Текст книги "В тени мы танцуем (ЛП)"

Автор книги: Ли Энн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА 44

Вкус одержимости

РЕН

Ночной воздух обжигает мне кожу, когда я стою у ее окна. Ее вкус все еще у меня на языке, разжигая голод, который я едва могу сдерживать. Сегодня что-то изменилось между нами. Когда она выгнулась от моего прикосновения, когда ее голос дрогнул при произнесении моего имени, когда она прошептала "пожалуйста" и притянула меня ближе – она переступила черту, которую не могла. Воспоминание о ее капитуляции обжигает меня, пробуждая нечто более темное, чем простое желание.

За занавеской мелькает её силуэт – она ходит взад-вперёд. Каждое её движение говорит мне: она снова и снова прокручивает в голове то, что произошло, ощущает следы, которые я оставил. И начинает понимать, насколько идеально мы подходим друг другу. Она больше не борется с тем, что происходит между нами, больше не притворяется, что не жаждет того, что только я могу ей дать. Один стук в окно, один поворот замка – все, что для этого потребуется. Мысль о том, чтобы снова заявить на нее права, заставляет мою кровь гореть.

Я представляю, как пробираюсь в ее комнату, прижимаю руку к этому соблазнительному рту, краду у нее дыхание, когда заканчиваю то, что мы начали. Желание снова обладать ею слишком сильно, чтобы его игнорировать. Каждый план рушится под напором того, что она пробуждает во мне. Первобытный голод, требующий удовлетворения. Но я не двигаюсь, позволяя предвкушению нарастать. Завтрашний день принесет нечто более глубокое, чем физическое удовлетворение.

У меня загорается телефон.

Монти: К завтрашнему дню все готово.

Я улыбаюсь, пока печатаю свой ответ.

Я:Убедитесь, что вам никто не мешает.

Монти думает, что понимает, что мной движет. Он ошибается. Это выходит за рамки обычных игр. Она пробудила что-то первобытное, что-то, что требует большего, чем просто физическое доминирование. Завтра она поймет, что пути назад нет – не потому, что она не сможет, а потому, что не захочет. Она согнется под моими прикосновениями, рассыплется в моих руках и выйдет переделанной во что-то совершенное. Что-то, что полностью принадлежит мне.

Через окно я наблюдаю за ее шагами. Моя рука перемещается к члену, уже твердому от воспоминаний о ее тепле вокруг моих пальцев, о шелке ее кожи на моем. Ее вкус все еще преследует меня – сладость ее рта, соль ее кожи, вызывающий привыкание аромат ее киски. Я освобождаюсь от джинсов, медленно поглаживая себя, пока образы завтрашнего дня заполняют мой разум.

Зеркала в студии разрушат её последнюю защиту. Она будет наблюдать, как преображается – принимать то, кем становится с каждым прикосновением, с каждой командой, с каждым следом, что я оставляю на её коже. Каждый ракурс камеры запечатлеет момент, когда приходит осознание: как прекрасна она в капитуляции, как естественно нам быть вместе. Не скрывать. Не отрицать. Только чистая правда, отражённая в ней, пока она смотрит – как становится моей.

Моя рука двигается быстрее, преякулят стекает по пальцам, когда я думаю о завтрашнем дне. Телефон в моем кармане хранит достаточно секретов, чтобы разрушить ее мир, каждое откровение – подарок, которым я одарю ее, когда она это заслужит. Она придет ко мне не от отчаяния, а от желания. Собранные мной доказательства станут валютой в нашем частном обмене.

Поцелуй за федеральные документы.

Прикосновение за отчет о наблюдениях.

Ради медицинских записей? Она будет так мило умолять.

Хочет узнать подробности об операции ФБР? Эти идеальные ножки нужно будет раздвинуть для меня.

Для декларации на частный самолет? Полностью отдаться.

Но ее истинная личность? Это последний приз, который откладывается до тех пор, пока она не станет полностью моей. Пока не рухнут все стены и она не примет себя такой, какая она есть на самом деле – той, кем ей всегда было предназначено быть. Я буду шептать эту правду ей на ухо, пока она будет распадаться на части в моих объятиях, клеймя ее реальностью того, кто она есть, пока удовольствие разрывает ее на части.

Монстр внутри меня удовлетворенно мурлычет, когда эти мысли поглощают меня. Рука движется быстрее, вспоминая шелк ее кожи, жар ее рта, то, как она идеально подчинялась каждому требованию. Но физического удовлетворения больше недостаточно. Я хочу, чтобы ее разум не был затуманен ничем, кроме мыслей обо мне, ее тело реагировало только на мои прикосновения, ее мир сузился до нас и удовольствия, которое я ей доставляю. Все в ней подпитывает эту одержимость – ее вкус, аромат, тепло. Ее доверие будет безоговорочным, ее преданность абсолютной и беспрекословной.

Я сильно кончаю, когда фантазирую, как полностью заявляю на нее свои права. Сперма разливается по моей руке, пока я представляю ее добровольную капитуляцию. Пусть ее предвкушение нарастает. Пусть она лежит там, вспоминая мои прикосновения, вкус, обещание того, что должно произойти.

Я отворачиваюсь, заставляя себя уйти. Холодный ночной воздух никак не может утихомирить огонь, бушующий во мне. Это служит напоминанием о том, что произошедшее сегодня вечером, было лишь предварительным просмотром того, что должно произойти.

Скоро, моя прелестная Балерина. Скоро ты поймешь, что дело не только в контроле. Речь идет о том, чтобы стать именно той, кем ты должна была быть.

Дорога домой едва различима сквозь пелену желания, все еще поглощающего меня. Улицы расплываются перед глазами, в то время как мой разум сосредоточен на ней, на том, как она реагировала на каждое прикосновение, на каждую команду. Пустые дороги и тусклые огни меркнут по сравнению с воспоминаниями о ней подо мной.

Когда я вхожу в свою спальню, свет лампы освещает бумаги, разбросанные по столу. Они рассказывают историю о том, кто она на самом деле, каждый документ снимает еще один слой обмана. Ее отец думал, что сможет скрыть прошлое, похоронить его так глубоко, что никто не найдет. Он не рассчитывал на мою одержимость, на то, как тщательно я буду выискивать каждый клочок информации, пока изо лжи не всплывет настоящая она.

Мой телефон снова жужжит. Еще одно сообщение от Монти.

Монти: Ты одержим.

Я медленно выдыхаю, улыбка изгибает мои губы. Он прав, но на это есть причина. Она – все, что я искал, все, что заставляет остальной мир отойти на второй план.

Я: Просто будь готов.

Интенсивность этой потребности должна пугать меня, но вместо этого она кажется неизбежной. Как будто все в жизни вело меня к этому моменту, к ней.

Завтрашний день все изменит. Она поймет, что это всегда было ее судьбой, что бороться с этим с самого начала было бессмысленно.

Я закрываю глаза, ее образ запечатлевается в моих мыслях. То, как она смотрела на меня сегодня вечером, борьба желания и страха в ее глазах. Приходит понимание, что от этой связи между нами никуда не деться. Ее подчинение будет моим величайшим триумфом, ее капитуляция – моим высшим наслаждением. И когда она, наконец, сдастся полностью, я буду обладать не только ее телом. Я буду владеть всем – каждой мыслью, каждым вздохом, каждой мечтой. Она будет моей так, как никто другой никогда не был, связанная со мной цепями удовольствия, правды и нужды.

Мы оба зашли слишком далеко для любого другого конца.

ГЛАВА 45

Тени, которые дышат

ИЛЕАНА

Спать невозможно. Не из-за страха, а потому, что каждый раз, когда закрываю глаза, я снова чувствую его руки на себе. Его рот. Его прикосновения. То, как он заставил меня кончить, пока моя мать стояла за дверью. От воспоминаний по телу разливается жар, сопровождаемый темным трепетом, который заставляет меня пошатнуться.

Вчерашний спор с моим отцом тяжелым грузом повис в воздухе. Его обвинения. Мой вызов. То, как потемнело его лицо, когда он увидел отметину на моем горле.

Я учил тебя правилам, чтобы защитить.

Но впервые я задаюсь вопросом, действительно ли он защищает меня или просто контролирует.

Обещания Рена, произносимые шепотом, переплетаются с вопросами, которые я никогда не осмеливалась задать раньше.

Больничных записей, которых не существует.

Деньги, которые появились из ниоткуда.

Почему папа проверяет замки по три раза каждую ночь.

Рассвет пробирается в мое окно. То самое окно, у которого я стояла полуголой прошлой ночью, протягивая черную розу, как приглашение. Как капитуляцию. То самое окно, через которое вошел Рен, превратив мое восстание в нечто совершенно иное. Что-то, от чего моя кожа краснеет при одной мысли об этом.

– Илеана! – Из-за двери доносится голос моего отца. Он все еще звучит сердито. – Ты опоздаешь!

Я готовлюсь дольше, чем необходимо, – маленький акт неповиновения. Когда я наконец выхожу, он ждет на кухне, слишком крепко сжимая в руке кофейную чашку. Тишина между нами потрескивает от напряжения.

– Ты пропустила завтрак, – говорит он ровным голосом.

– Не голодна. – Я беру свою сумку, избегая его взгляда.

– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.

Я медленно поворачиваюсь, приподнимая подбородок. Его взгляд тут же скользит к моему горлу, проверяя, нет ли свидетельств того, что он видел прошлой ночью. Отметина сейчас едва заметна, но он все равно сжимает челюсть.

– Мы обсудим это, когда ты вернешься домой.

– Тут нечего обсуждать. – Слова даются мне с трудом.

– Не говори со мной таким тоном. – Он ставит свою чашку на стол с предельной аккуратностью. – Я всю жизнь заботился о твоей безопасности...

– Ты имеешь в виду, что делал меня невидимой.

Тишина, которая следует за этим, оглушает. В дверях появляется мама, на ее лице ясно читается тревога, когда она переводит взгляд с меня на папу.

– Вам обоим нужно успокоиться, – мягко говорит она.

– Я опаздываю в школу. – Я отворачиваюсь, но его голос останавливает меня.

– Сейчас же прекрати это поведение. Ты поняла меня?

Я не отвечаю. Не оглядываюсь. Просто выхожу за дверь с колотящимся сердцем и вызовом, горящим в моих венах.

Прогулка в школу кажется заряженной, наэлектризованной. Он может прятаться в любой тени, за каждой припаркованной машиной. Но предвкушение, которое пронизывает меня, – это уже не совсем страх.

Когда я подхожу к своему шкафчику, меня поджидает свидетельство его присутствия. Мои книги лежат не совсем так, как я их оставила. Угол неправильный. Стопка слегка перекошена. Сверху лежит фотография – я у окна прошлой ночью, роза в руке, лунный свет окрашивает мою кожу в серебристый цвет, я смотрю в темноту, что-то ищу.

Пока я собираю свои книги, из них выпадают еще фотографии. На прошлой неделе я была в танцевальной студии, потерявшись в танце. Вчера возвращалась домой, не подозревая, что за мной наблюдают. Прошлой ночью я стояла у своего окна, моя футболка задралась, когда я потянулась задернуть шторы.

Жар заливает мои щеки. Он был там, наблюдал, прежде чем я пригласила его войти. Прежде чем его руки завладели мной, прежде чем его рот...

– Доброе утро, Девочка-Призрак.

Я вздрагиваю от голоса Монти, почему-то одновременно расстроенная и обрадованная, что это не Рен. Он прислоняется к шкафчику рядом с моим, разглядывая фотографии, которые я все еще держу в руках.

– Он был занят. —Ухмылка Монти предполагает, что он точно знает, что произошло после того, как они были сделаны. – Тебе следует посмотреть на его коллекцию.

Мое лицо горит еще сильнее.

– Чего он хочет?

– Ты уже знаешь. – Его взгляд перемещается на мою шею, где исчезает метка Рена. – Он хочет владеть тобой. – Он отталкивается от шкафчика. – И, судя по тому, что я слышал, ты больше не сопротивляешься этому.

Мне должно быть стыдно. Должно быть страшно. Вместо этого что-то другое разворачивается в моем животе – голод, который невозможно игнорировать. Потому что он прав. Я не сопротивляюсь. Больше нет.

На первом уроке в моем учебнике появляется еще больше фотографий. Каждая более интимная, чем предыдущая. Я закусываю губу, вглядываясь в темноту за окном. То, как мои руки вцепились в подоконник. Тот самый момент, когда я поставила розу – приглашение для него войти в мою комнату, в мою жизнь, в мой мир.

Но именно его записка заставляет пульс учащенно биться.

Ты больше не невидимка, Балерина. Ты никогда ею не была. Не для меня.

В этих словах звучит обещание, от которого меня бросает в дрожь. Завтра, сказал он. Завтра он расскажет мне все. Итак, где же он?

На химии мне на колени падает еще одна фотография. Она другая, сделана через окно моей спальни. Я сплю, свернувшись калачиком на боку, совершенно не подозревая о том, что его объектив запечатлевает этот момент. Изображение должно было бы меня встревожить, но вместо этого оно посылает искру возбуждения по моему телу.

На протяжении всего утра продолжают появляться новые изображения. Каждая фотография – из прошлой недели. С того дня, когда я пролила на него сок. С того самого момента, как случайно привлекла его внимание. Первые снимки простые: я иду по коридору, сижу в классе. Но постепенно они становятся всё более интимными – свидетельство того, как быстро и незаметно он проник в мою жизнь. Как глубоко он видит меня… в то время как я так долго оставалась невидимой.

В перерывах между занятиями я мельком замечаю его в коридоре. Всего на мгновение – высокая фигура в черном, наблюдающая за мной с тем хищным спокойствием, от которого у меня кровь стынет в жилах. Но всякий раз, когда я пытаюсь найти его, он исчезает.

Он играет со мной. Давая мне знать, что он всегда рядом, всегда наблюдает. Всегда на шаг впереди.

Но впервые я не уверена, что хочу бежать.

Мне нужны ответы.

Я хочу правды.

Я хочу его.

К обеду я так взвинчена ожиданием, что у меня дрожат руки. Впереди маячат двери кафетерия, и я колеблюсь. Часть меня хочет уйти в библиотеку, спрятаться среди стеллажей, где я буду в безопасности от взглядов и шепота. Где я могу притвориться, что прошлой ночи не было.

Но прежде чем я успеваю отвернуться, теплая рука хватает меня за запястье. Сердце колотится, когда Рен подходит вплотную, его грудь прижимается к моей спине.

– Балерина, ты куда-то собралась?

Его дыхание шевелит мои волосы, и воспоминания о прошлой ночи возвращаются. Его пальцы внутри меня, то, как он заставил меня кончить, пока моя мать стояла за дверью. Жар бросается мне в лицо.

– Я...

– Хватит прятаться. – Его хватка усиливается, не настолько, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. Затем он ведет меня вперед, через двери, прямо к центральному столу. Его территория.

Я пытаюсь отстраниться, паника нарастает, когда головы поворачиваются, чтобы посмотреть на нас. Но его рука обвивается вокруг моей талии, и прежде чем я успеваю запротестовать, он опускается на свое обычное место и притягивает меня к себе на колени.

– Рен... – Мой голос срывается, когда его руки опускаются на мои бедра.

– Тссс. – Его губы касаются моего уха. – Все смотрят.

Я неподвижно сижу у него на коленях, разрываясь между желанием убежать и неспособностью пошевелиться. Его присутствие окружает меня, подавляя чувства, не давая возможности ясно мыслить. Каждый взгляд других студентов ощущается как физическое прикосновение, снимающее невидимость, на которую я так долго полагалась.

– Ты слишком много думаешь. – Его язык облизывает мое ухо, отчего по спине пробегают мурашки. Одна рука просовывается под край моей рубашки, пальцы поглаживают обнаженную кожу там, где никто не может видеть.

Жар заливает мое лицо. Через стол Монти ухмыляется, в то время как Нико притворяется, что увлечен своим телефоном. Они знают. Они должны знать, что произошло, что я позволила ему сделать со мной.

Его другая рука скользит вверх по моему бедру, и мне приходится прикусить губу, чтобы промолчать.

– Прекрати!

– Почему? – Его зубы задевают мочку моего уха. – Потому что люди смотрят? Потому что они видят, как сильно ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе? – Его пальцы поднимаются на дюйм выше, скрытые столом, но все равно слишком смелые, слишком публичные. – Потому что тебе это нравится?

Я извиваюсь, пытаясь избежать его прикосновений, не привлекая больше внимания, но он просто притягивает меня ближе, его хватка усиливается.

– Замри, или мы устроим для всех представление, которое они никогда не забудут.

Его твердая длина, прижатая ко мне, проясняет смысл его слов. Мой пульс учащается, когда его руки продолжают свое исследование, каждое прикосновение достаточно правильное, чтобы никто не смог доказать ничего неподобающего, но достаточно интимное, чтобы у меня перехватило дыхание.

– Встретимся в танцевальной студии после школы. – У него низкий голос, предназначенный только мне.

– Почему?

– Потому что теперь я владею твоими секретами, Балерина. – Его рука на моем бедре движется внутрь, пальцы слишком близко касаются той части меня, которая болит. – И пришло время тебе точно узнать, что это означает.

ГЛАВА 46

Привлекая внимание

РЕН

Кафетерий гудит от шепота, когда я держу ее на коленях. Все взгляды устремлены на нас, на нее, как я и хочу. Моя невидимая девочка, наконец-то тебя увидели. Ученики, которые годами проходили мимо нее, не замечая, внезапно не могут отвести взгляд. Они видят то, что я видел все это время. Насколько она чертовски совершенна, когда перестает прятаться.

Ее пальцы сжимаются на краю стола. Ее спина напряжена, как шомпол, она отказывается прислоняться ко мне, а голова опущена, так что она никого не видит вокруг. Все, что она делает, направлено на то, чтобы сделать ее менее заметной, сделать это менее реальным.

– Они все смотрят на тебя. – Мой большой палец выводит круговые узоры на ее бедре. – Ты никогда раньше не была в центре внимания, не так ли?

Она сглатывает, но не отвечает.

– Оглянись вокруг, Балерина. Осознай, насколько ты сейчас заметна.

Ее голова слегка трясется, но ресницы приподнимаются, взгляд обводит комнату, останавливаясь на лицах, смотрящих в нашу сторону. Шепот становится громче.

– Она новенькая?

– Нет, я думаю, она здесь уже целую вечность.

– Ты знал, что у нее с Реном отношения?

– Не может быть. Она никто. Зачем ему...

Я провожу кончиками пальцев по ее позвоночнику, всего лишь легчайшее прикосновение, и по ее телу пробегает дрожь. Румянец на ее щеках становится ярче, чем больше людей разговаривает вокруг нас.

– Ты их слышишь? То, что они говорят о тебе?

Невероятно, но она напрягается еще больше.

– Пожалуйста, отпусти меня.

Я тихо смеюсь.

– Отпустить тебя? – Моя рука сжимает бедро, большой палец касается ее киски через джинсы. – Зачем мне это делать, когда тебя наконец увидели?

– Она выглядит такой взволнованной, – говорит одна из чирлидерш, ее голос достаточно громкий, чтобы ее услышали. – Почему она вообще там сидит?

– Ты же не думаешь, что Рен принуждает ее? – шепчет другой.

– Ты думаешь, ему пришлось бы это сделать? Ты видела его? Я бы сделала все, что он захочет, и ты знаешь, что ты бы тоже сделала.

Щеки Илеаны становятся ярко-красными, она еще ниже опускает голову.

– Ты хочешь снова исчезнуть, не так ли? – Я целую основание ее шеи. – Извини, Балерина, но я слишком много работал, чтобы позволить этому случиться.

Лотти проходит мимо с подносом в руках, пристально глядя на Илеану. Ее шаги замедляются, губы приоткрываются, как будто она собирается что-то сказать. Я откидываюсь на спинку стула, обнимаю Илеану за талию и теснее прижимаю к себе. Выражение лица Лотти напрягается, и она продолжает идти мимо, чтобы присоединиться к своим подругам из группы поддержки.

Мои губы снова находят ухо Илеаны.

– Она предупреждала тебя обо мне, не так ли? В тот день в библиотеке. Пыталась сказать тебе держаться подальше?

– Может быть, мне следовало прислушаться. – Слова произносятся так тихо, что я почти пропускаю их.

– Дерзкая, Балерина. Мне это нравится. – Я покусываю мочку ее уха. – Но ты этого не сделала. И вот мы здесь.

За соседним столиком раздается взрыв смеха. Один из игроков футбольной команды наклоняется вперед, подталкивая локтем своего друга.

– Ты думаешь, она с ним по-настоящему? Ни за что на свете. – Он не утруждает себя понижением голоса.

– Он, должно быть, издевается над ней, – отвечает его друг. – Держу пари, она сходит с ума.

Я поворачиваю голову и смотрю на них, затем медленно подношу руку к подбородку Илеаны. Поворачиваю ее лицо к себе – и целую. По всей комнате разносится общий вздох. Монти и Нико смеются.

– Им интересно, что происходит под столом, – шепчу я ей в губы. Мои пальцы играют с застежкой-молнией на ее джинсах. – Ты думаешь, они могут догадаться?

– Прекрати! – Она отворачивает голову. В ее голосе слышится огонь, гнев едва сдерживается, и мой член твердеет еще больше от доказательства того, что я проникаю ей под кожу.

– Прекратить? Ты так говоришь, но ты все еще здесь. Все еще позволяешь мне прикасаться к тебе. Все еще позволяешь им видеть.

Звенит звонок, резкий звук прерывает момент. Я медленно отпускаю ее, позволяя своим рукам упасть, когда она слезает с моих колен. Ее движения торопливы, скованны, плечи напряжены, когда она быстро идет к выходу. Шепот следует за ней, становясь громче по мере того, как она движется, волна внимания, от которой она не может ускользнуть.

Я остаюсь на месте еще секунду или две, прежде чем подняться на ноги и последовать за ней. Она не может убежать от меня. У нас общий следующий урок. Монти и Нико идут в ногу по обе стороны от меня, мы движемся по тому же маршруту, оставаясь всего в нескольких футах позади неё. Она знает, что я следую за ней. Это видно по тому, как она отказывается смотреть по сторонам, и на ее лице нет удивления, когда я сажусь в классе позади нее.

Она не оглядывается, не обращает на меня внимания, но я знаю, что она в курсе каждого моего движения.

Когда учительница начинает говорить, я наклоняюсь вперед и провожу кончиком ручки между ее лопаток.

– Ты такая тихая. Не то что прошлой ночью. Ты все еще думаешь обо всех этих взглядах, устремленных на тебя?

Она переворачивает страницу в блокноте.

– Помолчи.

Я ухмыляюсь. Мне нравится видеть ее такой. Наконец-то я освобождаюсь от оков, которые заставляли ее молчать. Я достаю фотографию из кармана и протягиваю руку, чтобы положить ее на край ее стола. Сначала она этого не замечает, ее ручка скользит по странице, пока она делает заметки. Но затем она запинается, не сводя глаз с изображения.

Снимок, сделанный прошлой ночью. Она высовывается из окна, груди выставлены напоказ, соски твердые, лунный свет ложится на неё идеально.

Она хватает снимок и запихивает в сумку, лицо у нее ярко-красное.

– Ты выглядишь прекрасно, когда перестаешь прятаться. Ты должна поблагодарить меня за то, что я сделал тебя видимой.

Она не отвечает, и я оставляю ее в покое до конца урока. Когда он заканчивается, она срывается со своего места и выбегает за дверь, прежде чем кто-либо успевает даже встать.

– Я не могу решить, действительно ли она тебе нравится или ты просто хочешь задурить ей голову. – Монти останавливается у моего стола.

– Почему не может быть и того, и другого?

Он со смехом качает головой.

Она стоит у своего шкафчика, когда я догоняю ее. Я подхожу к ней сзади и кладу руки по обе стороны от ее головы, чтобы наклониться ближе.

– Ты сожалеешь об этом?

Она захлопывает шкафчик и поворачивается ко мне лицом.

– Прежде чем ты заявишь, что не понимаешь, о чем я говорю, подумай, где мы находимся. Если ты решила, что сцена в кафетерии была худшим вариантом – поверь, я могу вести себя намного хуже.

Она прикусывает нижнюю губу и отводит взгляд.

– Почему это имеет значение?

– Потому что это действительно важно. И ты знаешь – почему.

– Ты думаешь, что знаешь все. – Снова это бормотание. Оно разгорячает мою кровь.

Я придвигаюсь ближе, пока между нами почти не остается пространства.

– Прошлой ночью ты не просто позволила мне прикоснуться к тебе. Ты хотела этого. Ты пригласила меня войти. И теперь...

– Рен, пожалуйста, остановись. – Но она не пытается отодвинуться. Она остается там, где стоит, не сводя с меня глаз.

– Видишь. – Моя голова наклоняется. – Ты больше не бежишь.

Ее губы приоткрываются, но она не произносит ни слова. Она просто смотрит на меня, разрываясь между вызовом и пониманием. Затем она протискивается мимо меня и бежит по коридору. Мой смех следует за ней.

– Ты выводишь преследование на совершенно новый уровень. – Нико упирается плечом в шкафчики.

– Кто-то называет это преследованием. Я же называю это искусством.

Искусством ломать кого-то настолько сильно, что он умоляет собрать себя заново.

Ты.

Только ты.

Всегда ты.

А Илеана? Она – мой шедевр в процессе создания.