Текст книги "Нищета. Часть первая"
Автор книги: Луиза Мишель
Соавторы: Жан Гетрэ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 39 страниц)
Шмидт вынул из портфеля пачку банкнот, не спеша отсчитал требуемую сумму и положил деньги на стол.
Старый художник, вытаращив глаза, смотрел на деньги; лицо его исказилось. Внезапно, когда торжествующий англичанин с картиной под мышкой уже переступал порог, Жан Монье вскочил и, подбежав к нему, попытался отнять полотно.
– Ты его не получишь! В огонь! Пусть царят нарядные пастушки!
Несчастный художник сошел с ума. Его рассудок, столь долго сопротивлявшийся страданиям, не выдержал радости.
С этой суммой денег, которую судьба словно в насмешку бросила непризнанному гению, и начал свое дело мой отец Луи Монье. Не думаю, чтобы капитал мог быть более чистого происхождения. Пятьдесят четыре тысячи франков, пошедшие на постройку нашего кожевенного завода, были плодом сорока лет труда, беспримерных усилий, сорока лет нужды и борьбы за то, чтобы искусство служило высоким идеалам, без чего оно остается ребяческой забавой.
Основав свое предприятие, мой отец нанял нескольких рабочих; за долгие годы, в течение которых Луи Монье вел дело, их было не больше десяти человек. Все это время отец Жака Бродара проработал на заводе моего отца. Как видно из документов, Бродар и его товарищи ежегодно приносили предприятию доход, равный в среднем двадцати семи тысячам франков. Иначе говоря, каждое из этих живых орудий производства давало такую же прибыль, какую получают в обычных условиях от капитала в пятьдесят четыре тысячи франков.
Если допустить, что владелец завода, как производственный фактор, имеет ценность в три раза большую, чем рабочий, то он представляет собою капитал в сто шестьдесят две тысячи франков.
После многих лет труда люди, как и машины, полностью износились; соответствующий капитал следовало взять из полученной за эти годы прибыли и вручить тем, кто имеет на него законное право.
Когда отец, накопив миллион франков, передал предприятие своему зятю, он намеревался именно так распорядиться этими деньгами, сохранив для меня лишь долю, соответствовавшую его участию в деле и первоначально вложенным средствам. Но, не будучи в состоянии это осуществить, поскольку некоторые рабочие умерли, а другие ушли с завода, и не сумев дать морального обоснования своим расчетам, мой отец, желая быть справедливым, поручил своему зятю Этьену Руссерану, в то время еще слывшему социалистом, выполнить его последнюю волю.
Агата вздохнула и принялась писать, испещряя бумагу цифрами. Наконец, протянув листок учителю и показывая на результат вычислений, она сказала:
– Вот сумма, которую мы должны отцу Жака Бродара из наследства моего отца; семьдесят одна тысяча четыреста двадцать восемь франков пятьдесят семь сантимов[56]56
Дележ капитала в 1 миллион франков по мысли г-жи Руссеран следовало произвести исходя из того, что:
Капитал предпринимателя составлял 54 000 фр.
Управление предприятием оценено в 162 000 фр.
Десять рабочих имеют право на 540 000 фр.
Итого: 756 000 фр.
После вычитания этой суммы из миллиона, остается 244 000 франков, которые следует распределить пропорционально указанным долям. При этом одна доля приходится владельцу капитала, три доли – ему же за управление и десять долей – рабочим, всего 14 долей.
244 000:14 = 17 428 фр. 57 сант. Сумма, причитающаяся каждому рабочему, составляет 54 000 = 17 428 фр. 57 сант. = 71 428 фр. 57 сант.
Хозяину, учитывая вложенный им капитал, причитается солидная сумма в 223 428 фр. 57 сант. (Примеч. авторов.)
[Закрыть]. Я уже не говорю о том, сколько мы должны самому Бродару за его участие в деле в течение восемнадцати лет. Неужели вы и теперь откажетесь принять эти деньги в счет моего долга, чтобы помочь Анжеле и ее ребенку? Ребенку Этьена, быть может…
Учитель был очень взволнован. Он взял кредитку, протянутую ему Агатой, и положил в жилетный карман.
– Достоверны или вымышлены эти данные, правильна или неправильна эта теория, – сказал он, – меня восхищает великодушие, которого не могут скрыть все ваши парадоксальные рассуждения. Если позволите, я зайду еще раз, и мы поговорим о ваших идеях и об употреблении нажитых богатств.
– Я буду очень рада, сударь, продолжить наше знакомство, – ответила Агата. – Я ищу не одобрения моих идей, а только истины и справедливости. Ваше критическое отношение больше располагает меня к доверию, нежели любые комплименты.
– Благодарю, сударыня! До скорого свидания! Пойду к моим бедным друзьям и постараюсь победить их щепетильность. Завтра я сообщу, как выполнил вашу просьбу.
XXXIV. Цель оправдывает средства
Учитель немедленно отправился к Бродарам, но Мадлены не оказалось дома. Она ушла, поручив соседке присмотреть за девочками и оставив привратнице ключ на случай, если вернется Анжела.
Мадлена была незнакома с волокитой, обычной для судопроизводства, и нисколько не сомневалась, что мужа скоро освободят. Ей хотелось, чтобы, вернувшись, Жан застал дома хотя бы всех дочерей, и она отправилась на поиски Анжелы, длительное отсутствие которой очень ее тревожило. Мадлена надеялась, что ласки трех дочерей хоть немного утешат Жака, потрясенного арестом сына.
Леон-Поль был весьма раздосадован, не застав Мадлены. Мысль, что при нем значительная сумма денег, беспокоила его. А вдруг он потеряет кредитку или ее украдут? Ему хотелось поскорее от нее избавиться. Впрочем, он не забывал одного из своих любимых афоризмов: «Смирись с тем, чего нельзя избежать», и решил вооружиться терпением, ибо народная мудрость гласит: терпение и труд все перетрут.
Если бы учителю было известно, где живет его горемычная сестра, он, вероятно, пошел бы к ней под предлогом поисков Анжелы. Но когда при нем было произнесено ее имя, он, подавленный тягостными воспоминаниями, не стал расспрашивать о несчастной. Бедная, бедная Элиза! Она приходила ему на память такою, какою была когда-то – маленькой, невинной девочкой; слезы застилали ему глаза, и он старался думать о другом.
Подобно Мадлене, Леон-Поль полагал, что Бродара скоро выпустят, и испытывал некоторое смущение при мысли о деньгах, которые должен был ему вручить. Мать, повседневно заботящаяся о детях, лучше знает их нужды; ее, пожалуй, легче будет убедить, чем отца.
Понятия не имея, когда Мадлена вернется и наскучив ожиданием, бывший учитель решил отправиться пока на свою «дачу». Кстати, он захватит рукопись, обещанную Сен-Сиргу. Прежде чем отдать ее человеку, в чьих интересах ее уничтожить, он выпишет для себя кое-какие мысли, стоившие того, чтобы их сохранить.
Итак, Леон-Поль зашагал по направлению к лесу Бонди, решив вернуться вечером и познакомиться с остальными членами семейства Бродаров. Они также интересовали его, ибо все были несчастны, все страдали от социальной несправедливости, с которой, по его убеждению, можно и нужно было бороться.
Любя своих ближних, размышляя о том, как сделать их счастливыми, учитель пришел к выводу, что общество, подобно каждому человеку в отдельности, подчинено непреложным законам развития. Знание этих законов должно предохранить людей от зла, отнюдь не коренящегося в их природе, зла, наиболее гнусными проявлениями которого являются насилие и нищета…
* * *
Пока учитель шел неторопливым шагом философа-мечтателя, думая о г-же Руссеран (он чувствовал глубокую симпатию к ней, хотя и не разделял полностью ее взглядов и собирался при первой же встрече поспорить насчет их), м-ль де Мериа с живейшим нетерпением ожидала результатов своего визита на Почтовую улицу. Она давала Валери урок игры на рояле, но, машинально отбивая такт сонатины, мыслями уносилась далеко. Ученица тоже была рассеянна. Опасения матери подтвердились: оставшись одна, девочка воспользовалась свободой, чтобы расспросить слуг, разузнать о причинах нападения, жертвой которого стал ее отец. Увы! То, что бедняжка услышала, сильно ее смутило, подорвав уважение к нему.
Прислушиваясь сквозь аккорды рояля к звукам, доносившимся извне, гувернантка различила еле уловимое постукивание в дверь. Она поспешно поднялась и вышла в коридор. Слуга, присланный с Почтовой улицы, передал ей письмо, стараясь на манер всех святош держаться возможно скромнее.
В этом зашифрованном послании говорилось, что человек, которого разыскивали, уже найден, и этим же вечером один верный слуга церкви сделает попытку приобрести то, что необходимо Бланш для охоты за миллионами. Однако лучше всего, если граф Гектор самолично явится к своим наставникам за указаниями и разъяснениями, тем более что его надо кое о чем предупредить.
Гувернантка порвала письмо и сожгла его. Она была так взволнована, что не находила себе места, и, отослав Валери к матери, заперлась в своей комнате под предлогом сильной головной боли. Ей хотелось спокойно обдумать дальнейшие действия, чтобы оказаться на высоте положения, – ведь сейчас решалась ее судьба. Ненависть к г-же Руссеран отошла на второй план перед новыми заботами, целиком поглотившими Бланш. Ей нужно было поделиться с кем-нибудь своими опасениями и надеждами; поэтому, не особенно полагаясь на брата, она все же послала за ним верного Одара, у которого после несчастного случая с хозяином появился досуг. Впрочем, поступая так, Бланш просто исполняла волю своих покровителей: надо было передать брату, что они желают его видеть.
Гектор де Мериа не выглядел сейчас тем опустившимся пьяницей, какого мы видели в комнате Олимпии. Теперь это был элегантно одетый дворянин, «красавчик», по выражению кокоток, настоящий денди, чьи манеры, одежда, словом, весь облик говорил об аристократическом происхождении. Однако нельзя сказать, что граф де Мериа являл собою обычный тип паразита. Нет, он был представителем тех сил прошлого, которые, чувствуя, что им грозит опасность навсегда исчезнуть со сцены, отчаянно цепляются за место в жизни, отбрасывающей их прочь. Гектор, бывший офицер полка карабинеров, награжденный несколькими орденами, извлекал доход из своих дворянских грамот, как другие – из своих имений. Он состоял членом административных советов двух или трех банков, щедро плативших ему, дабы его титулами и орденами прикрывать более или менее сомнительные финансовые махинации. Кроме того, полагая, что аристократ должен быть ярым защитником трона (более не существовавшего) и алтаря (которому недолго оставалось существовать), этот бывший офицер, оказавшийся не у дел – разве мог де Мериа служить республике? – разрешал католическим газетам числить его своим сотрудником и подписывать его именем провокационные статьи. Это обеспечивало ему карманные деньги.
Если бы не порочные наклонности Гектора, толкавшие его на безобразные и шумные кутежи, клерикалы давно провели бы его в палату или сенат. Он достаточно владел и казарменным слогом, и слогом проповедников; он даже читал публичные лекции, охотно посещавшиеся представителями высшего света; среди них можно было заметить и несколько белых блуз[57]57
…можно было заметить и несколько белых блуз… – «Белыми блузами» в эпоху Второй империи (1852–1871) прозвали полицейских провокаторов, маскировавшихся под рабочих.
[Закрыть], создававших видимость участия народа в католической партии. Подобно многим другим, граф вполне годился для того, чтобы с парламентской трибуны глумиться над республиканцами и бросать вызов здравому смыслу. Но увы, у нега не было шансов победить на выборах, так как он вел себя слишком неосторожно, слишком много скандалил во всяких притонах.
Этот милый братец разорил свою сестру, питавшую к нему чисто материнские чувства, несмотря на то, что он был старше ее. Бланш на него не сердилась, понимая, что человек их касты не может удовлетвориться малым. К тому же ей не были известны все его грязные похождения. В отношении будущего она полностью надеялась на себя.
Гектор до сих пор рассчитывал, что какая-нибудь удачная финансовая афера поможет ему возместить сестре ее приданое. Но подходящий случай не представлялся, и он возложил надежды на Общество Иисуса[58]58
Общество Иисуса – орден иезуитов, основанный в 1534 г. Игнатием Лойолой и проявивший себя как крайне реакционная сила. Оказывал большое влияние на общественную жизнь католических стран, особенно при реакционных правительствах.
[Закрыть], более солидное и щедрое, чем те, чьи кассы он помогал набивать деньгами разных простофиль. В ожидании, когда фортуна повернется к нему лицом, де Мериа не жалел для сестры посулов, расточая их с истинно патрицианской щедростью.
– Ну, здравствуй, Бланшетта! – воскликнул граф, входя. – Я ждал тебя и потому запоздал.
– Разве я принадлежу себе? Разве я могу отлучаться, когда вздумается? – сухо возразила сестра.
– Это верно. Но игра стоит свеч, и если бы ты хоть ненадолго отделалась от своей девчонки, мы сумели бы с большими удобствами поговорить о наших делах у меня.
– Да, но это невозможно, госпожа Руссеран чересчур требовательна. Чтобы выкроить минутку досуга, я вынуждена прикидываться больной.
– Вот досада! К счастью, это недолго продлится. Ты написала нашим друзьям?
– Ну конечно.
– Вовремя ли ты получишь рукопись?
– Не уверена, но надеюсь. Наши друзья столь же деятельны, сколь и могущественны.
– Я это знаю.
– Уж они-то не упустят случая. И теперь, когда ты принят в их лоно… если бы ты захотел…
– Давай, дорогая сестра, говорить не о том, что могло бы быть, а о том, что будет. Судьба привела нас к берегам Пактола[59]59
Пактол – легендарная река в Лидии (Малая Азия) с золотоносным дном. Символ источника богатств.
[Закрыть], а ты все недовольна!
– Покамест мы еще не плывем по его водам.
– Будь спокойна, поплывем и вдоволь в них накупаемся.
– Твоя уверенность восхищает меня.
– У меня есть для нее основания. Завтра утром приезжает госпожа де Вильсор. Ее ждут к восьми часам. Постарайся освободиться, чтобы ее встретить. Она сообщит тебе все сведения, необходимые для осады и взятия крепости.
– Это очень любезно со стороны госпожи де Вильсор. Но какая ей корысть?
– У нее свой расчет, моя милая. У этой достойнейшей особы острые зубки и большое, пожалуй слишком большое, желание отхватить изрядный кусок пирога. Но невелика беда; обещай ей все, что она пожелает, а там видно будет. Только не давай никаких письменных заверений, ну а слова ни к чему не обязывают.
– Все эти советы излишни, дорогой мой Гектор. Я не только не хуже, но, пожалуй, лучше тебя знаю, что мне нужно делать. К тому же я во всем буду следовать указаниям наших друзей. Мне кажется, – добавила она небрежно, – что, учитывая серьезность предстоящего дела, тебе следовало бы лично испросить благословения преподобных отцов.
Гектор поморщился. Он побаивался иезуитов, требовавших от него беспрекословного повиновения и слишком скупо, как он находил, вознаграждавших за оказанные услуги. К тому же он сговорился весело провести этот день со своими приятелями, такими же повесами, как он сам. Уличные девки, острая пища, «капральский» табак, разнузданность страстей доставляли этим пресыщенным жизнью бездельникам сильные ощущения, которые они в своей глубокой испорченности именовали удовольствиями.
– Боюсь, что не смогу пойти, у меня сегодня совещание, – рискнул заметить Гектор.
Бланш пристально взглянула на брата.
– Это меня ты думаешь обмануть таким предлогом? – спросила она.
– Но уверяю тебя…
– Полно, я убеждена, что твои патроны вполне могут подождать. Ведь они видят тебя лишь в те дни, когда кассио тебе платит за купленное ими право выставлять твое имя и титулы в своих широковещательных проспектах. В другое время ты и носу не показываешь в их конторы. Я уже сказала, что тебе не мешало бы повидать наших друзей, а теперь без обиняков говорю, что это необходимо. Понял?
– Ладно, ладно, пойду, моя королева! Нет никакой возможности ни надуть тебя, ни, тем паче, устоять перед тобой… Но, шутки в сторону, Бланшетта, не можешь ли ты дать мне несколько золотых?
– Как, первого числа?
– Ну да, надо вернуть карточный долг, а я без гроша. В газетах платят десятого.
Спорить было не время. Бланш вынула из бюро красного дерева пятисотфранковый билет и протянула его Гектору.
– На, шалопай, – сказала она. – Если дело с Сен-Сиргом не выгорит, ты еще скажешь мне спасибо за то, что я приберегла для тебя клад, которым ты сейчас пренебрегаешь. А ведь будь Руссераны поскупее, я не смогла бы уделить тебе и эту небольшую сумму.
Граф преспокойно положил кредитку в карман, поцеловал сестру и прежде всего отправился завтракать. Затем, взяв фиакр, он поехал на Почтовую улицу и вошел в знакомый дом, где был принят тем же священником, его преподобием Девис-Ротом, который принадлежал к числу иезуитов, изгнанных из Германии (своеобразный подарок Бисмарка Франции[60]60
…принадлежал к числу иезуитов, изгнанных из Германии (своеобразный подарок Бисмарка Франции). – Немецкий государственный деятель Бисмарк (1815–1898) настоял на запрещении деятельности иезуитов в Германии.
[Закрыть]). Девис-Рот когда-то учился в Сен-Сюльписе[61]61
Сен-Сюльпис – церковь, а также духовная семинария в Париже.
[Закрыть] и говорил по-французски как чистый парижанин.
После обычных приветствий священнослужитель сказал графу:
– Сын мой, вы оказываете услуги церкви, что обеспечивает вам мою благосклонность. Но, с другой стороны, ваше поведение совершенно расходится с принципами, кои вы провозглашаете в своих речах. Должен вас предупредить, что такой образ жизни грозит вам в скором времени полной дискредитацией, а душе вашей – вечной погибелью. Поразмыслите над этим!
– Ну до ада еще далеко, преподобный отец.
– Зато презрение общества, а следовательно, и невозможность действенно служить церкви – близко.
– Презрение? Довольно сильно сказано! – пробормотал граф, краснея. – Ну ладно, – добавил он, – я принимаю ваши слова, как епитимью[62]62
Епитимья – церковное наказание.
[Закрыть]. Я исправлюсь.
– Вы уже много раз обещали исправиться, сын мой, и все же страсти оказались сильнее ваших добрых намерений. В конце концов зло, творимое вами, может повредить делу, которое вы взялись защищать, делу церкви, чьи служители вам покровительствуют.
– Я никогда не забуду, святой отец, всего, чем обязан вам и…
– Главное – не мы, а церковь. За услуги, кои вы ей оказываете, вам платят, по-моему, достаточно для того, чтобы вы могли занимать приличествующее вам положение в обществе.
– Куда вы клоните, святой отец?
– А вот куда. Мы с прискорбием узнали, что вы разрешили использовать ваше имя для различных афер.
– Но разве вы сами не вступили на этот путь, открыв под именами X. и Z. большие магазины?
– Дела делам рознь. Одни из них способствуют процветанию церкви, умножают ее доходы, а те, в коих вы замешаны, могут вас далеко завести. Мы знаем, что делаем, между тем как вы, не ведая того, идете навстречу погибели. Вы должны подать в отставку.
– Хорошо. Но…
– Никаких «но»! Послушание в ваших же интересах.
– Отец мой, я взял на себя кое-какие обязательства.
– Они будут выполнены. Только ведите себя осторожнее и следите за собой. Не затевайте скандалов, в противном случае нам придется отказаться от ваших услуг.
– Отец мой, вы говорите о скандалах. Не знаю, чем я заслужил…
– Три дня тому назад агент полиции – к счастью, наш человек – застал в комнате непотребной женщины одного дворянина, вероятно вам знакомого, мертвецки пьяным.
Гектор опустил голову.
– Я не святой, – промолвил он смиренно, – я только жалкий грешник.
– Покаяться в грехах – значит уже наполовину их замолить. Но еще лучше – найти средство, которое помогло бы избежать их повторения.
– Какое же это средство?
– Жениться на богатой, сын мой, жениться по-христиански. Это принесет вам громадное состояние, которое вернет былой блеск вашему знатному имени. Сестра, несомненно, говорила вам о своих планах на этот счет?
– Говорила.
– Ну и что же?
– Сейчас, по-моему, не время этим заниматься.
– Почему?
– Посмотрим сначала, что получится с наследством.
– Одно другому не мешает, и миллионы Руссерана ничуть не хуже миллионов Сен-Сирга.
Граф де Мериа сделал недовольную мину и признался, что его не особенно прельщает перспектива стать зятем неотесанного болвана, которому какой-то рабочий раскроил череп; что он и его сестра рассчитывают, получив наследство кузена, занять положение куда более высокое, чем сейчас. Руссераны сгодятся на худой конец.
– Гектор, сын мой, – произнес иезуит, вставая, – хорошенько уразумейте, что мы должны постараться сосредоточить в своих руках все силы современного общества, дабы обеспечить себе триумф в будущем. Чтобы стать могущественнее всех, мы должны быть богаче всех. Когда царила военщина, церковь владычествовала над нею; теперь настало царство промышленников, мы хотим господствовать над ними, и мы их покорим.
– Я ничего не имею против, отец мой, и удовлетворюсь, если получу, как мы условились, четвертую часть состояния Сен-Сирга.
Священник возвел очи горе.
– Боже милостивый! – воскликнул он. – Зри: слуги твои, всем тебе обязанные, помышляют лишь о себе. В слепом себялюбии они забывают об интересах святого дела, о нуждах матери-церкви…
– Но неужели, преподобный отец, вы намерены завладеть всеми богатствами земли?
– Нет, сын мой, но по крайней мере держать их под своим контролем, что, пожалуй, еще важнее.
– Этого не так-то легко достичь.
– Нет, нет, Господь нам поможет. Все богатства принадлежат ему, а мы его наместники, должны олицетворять святое провидение.
– Нисколько не возражаю против ваших притязаний, преподобный отец, и, со своей стороны, если только разбогатею, окажу вам всяческое содействие. Я употреблю свои средства так, как вы пожелаете.
– Принимаю к сведению ваше обещание, сын мой. Давайте сейчас же наметим способы, как его выполнить.
– А если эти способы придутся мне не по душе?
– Вы вольны отвергнуть их. Но тогда, граф де Мериа, вы рискуете сойти с предначертанного вам пути и снова вернуться к ту грязь, откуда мы вас извлекли к вящей славе господней. Найдется достаточно знатных молодых людей, жаждущих вступить в ряды клерикальной партии, дабы восстановить свои утраченные привилегии. И, должен признаться, если бы не ваша сестра, чьи способности нам весьма на руку, мы уже давно отказались бы от ваших услуг.
– Поверьте, отец мой, я и не помышляю о том, чтобы покинуть вас, и не отделяю свои интересы от ваших. Наследство Сен-Сирга, половина которого достанется вам…
– Добыть это наследство совсем не так просто, как вы воображаете. Без нашей помощи вам его не получить.
– Я в этом убежден, отец мой, и поэтому готов во всем следовать вашим указаниям.
– Очень хорошо! – сказал иезуит с видимым удовлетворением.
В это время слуга приоткрыл дверь. В руках он держал письмо. Девис-Рот сделал ему знак приблизиться, взял конверт и поспешно вскрыл его, заметив графу, что ради служения Господу можно пренебречь суетными правилами светской вежливости.
Полученная бумага была рапортом Николя об аресте Анжелы. По мере чтения лицо иезуита прояснялось.
– Все хорошо, – сказал он. – Бог сохранил жизнь Руссерану, и сейчас он в наших руках. Теперь вам остается лишь жениться на его дочери.
– Какие капиталы будут служить гарниром к этой рыбке?
– Молчите, бездельник, – сказал иезуит, улыбаясь, – молчите! Все шансы на вашей стороне, постарайтесь добиться успеха. А теперь возьмемся за Сент-Сирга.
– За мной дело не станет, – ответил Гектор. – Сент-Сирг занимает главное место в моем сердце.
– Увы, добряк уже стар, его кончины можно ожидать со дня на день. Поэтому необходимо торопиться. Постарайтесь сами достать рукопись, о которой говорила госпожа де Вильсор. После этого предоставьте действовать вашей сестре.
– Я готов сделать все, что вы сочтете необходимым.
– Придется вам, сын мой, поступать в соответствии с обстоятельствами. Не забывайте: цель оправдывает средства.
– Что вы под этим подразумеваете, преподобный отец?
– По имеющимся у нас сведениям, деньги могут не прельстить владельца рукописи, и тогда…
– Понимаю. Родственник-защитник мстит за честь одной из героинь этого романа. Маленькая дуэль…
– Нет, нет, дуэль все испортит. Понадобятся свидетели, дело получит огласку. Ведь у прессы тысяча всевидящих глаз и сто тысяч злоязычных ртов. Надо придумать что-нибудь другое. Впрочем, – не спеша добавил Девис-Рот, – можете прибегнуть к силе, но только в крайнем случае. Поняли?
– Понимаю.
– Сейчас я познакомлю вас с одним ловким человеком. Вы с ним договоритесь, как действовать, чтобы добиться цели.
Священник позвонил. Вновь явился слуга.
– Попросите сюда подателя письма, которое вы мне только что принесли.
Гектор не мог сдержать удивленного возгласа, когда иезуит представил ему Николя. Со своей стороны, псевдожурналист не скрыл изумления при виде графа.
«Они знакомы, – подумал священник. – Тем лучше! Это делу не повредит».
Случай уже не раз сталкивал графа де Мериа и сыщика: они встречались и в церкви, и в других местах. Оба они были одинаково развратны и лицемерны, но не знали, что служат одному и тому же хозяину. Николя ухмыльнулся, Гектор поморщился.
По лицам своих агентов Девис-Рот следил за впечатлением, произведенным на них встречей. Для него это было не безразлично. Он дал им денег, объяснил, где найти Леон-Поля, адрес которого отыскал в толстом реестре, рекомендовал вести себя осторожно и благословил обоих пройдох. Едва дверь за ними закрылась, иезуит опустился в кресло и глубоко разочарованным тоном вполголоса проговорил:
– Боже, какими посредниками мы вынуждены пользоваться! Кто наши слуги? Продажные души, люди сомнительной репутации, скомпрометированные, погрязшие в разврате, предающиеся всевозможным порокам… Увы, увы! Вернутся ли те времена, когда огонь веры воспламенял сердца, над которыми мы властвовали, а пламя костров сжигало наших противников? Впрочем, – добавил он, тяжело вздохнув, – надо подчиняться неизбежному и извлекать из обстоятельств все возможное. Часть производительных сил общества приняла такую форму, когда стало очень легко ими овладеть. Капитал, воплощающий труд и усилия бесчисленных поколений, в наших руках, а следовательно, нам принадлежит и власть. Обладая деньгами, мы возродим свое былое могущество!
