Текст книги "Книжные хроники Анимант Крамб"

Автор книги: Лин Рина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)

– Ах, Ани, – начала она, и я не стала ждать того, что она мне скажет.

– Сегодня же, – решительно настаивала я, отстраняясь от нее. Я хотела, как можно скорее покинуть Лондон, хотела отдалиться от Томаса Рида, хотела забиться на свой чердак и никогда больше не спускаться.

О чем я только думала? Дома я была в безопасности, дома мне было хорошо, дома я никогда не чувствовала себя такой ужасно разбитой.

– Ты серьезно? – услышала я неуверенный вопрос матери, пока я вытирала глаза рукавом своей блузки.

– Да, – огрызнулась я, желая, чтобы мой гнев был настоящим. Потому что гнев был чувством, которое можно было излить в крике, и чем-то, что заставляло действовать.

Но я ощущала только пустоту и боль, была обречена на бездействие.

Никто не осмелился спросить, что же произошло, и я тоже не рассказала.

Дядя Альфред позаботился о том, чтобы кто-то забрал мои вещи из комнаты в доме для персонала, тетя Лиллиан помогла маме упаковать вещи, а отец пошел за каретой.

Тем временем я спряталась в комнате для гостей, в которой в свое время постоянно жила, и собрала то немногое, что осталось от меня здесь. Но когда я открыла ящик своей прикроватной тумбочки, то застыла, превратившись в ледяную статую.

В ящике лежал аккуратно сложенный носовой платок. Он принадлежал Томасу Риду, и он дал его мне после того, как спас меня из машины.

Я так и не вернула его и не сделаю этого сейчас.

Но я не могла просто оставить его здесь. Поэтому я осторожно вынула его, подержала в руках, словно он рассыплется в пыль при неверном движении, и медленно села на приготовленную постель.

Я прикрыла глаза, а потом прижала платок к груди.

«Вот как чувствуется невзаимная любовь», – сказала я себе и подумала, что лучше бы никогда не встречалась с этим чувством. Она причиняла боль, она жалила, от нее тошнило. Я чувствовала себя больной и разбитой и больше всего хотела продолжить плакать весь день. Я ненавидела это.

И все же я уткнулась носом в ткань, думая о Томасе, цеплялась за свою безответную любовь всем, что у меня было, всем, чем я была. Потому что отпустить ее означало бы отпустить Томаса Рида, а я не была к этому готова. Ни сейчас, ни завтра, и, возможно, я никогда не буду к этому готова.

Действительно последняя глава, в которой все встало на свои места

Снова пошел снег и превратил весь мир в сахарные головы. Небо заволокло тучами, и на улице было так холодно, что я уже несколько дней не ступала за дверь. Снег и без того лежал слишком высокими сугробами, чтобы спокойно идти, и я просто продолжала смотреть в окно на улицу.

Я сидела в эркере[10]10
  Эркер – архитектурная ниша для окна в здании, выступающая из стены, как небольшой балкон.


[Закрыть], подтянув ноги, на коленях лежала книга, но мои мысли все же продолжали где-то блуждать.

Мне было трудно вернуться к прежней жизни. Целыми днями бездельничая и читая, я становилась ленивой, скучной и чувствовала себя бесполезной.

За месяц, проведенный в Лондоне, я столько пережила, что стала другой. Люди стали более ценными в моих глазах, а книги уже не могли удовлетворить меня так, чтобы я могла забыть обо всем остальном.

Время от времени мне удавалось полностью раствориться в страницах, наполнить свой ум другими мирами и позволить чужим приключениям стать моими собственными.

Но стало еще больнее, когда я возвращалась из книг и обнаруживала, что моя собственная жизнь потеряла свое очарование.

Мама сидела в своем кресле перед камином и что-то вышивала. Снова и снова я чувствовала, как ее взгляд проходился по мне, но она не заговаривала со мной. Я очень мало говорила с тех пор, как мы уехали из Лондона, но я подозревала, что благодаря своей материнской проницательности она уже догадывается о том, что произошло.

– Я думаю, ее сердце разбито, – сказала она однажды тихо моему отцу, когда они думали, что я читаю и не слушаю их.

– Но из-за кого? – спросил отец, а мама не знала ответа.

По крайней мере, в моем молчании было что-то хорошее. Мать и отец снова начали разговаривать друг с другом. Сначала это были лишь очень поверхностные темы для разговоров о погоде или о соседях. Потом о местонахождении друг друга, и, наконец, они начали разбираться в причине ссоры.

Однако безуспешно. Отец по-прежнему не был убежден, что должен изменить свое мнение, а мать ругала его неуместное упрямство.

Но я почти не беспокоилась об этом, потому что чувствовала, что отец начал смягчаться, и, что удивительно, дело было не в требованиях матери, а в моей молчаливости, которая давала ему понять, как сильно он любит своих детей, и на самом деле всегда желал им только самого лучшего.

Но я никогда не получу того, чего хотела, и каждый раз, когда я думала о нем, на глаза наворачивались слезы.

Сначала мне было просто больно, я пряталась в своей комнате и плакала часами. Я не ела и много спала, и в какой-то момент мне снова стало лучше.

Я думала, что поборола это, явилась к ужину и снова начала читать.

Но чувство облегчения продлилось недолго. Потому что вместе с внутренней пустотой пришел гнев. Я так разозлилась на Томаса Рида, на его наглость, на себя, думающую, что дорога ему, и то, что после этого он так просто отпустил меня.

Каким ужасным человеком он был? Неужели он позволил себе просто поразвлечься со мной? Или он действительно искал в распущенности мужского пола близость женщины, не испытывая симпатии?

Но что бы я ни думала, как бы ни ругалась и ни проклинала, это казалось несовместимым с человеком, которого я думала, что знала. И так же через некоторое время злость тоже испарилась.

Дни проходили мимо меня, утренние и вечерние сумерки теряли смысл, и я чувствовала себя пустой оболочкой, соломенной куклой, одетой и причесанной, но без мыслей и без собственного пути.

– Ани? – обратилась ко мне мама, и я даже не вздрогнула, когда меня вырвали из бесконечной пустоты в голове. Она встала рядом со мной, протиснулась в другой угол эркера, и я убрала со скамьи ноги, чтобы она смогла сесть.

– Твой отец и я решили организовать званый вечер в пятницу, – сказала она, на что я только кивнула. – И мы хотели бы, чтобы ты тоже присутствовала, – осторожно произнесла она, и я снова кивнула.

Потому что мне было все равно. Мне было без разницы, буду ли я сидеть здесь одна, или в комнате, заполненной людьми, которые и так считали меня странной.

Но когда наступила пятница, все на самом деле стало по-другому. Я надела простое кремовое платье, которое мама всегда называла скучным, а потом позволила ей причесать меня и заплести.

– Спасибо, – сказала я ей, когда она закончила и осматривала свою работу со всех сторон. Она моргнула, изображая удивление, а потом улыбнулась.

– Пожалуйста, моя дорогая, – ответила она так радостно, что мне это показалось почти странным, и начала рассказывать о том, кого она ожидала сегодня вечером.

Это были семьи из окружения, которое я давно знала, и я не ожидала, что встреча окажется особенно интересной.

Но когда вошли первые, поблагодарив за приглашение и ругаясь на снег, я все же почувствовала что-то хорошее внутри от того, что наконец-то вижу лица, отличные от лиц моих родителей.

Раньше я никогда не замечала, насколько долгая наша зима и как одиноко было наше здесь время. Я всегда пряталась в своих книгах и не понимала, зачем мама заставляла меня ездить с ней на любые мероприятия, на которые нас приглашали.

Но теперь я могла лучше понять ее и сообразила, что она делает это от скуки. Она проводила время вышивая, она сидела и весь день ждала, когда вернется домой отец, чтобы получить хотя бы одного собеседника.

И все же я искренне удивлялась, как это могло случиться, что она постоянно занималась планированием моей свадьбы. Конечно, это была лишь одна из многих мелочей, чтобы сделать скуку в ее жизни более терпимой.

Комната заполнилась, закуски были поданы, пунша было в изобилии, и не потребовалось много времени, чтобы миссис Долбин села за рояль, чтобы порадовать нас тихой, спокойной музыкой.

Я слушала пьесу для фортепиано и захлопнула роман, который оставила в эркере. Мне очень нравилась фортепианная музыка, и раньше это была единственная реальная причина, по которой я не пряталась на чердаке во время званого вечера, а сидела со всеми остальными в гостиной.

Только болтовня нескольких девушек, стоявших рядом со мной, разрушила момент, которым я пыталась насладиться, и поэтому я неизбежно обратила на них свое внимание.

– А потом он снял шляпу и сказал: «Если мисс не сядет в карету, то, наверное, ей придется идти домой пешком», – рассказывала одна, а две другие с большими глазами следили за ее рассказом.

Это была Джулия Гудман, которая, должно быть, была примерно моего возраста, ее младшие сестры Милдред и Кассандра Браун, все трое держали в руках бокалы с пуншем и шептались, как и всегда.

– На самом деле он этого не говорил! – затаив дыхание, произнесла Джулия, и Кассандра пожала плечами.

– И что ты тогда сделала? – поинтересовалась Милдред, нервно переступая с одной ноги на другую.

– Конечно же, я ушла! У меня тоже есть гордость, – ответила Кассандра, и девушки вновь захихикали.

Они были такими глупыми и милыми, в разноцветных платьях, с накрашенными лицами и со всевозможными украшениями в их огромных прическах. Моя мама всегда хотела, чтобы я была девушкой такого типа, как эти трое, но я всегда старалась не стоять слишком близко к ним, чтобы не слушать сплетни со всей округи. Они всегда были в отличном настроении, охотно и много разговаривали и присутствовали на всех мероприятиях, чтобы найти лучших из всех мужчин. Насколько я знала, Джулия уже нашла своего и собирается выйти замуж весной.

Хотя сравнение было очень гротескным, я подумала об Элизе. Я оставила также и ее, когда так внезапно сбежала из Лондона, и с тех пор я с ней не общалась. Я даже не знала, что с ней стало. Если мистер Рид действительно сообщил о моем нарушении, то это не сулило ей ничего хорошего.

Но мне оставалось надеяться, что он был тем хорошим человеком, которого я видела в нем. Должно быть, ему было достаточно того, что я уволилась с работы.

Я быстро отогнала эту мысль, не позволяя себе думать о нем, и вместо этого снова обратила внимание на трех девушек, просто чтобы отвлечься.

Однако мне это не удалось, когда Эдмунд Коллинз встал прямо между нами. Он был видным молодым человеком с большим состоянием, и мама уже несколько раз пыталась обратить мое внимание на него. Но я ничего не могла от него ожидать. Он был надменным, хамоватым, плохим оппонентом в спорах, и при этом он ни в коей мере не был умен.

Он поздоровался с небольшой группой в тщеславной манере, а затем сделал глоток из своего бокала с пуншем.

– Дамы, вы наверняка уже слышали о том, что я приобрел одну из тех новых машин, которые сейчас делают в Германии, – начал он, обращаясь к самому себе, и девушки лишь застенчиво улыбнулись. – Она называется автомобиль, и я уверен, что вы бы не отказались от поездки так легко, как вы сделали это с несчастным Джорджем, мисс Браун. – Он обратился к Кассандре, и та немного испуганно посмотрела на него. Скорее всего она не ожидала, что к ней обратятся напрямую. – Вместо того чтобы всю дорогу идти пешком, как мелкая служанка, – извернулся мистер Коллинз, и весь разговор начал меня раздражать. – Говорят, ваш подол юбки был на пятнадцать сантиметров в грязи, – это был подлый укол, и мне почему-то стало больно наблюдать за этим и не вмешиваться.

Эдмунд Коллинз действительно был просто наглым человеком, которому нравилось лишать дара речи приличных девушек с помощью оскорблений, чтобы таким образом почувствовать себя лучше.

Не осознавая этого, я встала и подошла к группе.

– Мистер Коллинз, – вмешалась я, и Эдмунд Коллинз раздраженно повернул голову в мою сторону. Он удивленно поднял брови, увидев меня, и я невольно задалась вопросом, обращалась ли я когда-либо к человеку из нашего общества. Но я сомневалась в этом.

– Я знаю, что, должно быть, грустно не быть центром вселенной. Но к сожалению, Земля вращается вокруг Солнца, а не вокруг вас, – наигранно извиняющимся тоном усмехнулась я, как это могла сделать бы Элиза, и глаза Эдмунда чуть не вылезли из орбит.

Раньше я никогда бы не стала так явно грубить. Но за время, проведенное в Лондоне, лучше всего я научилась справляться с откровенной наглостью. А именно используя ее сама.

– Так что вам следует воздержаться от того, чтобы надоедать дамам своим нонсенсом, – добавила я, и мистер Коллинз начал раздуваться, чтобы воспротивиться оскорблению.

– Мисс Крамб, при таком поведении вам будет трудно найти супруга в ближайшем будущем! – бросил он мне, на что я пожала плечами.

Потому что моя мать говорила мне это уже много лет.

– Если доступны только такие мужчины, как вы, то я с радостью откажусь, – быстро и довольно невозмутимо ответила я, и мистер Коллинз подавился собственной слюной. Он кашлянул, теперь уже сам не зная, что сказать дальше, лишь чуть поклонился и как можно скорее удалился.

Я видела, как он уходил, высоко подняв голову, его уши покраснели от подавленного стыда, и я опять, не желая этого, подумала о Томасе Риде.

Он бы только посмеялся, на его левой щеке появилась бы ямочка, в глазах – озорное выражение, и я снова почувствовала эту страшную тягу в сердце.

– Господи! Анимант, это было великолепно! – Кассандра вырвала меня из моих мрачных мыслей и положила руку мне на плечо. Две других тоже радостно улыбнулись мне, и они открыли свой круг, чтобы я могла встать рядом с ними.

– Я бы никогда не осмелилась, – заявила Джулия с признательностью в голосе, а Милдред украдкой отвесила мне поклон.

– Ты научилась этому в Лондоне? – совершенно откровенно спросила Кассандра, моргая своими наивными светло-голубыми глазами. – Говорят, ты прожила там с дядей месяц, – тут же продолжила она, и я кивнула, заставив себя улыбнуться.

– Я думаю, да. Моя подруга Элиза научила меня этому, – объяснила я, стараясь прозвучать искренне. – Она настоящая лондонская городская девушка, – добавила я, не очень понимая, зачем я, собственно, это все рассказываю. Но девушки ловили каждое мое слово, расспрашивая меня обо всем, о Лондоне и моей жизни там, о погоде и обществе, и это было совершенно необычное чувство принадлежности.

Люди раньше не были важны для меня, но это изменилось, и я скучала по разговорам с другими.

Атмосфера вечера была спокойной, Джулия с Милдред ушли с родителями одни из первых. Но Кассандра по-прежнему оставалась рядом со мной.

– Я должна тебе кое в чем признаться, – сказала она мне, и я удивленно посмотрела на нее, так как не понимала, что такого она могла мне сказать. В конце концов, в этот вечер мы впервые поговорили.

– Раньше мы всегда избегали тебя, потому что думали, что ты высокомерная и считаешь нас просто дурочками, – со смехом сказала Кассандра, и у меня застряло в горле печенье, которое я только что взяла. – Но ты такая милая. И я хотела извиниться за наши дурные мысли, – продолжила она, и я почувствовала укол вины, но только улыбнулась и больше ничего не сказала.

Кассандре не обязательно было знать, что она и остальные совершенно справедливо считали меня напыщенный дурой.

Но она тоже ушла домой, и в какой-то момент я снова сидела одна в своем эркере, уставившись в ночную темноту. Но что-то изменилось. Если раньше я была пустой оболочкой, то теперь я знала, что не могу продолжать так. Моя жизнь должна была быть прожита, даже без Томаса Рида.

Только я пока не знала как. Я не могла вернуться к старой жизни, так как этих привычек, казалось, недостаточно, чтобы наполнить меня.

Мне нужно было больше. Друзья были неплохим началом, но этого все равно не хватало.

Мне нужно было занятие, работа, что-то, что заставило бы меня стать продуктивной и благодаря чему я почувствовала бы себя занятой чем-то полезным.

– Мы идем спать, – сообщила мне мама и улыбнулась как-то по-особенному, что сделало ее красивой.

– Спокойной ночи, мама, – пожелала я ей, и она начала тихо смеяться.

– Я должна рассказать тебе еще кое-что, Ани, – взволнованно воскликнула она, подходя ко мне ближе. Я сразу же понадеялась, что ей не пришла в голову совершенно глупая идея свести меня с кем-то. Она села и наклонилась ко мне. – Твой отец согласился пригласить Генри и Рейчел к нам на праздники, – радостно объявила она, и теперь это тоже заставило меня рассмеяться.

Уголки моего рта потянулись вверх, живот напрягся, и еще в то время, как яркий звук смеха прошелся по моим губам, я почувствовала, как давно этого не делала.

И мама, похоже, тоже это заметила, потому что протянула руки и заключила меня в свои объятия.

– Раны заживают, – прошептала она, целуя меня в лоб, а затем встала, чтобы уйти.

И я тоже вскоре легла спать, с намерением завтра снова взять жизнь в свои руки.

Солнце взошло, и я бодрствовала уже довольно долго. Я выскользнула из халата и поспешила вниз по лестнице на первый этаж. Мэри-Энн и кухарка перепугались до смерти, когда я ворвалась на кухню и поинтересовалась почтой. И на самом деле для меня было много всего.

За то время, что я была дома, ко мне пришло шесть писем. Четыре из них были от Элизы, которая спрашивала меня о том, почему я так внезапно уехала, и сообщила мне о своих последних начинаниях. Очевидно, с ней все было в порядке, что заставило меня сделать вывод, что Томас не раскрыл нас. Одно из писем пришло от Рейчел, которая тоже беспокоилась обо мне. И последнее, только после того, как я открыла его, сообщило мне, что оно от мистера Бойля.

Я провела утро, отвечая всем. Причем я крайне подробно все объяснила Элизе и в дружеской манере сообщила мистеру Бойлю, что он не должен писать мне снова. Он должен был смотреть вперед, отпустить меня и сосредоточиться на лучшем будущем.

Я тяжело сглотнула, когда запечатала письмо, и снова почувствовала боль в груди и разочарование, преследовавшее меня. Потому что это был не только совет мистеру Бойлю, это был еще и мой девиз.

И я была полна решимости придерживаться его.

Праздники наступили, прошли пышно и радостно. Рейчел прекрасно вписывалась в наши семейные мероприятия, много смеялась и смягчала отцовское сердце, так что на Новый год он в самом деле был согласен на брак Генри и Рейчел.

И поэтому мама полностью отдалась свадебным приготовлениям, а я старалась из-за этого как можно меньше бывать дома.

Я часто встречалась с Кассандрой, Джулией и Милдред, которые, хотя никогда не сравнятся с Элизой, были очень добрыми людьми, и обогатили мою повседневную жизнь.

– Я подумываю открыть книжный магазин, – однажды днем сказала я, когда мы вместе сидели в чайной.

– Собственный магазин? Это вообще возможно? – смущенно спросила Джулия, и я невозмутимо допила свой чай.

– Почему нет? – Я задала встречный вопрос, и Джулия посмотрела на Милдред, а та – на Кассандру.

– Потому что это не так просто, когда ты женщина, – довольно робко выдавила последняя, как будто полагая, что должна просветить меня в отношении привычек нашего общества.

– Меня это не остановит, – заявила я, зная, что Элиза гордилась бы мной. Я и сама почти что гордилась собой. Потому что это решение, безусловно, было шагом в правильном направлении.

– Ты сумасшедшая, Ани, – рассмеялась Кассандра, и остальные тоже начали хихикать, как умеют только девочки определенного возраста.

– Зато со мной никогда не будет скучно, – я произнесла эти слова, и меня осенило, что Томас говорил это мне, и мое довольно веселое настроение внезапно испарилось.

Все равно я думала много, слишком много о нем. Как бы я ни запрещала себе это, я слишком часто проигрывала борьбу с самой собой, слишком часто предавалась воспоминаниям. Как хорошим, так и плохим.

И что бы я ни делала, ни говорила, как бы ни отвлекалась, я снова и снова видела его перед собой. Как он пренебрежительно смотрел на меня поверх своих очков. Как он совершенно неумело танцевал кадриль и при этом начинал смеяться. Как он прислонился рядом со мной к книжной полке, этот особый взгляд, который заставил мое сердцебиение участиться, и сказал мне, что наверняка найдутся еще сотни идиотов, которые влюбятся в меня.

Но почему он не был этим идиотом?

Этот вопрос я могла задавать себе каждый день и все же не знала ответа, который подарил бы мне ощущение, что я смогу покончить с ним.

Но ночи снова стали короче, и вскоре уже наступила весна. Снег растаял, и я смогла отметить на своем календаре третий месяц с момента моего возвращения домой.

Тем временем мне казалось, что Лондон находился далеко, и я убедила себя, что это хороший знак. Я исцелилась, и вскоре снова смогу оглянуться без боли в сердце.

Девушки пригласили меня на прогулку в парк, и я согласилась, потому что только что закончила читать учебники по корпоративному управлению и свободному экономическому рынку и больше ничего не планировала.

Я сделала прическу, лишь небрежно заколов волосы, и позволила Мэри-Энн впервые за этот год принести мне более легкое пальто.

Мои мысли все еще были сосредоточены на последних разделах книги, которую я только что прочитала, и я была совершенно безучастна, когда потянула за ручку и распахнула входную дверь.

Когда я подняла глаза и посмотрела в пару каштановых глаз, мне показалось, что в мое тело ударила молния.

Пораженная, я снова захлопнула дверь, и мне пришлось прислониться спиной к тяжелому дереву, чтобы не потерять равновесия. Сердце выпрыгивало из груди, так ужасно покалывало в животе, что от этого мне становилось дурно, и я слишком быстро дышала, чтобы хоть как-то побороть ужас. Но это не помогло.

За дверью стоял Томас Рид. Темные волосы совершенно растрепаны, лицо усталое и испуганное одновременно, он был одет в темно-синее пальто, которое отлично шло ему, и я все это заметила, хотя смотрела на него всего несколько секунд.

Я не знала, что должна сделать, как себя вести. Мои чувства бурлили в груди, заставляли мою голову становиться совсем легкой, а сердце – совсем тяжелым, и я должна была признаться себе, что нахожусь гораздо дальше от своей влюбленности, чем считала возможным.

Но кто мог ожидать, что Томас Рид появится у меня на пороге?

Что он только здесь делал? Сейчас, после того как я встала на такой хороший путь. Он сделал это из умысла, чтобы погубить меня, или это было просто глупое совпадение, что через три месяца он решил внезапно вернуться в мою жизнь?

«Но я не стану так просто мириться с этим», – решительно сказала я себе, приподняв подбородок. Он бы не поступил так со мной. Я плакала, страдала, умирала тысячью смертей, мне снилось бесконечное количество душераздирающих снов. И теперь, когда я почувствовала себя немного лучше, он не имел права отнимать у меня это снова.

Я глубоко вдохнула и снова выдохнула, выпрямилась, поправила пальто и умело проигнорировала раздраженный взгляд Мэри-Энн.

Я была выше этого, не позволила бы себе сломаться и, конечно, не дала бы себе слабину. Я решительно снова потянулась к дверной ручке, на мгновение надеясь, что ошиблась, и Томаса здесь вообще не было, только проклиная эту мысль, и одновременно желая, чтобы он пришел только из-за меня.

Я распахнула дверь энергичнее, чем в первый раз, спустилась по ступеням на тропинку и снова захлопнула за собой дверь.

– Мисс Крамб. – Я услышала низкий голос рядом с собой, из-за которого по моим рукам поползли мурашки, и который я столько раз слышала в своих снах. Я отказывалась смотреть на него, старалась не обращать на него внимания даже боковым зрением и просто уходила. По тропинке к воротам, а оттуда – на улицу.

Томас шел за мной, я чувствовала это, чувствовала его близость, влечение, которое он испытывал ко мне даже сейчас, и я силой направляла свои мысли прочь от него к моим девушкам, которые наверняка уже ждали меня.

– Мисс Крамб. Мне нужно с вами поговорить. – Он снова обратился ко мне, прозвучав неуверенно, и я поджала губы, ничего не ответив ему.

Я пошла дальше по улице, которая была более оживленной, чем в последнее время, так как теплый воздух и солнечный свет снова выманили людей на улицу.

– Не могли бы вы остановиться на минуту? – чуть решительнее произнес он, и я закатила глаза, почувствовав, как разозлилась, и тут же потеряла контроль над своим языком.

– Я опаздываю на встречу, – довольно резко сообщила я Томасу, даже не думая останавливаться. Однако он продолжал идти за мной, и я была вынуждена остановиться, когда повозка выехала на мостовую, как раз в том месте, где я думала перейти дорогу.

– Мисс Крамб, только одну минуту, – тут же уговаривал меня Томас, подходя ко мне ближе, чем мне хотелось. Я пожала плечами, по-прежнему глядя прямо перед собой и стараясь не слушать.

– Вам нечего сказать мне из того, что я хочу услышать. – Я отклонила его просьбу, проклиная кучера телеги, который, казалось, не способен был двигаться быстрее улитки.

– Я ехал сюда чертову половину дня в очень неудобном паровом автобусе. Позвольте мне хотя бы изложить свою просьбу, – усердствовал Томас, и я услышала, как нить его терпения натянулась. Так хорошо я его знала.

И во мне тоже начала подниматься злость, возникшая от разочарования и отказа и успевшая за последние месяцы стать еще сильнее.

– Меня не волнует, как вы сюда попали! – раздраженно ответила я и, наконец, снова пошла, после того как дорога освободилась.

Парк был уже недалеко, и я уже могла видеть березы, которые без листьев казались еще совсем голыми.

– Вас, по крайней мере, должно волновать, почему я здесь, – злобно прорычал Томас, не проявляя никакого стремления оставить меня в покое и исчезнуть туда, откуда он пришел.

С ума сойти! Что еще он хотел от меня?

– Но это не так. Садитесь обратно в автобус и возвращайтесь в Лондон, где ваше место! – почти рассерженно огрызнулась я и вошла в парк. Где-то здесь меня должны были ждать Кассандра, Джулия и Милдред.

– И где должно быть и ваше место! – крикнул мне вслед Томас, и слова вонзились мне в грудь, как нож, разорвав рану, которая только что начала заживать, и сдавили мне сердце.

Не осознавая этого, я остановилась, отдышалась, и мне пришлось взять себя в руки, чтобы не потерять самообладание.

Я не издала ни звука, но Томас произнес еще одну фразу.

– Я хочу, чтобы вы вернулись со мной в Лондон, – сказал он, и это стало последней каплей.

Решительно повернувшись, я подняла взгляд и посмотрела на него. Как он стоял, осунувшееся лицо, угрюмый взгляд, прямая осанка. И этого было достаточно, чтобы лишить меня самообладания.

– Три месяца! – крикнула я ему в лицо, и он вздрогнул. – Три месяца от вас ничего не было слышно. Ни одного послания, ни одного письма, ни даже крошечной записки, а теперь вы появляетесь здесь со всей серьезностью и хотите, чтобы я вернулась с вами в Лондон?! – Я выплеснула из себя свой гнев и боль, и Томас на мгновение смиренно прикрыл глаза.

– Вы нужны мне, – тихо выдавил он, и я совершенно не знала, что на это ответить. В то же время мое сердце начало биться быстрее, и покалывание снова распространилось по моему животу, хотя мне хотелось, чтобы все это заставило меня похолодеть, и я уже давно похоронила бы свои надежды.

Но к сожалению, это было не так просто, и только его появление снова пробудило во мне надежду. Теперь я уже знала, что будет адски больно снова избавиться от нее.

– Нет! – сказала я так отчетливо, как могла, повернулась на каблуках и пошла дальше по тропинке. Невдалеке я уже видела девушек, ожидающих меня, и они уже вытягивали шеи, чтобы не упустить ничего из того, что происходило здесь, на публике.

– Мисс Крамб, в Лондоне одни недоумки! Все до вас и после были некомпетентными глупцами с сообразительностью мертвой мыши! – прогремел Томас, и я надеялась, что ослышалась. Это было просто неслыханно, насколько бесчувственным был этот человек.

Он в самом деле просил, чтобы я вернулась в Лондон только для того, чтобы быть помощницей библиотекаря, потому что он не нашел никого, кто мог бы выполнять эту работу?

Разве он не знал, как сильно ранил меня этим?

Я не могла представить, что он избегал меня из-за того, что я что-то чувствовала к нему. Каким бы грубым он иногда ни был, таким слепым даже он быть не мог.

Этого было достаточно. Окончательно. Я не хотела больше слышать о том, что мучило мою душу.

– У меня сейчас встреча с подругами. Так что вам пора, – попросила я Томаса, придав голосу столько холодности, сколько я могла вложить в свое разбитое состояние.

– О нет, Анимант. У нас полно времени. Поговорите друг с другом, – ласковым голосом сообщила мне Кассандра, а Джулия и Милдред нетерпеливо кивнули.

Я думала, что сойду с ума. Но это было типично для людей в сельской местности. Здесь происходило так мало того, что можно было назвать захватывающим, что люди использовали любую возможность, которая представлялась.

– Послушайте, мы должны поговорить, – довольно дерзко повторил Томас слова Кассандры, и я с горечью посмотрела на него.

– Замолчите! – бросила я и разочарованно топнула ногой. Мои мысли кружились, и я не знала, как выдержать эту ссору, не расплакавшись в какой-то момент. Но мне просто нужно было продолжать уговаривать себя оставаться сильной, и тогда бы это как-то получилось само собой. Это было просто необходимо.

– Как вы можете быть таким наглым?! Вы уволили меня! – начала я, понимая, что дело вовсе не в этом. Он не только уволил меня. Он вырвал у меня сердце и теперь топтал его.

– Это было ошибкой, – признался он, и его голос принял гораздо более спокойный тон. – На этом все. Поймите. Я никогда не должен был отпускать вас, – заявил он, и я покачала головой, не желая этого слышать, просто не желая снова начинать вкладывать в его слова больше, чем было на самом деле.

– Как вы можете думать, что я вернусь в Лондон на работу? – насмешливо спросила я его, подчеркивая слово «работа», чтобы показать ему, насколько бессмысленна его просьба.

– Господи, Анимант! – воскликнул Томас и разочарованно провел руками по и без того спутанным волосам. – Речь не идет о чертовой работе! – выпалил он, и я растерянно моргнула, не желая толковать его слова так, как хотело мое сердце. – Речь о тебе и мне. Я хочу, чтобы ты вернулась, я просто не могу жить без тебя! – Он произнес то, что мне хотелось услышать больше всего на свете, и я в первый момент не могла поверить, что это произошло на самом деле.

Что я мучилась, пытаясь оставить все позади, выбить из головы этого человека и мою ужасную влюбленность. А теперь он сказал мне, что не может жить без меня. Это было разочаровывающе и восхитительно одновременно, и я пребывала в каком-то шоковом состоянии, что не могла даже отреагировать на это.

– Вы серьезно? – медленно вырвалось из моих уст, и он сделал шаг ближе ко мне. – И вы всерьез говорите сначала о свободном рабочем месте? – возмущенно спросила я, потому что не могла понять, почему он причинил мне этим боль только для того, чтобы после этого признаться мне в своей привязанности.