Текст книги "Тело в бане"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

«Не доверяет тебе?» – усмехнулся он, явно думая, что это вполне вероятно.

«Она мне абсолютно доверяет, сэр. Мы договорились, что она всегда будет рядом и будет присматривать!»

Веспасиан, встретивший Елену в один из её воинственных настроений, решил отступить. Он попросил меня хотя бы подумать о работе. Я ответил, что подумаю. Мы оба знали, что это ложь.

ВИЧ

Юпитер, Юнона и Марс – той весной у меня было полно дел. Переезд был и без того сложным – даже до того дня, когда мы с папой разбили пол в бане. Мико, путаясь под ногами в новом доме на берегу реки, постоянно напоминал мне, как я ненавижу своих родственников.

Был только один человек, которого я хотел бы здесь видеть – мой любимый племянник Ларий. Ларий был учеником художника по фрескам в Кампании. Он вполне мог бы отплатить за моё доброе отношение, как его дяди, создав несколько фресок в моём доме, но когда я написал ему, ответа не было. Возможно, он вспомнил, что главная мысль моего мудрого совета заключалась в том, что роспись стен – бесперспективное занятие…

Что касается этого слабого дуновения ветра, Мико, то дело было не только в том, что он оставлял штукатурные терки в дверных проёмах и повсюду разносил мелкую пыль; он заставил меня чувствовать себя ему обязанным, потому что он был беден, а его дети остались без матери. На самом деле, Мико был беден только потому, что его плохая работа была печально известна. Никто, кроме меня, не хотел его нанимать. Но я был дядей Марком-простачом. Дядей Марком, который знал Императора, блестящим дядей Марком, который получил новый чин и должность в храме Юноны. На самом деле, я купил эту должность на кровно заработанные гонорары, должность была буквально ничтожной, и Веспасиан приглашал меня в Сады Саллюстия только тогда, когда ему нужна была услуга. Он тоже считал меня лохом.

По крайней мере, в отличие от Мико, Веспасиан Август не ожидал, что я куплю рисовые лепёшки всем подряд в качестве угощения в конце недели для его ужасной семьи.

корнишоны. Потом мне пришлось держать под рукой кастрюлю, потому что Валентиниан, ужасный малыш Миши, объедался корнишонами и блевал прямо в моей недавно выкрашенной столовой. У всех детей Мико были громкие имена, и все они были негодяями. Валентиниан обожал меня унижать. Сейчас его главной мечтой было блевать на Нукс, мою собаку.

Теперь у меня была столовая. На той же неделе, когда её ремонтировали, я потерял лучшего друга.

Мы с Петронием Лонгом были знакомы с восемнадцати лет. Мы вместе служили в армии в Британии. Мы были наивными юнцами, когда вступили в легионы. Мы понятия не имели, что нас ждёт. Они нас воспитывали, обучали полезным навыкам и приучили к мошенничеству. Они также заставили нас провести четыре года в далёкой, неразвитой провинции, где нам ничего не давали, кроме трусости и нищеты. В довершение всего, случилось Великое восстание иценов. Мы вернулись домой уже не юношами, а мужчинами, и сплотились, словно щит. Циничные, мрачнее, чем бродяги с Форума, и с дружбой, которая должна была быть нерушимой.

Петро всё испортил. Он влюбился в мою сестру после смерти её мужа.

«Петроний желал Майю задолго до этого, – не согласилась Елена. – Он был женат, она тоже. Он изменял ей, а она – нет. Не было смысла признаваться в своих чувствах, даже самому себе».

Затем Елена замолчала, её тёмные глаза потемнели. «Петроний, возможно, женился на Аррии Сильвии именно потому, что Майя была недоступна».

«Чушь собачья. Он тогда едва знал мою сестру».

Но он встречался с ней и видел, какая она: привлекательная, независимая и в то же время опасная. Такая хорошая хозяйка и мать (все говорили) и какая умная девушка! Это двусмысленное замечание всегда подразумевает, что женщина, возможно, настороже. Мне самому нравилась нотка беспокойства в женщинах; Петроний не был исключением.

В окрестностях Авентина его считали образцом верного отцовства и добродетельного трудолюбия; никто не замечал, чтобы он любил рисковать.

У него были мимолетные подружки, даже после того, как он женился на Сильвии. Он остепенился, чтобы выглядеть хорошим мальчиком, но насколько это было правдой? Мне полагалось быть безответственным холостяком, бесконечной головной болью для моей матери – так похож на моего отца! Так непохож на моего брата, погибшего героя (хотя наш Фест был развалиной с хаотичной жизнью). Тем временем Петроний Лонг, усердный начальник дознания Четвёртой когорты вигилей, тихо порхал среди прекрасных цветов на Авентине, оставляя их счастливыми, а свою репутацию незапятнанной, пока не связался с серьёзным гангстером.

Дочь. Его жена узнала. Всё стало слишком публичным; Сильвия сочла этот позор слишком тяжким. Она казалась совершенно зависимой, но как только выгнала Петро, всё пропало. Теперь она жила с продавцом салата в горшочках в Остии.

Петроний, возможно, смирился бы с этим, если бы Сильвия не забрала их трёх дочерей. Он не желал отстаивать свои права опеки как римский отец. Но он искренне любил девочек, и они его обожали.

«Сильвия знает это. Эта проклятая женщина сбежала в Остию со злости!» Мне никогда не нравилась Аррия Сильвия. И не только потому, что она меня ненавидела. Заметьте, это имело значение. Она была чопорной девчонкой; Петро, закрыв глаза, справился бы лучше. «Её мерзкий дружок был вполне доволен тем, что продавал свои огуречные формы на Форуме; она подговорила его переехать, чтобы сделать ситуацию для Петро невыносимой».

Он был в ужасном положении, хотя на этот раз отказался со мной об этом говорить. Мы и так никогда не обсуждали Сильвию; это избавляло от неприятностей. Потом всё стало ещё хуже. Он начал признавать своё влечение к моей сестре; она даже начала его замечать. Как раз когда Петро подумал, что из этого что-то может получиться, Майя внезапно перестала с ним видеться.

Я ругался, когда обнаружил, что одна из моих сестёр хочет спать рядом с моим самым близким другом. Это может разрушить мужскую дружбу. Но куда неприятнее было, когда бросили Петро.

Должно быть, он тяжело это пережил. Хелене пришлось рассказать мне о его рефлекторном поступке:

«Марк, тебе это не понравится. Петроний подал заявку на перевод в когорту ви-жилов в Остии».

«Уезжать из Рима? Это безумие!»

«Там, возможно, для него не найдется работы», – пыталась успокоить меня Елена.

«Ох, крысы, конечно же, будут! Это непопулярная должность. Кому хочется работать в порту ниже по реке, перехитрить таможенников и утконосых воришек? Петро – чертовски хороший офицер. Трибун Остии обязательно на него набросится».

Я никогда не прощу свою сестру.

«Не вините Майю», – сказала Елена.

«Кто упомянул Майю?»

«Твое лицо говорит, Маркус!»

Елена кормила грудью ребёнка. Джулия сидела у моих ног, постоянно бодаясь головой о мои голени, раздражённая тем, что больше не является единственным объектом внимания в нашем доме. Это было правдой; я упорно игнорировал малышку. Нукс жевал один из моих шнурков.

«Не будь такой лицемеркой», – Хелена с удовольствием притворялась безмятежной матерью, укачивая новорожденного на руках. Это была игра;

Она спокойно придумывала, как бы меня приструнить. «Признайся. Тебе не нравилась сама мысль о сближении Петрония и Майи. Он был твоим другом, а ты отказывалась его делить».

«А она моя сестра. Её муж внезапно умер; она была беззащитна. Как глава семьи, мы никогда не считались с ней. Я не хотела, чтобы с ней церемонились».

«О, ты признаешь, что у Петрония плохая репутация!» – улыбнулась Елена.

«Нет. Не обращайте внимания на его других женщин. Он был верным последователем Майи, а моя сестра оказалась непостоянной, как блоха».

«Так чего же ты хочешь?» – Элена легко поддавалась влиянию. «Чтобы Майя Фавония сразу перешла от одного мужа к другому, просто потому, что появился заинтересованный мужчина и это удобно с социальной точки зрения?

Неужели у неё не будет времени оправиться после потери мужа, которого, как мы все притворялись, она любила?» Елена могла быть очень сухой и поразительно честной. О любви к этой пьяной неудачнице Фамии не могло быть и речи; я хрипло рассмеялся. Джулия захныкала; я наклонился и пощекотал её.

«Нет, Майе нужно время, чтобы подумать». Я мог быть рассудительным, даже когда это было неприятно. «Она хорошо подходит для работы на складе Па, и это идёт ей на пользу». Майя вела записи Па более добросовестно, чем он сам, и изучала антикварный бизнес.

«Пий Эней милостиво одобряет!» – усмехнулась Елена. Она заняла жёсткую позицию в отношении традиционных римских ценностей.

«Одобряю». Я проигрывал, но упорно стоял на своём. Любой глава семьи пытается противостоять ведьме, которая связывает его в узлы.

Многие женщины нашего уровня общества занимались бизнесом. Большинство начинали в партнёрстве с мужьями, а затем, овдовев, некоторые предпочитали оставаться независимыми. (Независимые вдовы, боящиеся быть обманутыми, были хорошей новостью для информаторов. Их дети тоже приносили доход, опасаясь, что вдовы планируют новый брак с кровососущими жиголо.) «Если Майя добьётся финансовой независимости, ей, возможно, всё равно захочется, чтобы в её постели был мужчина».

«И дорогой Луций Петроний, – с лукавством сказала Елена, – с такой практикой этого будет вполне достаточно!» Я решил воздержаться от комментариев. В глазах Елены читалось предостережение. «Думаю, Майя захочет мужчину, Марк. Но пока нет».

«Неверно. В последний раз, когда я видел Петрония, он держался в стороне. На празднике Вертумна Майя пыталась броситься на него».

«Петроний боялся, что его обидят. Майя неправильно оценила ситуацию. И она сама, Маркус, тоже может быть в замешательстве. Во-первых, – предположила Елена, – она долго была замужем и, возможно, потеряла уверенность в себе».

«Брак заставляет тебя забыть искусство любви?» – усмехнулся я.

Елена Юстина посмотрела на меня прямо в глаза, словно желая, чтобы я пожалел, что спросил. Оба ребёнка были с нами; пришлось пропустить это мимо ушей.

Я был уверен, что Майя не просто неправильно распорядилась своими отношениями с Петро. Она знала, насколько сильны его чувства. Она была честна с собой. Она была готова начать что-то серьёзное, а потом полностью отступила.

Что-то заставило ее это сделать.

Елена и Майя были хорошими подругами. «Что случилось?» – тихо спросил я.

«Я не уверена». Хелена выглядела обеспокоенной. У неё была идея, но она её ненавидела.

Я обдумал ситуацию. Была одна возможность. До того, как моя сестра так ненадолго увлеклась Петронием, у неё была неудачная дружба с другим мужчиной. «Анакрит!»

Ну, там она пала низко.

Майя заслуживала лучшего в жизни, чем те игральные кости, которые она себе вытянула. В юности она решила выйти замуж за Фамию. Он, возможно, выглядел дружелюбным и даже, пусть и в своей ленивой манере, поддерживал с ней дружеские отношения.

Любой, кто связан с Майей, был бы глупцом, если бы отказался от неё. Но Фамия был подлой кандидатурой. Он был коневодом фракции Зелёных возничих и постоянно пил. В своё оправдание он мог позволить Майе свободно управлять домом и достойно воспитывать детей, что она могла бы делать вдвое лучше и без него.

Майя окончательно овдовела и, освободившись от отношений, взяла на себя традиционную роль легкомысленной женщины. Её первым шагом стало усыновление мужчины, совершенно неподходящего для неё, как это часто делают вдовы. Её избранником стал Анакрит, главный шпион. Шпионы никогда не бывают надёжными любовниками из-за своей рискованной жизни и лживой натуры. Анакрит также был моим заклятым врагом.

Нас иногда заставляли работать вместе на императора, но я никогда не забывал, как Анакрит однажды пытался меня убить. Он был хитрым, ревнивым, злобным и безнравственным. У него не было ни чувства юмора, ни такта. Он никогда не знал, когда следует держаться особняком. И я подозревал, что он связался с моей сестрой только чтобы отомстить мне.

Женщине нужно быть совершенно невменяемой, чтобы связать свою судьбу с главным шпионом – любым шпионом – но Майя всегда верила, что справится с чем угодно. Анакрит знал нашу семью не только потому, что работал со мной; он жил у моей матери. Мама считала его идеальным. Я предполагала, что сестра знала, что у нашей родительницы было «слепое пятно» в отношении мужчин (ну, дорогая мама…

(Во-первых, она вышла замуж за нашего отца.) Майя также знала, как я вижу Анакрита.

Любой, кто выглядел настолько правдоподобно, был подделкой.

В конце концов даже Майя почувствовала опасный дисбаланс в их дружбе. Анакрит был для неё слишком силён. Она сообщила нам, что они расстались.

Она была бы тактична. Она даже немного расстроилась. Если бы я это видела, он бы тоже это понял. Ему следовало бы вежливо отстраниться.

Это было к лучшему. Но согласится ли этот червь отпустить меня? Наконец я понял, в чём проблема. «Елена, ты хочешь сказать, что Анакрит домогается Майи?»

Хелена обычно делилась со мной своими тревогами, хотя иногда сначала долго держала их в себе. Наконец она выпалила: «Мне страшно за неё. Она так резко изменилась».

«Дети очень тихие». И всё же они потеряли отца меньше года назад.

«Ты недавно разговаривал с Анакритом, Маркус?»

«Нет». Я думала, это будет неловко. Я ожидала, что он будет умолять меня заступиться за Майю. На самом деле, он так и не затронул эту тему.

Если бы ему было больно быть отвергнутым, он мог бы отреагировать очень резко. Майя бы не изменила своего решения. Тогда Анакрит мог бы сделать что угодно…

Конечно, будучи человеком, он так и сделал.

Моя сестра, должно быть, обнаружила, что произошло ближе к вечеру. После обычного дня работы с отцом в септе Юлия она забрала детей из дома моей матери и вернулась домой. По чистой случайности я вскоре зашёл туда. Не было никакой надежды, что она сможет скрыть ситуацию. Ещё до того, как я вошёл в дом, я почувствовал приближение катастрофы.

Прогуливаясь по дороге, где они жили, я увидел троих младших детей Майи. Она оставила их ждать снаружи; это было необычно.

Две девочки и Анкус, тот, что нервничал, жались друг к другу на тротуаре напротив своего дома. Старший, Мариус, пропал (позже я узнал, что, вопреки воле матери, он бросился на мои поиски). Входная дверь Майи была открыта.

Это было одно из немногих удачных мест на Авентине. Люди сочли бы невежливым собираться в шумной толпе. Тем не менее, хмурые женщины стояли в дверях. Мужчины у прилавков продуктовых магазинов смотрели в нашу сторону. Воцарилась зловещая тишина. Инстинкты подсказывали мне, что случилось что-то ужасное. Я с трудом мог поверить в это; дом Майи всегда был в порядке. Ни одна масляная лампа не падала, ни один жаровня не мерцал у двери.

Шторы. Ни одна незапертая ставня не пропустит воров. И она никогда не оставляла детей на дороге.

Я подошла к Клоэлии, девятилетней девочке, которая обнимала свою младшую сестру Рею. Анкус держал на руках огромного щенка своего брата; Нукс, моя собака, прокралась мимо, как обычно, не обращая внимания на своё потомство, а затем с высокомерием ждала меня, пока я осматривала детей. Все они были бледны, глядя на меня потрясёнными, умоляющими глазами. Я тяжело вздохнула. Я повернулась к дому. Когда я как следует разглядела открытую дверь, начался кошмар. Тот, кто приходил сюда раньше, уже объявил о своём злодеянии: деревянная кукла девочки была прибита к двери, в её голове был вбит огромный гвоздь.

Дальше короткий коридор был почти заблокирован. Вещи и сломанная мебель были в полном беспорядке. Я переступил порог. Сердце колотилось. Заглянув в комнаты, я не обнаружил ничего хуже. Вернее, ничего не осталось. Все вещи, принадлежавшие Майе и её детям, были разорваны на части. Кем она была? Ничего не осталось. Всё уничтожено.

Я нашла её на небольшом балкончике, который они всегда называли своей солнечной террасой. Она стояла среди развалин мягких шезлонгов и изящных столиков, а у её ног валялись ещё больше разбитых игрушек. Она стояла ко мне спиной; побелевшие ногти вцепились в её голые руки, пока она слегка покачивалась взад-вперёд. Она была напряжена, когда я взяла её в руки. Она оставалась напряженной, когда я перевернула её и обняла. Затем из глаз полились безмолвные горькие слёзы.

Голоса. Я напрягся, ожидая вторжения. Я услышал торопливые шаги, затем шокированную ругань. Юный Марий, одиннадцатилетний, привёл Петрония Лонга и несколько вигилов. После первоначального шума послышался более тихий шепот. Петроний появился позади меня. Я знал, кто это. Он стоял в дверях; его губы двигались, когда он беззвучно ругался. Он уставился на меня, затем его взгляд с почти недоверием охватил разрушение. Он притянул Мариуса к себе, утешая мальчика. Марий схватился за расколотый подлокотник кресла, словно за копьё, чтобы убивать врагов.

«Майя!1 Петро видел много ужасов, но голос его был хриплым. «Майя Фавония, кто это сделал?»

Моя сестра пошевелилась. Она заговорила твёрдым голосом: «Понятия не имею».

Ложь. Майя знала, кто это, и Петроний тоже, и я тоже.

Нам потребовалось время, чтобы мягко уговорить её пересесть. К тому времени люди Петро уже привезли транспорт. Они поняли, что нам нужно её увезти. Поэтому мы отправили Майю и всех детей в сопровождении вигил к дому моего отца, за город, на Джаникулан. Там у них будет простор, покой, возможно, хоть какая-то безопасность. Ну, по крайней мере, папа предоставит им приличные кровати.

Либо произойдёт что-то ещё, либо ничего. Либо это было заявление и предупреждение, либо что-то похуже.

В ту ночь мы с Петронием всё разобрали. Мы часами вытаскивали из дома всё наизнанку, выносили разбитые вещи и просто сжигали их на улице. Майя в ярости заявила, что ей ничего не нужно.

Спасти удалось немногое, но кое-что мы всё же оставили. Я бы их сохранила и показала бы сестре, если бы она передумала. Дом был сдан в аренду. Я бы расторгла договор аренды. Семье больше не пришлось бы сюда возвращаться.

Всё материальное можно было бы заменить. Дух Майи воскрес бы.

Вернуть мужество детям будет сложнее. Вернуть душевное спокойствие Петронию и мне никогда не удастся.

Закончив с домом, мы замышляли заговор. Мы были на посту патрулирования. Никто из нас не хотел начинать пить в каупоне.

«Можно ли было это остановить?» – мрачно подумал я.

"Я сомневаюсь в этом."

«Вот и всё взаимные обвинения! Тогда пора переходить к стратегии».

«Есть два вопроса», – Петроний Лонг говорил тяжело, глухо. Он был крупным, тихим человеком, который никогда не тратил силы попусту. Он видел суть проблемы. «Первый: что он теперь будет делать? Второй: что нам с ним делать?»

«Главного шпиона невозможно уничтожить». Я бы сделал это с Анакритом много лет назад, если бы это было возможно.

«Небезопасно. Да», – Петро продолжал говорить и строить планы слишком ровным голосом. «Мы будем известны тем, что затаили обиду. Первые подозреваемые».

«Должны были быть местные свидетели».

«Ты знаешь ответ на этот вопрос, Фалько».

«Слишком боюсь говорить. Ну и что? Подадим на него жалобу?»

«Нет доказательств

«Навестить его толпой?»

"Опасный."

«Предложить ему воздержаться?»

«Он будет отрицать свою ответственность».

«Кроме того, он будет знать, что произвёл определённый эффект». На мгновение мы замолчали.

Тогда я сказал: «Мы ничего не будем делать».

Петроний медленно вздохнул. Он знал, что это не капитуляция. «Нет.

Еще нет."

«Это может занять много времени. Мы будем её беречь. Спрячем её от него. Пусть думает, что победил, пусть забудет об этом».

"Затем-'

«Однажды появится возможность». Это был факт. Я не поддался эмоциям.

«Верно. Так всегда и бывает», – он слабо улыбнулся. Вероятно, он думал о том же, что и я.

Во время Восстания в Британии был человек, который предал Второй Августа, наш легион. Дальнейшая судьба этого человека была предметом общего договора молчания. Он умер. Все это знают. В документах говорится, что он пал от собственного меча, как и положено офицеру.

Возможно, так оно и было.

Я встал, чтобы уйти. Я протянул руку. Петроний молча пожал её.

На следующий день первым делом Хелена отправилась к моему отцу, чтобы разузнать всё, что могла. Папа слонялся дома, отгоняя детей, пока Хелена успокаивала мою сестру. Майя всё ещё была в шоке, и, несмотря на свою прежнюю сдержанность, всё выплыло наружу.

После того, как Майя сказала Анакриту, что больше не хочет его видеть, он, похоже, воспринял это спокойно. Затем он снова и снова появлялся на её пороге, как будто ничего не произошло. Она так и не обратилась ко мне, потому что сразу поняла, что это ни к чему хорошему не приведёт. Майя застряла.

Он открыто слонялся рядом пару месяцев, потом она начала его избегать. Он следовал за ней всё более скрытно. Через несколько недель он перестал к ней приближаться. Он ничего не говорил. Но она знала, что он рядом. Он хотел, чтобы она знала. Она всё время боялась его присутствия. Угнетающая ситуация захватила её жизнь. Он этого и добивался. Он хотел, чтобы она испугалась. Оказавшись в одиночестве с этой проблемой, даже моя отважная сестра ужасно боялась.

Майя всё надеялась, что кто-то другой привлечёт его внимание. Не было причин, чтобы не так. Анакрит мог быть приятным. На него было приятно смотреть; он хорошо зарабатывал. У него был авторитет. У него была собственность. Он мог водить женщину на элегантные приёмы и частные ужины, чего нельзя сказать о Майе. Их отношения были гораздо более свободными, просто соседскими. Они никогда официально не гуляли вместе по свету. Не думаю, что они даже спали вместе. Теперь они никогда не будут этого делать, так что его одержимость была бессмысленной. Мужчины, преследующие жертв, не могут этого видеть. В этом и заключалось затруднительное положение Майи. Она знала, что не избавится от Анакрита.

Но она знала, что это ни к чему не приведёт. Он ничего не выиграет. А вот она потеряет всё.

Как и многие женщины в подобной ситуации, она пыталась выдержать свои мучения в одиночку. В конце концов, она отправилась в его кабинет во дворце, где два часа пыталась его урезонить. Я знала, насколько это опасно.

Могло быть, но, будучи Майей, она вышла сухим из воды, по-видимому, невредимой. Она воззвала к разуму Анакрита. Анакрит извинился.

Он пообещал прекратить ее преследовать.

На следующий день хулиганы жестоко разгромили ее дом.

В ту ночь, мрачно обсуждая наше затруднительное положение с шпионом, мы с Петронием поклялись быть благоразумными. Мы оставим его в покое. Мы оба будем бдительны и терпеливы. Мы вместе «разберёмся» с Анакритом, когда придёт время.

Но я знал, что каждый из нас был вполне готов, если представится возможность, предпринять отдельные шаги, чтобы справиться с этой ситуацией.

Елена тоже это знала. Майя сама была сообразительной девушкой, но Елена соображала ещё быстрее. Эти большие тёмные глаза сразу увидели, что, скорее всего, произойдёт, и как любой шаг против Анакрита может опасно обернуться против нас. Мне следовало догадаться, что, пока мы с Петро замышляли мужские козни, Елена Юстина строила более глубокие планы. С тихой логикой осмотрительной и умной женщины её планы были направлены на то, чтобы уберечь от беды как можно больше близких ей людей.

VI

именно в этот темный момент и именно из-за него мы с папой нашли тот труп, который оставили его драгоценные строители.

Майя переехала жить на Джаникулан, клянясь, что это временно (ей не нравилась сама идея переезда к нашему отцу). Дети были в ужасе; она и сама была в отчаянии. Майя Фавония пыталась наладить для них упорядоченную жизнь. Она придерживалась обычного времени приёма пищи и укладывания спать, а поскольку там были удобства, она настаивала на том, чтобы её дети были чистыми. Потом маленькая Рея каждый раз, когда её вели в баню, начинала истерить.

И в конце концов мы проделали дыру в отвратительной могиле.

Я знал, что произойдет.

Пока мы приходили в себя на свежем воздухе, папа выдавил из себя мучительную молитву. «Ну, спасибо тебе, Юпитер! Ты дал мне сына с полезной профессией, Маркус, я надеюсь, ты всё уладишь». Ему не нужно было говорить мне, что он не собирается платить за обучение.

Я ушёл, сказав ему послать за вигилями, чтобы он просто приказал рабу привести Петрония. Я с любопытством наблюдал за своим дружком, ожидая, как он к этому подойдёт. «Гемин, засунь это себе в задницу». Молодец! «Меня бесполезно спрашивать. Вигили разбираются только с хламом в черте города.

Вызовите «Городскую когорту». Дайте этим сонным бездельникам что-нибудь вонючее.

«Да ладно вам, ребята», – заныл папа. «Не пожелайте мне этих чёртовых урбанов…»

Он был прав. Я чувствовал, что мы слабеем. Три городских когорты были лишь жалким остатком преторианской гвардии. Теоретически они должны были раскрывать тяжкие преступления в радиусе ста миль от Рима, но их компетентность (я имею в виду её отсутствие) доводила нас до слёз. Городские когорты были хартией разбойников. Города в Кампанье и Этрурии, стремившиеся к закону и порядку, тихо и незаметно устанавливали свои собственные правила. Большинство из них могли выдвинуть какого-нибудь амбициозного магистрата, желающего прославиться, очищая улицы от карманников. Если же нет, у них была изысканная альтернатива: множество бандитов можно было нанять для защиты, часто по вполне разумной цене.

Петроний слегка смягчился. «Тебе придётся избавиться от тела, Гемин. Тебе даже похоронщика не наймёшь, чтобы разобраться с этим – я пришлю человека, которого мы используем для уборки непристойных останков. Предупреждаю, он не из дешёвых».

«Счёт, конечно же, принадлежит Глоккусу и Котте», – сказал я. Потом передумал. «Если только это не Глоккус или Котта…» Приятная идея.

Никто из нас не хотел подходить достаточно близко, чтобы проверить. Честно говоря, я бы всё равно не смог опознать наших двух бесполезных подрядчиков. Они верили в управление объектом на расстоянии; я месяцами проклинал их, но ни разу не видел ни одного из них лично. Их команда и так была удручающей: обычная вереница неадекватных Тиберий или Септимий, которые никогда не знали, какой сегодня день, все эти раздражающие капризы, у которых были проблемы с похмельем, болями в спине, девушками и умирающими дедушками.

Две вещи, объединявшие рабочую силу, – неубедительные оправдания и полное отсутствие строительных навыков.

Если вы считаете, что я звучу грубо, просто подпишите договор на расширение мастерской или ремонт столовой. А там видно будет.

В конце концов, Па сообщил о теле префекту городских когорт. Они отправились к нему домой и сначала применили свой обычный трюк: поскольку жертвы и предполагаемые подозреваемые были римлянами, Па должен был передать проблему городским вигилам. Па утвердил эту идею, и Петроний был рядом, чтобы изложить дело с полным правом. Для городских жителей понятие «право» было новым, и они сдались и одолжили фонари. Осмотр захоронения после наступления темноты оказался очень кстати.

Ведя себя так, словно никогда раньше не видели трупа, они заметили, что мужчина (даже они это заметили) хрипловатый и был свален под новый мозаичный пол. Петроний подтолкнул их к мысли, что кто-то пробил ему голову строительным инструментом. «Это может быть лопата», – грубо объяснил он. «Или тяжёлая кирка». Урбаны многозначительно кивнули.

Их тело было среднего возраста, роста, веса и внешности. Насколько им было известно, пропавших без вести с таким описанием не было. Они сочли себя очень умными, заметив, что у погибшего была борода и он был босиком.

«Кто-то украл его ботинки после того, как его победили», – предположил мой отец (он бы именно так и поступил).

Урбаны бродили в темноте по саду в поисках подсказок. Сюрприз! Они ничего не нашли. Подрядчики уехали уже пару недель назад. Они действительно хорошо поработали, подметя участок перед уходом. «Это, должно быть, тебя удивило!» – сказал я Па. Он мрачно рассмеялся. Теперь мы поняли, почему они были так осторожны.

Глупые мальчишки немало запутались, когда обнаружили инструменты, которые мы с папой использовали ранее в его саду.

После недолгих споров нам удалось отвлечь их от этой маленькой улочки, после чего они потеряли к ней интерес. Они убедили себя, что знают, кто убил мужчину. Я заметил, что, хотя кто-то из работников бани и может быть причастен к этому, доказательств нет. Они сочли меня смутьяном и проигнорировали это. Они ушли в ночь, полагая, что с этим всё будет просто.

Два дня спустя к Па в Септу Юлию навестил опечаленный офицер. К этому времени урбанисты были крайне раздосадованы тем, что боги не спустили им на голову никакого решения. Всё, что им было известно, – это то, что Глокк и Котта покинули Рим. Хотя это, казалось бы, подтверждало их вину, ареста это не означало. Были ли мы удивлены? Что вы думаете?

Городской префект хотел разобраться с этим делом, и мне стало ещё хуже. Отец ожидал, что я возьму всё на себя, когда настоящие следователи по делу «я» сдадутся.

Ну, по крайней мере, это может стать тренировкой для моих способных молодых помощников.

Молодой – да; умный – пожалуй. Помогать – без шансов. Мне больше помог Накс. Ребята оказались неподходящей парой для доноса. Друзья думали, что я им быстро надоем. Я решил, что скоро их брошу.

У Елены Юстины было два благовоспитанных брата-патриция: Авл Камилл Элиан и Квинт Камилл Юстин. Когда я впервые познакомился с ней, оба казались многообещающими гражданами, особенно младший Юстин. Мы с ним вместе пережили несколько заморских приключений; он мне нравился, и хотя он иногда вел себя как идиот, его способности меня впечатляли. Я никогда не рассчитывал на совместную работу с ним, потому что, казалось, он был создан для более возвышенных дел.

Элиан, на два года старше, был на грани выдвижения своей кандидатуры в Сенат. Чтобы выглядеть респектабельно, он обручился с наследницей из Бетики, Клавдией Руфмой. Довольно милая девушка с весьма солидным состоянием. Затем Юстин по глупости сбежал с Клавдией. Они были влюблены друг в друга, когда сбежали, хотя, вероятно, уже нет.

Покинутый Элиан почувствовал себя дураком и отказался участвовать в выборах в Сенат. Он был прав. Семья уже пережила политический кризис, когда дядя попытался затеять опасный заговор. Теперь же публичный скандал разгорался снова. Все белоснежные одежды Рима не могли придать Элиану безупречный вид кандидата с прославленными предками и безупречными современными родственниками.

Лишенный своих ожиданий и в отместку, пока Юстин был в отъезде, женившись на наследнице в Испании, Элиан втерся в доверие к

меня. Он знал, что Юстинус собирается вернуться домой, чтобы работать со мной, и надеялся занять его место. (Какое место? – могли бы спросить скептики.) Юстинус вновь появился в Риме в начале той весны, вскоре после рождения моей дочери Сосии Фавонии. Клавдия вышла за него замуж. Мы все думали, что она потеряет к нему интерес (главным образом потому, что Юстинус уже потерял к нему интерес), но они оба были слишком упрямы, чтобы признать свою ошибку. Её богатые бабушка и дедушка одарили их пару деньгами, хотя Юстинус сказал мне в частном порядке, что этого недостаточно. Он обратился ко мне за поддержкой, и, поскольку он всегда был моим любимчиком, я оказалась в затруднительном положении.