355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Луиза Мишель » Нищета. Часть вторая » Текст книги (страница 4)
Нищета. Часть вторая
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 12:29

Текст книги "Нищета. Часть вторая"


Автор книги: Луиза Мишель


Соавторы: Жан Гетрэ
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 39 страниц)

VII. Таинственный дом

Перенесемся на некоторое время туда, где творились чудовищные преступления.

Развращенность, дойдя до известного предела, вызывает душевные болезни, эпидемические психозы и, овладевая людьми, толкает их не поступки, какие с трудом может нарисовать даже самое пылкое воображение. Если бы таких людей помещали в одиночные палаты, они явились бы интересными объектами изучения для психиатров. Когда подобный вид помешательства развивается в условиях той свободы, какую дает богатство, он становится особенно ужасен. Безнаказанность удваивает его силу. Так было и с основателями приюта Нотр-Дам де ла Бонгард. Словно одержимых пляской св. Ги или конвульсиями св. Медара[9]9
  Пляска св. Ги, конвульсии св. Медара – нервные заболевания.


[Закрыть]
, этих извергов томили бредовые вожделения. Чтобы их удовлетворить, они под покровом тайны терзали детей бедняков. Легенда о людоеде оказалась не совсем вымышленной… Вампиры думали, что никто не помешает им совершать черные дела; но злодеяний было слишком много, и это их погубило.

Начальница приюта Эльмина Сен-Стефан собственной персоной явилась в переулок Лекюйе. Она была в черном бархатном платье, под длинной вуалью. Ее экипаж занял переулок во всю его ширину; на запятках стоял лакей в ливрее, полосатой, как шкура ящерицы, а на козлах сидел кучер в широченной шинели с белыми отворотами. Визит был непродолжительным. Начальница любезно предложила тетушке Николь и Луизе проводить Софи в приют.

Карета выехала из предместья и покатилась по дороге в Z… Снег, который в городе обычно убирается, здесь лежал нетронутым. На обширной равнине, словно укрытой белым саваном, лишь кое-где виднелись деревья и изгороди, припорошенные инеем.

Беспокойство Анжелы передалось и тетушке Николь. Однако она старалась не поддаваться ему. Девочке просто повезло, что ж тут удивительного? Может же такое случиться!

Вскоре показался приют. Его главный корпус стоял отдельно среди парка, словно мавзолей. В некотором отдалении находились часовня и флигель для служащих. Были тут и сад и цветник, но сейчас все выглядело по-зимнему уныло.

Стрельчатые окна главного корпуса, часовни и смежного с нею флигеля, украшенные цветными витражами, закрывались резными ставнями; роспись и резьба изображали сцены из детства Христа и жизни святых. Внутреннее убранство помещения невозможно было разглядеть: днем мешали витражи, а вечером – плотно закрытые тяжелые ставни. Однако нетрудно было заметить, что здания эти выглядят как-то необычно. Их зловещий и мрачный облик, подчеркнутое благолепие внешней отделки напоминали монастырь.

В будке за высокой железной решеткой жил привратник, поспешно распахнувший ворота перед каретой начальницы. Судя по физиономии этого человека, он был беспредельно глуп. Похожий на собаку и в то же время на овцу, привратник никогда, даже мысленно, не переступал порога дома; за ворота он тоже не выходил.

Эльмина старалась поддерживать оживленный разговор, чтобы рассеять грустное настроение тетушки Николь. Луиза и Софи разглядывали витражи, картины, портьеры и беспрерывно всем восхищались. Вестибюль, обтянутый голубовато-белой материей, освещенный мягким светом, лившимся сквозь расписные стекла, был увешан картинами, изображавшими девушек в белых нарядах и сцены на евангельские сюжеты. Посредине на пьедестале возвышалась мраморная статуя богоматери. Обстановка, пожалуй, чересчур роскошная для приюта, где сироты из бедных семей оставались только до выздоровления… Но такова была прихоть учредительницы. Вникая во все мельчайшие детали, граф де Мериа лично руководил постройкой и меблировкой приюта.

При виде всего этого великолепия тетушка Николь только покачивала головой. Но когда ее провели в хорошо натопленные комнаты для детей, добрая женщина успокоилась. Анжела со своими нелепыми страхами, заразившая недоверием и ее, очевидно, ошибалась.

Здешние порядки отличались простотой. Дети всецело находились на попечении начальницы. Приют, по ее словам, обслуживался собственным врачом. Правда, родители его никогда не видели; но что ж тут удивительного? Он, должно быть, приходил сюда в определенные часы. Поэтому в существовании врача-невидимки никто не сомневался.

В часовне висело множество ex voto[10]10
  Буквально – по обету (лат.). Предмет, принесенный в дар святому в благодарность за исцеление и т. п.


[Закрыть]
. Неизвестно, чьи это были приношения, но разве можно оспаривать непогрешимость церкви и чудеса, творимые Богом? Кому пришло бы в голову докапываться, в чем тут дело?

Имелось тут помещение и для капеллана, но, поразмыслив, основатели приюта решили, что ни один мужчина – даже священник – не должен проживать на его территории.

Тетушка Николь восторгалась всем, что ей показывала г-жа Сен-Стефан. Вдруг осмотр был прерван приездом девушки лет семнадцати на вид. Это была новая учительница, присланная преподобным Девис-Ротом. Детей в приюте не заставляли работать: их учили, беседуя с ними на разнообразные темы. Однако в последнее время заниматься с девочками приходилось сиделкам: учительниц не было. Одна из них с Божьей помощью вышла замуж, причем очень удач но. В роли провидения выступил г-н Николя, лично весьма заинтересованный в ее замужестве. Другая учительница провела в приюте всего несколько дней, а затем, как сказали детям, вернулась к родным.

Высокая девушка, которая привезла начальнице письмо от Девис-Рота, тоже понравилась тетушке Николь. Славная женщина уехала, совершенно успокоившись. Маленькая Луиза очень огорчилась, что ей нельзя остаться в этом красивом доме: хотя она была такой же бледной и болезненной, как Софи, но по возрасту ее не могли еще туда принять.

Воспитанницы, которых тетушка Николь видела мельком, отличались сильной бледностью. Но ведь их, по словам начальницы, лишь недавно вырвали из лап смерти! И тетушка Николь успокаивала Анжелу. Право же, ее подозрения не имеют под собой почвы!

Софи горько плакала, расставаясь с сестрой и тетушкой Николь. Ее отвели к девочкам, игравшим в зале, и г-жа Сен-Стефан осталась наедине с вновь прибывшей учительницей. Эта черноволосая, темноглазая смуглянка производила очень приятное впечатление. Ее открытый взгляд был, пожалуй, слишком смел для воспитанницы монастыря; улыбалась она по-детски открыто.

– Вы – мадемуазель Марсель из монастыря Сент-Люси?

– Да, сударыня.

– У вас письмо от графа де Мериа?

– Нет, сударыня.

– Разве вы у него не были?

– Я с ним незнакома.

Начальница была поражена.

– Кто же вас прислал?

– Настоятельница монастыря Сент-Люси получила от его преподобия Девис-Рота вот это письмо. Он пишет ей, что приглашает меня на место учительницы в приют Нотр-Дам де ла Бонгард. Настоятельница обратилась к моему дяде; он дал согласие, и вот я здесь.

Госпожа Сен-Стефан перечитывала письмо со все возрастающим удивлением.

– Значит, вы – Бланш Марсель?

– Нет, сударыня. Я – Клара Марсель.

Тут уж Эльмина совсем стала в тупик. Клару этот допрос неприятно задел. Ни та, ни другая не знали, что граф де Мериа поместил в монастырь Сент-Люси в Морбигане[11]11
  Морбиган – департамент в северо-западной части Франции на полуострове Бретань.


[Закрыть]
молодую особу, вполне подходившую для его целей, и попросил Девис-Рота написать настоятельнице монастыря о том, чтобы эту девицу направили в приют в качестве учительницы. Гектор действовал по всем правилам дипломатии: письмо духовного лица, известного не только в Париже, несомненно должно было внушить доверие настоятельнице. Иезуит, не видя причин отказать графу в его просьбе, написал такое письмо, но по ошибке адресовал его не в Морбиган, а в Вогезы[12]12
  Вогезы – департамент на северо-востоке Франции.


[Закрыть]
, где тоже был монастырь, носивший это название. Случайно и там оказалась воспитанница по фамилии Марсель. Ошибка привела к недоразумению, неприятному для г-жи Сен-Стефан. Сильно раздосадованная, она продолжала расспрашивать Клару:

– Вы говорили о своем дяде, мадемуазель. Как его зовут?

– Франсуа Марсель, сударыня.

– Франсуа Марсель?

– Да, он – кюре в селении Дубовый дол.

Час от часу не легче! Начальница была подавлена. Вот уж не повезло: оказывается, это племянница глупого старика, прослывшего в Вогезах святым… «Отослать ее назад невозможно, – подумала она. – А нас она совершенно не устраивает!»

– Дитя мое, – сказала Эльмина, – тут произошла маленькая путаница, но это нисколько меня не огорчает. Напротив, я очень рада, что в нашем приюте будет преподавать племянница столь известного и всеми почитаемого кюри.

– Сударыня, – возразила Клара, не обращая внимания на комплимент, – если место уже занято, то я готова вернуться к дяде.

Она была рада возможности уехать из приюта, где ей все крайне не понравилось.

– Вопрос будет решен советом попечителей, который соберется на этой неделе. Но я полагаю, что вас не отпустят; мы бы от этого только проиграли, – сказала г-жа Сен-Стефан. «Я сумею найти удобный предлог, – подумала сия благочестивая особа, – чтобы избавиться от этой девчонки».

Она повела новую учительницу в классы. Клара размышляла: может быть, ей лучше уехать сразу, не дожидаясь решения совета попечителей? Но она боялась показаться дурно воспитанной.

Начальница выглядела совсем не такой, какой ее изображала газета «Небесное эхо», которую получал дядя Клары. Там не жалели красок, описывая благодеяния, совершаемые сей служительницей промысла Божья. В простоте душевной Клара удивлялась, что столь набожная особа носит платье с таким глубоким вырезом на груди, соблазнительность которой еще больше подчеркивалась жемчужным ожерельем. Ей думалось, что если бы бедная женщина из народа так обнажила свое тело, то это сочли бы за оскорбление приличий. Хотя Клара и воспитывалась в монастыре, но не догадывалась, что с небом можно входить в полюбовные сделки, и все принимала за чистую монету.

Вялые, сонные дети сидели за партами. Они были так безразличны ко всему, что даже не обратили внимания на новую учительницу. Лишь Софи была оживленнее других, но ведь она успела провести в этом унылом месте только один день. За уроком все хранили угрюмое молчание, кроме той же Софи, проявлявшей живой интерес к географии. Преподавала Клара не по учебнику, а по книге Жюля Верна и вместо карты пользовалась иллюстрациями.

Клара была чудесной девушкой. Училась она отлично, и в шестнадцать лет уже получила диплом учительницы. Ее легко было рассмешить, и хохотать она умела от всей души. Но иногда она подолгу плакала над страницами тайком прочитанного романа. Более решительная и храбрая, чем ее сверстницы, Клара чувствовала себя здесь, словно птица в запертой клетке. Ей было как-то не по себе.

В то время как она пыталась заинтересовать детей увлекательным рассказом, в котором описания чудес науки сменялись прелестью вымысла, со второго этажа послышался пронзительный крик. Клара бросилась было из комнаты, но дверь перед нею внезапно захлопнулась. Все же она успела разглядеть девочку лет двенадцати, с длинными белокурыми волосами, распущенными по плечам. Снова раздались крики, послышался шум, словно кто-то отчаянно боролся; затем все стихло. Г-жа Сен-Стефан приоткрыла дверь.

– Не волнуйтесь, – сказала она, – это сиротка, потерявшая рассудок. Мы не хотели отдавать ее в сумасшедший дом, там за ней не было бы надлежащего ухода, и оставили ее здесь.

Эти слова звучали правдоподобно, но Клара не поверила. Начальница приюта внушала ей глубокую неприязнь. Ей пришло в голову, – недаром она прочла столько романов! – что тут дело нечисто. Чудилась какая-то таинственная интрига.

Она стала расспрашивать девочек о помешанной. Но они, как видно, были равнодушны ко всему окружающему и могли сказать лишь одно: «Это – маленькая Роза». Быть может, они действительно ничего больше не знали.

Потеряв надежду выведать что-нибудь от детей, Клара открыла ящик стола, чтобы узнать, какими книгами пользовалась ее предшественница. Там оказалось несколько сборников песен и альбомы со стихами для детей. Пока девушка просматривала альбомы, к ней подошла Софи.

– Мадемуазель, мне страшно, я хочу домой!

– Чего ты боишься?

– Не знаю… Той девочки, что кричала.

– Она не сделает тебе ничего плохого.

– А вдруг меня поместят вместе с нею?..

– Зачем тебя станут помещать с сумасшедшей?

– Кто знает?

Страх ребенка передался и Кларе. Без сомнения, в этом доме было что-то странное, и бедной девушкой овладело тягостное чувство, какое испытывает путешественник, внезапно попавший в разбойничий притон.

Вдруг из альбома, который она перелистывала, выпала записка. Боясь слежки, Клара незаметно смахнула ее в ящик и, прикрываясь крышкой пюпитра, прочла: «На всякий случай пишу той, кто займет мое место. Спасайся, пока не поздно!»

Остальное нельзя было разобрать. Что это: одна ли из тех мистификаций, какие веселая Клара и сама не прочь была устраивать? Или она в самом деле попала в такое место, где совершаются злодеяния, и, значит, в романах пишут правду?

Девушка быстро приняла решение: предупредить дядю, чтобы с его помощью спасти себя и детей от грозившей им неведомой опасности, которую Клара чуяла инстинктивно. Она написала лишь несколько строк: «Дорогой дядюшка, мне необходимо вас видеть. Если я не вернусь через неделю, приезжайте сюда как можно скорее, умоляю вас. Это очень, очень нужно. Ваша Клара».

Запечатав письмо, она надела шляпку, накидку и, отыскав г-жу Сен-Стефан, предупредила ее, что собирается ненадолго отлучиться. Но начальница спокойно взяла у нее письмо и сказала:

– Дитя мое! Ни девочки, доверенные моим заботам, ни учительница не должны никуда выходить без меня. Такой здесь порядок; ваш дядя, без сомнения, одобрил бы его. Ваше письмо будет сейчас же отправлено на почту.

Взгляд, брошенный на Клару, убедил ее, что начальница догадалась о ее подозрениях. Девушка молча поклонилась и, подавленная, пошла обратно в класс. Все ясно: она пленница, и ее письма будут подвергаться просмотру.

Действительно, вернувшись к себе, Эльмина тотчас распечатала и прочла письмо, а затем бросила его в камин, где ярко пылал огонь, благодаря чему в комнате было тепло, как летом.

«Что успела заметить эта дурочка? Что она хочет поведать своему дяде, этому старому хрычу? Почему де Мериа не написал сам, а впутал сюда Девис-Рота? Не хватает только, чтобы он признался этому фанатику во всем, что здесь происходит. Если его преподобие узнает – дело дрянь, он уже не будет в нас нуждаться. Ведь использованные инструменты выбрасывают, как ненужный хлам…»

С такими мыслями начальница одевалась, – вернее, если вспомнить ее декольте, раздевалась для предстоящего вечера.

Дважды в неделю, по четвергам и воскресеньям, в приюте устраивались вечера. На них бывали де Мериа, Николя и другие члены благотворительного комитета. Слуг в это время отпускали: они отправлялись слушать душеспасительную проповедь в церковь. Священнику поручалось следить, чтобы там присутствовала вся челядь: толстый кучер, лакей, похожий на ящерицу, свиноподобная кухарка, горничная, смахивавшая на лисицу, и три сиделки бретонки, говорившие только на своем наречии, что не мешало им, впрочем, сосредоточенно слушать богослужения на латинском языке. Вряд ли где-нибудь можно было найти более ограниченных, более тупоумных, более послушных слуг. Каждый раз им давали по десять франков; они откладывали чаевые про черный день, так как жили на всем готовом. Что касается привратника, то он тоже получал по десять франков и ни на минуту не отходил от ворот. Хозяйская щедрость имела, конечно, свои причины.

VIII. Разгадка тайны

Клару томил страх. Все ей казалось подозрительным, ко всему она относилась настороженно. Так, например, за обедом она заметила, что начальница вышла на минутку в соседнюю комнату, служившую аптекой, и принесла оттуда две бутылки малаги. С первого же глотка молодой учительнице показалось, будто у вина какой-то странный привкус, и она вспомнила, что в одной из книг, Прочитанных ею украдкой, преступный трактирщик поил путешественников снотворным, чтобы легче было их убивать. Но ведь не убивали же тут детей? Что же здесь происходило?

Клара отказалась от вина; ей хотелось, чтобы и Софи не дотронулась до него. Но та, не обращая внимания на ее знаки, выпила все до дна. Подозрения Клары имели основания: вскоре девочки заснули глубоким сном; у нее самой отяжелели веки, хотя она лишь пригубила бокал. Однако страх и любопытство не дали ей заснуть.

– Дети так слабы, – заметила начальница, – они устают даже от обеда; их все время клонит ко сну.

Ее взгляд упал на бокал Клары.

– Почему вы не пили, дитя мое?

– Благодарю вас, мне не хочется. Я тоже утомлена с дороги, вероятно. К тому же я привыкла рано ложиться.

Девушка чувствовала на себе взгляд Эльмины и едва стояла на ногах. Начальница приюта была бледна.

– Тогда я вас больше не задерживаю, – сказала она, – и сейчас же провожу в вашу комнату. Там вы сможете отдохнуть.

Когда заснувших девочек перенесли в спальни, Эльмина предложила учительнице следовать за нею. Они пересекли сад, прошли мимо часовни. Клара подумала, что если ее опасения оправдаются, то ждать помощи будет неоткуда, так как до ближайшего жилья очень далеко.

– Эта квартира предназначалась для капеллана, – сказала Эльмина, показывая на флигель, примыкавший к часовне, – но по разным причинам он не смог ее занять, и комнаты свободны. Завтра сюда доставят пианино: ведь вы, наверное, любите музыку? Вещи ваши уже принесли сюда. Спокойной ночи, дитя мое!

И эта змея поцеловала Клару в лоб. Догадавшись, что уединенность места пугает девушку, она добавила:

– Надеюсь, вы не робкого десятка? Впрочем, одна из сиделок придет к вам ночевать, когда освободится. Не бойтесь!

Скрывая страх под напускным спокойствием, Клара поблагодарила Эльмину. Хладнокровие девушки было вызвано чувством грозящей опасности.

Оставшись одна, она осмотрела квартирку, состоявшую из двух комнат. Первая служила гостиной, вторая – спальней. Там стояла кровать с широким пологом из белой кисеи, стол, покрытый синей скатертью. На стенах – обои с белым узором по голубому фону. Словом, уютное гнездышко, вполне подходящее для молодой девушки. Но все-таки Кларе этот уют пришелся не по душе. Ей было холодно и страшно. Кровь стыла у нее в жилах, но она старалась сохранить присутствие духа.

Единственная свеча в канделябре уже наполовину сгорела: надолго ее не могло хватить. Окна с решетками, отсутствие звонка, дверная задвижка не внутри, а снаружи, – все это повергло Клару в дрожь. Тревожные предчувствия всегда страшнее, чем явная опасность. К тому же ключа в замочной скважине не было; значит, он находился у кого-то в кармане.

Клара заглянула под кровать и в ужасе отпрянула, увидав какой-то странный механизм, рычаги которого соединялись с краями кровати.

Девушка пожалела, что не уехала днем, и твердо решила бежать этой же ночью. Она должна перехитрить своих врагов! По-видимому, до наступления темноты ничего не случится. Отобедали в четыре; мешкать было нельзя, вечер близился.

Когда стемнело и уже можно было не бояться соглядатаев, Клара вынула из корзины свои пожитки, смастерила нечто вроде чучела и, придав ему форму человеческого тела, положила на кровать. Каков же был ее ужас, когда механизм тотчас пришел в действие, пружины щелкнули, и рычаги с обеих сторон сдвинулись, захватив чучело словно в тиски! Холодный пот выступил на лбу девушки, а волосы чуть не встали дыбом. Все же она подумала, что, быть может, кровать эта служила для больных горячкой? Но, как бы там ни было, она не хотела оставаться в этом доме ни единого дня.

Смеркалось. Клара потушила свечу, задернула полог, словно собираясь лечь. Ничто, казалось, не могло выдать ее бегства. С быстротой и ловкостью акробатки она проскользнула к входной двери и оттуда – наружу. Спрятавшись за большим вязом у входа в часовню и раздумывая, куда же теперь идти, она заметила лестницу, оставленную здесь кровельщиком, несмотря на строжайший запрет.

«Какая неожиданная удача! Разве это – не помощь провидения?» – подумала Клара, упрекая себя в том, что не возложила на всевышнего все надежды. Ей почему-то не пришло в голову, что со стороны провидения куда лучше было бы вовсе не допускать, чтобы она попалась в эту западню, чем посылать ей лестницу… Но Боженька порою бывает чудаковат. В его возрасте это случается…

Прижавшись к дереву, Клара в сотый раз спрашивала себя, не была ли она обманута и напугана запиской, подсунутой, может быть, с целью мистификации? В сонливости девочек нет ничего удивительного: ведь они больны. Крики Розы объяснялись помешательством. Кровать могла быть взята из больницы… Все это так. Но какое зловещее стечение обстоятельств!

Вдруг Клара услышала шорох и затаила дыхание. Тишину ночи нарушил звук легких шагов. Судя по развевающемуся в темноте белому газовому платью, приближалась женщина. Она вошла в домик, вероятно, желая убедиться, что механизм кровати не отказал, затем вышла и дважды повернула ключ в замке. Это была Эльмина в вечернем туалете. Во мраке ее платье напоминало облачко.

Кларой вновь овладели сомнения. Готовясь к побегу, она спрашивала себя: достаточно ли того, что она видела, чтобы оправдаться перед дядей в своем поведении? «А если он не поверит? Если я ошибаюсь? – подумала она. – Вдруг мое обвинение окажется ложным? Быть может, прежняя учительница была легкомысленной девушкой, и ее запирали, чтобы она не выходила одна? Я должна разузнать все, убедиться во всем».

Прячась в густой тени деревьев, легкая как ветерок, девушка кралась за начальницей приюта. Благодаря черному платью Кларе удалось добраться незамеченной почти до самых дверей главного корпуса. Там с г-жой Сен-Стефан заговорил мужчина. Клара не смогла его разглядеть: он тоже был в черном.

– Как вы неосторожны, Мина! Эту девушку следовало сейчас же отправить назад!

– А еще лучше было бы не попадать впросак.

– Но я не виноват, это ошибка его преподобия. Старик дряхлеет с каждым днем.

– Зачем же вы к нему обратились?

– Не раздражайтесь, мой друг. По вашей милости мы очутились в трудном положении: вы оставили девушку здесь, вместо того чтобы сразу же от нее избавиться. А теперь как добиться ее отъезда?

– Что же, по-вашему, лучше было дать ей свободу нынче вечером, после того как она уже успела столько заметить? Как же нам ее отослать? Что скажет ее дядя? Я уже вам говорила, что было бы неосмотрительно портить отношения с этим старым идиотом. Почему вы не приехали, когда я посылала за вами?

– Ах, дорогая, я так занят, не могу же я поспеть всюду! Я читал лекцию на тему об укрощении человеком своих страстей…

– Вы прекрасно знаете, каким опасностям я здесь подвергаюсь. Взять хотя бы эту маленькую Микслен… Похищенная девочка!.. Подумайте о том, что мне грозит, если ей удастся бежать! Ведь она все видела!

– Не тревожьтесь, милочка, о вашем спокойствии позаботятся. Ведь обеспечивать членам нашего комитета отдыха после трудов – наша святая обязанность. Не будь вас, некоторые недостойные слуги церкви, вроде меня, стали бы искать недозволенные удовольствия в других местах. Ведь львы господни не могут питаться зернами, как горлинки, или травой, как агнцы… Львы восхваляют Бога рычанием, им нужна другая пища!

Он мог бы сказать: «Им нужны кровь и грязь, как тиграм и гиенам»…

– Лицемер! – воскликнула Эльмина. Эта женщина, лишенная совести, дошедшая до пределов порока, презирала графа за то, что он разыгрывал комедию даже перед нею.

Де Мериа заговорил тоном, который был его соучастнице больше по вкусу:

– Итак, дорогая, что вы скажете этой девчонке, когда она спросит, зачем ее пришпилили к постели?

– Разве приют для выздоравливающих не больница? По ошибке поставили не ту кровать, и только!

Кларе это объяснение уже приходило в голову. Оно было настолько просто, что граф ничего не смог возразить. Начальница приюта продолжала:

– Ведь у нас есть умалишенная; эта кровать предназначалась для нее.

– Неплохо. Довольно правдоподобно.

– Вы согласны?

– Не сердитесь же, моя прелесть! Мы прибавим вам жалованья. Вы вполне этого заслуживаете. К тому же в нашем распоряжении неистощимая золотоносная жила.

Он попытался поцеловать Эльмине руку.

– Вы мне противны! – сказала она. – От вас пахнет мертвецкой!

Затем оба изверга вошли в дом. Для сомнений не оставалось места.

Через несколько минут Клара услышала звуки скрипки. Смычком водила умелая рука; игра дышала вдохновением; мелодия лилась мощной волной, гармоничная, как отдаленный шум моря; время от времени слышались стоны бури, шелест ветерка… Несмотря на страх, покрывший ее лоб капельками холодного пота, Клара испытывала непонятное волнение. Ей невольно вспоминалась полная страсти песня Суламифи[13]13
  Суламифь – легендарная возлюбленная царя Израиля и Иудеи Соломона (IX в. до н. э.), воспетая в «Песне песней» – собрании древних любовных песен и стихов, включенных в Библию. Их создание приписывается царю Соломону.


[Закрыть]
:

Возлюбленный, ты не приходишь…

Запах сжигаемых благовоний туманил ей мозг, а в ушах еще звучали слова, так напугавшие ее…

Эта музыка оплачивалась деньгами Олимпии, которыми распоряжался де Мериа. Скрипач был не кто иной, как Санблер. Миллионы, попавшие в руки мерзавцев, служили им для удовлетворения порочных прихотей. Их развращенность не знала границ. И в аду не придумали бы более изощренного разгула! Они устраивали пиры, воскрешая мистерии и оргии на античный лад…

Клара, не подозревавшая обо всех этих ужасах, твердо решила узнать, что тут творится. Если выступать с обвинениями, то во всеоружии правды! Со страхом она уже свыклась. Что происходило на этом вечере? И зачем ее хотели «пришпилить» к постели?

Окна, закрытые ставнями, находились высоко. Но в ставнях были щели: сквозь них проникал свет. Не раздумывая, Клара кинулась в темноте за лестницей и прислонила ее к ставне, намереваясь проникнуть в тайны дома, прежде чем отсюда бежать. Смелая затея, на которую вряд ли отважился бы и мужчина, удалась. Клара поднялась на верхнюю ступеньку и заглянула в щель. Ее взгляду представилась вся комната, словно она смотрела в бинокль.

Увидев чудовищную картину, девушка подумала: не душит ли ее во сне кошмар? Но нет, это не был сон. Скрипач отбивал такт, повернувшись в ее сторону. Казалось, вместо головы у него был череп с зияющими светящимися орбитами. Как не походил этот урод на того белокурого ребенка, любимого матерью, о котором мы узнаем дальше!

Госпожа Сен-Стефан, в прозрачном газовом платье, небрежно развалившись на диване, любовалась зрелищем. Действующими лицами оргии были де Мериа и Николя. Их следовало бы убить, как бешеных собак, или заключить в одиночные камеры для буйнопомешанных. Жертвами злодеев были девочки, спавшие глубоким сном, обнаженные, бледные, с длинными распущенными волосами. Их можно было принять за добычу людоедов, готовящихся к каннибальскому пиршеству. Две из них проснулись и отбивались; им затыкали рты платками. В одной Клара узнала Софи Бродар; другая, судя по голосу, была маленькая Роза.

Убедившись, к своему ужасу, что она не бредит и что все это происходит наяву, девушка испустила громкий крик и, потеряв сознание, упала с лестницы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю