Текст книги "Золотой Конвой. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Лев Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– Ничего, -сказал он, – только это.

В протянутой Шефилдом к боссу руке лежало 'это', – вытащенный из сейфа пистолет.

Все подошли ближе.

– Хорошая попытка, Марко, – констатировал 'колониальный мундир'. – Я не в претензии, правда. А теперь скажи, где орел?

– Та картина... – Из-за связанных рук Марко мотнул к противоположной стене головой. – ...смотри, солдаты идут прямо на пушки... – (я через свою щель не видел куда он показывает, но понял, что он говорит о той самой батальной картине, которую видел в зале ранее, и которая сейчас была за двери справа от меня). – ...страшно лезть прямо на картечь, верно?

– Марко, у меня нет времени на игры, – опасно вежливым голосом отозвался 'мундир'.

– У нас у всех нет. – Спокойно сказал Марко. – Время вышло.

Долбануло – сухо, коротко, страшно.

Дверь, через которую я подсматривал отворило в мою сторону с такой силой, что едва не разбило мне нос. Повалил дым, нос забило едкой вонью сгоревшей взрывчатки. И тут же в зале кто-то закричал, страшным, булькающим, каким-то захлебывающимся воем. Я отстранил дверь, и осторожно выглянул в зал. Там был ад. Все, кто был в комнате валялись вповалку. Бросилась в глаза отдельная от тела кисть руки, все еще сжимающая пистолет-пулемет. Из-под ключицы неподвижно лежащего боевика прерывистым фонтанчиком хлестала кровь. Другой конвульсивно подергивался, наполняя комнату влажным криком. Стена была выщерблена. И все это заволакивали игривые потоки дыма.

Я обалдело огляделся, посмотрел себе за спину, отыскивая источник этого ужаса. Повесьте меня! – я его нашел – это выстрелила нарисованная на батальной картине пушка. Нарисованный канонир довольно щерился, а из дула его нарисованного орудия хлестал клубами самый настоящий белый дым. Я оторопело уставился на это дикое зрелище, но меня вывел из ступора шум в дальнем конце зала. Я опять повернулся туда. Мертвый 'викинг' с рыжей косичкой, дернулся вставая в клубах дыма, – даром, что от его головы лица не осталось почти ничего, кроме той самой косички. Но секунду спустя, когда клубы чуть разошлись, я увидел, что 'викинга' сбросил с себя 'колониальный мундир'. Видимо, викинг вольно или невольно прикрыл босса от взрыва, и теперь тот высвобождался из-под мертвого тела. 'Мундир' с натугой отвалил с себя мертвеца, закашлялся, приподнялся на четвереньки.

Я наставил на 'колониальный мундир' пистолет. Он дернул головой, поднял голову, увидел меня, и застыл. Голова у него заметно подергивалась, левый глаз залило внутренним кровоизлиянием. Лицо измазанное гарью выглядело мордой беса, или какого-то раненного зверя. Он смотрел на меня, потом огляделся, по птичьи дергая головой. И снова уставился мне в глаза своими глазами – одним нормальным, серым, и одним кровавым, налитым до черноты буркалом. Рядом с ним валялся его огромный пистолет, с деревянным цевьем. И его правая рука, подрагивая, поползла к пистолету.

– Замри. – Скомандовал я, подняв пистолет.

Он в ответ как-то игриво ощерился, мол, 'что ты раскричался? Свои же люди, разберемся'. Рука его уже почти ухватила рукоять.

– Замри, кретин! – Рявкнул я.

И когда его рука почти добралась до рукояти, я с тяжелым сердцем нажал на спуск.

Щелк! Сухо ударил спущенный курок. А больше нечего не произошло. Выстрела не было.

'Твою мать! Все как в прошлом году', – тяжело оборвалось внутри у меня. Стоящий на коленях 'мундир' все так же щерясь добрался до рукояти своего пистолета. Я лихорадочно дернул затвор, – желтой искрой мелькнул в воздухе выброшенный осечный патрон – и снова нажал на спуск. Все тот же сухой щелчок. Боже, что же это?.. Мундир тем временем схватил с пола пистолет, щелкнул курком. Я прикинул расстояние до него – далеко, не добегу. Проклиная все что можно, я что есть силы запустил ему в морду своим пистолетом как булыжником. Тот попал ему в плечо, чуть развернул корпус, но и только. Бл...! Я развернулся и рванул что есть мочи обратно к двери.

Выстрел сзади жахнул так, будто бабахнули не из пистолета, а из крупнокалиберной винтовки. Косяк двери к которой я летел, разнесло в мелкую щепу. Я чертыхаясь и закрывая голову руками, вывалился в коридор. Спина была как один нерв, в предчувствии следующего выстрела. Потеряв голову, я толкнул первую попавшуюся дверь, и ввалился в... здесь я еще не был. Это был рыцарский зал, или что-то типа того. Мечи, копья, и всякие там ухваты пачками висели на стенах. Щиты, несколько доспехов, застывших будто призраки на подставках у стен. По продольной оси в центре зала стояли стеллажи с древними орудиями убийства. Мне некогда было все это рассматривать. В другой конце залы была дверь, и я понесся к ней как спринтер. Мне показалось, что сзади я слышал шаркающие, сбивчатые шаги преследователя.

Я влетел в дверь больно ударившись плечом, и затряс ручку так, будто меня било током. Ручка не поддавалась. Внутри опять все оборвалось. Дверь была заперта. Тупик! Я обернулся. Окна! Увы... Рейки в окнах были толщиной в мое запястье, хрен выбьешь. Я подскочил к ближайшему доспеху, – кираса с железными рукавами и нахлобученный сверху шлем, и ухватил всю стойку, чтоб как тараном высадить проклятое окно... Бабахнуло, взвизгнуло. Я оторопело посмотрел на доспех в руках – в шлеме зияла огромная сквозная дырища. Я метнул взгляд на дверь, из которой прибежал.

Он стоял там, опираясь рукой на косяк. 'Колониальный мундир'. Огромный пистолет был направлен на меня, из дула убегал вверх легкий дымок. Я бросил чертов доспех. Стойка рухнула наземь, с диким грохотом, будто обрушилась полка с кастрюлями. Искалеченный шлем, дребезжа забралом и громыхая, будто кастрюля, укатился куда-то к стене.

Человек в дверях как-то шевельнул пальцами держащей руки, и ствол его пистолета вдруг переломился, перестав целить мне в лоб. Отвалившись от косяка, он приподнял пистолет, и пальцами свободной левой руки вытолкнул из казны ствола стрелянную гильзу, привычным движением вытащил из гнезда на поясе огромный новый патрон, и опустил его в ствол пистолета. Кистевое движение правой руки – и ствол пистолета со щелчком встал на место. Я стряхнул оцепенение, и бросился под защиту стойки с какими-то рогатинами в средней части зала.

Человек улыбнулся, вступил в зал, и демонстративно подняв пистолет.

– Это 'Томсон-Сентер Энкор', калибр 460. – Дружелюбно объяснил он. -лучший пистолет, из когда-либо созданных. Одна пуля, – более чем достаточно, чтоб убить любого, кто движется. – Он выдохнул и потер сзади шею. – Твой друг сыграл хорошую шутку. Слегка встряхнул мне мозги. Но не надейся, что я промахнусь. Если хочешь выйти отсюда живым, – скажи пожалуйста, – где орел?

– Да пошел ты! – Вякнул я из-за стойки. Кажется, мой голос дал петуха, и вообще, это прозвучало довольно жалко.

– Ладно, – согласился человек. – ты сам выбрал. Значит, охота. – Он положил пистолет на сгиб руки. – Это будет забавно.

'Колониальный мундир', – это прозвище несколько устарело, поскольку от его левого рукава остались одни лохмотья – неторопливо двинулся вперед. Я чуть высунул голову, посмотреть где он, – и едва успел убрать башку обратно -пуля просвистела у меня надо мной, жутко шлепнув по стене в углу.

– Трепыхайся, зверюшка, – Хохотнул 'мундир'. – Это не должно быть скучным.

Зазвенела упавшая на пол пустая гильза.

Я замер. Это был тупик. Послышались приближающиеся шаги. Сейчас он просто подойдет, обогнет стойку, и... Хлопнул еще один выстрел, – в стойке за которой я скрывался образовалась огромная дыра. Прошило насквозь, – что же за патронищи у него? Чуть правее, и пуля была бы во мне.

Ну, скотина!.. Я почувствовал, как меня затапливает отчаянная холодная ярость, затмевая собой плескавшийся внизу страх. Отступать некуда, за нами Москва... Зверушка, значит?

Я поднял голову. Он как раз выбрасывал из ствола пустую гильзу. Этот долбоеб и правда пришел за мной с однозарядным пистолетом. Я подскочил, ухватив со стойки какую-то допотопную херню – что-то вроде длинного узкого четырехгранного копья, с коротким череном, равным по длине железку.

– У зверей бывают клыки! – рявкнул я, – и метнул что есть мочи свое копьецо в охотничка.

Все-таки зал был слишком большим. Или я был херовым метателем. Снаряд кочергой пролетел в воздухе, правее от цели, и со звоном влепился в пол где-то позади. Человек однако вздрогнул, патрон выпал у него из рук, и забренчал по каменному полу.

– А! – Рявкнул я, хватая какое-то другое копье. – Я тебе покажу! – Копье почему-то не хотело выходить из стойки, – только сама стойка тряслась – и я схватил другое древко, – на конце последнего оказалась совершенно жуткая штука, совмещавшая в себе и копье, и алебарду в одном флаконе, и еще какой-то серп с зацепом.

– Иди сюда, гопник купчинский! – рявкнул я, – потрясая своим ухватом наперевес, и помчал на 'мундира', набирая скорость.

У супостата вытянулось лицо, он сунул левую руку за новым патроном, но понял, что уже не успеет. Я несся как локомотив. Человек вздрогнул, и пустился наутек, бесполезный незаряженный пистолет болтался у него в руках. Я подумал, что он бежит к двери, и уже прикинул, как мне придется разворачиваться с моим длинным ухватом, если мы выскочим в коридор. Но все решилось совсем иначе.

– К дьяволу понты!.. – Испуганно взвизгнул на бегу человек, и... выбросил свой незаряженный охотничий обрез куда-то в сторону. Я еще не успел понять, что это значит, как 'мундир' сунул руку себе под пиджак, а потом ушел в глубокий кувырок с разворотом, который обратил его лицом ко мне. Через мгновенье я обнаружил, что бегу на сидящего на колене человека, в руках которого появился меньшего размера, зато вполне современного вида пистолет. Человек вскинул руки, и я, бросив к чертям рогатину, метнулся от него в сторону, скрываясь за ближайшей оружейной стойкой по центру зала. За мной – будто заработала бензопила – хлестанула запоздавшая очередь. Пули прошли веером, громя камень, дерево и железо. Пистолет мужика оказался полностью автоматическим.

– Скотина! – Заревел я, – пробегая согнувшись за стеллажом. Останавливаться было уже нельзя. Остановиться – значит умереть. Не было ни страха, никаких чувств, ничего лишнего. На краю стеллажа висел большой металлический 'башенный' щит. Я схватил его за края, сорвал с козлов, обогнул стеллаж с другой стороны, и прикрываясь щитом снова полетел на мужика. Он ошалело вскинул пистолет, и я, укрыв за щитом голову, с воплем рванулся на него. Стеганула очередь. Щит загудел как колокол. Словно в замедленной сьемке я увидел, как на моей стороне щита вспучиваются пузыри от попадания пуль. А потом я влетел в 'охотничка', опрокинул, подмял, навалился сверху.

Эта гадина трепыхалась там, внизу, придавленная двойной тяжестью, моей и щита. А у меня было чувство, будто я придавил хвост смертельно опасной змее, или скорпиону. Какой-то ядовитой гадине, которую нельзя отпустить, и фиг поймешь как достать. Я балансировал на щите. Щит был ему тюрьмой. Мне – защитой. Нам обоим – преградой.

Я попробовал ударить кулаком сбоку, вниз, за кромку щита, – бог весть куда я попал, зато едва не сковырнулся сверху. Снизу ударила короткая очередь. Щит загудел, новые пузыри вспучились на нем, – случайно коснувшись одного из них со своей стороны, я обжегся.

– Ско-ти-на! – Я начал на четвереньках подпрыгивать на щите. Снизу доносились приглушенные хеканья. Сбоку слева от меня, из-под щита высунулась его рука с пистолетом, и попыталась вслепую направить ствол на меня. Я перенес весь вес тела налево, шит наклонился, и его край прищемил руку с пистолетом к полу. Из-под щита завопили, пришпиленный к полу пистолет стрельнул короткой очередью куда-то в сторону. Вот теперь я действительно прищемил ему хвост. Я огляделся. На стеллаже, прямо рядом со мной, в ряду коротких копий стоял какой-то военный причиндал. С одной его стороны был клюв, с другой, – плоское било. Кажется, по-английски это называлось 'ворхаммер' – военный молоток, а по-русски – клевец.

Я дотянулся, до молотка, схватил его, и тут же оходил плоским битком по прищемленной руке. Под щитом завизжало, пистолет вывалился из разможенного запястья. Я отпихнул пистолет ногой, куда-то подальше – он зашуршал по полу. А я вскочил со щита, с натугой поднял его одной рукой, коротко примерился, и с размаху ударил. В лицо чем-то брызнуло. Человек перестал шевелиться, и замер.

Я посмотрел на то, что я сделал, и желудок скрутило судорогой подступающей тошноты. Отпустил край щита, и тот упав, прикрыл собой дело моих рук. Военный молоток, тоже выпал, громыхнув по каменному полу. Биток был забрызган частицами мозга. Наконец, и сам я свалился на пол – ноги подкосились.

Какие-то секунды я тупо пялился на щит, и торчавшие из-под него ноги в элегантных ботинках крокодиловой тисненой кожи. Вот так вот. Вот так...

А сидеть-то было нельзя. Сидеть было некогда. Все-таки, хоть вилла была на отдельном участке, за стеной. Это был жилой район. И после того тарарама, что мы тут устроили, подозреваю, скоро должна была появиться местная полиция. А я падал все глубже. От незаконного пересечения границы, до убийства. С полицией мне пересекаться было нельзя.

Я оперся о пол рукой, поднялся на ноги, огляделся. Пистолет, – не охотничий обрез, а нормальный пистолет – покойничка, валялся у оружейного стеллажа, с перекошенным стволом, и нелепо откляченным назад затвором. 'Мундир' перед смертью успел расстрелять все патроны, а я и не заметил... Я поднял его, мельком глянул на надпись на затворе 'Глок-18, Австрия, 9х19мм'. Снял затвор с задержки, и тот хлопнул возвращаясь на место. Справа на затворе, там, где у привычного мне советского 'ПМ' был предохранитель, у этого пистолета тоже был рычажок, но судя по пиктограммам из точек, это был переключатель режимов стрельбы. Я нажал кнопку выброса магазина, – но тот не вывалился мне в подставленную руку. Магазин пришлось тащить вручную, за специальные выемки в рукояти, одновременно зажимая кнопку, – так тут было устроено. Пустой магазин я сунул в карман. Мне были нужны патроны.

Я с тоской посмотрел на придавленное щитом тело охотничка. Видеть его не хотелось, но... Я подошел к щиту, и тут увидел, еще кое-что – в нескольких местах пули все-таки пробили щит. В одном из вспученных пузырей торчал наполовину вышедший свинцовый 'грибок' сплющенной пули. Две других дыры вообще были сквозными. Повезло, что прошло мимо, а я в запале и не заметил... Будь у покойника пули с сердечником потверже, уложил бы меня как пить дать. Почему-то вспомнилась надпись с известной рыцарской могилы: 'стоял бы я, лежал бы ты'. Да уж, сегодня ангел хранитель поработал на двести процентов.

Взявшись за щит, я поразился тому, какой он тяжеленный. А ведь на адреналине я и схватил и пробежался с ним, и даже веса не почувствовал... Откинул в сторону, и стараясь не смотреть на голову покойника, зашарил у него под пиджаком. Заметил еще кое-что: весь правый бок покойничка был в крови – это уже точно была не моя работа. Похоже, одна из его собственных пуль от щита, вернулась к нему обратно рикошетом. Вот почему он так вяло трепыхался внизу... Впрочем, что это теперь меняло?.. Под пиджаком покойника обнаружились подсумки. Три длинных магазина висели под левой подмышкой на плечевом ремне кобуры. Я вытащил один магазин, сразу вставил в пистолет, – из-за длинны он остался торчать за пределами рукояти почти на половину длинны. На задней грани магазина были маленькие окошечки, в которые обнадеживающе просвечивали желтые донца патронов. У нижнего окошечка была цифра '31'. Похоже, теперь я был обеспечен патронами на всю оставшуюся жизнь. Я передернул затвор.

Прикинув, как мне утащить остальные магазины, я перевернул тяжелое тело покойничка на спину, взял с ближайшей стойки кинжал, разрезал на спине его пиджак. Теперь мне были видны шлевки для подгонки кобуры по размеру. Я выпростал из шлевок концы ремня, петли кобуры разошлись, и я стянул её с трупа. Снова замыкать ремни было мешкотно, поэтому я просто закинул её на плечо. Встал. Посмотрел не испачкался ли. Подумал, – не пнуть ли покойника напоследок, но решил, что обойдусь.

На душе все равно было муторно. В убийстве не было ровным счетом ничего хорошего. Бог, кем бы он не был, создал человека не для этого. Человек создан, чтобы созидать.

У меня еще были дела. Я вышел из рыцарского зала, и держа пистолет наготове пошел обратно в галерею. Осторожность оправдалась. В коридоре перед галерей я столкнулся с одним из боевиков, который таки смог подняться после взрыва. Он шел по стене, едва перебирая ногами, сипя кровавыми пузырями на белых губах. Правая рука висела плетью, а левой он зажимал себе что-то в районе ключицы. Наши взгляды встретились. Он чуть заметно качнул головой в отрицании, и поднял левую руку, будто заслоняясь. Я нажал на спуск. Пистолет задергался как припадочный отбойный молоток, руку потащило вверх, вспоров боевика очередью от грудины до головы. Уши заложило. Последние пару пуль влетело уже в потолок. Человек рухнул назад, как колода, громыхнув об пол при падении.

Вот и второй холодный за день. Я чувствовал себя очень усталым.

Число заполненных донцами окошек в магазине уменьшилось до цифры '23'. За одно нажатие на спуск я выпустил без малого с десяток патронов. Аппарат был слишком прожорлив. Я перещелкнул рычажок на одиночные, перешагнул тело, стараясь не встать в натекавшую лужу, и двинулся дальше.

Дым в картинной галерее уже рассосался. Но от этого картина стала еще страшнее. Здесь никто не шевелился. Вспомнив, что я видел перед тем, как выбежать из зала, я посмотрел на батальную картину. Теперь все было видно лучше. Я не словил глюк, – все разрушения... это действительно выстрелила нарисованная на картине гарибальдийская пушка. Ну, в какой-то степени... Как раз там, где художник изобразил дуло, холст был разорван. Вернее, уничтожен, вырван большим куском. А за ним... Я сунул руку в дыру, расширив отверстие: – в нише за картиной стоял опустевший футляр, еще теплый. Что-то вроде американского 'клеймора', или нашей 'МОН-50'. Мина направленного взрыва, с готовыми поражающими элементами. Я ставил такие в армии. Покойный 'викинг' был прав. Сейфы иногда минировали. Но здесь ловушку не стали ставить в сейфе. Сейф на противоположной стороне был просто приманкой, который выставлял недругов в правильный сектор. Взрыв шел с задержкой. Все равно не уйдут, пока обстоятельно не осмотрят сейф. Идеальная ловушка. И Марко подставил себя, чтобы заманить в неё врагов.

Несмотря на то, что дым рассеялся, все равно мне казалось, что у артиллериста с запалом на картине теперь довольное лицо. еще бы, – столько лет висеть нарисованным на картине с занесенным фитилем, – и наконец жахнуть... Я скривил ухмылку ему в ответ.

Я пошел на другой конец зала, стараясь обходить тела и красное на полу. Марко лежал на спине, раскинув руки, невидяще глядя застывшими глазами в потолок. Вместо живота у него был киш-миш, одежда пропиталась кровью. Он был смелый человек. Идеалист, несомненно. Я протянул руку, чтоб закрыть ему глаза. И вдруг, после того как я провел рукой, его глаза дрогнули.

– Марко, едрить твою!.. – Я едва выдохнул. – Ты жив!!!

Он скосил на меня глаза, чуть склонил голову. И от этого движения, из глазной впадины по щеке побежала слеза.

– Погоди... не шевелись... – Зачастил я. – Сейчас я... найду чем перевязать...

– Поздно. – Прошептал он, одними губами, почти без дыхания. – Я... прожил...

– Не дури, буркнул я, – сам не веря себе, и своим словам.

– Теле-фон... – просипел он. – В кармане. Преду-преди... бра-тьев...

Я кивнул, обшлепал его. Телефон обнаружился в кармане рубашки. Мертвая груда пластика, из который стальной шарик мины вырвал половину потрохов. Телефон был мертв.

– Хана телефону.

Я показал его Марко. Тот с трудом сфокусировал на нем взгляд.

– Орел... отве-зи сам... Найди Монастырь... Санто Маурисио... Спроси отца Коррадо... Коррадо Марини...

– А орел-то где?

– В гардеробе... Рюк-зак... Не ус-пел...

– Гардероб. Я понял.

– От-вези... – каждое слово давалось ему все труднее. Он уходил, и черт знает какими гвоздями его душа была прибита к телу. – Ты их видел... им нельзя... Орлы должны возвращаться в гнездо... Отвези... О... Обещай...

Вся его жизнь теперь была в глазах. Он уходил. Это был последний бастион его обороны в борьбе со смертью.

– Я... отвезу. – Я кивнул ему.

– Хо-рошо... Брат. – Он улыбнулся. И это последнее, что он сделал.

Я закрыл ему глаза. Теперь окончательно.

Ключ от машины отыскался в кармане брюк. Чтоб достать его пришлось немного запачкать руки. Так, а это что? Бумажник... Тут же мне пришла мысль, что мне нужны деньги. Пришлось подавить отвращение, и потревожить всех окрестных покойников. Денег набилось порядком. Сунул в карман, потом рассортирую...

Я поднялся. Прочь из этого склепа! Я сделал шаг, другой. А, да, – еще кое-что. Я развернулся, и отыскал на полу 'Беретту ПХ-4', которой я запустил в рожу 'колониальному мундиру. Я направил пистолет в стену, нажал на спуск. Затем отвел затвор, и поймал исправно выброшенный патрон. Ладно сделанный патрончик, но не военный стандарт. На дульце и исправно пробитом капсуле, не было герметизирующего лака. Не все изготовители этим заморачивались, потому что для обычных условий это было абсолютно не критично. Но я пробултыхлся с этими патронами через весь морской потовый канал, и они просто подмокли. Это был второй раз, когда косяк с патронами едва не стоил мне жизни. Первый раз был год назад, со ржавым наганом в золотой пещере. Но в тот раз у меня руках был только что, случайно найденный револьвер. А в этот раз я сам затупил, и не проверил оружие. Пистолет оказался не виноват. Лажанул его мудень-владелец. Хотя, конечно у меня били извиняющие обстоятельства. После заплыва у меня и времени не было повозиться с оружием. Хотя, кого бы волновали мои извиняющее обстоятельства, если бы я сейчас лежал здесь, с дыркой в башке? То-то и оно...

Я машинально сунул пистолет в карман. Он мне нравился. Надо будет перенабить магазин. На полу лежал еще и пистолет боевика – с глушителем, его я тоже поднял, и засунул за пояс. Подумал секунду, и еще снял с одного из тел компактный пистолет-пулемет, – такой же как на корабле. Засунул за пояс два магазина к нему. Теперь у меня было три пистолета, и пистолет пулемет. Чоу-Юн-Фат был бы мной доволен... Все это барахло неудобно болталось в неприспособленной одежде по телу. Главное, чтоб не лопнул поясной ремень. Разберусь с этим позже.

Гардероб отыскался быстро. Небольшая комната, рядом с центральным холлом. Большой встроенный шкаф. Внутри на вешалках висело немного одежды, припорошенной той мельчайшей пылью, которая со временем образуется даже в закрытых помещениях. Я посмотрел на переброшенные через рейку брюки с неимоверным клешем. Судя по фасону, это барахло висело здесь годов с шестидесятых-семидесятых прошлого века. Внизу стояло несколько пар обуви, кожа сморщилась и ссохлась без ухода. Одно место в пыли было пустым. Марко все же нашел себе обувку, да не долго довелось носить... И рюкзак его был здесь же. Я открыл клапан, размотал тряпку, – хищная голова потемневшей птицы уставилась на меня немигающим взором. Добро. Я взял рюкзак, и немедленно побросал в него свой арсенал. Жить сразу стало удобнее. Заодно – чего уж там, нацепил подходящий по размеру пиджачок с вешалки. В коричневую клетку, чуть свободный мне в талии. А с полки сверху взял шляпу-трильби, чтоб прикрыть повязанную голову. Привет семидесятые!

Но в сторону шутки. Надо было валить. Я и так тут сильно подзадержался. Если учесть, что мы устроили не только пальбу, но и взрывы, сюда в любой момент могла приехать не только сонная полиция, а еще какая-нибудь бригада антитеррористического спецназа. Встречаться с ними мне точно не было резона.

Я захлопнул за собой входную дверь. Мелькнула мысль, – не оставили ли боевики кого караулить снаружи? Но это было маловероятно. Внутри был такой тарарам, что они бы уже прибежали внутрь. Я открыл микро-вен Марко, бросил рюкзак, открыл ворота, и вывел авто на улицу. Все это время меня царапала мысль, что вот-вот из какого-то темного угла выскочит орава полиции, и схватит меня под белы руки. Это было бы особенно смешно, после моих долгих и вдумчивых соборов на вилле. Собирал деньги, стволы, – и пшик!.. Но нет, никто меня не хватал. Набирая скорость я вел машину по улице, мимо окрестных домов. Освещенных окон вокруг стало гораздо больше, чем было, когда мы сюда подъезжали. Да, устроили мы местным жителям веселую ночь... Непуганый край. Кто же включает в доме свет, когда рядом стреляют? Но людей не было видно. Меня спасали заборы вокруг домов. Соваться за них видимо, ни у кого не было желания. А издалека, со вторых этажей, – даже если кто пытался снять меня на телефон, попробуй сними. Что за машина, что за тип в шляпе...

Я поддал газу, а сам открыл окно. Полицию я так толком и не увидел. Просто в какой-то момент что-то толкнуло свернуть, на более тихий проулок. И уже удаляясь, в заднее зеркало я увидел пролетевшее мимо зарево мигалок и вой сирен. Кого-то мы все-таки разбудили в славной сонной Италии. Я поерзал в водительском кресле, устраиваясь поудобнее, и поехал с той скоростью, с которой должен ехать законопослушный, добропорядочный гражданин, который никуда не спешит.

***

Остаток ночи, после того как я покинул виллу Марко, прошел спокойно. Остановив машину на пустой улице, в ряду других автомобилей, я задумался, – что же мне делать дальше? Ситуация была мутнейшая. Я внезапно оказался нелегалом в чужой стране, с культурным артефактом огромной исторической ценности на руках, и... рыскающей в округе бандой боевиков, которые хотели получить птичку, спрятанную у меня в рюкзаке. Однако, обращаться в полицию мне совершенно не хотелось. Кроме нелегального попадания в страну,и рюкзака набитого оружием, которого хватит на целый полк, на мне висело минимум два трупа. И ни одного оставшегося в живых человека, который мог бы подтвердить мою историю. Что-то подобное я уже проходил год назад.

По уму мне следовало немедленно свалить в неизвестном направлении, и оставить все эти тайные общества разбираться между собой. Проблема в том, что я был 'на чужом поле'. У меня не было ни связей, ни документов, ни даже знания языка – которые могли бы помочь покинуть страну. В активе у меня была латынь, на которой здесь можно было объясниться разве что с профессорами истории, и английский – в туристическом городе его хватит для общения в некоторых магазинах. Но это все. Легальный выезд за границу мне был закрыт. А нелегальный? Переплывать вплавь Адриатику и Черное море? Или уходить пешком через Альпы, как Суворов? Нет, все это не канало.

Единственные предполагаемые 'союзники', – они же единственный возможный вариант, – который маячил на горизонте, – это были братья Марко. Но и здесь мне многое не нравилось. Тайные общества очень не любят, когда кто-то знает их тайну. А ну как доблестные хранители, вместо того, чтобы посадить меня контрабандой на пароход, решат, что надежней и дешевле тюкнуть меня свинцовой гирькой по темечку? Марко обещал мне, – но Марко уже несколько часов как 'ушел в верхнюю тундру'. Сдержат ли его братья слово, в обмен на птицу? Кое-что, впрочем, говорило и в их пользу. То, что Марко с товарищами не притопили меня в море, и обременили себя тащить меня по морю, – говорило, что люди они порядочные. Скорее романтики, чем реалисты, готовые что угодно оправдать 'суровой необходимостью'. Да и выбора у меня особого не было.

Еще один момент – ныне мертвый командир боевиков сказал, что их люди полностью раскололи товарища Марко – Бруно. Если оный Бруно под влиянием химии выболтал адрес основной штаб-квартиры братьев Марко – крутые ребята могли прилететь туда раньше меня. И уж тогда меня там точно не ждет ничего хорошего. Ситуация усугублялась тем, что злыдни уже могли знать, куда ехать. А вот я вообще не имел об этом никакого представления. Где тут в Италии затерялся этот монастырь Санто-Маурицио?

Короче, было много неясного. Как? Куда? И сколько у меня времени в запасе? Фактор места, фактор условий, фактор времени... – все под вопросом. Просто обалденные обстоятельства. Тем не менее, надо было что-то решать, и я более-менее определился, что мне делать.

Первое – из города ночью не валить. Я не знал, как работают местные правоохранители. Мы устроили дикое побоище на вилле, но это все-таки была не людная улица, а уединенное место. Поднимут ли всю полицию на уши по линии борьбы с терроризмом? Или станут расследовать это как обычный криминал? Если полиция озаботится особым режимом в городе, – то дороги уже перекрыты. Шанс, что мою машину остановят ночью, когда других авто мало, был весьма высок. Днём же, наоборот, потоки машин увеличат мои шансы затеряться. Еще одно – мне позарез нужен был навигатор и интернет. Здесь, в туристическом городе добыть его было намного проще, чем где-то еще -опять же, фактор английского. Поэтому, решено – до утра остаюсь в городе; перекантуюсь остаток ночи в машине.

Чем заняться у меня было. Сперва – разобраться с оружием. Первым, в тусклом свете далекого уличного фонаря, выщелкал тухлые патроны из магазина Берретты. Набил туда новые, позаимствовав их из магазина-пистолет пулемета. Замирая, при свете редких проезжающих машин, таким же образом заполнил магазины 'Глока'. К концу процедуры подушечки пальцев, с непривычки начали саднить. Затем, тихонько матерясь в темноте машины, стянул с себя пиджак. Соединил плечевые петли на кобуре Глока, нацепил на себя, и подогнал её по размеру. Поверх кобуры натянул обратно пиджак. Затем занялся деньгами. Напрягая глаза, разложил разноцветные евросы, согласно номиналу. Получилась не слишком толстая, но все же порядочная пачка, которую я устроил в бумажник. Хотя бы с деньгами у меня не должно было возникнуть проблем. Так... А вот теперь можно было... нет, даже нужно было немного поспать.

Я опустил назад спинку сиденья, и получилось вполне пристойное ложе. Опустившись на него я вдруг понял, как же я устал. Это было какое-то непонятное состояние, когда ты вроде вымотался до крайности, но так напряжен, что сон все равно не идет. Я повертелся так и сяк, устраиваясь поудобнее. Наконец, несколько раз сильно сжал и разжал кулаки, напряги отпустил пресс, чтобы снять лишний тонус мышц. Задышал глубоко, как когда-то учили в армейке, и... помогло. Организм наконец отпустило. Все стало смутным, неважным, и наконец все тревоги дня покрыл его величество сон.

***

Утро ворвалось ко мне стуком в стекло. Сердце дало сбой, я подскочил, рука метнулась к кобуре, но слава богу, глаза продрались раньше, чем я натворил дел. Какой-то темпераментный сын итальянского народа, широкий с круглым лицом, тараторил что-то на своей мове, оживлённо жестикулируя. Настоящий стереотипный итальянец, которого я благодаря его мимике и выразительности поз, понял и без знания языка. Тычок пальцем в машину стоящую позади, а потом себе в грудь – его машина. Тычок пальцем в меня, а потом две ладони, сведенные рядом на небольшом расстоянии – я его 'запер'. Жест в сторону циферблата часов на левой руке – он опаздывает. Ну и легкое постукивание себя ладонью по лбу... – тоже понятно.