Текст книги "Нищета. Часть вторая"
Автор книги: Луиза Мишель
Соавторы: Жан Гетрэ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 39 страниц)
Чем суровее становился тон иезуита, тем ниже опускал голову де Мериа.
– Запомните вот что: если в ближайшие дни я открою (пользуясь для этого более верными источниками, чем полиция) истинную причину поведения Клары Марсель, то, по всей вероятности, я поставлю на первое место интересы церкви, а не интересы ее нерадивых слуг. А пока держите меня в курсе дела; я найду способ контролировать ваши слова и поступки. По-видимому, случай с этой девушкой – далеко не единственная опасность, какою грозит религии ваш приют для выздоравливающих.
Испуганный перспективой остаться без гроша, если мощная рука церкви перестанет его поддерживать, де Мериа начал было уверять в противном, но иезуит перебил его:
– Нужно заказать молебен, взять какой-нибудь предмет, принадлежавший Кларе Марсель, и прикоснуться им к святым мощам. Быть может, тогда Всевышний вернет ей разум.
– От ее вещей ничего не сохранилось, – необдуманно сказал граф, чьи мысли витали где-то далеко.
Иезуит презрительно взглянул на него и продолжал:
– Мне нет нужды добавлять, что относительно госпожи Сен-Стефан нами принято точно такое же решение. Можете идти!
И он отпустил его жестом, как лакея.
«Ну погоди же, старый хрыч! – подумал де Мериа. – Ты у меня еще попляшешь! Рычит, как цепная собака… Мне это надоело!»
На улице он встретил Санблера и сказал ему:
– Дела плохи. Денежную помощь, которую мы получаем через мою сестру, собираются сократить, а то и вовсе отказать в ней. И это, может статься, еще наименьшая из бед, нависших над нашей головой.
– За меня не тревожьтесь, – ответил урод, – я найду выход из положения. Оказывается, мой друг Лезорн в Париже. Если ваша сестра больше не сможет доставать деньги, мы обратимся к нему. С ним не пропадешь, он настоящий мастак по этой части.
Выпив две-три рюмки абсента, чтобы подкрепиться и забыть о неприятном разговоре, де Мериа решил наведаться в переулок Лекюйе к тетушке Николь: может быть, она что-нибудь знает? Но разносчица булок еще не вернулась с работы, и в ожидании ее граф стал прогуливаться взад и вперед по переулку. Когда пришла из школы маленькая Луиза, он вошел в дом и уселся, сказав, что подождет ее тетку. Разговаривая с девочкой, он поцеловал ее, но сделал ей при этом так больно, что она испугалась и убежала, вытирая слезы передником. Гектор счел благоразумным не возобновлять попытку. Когда явилась тетушка Николь, он сидел у печки и собственноручно подкладывал в нее торф.
– Я ожидал вас, – сказал де Мериа, – я хотел вам сообщить, что Софи чувствует себя гораздо лучше. Перемена воздуха и питания, вероятно, приведет к перелому в болезни, и девочка поправится.
– Как вы добры! – воскликнула растроганная старушка.
Луиза, надувшись, держалась за ее юбку. Она боялась, как бы этот господин снова не поцеловал ее. Но граф дал ей золотой со словами: «Купи себе конфет, малютка!»
– Нет, спасибо, сударь, – ответила девочка, любуясь блеском монеты, – пусть это будет для Софи, когда она вернется.
Она уже не так боялась, но все же не решалась подойти к нему поближе.
– Не следует дарить детям такие деньги, сударь, – заметила тетушка Николь. – Это слишком расточительно!
– Не беспокойтесь! Я – уполномоченный очень богатой особы, решившей разделить все свое состояние между монастырями и бедными.
До сих пор тетушка Николь не питала особого доверия к клерикалам. Теперь она подумала: «Как видно, среди них есть и хорошие люди». Она молчала, смущенная щедростью графа.
Тот продолжал:
– Каждый ищет счастья по-своему. Я испытал в жизни много горя и стараюсь утешиться с помощью немногих добрых дел, какие мне удается совершить… – И он притворился, будто утирает слезу. – Но, знаете, даже благотворительность доставляет немало огорчений. Например, вчера в нашем приюте произошел прискорбный случай: учительница, страдающая приступами умопомешательства, выбросилась из окна. Теперь она в больнице святой Анны; обещают ее вылечить. Самое грустное то, что причиной ее безумия были вредные книги, которые она, вероятно, читала тайком.
– Ах, девушки так хрупки! – заметила тетушка Николь.
– О да! Хрупки, как весенние цветы, погибающие от заморозков! – подхватил де Мериа. – Вы вдова? – спросил он, желая переменить тему.
– Увы, сударь, после мая семьдесят первого года. Правда, мой муж ни в чем не был замешан; но он носил со времен осады мундир национального гвардейца, и к тому же один из его друзей, будучи ранен, укрывался у нас. Версальцы расстреляли обоих: и моего мужа и его. Я уцелела лишь потому, что у солдат не хватило патронов. Сколько тогда было убито несчастных людей!
– Какой ужас – эта гражданская война! – воскликнул граф. – И все потому, что народ не понимает неизбежности нужды…
– Ах, сударь, неужели нельзя сделать так, чтобы ее не было?
– Любезная, вы в этом ничего не смыслите.
– Это правда. Я – круглая невежда, мне пришлось много потрудиться на своем веку, тут уж было не до ученья! Но все-таки мне очень хотелось бы, чтобы настал день, когда никто не будет умирать от голода и нищеты…
– Такова воля божия. Его могущество и благость беспредельны.
– Но ведь тогда он легко мог бы устроить так, чтобы на земле не было зла?
Разговор принимал неприятный для графа оборот, и он снова направил его по другому руслу:
– Я еще раз приду сообщить вам о здоровье Софи, потому что детей у нас можно навещать лишь раз в две недели, в первое и третье воскресенье каждого месяца.
Он хотел избежать опасностей: Софи была еще не настолько одурманена снотворным снадобьем, чтобы позволить ей разговаривать с тетушкой Николь.
Через несколько дней де Мериа вновь отправился в переулок Лекюйе, но никого не застал дома. Подождав некоторое время, он ушел, оставив у соседки визитную карточку, а для Луизы – коробку засахаренного миндаля. В нее он положил еще одну двадцатифранковую монету.
XI. Роза Микслен
Пребывание Клары в больнице св. Анны и ее побег произошли как раз между первым и вторым визитами графа де Мериа к тетушке Николь.
Софи, подавленная стыдом (она была уже в таком возрасте, что понимала свое несчастье), пряталась от Эльмины, молча забивалась в угол и, сжавшись в комочек, дрожала от страха. В тот ужасный вечер она узнала в умалишенной девочке свою подругу, Розу Микслен, и бедняжка решила, что для попавших в приют спасения нет.
Несмотря на все свои старания, Эльмина не могла дознаться, много ли видела Софи: та молчала, пугалась всего и не переставала трепетать, как ягненок, запертый в одной клетке с тигром.
Между тем грозили новые неприятности. Девис-Рот после побега Клары снова вызвал графа и сказал ему:
– Эта девушка нашла убежище среди простого народа, иначе она давно была бы в наших руках. Пустите в ход все средства, чтобы выследить ее. Быть может, она прячется у людей, с которыми вы раньше водили знакомство? Между прочим, – добавил иезуит, – я навел кое-какие справки: помните, я вас предупреждал? Они говорят не в вашу пользу…
Гектор вспомнил о слугах, которых посылали слушать проповеди, когда в приюте устраивались вечера. Эти люди, конечно, очень глупы, но Девис-Рот хитрая бестия… Крайне обеспокоенный, граф отправился к г-же Сен-Стефан. Его мучила мысль, что Клара могла попасть в руки врагов религии. Что, если в приюте произведут обыск, и все откроется? Ведь с их учительницами такие случаи уже бывали. Одну, правда, выдали замуж, но другая от потрясения умерла. Об этом могли вспомнить… А маленькая Роза, похищенная им? А Софи, которую он заманил в приют? Де Мериа теперь боялся всего.
Эльмина осунулась, вид у нее был озабоченный, но не подавленный. Загнанная волчица еще может сопротивляться собакам. Она позаботилась убрать из приюта все, что могло вызвать подозрения, изменила набор лекарств в аптеке; уже известная нам малага оттуда исчезла. Однако в гостиной остались те же картины религиозно-чувственного содержания: Мария Магдалина в костюме Евы, св. Иероним в подобном же неглиже, и так далее. Женщину, целиком отдавшую себя служению плоти, томил сейчас животный страх. Он колол ей мозг словно иголками, проникал во все поры ее существа, заставлял ежеминутно вздрагивать. Эльмина была способна на любое преступление, лишь бы оно обеспечило ей безопасность.
Подливая масла в огонь, де Мериа сообщил ей о решении Девис-Рота лишить их своего покровительства, если разразится публичный скандал. Эльмина это предвидела. Она сухо ответила, что граф сам виноват во всех бедах, которые обрушились на них.
– Ведь из-за вас появилась здесь Клара Марсель; вы похитили маленькую Розу, на которую не действует ни одно снотворное; вы поместили сюда Софи Николь. А отвечать за все это придется мне!
Эльмина взглянула на графа с таким гневом, что он опустил голову, как перед Девис-Ротом.
– И все это для того, чтобы удовлетворить ваши порочные наклонности!
– Постойте, дорогая, скажите лучше – наши наклонности. Так будет вернее. Я бы не выбрал весталку в качестве начальницы приюта… Согласитесь, что у нас одинаковые вкусы.
Собеседники помолчали.
– Я рассчитываю на вашу помощь, – сказала наконец Эльмина. – Нужно отделаться от некоторых улик.
Ее прервал крик Розы. Оба вскочили.
– Вот видите! Эту девочку нельзя держать здесь.
Де Мериа кивнул.
– Как вы думаете, что с нею делать?
Эльмине, видимо, хотелось, чтобы ее сообщник взял инициативу на себя. Но тот молчал, и она нетерпеливо продолжала:
– В таком состоянии ее опасно здесь оставлять. А ведь она уже не поправится… Так не все ли равно, когда мы от нее избавимся – сегодня или завтра?
– Но не собираетесь же вы ее убить? – возразил граф.
– А вы предпочли бы, чтобы она обо всем рассказала? О похищении, растлении малолетних и тому подобном?
– Что за важность? Семь бед – один ответ. Обвинением больше, обвинением меньше – какая разница?
Эльмина намеревалась возразить, но ей помешал новый вопль Розы.
– Слышите, она агонизирует… Скажите, вам хочется попасть на каторгу?
– Нет, – ответил Гектор и пошел вслед за начальницей приюта в комнату, откуда доносились крики.
Роза только что проснулась, несмотря на снотворное, которым ее непрерывно пичкали. Наркотик не мог лишить ее памяти: как только его действие ослабевало, девочка вспоминала все, что произошло, и, как в первый день, призывая на помощь мать, пыталась бежать. Уже несколько раз ей удавалось вырваться из комнаты. Чтобы лишить Розу возможности двигаться, несчастную крепко привязали к кровати; кроме того, на нее надели смирительную рубаху, как на Клару в больнице св. Анны.
Истомленная тщетными усилиями освободиться, Роза плакала; ее подушка была мокрой от слез.
Эльмина вынула из кармана флакон.
– Выпей, крошка, – сказала она, приподнимая голову девочки. Но Роза отшатнулась и попыталась сесть на постели, сквозь слезы глядя на своих мучителей.
– Прежде, чем я умру, мне хотелось бы повидать маму, – прошептала она. – Отпустите меня! Я ничего никому не скажу, я вас прощаю.
– Ты бредишь, девочка! Твоя мать сама отдала тебя в приют. Она придет за тобою.
– Вы лжете! Вот этот господин меня украл!
Они вновь попытались заставить ее выпить яд. Роза отбивалась, называя их убийцами. Наконец, обессилев, отчаявшись, сознавая, что смерть близка, она проглотила несколько капель…
Де Мериа, дрожа, пролил часть содержимого флакона.
– Какой вы неуклюжий! – бросила ему Эльмина и опять наполнила чашку. Роза выпила, не сводя с них взгляда. Но ее организм уже привык к наркотикам; яд не действовал.
Граф и Эльмина склонились над ребенком. Роза закрыла глаза, чтобы не видеть их. Наконец этим чудовищам показалось, что жертва уже не дышит. Эльмина положила ей руку на грудь. Но девочка открыла глаза и со спокойствием обреченной промолвила:
– Я никак не могу умереть.
Покорность Розы пугала их больше, чем ее сопротивление.
– Надо ее прикончить! – воскликнула Эльмина. Сняв с себя широкую шелковую ленту, служившую поясом, она протянула ее графу.
Роза снова попыталась приподняться.
– О, не делайте мне больно, прошу вас! – прошептала она. – Дайте мне еще яду, может быть, я умру.
Де Мериа оттолкнул руку сообщницы. Та прошипела:
– Со дня на день могут произвести обыск! Вы хотите угодить на каторгу? Девочку привезли сюда вы. Имейте в виду, я так и заявлю. Надо ее прикончить!
Ребенок смотрел на них. Наконец Гектор решился. Он обвил детскую шейку лентой и дернул за оба конца с такой силой, что она порвалась. Роза, пораженная ужасом, продолжала смотреть на них. Ее глаза почти выкатились из орбит.
– О, чтоб вас!.. – воскликнула Эльмина. – Придется мне взяться самой!
И, как фурия набросившись на несчастную малютку, она вцепилась в ее горло судорожно сведенными пальцами. Пристальный взгляд Розы усугубил ее ярость, и она укусила девочку в лицо.
– Умри, – шептала она, – умри же!
Де Мериа в испуге попятился.
Когда тело ребенка перестало дергаться, г-жа Сен-Стефан, чтобы не видеть широко раскрытых глаз Розы, накинула на нее простыню. На полотне тотчас же выступила кровь.
– Дело за вами. Нужно, чтобы труп исчез.
– Да разве я смогу унести его среди бела дня?
– И все-таки это надо сделать немедленно.
Мертвая девочка была еще опаснее, чем живая. Они продолжали ее бояться…
Эльмина повела графа в глубь сада и велела вырыть яму под деревьями. Белые от инея, они походили на вишни в цвету. На дно ямы насыпали негашеной извести (уроки майских дней не прошли даром). Но чтобы перенести сюда труп, нужно было дождаться ночи. Эльмина положила в карман ключ от комнаты, где лежала Роза, и, оставив Гектора в приемной, пошла узнать, что делается в классе.
Новая учительница, Бланш Марсель (на этот раз та самая Марсель, которую они ждали), приехала утром. Это был настоящий Роден[20]20
Роден – персонаж романа Эжена Сю (1804–1857) «Агасфер», иезуит.
[Закрыть] в юбке, с той разницей, что она заботилась исключительно о своих интересах, а не об интересах общества Иисуса. Этой особе не было никакого дела до того, что она могла обнаружить или заподозрить, лишь бы за ее молчание платили в соответствии с важностью ее открытий. Жадность ее не знала границ.
Госпожа Сен-Стефан застала в классе Софи Бродар. Она сидела в уголке, положив голову на руки. Увидев Эльмину, девочка побледнела.
– Не хочешь ли чего-нибудь, дитя мое? – спросила начальница.
– Нет, сударыня.
Софи не решалась сказать, что ей хочется вернуться к тетушке Николь. Эльмина продолжала, обращаясь к учительнице:
– У этой девочки иногда бывают галлюцинации; ее рассудку грозит опасность. – Затем она добавила шепотом: – Постарайтесь в ее же интересах расспросить поделикатнее, что ей мерещится; я смогу тогда лучше судить, в каком состоянии ее мозг.
Бланш Марсель была довольно проницательна; она сразу увидела, что Софи не похожа на страдающую галлюцинациями, и решила воспользоваться случаем, чтобы иметь в руках козырь против начальницы.
– Можете положиться на меня, сударыня, – заявила она, поджимая губы, и без того столь узкие и тонкие, что ее рот под острым длинным носом казался щелкой. Ее глаза, круглые, как у птицы, но лишенные привлекательной мягкости птичьих глаз, были поставлены очень близко друг к другу; жидкие волосы неопределенного цвета, похожие на перья, обрамляли ее лицо. Этот ястреб в образе девушки всегда был готов наброситься на жертву.
Сказав несколько слов девочкам, уже не таким сонным, как обычно, Эльмина вернулась в приемную, где ее ждал Гектор. Однако они недолго оставались вдвоем: им помешал посетитель, крайне для них нежелательный: это был врач из больницы св. Анны. Сообщники в ужасе переглянулись.
– Мое посещение, вероятно, удивляет вас, сударыня, – сказал доктор, – но, принимая во внимание интерес, с каким вы относились к Кларе Марсель, я надеюсь, что вы мне поможете.
Эльмина вытерла платком холодный пот со лба.
– В чем дело? – промямлила она.
– Прежде всего надо ее разыскать. Тут что-то нечисто, позвольте вам сказать прямо. Вспоминая слова, вырывавшиеся у нее в бреду, я все более и более прихожу к выводу, что она стала жертвой какого-то злодейского покушения. Вместо того чтобы скрывать от ее дяди, нужно все ему рассказать. Он ее воспитал, знает ее привычки, наклонности, характер, и его указания могли бы облегчить нам поиски. Это дело весьма меня заинтересовало. Давайте известим дядю и отыщем племянницу!
Эльмина уже чувствовала себя раздавленной под тяжестью улик. Психиатр и не думал в чем-нибудь ее подозревать; но, глядя на ее маленькую головку, в которой было что-то змеиное, на ее глаза, полные ужаса и смятения, он вторично спросил себя: «Неужели я сам одержим навязчивой идеей?» Тем не менее он продолжал:
– Я хочу предложить вам свои услуги и сделать все от меня зависящее для розысков Клары Марсель. Разрешите задать несколько вопросов; ваши ответы, может быть, укажут нам путь.
Госпожа Сен-Стефан пыталась хоть что-нибудь вымолвить, но у нее перехватило дыхание. Тут доктор увидел графа, которого раньше не заметил. Они поклонились друг другу.
Удивительное дело! Если у начальницы приюта было лицо вакханки, то этот господин напоминал сатира. Почему факты противоречили теориям старого психиатра? Имел ли он дело с исключением, или наука ошиблась?
Доктор день и ночь думал о Кларе, затерянной где-то в Париже, подвергающейся множеству опасностей, терзаемой страхом, который был вызван, как он полагал, не беспорядочным чтением, а чем-то другим.
– Какое впечатление произвела на вас эта девушка по приезде сюда? Она вам показалась спокойной или же расстроенной чем-нибудь?
– Она была, по-видимому, спокойна, – ответила Эльмина. Но, видя, что запутывается, быстро добавила: – Однако вскоре я обнаружила, что это натура экзальтированная.
– Не показалось ли вам, что она страшится каких-то воспоминаний?
– Нет.
– Значит, ее что-то напугало, когда она очутилась здесь. Она из захолустья и, вероятно, боязлива.
– Сударь, – прервала г-жа Сен-Стефан, – в моем приюте не происходит ничего такого, что могло бы ее напугать.
– Я это знаю, сударыня, но учтите, ведь дело идет о девушке, провинциалке…
Волнение Эльмины не ускользнуло от психиатра; он заметил, что расспросы ее раздражают. Это было довольно странно со стороны особы, принимающей в Кларе такое участие. Старик удивлялся все больше и больше.
– Простите мою назойливость, сударыня, но в интересах Клары Марсель мне бы хотелось побеседовать с врачом, услугами которого пользуется ваш приют. Мой коллега, без сомнения, подметил что-нибудь.
– Ничего, сударь, решительно ничего!
– Могу ли я его видеть? Как его фамилия?
Вопросы эти для Эльмины были тем более неприятны, что в действительности никакого врача, обслуживающего приют, не существовало.
– Я пришлю его к вам, – сказала она.
– Лучше я сам к нему заеду; только дайте мне его адрес.
Эта настойчивость бросала сообщников в дрожь.
– К сожалению, сударь, наш врач уехал на несколько дней, – сказала начальница приюта. – Как только он вернется, я поспешу направить его к вам, чтобы помочь найти нашу дорогую Клару.
Настаивать далее было бы неучтиво; психиатр простился с г-жой Сен-Стефан и с безмолвным свидетелем их разговора. Почтенная дама больше чем когда-либо приводила старого доктора в недоумение.
Он был дьявольски упрям; образ бедняжки Клары неотступно стоял перед ним. Прямо от Эльмины он отправился к Девис-Роту. Тот заявил, что не имеет никакого отношения ни к приюту, ни к розыскам пропавшей, хотя участь последней ему не безразлична, так как он знаком с ее дядей. В конце концов его преподобие заявил, что умывает руки, ибо ответственность за приют, по его словам, лежала на основателе заведения, графе де Мериа, и на начальнице, г-же Сен-Стефан.
Доктор не сдался: он поехал к графу, не подозревая, что это тот самый господин, которого он встретил в приюте (Эльмина тогда настолько растерялась, что даже не представила их друг другу). Но графа не оказалось дома. Тогда старику пришла в голову другая мысль, и он решил привести ее на следующий же день в исполнение, а именно – разыскать капеллана приюта. Но, как нам известно, этот капеллан, подобно приютскому врачу, был лицом вымышленным.
После отъезда психиатра Эльмина вытерла лоб, на котором выступили капли пота, и некоторое время собиралась с мыслями. Де Мериа не шевелился, словно его разбил паралич.
Эльмина первая оправилась от волнения. Уже стемнело; она зажгла потайной фонарь.
– Идемте же! – шепнула она.
Одни поднялись в комнату, где лежала Роза. Ее тело было еще теплым и не утратило гибкости: ведь жизнь не так скоро покидает юные существа. Эльмина подняла девочку и передала ее Гектору.
– Скорее! – торопила она.
Граф последовал за нею. Тело, казалось ему, то оживало, то вновь тяжелело… Когда они опустили его в яму, завернув в запачканную кровью простыню, им почудился вздох.
Так в промерзшей земле, под слоем негашеной извести была погребена маленькая мученица.
Засыпав яму, де Мериа и его сообщница закидали ее ветками и сухими листьями, запорошили снегом. Когда они занимались своим черным делом, на них уставились два горящих глаза и где-то вблизи послышался шорох. Они вздрогнули от ужаса. Но это была всего-навсего бездомная кошка, забравшаяся на дерево.
