Текст книги "Спор о варягах"

Автор книги: Лев Клейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

В-третьих, можно было опереться на свою ориентированость в международной обстановке. Нужно было знать современную ситуацию идеологической борьбы полнее своего противника, ориентироваться в ней лучше его – чтобы уметь избежать политических обвинений. И это было возможно, потому что, как правило, его кадры языками не владели, иностранную литературу не читали.

В-четвертых, безусловно, опираться на свое безукоризненное владение собственным предметом и большой труд – чтобы у противника не было возможности противопоставить тебе другого специалиста по твоему предмету, твоего конкурента, обменяв его согласие громить тебя на поблажки в карьерном продвижении.

Так что возможности были, но это все же было очень трудное и рискованное дело. Рискованность состояла не только в том, что можно было потерпеть поражение в этом деле, а это могло привести к увольнению или к тюрьме. Риск был и в случае победы – за твоей вынужденной фразеологией, по необходимости громкой, остальные историки могли не понять твоих истинных позиций и устремлений. Спасением от этого было четкое представление своих основных целей, чтобы всем было ясно, что в результате схватки произойдет, что изменится. Но чем четче цели, тем рискованнее все дело в первом плане.

Чтобы современному читателю было ясно, чего мы добивались, расскажу предысторию «норманнской баталии». Я уже вкратце рассказывал ее в своей книге «Перевернутый мир» (Самойлов 1993: 15-16). Здесь я представлю эти воспомнания в несколько развернутом виде.

Книга «Перевернутый мир» сначала выходила в журнальном варианте под прозрачным псевдонимом Лев Самойлов в 1988-1991 гг., потом вышла (под тем же псевдонимом) в археологическом издательстве «Фарн» (1993). Фамилии основных участников событий были в ней изменены. Теперь можно открыть лица основных участников.

Книга была посвящена в основном моему аресту 1981 г., последовавшим тюрьме и лагерю, и, разумеется, были рассмотрены обстоятельства, постепенно приведшие к этому событию, – мои неоднократные столкновения с властями предержащими и господствующей идеологией, в результате которых я смолоду попал под надзор КГБ. К таким «подготовительным» обстоятельствам могли принадлежать и мои научные интересы и увлечения, в их числе, конечно, норманнская проблема.

В предисловии к тексту книги «Спор о варягах» я уже рассказывал о том, какие обстоятельства привели к ее написанию во время моей аспирантуры в Ленинградском университете. Завершил книгу я как раз к окончанию аспирантуры – в 1960 г.

С 1960 г. я стал преподавать бесплатно, потом, с 1962 г. в качестве штатного ассистента, обзавелся учениками. Еще будучи в аспирантуре (1957-1960) создал при кафедре кружок школьников. Из школьников выросли студенты, которые увлекались моими темами и писали по ним курсовые работы. Мои студенты. Их становилось все больше. В 1962-1963 гг. я стал читать им спецкурс «Варяги и археология» на основе своей книги, давал им читать машинопись и, как мои бывшие студенты сейчас вспоминают, водил их на дискуссии историков по варяжской проблеме. В 1964 г. организовал Проблемный семинар из активных и способных студентов, увлекшихся наукой всерьез (ныне это профессора и доценты, доктора и кандидаты наук).

Слухи о наших занятиях обеспокоили идеологическое начальство: тогда «норманнская теория» считалась чуть ли не фашизмом. Между тем хрущевская оттепель отошла в прошлое. На идеологическом небе взошла тусклая звезда Суслова. Мороз догматизма крепчал. Однако партийному руководству посещать лекции для идеологического контроля у нас в Университете было не принято. Решено было спровоцировать меня на публичное выступление по норманнской проблеме. Если я выскажусь откровенно и в том духе, в котором, по слухам, высказывался на лекциях, то тут меня и прихлопнут. Поступят, как обычно поступают с «идеологическими диверсиями»: примут соответствующее постановление партбюро и т. д. Если же я струхну и заговорю, как положено, т. е. антинорманистски, то с каким лицом я назавтра выступлю перед студентами? Популярность моя резко упадет, и можно будет закрыть эту тему.

В конце 1965 г. на факультете по инициативе партбюро была запланирована публичная дискуссия по варяжскому вопросу. Наш семинар обязали представить докладчиков – с тем, чтобы мы подставились под удар. Против нас должен был выступить известный специалист по этой теме из Института истории Академии наук СССР И. П. Шаскольский. Только что вышла его книга «Норманнская теория в современной буржуазной науке» (Шаскольский 1965). Я был с ним знаком, мы не раз сталкивались в дискуссиях по норманнскому вопросу.

Мои студенты загорелись азартом: «Мы их фактами закидаем!», у нас было собрано уже немало фактов. «А вам, – возражал я, – ответят, что вы неправильно интерпретируете факты». Я понимал, что с идеологами спорить, опираясь на факты, совершенно бесполезно. Ведь для них значение будет иметь не то, насколько норманнская теория обоснована фактами, а насколько она соответствует методологическим критериям и насколько вписывается в современную идеологическую борьбу. Если удастся обосновать ее допустимость в этом плане, а еще лучше – если удастся показать, что и антинор-манизм не лучше норманизма по своим идейным связям, вог это уже был бы весомый для этой дискуссии аргумент. Только на его фоне факты могли бы получить значение.

Я хорошо помнил, что Маркс был точно не таким антинорманистом, каким его представляли наши учебники, что цитаты из него приводятся в урезаном виде. В это время из армии вернулся мой ученик, прежний мой школьник, а затем студент Глеб Лебедев – почти к самой дискуссии. Еще в 1962 г. он писал у меня курсовую работу о роли варягов в образовании Древнерусского государства, формальным руководителем которой был декан и завкафедры отечественной истории В. В. Мавродин. Но затем Глеба забрали с первого курса в армию на три года. Мы все это время переписывались. Я сразу же поручил вернувшемуся Глебу раздобыть «Секретную дипломатию» Маркса (она тогда не была переведена на русский и не вошла в многотомную класику – «Сочинения М. и Э.») и проработать ее для выступления на дискуссии (теперь-то она известна в своем полном виде – см. Плимак 1966; Джаксон и Плимак 1988).

На себя я взял разработку мировой историографии. Нужно сделать главный упор на изменения в политической ориентации норманистов и антинор-манистов: в расстановке сил они не раз менялись местами. Изменилась и ситуация в зарубежной науке – наши доморощенные блюстители догм наверняка этого не знают. Вот после этого предъявим и факты. Володя Назаренко занялся археологическим материалом. Кроме того, мы попросили поддержки у наших союзников из ИИМК – пригласили Галю Федоровну Корзухину, известную солидным обоснованием аналогичных взглядов (подтянули «тяжелую артиллерию»).

Незадолго до дискуссии я зашел к декану Владимиру Васильевичу Мав-родину. Низенький и круглый, он сидел своем кресле, посверкивая живыми глазками из-под наплывших век. Я попросил оказать нам содействие, ведь это же и для факультета важно. «Нет, я не стану вам помогать, – взметнулся В. В., – они заручились санкциями обкома, и ваша песенка спета». Я сказал:

Профессор Иван Васильевич Степанов, секретарь партбюро истфака ЛГУ времен «норманской баталии»

«Вы меня не поняли, я не прошу Вас выступать в поддержку, а только поставить наши выступления, как нам удобнее: мое – вторым, как ответ на Шаскольского, Лебедева или Назаренко – сразу за мной, чтобы закрепить воздействие, а еще кого-нибудь из наших – через одного». «Это я могу», – отвечал декан.

Портрет И. П. Шаскольского

«Они» – это было партбюро и те историки, которые группировались вокруг него. Возглавлял партбюро тогда краснощекий Иван Васильевич Степанов. И. П. Шаскольский никакого отношения к этой компании не имел. У меня даже было подозрение, что он прекрасно понимал истинную весомость «норманистских» фактов и легковесность «антинорманистских», но, не желая ссориться с начальством, писал «как надо». Но старался, чтобы было не очень уж грубо, более приемлемо, что ли. Недавний (ныне покойный) патриарх анти-норманистского движения А. Г. Кузьмин (2003: 220) назвал Шаскольского «стыдливым норманистом», коль скоро он признавал, что варяги это норманны. На деле Шаскольский был «стыдливым антинорманистом». Он был глубоко интеллигентным человеком, и ему было мучительно стыдно за то, что он оказался в такой компании.

Перед дискуссией он подошел ко , мне и, держа меня за пуговицу, застен– I чиво сказал: «По-видимому, вы будете моим главным противником, но, надеюсь, вы понимаете, что не я буду вашим главным противником». О, да, мы это понимали. Как сообщал декан, подлинным «главным противником» уже были получены санкции на ликвидацию семинара и на мое увольнение, а за увольнением могли последовать и более жесткие меры. «Я постараюсь, – сказал наш оппонент, – выступать так, чтобы не навлечь на вас политических обвинений». «От вас мы их и не ожидаем, – ответил я любезностью на любезность. – Но вы не беспокойтесь. Излагайте ваши научные взгляды без оглядки. За себя мы сами постоим».

В статье о современном норманизме А. Г. Кузмин (2003: 220) пишет, что, якобы по моему рассказу, «перед началом дикуссии Игорь Павлович согласовал» со мною свое выступление (хотя другого «согласования», чем вышеуказанная готовность, не было). Более того, якобы, по моим словам, И. П. Ша-скольский, признавая, что варяги – это норманны, «просил не завышать процент их в Восточной Европе, дабы не поставить под удар марксистскую концепцию возникновения государства». Это абсолютная выдумка, и откуда это

А. Г. Кузьмин взял, сейчас узнать невозможно, так как его уже нет. Во всяком случае не из моих слов – я нигде такой чуши не писал. Щепетильный Игорь Павлович и не мог обращаться ко мне с такой просьбой, поскольку ни себя, ни меня не мыслил подтасовщиками и фабрикаторами. Воинствующим анти-норманистам вольно мыслить иначе, но надо же приводить источники. В тех текстах, на которые А. Г. Кузьмин ссылается, ничего подобного нет.

Заседание планировалось 22 декабря 1965 г. в небольшой ауд. 58, но затем под него отвели знаменитую большую 70-ю аудиторию (все важные заседания истфака происходили там). Никакихобъявлений о дискуссии развешано не было – только к дверям кафедры был пришпилен простой лист бумаги, на котором синим карандашом было объявлено о предстоящем заседании двух кафедр по «т. н. норманнскому вопросу» и сообщались фамилии ожидаемых диспутантов – в таком порядке: «ЛС Клейн, ВВ Мавродин, ИП Шаскольский и др.». Бумагу писали студенты (она, представьте, сохранилась!). Из того, что молодой ассистент без степени был объявлен впереди декана и впереди автора обсуждаемой книги, можно заключить, что истинная подоплека предстоящего заседания была ясна всем. Других объявлений нигде не было. Но тогда ведь главным радио были слухи. Уже за час до дискуссии в аудиторию набилось огромное количество народа, люди набежали с других факультетов, толпились у входа. В аудитории было неимоверно душно. Бедную Гали Федоровну, пожилую и тучную, пришлось силой протаскивать к первому ряду через длинный средний проход: ее тянули спереди и подталкивали сзади.

Вот в этой обстановке выступили И. П. Шаскольский с резюме своей книги и я. Шаскольский выступал вяло и без всякого энтузиазма. Я, естественно, очень эмоционально. Но начал я с совершенно искренней похвалы в адрес автора обсуждавшейся книги.

Далее следуют три текста:

а) Набросок доклада И. П. Шаскольского – рукопись обнаружена в его архиве после его кончины и предоставлена для публикации его дочерью.

б) Мое выступление дословно – я понимал, что это будет ответственное выступление, поэтому я написал его заранее полностью; правда, реальная речь несколько отходила от бумажной, но здесь публикуется текст, выверенный по записям события, с пометками реакции публики;

в) Конспективные записи И. П. Шаскольским выступлений прочих участников дискуссии.

Набросок доклада И. П. Шаскольского

Норманская теория имеет свою богатую ...историю,... своего сущ-я вызывала постоянно острые дискуссии между ее противниками и сторонниками. Много раз она обсуждалась, была предметом дискуссии и в стенах П/Ун-та в 1860 – Костомаров и Погодин.

Надо сначала условиться – что такое норманнская теория?

Теория о создании норманами Древнерусского гос-ва.

Теория о реш. роли норманнов в созд. Р. гос-ва и р. Культуры.

Шарж на И. П. Шаскольского

Как надо относиться к норм, теории с позиций советской и шире – марксистской науки (т. е. и науки др. соц. стран).

Напомню, что определенная дост. обоснованная позиция марке, науки по отн. к норм, теории выработалась не сразу, а лишь через 20 лет после Октября.

В 1920-е гг., когда в р. науке по др. Руси еще госп. ученые старой школы норм, теория польз, полным признанием. Ю. В. Готье в 1930 г.

«спор решен в пользу норманнов».

В 1 ¹/₂ 30-х гг. – тоже.

Покровский признавал норм, завоевание.

Греков – тоже до 1938-1939 гг.

Лишь в сер. 30-х гг. Греков и др. выраб. марке, концепцию о создании Древнер. гос-ва как результате внутр. процесса развития, концепцию, нанесшую осн. удар норм, теории.

Только с этого времени б-во ученых... прочно встало на позиции отрицания норм, теории и [на позиции] ее критики.

С этого времени, со II ¹/г 30-х гг., стала развертываться критика норм, теории сов. учеными.

Причем эта критика не сразу нашла правильный тон, правильную направленность.

В гг. войны и I послев. годы полемика с норманизмом пошла по пути не научной, а политич. полемики.

Норманизм стали рассматривать как порождение нем.-фаш. и ам. имп. пропаганды, как прямое орудие антисов. борьбы, как прямую фальсификацию истории н/Родины.

А раз это не наука, а просто фальсификация, то и бороться с ней стали не научными, а кавалерийскими методами.

Особенно усердствовали некот. археологи (Авдусин и др.).

Некот. авторы стали на позиции огульного отрицания какой-либо роли норманнов в ист. Древней Руси, огульного отрицания даже самого пребывания норманнов на р. территории. Статьи Авдусина о Гнездове...

Подобная позиция ошибочна и порочна. Прежде всего норм, теория – это не просто выдумка соврем, фальсификаторов, она возникла уже 230 лет назад. Это научная теория, созданная и развитая двор.-бурж. наукой. Она лишь используется антисов. пропагандой.

Правда, с нашей точки зрения, она не дает правильного освещения... но ведь с нашей точки зрения...

В рамках соврем, бурж. науки – это научная теория, притом опирающаяся на огр. научную традицию, накопившая большой арсенал аргументов.

Кавалерийскими методами ... казака Козьмы Крючкова с этой теорий воевать бесполезно.

И ненаучные методы полемики с норманизмом нанесли большой ущерб нашей науке, нанесли большой вред междун. престижу сов. историографии.

В ходе подобной полемики, не изучив как следует материал, эти авторы легко и просто опровергали норм, теорию.

Но их аргументация оказывалась несерьезной, била мимо цели.

И бурж. ученые легко и с нескрываемым удовольствием разбивали эту аргументацию

Стыдно было читать, как Арне ..., как....

Подобный облегченый подход к решению сложнейшей научной проблемы был связан с сущ. в то время (40-е гг. и нач. 50-х гг.) облегченными представлениями вообще об общем ходе развития воет, славянства и Др. Руси.

Напомню, что тогда поцесс развития воет, славянства казался нам простым и ясным – прямым, как Невский проспект: отТриполья и скифов прямая линия вела через поля погр. к востсл. плем. IX в. и Киевск. гос-ву.

Жизнь зло посмеялась над нами.

В середине 1950-х гг. эта красивая схема, в кот. так верил покойный Б. Д. Греков, эта легкая и красивая схема рухнула.

Оказалось, что процесс истории воет, славян шел несравненно более сложными путями.

Заслуга установления истины прин... Ляпушкин, Артамонов, Корзухина, Тиханова.

Сейчас, через 10 лет, можно лишь сказать, что процесс развития воет, славянства в I т. н. э. требует еще длит, изучения, и сейчас нам многое еще совсем неясно.

Также и процесс формирования Древнер. гос-ва, и вопрос о роли варягов в этом процессе нельзя считать уже изученным, здесь множество темных и неясных вопросов, эти проблемы требуют длит., упорного, глубокого исследования.

Нам ясно здесь лишь главное – что Древнер. гос-во создалось в результате внутр. процесса соц.-эк. развития на колосс, территории вост.-слав. земель.

Но каково было конкретное участие норманнов в этом процессе, какую роль сыграли норманны – эти вопросы требуют еще дальнейшего, все более углубл. изучения.

Отрицать участие норманнов в этом процессе мы не можем – есть много свидет-в, источников.

Правда, было бы неверно говорить, что н/полемика с норм, теорией носила только несерьезный, вульгариз. характер.

За время с конца 1930-х гг. нашими учеными, особенно 3 наиболее крупными иссл-ми Грековым, Юшковым, Пархоменко, Насоновым, В. В. Мавроди-ным, Рыбаковым и др. был сделан с марксистских позиций довольно значит. положит, вклад в изучение разл. сторон норм, вопроса.

Но сделанного совсем недостаточно.

Еще никто в сов. науке не попытался охватить и изучить всю совокупность норманистской аргументации, всю оч. широкую совокупность доказательств, приводимых в пользу норм.теории.

Такая задача стоит. Ее решать надо и скорее всего – по частям.

Отдельно – воет, источники.

Отдельно – филол. источники.

Для изучения норм, вопроса все большую роль приобретает археология.

Письм. источники ... исчерпаны.

Археол. источники растут с каждым годом.

Арциховский: Норм, вопрос ... все больше становится археологическим вопросом.

Объявление об обсуждении книги Шаскольского на дверях аудитории 70. фотография

Аудитория 70 на истфаке ЛГУ – место начала дискусии И. П. Шаскольского с Л. С. Клейном

Автор «Спора о варягах» и участник «норманской баталии» 1965 г. Л. С. Клейн

(портрет времен «норманской баталии»)

Профессор Лев Самуилович Клейн, доктор исторических наук (портрет времени 30-летнего юбилея «норманской баталии»)

Старая сводка археол. данных – 1944 г. книга Арне – давно устарела, накопилось огр. колич-во новых даных за сов. годы, надо изучать, обобщать.

Теперь надо поставить? Должна ли быть выработана по даной проблеме одна-единств, концепция? Или же допустимо существование разных точек зрения?

Покойный Бор. Дм. Греков (он был вполне человеком своей эпохи – времени 30-х – 40-х гг.) считал, что на норм, и вобще на проблему возникн. Древнер. г-ва может существовать только одна точка зрения – его собственная, только она – марксистская, ост. – нет.

Думаю, что нам надо признать право на существование разных точек зрения в рамках сов. науки по данному вопросу, лишь бы эти точки зрения исходили из марксистских позиций.

Проблемы истории этого периода столь сложны, источники столь бедны, что нам трудно выраб. единую концепцию.

Ведь, напр., по близкому по времени вопросу – по вопросу о происх. воет, славян —уже сущ, сейчас разные точки зрения: Ляпушкин, Рыбаков и москвичи, украинцы.

Неск. слов о соврем, состоянии самой норм, теории.

Накопился большой арсенал доказательств, некот. – весьма серьезные, с ними трудно полемизировать.

Но в целом норм, теория нах. сейчас в условиях кризиса.

1) Главный удар – концепция о врутреннем происх. Р. гос-ва в рез. внутр. процесса соц.-эк. разв. воет, слав-ва.

2) Норманны в результате завоевания не могли создать классовое о-во и гос-во на Руси.

Аналогия – норм, завоевания в Зап. Европе: в Нормандии, Ирландии, Сицилии.

Но там уже было классовое о-во, завоевание не влекло за собой коренных изменений, просто смена власти в уже сущ. гос-ве.

Там норманны действ, на неб. террит.

Здесь – колосс, пространство Воет. Европы.

3) Хронол. несовпадение.

Не сход, концы с концами.

По письм. источи.: если считать, что Русь = норманны, тогда гос-во Руси уже сущ. в Поднепровье в I !4 IX в.

Набеги на Сурож и Амастриду.

гос-во Рос. Берт, анналов.

набег 860 г. на Царьград.

Но по археол. данным норманны появл. на Днепре лишь с начала X в.

Для IX в. – в Поднепровье нет археол. следов норманнов.

(я задал ? Арбману, он ...)

4) Имя Русь,

Если считать, что Русь = Руотси, происх. с севера от назв. норманнов... Как объяснить следы сущ-я этого имени на юге в VII—VIII вв.?

Как объяснить появление гос. образования с именем Русь в I !4 IX в.,тогда как норманны по археол. данным еще не проникли на юг, тогда как по археол. данным норманны только начали в нач. IX в. появал. в Приладожье (и только тогда у сев.-вост. славян могло появиться имя Русь для норманнов).

5) Лингвистическая концепция шв. происх. имени Русь запуталась, зашла в тупик, нет такого шв. слова.

6) Осн, источник – рассказ о призвании варягов – недостоверен... Нер-манисты – не признают, наши авторы – большие роялисты...

Таковы гл. слабые стороны норм, теории, гл. уязвимые места.

Чем дальше вглубь идет наша наука, тем больше у норм, теории не сходятся концы с концами.

Задача – дальнейшее все более углубл. изучение, углубл. научная полемика.

Запись текста выступления Л. С. Клейна

I. Новейший труд по «норманнскому вопросу»

Всего несколько месяцев тому назад вышла книга И. П. Шаскольского, полностью отвечающая теме сегодняшней дискуссии. Книга эта представляется мне чрезвычайно ценным вкладом в нашу научную литературу – не потому, что книга эта свободна от недостатков: я сравниваю ее не с мыслимым идеалом книги на такую тему, а с работами других авторов и вижу, что книга И. П. Шаскольского является значительным шагом вперед.

Впервые вместо коротких бранных отписок и окриков, составлявших нашу критическую литературу по данной теме, на стол положен серьезный, солидный разбор взглядов и доказательств. Вместо доступного любому неучу, желающему защитить диссертацию, критического обзора нор-манистских работ прошлого и запрошлого веков (да еще желательно на одном лишь русском языке), – а таких было немало – капитальный (несмотря на малый объем) труд, основанный на огромной эрудиции и великолепной осведомленности в современной зарубежной литературе. Вместо критики теней – критика живых. Наконец, вместо выхватывания мелочей и набрасывания на второстепенных лиц, на каких-нибудь заштатных популяризаторов (чем грешили нередко наши корифеи) – критика лиц, трудов и концепций.

Очень правильным представляется мне отрицательное отношение автора книги к недостаточно подготовленным выходам отдельных наших борцов на мировую арену, когда одним гипотезам противопоставлялись другие гипотезы, не более убедительные (он имел в виду В. В. Похлебкина и В. В. Вилинба-хова, но можно было бы добавить и другие примеры).

Положительным представляется мне то, что в книге не только резко осуждаются политические манипуляции ряда норманистов с историческим материалом, но и отвергаются ненужные увлечения в полемических выпадах проф. Д. А. Авдусина и некоторых других советских ученых с позиции крайнего антинорманизма, очень уязвимые для критики (например, идея о том, что славяне были выше норманнов, заимствованная у Н. П. Кондакова; огульное отрицание почти всяких следов викингов в восточнославянских землях). Здравая оценка этих увлечений давно уже требовалась.

Все это можно только приветствовать'.

Книга И. П. Шаскольского, когда готовилась, несколько раз обсуждалась по частям; я тоже в этом участвовал. Шел спор о понимании разных проблем, позиции сторон спора давно определились, и то, что я буду сегодня говорить, в основном, будет повторением и лишь некоторым развитием (дальнейшим уточнением формулировок) того, что я уже выдвигал прежде (я из любопытства просмотрел свои записи прошлых дискуссий). Мои взгляды остались прежними.

Но наши позиции сблизились, ибо взгляды Игоря Павловича претерпели некоторое изменение. (Оживление в зале, смех.)

Это я могу только приветствовать. Льщу себя мыслью, что в какой-то мере здесь повлияла коллективная критика, в которой и я принимал посильное участие. Но я боюсь преувеличивать роль этого влияния: преувеличение влияний – вообще штука нехорошая.

Во всяком случае, в книге И. Я. Шаскольского появились важные новые положения, которых не было ни в нашей исторической литературе последних десятилетий, ни, кажется, в прежних выступлениях Игоря Павловича.

II. Отношение к норманнской теории

И. П. Шаскольский теперь признает, что так называемая норманнская теория не является просто фальсификацией истории в политических целях, как это утверждалось прежде, а представляет собой течение в буржуазной науке. Это очень важный шаг: именно та старая оценка создавала базу для облегченной критики норманизма, неэффективность которой неоднократно отмечается в книге И. П. Шаскольского, и без этой новой оценки само появление труда И. П. Шаскольского выглядело бы менее мотивированным.

Старая оценка держалась долго и прочно. Норманнская теория никогда не имела «научного значения», – утверждалось в учебнике «История СССР» Тихомирова (1947: 74). Д. А. Авдусин в 1953 г. трактовал работу Т. Арне как «выпад против русского народа, не имеющий ничего общего с наукой» (статья «Неонорманистские измышления буржуазных историков» – Авдусин 1953: 120). Б. А. Рыбаков в том же году отметил, что «после того, как многие доводы норманистов были опровергнуты, норманнская теория осталась где-то на грани между консервативной ученостью и политическим памфлетом» (Рыбаков 1953: 27). В. П. Шушарин еще в 1964 г. пишет: «...из гипотезы (была, значит, все-таки когда-то гипотеза! —Л. К.) норманнская теория превратилась в средство фальсификации истории» (Шушарин 1964: 236-237). И еще: «...современный норманизм – во всех его формах... – полностью утратил характер научной гипотезы, превратившись в средство пропаганды идеи о неспособности восточнославянских народов к самостоятельному научному творчеству» (там же, 288). Тут единственное проявление некоторого отхода от крайности – признание, что взгляды норманистов были когда-то в прошлом научном гипотезой. Еще один автор давал в свое время такую оценку: «Лживая тенденциозная квазинаучная норманнская теория» [(Мавродин 1949: 20)]!

По сравнению с этим формулировка И. П. Шаскольского (течение в рамках буржуазной науки) представляет собой большой прогресс. Но она неточна, ибо – и в рамках марксистской науки, и притом с самого ее начала (К. Маркс) – и до современности (вспомним выступление познанских историков против ак. Ловмянского в 1958 г.). И в рамках марксистской советской науки – и тоже с самого ее начала (Покровский!). Было ведь это, никак этого не вычеркнуть, было!

Поэтому трудно принять оговорку И. П. Шаскольского: «правда, с марксистской точки зрения эта теория дает неверное, ошибочное освещение рассматриваемых проблем, т. е. не является научной». Это трудно принять, несмотря на расширительную поправку: как и «вся буржуазная историческая наука в целом» (стр. 6). Надо бы уточнить: что в этой теории (точнее, в том, чт под ней обычно сейчас понимают) не является научным с марксистской точки зрения, а что, может быть, и допустимо признать научным.

III. Отношение к антинорманизму

Второе важное положение книги И. П. Шаскольского касается отношения к антинорманизму.

До недавнего времени обстановка характеризовалась так: советские ученые являются воинствующими антинорманистами – продолжателями традиций дореволюционных антинорманистов, хотя и на новой, высшей ступени. И. П. Шаскольский отказался от этой упрощенной альтернативы (либо норманист, либо антинорманист, 1ег1п‘ит поп с1а1иг). По его новой трактовке, есть норманисты, есть антинорманисты, а есть позиция советских ученых: ни норманизм, ни антинорманизм, а нечто третье.

Прямо это у него нигде не сказано, но последовательно выдержано во всей книге. О дореволюционных антинорманистах говорится, что они, как и норманисты, тоже стояли на «ошибочных методологических позициях», исходили из идеалистических представлений о процессе формирования государства» (стр. 10). И еще более определенно: «Антинорманизм как течение русской буржуазной историографии (кстати, надо бы: исторической науки. – Л. К.) просуществовал до самой революции и в послереволюционные годы вместе с эпигонами буржуазной науки переместился в зарубежные страны и умер естественной смертью в 1930-х гг.» (стр.11). (Попутно вопрос: почему именно в 1930-х? А как быть с антинорманистскими работами русских эмигрантов более позднего времени? То ли они уже не русские, то ли уже не буржуазные? Кстати, как видно будет из дальнейшего, это вопрос не праздный.) и так как позиция советских ученых ни разу в книге не названа антинорманистской, то для читателя совершенно ясно, что эта позиция антинорманистской не является, а является чем-то третьим.

Ну что же, такая постановка вопроса вполне правомерна, ибо отвечает ленинскому пониманию партийности советской науки: «Материалист... последовательнее объективиста и глубже, полнее проводит свой объективизм», и в то же время «материализм включает в себя, так сказать, партийность» (В. И. Ленин, Соч., т. 1, стр. 380-391). Называя буржуазных профессоров «приказчиками буржуазии», В. И. Ленин указывал: «Задача марксистов... суметь усвоить себе и переработать те завоевания, которые делаются этими приказчиками... и уметь отсечь их реакционную тенденцию, уметь вести свою линию и бороться со всей линией враждебных нам сил и классов» (Там же).

Но всегда ли мы умеем вести свою линию, бороться со всей линией враждебных сил?

Хоть в книге И. П. Шаскольского декларируется третья позиция, и обе концепции (как норманистская, так и антинорманистская) определяются как не наши, борьба идет только с одной из них. Вторая не просто оставлена без внимания – нет, к ней вообще явно другое отношение: она, конечно, тоже ошибается, но все же какая милая! Какие у нее наивные и трогательные ошибки!

Это пронизывает всю книгу, проявляется в тоне, в содержании, в положениях, в аргументации.

Если говорится о норманистах, то сколь бы солидны ни были их труды, это «штудии» (в кавычках), «объемистые сочинения», авторы которых «стараются во что бы то ни стало доказать», «пытаются объяснить», «стремятся отстоять хотя бы», предпринимают «попытки спасти свое построение», «огульно объявляют», «создают у читателя впечатление о... серьезном научном подходе», «вынуждены признать» и в лучшем случае «сохраняют известную долю объективности» (стр. 10, 51, 59, 69,102,120,146,164,173).

Если же речь идет об антинорманистах, то стиль иной: они «подвергли резкой критике», «дали серьезную и основательную критику главных положений норманнской теории», вели «полемическую деятельность», выступали с «конкретной источниковедческой критикой», которая «сохранила в ряде случаев свое значение до наших дней», хотя и «не смогли противопоставить отвергаемой ими норманнской теории сколько-нибудь убедительное положительное построение» (стр. 11).