Текст книги "Золотой Конвой. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Лев Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

– А потом, – Павел криво усмехнулся, – забыл я про дедовы сказки. Совсем забыл. Другое интересное вокруг было. Видики, боевики, игрушки компьютерные. Ну и вообще, – жизнь. Девчонки опять же, в старших классах появились. Короче, забыл напрочь. Да мне и не нужно было. Я в то время, как помню, был уверен, что меня и так впереди ждет крутая жизнь. Буду ездить на мерсе, ну и так далее. Все дети так думают. Это после универа я повзрослел. Понял, что можно валандаться всю жизнь, и горбатится на дядю. А выше головы не прыгнешь. Кто в 90е хапнул, – те всегда выше тебя будут. И их дети. Не пробиться. – Павел сосредоточенно и зло посмотрел на что-то нам с Иваном невидимое. – Во-от. А потом, умер отец... Он мать ненадолго пережил. Мы с братом приехали домой, ну типа, вступать в наследство. Там в основном всякое старое барахло было. Вот там-то я и нашел свою детскую коробку. На антресоли. Ну открыл, начал свое детское добро пересматривать. А потом, дернуло меня что-то, залез я под подкладку. Раскрыл карту, и...

Он замялся, подыскивая подходящие слова.

Память занятная штука. Я разворачиваю. А в голове что-то смутное. Обрывочное. А потом, все больше. Будто плотину прорвало. Или залез в давно запертую комнату. Воспоминания. Обрывочно. Вот я. Вот прадед, шепчет, за руку меня трясет. От него плохо пахло... Я карту взял. И потом несколько дней ходил. Вспоминал. По полочкам в голове раскладывал. Понял, – вот он мой шанс, прыгнуть выше головы! Так-то парни.

Весь рассказ Иван весь прямо лучился оптимизмом. Делал мне заговорщические физиономии, и подрагивал на месте, как норовистый конь. Было понятно, что уже прямо с места готов дать спринт к богатству. Я пожевал губу, и обратился к Павлу.

– А ты уверен, что твой дед, действительно был, не 'того'?

– Уверен. Думаешь у меня сомнений не было? Но первое – карта. Это не каракули сумашедшего. Там все четко, подробно.

– Ну и мало-ли. Знаешь, – без обид, – говорят у психов бывает очень проработанный бред. Они даже, кроме своего заскока, во всем остальном совсем как нормальные.

– Не тот случай. Я хоть и мелкий был, прадеда помню. Не был он на психа похож.

– Знаешь, детские впечатления...

– Ты не понимаешь, он мне свою настоящую фамилию сказал.

– И чего?

– А то. Что прожил он всю жизнь с прабабкой под чужой фамилией! А мне настоящую сказал. Я начал искать, и нашел по нему справку. Родился в 1890м, тра-та-та, окончил Александровское Военное. Служба, русской армии. В 18-20х годах, – в белой армии. В 24ом арестован. Вменили 58ю статью. В 25ом, приговором Архангельского губернского суда дали 5 лет со строгой изоляцией. Выпустили через 3 года по амнистии, с трехлетним поражением в правах. Дальнейшая судьба неизвестна... Ну это им неизвестна. А он почти до конца века дотянул.

– Погоди, я не понял чего-то... – Перебил я. – Ему чего, красные всего три года дали?

– А чего?

– Так это, гражданская ж, враг... – Пожал я плечами – я думал там лет по 10 выписывали, если вообще не под расстрел.

Иван со своего места хохотнул.

– Ты как себе это представляешь, старик? В гражданской войне куча народа была по разные стороны. Всех расстреливать – страна обезлюдит. – Иван 'вскочил на любимого конька' – Тогда красные особо не лютовали, как раз потому, что чувствовали себя победителями. А вот позже, в 37ом, в преддверии новой войны, начали зачищать тылы. Там многих 'бывших' -повторно забрали. И вышли уже не все.

Павел кивнул.

– Да. Только мой прадед дураком не был. Он как свой срок оттрубил, сразу из Сибири дал ноги на другой конец страны. Выправил как-то себе паспорт на новое имя. А самое смешное, – еще и пенсию, как революционный боец, потерявший ногу в боях под Перекопом.

– Как это он умудрился?

– Тогда проще было. Компьютеров не было. Кругом бардак. Как я помню, он говорил... Достал бумагу, купил с рук шапку-богатырку со звездой, да шинель с красными клапанами. И вышел на новом месте красным бойцом... Суть не в этом. Суть – в кладе. Он был белым офицером. Он служил там, где везли сокровища. У него была карта. Достаточно, чтобы поверить и рискнуть, а?

– Да, – подумав кивнул я головой, – чтобы рискнуть – достаточно. – Ты мне лучше вот чего скажи. Почему ты на это дело нас с Ванькой подряжаешь? Своих друзей недостаточно?

– Мне не нужны друзья, – отбрил он. – Мне нужны профессионалы. Знаешь, в тайгу как-то стремно одному идти. Это ж не до магазина на угол сбегать... И Иван говорил, ты карту умеешь читать?

Я посмотрел на Ивана.

– Да, в армейке учили. Ты покажи хоть, что за карта.

– В свое время, – мотнул головой Павел. – Сперва доберемся поближе к месту. На качку в поезде, надеюсь, ни у кого аллергии нет?

***

Уезжали в субботу.

Встретились, как договорились, на метро Ладожской, на выходе с эскалатора. Я прибыл последним, но тоже уложился вовремя, не опоздал. Говорят, чем лучше человек знает природу, – тем меньше барахла кажется ему необходимым. Я, в принципе, с такой постановкой вопроса был согласен, и сам был не полный профан; но тем не менее, рюкзак мне плечи все равно тяготил. Видать, я еще не добился туристическо-походного дзена...

Однако, мой рюкзак померк по сравнению с тыловым обеспечением компаньонов. Первое, что я увидел сходя наверху с эскалатора, – ваниного ярко-красного рамного монстра, на фоне которого даже сам дюжий владелец малость терялся. Дополнял рюкзачину длиннющий кожух для ружья, где надо понимать, покоилась до времени Ванина 'сайга' 12го калибра, в длинноствольном охотничьем варианте. Синий, с зелеными вставками рюкзак Павла, в общем, тоже внушал. За Ваню я был спокоен, – он если надо и быка на закорках утащит. А вот не сдуется под весом собственного скарба наш компаньон, – это еще будем посмотреть... Иван был наряжен в свою любимую выходную одежу, – костюм из необоримой палаточной ткани, типа горки, с камуфляжными вставками. (Смысл такого сочетания меня всегда повергал в легкое недоумение). Павел щеголял нарядом в лиственном раскрасе, какой вроде бы носили американцы, во время Второй Мировой, а теперь вовсю распространяли китайцы, и им сочувствующие. Сам я был в любимой однотонке от 'Группа 99'.

Короче, нормальные грибники-туристы.

С миру по нитке.

– Здорово, Леван! – Рявкнул Иван.

– Секунда в секунду, – глянув на часы в телефоне улыбнулся Павел.

– Точность, – вежливость меня, – солидно подтвердил я. – Сколько у нас до поезда?

– Пятнадцать ноль-ноль. Двадцать минут до отхода, – Сообщил Иван.

– Погнали.

Задевая рюкзаками двери, мы протиснулись на улицу. У метро, народ, как всегда, мельтешил.

В воздухе висела надоедливая песенка:

От зарплаты, до зарплаты,

Денег вы занять хотите,

В офис к нам вы заходите,

И кредит наш получите!..

– Микрозаймы, без залога и поручительства!.. – Загундел бодрый голос, после куплетов.

– Задолбали, – буркнул я, пыхтя под рюкзаком. – У себя в метро влезал, эта ростовщическая песня. И тут они же.

– Что-то они не поют, – что там дальше, после займа будет, – Громыхнул Иван.

– А что будет?

– Ну... – Ваня на ходу подумал, и запел на услышанный мотивчик:

– А если долг не отдадите...

– То коллектора вы ждите! – Дополнил я.

– К вам домой ворвется он, – снова зачал Иван.

– И паяльник в афедрон! – Поставил точку я.

Мы захохотали, и звонко хлопнули друг-друга по подставленным ладоням.

– Хватит дурковать, – Возмутился Павел. – на поезд пролетим.

На самом деле, можно было особо не торопиться, так как вокзал располагался через дорогу. Наш питерский Ладожский вокзал, – конечно здание откровенно странной архитектуры. Будто между двумя старыми фортами втиснули впритык три гигантских теплицы некоего невменяемого огородника. Много стекла, очень модерново, не слишком красиво. К вокзалу как муравьи к муравейнику тянулись толпы граждан различной степени опоздажа. Наиболее подпираемые временем бежали вприпрыжку, обстукивая себя сумками и громыхая чемоданами на колесах. В Ивна на входе чуть не сбила какая-то сумасшедшая тетка, и попеняв ему, что он не смотрит куда идет, помчалась дальше. Ваня по своему характеру, только улыбался.

У нас, правда, времени рассиживаться тоже особенно не было. Поэтому, сориентировавшись внутри, двинулись сразу к поезду. Наш поезд был именной, назывался 'Новокузнецк'. Из-за этого отрадного обстоятельства билеты на него стоили дороже чем на обычный. Синий, с голубой полосой по уровню окон, он застыл у перрона, ожидая, пока внутрь набьются его временные жильцы. Снулый милиционер оглядывал проходящих мимо, с отрешенным видом. Видать, сильно не выспался.

– Подвезем, подвезем чемоданчик... – профессионально затараторил рядом с нами носильщик, несмотря на то, что мы шли к поезду.

– Спасибо дядя, мы сами силачи. – Объявил Иван.

– Который наш вагон? – уточнил я.

– Третий, – прояснил Иван, у которого были наши заранее заказанные билеты.

У дверей вагона, как всегда в такие моменты, была легкая очередь. Боевитая проводница в красивой форме, проверяла билеты. Уезжающие с провожающими попадали внутрь. Иван предъявил наши права, и нас тоже допустили в бродячий дом на колесах.

Протиснулись, застревая рюкзаками, по узкому коридорчику мимо толп провожающих, до своего купе, и ввалились внутрь.

– Здрасьте, – пробасил первым вошедший в купе Иван.

Я зашел следом, и увидел, что внутри нас уже ожидала попутчица. Женщина средних лет, брюнетка, в меру миловидная, хорошо одетая. Видимо, до нашего появления, она читала книгу, потому что теперь глядела на нас чуть её опустив. На обложке красовалась какая-то взбалмошная девица с двумя перекормленными мопсами; женский детектив.

– Здравствуйте, – поздоровался я. И эхом за мной повторил входящий Паша.

– Добрый день, – женщина чуть кивнула. Несмотря на то, что мы заполонили все купе, поздоровалась она ровно, без неудовольствия. Видать, была опытной путешественницей. И снова уткнулась в книгу.

Мы закрыли дверь, и отгородившись от толпы, устроили обычную пятиминутку хаоса. Рассовывание рюкзаков в лавки, и совещание кому где лежать. За Иваном, как за самым здоровым закрепили нижнюю койку. Нам с Пашей предстояло на ночь вознестись к небесам... Я тем временем успел толком рассмотреть купе. Все-таки фирменный поезд выгодно отличался от обычного. Уютные голубые занавески, скатерть на столике, и обивка диванчиков – все в одной цветовой гамме. На аккуратно сложенном белье, и поставленных уголочком подушках – (не иначе проводницы когда-то служили в той же военной части что и я, привет армейка!) – шли логотипы с названием поезда. Рядом с бельем лежали полотенца, и пакетики с набором, – зубная щетка, паста, влажные салфетки, ложечка для обуви, и что-то еще, – потом посмотрю...

Я машинально провел рукой по белью. Мягкое, приятно не ощупь, новое. Вспомнилась история юности, когда я только вернулся из армии. Был я тогда молод, и горяч. Познакомился в тырнете на сайте знакомств с дюже красивой девушкой. Проблема была, что девушка жила в Москве. Но молодая кровь не знает преград, – поэтому я вскочил на поезд, и покатил на свидание. Поскольку ехал ненадолго, о таких мелочах как смена одежды и не думал. Жара ограничила мою верхнюю одежду одной чёрной майкой, – в ней я и наладился спать. Проснувшись с утра, обнаружил, – не менее половины простыни висит у меня на майке, в виде ниток, ворсинок, и какой-то уж совсем мелкой белой дряни. Выглядел я после этого как распоследний бомж, и от позора меня тогда спасли только сердобольные девчонки из московской кафешки, у которых нашлась липучка на ролике. После липучки на майке осталась всего лишь четверть простыни, и девушка от меня тогда в ужасе не убежала. Тем более, что ночью я уже майку снял...

– Чего застыл? – Хлопнул меня Иван. – Садись.

– Нам тут еще пару дней куковать, – буркнул я. – Успеет все надоесть. И стоять, и сидеть, и лежать.

В коридоре послышался зычный голос проводницы.

Начали разгонять провожающих.

***

Что в поездке? Попутчица оказалась нормальной теткой. Правда утром и вечером пришлось несколько раз, по её просьбе, входить и выходить, чтоб она переоделась. Я такие моменты брал свой кошелек и документы, – такое уж наше время... Остальной наш туристический скарб, как я подозревал, тетке при любых раскладах не понадобится. Спрятанный в моем рюкзаке компактный ТОЗ-106 со складным прикладом, женщине не край как нужен. А Ванина 'сайга' и Пашин помповый дробовик, были чуть ли не выше дамы, – так что и не унесешь. Павел же в такие моменты тащил с собой некий пластиковую папку, -и я понял, что скорее всего знаю, где он держит заветную карту. Но в это дело я пока не лез. Незачем нервировать будущего миллионера. Покажет, как придет время.

В начале пути, правда, был момент, когда я решил, что тетка слегка подвинулась крышей, – потому что она несколько раз вскакивала. Выходила из купе в коридор, и тут же возвращалась обратно. Когда дама все же убежала, Ванька объяснил, что теперь в поездах на туалетах висят здоровенные табло, на которых сразу написано – 'занято'. Так что привычная беготня до туалета вхолостую, и попытка оторвать запертую ручку, теперь вышли из разряда модных развлечений. Я этому так прямо и восхитился.

Питание было включено в билет, кормили хорошо. Розеток было много, что облегчало зарядку телефонов. Павел первое время страдал – было видно, что ему хочется обсудить подробности кладоискательства. Поэтому он время от времени тяжко сопел, и бросал косые неодобрительные взгляды на нашу попутчицу. Но потом смирился, заказал у проводницы чая, и уткнулся в свой телефон. Собственно, мы все втроем уткнулись. Павел читал какой-то кровожадный американский триллер товарища Кинга. Про небрежно убитую ведьму, которая теперь восставала, и мстила обидчикам, и всем, кто под руку попадется. Сам Кинг был изображен на электронной 'обложке' Пашиного файла, и увидев лицо автора, я понял почему у того такие страшные книги... Ваня читал некоего Пелевина, про какого-то мужика, которого чуть не насильно пихнули в ракету для полета в холодный космос. Лицо у Пелевина не сильно уступало американскому коллеге...

Я в то время имел в телефоне наполовину дочитанный, 'Де рерум натура' Тита Лукреция Кара. Благо у меня был шикарный скан издательства академии наук СССР 1946го года, где параллельно шел и латинский оригинал, – и русский перевод. К сожалению, тяжеловесные латинизмы пришлось отложить. Раз мы собрались на серьезное дело, – хотелось хоть немного изучить обстоятельства эпохи, во время которой был сокрыт наш клад. Это Ванька мог себе сейчас позволить читать Пелевина. Он по теме гражданской уже забыл больше, чем я когда-нибудь узнаю... Поэтому я начал читать заранее закаченные мемуары генерала Сиднея Грейвса 'Америка'с Сибериан Адвенче'. Их я мог читать свободно, – чай не золотая латынь.

Этот самый генерал Грейвс был командиром американского корпуса интервентов в Русскую Сибирь в 1918-20х годах. Взгляд постороннего всегда интересен. Ну, с поправкой на американский антикоммунизм, конечно. К моему удивлению, никакого особого антикоммунизма в книге не оказалось. Наоборот, американец так описывал зверства своих союзников – белых колчаковцев, что я лишь удивился – как Колчак при такой политике вообще смог удержаться у власти хотя бы эти неполные два года?! Собственно, выходило, что любого крестьянина, который не хотел воевать, колчаковцы нарекали 'коммунистом', пытали и расстреливали. Причем расстрелы были обыденным и массовым делом.

Читать это было тяжко.

Покончив с Грейвсом, я начал читать мемуары британского капитана Девида Тиккерея, который мариновался в тех же местах в британском экспедиционном корпусе. Британец в своих воспоминаниях первым делом облил густым презрением американцев, как никудышных вояк, – с наслаждением приводя конкретные примеры. (По нему, большинство американцев было калифорнийскими добровольцами, которые просто сбежали в армию от беспросветной нищеты, а воевать совершенно не хотели). А во-вторых, автор порадовал меня описанием обязательности и пунктуальности русских сибиряков. По его словам, угрозами добиться чего-то от русских крестьян было трудно. Но если удавалось договорится со старостой, – то не было случая, чтобы заказанные возчики не приехали, или хотя бы опоздали. О колчаковцах британец отозвался по-британски сдержанно, отметив, что некоторые из них были неплохими парнями, но таких было немного; большую же часть колчаковских офицеров губили спиртное, и алчность.

Наконец отложив Тиккерея, я решил отдать честь соотечественникам. Прочитал несколько частных воспоминаний, а потом начал, 'Гражданская война глазами участников и очевидцев'. Читая, я только крякал от удивления. Ситуация в Сибири, в те годы была совершенно шизофреническая. Японские и британские войска вели себя чаще не как союзники белых, а как победители в захваченной стране. Нередко их действия были демонстративно оскорбительными. Если британцам надо было куда-то ехать, или встать на постой, – и местных и колчаковцев выбрасывали из домов и поездов без разговоров. Дело доходило до прямого грабежа. Умиляли воспоминания, как британцы грабили команду крейсера 'Аскольд', натягивая на себя по три пары русских брюк, и рассовывая по карманам серебряные ложечки... Вместо установленного русского гимна на совместных парадах британцы – троллинг начала 20го века! – играли развеселого 'Казачка'.

В действиях бриттов буквально сквозило презрение к 'белым' русским, но честно говоря, и было за что. Колчаковская армия была совершенно разложена. На одного русского боевого офицера, выходило несколько, которые шлялись по кабакам и борделям. Получив прямой приказ отбыть на фронт, такие 'герои' начисто его игнорировали. Наказания были достаточно мягкими, чтобы не пугать уклонистов. На фронт им было страшнее. Но вместо того, чтобы навести жесткий порядок в армии, колчаковцы терроризировали и уничтожали мирно местное население. Заключенные содержались в скотских условиях. Попавшим в колчаковские тюрьмы, еще 'повезло', относительно тех, кого держали в концлагерях. Где тут логика?! О чем думал адмирал, и его правительство?.. Ответов на это воспоминания не давали. В голове только всплывало классическое – 'слишком далеки они от народа'.

На место моей первой мыслишки, что Колчак продержался всего два года, пришла другая: – а попробуй-ка ты в те времена, эти два года пережить. Долгий для местного населения это был срок. Очень долгий.

Стучали колеса. Мелькали за окнами столбы, поля, мосты... Замирали на время станции, и полустанки. Едем, стоим, и снова в путь...

***

На второй день малая подвижность начала утомлять. Но поскольку попутчица оказалась действительно нормальной теткой, я с её разрешения начал хвататься за ограничительные ручки на койках верхнего яруса, и использовать их как брусья для жима и 'уголка'. Жить сразу стало лучше. Жить стало веселее.

Ну а Иван и так был всем доволен. Ходил как блаженьенький, и периодически любовался на телефонные фото своей ненаглядной Маши. Я потребовал приобщиться к прекрасному – и не обнаружил на фото ничего особенного. Собственно, это было и правильно – в женщинах друга я и не должен обнаруживать ничего особенного. Говоря точнее, женщина друга – это и не женщина вообще. Короче, на фото было все как он любил, – стройная до полного отсутствия груди. С длинным носом. Но не страшная. Я естественно сказал, что красива, прям спасу нет. Ваня расплылся в блаженстве. Павел же гукнул как филин, и делая страшные глаза вопросил – не проболтался ли Иван зазнобе, куда мы едем? Ваня забожился – что нет так нет! Могила!..

К вечеру второго дня, голова моя уже капитально опухла от реалий гражданской войны. Ваня с Пашей тоже думали, как взбодриться.

– А не выпить ли нам? – Предложил Иван.

Паша горячо поддержал. Попутчица, улыбнувшись отказалась, и снова уткнулась в женский роман. Я вполне согласился. Естественно, как у опытных путешественников, – у нас с собой было. Иван, как главный баталер, водрузил на стол недорогого, но вменяемого испанского вина. Расставили стаканы.

– Погодите, сейчас за водой сбегаю, – я поднялся, взял кружку, и протиснувшись миом Ивана, пошел к выходу из купе.

– А вода-то зачем? – Удивился Павел, который как раз скручивал обертку с горла сосуда.

– А он вино... разбавлять будет, – скорчив ехидную физиономию объяснил Иван.

– Зачем? – Поглядел на меня Павел.

– Так древнеримским грекам положено, – все с той же рожей, елейно объяснил Ваня. – Он это в какой-то книжке вычитал. С тех пор эстествует.

– Так вкуснее, балда, – Протянул я. – Только так настоящий вкус вина и чувствуется.

– Да-да, – махнул рукой Ваня, – беги уже, малохольный. А то пока придешь, винишко-то и кончится.

Я выскочил в коридор, разминулся с озабоченным лысым гражданином, что спешил к туалету, и добрался до проводницкой. Проводница одарила меня водой, и я уже развернулся, чтобы идти обратно в купе. Тут я и увидел в коридоре девушку.

Она стояла у окна, задумчиво глядя в темноту за окном. Свет от проносящихся за окнами фонарей, играл на её профиле. Когда дверь в комнату проводницы закрылась, она коротко оглянулась в мою сторону, и я увидел её лицо. Время застыло. В воздухе повис многоголосый стон. Это рвали души поэты, которым не повезло родиться в других местах, в другие времена. Они не имели шансов написать стихов про эту девушку. И плакал Петрарка. И скулил, свернувшись клубком Катулл. И горевал, сморкаясь в бакенбарды, Пушкин. Где-то пели серебряные колокольчики. А я стоял, и смотрел, ошеломленный красотой. Я был беззащитен пред ней. И это было больно.

А вдруг она уже замужем? Мысль резанула испугом. Но она держалась руками за поручень, – и кольца не было. А вдруг у неё парень... Мысли бестолково напрыгивали друг на друга. Вряд ли я когда-то бывал в таком смятении. Бутылка воды в руках мешала мне, оказалось, что я почему-то держу её в руках двумя руками. Все было как-то нелепо. Но надо было действовать. Я ведь мужчина. И я сделал к девушке шаг, не зная абсолютно, что и как я ей скажу. Мне хотелось сказать что-то важное. Что-то нежное.

– Старик! Ты идешь бухать или нет?! – В открывшуюся дверь высунулся медвежий мордас Ивана. – Водка стынет, пиво прокисает, телки теряют запал!

Девушка посмотрела на Ивана. Потом на меня. Только тряхнула челка над голубыми глазами. Скорчила носиком презрительную гримаску, и развернувшись ушла в купе. Номер три... Я стоял как оплеванный, с бутылкой воды наперевес.

– Ну чё застрял-то, водонос?! – Возмутился Иван.

– Эх, Ваня... – выдохнул я, подходя к нему. Мне хотелось сказать 'твою мать!'. Но у нас, интернатских это было не принято. – Твою ж Ваня, дивизию...

– А чего? – Удивился он.

– Хорошо, Вань, что ты женишься. – Я похлопал его по плечу, протискиваясь в купе. – Что мы без любви? Куда мы без неё?..

– А? Ну, да. – Иван неуверенно посмотрел на меня. – Старик, у тебя все в порядке? Ты какой-то странный.

– Я в порядке. – Вздохнул я. – Разливай, Ваня.

***

На третий день мы прибыли Омск. Народ вываливался из купе, обвешанный добром, и толпился на выходах. А я, стоя за Ваней, в очереди, все высматривал вчерашнюю девушку.

– Чего ты башкой вертишь? – Заметил Иван.

– Да так... шею разминаю.

Нет, не увидел я её в вагоне. Уже снаружи, мне показалось, что мелькнул впереди, среди прохожих, русый хвост волос. Но люди шли волной. И я тащил рюкзак, и был не один. И даже русых девушек впереди шло несколько... Я рассеяно плелся, переставляя ноги. Как опытный путешественник знал, – на незнакомом вокзале иди за всеми, не ошибешься. Меж тем, вокзал в Омске был шикарный. Зеленое огромное здание, больше напоминало царский дворец, который кто-то, по недоразумению, воздвиг рядом с поездными путями.

– Довезем кладь, довезем... – бубнили дядьки с тележками.

С вокзала мы вышли через центральный вход, спустившись по широкой лестнице. На площади, как это всегда бывает, стояла туча машин, большая часть из которых принадлежала бомбилам. Здесь нас тут же атаковали живописные таксисты. Иван вступил в бой, с пожилым, солидного вида водителем старой 'тойоты', назвав ему гостиницу, и прощупывая цену. А я стоял, и оглядывал окрестности, все еще надеясь увидеть девушку. И вот, вертя головой на 360 градусов, я вдруг увидел кое-что у себя перед носом. Павел стоял напряженный как струна, глядя куда-то вдоль ряда машин.

– Ты чего? – Я тронул его за рукав.

– Я...

Он повернулся ко мне, и застыл, в полном смятении, лихорадочно размышляя, что сказать.

– Да что случилось-то? – Он встревожил меня не на шутку. Иван тоже обернулся к нам.

– Я брата видел... – Наконец растерянно выдал он.

– Какого брата?

– Моего, – буркнул он, кажется уже сожалея о своих словах.

– И что? – Теперь я знал, что у нашего компаньона есть брат. – Как он тут оказался?

– В том-то и дело, – приходя в себя сбросил с оскалом Павел. – что его тут быть не должно.

– А ты не ошибся?

– Нет. Не знаю... Он вон в ту машину влез. – Он указал на старый темно серый Джип Чероки, который чадя выхлопом выезжал с вокзальной стоянки, машин через двадцать от нас.

– Так, я придвинулся к нему, обостряясь – При чем тут твой брат?

– Не знаю. – Явно нехотя буркнул он. – Он в это дело никогда не верил. Я ему сразу сказал, чтоб он ни на что не рассчитывал...

Я на секунду застыл. Дело обрастало какими-то новыми, непонятным поворотами.

– Так, ну-ка поехали, – я посунулся к водителю Тойоты.

– Дорого! – Возмутился Ваня.

– Плевать, – буркнул я. И повернулся к водиле. – Ну чего, мужик, везешь?

– Залезай, – он махнул рукой, и полез на водительское сиденье.

Машина вырулила со стоянки. Я сидел на переднем, положив руку на обшарканную торпеду. Оборачиваясь назад, я видел Павла, который вертел головой, не то как летчик времен Первой Мировой, не то как человек, увидевший приведенье.

– Твой брат, выходит, нам конкурент, – спросил я у Павла.

– Не знаю... Я ему никогда ничего не обещал.

Я поглядел на идущие за нами машины. Оглянулся на водилу. Зачинать при нем подробные вопросы было не с руки.

– Тебя как звать, командир? – Спросил я таксиста.

– Сергей.

– Слушай, Сергей, можешь сейчас где-нибудь, сделать круг?

Он покосился на меня.

– Зачем это?

– Хотим посмотреть, не едет ли кто за нами.

– Мне неприятности не нужны, – решительно объявил водила.

– А кому они нужны? – Буркнул я. – Накинем четверть косой за круг.

На это он как-то не нашелся что ответить. Через минуту, сбавив скорость, он сказал.

– Здесь можно.

– Давай.

Водила завернул свою Тойоту на улицу с меньшим движением, и медленно покатил вниз. Я глядел назад. Ни одна из ехавших за нами машин, на улицу не свернула. Это, конечно, мало что значило в случае большой слежки. Когда следят несколько машин, меняющих друг-друга. Но в конце-концов, не своя же организация у брата нашего картохранителя?

Водила меж тем сделала очередной поворот. Потом еще один. Несколько машин по этим улицам ехали. Но слежки я не видел.

– Спасибо, Сергей, – сказал я. – Давай к гостинице.

***

– Рассказывай, – поймал я Павла за руку, едва мы вкатились в номер гостиницы. – Что за история с братом?

Он сбросил на пол рюкзак, и завозился, отводя взгляд.

– Ну? – Надавил я голосом, подступая.

– Не тяни, Паша, – подтянулся Иван, стараясь сделать сердитое лицо. – что за непонятки?

Деваться ему от нас было некуда. Мы его фактически заперли у низкого комода.

Павел наконец повернулся к нам.

– Мой брат. У меня есть брат.

– И?

– Я вам все как есть рассказывал. Когда мы были на квартире родителей, я нашел карту. На меня столько навалилась тогда... Воспоминания, и прочее, что я застыл. Не догадался сразу спрятать. А он увидел. Спрашивает, что это. Я машинально и ляпнул, что это дедова карта.

– И? – Снова повторил я, когда он опять запнулся.

– Ну, в общем... Подрались мы там из-за неё. Карта осталась у меня. А он пошел нос полотенцем подтирать.

– А тебе что, жалко было с братом поделится? – Нахмурился Иван.

– Да я бы поделился! – Вспыхнул Павел. – Да он наскочил, вырывать начал. Слово за слово, вспомнили детские обиды. По-дурацки как-то получилось.

– Так, – подвел я. – Ну а здесь что?

Павел замолчал, дергая головой, как лошадь которую тянут за разные поводья.

– Не знаю... Кажется, видел брата. Очень похож.

– Так брата? Или похож?

– Да не знаю! – Мучительно выдохнул он. – Далеко. Показалось, что он.

– А что ему делать в Омске?

– В том то и дело, что нечего. Он за всю жизнь из Питера никуда не выезжал.

– Может, по работе? – Предположил Ваня.

– Да он сисадмин. У него все командировки не дальше к холодильнику за пивом.

– Значит, – здесь ему делать нечего? – Положил я.

– Нечего.

– Если только, он не следит за тобой, – покачал головой я.

Паша в ответ нахмурился еще больше, и с силой потер ладонью щетину на щеке, а потом и шею.

– И чего нам делать? – Спросил меня Иван.

– Не знаю. К гостинице за нами никто не ехал...

– А если его брат все-таки объявится?

– А мы чего? – Я кивнул на Павла. – Пусть Павел тогда разбирается. Это его семейное дело. – Я окинул Павла быстрым взглядом, и обратился уже к нему. – И знаешь чего, ты, хранитель карты. Так нельзя. Такие сюрпризы никто не любит.

– Какие сюрпризы? – Хмуро буркнул он.

– Никакие! – Отрубил я. – Речь идет о больших деньгах. Мы компаньоны. Значит, мы должны знать все. А ты нам солгал.

– Я ж не думал, что он может объявится.

– Да, – вы друг другу морду за карту били. Но ты не думал.

– Да это может вообще был не он.

– Без разницы! – Осадил я. – Твой залет. И знаешь чего, – пока не покажешь карту, чтоб я понимал путь, – я с места не сдвинусь.

– Точняк, – согласно кивнув, пробасил Иван.

– Да пожалуйста, – Павел наконец вырвался из окружения, и наклонился к своему рюкзаку. – Я и сам собирался сегодня все показать. Мы уже почти на месте.

Он вытащил из рюкзака уже знакомую мне по поезду папку, и захрустел целлофаном.

– Вот, – он аккуратно протянул мне отделенный от папки файл, с желтоватым листом внутри. – Сможешь разобраться, штурман?

Мы с Иваном притиснулись друг к другу, чуть не стукнувшись лбами. Внутри прозрачного файла просвечивал пожелтевший, сложенный лист. Я аккуратно извлек его, и он развернулся на несколько секторов. Карта. Я подбежал к столу, нашего небольшого четырехместного номера, и разложил лист на столе. Иван и Павел прилипли ко мне, как пажи несущие вуаль невесты. Мы сгрудились вокруг старой бумаги.

– Да не пихайтесь вы, – буркнул я.

Теперь я мог рассмотреть лист подробнее. Карта, отпечатана типографическим способом. Среднего масштаба... ага, вот левом верхнем и пояснительная запись, – числовое значение масштаба в английский дюймах, как гласит надпись с дореформенными знаками. Насколько я помню, дюйм равен 2,54см. Значит выходит... Но надо еще уточнить, не отличался ли чем-то именно английский дюйм тех времен. Мысленно я сделал себе заметочку. Карта была типографской, но дополнительно, порыжевшими от времен чернилами, на ней была нанесена 'улитка', – сетка из квадратов. И череда условных обозначений. Твердость руки у составителя была изумительная, -каллиграфическая ровность и красота букв. Кадровый офицер, штабист?.. Впрочем, часть обозначений была не столь хороша, видимо наносилась впопыхах. Часть из них была сделана и вовсе скверно отточенным карандашом. Все эти знаки, окружали идущую по карте из квадрата в квадрат линию. Изменчивая, несколько раз менявшая направление, она выходила из расположенного на карте населенного пункта, а оканчивалась... крестом в тайге.