деревенского обалдуя, – пирожок нашла…

– Намекаешь на не просто так? – «отделив зерно от плевел», спросил Виктор.

– А что, Виктор, у нас хоть что-то случается просто так? – уже нормальным, «человеческим» голосом откликнулся маршал.

– Просто так даже блохи не дают, – прокомментировал откуда-то из белой мглы низковатый, с хрипотцой, но притом изумительно красивый голос.

«Обалдеть!»Девушка не уставала удивлять.

Она менялась буквально на глазах, и Виктор боялся даже подумать о том, что это могло означать, но, если честно, не мог и не восхищаться. Он и восхищался. Бывало, поглядишь… Черт-те что! Неуклюжая, долговязая, никакая… Волос тусклый, голос блеклый, женственности ни на грош, а в следующее мгновение – глаз не оторвать! Волосы – бронза и червонное золото, глаза – мед и лимон, то есть та особая желтизна, которая тревожит и манит, пугает и отталкивает, но никогда не оставляет равнодушным. Походка грациозна, черты лица притягательны, а голос… Голос, словно зов суккуба в тихой южной ночи: тревожный, завораживающий, манящий, что бы она там ни плела на самом деле. А несла Тина порой такое, что оторопь брала даже видавшего виды маршала. В последние дни девушка то сплетала словесные кружева,как какая-нибудь природная аристократка – и откуда что берется! – то сквернословила, словно шлюха из Ханки или Деревянного городка. Впрочем, последнее хоть и странно, но хотя бы не противоречило обстоятельствам: поговорки такого рода – как эта вот про блоху – не режут слух, если слетают с уст девушки, дерущейся на ножах на бандитский манер. Сложнее принять как данность «всплывающую» из небытия диву голубых кровей…

– Полагаешь, что-то будет? – спросил Виктор маршала, просто чтобы не молчать.

– Полагаю, пауза чрезмерно затянулась…

– Мы не на театре, граф! – В голосе Тины отчетливо зазвучало горловое урчание, опасное, словно рык охотящегося тигра, возбуждающее, будто намек на страсть.

– Это точно, ваша светлость! Не на театре. Все обстоит гораздо хуже… – Ремт Сюртук исчез в круговерти снегопада, смешавшей черное с белым до полной неразличимости. – Хуже… – донеслось из вьюжной мглы. – Еще хуже… еще…

«Эхо?»– удивился Виктор и тут же вздрогнул. Впечатление было такое, будто с ходу врезался лицом во внезапно возникшее перед тобой препятствие. Стену, скажем, или бок огромного валуна. Но удара не последовало. Напротив. Стена поддалась – Виктор ощутил мягкое, но в то же время действительное, а не мнимое, сопротивление упругого нечтои вывалился, а по-другому и не скажешь, по ту сторону ночи.

Здесь было тихо и светло. Пожалуй, несколько сумрачно, как бывает в пасмурный осенний день. Но «день» этот, несомненно, принадлежал «охотничьему лету» – теплой и мягкой поре листопада, когда осень вполне уже вошла в свои права, но все еще временит с дождями и холодными сырыми ветрами.

«Господь всемогущий!»– Виктор стоял на краю обширного пространства – с полмили в поперечнике или больше, – вырванного неведомой силой из хаоса снежной бури. Стихия бушевала совсем рядом, что называется, только руку протяни, но шторму не было ходу за магическую черту. За незримой стеной валил снег, и свирепый северный ветер закручивал белые полотнища в невероятной красоты вихри или рассыпал снег сверкающим веером, а по эту сторону «границы» ни ветерка, ни слабого движения. Тишина, покой, сухая, нетронутая дождем, каменистая почва, покрытые мхом «спины» по «плечи» вросших в землю валунов, кустарник, ручей и Ремт Сюртук, каменным истуканом застывший в нескольких шагах впереди. Даже лошади, которых маршал вел в поводу, казалось, замерли от изумления, не в силах «переварить» случившееся с ними чудо.

– Эт-то как? – перхнул враз пересохшим горлом Виктор, увиденное произвело на него неожиданно сильное впечатление, и даже более того.

– Это так, – ответил, не оборачиваясь, маршал, голос его звучал ровно, и это настораживало.

– Мать вашу девственницу! – изумилась за спиной Виктора Тина.

Впрочем, и не в первый уже раз, ди Крей не услышал в ее голосе и отзвука страха. Одно лишь восхищение, быть может, даже восторг, но и только.

«Хорошо сказано! – отметил он мысленно, окончательно приходя в себя и оборачиваясь к девушке. – И где бы тебе, милая, обучиться таким вычурным идиоматизмам? Ну, не в приюте же, в самом-то деле, или все-таки там?!»

– Нравится?

– А вам нет? – Она не задиралась, нет, она просто жила внутри диалога и отвечала, как дышала.

«Вот так…»

– Мне – да, – сказал он вслух, оценивая новую красоту Тины, девушка едва не светилась от переполнявших ее чувств, и Виктор поймал себя на том, что непроизвольно щурится. – Нравится, но…

– Ах, оставьте, Виктор! – отмахнулась Тина жестом, какому позавидовали бы многие коронованные особы. – На вас не угодишь, право слово! Все вам не так!

– Это что? – прервала ее на полуслове внезапно вывалившаяся в затишье из снежной кутерьмы, по-прежнему клокотавшей по ту сторону призрачной стены, дама Адель, но и эта особа контроля над собой, похоже, не утратила. – Это мы где? Я сплю?

– Ну, не знаю! – пожал плечами Виктор и посмотрел на Ремта, его встревожило вдруг то обстоятельство, что маршал все еще стоит, как стоял, «бессмысленно» уставившись в пространство.

«В прострацию впал или как?»

– Впечатляет! – сказал в спину ди Крею мэтр Керст. Странно, но, кажется, и на него чудо не произвело никакого эффекта. Есть и есть. Любопытно, но не более. А вот Виктору и Ремту…

«Черт!»– вспомнил отвлекшийся было Виктор о маршале и понял наконец, на что смотрит его не вполне материальный напарник.

Там, впереди, не более чем в двадцати метрах от мастера Ремта, усматривалось нечто, как бы намекавшее своими очертаниями на огромных размеров человеческую фигуру. Словно бы сгустившееся сумеречное мерцание, игра света в предвечернем осеннем воздухе, причуда восприятия, отчего-то запечатлевшаяся в памяти…

Виктор моргнул, и образ исчез. Тогда, повинуясь скорее интуиции, чем здравому смыслу или знанию предмета, ди Крей чуть повернул голову, скосил взгляд и снова увидел мужчину, одетого в нечто наподобие мантии или, может быть, закутанного в тогу. Впрочем, и на этот раз фигура более угадывалась силой воображения, нежели открывалась взгляду.

«Ад и преисподняя!»– не успел Виктор как следует рассмотреть призрачную фигуру, как рядом с «мужчиной» появилась в колеблющемся неверном свете магического круга еще и «женщина».

Тень тени, отблески лучей закатного солнца на тонких нитях паутины, все что угодно, но Виктор мог бы поклясться под присягой, что видит перед собой мужчину и женщину, какими бы призрачными они ни казались и кем бы ни являлись на самом деле.

Глиф! – позвал мужчина, его «голос» возникал прямо под сводом черепа и походил на дальнее тяжелое эхо, на отзвук бури, на раскаты грома, прокатившегося минуту назад.

Отец!

Ди Крей повернул голову, ориентируясь на «голос» ребенка. Крошечная девочка в красных платьице и колпачке уже выбралась у Тины из-за пазухи и, опираясь одной рукой на узел шерстяного шарфа, другой махала призрачным фигурам. Любопытно, что миниатюрное создание снова заговорило на цветной речи, но на этот раз Глиф не произносила звуков древнего языка вслух, она их «продумывала».Однако «думать» так громко не умел, кажется, никто из ныне живущих. Во всяком случае, книжное знание – как привычно вспомнилось теперь Виктору – утверждало, что такие допотопные умения,как мысли вслух,ушли в небытие вместе с теми, кто ими владел.

«Мысли вслух! Ну, надо же! Или рафаим совсем не те, за кого мы их принимаем?»

Отец!

Глиф, – вступил в разговор третий голос, такой же бесплотный, как и первые два, но скорее все же женский, чем мужской. – Игра окончена, детка, ты дома. И ты снова выиграла. Гроза твоя!

Моя! Моя! – захлопал в ладоши ребенок, пушинкой взмывая в воздух и стремительно увеличиваясь в размерах. – Гроза моя!

Одна! – поспешил уточнить «мужской голос».

Моя!

Зрелище было не для слабонервных, но никто из присутствующих, кажется, не дрогнул. С разными чувствами – с удивленным восхищением, как сам Виктор, или с разочарованием, переходящим едва ли не в злобное раздражение, читавшееся на лице Тины, – все они наблюдали за фантастической метаморфозой, творившейся прямо на их глазах. «Крошка» Глиф парила в наполненном золотым мерцанием воздухе, она стремительно увеличивалась в размерах и одновременно теряла вещественность, превращаясь в призрак себя самой: огромная и едва улавливаемая напряженным зрением фигура под стать первым двум.

– Так и уйдешь? – голос Тины заставил воздух вздрогнуть и, казалось, поколебал призрачные фигуры, безмолвно обменивавшиеся не предназначенными для «людских ушей», но угадываемыми обострившейся интуицией репликами. – Ты задолжала мне объяснение, не правда ли?

Я сделала тебе три подарка, —не оборачиваясь, ответила Глиф.

Вот как? – Мужская фигура уплотнилась, обретая видимость сущности. – Три подарка? Означает ли это, что ты совершила сделку?

Какая разница?! – почти с ощутимым раздражением откликнулась Глиф.

Такая, что совершивший сделку платит по счетам. Таков закон.

Можно подумать! – огрызнулась «девочка».

Я сказал бы, нужно думать перед тем, как заключаешь сделку.

Ох!

Ведь вы понимаете древнюю речь, не так ли? – повернулась к людям гигантская тень.

– К вашим услугам, – вежливо поклонился Виктор.

Госпожа? – получалось, что вопрос предназначался одной лишь Тине. Обидно, но не смертельно.

– Понимаю, – хмуро бросила Тина.

Я сожалею, госпожа. Глиф не должна была так поступать, но что сделано, то сделано, не так ли?

– Ну, прям гора с плеч, – голос Тины стал ниже, но раздражение, как ни странно, придало ему силы, а не наоборот. – Спасибо, что разъяснили, а то я, глупая, своим умом никак бы не дошла.

Меня зовут Думуз, – представился «мужчина», решивший, по-видимому, игнорировать выпады обиженной девушки. – А это Меш, – указал он рукой на тень женщины. – Глиф наше порождение… – Он явно споткнулся на этом слове. – Чадо… ребенок… Ну, что ж, возможно, так даже лучше. Она наша дочь, хотя, говоря по правде, у нас это все не так, как у вас. Мы рафаим – духи гор, и вы, госпожа, первый человек, с которым я говорю за последние триста лет.

– Духи гор?

Я понимаю, что вы имеете в виду, госпожа, но мы совсем не то, что подразумевают люди, говоря о духах. Я знаю, помню… Не думаю, что мнения людей изменились. У вас нет возможности узнать больше, не так ли?

– Не знаю, – пожала плечами Тина. – Я не ученый. Вот, может быть, Виктор…

Смешное имя, так ты теперь Виктор? – спросила женская тень.

– А раньше? – сразу же спросил ди Крей.

Подумай над именами, начинающимися на «Г», – предложила «женщина» и отвернулась.

«Георг? Гирт? Гидеон? – Ни одно из этих имен ничего ему не говорило. – Герман? Геррит? Гис? Черт бы побрал эту стерву! К чему интриговать, если можно сказать прямо?»

– Так что случилось с Глиф на самом деле? – вернулась к теме разговора Тина.

Иногда она играет в «жертву», – объяснил Думуз. – Она принимает вид беззащитного существа… чаще всего маленькой девочки, и дает себя украсть. Чтобы получить «заклад», мой или Меш, Глиф должна вернуться сюда, на Холодное плато, не позже чем через два месяца, но ее должны вернуть, если вы понимаете, о чем я говорю.

– И мы ее вернули.

Да, именно это вы и сделали, – подтвердил Думуз. – Но обычно она не заключает сделок, добиться результата можно и другими способами…

– Значит, она нами манипулировала, – кивнула Тина. – Мы давно перевалили бы горы, если бы Глиф не гнала нас на встречу с вами.

Не факт! – подала «голос» Глиф, задетая, по-видимому, за живое интонацией Тины. – Без меня вы вообще, может быть, никуда бы не дошли!

– Может быть, – согласилась Тина. – Но это был бы наш путь, а не твоя игра.

Все играют! – возразила Глиф. – Все лгут! И ты лжешь, и он, и она! А я дала тебе три дара, сделка состоялась!

– Но ты не предупредила меня о характере сделки, это обман!

А ты спрашивала?

– Нет, а должна была? – уперла руки в бока разгневанная девушка. – Я должна была подозревать в обмане несчастного ребенка?!

Никому нельзя доверять, – ответила Глиф. – Никому, никогда!

Достаточно! – остановил спор Думуз. – Глиф помешала вам в пути и заключила необдуманную сделку. Будем ли мы в расчете, если я проведу вас в Чиан?

– В Чиан? – растерялась Тина. – Боюсь, нам не дойти…

Вы будете в Чиане еще сегодня. Это честная сделка, не так ли?

– Так… А вы не обманете?

Я спросил. – Думуз был само спокойствие. – Если сегодня засветло вы окажетесь в границах княжества Чиан, будет ли это означать, что сделка состоялась?

– Чиан огромное княжество… – осторожно заметил Виктор, начинавший верить, что все еще может пойти на лад.

Савой, – предложил Думуз. – Вас устроит город Савой, моя госпожа?

– Как считаете, Виктор, – надменным голосом прирожденной аристократки спросила Тина, оборачиваясь к ди Крею. – Нас устроит Савой?

– Савой находится почти на самой границе Чиана и Фряжского княжества, ваша светлость, – объяснил Виктор. – Прямо на реке Фрай. Оттуда по реке до океана пять дней пути, а из Порт-Фрая до Ландскруны – семь.

– Да, меня устраивает ваше предложение.

Тогда идите, и да не оставит вас удача! – сказал Думуз и указал призрачной рукой куда-то вбок.

Виктор непроизвольно проводил это движение взглядом и с удивлением обнаружил, что в саженях двадцати от них прозрачная преграда исчезла вместе с ярившейся за ней снежной бурей. В этом месте открылась странная картина, словно бы вырванная из какого-то другого пейзажа и перенесенная сюда на Холодное плато силой неведомых чар. Впрочем, все так и обстояло, ведь если рафаим – духи гор, то и чары их, вероятно, не чета ведовству обычных колдунов.

Сухая каменистая почва высокогорного плато, усеянная мелкими осколками камня и редкими пучками пожелтевшей травы, незаметно переходила в мощенную истертыми и кое-где даже потрескавшимися гранитными плитами дорогу, еще дальше – саженях в пятнадцати впереди – переходившую в отчетливо взгорбившийся мост. То есть мост был виден только до трети подъема, дальше клубился туман.

Вам туда.

– А что там, за туманом? – спросила неожиданно дрогнувшим голосом Тина.

Савой… Империя… Судьба, – непонятно ответил Думуз.

«Савой, империя, судьба, – повторил за ним Виктор. – И что, ради бога, все это должно означать?»

2

Туман пах железом, и эта странность Тине решительно не понравилась. Ей вообще все это сильно не нравилось: странный хмель, поселившийся было в ее крови несколько дней назад, вдруг исчез, и она ощутила себя такой одинокой, какой не была, кажется, даже в самые худшие годы в приюте для девочек. Неведомое будущее разверзлось перед ней наподобие пропасти, и ужас, летящий на крыльях ночи, из метафоры неожиданно превратился в единственного настоящего друга. Такого, что не бросит и не подведет, не обманет, но и спуску не даст. Нерадостное открытие, чего уж там, но есть лишь то, что есть. Иного не дано.

«Птица Аюн… – думала она едва ли не со злобой. – Княгиня… Ваша светлость! Держи карман шире, девушка! Хорошие концы бывают только у сказок и крепких красавцев-кинжальщиков в Ханке!»

Она решительно вошла в густую туманную муть, клацнули о мостовой камень железные подковки сапог, глухо ударили копыта лошади. Туман окружил Тину со всех сторон, плотный, серовато-белый, пахнущий железом и кладбищем. Окружил, обнял, украл краски и звуки, лишив и те, и другие жизненной силы, спутал направления, замутил взгляд…

«Господи всеблагой! Еще один обман?»

Она нерешительно шла вперед, ничего не разбирая вокруг, лишь ощущая под ногами крутой подъем, и хотела уже остановиться, чтобы окликнуть спутников, разобраться, понять, но испуганная лошадь толкнулась ей в спину. И Тина непроизвольно сделала еще несколько быстрых шагов – просто чтобы не упасть: шаг, еще один, и еще, и неожиданно для себя вылетела из тумана на освещенный заходящим солнцем обратный скат моста. Когда и как она миновала вершину горба, Тина не помнила. Или не заметила. Или еще что, но…

«Ну, ничего себе!»Она оглянулась в растерянности, но позади все так и обстояло, как должно было быть, если смотреть прямо перед собой – сплошная стена тумана, за которой не видно ни гор, ни противоположного конца моста. Туман, против которого оказались бессильны даже теплые солнечные лучи, заполнял русло неизвестно откуда взявшейся вдруг реки. И это было все, что можно сказать о том месте, откуда пришла Тина и откуда выходил сейчас на свет Ремт Сюртук, ведущий в поводу «виновато понурившуюся» – так это выглядело – вьючную лошадь. Но стоило отвести взгляд в сторону, как глазам открывалась совсем другая картина… Просторное голубое небо, отдающее глубокой синевой приближающегося вечера, пологие холмы, поросшие лесом, кое-где лиственным, раскрашенным в цвета осени, а кое-где хвойным, темным – кедровым, более светлым – сосновым… Желтоватые прогалины, убранные поля, фермы, изгиб реки…

Трудно сказать, чего ожидала Тина, входя в туман «на той стороне», но чудо всегда чудо, ожидаешь его или нет. И да, похоже, на этот раз ее не обманули: река, над которой был переброшен мост, плавной дугой спускалась в просторную долину, чтобы слиться там с другой, гораздо более полноводной и, судя по большому количеству барок, галер и лодок, вполне судоходной рекой. Именно эту картину и увидела Тина, вывалившись из тумана. Долина, могучая река и прекрасный город, расположившийся на ближнем ее берегу. Бурые высокие стены, мощные башни, шпили и купола храмов и дворцов и неровные, изломанные пространства черепичных крыш.

– Савой! – сказал за ее спиной мастер Сюртук, и Тина сообразила наконец, что снова смотрит на долину, город и реку.

Когда и как она повернулась, девушка не помнила, но это и не важно. Важным вдруг оказалось совсем другое. Они вновь победили время и пространство, обманув, похоже, и саму Хозяйку Посмертия. Холодное плато осталось позади, как и весь хребет Дракона. Даже Фронтир находился далеко к югу от того места, где Тина и ее спутники вышли из колдовского тумана, навороженного самими духами гор. Залитый теплыми золотистыми лучами предзакатного солнца, перед ней лежал Савой – самый северный из городов княжества Чеан и самый изысканный, как утверждала молва. Фрай нес свои светлые воды мимо могучих стен древней крепости, по поверхности реки сновали десятки лодок и разномастных галер. Любой из этих кораблей, даже самая медлительная, толстобрюхая барка с легкостью доставит ее в Порт-Фрай. Сколько дней пути до океана, сказал Виктор? Пять? Пусть будет десять! И еще десять до Ландскруны, и это значит, что они прибудут в столицу не просто вовремя, а загодя!

«Чудны дела твои, Господи!»Тина не отдавала себе отчета в том, как быстро меняется ее настроение. Всего минуту назад она пребывала в отчаянии, готовая побрататься даже с ночным ужасом, а сейчас она была уже исполнена совсем других чувств. Она была счастлива, сердце ее билось ровно и сильно, а перед глазами растекалось золотое марево – предвестье удачи!

3

Двадцать первый день полузимника 1647 года

– Ну, что, подруга, баранина с пивом и в койку, или отправимся на поиски приключений?

Предложение звучало соблазнительно, но не в этом дело. Удивило обращение, поскольку никогда прежде Ада себе такого не позволяла. Всегда, даже в самых благоприятных обстоятельствах, дама аллер’Рипп умела соблюсти дистанцию, обозначив ее жестом, интонацией или правильно выбранным словом. Эмоции ее, как успела убедиться Тина, были расчетливы ничуть не меньше движений во время стрельбы из арбалета: ничего лишнего и ничего по простоте душевной, не просто так. И вдруг такое!

«Подруга! Ну, надо же! И кто кому здесь дурит голову?»

– Приключения? – переспросила Тина, разыгрывая из себя «ту, что знает, что почем». – Звучит заманчиво!

– Вот и я так думаю, – вполне панибратски ухмыльнулась женщина-оборотень. – Савой, моя милая, – город соблазнов. Славный город, одним словом, совсем не такой, как Аль. Я тебе больше скажу, и здесь, в Чеане, и дальше – в империи, таких городов раз-два и обчелся. Решт еще, быть может, и Сан. Вот, собственно, и все. Так что вперед, подруга, и не зевай! Все в наших руках!

Тина отметила про себя, что настроение у дамы-наставницы на редкость хорошее, и даже более того, но от комментариев воздержалась. Зачем? К чему? Она лишь улыбнулась Аде самой своей «открытой» улыбкой из тех, что еще недавно давались ей легко и просто, с естественностью дыхания, и, поправив перевязь меча, шагнула к выходу из гостиницы. Впрочем, гостиницы в Савое назывались почему-то странноприимными домами, хотя на альтские богадельни и приюты ничуть не походили. Но, с другой стороны, Загорье на то и неведомая земля, чтобы все тут было не так, как дома.

– Савой – город денежный, – повествовала между тем Ада, а шли они в это время по широкой, с торцовой мостовой [11]11
  Торцовая мостовая (шашечная настилка) – выстилка проезжей части улицы или моста восьмиугольными в плане обрубками дерева, сплоченными между собой; обычная высота таких обрубков, которые укладывались на песок поверх дощатой основы, 20 см, поперечник от 30 до 35 см.


[Закрыть]улице, мимо богатых лавок и торговых рядов попроще, мимо трактиров, роскошных странноприимных домов и постоялых дворов – заведений простых и незатейливых, но опрятных и даже приятных на вид. – Богатый, но не в этом дело. Мало ли на свете богатых торговых городов! Немало! Уж ты мне поверь, милая, но если сравнить города с людьми, Савой – город старой крови, если ты понимаешь, о чем я толкую! Город с достоинством, стилем и славным прошлым, которое не тяготит, а поддерживает. И со своими секретами, нелегким нравом и непростыми традициями…

Вчера вечером, когда их маленькая компания достигла городских ворот – а случилось это буквально за считаные минуты до их закрытия, – ни у кого, и уж тем более у Тины, не нашлось сил любопытствовать и восхищаться. Все были предельно измотаны, кажется, даже не вполне материальный Ремт Сюртук, устали, как собаки, обессилели и едва ли не пали духом. Так что думать могли лишь о горячей еде, крепком вине и теплой постели. Все это они нашли в гостинице, куда уже при свете факелов привел их Виктор, но города при этом практически не видели. Темные стены, огоньки свечей и лампад в щелях между неплотно прикрытыми ставнями, луна, скользящая по узкому лоскуту темного неба, зажатому между высоких крутых крыш. Вот, собственно, и все. А после мутное марево усталости перед глазами, острая, горячая, сладко пахнущая, исходящая паром луковая похлебка, горькое хлебное вино, бросившее Тину в пот, и тяжелая овчина, положенная поверх тонкого лоскутного одеяла и буквально придавившая девушку к жесткому, но такому желанному, туго набитому шерстью матрасу. Вот и все, что запомнилось с прошлой ночи.

А нынче на дворе стояло солнечное осеннее утро. Воздух был свеж, но все еще больше пах летом, чем зимой. Торцовая мостовая приятно ложилась под ноги, встречные люди выглядели опрятно и внушали доверие, хотя, как доподлинно знала теперь Тина, верить нельзя никому. Но, во всяком случае, эти горожане и иногородние, приехавшие в Савой из разных мест, большая часть которых наверняка не была известна Тине даже по названию, не внушали откровенных опасений. И это уже кое-чего да стоило. Не оборотни, не духи гор, не сектанты. Всего лишь мужчины и женщины, дети и старики…

«Всего лишь люди… Экая невидаль!»

– О! – прервала ее размышления о превратностях судьбы дама аллер’Рипп. – Вот что нам нужно! А я все гадала, куда нас ноги принесут!

Тина остановилась и, проследив за взглядом дамы Адель, увидела чуть впереди и справа невысокий – всего в два этажа, – но широкий дом с красивым, выложенным из светлого тесаного камня фасадом. Несмотря на светлое время дня и отличную погоду, окна в доме оказались плотно закрыты расписанными золотом и киноварью ставнями. Эти ставни да странная вывеска, на которой среди прочего были изображены и нагие женщины, наводили на размышления.

– «Ласковый май», – прочла Тина вслух. – Прошу прощения, баронесса, но мне кажется, это бордель!

– Не бордель! – возразил сзади мягкий, но полный достоинства голос. – Это мыльня, милая барышня, ведь вы барышня, не так ли? Неплохая когда-то мыльня, даже отличная, но слава ее в прошлом.

Так неожиданно заговорившая с ними женщина была немолода, но выглядела великолепно. Ее седые волосы, отливавшие серебром, были уложены в затейливую прическу, удерживаемую тут и там длинными золотыми заколками, украшенными бриллиантами и сапфирами. Лицо, не скрывавшее возраста, выглядело тем не менее гладким: ухоженная белая кожа, карминовые губы и синие, не выцветшие с возрастом глаза. Одета дама была в роскошное платье из расшитой цветными нитками тафты и серебряного аксамита [12]12
  Аксамит – золотая или серебряная ткань с травами и разводами, плотная и ворсистая, как бархат. Чтобы выдержать тяжесть золотых (или серебряных) нитей, ткань формировали из шести нитей – двух основных и четырех уточных. Узор на ткани делали с помощью крученой золотой нити.


[Закрыть]невиданной красоты. На плечах ее лежала накидка из меха черно-бурой лисы, а украшения стоили, должно быть, целое состояние. И последний, но не менее значимый штрих. Дама сидела в удобном кресле из золоченого дерева, укрепленном на длинных резных шестах, удерживаемых на весу четырьмя крепкими мужчинами, одетыми в темно-зеленые ливреи, но при этом опоясанными мечами, словно и не слуги они, а воины.

«Телохранители?»

– Прошу прощения, – прищурилась Тина. – Вы что-то сказали, сударыня?

– Вы слышали, что я сказала, – улыбнулась женщина. – Прошу прощения,милые дамы, что нарушила вашу приватность, вмешавшись в разговор, отнюдь не предназначенный для моих ушей. Разрешите представиться, я Вильма Хурн аф Омине, землевладелица с юга. – И она подарила Тине и Аде исполненный невероятного достоинства и не лишенный изящества поклон. – Услышала ваши слова, сударыня, – взгляд синих глаз переместился с Тины на Аду, – и хотела предупредить, что век «Ласкового мая» подходит к концу, а тут и ваша реплика, барышня. – Она снова смотрела на Тину, не пытаясь даже скрыть своего интереса. – Две женщины, одетые в мужское платье, да еще и с мечами, и где! У входа в мыльню, бывшую в моде лет пятнадцать назад.

– А что, у старухи Шейн закончилась горячая вода? – холодно поинтересовалась Ада, в свою очередь, откровенно рассматривая «землевладелицу с юга». – Нам, собственно, помыться надо, а не время провести.

– Одно другому не мешает, – безмятежно улыбнулась Вильма Хурн. – Я как раз направляюсь в термы Кейсы Харм и приглашаю вас быть моими гостьями. Вы помоетесь, и мы проведем несколько часов за приятной беседой, закусывая и выпивая над проточной водой… У Кейсы отличная кухня и великолепные винные погреба. Ее музыканты и певцы из лучших в городе, и, разумеется, в ее термах вы можете утолить не только голод. Надеюсь, вы согласны с тем мнением, что пороки для того и существуют, чтобы предаваться им, ища наслаждения и довольства. Итак?

– Звучит многообещающе, – усмехнулась Адель. – Хотя, видит бог, мы искали всего лишь обыкновенную баню.

– В «Ласковом мае»? Вы бы еще в «Яблоки на снегу» пошли. Там тоже есть горячая вода.

– Ваша правда, сударыня, – согласилась, наконец, Адель. – Я Ада фон дер Койнер цум Диггерскарп.

– Из Квеба? – подняла бровь Вильма.

– Прямо оттуда, – чуть поклонилась Ада.

– А вы, красавица, вы тоже квебеянка?

– А что, похожа? – Тине разговор начинал нравиться, собеседница – тоже.

– По совести говоря, совсем не похожи. Ведь вы с юга, не так ли? Дайте угадаю! Кхе-Кхор, ведь так?

– Нет, – улыбнулась Тина, весьма смутно представлявшая, где находится «город сокровищ» Кхе-Кхор.

– Неужели из Решта? – В глазах дамы промелькнуло странное выражение, и, если бы Тина могла в это поверить, она решила бы, что это был испуг.

– Нет, – покачала она головой. – Я из Аля, что на Внутреннем море. Меня зовут Тина Ферен, и я рада знакомству.

– Аль?! – удивилась Вильма. – Так далеко от Савоя… Впрочем, я не ошиблась, нам будет о чем поговорить за обедом, ведь мы идем обедать?

– Мы идем обедать, – улыбнулась Тина. – Заодно и помоемся.

– Согласна, – кивнула Ада, и Тина уловила новый всплеск интереса в глазах Вильмы, но лишь через мгновение поняла, в чем тут дело. Учитывая разницу в возрасте и титул, угадываемый в полном имени Адель, следовало ожидать, что решения принимает она. Однако инициативу взяла в свои руки Тина, и Ада ей не возразила.

4

Термы Кейсы Харм не обманули ожиданий. Вернее, они смогли удивить Тину, впервые оказавшуюся в таком странном месте, ничуть не меньше, чем встреча с Охотником или рафаим. Начать с того, что мыльня эта оказалась не только и не столько баней, сколько чем-то, чему и названия-то у Тины не нашлось. Не было в ее словаре таких слов, и жизненный опыт, не говоря уже о книжном, ничем помочь не мог. А еще это было настоящее женское царство, от и до. Женщины-служанки бесшумными тенями сновали среди колонн, расписных ширм и тканых занавесей; женщины-распорядительницы, властными движениями – и уж точно без лишних слов – направлявшие своих подчиненных, дюжие охранницы, вооруженные кинжалами и устрашающего вида шипастыми дубинками. Женщинами оказались и торговцы – а сразу же за уличными воротами посетители попадали в просторный квадратный двор, окруженный галереями с лавками, – женщины-банщицы и женщины-виночерпии… За тяжелыми окованными железом воротами Тина обнаружила новый неведомый ей мир, роскошный и невероятно притягательный.

– Здесь мы купим вам белье, – сказала Вильма, когда они оказались во внутреннем дворе. – Или, может быть, заодно и переоденемся? Подкова, милые мои, осталась позади. А в цивилизованных землях, тем более в Империи – ведь вы же наверняка следуете в Империю, – женщины должны одеваться как подобает, а не абы как.