Текст книги "Золотой Конвой. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Лев Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Все как говорил дед, – удивленно повторил свою мантру Павел.

Не знаю, сколько мы так стояли. Просто глядя. Долго. А может пару секунд. Это был особый ток времени. Я бы не взялся его измерить.

– Ну... – я поглядел на парней, усилием воли разрушая магию, – открываем!

Я решительно подошел к штабелю, выбрал наугад первый ящик, и... уперся взглядом в два навесных замка.

– Эээ... – Протянул я, дернув замок. – Надо было из Питера фомку захватить.

– Дай-ка! – Азартно сказал Ваня. Он решительно отстранил меня от ящика, (хотя мог взять любой другой в ряду), положил фонарь на штабель, поставил свою Сайгу на предохранитель, и перехватив прикладом в низ, молодецки замахнулся.

– Стой! – Резко сказал Павел.

– Чего? – Ваня припустил занесенную над ящиком Сайгу.

– Ты знаешь чего... – Павел предостерегающе поднял руку. – Мы тут в подземном склепе. Тут, может, на соплях все держится. Ты как начнешь колотить, тут нас и прихоронит.

Иван завертел головой.

– Это же каменная пещера.

– Ну и все равно. – Буркнул Павел, опасливо оглядев свод. – Давайте лучше один ящик наверх дернем, и там вскроем. Там по нему хоть колоти, хоть по замкам стреляй. А здесь стрёмно.

– Да ну чего там... – Протянул Иван.

– Слушай, он прав. – Сказал я, оглядев свод пещеры, который неожиданно показался мне каким-то давящим и низким. Ну его нафиг, подземные эксперименты. Я по пещерам не специалист, но колотить наверно лучше сверху. Там как-то, спокойнее.

Иван выдохнул через губу, решительно забросил 'Сайгу' за плечо, и схватил верхний ящик за набитую сбоку рейки.

– Ну, давайте тогда быстрее. Взяли и пошли! Богатство в руках, а они меньжуются.

– Да идем, идем. – я подошел к Ивану, и мне в глаза бросилась офицерская планшетка. – Погоди-ка, это тоже возьмем...

Я взял планшетку за сухо затрещавший, рассохшийся ремень, и перебросил её через плечо. Ваня тем временем рванул ящик.

– Тяжеленький... – Заметил Иван.

– Золото металл не из легких, – пробормотал я. – Может, вдвоем?

– Да? А как мы вдвоем здесь протащим? – Иван мотнув головой показал на узкую нору ведущую наверх. – Тут и одному еле-еле. Я дотащу до верха, там поможете. А пока, – он с натугой упер ящик себе в живот, устраивая поудобнее – подсвечивайте.

Павел пошел вперед. За ним в ход нырнул Иван. А я шел сзади, наблюдая его раскоряченную поступь, в метущемся свете фонарей. Первые шаги Иван сделал исключительно бодро и одухотворенно, но потом наклон хода вверх и тяжесть стали брать свое. Поступь Ивана замедлилась, но поскольку кабан он был здоровый, то просто пошел более тяжело и равномерно.

– Что Ваня, – ощущаешь бремя богатства? – Подколол я, вышагивая наверх.

– Нормально, – буркнул он. – Я знаю, чего тащу. Красивую свадьбу с Машей... Квартиру нам... И катер...

– Какой катер? – Не понял я.

– Белый, – авторитетно уточнил Иван. – Всегда мечтал... Мы на нем, с Машей, в свадебное поплывем.

– Ага, – кивнул я.

– А может лучше коттедж? Вместо квартиры?

– Можно, – согласился Иван.

– А может яхту лучше? Вместо катера?

– Тоже можно, – опять согласился Иван, и как-то даже прибавил шаг.

– А может лучше 'мисс мира'? Вместо Маши?

– Да тьфу тебя! – Иван повернул голову назад, и попытался изобразить верблюда.

– Ты башней-то не верти, – посоветовал я. – Вперед смотри.

– Я смотрю, смотрю. – Бормотнул он. – Ты лучше ответь-ка, – кто был прав?

– В чем?

– В том, что мы клад найдем. Кто там ехать не хотел, а? Кто морду корчил, будто от лимона?

– Ну ладно, ладно. – Я на ходу пожал плечами. – Ты был прав. А я нет. Признаю, и каюсь.

– Ну вот то-то.

Таким макаром мы поднялись наверх, в подземный каземат. Там Ваня встал.

– Теперь помогите. Что я вам, нанятой что-ли?

– Давай... – Я подскочил, и перехватил у него ящик с одной стороны. Благо, здесь ширина позволяла.

– Пошли, – скомандовал Павел, распинывая ногами 'толокушки', лежавшие у выхода, – не оступитесь на гранатах.

Мы прошли коридор, потом старинную 'казарму', снова коридор. Впереди забрезжил дневной свет. Свернули налево, и наконец добрались до выхода. Когда свод над головой уступил место летнему солнцу, я невольно вздохнул с облегчением. Земля сверху 'давила', хотя ясно я почувствовал это только, когда вышел обратно во двор. Мы, следуя за Павлом, потащили ящик по двору, к рюкзакам.

Выстрел за спиной громыхнул так, что я вздрогнул. Земля слева от меня взметнулась фонтанчиком. Голова идущего перед нами Павла уехала в поднятые плечи. Что-то от вбитого сержантами в армейке во мне еще оставалось, потому что я мигом отпустил ящик, схватил ТОЗовку, и с одновременным приседом развернулся на звук. И застыл.

Штук десять стволов смотрели мне в лицо. Крепкие мужики, добротная походная одежда защитного цвета. В руках автоматы, или может быть нарезные 'сайги' с навороченными обвесами. У некоторых на поясах были пистолетные кобуры. Мы не видели их, когда вышли из крепостного вала, потому что они стояли на самом валу. Идеальная засада. Мое ружье все еще смотрело в землю, и я понял, что воевать тут – без шансов. Аккуратно разжал пальцы, ТОЗовка повисла на ремне, и я медленно поднял руки.

Слева гукнул Ваня. Я скосил глаза на него. Ему тоже хватило ума не дергаться. Он все еще держал свою половину ящика, который я бросил в стремительном и бесполезном пируэте. Видимо брошенный ящик крепко зарядил ему по ладони, но ему хватило ума не вопить. Медленно нагнувшись, он поставил ящик на землю, и тоже воздел руки. Я оглянулся на Павла. Глаза у него были как блюдца.

– Руки выше в гору, – скомандовал один из стоявших на валу, сипловатым голосом – стоим не дергаемся. – И скосив голову к своим добавил, – берите их, парни.

Те что в центре остались стоять, целя в нас, а мужики с флангов сбежали вниз по валу, и подскочили к нам. За секунду нас сноровисто лишили оружия, обыскали, поставили рядком на колени, заставив скрестить ноги в районе лодыжек, и приставили каждому стоящего позади персонального 'опекуна'. Действовали мужики настолько сыгранно, что скорее всего у них за плечами был армейский, или полицейский опыт спецмероприятий. Подумав об этом, я так и не смог решить, – было это лучше, чем попасть к обычным бандитам, или хуже.

– Максим Александрович! – Закричал сиплоголосый, повернувшись к разрушенным крепостным воротам. – Можно!

Я повернул голову, и скосил глаза, насколько позволяли сцепленные руки на затылке. В проеме старых ворот появилось четверо. Двое шли по бокам, рыская взглядами – такие же упакованные боевики с автоматами. Центровым вышагивал мужик другой орбиты. Широкий, крепкий, большеголовый, с сединой в курчавой шевелюре. Охотничий камуфляж в расцветке 'мосси оак', не вполне скрывал солидное пузцо. Оружия в руках он не нес, только поясницу отягощала пистолетная кобура из дорогой тисненой кожи. Смотрел он на все вокруг... раньше бы сказали надменно. А говоря по-простому, и более точно, – смотрел он на всё вокруг как на говно. Взгляд человека, убедившего себя, что он уберменч, вынужденный по необходимости общаться с низшими человекоподбными. Где-то за хозяином жизни, как рыба-прилипала за акулой, поспевал еще один субъект, – худой, одетый сильно попроще, в джинсы, и старую натовскую военную куртку оливкового цвета. И вот увидев, этого прилипалу, стоявший рядом со мной Павел охнул.

– Коля!!!

– Здравствуй, братец, – криво и нервно ухмыльнулся этот самый 'Коля'. -Что? Не ждал? Думал обскакал меня? А вот хрен тебе!

– Это твой брат? – Я попытался повернуться к Паше, но тут же в меня сзади ткнулся ствол.

– Ты кого с собой притащил?! – Рявкнул Павел брату.

– Ну ты ж не захотел, делиться. – Подняв мстительно выкрикнул брат. – Вот мне и пришлось найти других партнеров!

– Ты идиот, – протянул Павел. – Всегда таким был...

– Заткнитесь, – наконец подал властный глас 'хозяин жизни', – и изобразил рукой жест, будто ленивый дирижер заглушает оркестр. Коля тут же замолк сам-собой. А Павла для наглядности еще и ткнули в спину компенсатором автомата.

Главарь тем временем подошел к ящику, и критические его осмотрел.

– Это что? Всего один? – Он повернулся к Коле. – Ты говорил, что должно быть больше.

– Должно быть много таких! Много! – Закивал Коля. – Спросите у них. Наверно они достали только один. Только не забудьте о моей доле, Максим Александрович.

– Получишь ты свой кусок, – равнодушно отмахнулся, главарь, обернулся к нам, и обратился почему-то ко мне. Наверно потому, что я был в центре.

– Ну? Где остальное мое золото?

Он так и сказал это, – 'мое золото'. С усмешкой, вполне понимая, что говорит.

– С каких это дел оно твое? – Хмуро спросил я. Ляпнул конечно. Не нужно в такой ситуации задавать такие вопросы. Но возмущение от его наглости прорвалось раньше, чем я смог укротить язык.

– А чье оно по-твоему, шелупонь? – Лениво переспросил главарь. – В этом крае – я власть. И золоту. И тебе. Всему. Захочу, – здесь тебя гнить оставлю. А захочу – будешь срок мотать, по любой статье, какая мне понравится.

– Ты из прокурорских, что ли?

– Прокурорские у меня по щелчку пляшут.

– А, так ты из этих что ли? Из 'слуг народа'? – Уточнил я.

– Из слуг, из слуг, – усмехнулся он. – Где остальное? Говори, пока я тебя не раздавил, как клопа.

– Там, в валу. Ход в пещеру. – Сжав зубы процедил я. Чего уж там; не великое дело было отыскать, зная откуда мы вышли.

– Вот и молодец, – похвалил он меня. – Сейчас сходишь, покажешь.

– А... как вы нас нашли? – Вдруг озадаченно спросил Иван. – Мы же специально проверяли, 'петлю' на маршруте делали. За нами слежки не было.

– На маршруте... Блядь, папуасы. – Лениво заматерился главарь. – Сука, страна дикарей! Придатки к территории... Я вас от самого Питера веду. И еще раньше. Вы все это время, у меня вот где были! – Он сжал кулак, изобразив где. – Когда ко мне Коля прибежал, и рассказал о кладе, я сразу к вот этому шапнёнку – он указал на Павла – слежку приставил. Прослушка, детективное агентство, 24 часа в сутки. И когда вы клоуны билеты заказали, в поезд с походным скарбом погрузились. Дамочку-соседку, помните? Так она вам в рюкзаки по маяку вложила. Каждому. Петли они в лесу делали. Я за вашими петлями на экране наблюдал, неандертальцы. – Он снова обратил взгляд на меня. – И ты еще спрашиваешь, почему это золото мое? Потому что я умный. А вы бабуины. Эволюция, блядь. Вот я и произвожу сейчас естественный отбор... – он снова улыбнулся – ...золота.

Он отвернулся от нас.

– Ладно, пора взглянуть на приз! – Главарь махнул рукой, подзывая одного из своих. – Лёша, открой ящик.

Один из охранников подошел к лежащему на земле ящику, выдернул из чехла припасенные клещи для резки металла, и поймав дужки замков, два раза свел рычаги. Сбитые замки глухо упали на землю. Я непроизвольно вытянул шею, чтоб хотя бы увидеть утекающее из рук богатство. Умелец откинул крышку. Эта крышка перекрыла нам вид, но лицо боевика я видел. На нем, несмотря на всю его маловыразительность нарисовалось изрядное удивление. Даже как-то удлинилось у него лицо. Главарь тоже подскочил к ящику, взглянул, – и у него вообще брови встали домиком. 'Слуга народа' наклонился, и с растерянным видом вытянул из ящика на всеобщее обозрение... прохудившийся ботинок. Дырявая подошва у ботинка в его руках отвисла от переда, обнажив зубы-гвоздики. Будто бы убитая обувка открыла пасть, и беззвучно засмеялась над всеми здесь присутствующими.

– Это... что такое? – Растерянно пролепетал Максим Александрович, -изумленно рассматривая ботинок, и вертя его, словно ожидая, что он все-таки станет золотым. Чуда, однако не происходило. Наконец он отбросил дырявый бот в сторону, и снова наклонился над ящиком. В этот раз в руках у него появился булыжник. Добротный, дореволюционный, огранённый булыжник, из тех, какими мостили в свое время центральные улицы. Чиновник отбросил и его. Наконец он схватился за ящик, и сипя от натуги перевернул его набок. На землю с глухим грохотом посыпались булыжники, вперемешку с неисправимо прохудившимися старинными армейскими ботинками. И более ничего.

Я оторопело наблюдал за всем этим действом. Кажется, у меня отвисла челюсть, но я не уверен. Мыслей в голове не было. Никаких. Я переглянулся с Иваном. Глаза у него были раза в два больше обычного. Павел в ответ на мой взгляд только помотал головой, и пожал плечами.

– Это где?.. – Развернулся главарь к брату-Коле, но тот застыл соляным столбом, и не мог сказать ничего внятного. – Где золото, мудозвоны?! – Он обернулся к нам.

– Мы не... – Пробормотал я. – Мы его... мы ящики так и нашли.

– Я вам глаз на жопу натяну! – Зашипел чиновник, подступая и сжимая кулаки. – Куда спрятали золото, паршивцы?

– Да ты сам опломбированные замки сбивал, – возмутился я.

– Ты... Вы... – Он наконец отплевался, и заговорил более внятно. – Где остальные ящики?

– Внизу, в пещере, – мяукнул Паша.

– Веди! – Чиновник подскочил, и тряхнув Пашу как грушу, поднял с колен. -Стерегите этих!

Несколько человек остались стеречь нас. Другая часть, возглавляемая главарем, ломанулась в ход в валу. Пашу чиновник волочил, едва не за шкирку, второй рукой потрясая пистолетом. Брат Коля висел у них на хвосте. Так они и скрылись, поспешая к тайнику. Не знаю, сколько времени прошло, пока они появились обратно. Чиновник вылез первым. Пашу он больше не волочил. Сам был перемазан в пыли и грязище, и на лице у него было все написано. Вот тебе и золото. Вот тебе и кренделя с маком... А Пашу теперь тащил обратно один из боевиков. Не пристрелили, и то ладно.

– Я вас тут всех похороню, – едва появившись на свет, обещал народный слуга. – Сука! С губернатором вздумали шутить.

– Мы, когда нашли ящики, на них еще планшетка была. – Снова мяукнул Паша. – Может там, что-то про золото есть?

– Где планшетка?! – Рявкнул Максим Александрович.

– Вот, – Паша показал на меня.

– Дай сюда! – Раздраженно заревел главарь, подбегая, и срывая с меня планшетку, в которую я так и не успел заглянуть.

Он повозился с кнопкой, раскрыл сумку, так что она развернулась на секции, и раздраженно затряс. На землю полетели приборы офицерской службы столетней давности. Циркуль, транспортир, карандаши... Еще какая-то мелочь. Я отстранённо подумал, что наверно эти предметы сами по себе сегодня имел какую-то ценность. Не золото конечно, но все же, – часть истории, которая заслуживала более бережного обращения. Наконец, из планшетки шлепнулся, трепыхнув пожелтевшими листами, старый блокнот. Чиновник отбросил в сторону планшетку, поднял с земли блокнот, и повертев в руках открыл. Раздраженно перехватил под мышку, вытащил из внутреннего кармана дорогой футляр, водрузил на нос очки в тонкой оправе, и снова раскрыл книжицу.

– Сука, дневник, – пробормотал он, листая страницы. – Какого-то, блядь, Медлявского... Мне нехер делать, как ползать по тайге, и читать всякую хренотень... – Он бросил взгляд на нас. – Молитесь, чтоб здесь было что-то про золото. – Он повернул голову к брату-Коле, и хищно взглянул на него. Ты, кстати, особенно.

– Да я... – Посерев вякнул Коля.

– Заткнись. – Рыкнул главарь.

Коля сник.

Главарь пинком вернул опустевший ящик с ребра на широкую плоскость, брезгливо поморщившись, уселся на него верхом, и начал торопливо листать страницы.

В другой ситуации, это смотрелось бы смешно.

***

Он открыл глаза, и увидел над собой небо. Холодное, чистое, высокое.

– О, еще один очухался, – сказал сиплый голос где-то рядом.

Медлявский с трудом повернул голову на голос. Попытался приподняться. Тут же пришла тупая боль в голове, и левом плече. Перемогая себя, штабс-капитан приподнялся на локте, и огляделся. Он лежал в середине двора. Рядом, на коленях сидел краском, которого он так и не узнал по имени. Здесь же был Гущин, который беспрестанно тянул ворот, и массировал себе шею, будто бы ему не хватало воздуха. Штабс-ротмистр Гиммер тоже был рядом. Собственно, он никуда не перемещался, с тех пор как его вынесли во двор, – это остальных свалили к нему. Гиммер так и лежал укрытый шубой, но глаза его, мутные от лихорадки, были открыты. Рядом стояло несколько лешаков, наставив на них винтовки. Другие ходили по двору, осматривая конвойных лошадей, обыскивая трупы солдат, снимая понравившиеся вещи.

– Гущин, – Позвал Медлявский. Каждое слово отдавалось в голове гулом, будто он был под сводом какого-то колокола. – Гущин, цел?

– Удавку накинули гады, – прохрипел Гущин. – Навалились скопом, иначе б не дался.

Один из охранников подошел к Гущину, ткнул его в бок стволом.

– Э! Сымай сапоги.

– Что?.. – Гущин повернул бледное лицо к мужику.

– Сапоги, говорю, сымай.

– Зачем?

– Затем, что хорошие.

– Не буду, – нахохолился Гущин.

– Как хошь. Мне все одно. – Мужик ткнул стволом винтовки Гущину в лоб. -Могу с живого, могу с мертвого.

– Стреляй, быдло! – Горячечно выплюнул Гущин. – Не боюсь!

– А сюда? Тоже не боишься? – С веселой злобой сказал, мужик, и ствол оторвавшись от лба Гущина, медленно сполз, и уперся тому в пах. Стоявшие вокруг лешаки заржали. – Щас стрельну, и будешь свои муде с сосны доставать. Заделаю тебя в мерины, харя барская.

– Черт с тобой, сволочь! – Взвизгнул Гущин. – Подавись!

Прапорщик сел на землю, и начал лихорадочно снимать с себя сапоги с меховой подкладкой.

– Сымай-сымай, – подбадривали лешаки. – Мы в лапотках походили, теперя ты босичком побегай... В то же время кто-то сзади дернул с шеи Медлявского башлык, но повертев кинул обратно.

– дерьмо фабричное... С красного рядом стянули рукавицы, вытянули их кармана красивый портсигар...

Гущин швырнул сапоги под ноги мужику. Тот повесил винтовку на плечо, поднял сапоги, приложил к стопе своего валенка, пытаясь прикинуть размер.

– Потом замерю, – Мужик запихал сапоги себе за пояс, голенищами вниз.

– Если в размер не пойдут, мне отдашь, – сказал ему другой.

– Свои люди, сменяемся...

– Кожанку у него еще возьми, Евламп, посоветовал третий, глядя на Гущина -смотри-тка, какая кожа!

– Не, – с сожалением – отозвался, кого назвали Евлампом, – Здесь прореха-то в боку какая! А с латкой, ужо никакого фасону. Мы ж не нищеброды.

– Дай ему в рыло поганое, – лениво посоветовал кто-то.

– За что?

– За, то что кожанку нам спортил.

– А правда! – Возмутился Евламп, и зайдя сзади двинул Гущину прикладом по хребту. – Скотина! Такую вещь запорол!

Гущин от удара сполз в снег, и завозился там, как рыба на берегу, выгибаясь назад, пытаясь завести руки к месту удара.

Тем временем другие вытолкали лежащего Гиммера из шубы, пинком сбросили на снег. Шубу накинул себе на плечи один из охранников. – 'Тяпла, но тяжковата...'.

– Скоты... – с трудом ворочая губами выдохнул Гиммер. К нему подскочил один из лешаков, пригляделся.

– Мужики, а чего он с саблей? Револьверт забрали, а саблю оставили.

– А чего, думаешь он нас саблей замахает? – Хохотнул кто-то. – Ему ложки с тюней не поднять.

– Дак сабелька знатная! Вся в цацках! Дай ко! – Лешак завозился расстегивая на Гиммере ремень, сдергивая портупею.

– Не... тронь... – Гиммер из последних сил вцепился в свой орденскую шашку. – Наградное...

– Э, паря! Тебе не о наградах ужо пеститься надо, а кто за упокой попу занесет. Ну че вцепился, как кулак в зерно? Дай говорю! – Лешак ударил Гиммеру кулаком в лицо. Потом еще. – Дай!.. Дай сюда, Гнида!..

– Прекрати, гад! – Медлявский вскочил с колен, рванулся к Гиммеру, но в живот ему тут же воткнули ствол, так что согнуло надвое, а сзади пробили в районе печени, что он упал рядом с Гущиным. Уже со снега видел, как лешак стащил с Гиммера шашку в ножнах. Вытащил наполовину из ножен, посмотрел на эфес, на орденские знаки Георгия и Анны.

Застучали по мерзлой земле копыта, расступилась охрана. К пленным на красивом коне подъехал какой-то человек, в шапке с лисьим хвостом. Легко, несмотря на плотную одежду, соскочил лошади, подошел, и по-хозяйски уперев руки в бока, посмотрел на пленных. Был он бородатый, рябой, усмешливый. На портупее у него висела шашка изумительной красоты, с узорами из камешков бирюзы, на ножнах и рукояти. А справа на боку человека Медлявский опознал большую кобуру одного из маузеров Эфрона.

Человек с лисьим хвостом, весело глянул на лешака отнявшего у Гиммера шашку.

– Хорошая сабля, говоришь?

– Возьми, батька! – Тут же протянул шашку лешак.

– Да, нет, Парфён. Моя-то получше будет. Оставь себе. – Великодушно разрешил лисий хвост.

– Спасибо, батька! – Истово поклонился лешак Парфён.

Лисий хвост тем временем повернулся к пленным.

– Кто ваш старшой?

Медлявский медленно приподнялся в снегу, показал на Гиммера.

– Вот. Умирает наш старший.

– Это с ним я через ограду переголкивался? – Спросил лисий хвост. И хоть Медлявский никогда такого слова не слышал, по смыслу понял.

– Нет. Ты со мной говорил. Что же твои скоты, раненных бьют?

– А не надо за барахлишко цепляться. Ты, вязень. Что твоим было – нашим стало. Мы хозяева. Верно, робята?

Вокруг плеснули смешками.

– Точно!..

– Верно, батька!...

– Я тебе офицерик, по-хорошему предлагал. – Продолжил ронять увесистые слова лисий хвост. Ты сам выбрал. Что ж вы, офицерье, – все такие жадные? Пашка! – Лисий Хвост обернулся к одному из подъехавших с ним, – дай-ка игрушку!

Тот, кого обозвали Пашкой, подтянутый, туго запоясанный ремнем молодой парень, вытащил от седла, и бросил лисьему хвосту какой-то предмет, который тот поймал на лету. Медлявский узнал винтовку прапорщика Краузе. Телескопический прицел был разбит, трубка его покорежена, стекла выпали. Приклад рассажен в щепу.

– Узнаешь ружьишко? – Спросил лисий хвост.

– Узнаю...

– Дружка твоего. Меткий был. Но тоже, жадный. Как мои мужички к нему подобрались, так хватил ружьецо о камень. А знаешь, что мои мужчки потом с ним сделали?

– Догадываюсь, – процедил Медлявский.

– Правильно, догадываешься. – Спокойно глядя в глаза, подтвердил лисий хвост. – Может еще можно ружьишко-то починить. Отвезу в город... А знаешь почему ты еще жив? Почему мои ребятки тебя из-под бревен вытащили?

– Ну и почему?

– А я приказал. Чтоб при случае, – офицеров живьем. Вдруг с золотишком какие непонятки будут. Чтоб было у кого спросить. Только, выходит, теперь вы мне без надобности. Нашли мои мужички ваш туннель. И бомбу вашу нашли. Знаешь почему не взорвалась?

– Почему?

– Вы затравку к двум гарантам насыпали. А они тухлые. Обе. Была б хоть одна с них живая, -ушел бы клад. Но за нас Бог.

Медлявский подумал о Эфроне. Значит тот все сделал правильно. Не его вина. Поганые гранаты военного времени.

– Так что, мои мужички уже первый ящик наверх таранят. Чичас, любоваться на золотишко будем. Хочешь поглядеть, напоследок?

Медлявский промолчал. Лисий хвост усмехнулся.

– Людей-то своих, не слишком много за золото положил? – Вместо этого спросил Медлявский, стараясь хоть как-то уязвить самодовольного атамана. -Или тебе на них плевать?

– Людей много. Да не своих. – Спокойно ответил атаман. – Есть ватажка. Други проверенные. В крепкой поруке. А есть дальняя пристяжь, которая в ватажку хочет попасть. Вот им на дело первыми и идти, удаль показывать. Смекаешь?

– Смекаю. – Досадливо кивнул Медлявский. Последний, жалкий укус, и тот не получился.

– Несут! – Крикнул кто-то из лесных. – Тащут!

Все повернулись туда, ко входу в подземелье. Медлявский посмотрел, на стоявших рядом. Не удастся ли вырвать у кого из охраны оружие? Но было несподручно. А из подземного хода уже с кряхтением показались двое мужиков. Они с натугой тащили один из недавно захороненных ящиков. За переносчиками шел еще один, здоровенный, поперек себя шире мужик, с широким скуластым лицом.

– Сюда давай! – Властно махнул рукой атаман, и показал на землю перед собой. – Кладай здесь!

Носильщики перехватились поудобнее, и потащили ящик по двору, огибая лежащие в изрытом снегу трупы. Остановившись перед атаманом, аккуратно опустили ящик на землю.

– Не вскрывали? – Сурово спросил атаман носильщиков.

– Да что ты, батька! – Истово открестился один из них. – Как взяли, так и принесли. Да вона, гляди, все замки да печатки на крышке целые...

– Семён? – Глянул на пришедшего с мужиками здоровяка атаман, и медлявский понял, что тот был кем-то из особо доверенных.

Семён – будто скала зашевелилась – молча, отрицательно мотнул головой.

– Глядите у меня. – Недобро сказал атаман. – Что с тел взяли, то ваше. А золото сперва в общий кош идет. Узнаю, что что кто по карманам тянет, лучше сам пусть застрелится. – Он резко повернулся к Медлявскому, и спросил. – Где ключи?

– У того, кто закрывал, – усмехнулся Медлявский. – Нам не давали.

Атаман повернулся к скуластому здоровяку.

– Семён, – крышку долой!

Мужики отошли от ящика на пару шагов. Семён придвинулся, снял с плеча карабин, придирчиво глянул на замки и пломбы. Вымерил нужный угол, и ударил с короткого размаха. Видимо имел он большую силу, и немалый опыт. Потому что со второго удара, дужка замочка жалобно звякнула, и разомкнулась. Еще удары. Второй замок умер вслед за первым. Народ во дворе уплотнился. Ящик манил как магнит. Удары по замкам были будто призывный набат. Все тянули шеи, жадно оглядывая оглядывая вскрытый короб. Кто-то облизывал губы. Журчал бегающий между людьми шепоток.

– Сколько ж там?..

– Намывал я бывало крупу, а тут...

– В шелковых портянках будем ходить...

– Царица небесная, сорвали куш...

Семен наклонился, и рывком сбросил крышку. Народ качнулся вперед, – и ахнул. Под крышкой обнаружились камни. Самые обыкновенные, серые, шершавые булыжники, между которыми в некоторых местах торчали стоптанные, прохудившиеся солдатские ботинки. Семён вытащил один ботинок, сдвинув глухо стукнувшие друг о друга камни. Сунул палец внутрь, и вытащил его сквозь дыру в подошве.

На секунду все замерло, замолчало. Потом вокруг растерянно загалдели.

– Тихо, вы, висельники! – С лютым нажимом в голосе рявкнул атаман, и резко сжал руку в кулак, будто зажав всем глотки. И повернувшись к Медлявскому в наступившей тишине, заговорил лютым волком, только верхняя губа по-пёсьи подергивалась, обнажая крупные белые зубы. – Ты, скотья вошь. На мелкие ремни порежу... По суставчику разберу... Где золото?

Медлявский перевел растерянный взгляд с ящика на атамана.

– Не изображай мне целку. – Качнул головой атаман. Глаза у него были белые, страшные. – Я тебя запытаю. Сам о смерти молить будешь. Говори, пока у тебя пальцы есть. Куда перепрятал? Я тебе глаза из глазниц ложкой выну, паскуда.

– Оставьте его... – Раздался вдруг слабый тихий голос. Все повернулись на него. Это был Гиммер. Штаб-ротмистр лежал в снегу с трудом подняв голову. Мертвец, который по недоразумению еще почему-то шевелился. Страшное лихорадочное лицо, посиневшие губы, из которых шли безразличные слова. -Не было золота... С самого начала не было... В остальных ящиках то же самое... Сами видите, замки и пломбы не тронуты... Мы везли камни...

– Врешь, гнида, – Процедил атаман. – У вас на станции ящик разбился. Было золото! Все видели!

– Специально уронили... – Механическим голосом неживой куклы объяснил Гиммер. – Чтоб все – видели... И унесли обратно в эшелон... А оттуда вынесли обычные камни... Не было у нас золота...

– И вы знали, – Подавленно спросил Медлявский Гиммера. – Но зачем? Зачем?

– Не знаю... – Отозвался Гиммер. – Сказали, так надо... Я же офицер... мне дали приказ... Может, чтоб оттянуть банды от настоящего конвоя... Может, чтоб чехословаки поверили... что мы готовы везти золото опасными конвоями... и пропустили наш золотой эшелон... Мы должны были идти сколько сможем... Простите меня...

Медлявский отвел взгляд.

– Это же неправда, Гиммер! – Вдруг с отчаянным надрывом заорал Гущин. -Скажите, что это неправда! Вы же загнали нас подыхать в тайгу! Без единого шанса! – Гущин надвигался на лежащего Гиммера растерянно раскинув полуподнятые руки. – Вы!.. Они!.. Чей приказ?!.. Вы же убили нас! А мы даже не знали!.. Жемчужин, Азанчеев, Краузе, Гарткевич...За булыжники! Мы же могли бросить их и уйти! А вы убили нас! – Он упал перед Гиммером на колени. – Эти мясники из штаба! Бросили как битую карту! А вы!.. Это же неправда, Гиммер! – Гущин схватил за отвороты полушубка, и затряс, будто хотел вытрясти душу. – Да ска-жите-же вы!.. Что!.. Это!... Не! Пра!.. Вда!

Гиммер шевелил мертвыми губами, стараясь что-то сказать Гущину, но его не было слышно.

– Оставьте, Гущин! – Крикнул Медлявский. – Да оставьте же вы его!

Медлявский шагнул к Гущину, и растерянная охрана его не остановила. Он схватил его за плечи, с трудом оторвал от умирающего, и отбросил в снег. Гущин упал, и не делая попыток подняться, зарыдал, застонал будто зверь, попавший в ловчую яму, откуда нет выхода.

Атаман захохотал. Густо, раскатисто, искренне. Он смеялся, заходясь в приступах хохотков, даже согнулся, уперев руки в колени. Его ватага растерянно смотрела. У некоторых странно дергались лица. Вожак смеялся, и их тянуло сделать то же самое, но никто не мог понять причины веселья.

– Ай! Ох! – Фыркал Атаман. – Ух, не могу!.. Бха-ха-ха-ха! Держите меня семеро, гулять пойду... Фу-у. – Он наконец отдышался, и выпрямился. -Таскать булыжники по тайге. Надо же придумать... Он посмотрел на офицеров перед собой. Да... А я за вами гонялся... Славная шутейка. Здорово ваши начальники над вами покуражились. А вы умирали за них. Шлепнул бы я вас, господа-офицеры. Да больно у вас вид жалкий. Такие обмишуренные рожи, что даже гнев мой утишили. – Атаман поглядел на лежащего Гиммера. – И тебя, сучий потрох, – тоже не трону. У тебя уже нутро гниет. И конечности морозом трачены. Сдохнешь сам, медленно, в муках. – Он повернулся к своим. Братва! Собирайся!

К атаману подскочил невысокий, косолапый мужик, глянул на офицеров.

– Батька, – дай их помучить. Душу отвести.

– Не дам. Нечто не слышал мое слово? Сказал, отпущу.

– Дай! Они Петра убили. Друга закадычного.

– Какого друга? – Фыркнул атаман. – Этот Петр к нам шестой ден как присоединился.

– Все одно. Мы с Петром пили хорошо, он меня понимал. Дай. Душу отведу.

– Я слово сказал. – Качнул головой атаман.

– Что слово? Дал, да взял. Кто его держит? А мертвые не разболтают. И не узнает никто.

– Чтоб никто не узнал. Мне и тебя надо здесь оставить, Пронька. – Устроит тебя такой расклад?

– Нет, батька. – Отшатнулся Пронька.

– То-то.

– Так что, выходит мы зря столько дней по тайге мотались? Людей теряли? -Спросил другой лешак из толпы.

– Как, зря? – Возразил атман. – Опять Митяй мутишь? Все в атаманы метишь? А лошадей добрых табун взяли? А пулемет? – Он показал на одного из мужиков, который держал в руках 'Мадсен' Гарткевича. – Смотри сюда, мужики! Размером с ружье, легкий, а стреляет – как швейная машинка строчит. С таким пулеметом мы теперь всю губернию раком поставим! Ну, верно говорю!

– Верно! – Поддакнули в толпе.