Текст книги "Тело в бане"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Он был настоящим экспертом. Когда мы обсуждали, как он планирует осушить сад, он сказал мне, что за один проход уклон составит всего один к ста восьмидесяти трем. Это практически невидимый уклон. Чтобы точно его измерить, требовались терпение и гениальность. Его манера говорить убедила меня, что Ректус обладает этим мастерством. Я мог представить, что когда всё будет готово, вода будет довольно успешно хлынуть по этому почти горизонтальному желобу.

Помпоний закончил препираться с Магнусом. Мы видели, как Магнус, качая головами, уходил с Киприаном. Теперь к нам подплыл архитектор, явно намереваясь наброситься на Ректуса. Этот высокомерный задира был совершенно недвусмыслен. Он не смог навязать свою волю опытному землемеру и подрядчику, поэтому теперь собирался осыпать всех презрением, осмеивая проект дренажной системы.

Ректус уже сталкивался с Помпонием. Он поднялся из известнякового блока, нервничая, но речь была готова: «Я не хочу драки, но как насчёт моего пукающего танка? Слушай, я говорю тебе прямо сейчас, перед свидетелем Фалько, что танк нужно запрограммировать на этой неделе».

Я сохранял нейтралитет. Я продолжал сидеть. Но я был там. Возможно, именно поэтому Помпоний внезапно отступил. «Киприан может составить акт, а я его подпишу. Уладьте с ним всё!» – отрезал он. Как ответственный за работы, Киприан отвечал за распределение рабочей силы; он также имел право заказывать необходимые материалы. Видимо, Ректусу только этого и было нужно. Он был счастлив. Бессмысленное напряжение испарилось.

В других местах всё было не так спокойно. Днём здесь всегда было шумно, даже когда, казалось бы, ничего не происходило. Теперь же крики, звучавшие гораздо более настойчиво, чем обычно, разносились по открытой местности. Я вскочил и посмотрел в сторону южного крыла. Похоже, началась драка.

Я побежал туда.

XXII

Мужчины хлынули на драку. Больше рабочих, чем я ожидал в тот день на стройке, выскочили из окопов и бросились смотреть, крича на разных языках. Вскоре я оказался в толпе, которую теснили со всех сторон.

Я протолкнулся вперёд. Юпитер! Одним из главных действующих лиц был Филокл-старший, седовласый мозаичист. Он боролся, как профессиональный боксёр. Когда я прорвался сквозь толпу, он сбил другого на землю. Судя по забрызганной краской тунике, упавший был, должно быть, художником-фрескистом. Филокл не терял времени, воспользовавшись своим преимуществом.

К его удивлению, он взмыл в воздух, подтянул колени и обрушился на противника, ударив его в живот, приземлившись обоими сапогами и всем своим весом. Я втянул в себя воздух, представляя себе боль. Затем я навалился на Филокла сзади.

Я думал, другие помогут его оттащить. Не повезло. Моё вмешательство лишь добавило волнения. Я обнаружил, что борюсь с этим краснолицым, седовласым, жестоким стариком, который, казалось, не чувствовал опасности и не понимал, на кого нападает, а был полон ярости и кулаков. Я с трудом мог поверить, что это тот самый молчаливый человек, которого я встретил утром.

Пока я пытался помешать Филоклу причинить ещё больше вреда, особенно мне, появился Киприан. Когда раненый художник кое-как поднялся на ноги и без всякой причины пригрозил вступить со мной в драку, Киприан схватил его за руки и оттащил назад.

Мы разняли мозаичиста и художника. Они оба отчаянно сопротивлялись. «Прекратите! Прекратите, оба!»

Филокл сошёл с ума. Он больше не был молчаливым тупицей, державшимся отстранённо, он всё ещё извивался, словно выброшенная на берег акула. Он бешено размахивал руками. Вновь запутавшись в грязи, я поскользнулся. На этот раз мне удалось удержаться на ногах, хотя и с очередным сотрясением спины.

Филокл качнулся в другую сторону, повиснув мёртвым грузом, и он потянул меня за собой. Мы катались по земле, я скрежетал зубами, но цеплялся за него. Будучи моложе и крепче, я в конце концов поставил его на ноги.

Он вырвался. Развернулся и нанес мне удар. Я уклонился, а затем сильно ударил его по голове. Это остановило его.

К этому моменту другой мужчина уже понял, насколько больно на него нападать. Он согнулся пополам и снова рухнул на землю. Киприанус согнулся пополам.

держал его. «Тащи доску!» – крикнул он. Художник был едва в сознании.

Филокл отступил назад, явно передумывая. Внезапно он забеспокоился.

Его дыхание участилось.

«Это Бландус?» – спросил я Киприана. Мужчину укладывали на носилки, чтобы его можно было нести. Алексас, санитар, протиснулся сквозь толпу, чтобы осмотреть его.

«Это Бланд», – мрачно подтвердил Киприан. Он, должно быть, привык улаживать споры, но был зол. «Филокл, вы двое уже надоели мне со своими глупыми распрями! На этот раз ты отправишься ко мне в тюрьму».

«Он это начал».

«Он теперь без сознания!»

Помпоний прибыл. Всё, что нам было нужно. «О, это просто смешно». Он повернулся к Филоклу, яростно грозя пальцем. «Ради богов! Мне нужен этот человек. Никто не смеет его трогать на тысячу миль вокруг. Выживет ли он?» – спросил он Алексаса как можно более властно.

Алексас выглядел обеспокоенным, но сказал, что думает, что Бландус выживет.

«Отправьте его в лазарет», – грубо приказал Киприанус. «Держите его там, пока я не прикажу».

«Привяжите его к кровати, если нужно! Я надеюсь на вас, Киприанус».

заявил Помпоний жеманно-превосходным тоном: «Держи своих рабочих под контролем!»

Он в ярости ушёл. Киприан сердито посмотрел ему вслед, но каким-то образом удержался от всех этих необязательных грубых звуков и жестов. Он был типичным клерком первого класса.

Толпа быстро растаяла. Менеджеры обычно действуют таким образом.

Бландуса увезли, Алексас побежал рядом. Филокла тоже утащили. Среди гула, раздавшегося, когда схватка стихла, я услышал одну особенно провокационную насмешку. Она была адресована Лупусу, надсмотрщику за иностранными рабочими, зловещим, голоруким крепышом, покрытым узорами из вайды.

«Не говори мне», – пробормотал я Киприанусу. «Это другой главарь банды, местный главарь рабочих, я вижу, у него вражда с Лупусом?» Они разошлись в разные стороны, иначе, похоже, случилась бы ещё одна стычка. «Как его зовут – Мандумерус?» Киприан промолчал. Я понял, что прав. «Ладно, а что там с Филоклом и Бландом?»

«Они ненавидят друг друга».

«Ну, я вижу. Мне пока не приходится читать в вогнутую подзорную трубу. Скажи мне, почему?»

«Кто знает?» – ответил ответственный за работы, весьма раздраженный.

«Скажи, зависть. Они оба лидеры в своих областях. Оба считают, что без них этот дворец рухнет».

«Так и будет?»

«Ты слышал Помпония. Если мы потеряем кого-нибудь из них, нас выгонят. Попробуй-ка уговорить хоть одного талантливого мастера отправиться так далеко на север». Теперь мы стояли одни посреди голой площадки. Киприан смягчился, выплеснув на себя редкую для себя язвительную тираду: «Я могу без труда найти плотников и кровельщиков, но мы всё ещё ждём, когда мой избранный каменщик решит, оторвётся ли он от своей удобной скамьи в Лациуме. Филокл повсюду таскает с собой сына, а у Бланда в бригаде работает только какой-то болван. Он его хвалит, но…» Он свернул на второстепенную тропу, а затем вернулся к главной тираде в последнем порыве: «Вся эта прекрасная отделка – кошмар. Зачем им ехать в эту дыру? Им это ни к чему, Фалькон! Рим и виллы миллионеров в Неаполе предлагают гораздо лучшие условия, лучшую оплату и больше шансов на славу. Так кому же нужна Британия?»

Моя недавно перешитая туника теперь была грязнее предыдущей.

Я снова вернулся в свою каюту, чтобы обменяться одеждой.

«О, Маркус, нет!» – Елена услышала меня. Она могла определить мой шаг за полстадии. Накс тоже фыркнул. «Кажется, у меня трое маленьких детей…»

«Интересно, могу ли я претендовать на право голоса?»

«Все равно включайте счета за стирку в свою смету!»

Я перепробовала все свои белые и бежевые наряды. Теперь мне осталось только черничное, дважды перекрашенное, с полосами. На этот раз я сменила и ботинки. Победить невозможно. В городе гвозди, скользя по каменным мостовым, били по спине. На стройке шипы были бесполезны, а простая кожа вообще не обеспечивала сцепления. Меня могли заставить надеть деревянные паттены, как у рабочих, или даже завязать мерзкие мешки.

«Извините, я ничего не мог с собой поделать».

«Может быть, тебе стоит посидеть дома и спокойно заняться офисной работой», – предложила Хелена.

«Скоро всё пропитается», – успокоил я её, когда она проскочила мимо меня и схватила свежеиспачканную одежду из буйволовой шерсти. Я аккуратно её завернул, но она бросила её плашмя, чтобы увидеть худшее. Она закричала и скривилась. Грязь действительно имеет свойство напоминать свежий бычий навоз от животного, страдающего от сильной диареи.

«Фу! Когда мы жили в Фаунтин-Корт, по крайней мере, у Лении было прачечно. А теперь, пожалуйста, не влипайте в неприятности».

«Конечно, любовь моя».

«Ой, заткнись, Фалько!»

Я немного побыла в офисе. Потом она разрешила мне выйти пообедать.

Я был рад, что она обо мне заботится. Мне «не хотелось бы думать, что мы когда-нибудь дойдём до того, что моё присутствие сделает её пресыщённой. Мне больше нравилось, когда она всё ещё внезапно приходила меня искать, как будто скучала по мне, когда меня не было час или два. И когда она смотрела на меня, внезапно замирая. А потом, если я ей подмигивал, она говорила: «О, повзрослей, Фалько!»

И отвернись, чтобы я не увидел, как она покраснеет.

Она заставила меня вернуться и работать в офисе весь день. Один из клерков, шаркая, принёс ещё документы, полагая, что я уже на объекте и не стану с ним спорить. Я усадил его, не обращая внимания на его испуганный взгляд, и воспользовался случаем познакомиться. Это был худощавый, худощавый мужчина лет двадцати с небольшим, с короткими тёмными волосами и бородкой, которая выглядела не так удачно, как он, должно быть, надеялся. Он выглядел умным и слегка настороженным; возможно, я его беспокоил.

Часть проблемы со стоимостью проекта быстро стала очевидной. Они изменили основную систему учёта.

«Веспасиан хочет, чтобы всё было под контролем. Что изменилось? Несколько бухгалтерских ухищрений?»

«Новые записи. Новые журналы. Всё новое».

Я запрокинула голову и в отчаянии выдохнула. «Ой, не рассказывайте! Сложная новая бухгалтерия, переработанная с нуля. Она, вероятно, работает идеально. Но вам не хотелось отказываться от знакомой системы, а когда вы попробовали незнакомую версию, она, похоже, не сработала… Готов поспорить, вы начали проект дворца со старой системой, а потом поменяли её на полпути?»

Клерк с несчастным видом кивнул: «У нас тут небольшой бардак».

Я понял, что произошло. Теперь он использовал две разные бухгалтерские стратегии одновременно. Он уже не мог понять, в какой неразберихе оказался. «Это не твоя вина». Я разозлился, и это его беспокоило. Он подумал, что я ругаю его лично. «Мухляки из Казначейства придумали схему с коринфскими колоннами, но ни один из этих высоколобых умников, придумавших эту затейливую штуку, и не подумал бы обучать вас, клерков!»

«Ну, в конце концов, нам нужно только управлять им». Этот клерк оказался не таким уж сдержанным, как я думал. Он работал на государственной службе

Может быть, десять лет, обретая сдержанный ум, чтобы поддерживать себя. Он боялся меня. Но я этого хотел.

«Они прислали вам новый свод правил?»

«Да», – он посмотрел на меня с подозрением.

Я знал, как всё устроено. «Кто-нибудь уже перерезал ленту и развернул свиток?»

«Он у меня на столе». Я понял этот эвфемизм.

«Принеси», – сказал я. Накс, стоявший у моих ног, с любопытством поднял взгляд.

Сметчик казался достаточно сообразительным; должно быть, его выбрали для этого важного проекта, потому что кто-то хорошо о нём отзывался. Поэтому, когда он крадучись направился к двери, я любезно крикнул: «Мы с тобой вместе этим займёмся. Принеси все старые заказы и счета с самого начала».

Мы перепишем всю бухгалтерию с первого дня».

Я мог бы послать в Рим за чиновником, чтобы он приехал сюда и обучил людей.

Это означало бы потерю месяцев, даже если бы он вообще появился. Веспасиан нанял меня за мою преданность делу и готовность к самоотверженной работе. Поэтому я бы разобрался: прочитал бы правила. Мало зная старые, я бы не смутился из-за изменений. Пока новые правила работали, а они, скорее всего, будут работать, я бы обучал клерков.

Некоторые информаторы ведут жизнь, полную интриг, погружаясь в тёмные уголки общества, поражая людей своими исследовательскими способностями и дедуктивным талантом. Ну что ж. Некоторым из нас приходится отрабатывать свои гонорары, размышляя, кто в апрельские иды поставил тридцать девять денариев за хардкор не в ту колонку.

По крайней мере, если бы на этом сайте были какие-то крутые штуки, я бы их отследил.

Повзрослей, Фалько. На хардкоре денег не заработаешь. Любой дурак это знает.

(Тридцать девять денариев? Невероятно! Пришлось тут же исправить одну оплошность.)

Мы с клерком вскоре неплохо поладили: он раскладывал заявки на кремень по корзинам, а мальчик, который приносил мензурки с горячей глиной, составлял рабочие листы, а я вонзал их в стол кинжалом.

«Скажи этому мальчику, чтобы он включил нас в свой обход. Мне – половину вина, половину воды, немного мёда и никаких трав».

«Он никогда не запоминает приказы. Ты получаешь их по мере поступления».

«Вот это да! Это значит, холодный, слабый и со странными плавающими штуками…»

«Есть и хорошая сторона, Фалько: всего полстакана. Он почти всё проливает, когда проходит по площадке».

Мы работали весь день. Когда свет стал слишком тусклым для работы с цифрами, и я решил, что можно остановиться, продавец немного расслабился. Я был…

Не так уж и весело; теперь я осознал весь масштаб работы и её скудность. И у меня разболелся больной зуб.

"Как тебя зовут?"

«Гай».

«Где ты обычно работаешь, Гай? Где твой уголок?»

«Вместе с архитекторами». Мне пришлось это прекратить.

«В старом военном корпусе? Скажу тебе, что теперь тебе будет легче работать в моём кабинете». Я смягчил: «По крайней мере, пока я здесь, на объекте».

Он поднял глаза и ничего не сказал. Он был умен. Он знал мою игру.

Прощаясь, мой новый друг заметил: «Мне нравится твоя туника, Фалько. Цвет действительно необычный».

Я бы прорычал что-нибудь суровое в ответ, но, как ни странно, пока мы собирались, появился этот мульсум. Вот она, офисная жизнь. Ждёшь весь день, и вот наконец приносят напитки, как раз когда надеваешь плащ, чтобы идти домой. Мы вежливо спросили, можно ли завтра выпить немного раньше.

«Да, да». Он нахмурился. Это был ворчливый коротышка с подносом, который он едва мог нести, и не мог вытереть сопливый нос рукавом, потому что держал поднос в руках. Возможно, из-за работы на улице, на холодном британском воздухе, у него сильно текло из носа. Из носа капало. Я поставил стакан обратно на поднос. «Я всего лишь немного опоздал. Мне же нужно всем рассказать новости, верно? А потом люди начинают задавать вопросы».

«Можно задать вопрос?» – я был спокоен. Мальчика-мульсума ни в коем случае нельзя торопить, давить или как-то иначе обижать. Он нужен вам на вашей стороне. «Какие новости?»

«Дайте мне шанс, легат. Главный триллер сегодняшнего дня: Филокл только что умер».

XXIII

«Ты имеешь в виду Бландуса?» – поправил я мальчика-мульсума. «Он… Ли участвовал в драке раньше».

«Ладно. Тогда Бландус». Его волновало только то, что теперь ему нужно заварить на одну чашку меньше.

«Его сильно ударили, что случилось?»

«Я вошёл с его мульсумом. Он вскочил и потянулся за ним. В следующую минуту он упал замертво». Селезёнка, подумал я. Внутреннее кровотечение, короче.

«А разве Алексас не наблюдал за ним?»

«Алексаса там не было».

Я вышел из себя. «Ну, чёрт возьми, ему следовало бы это сделать! Какой смысл возить людей в медпункт, если они просто лежат на доске и умирают?»

«В медицинском боксе его не было», – возразил мальчик-мульсум. Я поднял бровь, сдерживаясь. «Он был в камере».

Я бы стиснул зубы, но относился к больному зубу бережно.

«В таком случае это Филокл».

"Вот что я и сказал! Ты мне сказал, что это Бландус, шеф

«Ну, я, конечно, не знаю, о чём говорю…»

Я уговорил его отвести меня в камеру. Это была небольшая, крепкая будка, где сторож держал пьяниц, напившихся до чертиков, день, а при необходимости и два, пока они не протрезвели. Внутри всё выглядело так, будто им уже довольно долго пользовались.

Алексас был уже на месте. Должно быть, Киприан послал за ним.

«Похоже, у вас трупов больше, чем живых пациентов», – сказал я.

«Это не смешно, Фалько».

«Я ни в коем случае не смеюсь».

Филокл лежал на траве снаружи. Он был мёртв.

Должно быть, его вытащили на свежий воздух. Слишком поздно. Пока Алексас продолжал растирать его конечности и трясти на всякий случай, я заглянул через плечо санитара; я увидел несколько синяков, но других следов не было. «Бландус пострадал сильнее всех. Филокл, похоже, был в порядке». Я наклонился и повернул его голову, осматривая место удара. «Он дрался как сумасшедший. Мне пришлось его проломить».

Алексас покачал головой. «Ты признался, спи спокойно. Не терзай свою совесть из-за того, что ударился головой. Судя по тому, как мальчик это описал, его

Сердце остановилось. Волнение, конечно, не помогло бы, но это всё равно бы случилось.

Мальчик-мульсум театрально схватился за бок, пошатнулся, а затем постепенно упал на землю. «Очень хорошо». Я поаплодировал ему. «С нетерпением жду, когда ты сыграешь роль Ореста на Мегаленсийских играх».

«Я собираюсь стать водителем телеги».

«Хорошая идея. Платят гораздо больше, и не придётся отбиваться от толп обожающих девушек». Он бросил на меня брезгливый взгляд. Ему было около четырнадцати, парень из мужского мира, быстро взрослеющий. Он уже был достаточно взрослым для девушек, но финансовые вопросы его пока не волновали. Впрочем, девушки об этом позаботятся.

Когда тело мозаичиста уносили вместе с Алексасом, Киприанус покачал головой: «Лучше скажу Джуниору, что его отец умер».

«Спросите его, знает ли он, из-за чего была драка».

«О, мы все это знаем!» – раздраженно рявкнул Киприан.

«Ты сказал – ревность». Я наблюдал за ним.

«У них была война, которая длилась десятилетиями». Киприанус устало заговорил, поведая мне жуткие секреты, которые он прежде старался скрыть от человека императора. Теперь не было смысла укрывать Филокла-старшего, и, чтобы присоединиться к борьбе, Бландус должен был рискнуть. «На большинстве объектов правило было таково: если нанимаешь Бландуса, нужно забыть о Филокле, и наоборот. Впервые за много лет они работали над одним проектом».

«Это в Британии, где выбор мастеров ограничен, потому что никто не хочет сюда приезжать?»

«Да», – с печальной гордостью ответил Киприан. «И поскольку это дворец Великого Царя, нам нужно самое лучшее».

«Были ли эти двое предупреждены перед приездом о возможной встрече?»

«Нет. Конечно, я предупредил их, когда они приехали, что не допущу проблем. Их нанял Помпоний. Он раздаёт субподряды. Он либо не знал, что они ненавидят друг друга, либо ему было всё равно».

«Личные отношения – не его сильная сторона».

«Скажи мне!» – устало вздохнул Киприан. «Значит, Филокл-старший теперь на пути в Аид, а Младший, вероятно, нас бросит. Бландус слег, и кто знает, встанет ли он на ноги и когда…»

Я хлопнул его по плечу. «Не позволяй этому тебя расстраивать. Я до сих пор не понимаю, в чём дело?»

«О, ты знаешь художников, Фалько!»

«Нечист на руку?» – предположил я.

«Пальцы повсюду, ты имеешь в виду. Похотливые нищие, все они. Как ты думаешь, почему они становятся художниками? Они ходят по домам и имеют доступ к женщинам».

«А! Так Бландус…?»

«Трахнул жену Филокла-старшего. Муж об этом узнал». Я поморщился. «Но не говори младшему», – взмолился Киприанус. «Он немного тугодум. Мы все думаем, что он ничего не знает».

Меня осенила мысль. «Бландус случайно не его настоящий отец?»

«Нет. Джуниор был младенцем». Киприанус тоже об этом подумал. Потом усмехнулся. «Ну, думаю, он был… Давайте сделаем вид, что мы уверены. Он бы не знал, продолжать ли укладывать полы или заняться облицовкой стен мрамором!»

«Тебе нужно, чтобы он складывал мозаику – я промолчу».

На мгновение Киприанус действительно посмотрел на меня. «Тебе больше нечего делать, Фалько». Он либо с тревогой выслушивал моё мнение, либо пытался повлиять на мои действия, если я хотел создать проблемы.

«А почему бы и нет?» – ответил я ему. «Это смерть по естественным причинам. Он оставил нам свои творческие работы. Либо Филокл-младший, либо какой-нибудь другой бездушный мастер по ремонту полов в конце концов нанесёт эти рисунки».

В противном случае это просто фортуна. Так происходит постоянно. Проклинаешь их время, утешаешь родственников, устраиваешь похороны, а потом просто уходишь и забываешь о них.

Может быть, Киприанус считал меня суровым. Это было лучше, чем если бы он думал, что я проведу расследование. И, хотя его работа на стройке была опасной, возможно, я видел больше внезапных смертей, чем он. Я был жёстким. Хотя, заметьте, я всё ещё мог злиться.

Пока строитель пошёл сообщить плохие новости сыну главного мозаичиста, я попытался увидеть Бландуса. Алексас провёл меня к нему, но он храпел. Он так страдал от боли, что санитар дал ему лекарство.

«Маковый сок?»

«Белена».

"Осторожный!"

«Да. Я стараюсь не убить его, – мрачно заверил меня Алексас.

XXIV

Это расследование оказалось сложнее, чем я ожидал. Сегодня я упал и подрался, а потом погиб в результате несчастного случая. Я был потрясён и морально, и физически. И это не считая зубной боли, тяжёлой работы в офисе и личных проблем, которые, скорее, истощили мои силы.

Я был рад, что привел сюда Хелену и остальных, и мне не пришлось ехать верхом на осле вечером, прежде чем я нашел ужин и утешение.

Так или иначе, теперь мне стало ясно, что мне необходим регулярный доступ к комоду с одеждой.

Во время расследования я любил перемену обстановки. Проблема с провинциальными назначениями всегда была одна и та же: место и персонал были рядом и днём, и ночью. Спастись было невозможно.

Я скучал по Риму. Там, после долгого рабочего дня, я мог затеряться на Форуме, в банях, на скачках, у реки, в театре и на тысячах уличных точек сбора, где предлагалось множество съестных припасов и напитков, чтобы отвлечься от забот. Я пробыл здесь три дня и уже тосковал по дому. Я скучал по высоким, переполненным зданиям в трущобах так же сильно, как и по высоким храмам, сверкающим бронзой и медью, венчающим эти знаменитые холмы. Мне хотелось увидеть жаркие улицы, полные треснувших амфор, диких собак, рыбьих костей и падающих оконных ящиков; бродячих торговцев колбасой, торгующих еле тёплым мясом; ряды выстиранных туник, висящих между окнами, из которых высовывались девяностолетние старухи и хихикали, гадя над девицами, слишком уж обнажавшими ноги скользким продавцам масел для ванн, которые, вероятно, были двоеженцами.

В Новиомагусе никто не мог набрать несколько жён; среди этой разреженной популяции каждый бы его знал. Любого заморыша-неудачника разоблачили бы и отправили обратно в его хижину. Я жаждал города, где процветал обман и оставалась надежда на изощрённое коварство. Я жаждал лёгкого дуновения извращения среди сладких ароматов ладана, сосновых иголок и майорана. Я был готов принять чесночный поцелуй от мятежной барменши или позволить скользкому ликийцу продать мне амулет из какого-нибудь экзотического полового органа, плохо забальзамированного. Мне нужны были портовые грузчики и девушки-вешалки, библиотекари и сутенёры, чванливые финансисты в роскошных пурпурных тогах, их перегретая шерсть была пропитана той отвратительной краской с берегов Тира, которая так выразительно пахнет моллюсками, из которых её выжимают. Боже мой, как я скучал по привычному шуму и стрессу дома.

Три дня в Британии: я с нетерпением ждал отъезда. Но так скоро после приезда мысль о бесконечном пути обратно в Италию стала почти невыносимой. Прежде чем мы с этим столкнёмся, мне, пожалуй, придётся свозить нас в Лондиниум, чтобы немного окунуться в городскую жизнь.

Любой, кто там был, поймет, что это шутка.

Должно быть, июнь. Дома небо будет голубым. Мы пропустили большой фестиваль цветов; они бы стали героями и богами войны.

Здесь было приятно; ну, я мог притворяться. Люди сидели на улице в прекрасный вечер, мы, римляне, накинув на плечи плащи.

Сегодня слуги короля принесли нам подносы с едой, и мы поели прямо в саду. Камилла Хиспэйл всё это время демонстративно дрожала, что подтолкнуло других из нас к тому, чтобы насладиться свежим воздухом.

Малышка была беспокойной. Я попробовала её покачивать. В компании это никогда не работает. Малыши знают, что ты хочешь произвести впечатление на людей своим волшебным прикосновением; они перестают ворчать, чтобы обмануть тебя, а потом начинают кричать ещё громче.

«Еще двадцать лет, и она станет совсем хорошей», – хихикнула Майя.

Нукс залезла Елене под юбку и тихонько заскулила. Елена, выглядя усталой, заскулила в ответ.

Я попробовал этот трюк: встать и медленно ходить. Мама всегда так умела. Однажды, когда Джулия кричала без перерыва около трёх дней, я видел, как мама успокоила её за пять шагов. Фавонию мои старания не обманули.

Дальше, в большом саду, рядом с покоями короля, мы увидели Вероволка. Он был с небольшой группой других бриттов. Их подали одновременно с нами, и теперь они неспешно разбирали блюда и пили. Всё казалось приглушённым, хотя, возможно, так тихо и не будет. Вероволк постоянно поглядывал в нашу сторону. Инстинктивно мы избегали контакта, стараясь держаться поближе к дому. Меньше всего мне хотелось, чтобы каждый вечер у нас было многолюдное международное общение.

«Похоже, он принимает близко к сердцу приказ короля не вмешиваться и позволить тебе заниматься своим делом», – тихо заметила Елена. Она знала мои чувства.

Я покачал Фавонию. Она решила перестать плакать. Икота напомнила мне, что она может отказаться от своего решения в любой момент.

Джулия, ползающая по траве, заметила тишину и пронзительно вскрикнула. Моя сестра Майя наклонилась и помахала ей куклой. Джулия отбросила её в сторону, но всё же замолчала.

«Кровать?» – пригрозила Майя.

«Нет», – милая крошка. Это было одно из её первых слов.

Я взглянул на Вероволкуса, наблюдая за ним так же, как он наблюдал за нами. «Мне не нравится быть асоциальным, но…»

«Возможно, всё наоборот», – улыбнулась Елена. «Вот мы все в нарядных костюмах, громко говорим на латыни и демонстрируем свою любовь к культуре. Возможно, наши застенчивые британские хозяева боятся, что из-за своей отвратительной вежливости им придётся общаться с кучкой наглых римлян».

Мы молчали. Она, конечно, была права. Снобизм бывает разным.

Прекрасные комнаты старого дома располагались между садом во дворе и дорогой, ведущей к дому. Это создавало тишину в саду, защищённом от шума транспорта главным зданием. Но тихой летней ночью мы слышали постоянное движение на дороге позади дома. Голоса и шаги говорили сами за себя: группы мужчин уходили с участка.

Судя по звукам, большинство шли пешком. Они поели и направлялись на вечерние развлечения. Их целью мог быть только центр Новиомагуса, гнусные заведения, предлагающие женщин, выпивку, азартные игры и музыку – грязные развлечения канабе.

Пока невидимая беспорядочная процессия проходила мимо, я с нетерпением ждала раннего утра, когда все вернутся. Елена прочла мои мысли.

«Я был слишком измотан прошлой ночью, чтобы что-то заметить. Наверняка они пробираются обратно в свои казармы, словно осторожные мыши».

«Мыши устраивают чертовски шумные вечеринки!» Однажды в Фаунтин-Корт я жил с целым полчищем грызунов, все из которых были обуты в армейские ботинки.

В тот вечер нам очень повезло с гостями. Из лагеря, что за хижинами, пришёл Секстий; кто-то другой, должно быть, следил за его повозкой с товарами, потому что он привёз Элиана. Я позволил им сесть и поговорить. Мы дали им кубки, но не миски для еды. Это выглядело бы вполне естественно: мы все были чужаками, приехали из Галлии и уже успели прижиться. Секстий и его приспешник, возможно, восприняли нас всерьёз, когда мы озвучили это старое банальное приглашение: «Загляните как-нибудь выпить…» Хотя, конечно, мы действительно имели это в виду: «Пожалуйста, не надо!»

Я все еще носила ребенка, это был неформальный жест.

Секстий сосредоточил своё внимание на Майе, хотя и сидел поодаль; он почти не разговаривал с ней и не делал никаких явных движений. Она всё ещё хандрила.

За исключением тех случаев, когда ей хотелось кого-то оскорбить, Майя держалась особняком.

Обычно моя сестра была весёлой душой, но когда она хандрила, она хотела, чтобы это заметил весь мир. Любая из моих сестёр в плохом настроении могла испортить настроение всей семье; Майя, которая обычно была самой жизнерадостной, теперь считала, что ей заслуженно достаётся глубокая тоска.

Хиспэйл опустилась на колени и впервые начала играть с Джулией.

Таким образом, она тоже могла дистанцироваться. Будучи свободной женщиной, она была частью семьи; мы позволяли ей и даже поощряли её участвовать в наших общих беседах. Её сенаторские корни снова дали о себе знать.

Её ужаснула необходимость делить комнату с парой торговцев статуями. Она не сразу поняла, что этот вонючий помощник – Камилл Элиан, баловень её прежнего изысканного дома. Внезапно она взвизгнула, узнав его. Мне это даже понравилось.

Он её проигнорировал. Она была дочерью его няни.

Элиан был таким же снобом, как и все остальные. К тому же он был неблагодарным грубияном.

Он отказался сесть, а затем бродил вокруг, подбирая остатки еды из любой миски, до которой мог дотянуться. Елена наблюдала, заметив, что я оставил её брата практически голодать. Она бы устроила ему пир, но Элиан объедался сам по себе. Вот в чём прелесть патрицианского происхождения: оно всёляет в молодых юношей уверенность.

«Как у тебя сложились отношения с архитекторами?» – спросил я Секстия.

Он покачал головой. «Они меня не увидят».

«Ну что ж. Продолжай пытаться».

Планк и Стрефон, возможно, отвергнут его утомительные новшества, поэтому я надеялся, что он не станет слишком стараться. Если он бросит Новиомагуса, отвергнутый, я потеряю своё полезное растение. Я хотел оставить Элиана в поле.

Наконец прожорливый парень перестал есть. Вооружившись большим кубком неразбавленного вина, он неторопливо подошёл ко мне.

"Фалько!"

Я качала малышку, уткнувшись носом в её благоухающую головку, словно погрузившись в чисто отеческие мысли. «Есть новости?»

«Ничего особенного. Я видел, как один из менеджеров сегодня сильно поскандалил. Не смог подойти поближе, чтобы послушать, но он вовсю ругался с возчиком». Судя по его последующему описанию, я подумал, что это мог быть землемер, Магнус.