Текст книги "Спор о варягах"

Автор книги: Лев Клейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Л. С. Клейн

От автора

о пт Ъ начала.

до кончины ВЕЛИКАГО КНЯЗЯ

или до 1054 года,

ВЕЛИК1Я ГОСУДАРЫНИ

САМОДЕРЖИЦЫ "вСЕРОССШСКШ

Часть I.

История проблемы

1. Первая схватка

2. Вторая схватка

3. Новое противостояние

4. Археологический этап

Часть И.

Аргументы на чашах весов

1. Суть норманизма и согрш йеНсН

2. Лестница в преисподнюю норманизма и проверка ступенек на прочность

Послесловие 2008 г.

Вступительные замечания к публикации

Набросок доклада И. П. Шаскольского

Запись текста выступления Л. С. Клейна

I. Новейший труд по «норманнскому вопросу»

II. Отношение к норманнской теории

III. Отношение к антинорманизму

IV. Социальные силы за обоими течениями в динамике

V. Что есть норманизм?

М. Археология на чаше весов

VII, Вопрос о происхождении государства

VIII. Норманизм в остатке

Законспектированные И. П. Шаскольским выступления в дискуссии

Послесловие 2008 г.

НОРМАННСКИЕ ДРЕВНОСТИ КИЕВСКОЙ РУСИ НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ7

1. Состояние изученности

2. Сравнительные материалы

3. Выделение норманнских древностей на территории Киевской Руси

4. Количественная оценка норманнского компонента

5. Социальный состав пришельцев

6. Перспективы исторической оценки

Послесловие 2008 г.

Спор четырех А и четверо из семинара

Советская археология и роль викингов в ратей истории славян.

Отклик на «Смоленск и варяги по археологическим данным» Даниила Авдусина9

Асимметричный ответ

1. Судьба норманизма

2. Типология

3. Логические гарантии

Послесловие 2008 г.

Конец дискуссии

Послесловие 2008 г.

Хрестоматия Кузьмина

Антинорманизм в сборнике РИО

Итоговый труд Фомина

«Призвание варягов » и археологические признаки миграций

1. Проблема

2. Достоверность миграции и ее тип

3. Археологические данные в пользу миграции

4. Археологические данные и тип миграции

1. Противник Ломоносова10

Немец Федор Иванович

2. В Россию за удачей... и призванием

3. В Сибирь на десять лет

4. Результаты путешествия и прием

5. Схватки и гонения

6. Позднее признание

ПРОИЗШЕДШИХЪ ВЪ НЕМЪ ДЪДЪ ,

Ученый, гражданин, витязь

А. Воспоминания участников и соучастников

Л. С. Клейн

Проблемный, славяно варяжский

Г. С. Лебедев. Тридцать лет назад

Ю. М. Лесман В семинаре с юных лет

С. В. Белецкий

Славяно варяжский семинар в первой половине – середине 1970-х, каким я его помню

Платонова Н. Ю.

Из историков в археологи

Богуславский О. И.

Славяно варяжский семинар в 1980-х гг., каким я его помню

И. Л. Тихонов

Отблеск «Варяжского семинара» в годы застоя

В. Я. Петрухин, Т. А. Пушкина (Москва) Смоленский археологический семинар кафедры археологии МГУ и норманнская проблема

Список сокращений

ПОСЛЕСЛОВИЕ Е. Н. Носов

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

ЕВРАЗИЯ

Л. С. Клейн

СПОР О ВАРЯГАХ

ИСТОРИЯ ПРОТИВОСТОЯНИЯ И АРГУМЕНТЫ СТОРОН

ЕВРАЗИЯСанкт-Петербург2009

ББК 63

УДК 930(47) 021 К 48

Клейн Л. С.

К 48 Спор о варягах. История противостояния и аргументы сторон. – СПб, Евразия, 2009 —400 с.

15ВМ 978-5-8071-0329-1

В книге известного археолога Л. С. Клейна изложена трехвековая история спора об этнической принадлежности варягов и их роли в истории Древней Руси: были они норманнами или нет. Сформулированы позиции двух основных течений в отечественной историографии – норманистов и антинорманистов – и систематизированы аргументы тех и других. Подробно описаны три публичных дискуссии, ставших вехами в этой истории (с интервалами примерно в сто лет) – Ломоносова с Миллером, Костомарова с Погодиным, Шаскольского с Клейном. Все эти дискуссии состоялись в Петербурге-Ленинграде. Л. С. Клейн, противники которого называют его ведущим российским норманистом, почти полвека тому назад основал в ленинградском университете Славяно-Варяжский семинар. В этом неформальном научном сообществе выросли многие крупные отечественные исследователи. Авторский текст, включающий как саму книгу, так и запись выступления Л. С. Клейна в дискуссии 1965 года и несколько более поздних статей, излагающих и аргументирующих его позицию в споре, дополнен совместной статьей автора с его учениками – обзором археологического материала по проблеме дискуссии. В приложении даны воспоминания участников семинара о его педагогических принципах, а также воспоминания его бывших московских друзей-соперников и библиография участников семинара по варяжской тематике.

Написанная живым языком книга адресована не только специалистам: историкам и археологам, но широкой аудитории читателей, интересующихся отечественной историей.

® Клейн Л. С., текст, 2008 ^ф Лосев П. П., оформление 2008 ® Евразия, 2009

15ВЫ 978-5-8071-0329-1

I. Неизданная книга

От автора

В небольшой историографической книжке А. А. Хлевова о советской литературе по норманнской проблеме сказано: «Наиболее интересным и значимым по сыгранной им в истории отечественной науки роли является „Спор о варягах“ Л. С. Клейна» (Хлевов, 1997: 3). Конечно, мне лестна похвала историографа, но он упустил сделать одно существенное примечание. Ведь в списке литературы, приводимой им, этого моего произведения нет. И заинтересовавшийся читатель тщетно пытался бы искать его в справочниках по библиографии – дело в том, что оно никогда не было издано. Существовал только машинописный текст. Данное издание будет первым.

Эта книга написана в 1960 г. Она ходила только в списках и в таком виде послужила программой консолидации группы исследователей (моихучеников и во всяком случае членов моего семинара), которые хотели противостоять фальсификации истории и манипулированию историей. Нас раздражали прежде всего постоянные подтасовки, перекручивания и препоны объективному исследованию по проблемам происхождения русского государства и русской культуры, в частности по варяжскому (норманнскому) вопросу. Самостоятельная разработка этих проблем коллективом молодых археологов привела в 1965 г. к громкой публичной дискуссии в Ленинградском университете – третьей такой схватке антинорманизма с норманизмом за два века, и все – в Петербурге-Ленинграде. Первая была между Ломоносовым и Миллером, вторая – между Костомаровым и Погодиным, основными фигурантами третьей были И. П. Шаскольский и я.

Потом в сборнике под редакцией Н. Е. Носова и И. П. Шаскольского была опубликована большая статья оппонентов Шаскольского в этом споре, авторами которой были я и мои ученики (Клейн, Лебедев и Назаренко 1970), а затем, особенно после ликвидации советской власти, а вместе с ней – и государственной поддержки антинорманизма, постепенно его проявления сошли на нет, и мне стало казаться, что к концу тысячелетия дискуссия закончена – я так и сформулировал название своего доклада на сессии, посвященной 30-летию дискуссии. Он был напечатан в юбилейной подборке в журнале «Стратум-плюс» за 1999 г.: «Норманизм – антинорманизм: конец дискуссии» (Клейн 1999).

А книга так и осталась неизданной. Ныне я решил издать эту рукопись потому, что ее содержание снова стало актуальным. Моя уверенность в окончании дискуссии оказалась преждевременной. В стране мобилизовались силы, которым нужна приукрашенная отечественная история. Они поддерживают настроения «ультра-патриотизма», а этот вирус задевает и профессионально образованных людей, специалистов. Антинорманизм, который уже исчез со страниц серьезных изданий, став уделом популяризаторов и дилетантов, начал снова пробиваться в профессиональную печать и публицистику.

В публицистике хорошим примером может послужить пространнейший опус журналистки Н. И. Васильевой «Русь и варяги», вышедший в 1999 г. (Васильева 1999) и развешанный на нескольких сайтах в Интернете. В ёрническом залихватском стиле журналистка, не имеющая ни малейшего представления о научной методике и очень поверхностно знакомая с фактами, расправляется со всеми учеными, кто осмеливается предположить что варяги, «зовомая Русь», в соответствии с источниками, были скандинавами, что норманны сыграли значительную роль в истории нашей страны (как, впрочем, и в истории других стран Европы). «Норманический апофигей», «бумажные констрюкции норманистов», «'Огретые' норманисты, закусив удила, несутся вскачь...» – это ее язык. Воинствующий антинорманизм – ее знамя. «Наука и свистопляска», – повторяет она за Добролюбовым, не замечая, что наука – это то, что Васильева так лихо освистывает, а свистопляска – это то, что вокруг науки.

Но что взять с дилетантов, когда на позициях начального антинорманизма, двухвековой давности, отброшенного ввиду полной фантастичности даже сталинской наукой, активно утвердился директор Института истории Российской академии наук чл.-корр. РАН Андрей Николаевич Сахаров. По Сахарову, Рюрик был не скандинавом, а нашим, родным калининградским, то бишь южнобалтийским славянином, а варяги – те же славяне вагры (Сахаров 2003). Между варягами и ваграми такое же родство, как между варежкой и вагранкой, но может ли это смутить патриота? Правда, в летописи сказано, что варяги пришли «из-за моря», а какое море находится между нами и Прибалтикой, непонятно, но зато такое толкование позволяет подсунуть правительству «неопровержимый аргумент» в отстаивании прав на Калининградскую область (Иванов 2002).

Между тем, Калининградская область принадлежит нашей стране на основе международных соглашений о разгроме очага агрессии и нацизма в результате победы в Великой Отечественной войне, и это право никакому сомнению не подлежит. Ни к чему так стараться и превращать варягов в ва-гров, да и вагры-то хоть и славяне, да не наши славяне, а в Пруссии и не они жили, а прусы (прибалты, родственники литовцев и латышей, а те вступили в НАТО). Между прочим, из-за таких борцов за «приоритеты».

ДРЕВНЯЯ

РОССИЙСКАЯ

И С Т О Р I Я

о пт Ъ начала.

РОСС1ЙСК АГО НАРОДА

до кончины ВЕЛИКАГО КНЯЗЯ

ЯРОСЛАВА ПЕРВАГО

или до 1054 года,

сочиненная

МИХАЙЛОМЪ ЛОМОНОСОВЫМЪ

сшатпскимЪ СовЪтпникомЪ , Профессоров ХимУи , и ЧленомЪ Санкшпетербургской Императорской и Королевской Шведской Академий наухЪ.

ВЪ СЛНКТПЕТЕРЦУРГЪ При И~ялераторсхон Лкадемгн Наузй 1766.

Титульный лист первого издания книги М. В. Ломоносова «Древняя российская история», 1766 г.

ПрОИЗХОЖДЕН1Е

НАРОДА И ИМЕНИ

РОСС1ЙСКАГО

вЪ высочайшее Тезоименитство

ВСЕПРЕСВЪТЛБШШЯ ДЕРЖАВНЪШШЯ

ВЕЛИК1Я ГОСУДАРЫНИ

ЕЛИСАВЕТЫ ПЕТРОВНЫ

ИМПЕРАТРИЦЫ

САМОДЕРЖИЦЫ "вСЕРОССШСКШ

и прочая , и прочая , и прочая.

всемилосгаивЬйиня нашея Государыни

ВЪ ПубЛИЧНОМЪ СОбрАНГИ

Академ Iи НаукЪ

СЕНТЯбрЯ 6 ДНЯ 1749 ГОДА.

изЪясненное.

ГерардомЪ ФридрихомЪ МьчлеромЬ

ЙмперагпорскимЪ ИсгпорюграфомЪ , V ни вереи пета ректоромЪ и Профессором!) , Императорски Академш НаукЪ и Королевскаго Аглинскаго Соиюшеша Ч/еномЪ.

ВЪ СашшшетербургЬ при Пмпе.шг.о^сксй Академш НаукЬ

Титульный лист первого издания диссертации Г. Ф. Миллера «Происхождение имени и народа российского», 1749 г., послужившей поводом для спора с М. В. Ломоносовым

Все это было бы просто анекдотическим личным увлечением пожилого членкора, заставившим его выйти за рамки академических критериев доказательности, не более. Ну, еще карьерным ходом. Но его антинорманизм воинствующий. Этот членкор (который, не забудем, является директором головного института истории страны!) зачисляет всех, кто не согласен с его трактовкой, в норманисты, а о норманизме выражается в следующих формулировках:

«норманизм, питаемый в основном политическими импульсами и амбициями из-за рубежа, свил себе гнездо и на русской почве», он возник «в агрессивных и экспансионистских кругах» Запада, а мнение о том, что варяги – скандинавы, «эта сторона норманизма яростно и агрессивно отстаивается в основном небольшой группой филологов», построивших свои конструкции «на глубоко тенденциозной основе»; «определенную поддержку новейшие норманисты имеют среди некоторых ученых Запада» (Сахаров 2002); «Солидарность и конъюнктурный расчет лежат в основе этого опасного единства, покрывающего душным туманом русскую науку...» о видной скандинавистке докторе наук он отзывается так: «наша историография со времени отпетых норманистов XIX в. не знала ничего подобного. Мы снова возвращаемся в эпоху норманистских мифов, затасканных клише прошлого, отсутствия научных аргументов и амбициозной наглости» (Сахаров 2003).

Какой знакомый словарь! Как быстро А. Н. Сахаров восстановил свою советскую фразеологию! (Он тогда писал о «борьбе с норманистами всех мастей».) Вот на кого ориентруются Васильева и ей подобные.

С. Иванов очень здорово подметил сходство А. Н. Сахарова с влади-мовским Русланом. Самое смешное, что сейчас А. Н. Сахаров видит причины успехов норманизма, «заморочившего» истинную науку, – в чем бы вы думали? – в «опоре на влиятельные партийные, государственные и научные структуры» (Сахаров 2003:13)! Это при том, что, как всем известно, «партийногосударственные структуры» в советское время насаждали и поддерживали антинорманизм, его же поддерживают (сохраняя А. Н. Сахарова на посту директора института) и сейчас. Другого бы Сахарова – не сохранили.

«Тотальный норманизм, превративший историю Древнерусского государства в придаток к истории Швеции...» – подпевает А. Н. Сахарову более молодой антинорманист В. В. Фомин в статье «Кривые зеркала норманизма» (Фомин 2003: 116). Он зачисляет в норманисты даже тех, чьи вклады всегда относили к антинорманистским: Д. С. Лихачева, В. В. Мавродина, А. Н. Кирпичникова. Достаточно признать, что варяги были скандинавами, норманнами – и ты уже норманист и, безусловно, антипатриот (Фомин 2003; 2005). Всё чаще объективное исследование рискует наткнуться не просто на «непонимание» властей, на отказ в ассигнованиях, но и на крикливое шельмование в печати со стороны «ультра-патриотов», на политические обвинения.

Вот почему мне представляется, что сейчас самое время вспомнить, как мы сумели отстоять возможности заниматься объективным исследованием варяжского вопроса в условиях тоталитарного строя и идеологического пресса, когда государственно-партийной нормой было четкое рассечение на норма-низм и антинорманизм, а последний был единственно допустимой позицией для отечественных историков и марксистов.

Университет я окончил с отличием у М. И. Артамонова по археологии в 1951 г., а вторым моим учителем (по филологическому факультету) был один из инициаторов структурализма В. Я. Пропп. Но в аспирантуру меня неоднократно не принимали из-за еврейского происхождения – ни в Ленинграде, ни в Москве, ни в Минске, не брали даже тогда, когда по баллам я проходил. По национальности я всегда ощущал себя русским – я русский по языку, по культуре, по интересам и связям (почти все мои друзья и ученики русские), и даже по религии я не иудей (еще мой дед был атеистом). Но в документах у меня значилось «еврей», и я никогда от этого не открещивался.

В 1957 г., после разоблачения культа личности, меня приняли в аспирантуру родного Университета. На втором же году аспирантуры я отложил свою тему диссертации по бронзовому веку и увлекся ролью варягов (норманнов) в становлении Древнерусского государства. Как я сейчас понимаю, меня побудили к этому дискуссии 1958 г. о роли варягов, проходившие в Ленинграде. У меня создалось впечатление, что роль эта сильно преуменьшена и что это можно доказать. Я стал писать книгу «Спор о варягах» и рукопись завершил в 1960 г. – как раз к окончанию аспирантуры. 26 мая 1960 г. рукопись получила отличную рекомендацию от декана В. В. Мавродина для печати. Мне было тогда почти 33 года.

В печать книгу, конечно, никто не брал, но этот текст стал основой для спецкурса, который я вскоре стал читать на кафедре археологии, и я давал этот текст читать моим студентам, заинтересовавшимся тематикой. Обсуждение его переросло в их темы курсовых работ и стало основой славяноваряжского семинара.

Для своей книги я постарался изложить аргументы обеих сторон и взвесить их. Просмотрев рукопись, я вижу, что мое изложение перечня основных аргументов не устарело. За почти полвека многие факты умножились, другие стали лучше известны, уточнены (это можно оговорить в примечаниях), но принципиально картина не изменилась. Просто развитие проблемы пошло в других направлениях, стали ясны и интересны новые аспекты темы. Это меняет отношение к самой проблеме, но не меняет сути дискуссии. Ну а современный поворот антинорманистов к старым рубежам и вовсе снимает вопрос об актуальности старого изложения проблемы.

Я решил издавать рукопись без изменений (кое-где для сравнения привожу новую литературу —■ в квадратных скобках) и приложить к ней мои более поздние выступления по этой теме – в дискуссии и после нее. Почему рукопись оказалось рациональным издавать без внесения изменений и дополнений? Во-первых, их, по сути, оказывается не так уж много и нужно. Во-вторых, и моя рукопись, и выступление в дискуссии, и последующие работы являются историческими документами, которые будут, видимо, интересны для тех, кто интересуется историей науки. В-третьих, эту неизданную книгу, а затем и выступление в дискуссии можно рассматривать как наше старое оружие в идейной борьбе, которая для нас была трудна и опасна. Оружие это тоже полезно знать.

Стоявшие против нас силы пользовались поддержкой всей махины государства – консолидированной партийно-государственной администрации, гигантской идеологической машины и мощного аппарата репрессий. В том же 1960 г., когда в Ленинградском университете я написал свою книгу, в Московском университете студент исторического факультета подал курсовую работу на ту же тему и с тем же уклоном – выявить правду о варягах и их роли. Он был моментально исключен из Университета, а позже, став известным диссидентом, прошел психушку, лагеря и был выдворен из страны. Это Андрей Амальрик.

Выводы мои были теми же, что у Амальрика, но факультет был несколько либеральнее, а я был старше, опытнее. У меня за плечами было руководство в школьные годы подпольной юношеской организацией «Прометей», которую раскрыли лишь задним числом. Никто не был арестован, хоть и оказались, конечно, надолго под надзором НКВД. Было и рискованное, но успешное выступление (в студенческие годы) против марризма, который тогда еще считался «железным инвентарем марксизма».

Занявшись варягами, я понимал, на что поднимаю руку и что сразу все сказать не удастся. Что вот так вот выложить факты и дать их объективную оценку, представив полностью и откровенно свою позицию, мне просто не дадут, что нужно действовать постепенно, продвигаться поэтапно. Что придется непременно привязать свою позицию к марксизму и найти политически уязвимые места в позиции противников. Что нельзя признать позицию тех, кого трактуют как норманистов, близкой к истине, а нужно дистанцироваться от норманизма, по крайней мере от термина и по крайней мере на первых порах. Что сперва лучше всего как бы занять место над схваткой. Однако и эта позиция была запретной («буржуазный объективизм»), и нужно было поначалу хотя бы декларативно отмежевываться от нее. Словом, нужно было тщательно продумывать стратегию и тактику идейной борьбы.

На протяжении четырех десятилетий, отраженных в данном издании, моя позиция по отношению к норманизму на вид несколько изменялась. Но только на вид. На деле те мысли, которые я мог высказать полностью и откровенно в 1995 г., были с самого начала моим убеждением. Надеюсь, что многое проглядывало сквозь осторожные формулировки. Но если бы я высказал всё открыто в 1960 г., я бы разделил судьбу Амальрика, а мои соображения никто бы не узнал. А так я сумел сам изложить некоторую их часть сразу, другие – потом, всё более полно, и сохранил возможность воспитать в своем семинаре целую плеяду молодых исследователей, преданных принципам объективной науки, ученых, которые немало потрудились на этом поприще, изменив атмосферу в исследовании этой проблемы.

Моя книга и мои последующие выступления могут быть интересны как показатели развития этой борьбы, как иллюстрация методов, применявшихся на разных ее этапах. А это существенно для тех, кто займется изучением всего хода исследования норманнской проблемы в отечественной истории, а также для тех, кому, возможно, предстоит продолжить эту идейную борьбу, ибо завтрашние условия предсказать невозможно, и кто знает, быть может, наш опыт послужит нашим преемникам хорошей школой стратегии и тактики.

Я благодарен своим ученикам и коллегам, которые своим энтузиазмом сделали эту борьбу увлекательной и реальной, – Г. С. Лебедеву, В. А. Булкину, В. А. Назаренко, В. П. Петренко, Е. Н. Носову, И. В. Дубову, Е. А. Рябинину и всем другим. Должен также изъявить свою признательность Д. Н. Верхотурову, обратившему мое внимание на активность современных антинорма-нистов и побудившему меня взяться за издание этой книги. Верхотуров же, С. В. Белецкий и В. С. Кулешов помогли мне в выверке ссылок.

Л. Клейн С.-Петербург 2008

Спор о варягах

Часть I.

История проблемы

1. Первая схватка

Спор о варягах тянется уже давно, то затухая, то вновь разгораясь (общие обзоры его истории – см. в: Венелин 1842; Свистун 1877; Мошин 1931а; 19316; Мавродин 1949; [Шаскольский 1965; БсНгшсК: 1970; КйВ 1979; Алпатов 1982; Нильсен 1992; Данилевский 1998; Хлевов 1999]). Первая его вспышка окончилась ровно 200 лет тому назад, вторая взволновала русское общество ровно 100 лет назад [прошу учесть, что это написано в 1960 г.], третья горит на страницах научной литературы и прессы наших дней...

В высокие окна круглого зала Академии наук была видна темная полоса Невы, изборожденной дождем и ветром. За просторным, как плац, круглым столом, покрытым темно-вишневой бархатной скатертью, сидели профессора в шелковых камзолах и светлых париках.

Возвышаясь во весь свой огромный рост над краем стола, академик Миллер с желчной усмешкой указывал на листы с критическими замечаниями в его адрес, писанными академиком Ломоносовым, и громко говорил по-латыни:

– Удивительно, до какой степени Ломоносов презирает местные исторические свидетельства... Судите, граждане, поступает ли он так из любви к истине или, скорее, увлеченный и ослепленный жаждой противоречия, издевается таким образом над своим отечеством...

С грохотом отодвинув кресло, Ломоносов вскочил и, еще более высокорослый, прокричал тоже по-латыни, глядя в упор на Миллера:

– Видя такую направленную против меня брань, считаю, что здесь нет места для доказательств и доводов!

Профессора заговорили и закричали все разом, преимущественно по-латыни. Миллер, как вспоминает впоследствии Ломоносов (1957: 726), «многих ругал и бесчестил..., на иных замахивался в собрании палкой и бил ею по столу конференцскому».

Так проходили в Академии Наук заседания специальной комиссии, учрежденной для разбора диссертации профессора Миллера.

Может быть, слова академиков звучали не совсем так – эти высказывания взяты из предварительного письменного обмена мнений (Ломоносов 1952), но характер и тон спора они передают вполне.

Обсуждение этой диссертации заняло двадцать девять заседаний и продолжалось с 23 октября 1749 г. по 8 марта 1750 г., а последнее выступление главного оппонента состоялось в 1760 г. Нынче защиты диссертаций стали куда короче и гораздо спокойнее. Но и в те времена случай был все же из ряда вон выходящий...

В чем суть дела ?

Это была первая открытая схватка «норманистов» и «антинорманистов». Борясь с вековой отсталостью России, с проклятым наследием татарского ига, Петр I много уповал на иноземных мастеров и ученых и выписывал их буквально пачками. А иностранцы прибывали всякие – и дельные честные работники, и пронырливые авантюристы, любители наживы. При Анне Иоанновне в темную пору «бироновщины» земляки всесильного фаворита стали прибывать в Россию еще более густым потоком, а деловые качества уже и вовсе не принимались во внимание.

Об этом времени историк В. 0. Ключевский писал:

«Немцы посыпались в Россию точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении. Этот сбродный налет состоял из ''креатур" двух сильных патронов, "канальи курляндца", умевшего только разыскивать породистых собак, как отзывались о Бироне, и другого канальи, лифляндца, подмастерья и даже конкурента Бирону в фаворе, графа Левенвольда, обершталмейстера, человека лживого, страстного игрока и взяточника. При разгульном дворе, то и дело увеселяемом блестящими празднествами, какие мастерил другой Левенвольд, обергофмаршал, перещеголявший злокачественностью и своего брата, вся эта стая кормилась досыта и веселилась до упаду на доимочные деньги, выколачиваемые из народа» (Ключевский1989: 272).

Вот при каких обстоятельствах в открытой вскоре после смерти Петра Российской Академии Наук оказалось значительное количество немцев и других иностранцев.

Разные это были люди. Были среди них такие, как всемирно известный математик Эйлер, как благородный Рихман, друг Ломоносова, беззаветно преданный науке и с честью выполнивший свой долг перед Российским государством, своим вторым отечеством (он погиб при выполнении физического опыта). Были среди них и другие ■– невежда и интриган Шумахер, саксонский шпион Юнкер, домашний учитель детей Бирона Ле-Руа (этот последний прочел в Академии Наук доклад «О надгробной надписи на могиле Адама, предполагаемой на острове Цейлоне»).

Были приезжие на короткое время – для сбора материалов. Так, в 1733 г. в Петербурге побывал Эрик Юлий Бьёрнер, который в 1743 г. издал в Стокгольме на латыни книгу «Историко-географические изыскания о героических скандинавских варягах и первых русских династиях» (Вюегпег 1743).

И наконец, были в их среде люди типа Байера, Миллера, Шлёцера. Эти приехали в Россию не тунеядствовать, а работать. Но кроме солидных знаний, добросовестности и трудолюбия они привезли с собой и свои националистические предрассудки – убеждение в превосходстве немецкого народа над другими, высокомерное пренебрежение к русским людям. Служа русскому государству, они презирали русский народ и русскую культуру. Таков был и старейший из них – Готлиб (Теофил) Зигфрид Байер, историк и знаток скандинавских, классических и восточных языков. «Только по необъяснимой случайности, – писал другой немец о Байере, – живя в России, будучи русским профессором, занимаясь русской историей, он не только не знал ни слова, но даже не хотел учиться по-русски» (Шлёцер 1875).

Нет спора, Байер, Миллер и Шлёцер имеют заслуги перед русской наукой. Они с огромным усердием и немецкой аккуратностью собрали, упорядочили и кропотливо отпрепарировали для науки множество исторических материалов – летописей, сообщений путешественников и т. п. Но их националистические предрассудки обусловили предвзятое отношение их к истории России.

С некоторым самодовольством они считали свою работу культуртрегерской, а себя – чем-то вроде христианских миссионеров в дикой и некультурной стране. Они, конечно, видели большие достижения русского государства в развитии хозяйства и мореплавания, науки и культуры, в градостроительстве и военном деле, но относили это за счет руководящей деятельности таких же, как они сами, иностранцев, приглашенных Петром и его преемниками. Одно неладно: изучая русскую историю, они приходили в недоумение. Оказывается, и в прошлом, до Петра и до иноземных учителей, у русских были значительные достижения и успехи – было создано огромное могучее государство, построены многочисленные города, одерживались победы и писались философские сочинения. Просто не верилось, чтобы сами русские люди, которых приезжим зазнайкам привычно было считать тупыми и вялыми варварами, своим умом дошли до всего этого, чтобы русский народ из своей среды породил тех энергичных героев, которые возглавили столь импозантные дела.

И вдруг пролился свет, все прояснилось, все стало на свои места. Одно сообщение древней русской летописи внезапно озарило Готлиба-Зигфрида Байера блестящей догадкой: и в древности были призваны такие же иностранцы. Они-то и возглавили туземцев, под их началом создано все на Руси!

Летопись говорила об этом совершенно недвусмысленно. Сначала славянские племена платили дань варягам – выходцам из-за моря. Потом «из-гнаша» варягов за море и «почаша сами в собе володети и не бе в них правды, и вста род на род...». Не прошло и двух лет, как пришлось искать на стороне князя, который бы «володел... и судил по праву». Послали «за море и варягом, к руси». И тут же в летописи поясняется: эти варяги назывались Русью, как другие варяжские племена называются свеями (шведами), англами, готами и т. д. И вот в 862 г. славянские и другие племена этой страны заявили варягам: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И выбрались три брата Рюрик, Синеус и Трувор со своими родами и взяли с собой всю русь и пришли. «И от тех варяг прозвася Русская земля».

Через два года Синеус и Трувор умерли, а Рюрик, обосновавшись в Новгороде, рассадил по славянским городам и по городам соседних племен своих воевод. После его смерти его родственник Олег, правивший вместо малолетнего Игоря, сына Рюрика, утвердился в Киеве и сделал этот город центром огромной державы. В дальнейшем потомки Игоря, киевские князья, раздавали своим сыновьям в удельное княжение многочисленные города и городки киевского государства, и, таким образом, все знатнейшие династии русских князей, укоренившиеся в землях восточных славян, являются ответвлениями древа Рюриковичей. Вот что сообщала «Повесть временных лет».

Стало быть, Киевское государство, а вместе с тем и его культурное наследие, созданы варягами. Варягами же в Восточной Европе называли германских насельников Скандинавии, известных остальной Европе под именем «норманнов» – «северных людей».

Германцы – норманны, предки нынешних шведов, норвежцев и датчан, были близкими родственниками германских племен Центральной Европы – швабов, саксов и других, предков нынешних немцев. Германское племя франков дало имя и первую королевскую династию французскому государству. Германские племена англы и саксы, переправившись через пролив Ла-Манш, завоевали остров бриттов и создали там свое государство. Норманнские завоеватели, утвердившиеся на полуострове, получившем от них имя Нормандии, также переправились в Британию и завоевали государство англо-саксов, утвердив там свою династию. Набегам норманнов подвергалась даже Италия – крайний юг Европы. Так что освоение норманнами земли восточных славян находило себе хорошие аналогии в других эпизодах обширной и бурной завоевательной деятельности активных воинственных германских племен.

[Здесь я поддался общему у нас впечатлению, что немецкие профессора начала XVIII в. воспринимали норманнов как северных германцев. Я не учел (и все у нас долго не учитывали), что в начале XVIII в. языковые семьи, ныне общеизвестные, не были еще четко выделены, так что особое родство немцев скандинавам еще не было таким очевидным. Немецкие профессора могли, конечно, воспринимать русское население как недостаточно цивилизованное, но ассоциировать шведских предков со своими не могли.]