Текст книги "Книжные хроники Анимант Крамб"

Автор книги: Лин Рина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)

Но даже если в тот момент у меня были скрытые мотивы по этому поводу, мне уже не казалось таким невероятным добровольно провести время с матерью. Это время в Лондоне привело нас друг к другу, и я надеялась, что смогу поддерживать с ней лучшие отношения и в будущем.

– Нет, мама. Я пробую новое, – заверила я, и у матери появилось такое лукавое выражение лица, что я сразу сообразила, как она, вероятно, выглядела в молодости.

Она наклонилась ближе ко мне.

– Ты даже не представляешь, какую радость ты мне сейчас доставляешь, – сказала она, и я рассмеялась.

– Нет, я это прекрасно знаю, – возразила я, игриво отталкивая ее от себя. – Но невежливо шептаться и тем самым игнорировать третьего человека, – поучала я, как она часто делала со мной, и мама выпрямилась.

– Конечно, – согласилась она и повернулась к Рейчел, которая молча шла рядом с нами и следила за нашим коротким разговором.

– Простите меня, мисс Коэн. Вы должны знать, что моя дочь может быть очень неприветливой, – заявила мать, на что я могла только покачать головой.

Но Рейчел только рассмеялась, пытаясь толстыми варежками убрать выпавший из прически локон со лба.

– Да, я знаю, – подтвердила она со счастливой улыбкой. – Во время нашей первой встречи она кинула мне в лицо снежный шар, – рассказала она, и моя мать пораженно на меня посмотрела, из-за чего мне захотелось провалиться сквозь землю от стыда.

– Это была случайность! – энергично заявила я. Мы миновали широкую улицу и затем мы позволили Рейчел завезти нас в узкий переулок в центре Лондона.

– Это правда, – рассмеялась Рейчел, и моя мать присоединилась к ее смеху.

– Я с трудом могу себе это представить. Когда обычно она такая нелюдимая, – произнесла мать.

– Я не нелюдимая, – защитилась я спокойным тоном, и в голову пришли мысли о Томасе.

О моем поразительно угрюмом Томасе, в котором мне нравился его мрачный взгляд и спутанные волосы так же, как и его веселая, лукавая сторона характера.

– За исключением нашего нетрадиционного знакомства, Анимант всегда вела себя по отношению ко мне весьма очаровательно, – вступилась за меня Рейчел, и мама вздохнула.

– Должно же мое воспитание где-то подействовать, – пошутила она, и Рейчел рассмеялась.

Я могла бы обидеться, но не стала. Потому что мой план начал работать. Моя мать и Рейчел понимали друг друга. Они обладали одинаковой наивной манерой смотреть на вещи, с удовольствием смеялись и радовались мелочам жизни. У Рейчел было доброе сердце, а моя мать питала слабость к застенчивым девочкам.

Рейчел повела нас в маленький чайный магазинчик, где оживленно беседовала с мамой о разных сортах чая и их вкусах, в то время как мне редко приходилось участвовать в разговоре, и я позволила вещам идти своим чередом.

Мы все что-то купили, а затем отправились к портному, чтобы заказать для меня три довольно простых блузки. Мама ругала меня за то, что от этого я только буду выглядеть еще строже, а Рейчел уговаривала меня сделать тонкую тесьму на манжетах.

Было уже страшно, как быстро они сговорились против меня, но они только хихикали друг другу на ухо, и я была просто рада, что застенчивость Рейчел так легко прошла.

Не прошло и часа, как мы уже замерзли от леденящего холода приближающейся лондонской зимы, и я мечтала о чашечке чая и булочке. Мама выглядела так же, и Рейчел повела нас к паркам, по сторонам которых выстроились чайные.

Группа из четырех молодых людей пересеклась с нами, когда мы как раз собирались перейти улицу, чтобы войти в манящее тепло чайной.

Они были одеты в темные плащи, высокие цилиндры и громко смеялись. Но когда Рейчел увидела их, она испуганно наклонила голову.

Я заметила это, потому что стояла рядом с ней, и дрожь ее тела заставила ее прижаться ко мне.

Не прошло и минуты, как мужчины тоже бросили на нас пристальный взгляд, и один из них задержался взглядом на Рейчел.

– Эй, смотрите, разве это не дочь глупого жида? – крикнул он гораздо громче, чем было бы прилично, и остальные тоже посмотрели на нее.

– Да, ты прав, – ответил ему другой, и Рейчел рядом со мной становилась все меньше, но все же старалась не обращать на них внимания.

Ее взгляд снова и снова переходил на мою мать, которая слегка раздраженно оглядывала мужчин, но, казалось, не понимала, что здесь только что произошло.

Но я совершенно точно это знала. Они знали, что Рейчел еврейка, и публично высмеивали ее. И это было не только невежливо, но и довольно подло.

Они подошли вплотную к нам, и один даже наклонился в нашу сторону.

– Хеп-хеп, – произнес он, и я машинально подняла руку.

Быстрым движением я ударила молодого парня по затылку, это заставило его испуганно отпрянуть назад, едва не потеряв шляпу. Распахнутыми глазами он уставился на меня, в ужасе, не в силах понять, что я на самом деле осмелилась обращаться с ним так грубо.

Но меня это мало волновало, и, хотя я в состоянии аффекта не обдумывала свой поступок должным образом, я не чувствовала никаких угрызений совести. Вероятно, Элиза оказала на меня большее влияние, чем я предполагала до сих пор.

– Убирайся отсюда, – прошипела я, подняла голову так, что чуть не столкнулась с ним, и сурово уставилась на него.

Он ничего не сказал на это, только огляделся по сторонам, не заметил ли это кто-нибудь еще, кроме его товарищей, а затем быстрым шагом ушел прочь.

Только когда я убедилась, что они не вернутся, я перестала смотреть им вслед и снова повернулась к бедной Рейчел, которая смотрела в землю с алым лицом и моргала слишком часто, чтобы не заплакать.

Я вздохнула про себя и в то же время не знала, куда деть свой внутренний гнев. Почему некоторые люди такие идиоты? Конечно, я была последней, кто мог бы сказать, что всегда ведет себя правильно, но я никогда не позволила бы себе поддаться такому отвратительному поведению.

– Все хорошо, Рейчел? – спросила я, коснувшись ее руки.

Она осторожно подняла голову, продолжая моргать, чтобы прогнать слезы, и утвердительно кивнула.

– Я, эмм, да… – пробормотала она, когда моя мать обвила ее талию рукой.

– Нам стоит сначала выпить чай, – сказала она заботливым тоном, с которым могли говорить только матери. – Он успокаивает нервы, – добавила она, посмотрела на приближающиеся кареты и повела Рейчел за собой через улицу.

Я последовала за ними, восхищаясь преданной готовностью матери помочь. Скорее всего она не понимала, что только что произошло. Но она не задавала вопросы, а вместо этого заботилась о состоянии Рейчел.

Мы зашли в довольно большую чайную. Внутри нас встретили тепло, молодая дама проводила нас за маленький столик в одной из задних ниш. Из большого окна в скрытом углу открывался вид на заснеженный парк.

Мы заказали три кружки чая и три куска пирога, сняли пальто и только потом успокоились.

Лицо Рейчел снова обрело естественный цвет, и мама громко говорила о мелочах, чтобы отвлечь ее.

Чай подали быстро, так как из-за количества снега на улице не так уж много людей решилось выйти из своих домов, и было много свободных мест.

Горячий напиток был замечательным, а пирог – еще лучше. Мы только что говорили о погоде последних дней, как Рейчел вдруг извинилась, сказав, что отойдет ненадолго, чтобы освежиться.

Мы отпустили ее, улыбнулись ей вслед, но едва она скрылась за углом, мамин веселый маскарад исчез. Беспокойство проступило на ее лице, и она вопросительно посмотрела на меня.

– Так что это было? Почему эти мужчины вели себя так плохо? – поинтересовалась она у меня, и я была удивлена этой быстрой сменой чувств. Я не ожидала от матери того, что она серьезно отнесется к этому делу, и только ради любви к Рейчел делала веселое лицо.

– Они смеялись над Рейчел, – объяснила я, хотя могла представить, что это не могло ускользнуть от внимания и моей матери.

– Но почему они это сделали? – в полном ужасе спросила она и бросила взгляд в сторону, где исчезла Рейчел. Она наморщила лоб, задумалась, и я решила, что настал момент истины.

Потому что было очевидно, что моей матери нравилась Рейчел, и я должна была использовать это, прежде чем ее собственные соображения могли пойти по ложному следу.

– Потому что она еврейка, мама, – все же рассказала я и увидела, как расширились ее глаза. – Но нет никаких причин для беспокойства, – бросила я, пытаясь звучать совершенно спокойно и свободно от предрассудков. Потому что я не могла себе представить, чтобы моя мать обладала какими-то глубокими знаниями о евреях. Скорее всего она просто знала, о чем говорили другие.

– О, – произнесла она, и, поморщившись, скрестила на груди руки. – Но разве не евреи распяли Иисуса? – спросила она, и это было именно то, чего я ожидала от предубеждения.

Я обхватила пальцами чашку чая.

– Да, – подтвердила я, но не оставила это просто так. – И Иисус был евреем. И святой Петр был евреем, и многие другие тоже. – Я сделала глоток чая, чтобы сообщить маме, что эта тема не должна быть такой деликатной, как обычно. Конечно, это было не так, но это никому не помогло бы, если бы она напряглась из-за такого.

– А люди, которые вырезали миллионы людей во время крестовых походов под предлогом миссионерского послания на Ближнем Востоке, были христианами, – сообщила я, понимая, что даже моя мать ничего не может ответить на этот счет. – Люди делают плохие вещи, но это не имеет ничего общего с их религиозными воззрениями, а только с тем, что они люди.

Я смотрела на нее, ожидая, что она согласится или опровергнет, и в это время держалась за свою чашку, хотя внешне все еще пыталась произвести впечатление невозмутимости.

Мама пару раз моргнула, а потом нерешительно кивнула.

– Ты должна это знать, – сказала она, и я вздохнула с облегчением. – Потому что если не ты, то кто? – призналась она. Это заставило меня улыбнуться, потому что она действительно начала ценить мою начитанность.

А может быть, и просто потому, что я, наконец, использовала знания для полезных вещей, а не только для себя одной, сидя за книгой в углу и не замечая весь остальной мир.

Краем глаза я заметила какое-то движение и подняла голову. Рейчел вернулась. Как раз в нужный момент.

– Посмотри на нее, – сказала я, указывая подбородком в сторону Рейчел. – Ты думаешь, она способна распять Иисуса? – прошептала я ей, и мама взглянула на Рейчел с примирительной улыбкой.

Но Рейчел и в самом деле была очаровательна. Ее круглые щеки слегка покраснели, темные локоны красиво уложены. Ее платье было светло-розовым, простым, но украшено со вкусом, а широкая юбка покачивалась в такт ее шагам. В ее движениях была какая-то особая мягкость, раскрывавшая ее нежную душу.

– Да, ты права, – вздохнула мать, и ее улыбка стала еще более дружелюбной. – Она обворожительна.

Рейчел села к нам, застенчиво посмотрела на маму, и я начала болтать о маленьких пирожных из кондитерской, у которой мы встретились, только чтобы не возникло неприятной тишины.

Мама тут же подхватила эту тему и некоторое время разговаривала с Рейчел о преимуществах масляного крема по сравнению с простыми взбитым сливками, а я пила чай. Они даже перешептывались, а мои мысли перемешались, не обращая на них внимания.

Я действительно старалась следить за сутью, полностью сосредоточившись на Рейчел и моем плане, который уже смог преодолеть вторую трудность.

Но мои мысли снова и снова устремлялись к Томасу Риду, к его длинным сильным пальцам, державшим чашку с чаем, к выражению его лица, когда он сделал первый глоток, а потом открыл глаза и бросил на меня этот вызывающий взгляд поверх края чашки.

Мое сердце забилось быстрее, бабочки запорхали у меня в животе, а потом вдруг рука мамы схватила меня за руку, и я испуганно вернулась к реальности.

– Мы действительно должны на обратном пути взять несколько этих пирожных, Ани, – радостно воскликнула мама, и я кивнула, хотя только что съела кусок торта. Но торт всегда был хорош. Особенно для напряженных нервов и моей слабости к еде.

– А ты обязательно должна остаться на ужин, моя дорогая, – вдруг обратилась она к Рейчел, и та только испуганно уставилась на нее. Но мама почти не замечала, ее захватил энтузиазм. – Мой сын Генри тоже там будет. Он такой замечательный молодой человек. Я просто должна познакомить его с тобой, – сообщила мама, и я увидела, как Рейчел побледнела при имени Генри.

Она боялась столкновения, которое предстоит нам, если мы с Генри окажемся в одной комнате вместе с моей матерью и, вероятно, дядей Альфредом и тетей Лиллиан. Она, конечно, не была хорошей актрисой, и Генри мог по глазам заметить любую ложь. Не прошло бы и десяти минут, как, по крайней мере, тетя Лиллиан заподозрила бы неладное.

Но Рейчел не знала того, что знала я. А именно, что тон в голосе моей матери означал, что она намерена их свести.

Я всегда считала, что желание найти хорошую партию относится только ко мне. Но очевидно, это касалось и Генри.

И это было почти слишком хорошо, чтобы быть правдой. Моя мать активно представляла, что Генри женится на Рейчел, и это было больше, чем я надеялась достичь.

Мой план зашел так далеко, что мать полюбила Рейчел и, следовательно, могла бы согласиться на их брак. Но то, чего она пыталась добиться сама, было грандиозно.

Я всегда полагалась на одержимость моей матери свадьбами.

Глава сорок четвертая, в которой я единственная оставалась спокойной

Мама купила небольшой набор пирожных, потому что не смогла выбрать что-то одно, и распорядилась доставить их из кондитерской к нам домой. Мы отправились в путь.

Рейчел пыталась придумать предлог отказаться от приглашения на ужин, но мама, как никогда, была полна решимости заключить брак и не допускала абсолютно никаких возражений.

Поэтому она всегда заставляла меня ходить на приемы, балы и прочий светский балаган.

И вот мы уже стояли перед домом моего дяди, и даже меня охватила некоторая нервозность, когда мама постучала дверным молоточком.

Рейчел рядом со мной крепко вцепилась в мою руку, которую я ей предложила, и выражение ее лица постоянно менялось.

Она была беспокойна и напугана, но в то же время и радостно взволнованна оттого, что увидит Генри, и оттого, что после этого очень удачного дня появилась надежда, что все может привести к хорошему концу.

По дороге я ласково похлопала ее по руке, уверяя, что моя мать полностью прониклась к ней, и что ей не нужно бояться.

Мы услышали шаги в холле, и я уже ожидала увидеть молчаливое, доброе лицо мистера Доллса, но дверь с размаху распахнулась, и в ней показался не кто иной, как мой отец.

Когда я узнала его, первым моим порывом было громко вскрикнуть и радостно броситься ему в объятия. Я скучала по нему, но только сейчас осознала насколько.

Но в следующую секунду я снова почувствовала рукой Рейчел, и радость застряла у меня в горле.

Мой отец стоял здесь, а это означало, что столкновение было неизбежно. Этого мой план не предусматривал. Я надеялась, что моя мать вернется в пригород, как только я объявлю, что не поеду с ней обратно. Тогда она расскажет моему отцу об очаровательной девушке, которая была словно создана для ее дорогого Генри, и, хотя она была еврейкой, в ней не было ничего плохого.

Отец был бы оскорблен, возможно, слегка пренебрежителен, но мама бы уже знала, как переубедить его.

Но сейчас все изменилось. Медленное, безболезненное решение проблемы в этот момент разбилось вдребезги, и я почувствовала, как меня охватила волна ужаса.

– Чарльз! – воскликнула мама так пылко и с любовью в голосе, что для Рейчел не осталось никаких сомнений в том, что это был мистер Чарльз Крамб.

За ним в холл выскочил Генри, сначала он заметил меня и неуверенно улыбнулся. Но тут его взгляд упал на Рейчел, и я почувствовала, как кровь застыла у него в жилах.

Его взгляд снова метался в поисках помощи, и я не могла ничего сделать, кроме как скрыть собственные чувства и одарить его ободряющим взглядом. Отец впустил нас в дом, поприветствовал крепким объятием и только тогда заметил, что мы пришли не одни.

– Это моя дорогая подруга, Рейчел. – Я познакомила ее с отцом, и он наклонил голову, пока она делала сдержанный реверанс.

– Как получилось, что теперь и ты в Лондоне? – спросила я, стараясь казаться радостной, что было трудно, особенно после того, как я заметила краем глаза бледное лицо Рейчел.

– Я скучал по вам. Дом так опустел, и я подумал, что приеду в Лондон, мы проведем еще несколько прекрасных дней вместе, а потом все вернемся домой, – восторженно сказал отец, явно считая, что придумал блестящий план.

Но этим он, к сожалению, поставил под удар мой.

Мало того, он совершенно неуместно ворвался в вечер, который мог бы стать таким многообещающим, он еще и верил в то, что я поеду с ним и мамой обратно домой.

Но сейчас было неподходящее время для того, чтобы признаться, что я решила остаться в Лондоне. Ситуация и так уже была достаточно накалена, чтобы я вмешалась в это со своими проблемами.

Если бы мы хорошо провели этот вечер, я все еще могла сообщить об этом завтра утром, и то это было бы достаточно рано.

Отец провел маму в гостиную, начал рассказывать о своем путешествии, а Генри, Рейчел и я остались в холле.

– Это катастрофа, – прошептал Генри, и Рейчел рядом со мной начала в панике моргать.

– Это не так. Мы справимся. – Я попыталась возразить рассудительно, взяла Рейчел за руку, чтобы она могла держаться за меня, и повела ее в гостиную. Если бы мы просто стояли здесь дольше, мы бы выглядели подозрительно.

Мы сели на маленький диванчик напротив моих родителей, а Генри устроился у камина. Он был беспокойным, и я с удовольствием встряхнула бы его, потому что это только усложняло дело.

Но по крайней мере, мне удалось сохранить спокойствие и вовлечь Рейчел в поверхностный разговор об использовании пудры.

Я говорила тихо, и она старалась отвечать мне, не глядя постоянно на Генри. Но эти двое были слишком плохи в том, чтобы скрывать свои чувства. Не хватало только таблички, на которой можно было бы прочитать: «Мы любим друг друга, и это запретная любовь!» Как драматично.

В какой-то момент дядя Альфред тоже вернулся домой, поздоровался с отцом и громко обрадовался такому визиту сегодняшним вечером. Конечно, он поприветствовал мою подругу Рейчел и заверил ее, что жаркое из свинины в его доме одно из лучших во всем Лондоне.

Довольно мягкая улыбка сползла с лица Рейчел, и я сжала ее руку, не в силах представить, как за один вечер могло так сильно не повезти. Неужели не могло быть что-то другое? Мы в самом деле должны подать еврейке свинину?

И до того, как я смогла придумать что-то, чтобы извиниться перед Рейчел, появилась тетя Лиллиан и, радостно просияв, позвала нас к столу.

Она была очень гостеприимным человеком, ценила компанию и даже шутила над тем, что с таким количеством человек это почти могло стать маленьким званым вечером.

Мы заняли свои места за накрытым столом, Рейчел села по левую сторону от меня, а Генри – по правую, и я почти физически могла ощутить напряжение, царившее на нашей стороне.

Во главе стола сидел дядя Альфред, рядом с ним брат, а тетя Лиллиан и мама напротив нас, и они тут же начали перешептываться, все время бросая взгляды на Генри, который старался выглядеть незаинтересованным.

Мама наверняка поделилась с ней намерениями соединить Генри и Рейчел, и я бы, конечно, приветствовала это, если бы не присутствие отца.

Еда была подана, и я почувствовала, как у меня во рту собирается слюна. Это выглядело очень вкусно, и я была в таком напряжении, что прямо-таки жаждала хорошего куска мяса. Но я должна была оставаться сильной ради Рейчел.

Отец произнес благодарственную молитву, а потом мы приступили к еде. Мистер Доллс подошел и положил каждому по щедрому куску жареной свинины на тарелку.

Он посмотрел на застывшего Генри, потом на меня, но я покачала головой.

– Спасибо, мистер Доллс, но я сегодня воздержусь от жаркого, – сказала я ему, а тетя Лиллиан с другой стороны удивленно подняла брови. Мама тоже недоверчиво уставилась на меня, а отец растерянно закашлялся.

– Я боюсь, наше затянувшееся продолжительное чаепитие немного ударило по моему желудку. Пирог был слишком хорош, – притворно извинилась я, а затем повернулась к Рейчел.

– Не так ли? – попросила я ее подтверждение, и Рейчел, казалось, вернула себе самообладание.

– О да, ты права. Мне тоже не совсем хорошо. Может быть, сегодня вечером нам стоит ограничиться только чем-то легким, – согласилась она со мной, и я взяла ее за руку, как бы в знак благодарности за то, что она поддержала меня.

При этом она даже не знала, на какие жертвы я только что пошла для нее. Генри должен был вернуть мне это вдвойне, а то и втройне. Потому что, как бы я его ни любила, с едой не шутят.

– Что ж, как скажешь, – несколько раздраженно пробормотала мама, но, пожав плечами, вернулась к своей тарелке.

Но тетя Лиллиан, казалось, не так легко было убедить в этом. Она задержала свой взгляд на мне, пытаясь разглядеть что-то за моим странным поведением, и все же проявила осмотрительность не спрашивать меня напрямую.

Дядя Альфред и отец начали обсуждать рабочие моменты, мало обращая на нас внимание, а по матери было совершенно точно видно, что она уже замышляет покушение на Генри.

– Рейчел, – обратилась она к застенчивой девушке, и та подняла голову, как испуганный кролик с большими глазами. – Как долго, вы сказали, уже живете в Лондоне? – спросила мама, словно забыв об этом, и я сдержала себя, чтобы не закатить глаза.

– Пять лет, – послушно повторила Рейчел, и моя мама посмотрела на Генри.

– Мой сын Генри учит здесь, в Лондоне, юриспруденцию уже два года. Вы, наверное, уже случайно встречались, – сказала мама, как бы ненароком, и Генри рядом со мной поднял взгляд.

– Лондон очень большой, мама. И я нечасто выхожу куда-то, – тут же произнес он, хотя и не так спокойно, как мог бы, но достаточно неопределенно, чтобы за его словами нельзя было расслышать ложь. И это была лучшая тактика, которая только была в его распоряжении.

Он ел, чтобы чем-то заняться, в то время как Рейчел с другой стороны только нервно возила свои овощи по тарелке.

– Рейчел, а вам нравится выходить куда-то? – спросила тетя Лиллиан, на что Рейчел кивнула.

– Да, очень, – подтвердила она, и легкая поистине милая улыбка коснулась ее пухлых губ. – Больше всего я люблю оперу, – вырвалось из ее уст, и моя мама изумленно распахнула глаза.

– Лиллиан, – почти возмущенно воскликнула она и повернулась к своей невестке. – Как так получилось, что я уже давно в Лондоне, но нам так и не пришла в голову идея посетить оперу? – поинтересовалась она, и я украдкой покачала головой, но не жаловалась. Пока разговор продолжал оставаться таким безобидным, мы могли бы спокойно пережить вечер.

– Потому что у меня начинает болеть голова от йодля[7]7
  Йодль (нем. Jodeln) в культуре различных народов – особая манера пения без слов, с характерным быстрым переключением голосовых регистров, то есть с чередованием грудных и фальцетных звуков.


[Закрыть], – проворчал дядя Альфред и по большей части остался неуслышанным. Только позволил себе усмехнуться, жуя свое мясо.

– Что сейчас ставят? – спросила мама у Рейчел, щеки которой медленно заливались краской.

– «Травиату»[8]8
  «Травиата» (итал. La traviata – «падшая», «заблудшая», от гл. traviare – сбивать(ся) с пути) – опера Джузеппе Верди в 3-х действиях, 4-х картинах на либретто Франческо Мария Пьяве по мотивам романа Александра Дюма-сына «Дама с камелиями» (1848).


[Закрыть] и «Кармен»[9]9
  «Кармен» (фр. Carmen) – опера Жоржа Бизе в четырех актах. Сюжет создан по мотивам одноименной новеллы Проспера Мериме.


[Закрыть], – сообщила Рейчел, и ее голос становился все мягче. Напряжение утихло, и она медленно расслабилась. Прямо как я.

Только Генри продолжал сидеть неподвижно и смотрел в свою тарелку.

– Я непременно хочу попасть в оперу, прежде чем мы снова уедем! – объявила мать и посмотрела на отца, который только благосклонно кивнул.

Дядя Альфред покачал головой.

– Только без меня, – пробурчал он, и Лиллиан начала хихикать. Она ободряюще подмигнула мужу и одарила его тонкой улыбкой, которая, казалось, снова немного успокоила его.

– Вы присоединитесь к нам? – мать снова обратилась к Рейчел. Она неуверенно смотрела на мать, потом на меня и снова на мать.

– Я, конечно же, пойду с вами, – сказала я ей то, что она должна была услышать для своего успокоения, надеясь, что я не пожалею об этом.

Не из-за оперы, она, конечно, была бы грандиозной, но еще один вечер с моими родителями и Рейчел в одном помещении просто вызвал бы еще большее волнение.

– Тогда я с радостью, – согласилась Рейчел, и ловушка захлопнулась.

– Естественно, Генри должен нас сопровождать, – произнесла мама. Я знала эту игру, я достаточно часто была предметом такого разговора и не могла поверить, как мне повезло, что сейчас не я была частью попыток маминого сводничества.

Генри покачал головой, не зная, какой ответ правильный, и, наконец, посмотрел на меня и Рейчел.

Но моя мама не оставила это так быстро.

– Мы и так слишком редко видимся с тобой. Сделай одолжение своей матери и сходи с нами в оперу. – Она мягко приправила просьбу чувством вины, и мне пришлось выдавить из себя усмешку, потому что я точно знала, что Генри даст слабину.

– Разумеется, мама, – уступил он и впервые позволил себе взглянуть на Рейчел.

Она тоже сразу же подняла голову, их взгляды встретились, и за моей спиной возник интимный момент, совершенно не уместный в данной ситуации.

Я шумно уронила вилку на тарелку, и оба вздрогнули. Но по крайней мере, они перестали бросать друг на друга влюбленные взгляды.

Внимание тети Лиллиан, казалось, не ускользнуло от этого, но остальное, по-видимому, было полностью проигнорировано.

– Скажите, мисс… – начал отец, опершись запястьями о край стола и стараясь не наделать пятен на белой скатерти от столовых приборов в соусе.

– Коэн, – любезно вставил мама, и это пронзило меня, словно удар. Так как я даже не задумывалась об этом.

Отец приоткрыл рот, чтобы задать вопрос Рейчел, когда понял и насторожился.

– Коэн? – озадаченно обратился он к матери. – Но это же еврейская фамилия, – добавил он, и я затаила дыхание.

Конечно, это еврейская фамилия, и почему-то было очевидно, что отец первым заметил такое.

– О, в самом деле? – удивленно спросила мама, и это было идеальной заготовкой для оправдания. Но я не была достаточно быстрой. Только я набрала воздуха, как она уже произнесла. – Ну, она же еврейка.

И я на мгновение разочарованно прикрыла глаза.

Теперь катастрофы было не избежать.

Отцу потребовалась секунда, чтобы переварить информацию, а затем он потрясенно распахнул глаза, а его руки так крепко обхватили столовые приборы, что он был вынужден впиться ногтями в ладони.

– Она еврейка? – Его голос был слишком высоким, он посмотрел сначала на мать, потом на Рейчел, словно нежная девушка на его глазах вдруг превратилась в чудовище.

Рейчел тревожно заерзала на стуле, и я тут же схватила ее за руку, чтобы она знала, что мы рядом с ней.

– Но… – начала мама, и я смогла увидеть решимость на ее лице, но отец тут же осадил ее.

– Ты серьезно пытаешься свести нашего сына с еврейкой? – язвительно возмутился он, и мама вздрогнула.

И мне пришлось признаться, что, хотя я и знала, что он будет возражать, я не думала, что он отреагирует с такой неприязнью.

Я почувствовала себя вынужденной вмешаться. Мать съежилась, Рейчел выглядела комком страданий, а Генри, к несчастью, окаменел.

От тети Лиллиан и дяди Альфреда также нельзя было ожидать помощи, для этого они, казалось, слишком мало понимали серьезность ситуации.

– Какое это имеет значение? – спросила я, стараясь придать своему голосу некоторую легкость, чтобы показать ему, что я не позволю запугать себя его столь внезапным приступом гнева.

– Тебе сейчас стоит помолчать, Анимант, – прошипел отец, а его гнев, казалось, только начал набирать обороты. – Ты привела к нам эту девушку, и ты точно знала, кто она! – громко отрезал он, и я мысленно сдерживалась, чтобы не обратить на его слова слишком много внимания и продолжить сохранять ясную голову.

Рейчел чуть не раздавила мою руку.

– Отец! – резко сказала я и приподняла подбородок, чтобы показать свою силу. Так как то, что он сейчас говорил, было не совсем вежливо. Совсем наоборот. Это уже граничило с откровенным оскорблением, и как бы я ни ценила, что он считает христианскую веру серьезной вещью, здесь, на мой взгляд, он зашел слишком далеко.

Отец поджал губы, что заставило его выглядеть старым и злым, а потом фыркнул.

– Ладно, пусть она будет твоей подругой. – Он сделал шаг назад только затем, чтобы с новой решимостью сделать следующий выпад. – Но я не допущу, чтобы Генри интересовался ею! – добавил он, и Рейчел расплакалась. Она начала громко всхлипывать, тем самым вырвав остальных за столом из испуганного оцепенения. Мать выронила столовые приборы и схватилась за руку мужа, тетя Лиллиан тут же вытащила кружевной носовой платок, все еще слишком потрясенная недавними событиями, чтобы что-либо сказать по этому поводу.

И наконец, с Генри спала твердая оболочка. Первая слеза скатилась по бледному лицу Рейчел, и он вскочил, подошел к ней, легким движением поднял ее со стула и заключил в объятия.

Она тут же отпустила мою руку, прижалась к любимому и уткнулась носом в его рубашку, плотно сжимая глаза.

– Господи! Я знала! – ошеломленно воскликнула тетя Лиллиан, тем самым преодолев мгновение потрясения.

– Мне все равно, что он говорит, Рейчел, – прошептал Генри на ухо плачущей девушке, повторяя это снова и снова, как мантру, целуя ее волосы, в то время как она продолжала цепляться за него, как утопающий.

– Генри! – прогремел голос отца, и в его голосе можно было расслышать неуверенность. Для него все это было столь же неожиданно, как и для матери, и дяди Альфреда.

– Я женюсь на ней, отец. Нравится тебе это или нет! – высказал свои намерения мой брат, и мама, затаив дыхание, приложила к груди руки. Для нее все это было слишком.

И для меня тоже. Я бы сейчас с удовольствием просто извинилась и, положив кусок мяса в свою тарелку, исчезла с едой в комнате для гостей только для того, чтобы немного почитать в тишине и помечтать о Томасе Риде.

Я могла бы провести сегодняшний вечер с ним, но мне пришла в голову безумная идея помочь брату, втянув тем самым семью в ссору.

Именно поэтому я не могла сейчас просто уйти. Я должна была остаться и терпеливо вынести все это. И если тогда они все еще будут достаточно взволнованы, я бы попыталась собрать осколки.

– Ты этого не сделаешь! – ответил отец, не менее рассерженный, чем Генри, и тоже встал со своего места, чтобы быть на одном уровне с сыном.

– Но, Чарльз, – вдруг вырвалось у моей матери, которая испуганно посмотрела на него. – Она в самом деле очаровательная девушка. Мы не должны… – продолжила она, и отец снова не дал ей договорить.

– Я прошу тебя, Шарлотта. Ты думаешь, прогулка по магазинам была случайностью? Это был спланированный обман, чтобы убедить тебя в этом! – ругался он, и, хотя мне больше всего хотелось громко протестовать, я знала, что на самом деле он прав. По крайней мере, в этом пункте.

– Ты хочешь сказать, Генри пытался меня обмануть? – неуверенно спросила мама, на что отец энергично покачал головой, отвел взгляд от жены и посмотрел прямо на меня.