Текст книги "Одинокий голубь"

Автор книги: Лэрри Джефф Макмуртри (Макмертри)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 69 страниц)

Стадо пережило пургу сравнительно благополучно, хотя часть коров забрела далеко на юг, и их пришлось оттуда пригонять.

Несмотря на это, через несколько дней после пурги они сумели соорудить просторный бревенчатый дом с камином и трубой, последнее – дело рук По Кампо. Он воспользовался несколькими днями оттепели, чтобы понаделать массу кирпичей из глины, которые при следующем морозе основательно промерзли. Они едва успели покрыть дом крышей, как началась следующая пурга. Но на этот раз они уже так не мерзли.

К всеобщему удивлению, капитан Калл отказался жить в доме. Он поставил старую палатку Уилбергера в защищенном месте у ручья и спал в ней, только иногда разводя небольшой костер у входа.

По утрам ковбои ожидали, что найдут его замерзший труп, но ничего подобного не случилось. Он приходил каждое утро, обнаружив, что они все проспали и не же лают вылезать из-под теплых одеял на мороз.

Но надо было еще построить загоны, коптильню, обустроить дом. Калл следил за тем, чтобы все работали, пока он сам проверял стадо, иногда беря с собой Ньюта. Он убил несколько бизонов и научил Ньюта их разделывать.

Старый Хью приезжал и уезжал, когда хотел, на своей пятнистой лошадке. Хотя он постоянно разговаривал, когда был с ними, у него появлялось то, что он называл тоской, и он исчезал иногда дней на десять сряду. Однажды, когда выдался довольно длительный период потепления, он прискакал весь возбужденный и сообщил Каллу, что видел пасущийся милях в двадцати к югу табун диких лошадей. Им крупно повезло, они загнали их в узкий каньон и поймали всего милях в пятнадцати от дома. Лошадки были мелкие, но все еще толстые после лета. Берт Борум, лучше всех бросающий лассо, заарканил восемнадцать лошадей, они их спутали и привели в свой табун.

Верный своему слову Диш взял расчет и уехал сразу же после того, как они поймали диких лошадей. Калл было думал, что пурга образумит парня и он передумает, так что очень рассердился, когда Диш попросил с ним расплатиться.

– Сейчас не время путешествовать по неизвестной местности, – сказал капитан.

– Я тащил весь этот скот сюда, – заметил Диш упрямо. – Полагаю, назад дорогу найду. И у меня есть пальто.

У Калла при себе было мало денег, но он договорился о кредите в небольшом банке в Милс-Сити, так что он выписал Дишу чек на его зарплату, используя дно большой сковороды в качестве стола. Дело было сразу после завтрака, так что некоторые из работников наблюдали за процедурой. Накануне прошел небольшой снег, и равнина вокруг была ослепительно белой.

– Черт, мы можем сразу устроить тебе похороны, – ворчал Соупи. – Ты и до Йеллоустон не доберешься, тем более до Небраски.

– Это все та шлюха, – заявил Джаспер. – Он спешит, пока никто его не опередил.

Диш покраснел и резко повернулся к Джасперу.

– Она не шлюха, – отрезал он. – Бери свои слова назад, а то надеру тебе уши, черт побери.

Джаспера испугала перспектива драки. Он подзамерз, да и знал к тому же, что ему не стоит тягаться с Дишем. Руки тоже замерзли, они у него постоянно замерзали, так что одна мысль, что придется ими орудовать, показалась ему неприятной.

– Ну, я хотел сказать, что она была ею в прежние годы, – поправился он. – Я не знаю, чем она сейчас зарабатывает на жизнь.

Диш в холодной ярости зашагал прочь. Он недолюбливал многих из ковбоев за их неосторожные замечания в адрес Лори во время путешествия, так что не считал нужным тратить много времени на прощание. По Кампо снабдил его таким количеством провизии, что он едва сел на лошадь.

Диш считал, что в этом нет необходимости.

– У меня есть ружье, – уверял он, – а здесь полно дичи.

– Тебе может не захотеться охотиться в пургу, – заметил мудрый По Кампо.

Когда Диш собрался уезжать, Калл велел ему взять запасную лошадь. Диш в основном ехал на Милочке всю дорогу на север и собирался на ней же и вернуться, но Калл настоял, чтобы он взял еще лошадь на всякий случай.

– Лошадь всегда может охрометь, – заметил он. Все молча стояли вокруг, расстроенные отъездом Диша. Ньюту хотелось расплакаться. Смерти и разлуки – как много в них общего.

В самый последний момент Диш тоже почувствовал тоску при мысли, что он всех бросает. Хотя большинство работников были грубыми неумехами, все равно они – его companeros. Он любил маленького Ньюта, ему нравилось дразнить Джаспера. Он даже тайно привязался к Липпи, который сам себя назначил помощником повара и редко отходил от большого камина.

Но Диш зашел уже слишком далеко, назад пути не было. Опасности его не страшили. Он должен увидеть Лорену, вот и все. Он сел на лошадь и взял в руки поводья.

Пи Ай, находившийся у загонов по серьезной надобности – Монтана плохо подействовала на его пищеварение, – пропустил все приготовления к отъезду. С того дня, как он узнал о смерти Гаса, он пребывал в печальном настроении, а вид собирающегося уехать Диша расстроил его окончательно.

– Ну, черт побери, Диш, – загрустил он. На глаза набежали слезы, и больше он ничего не смог выговорить. Некоторых смутил его вид, поскольку и у них были опасения, что они могут повести себя не лучше. Диш пожал всем руки.

– Пока, ребята, – сказал он. – Ищите меня к югу от Бразоса, если когда-нибудь вернетесь домой. – Затем он тронул шпорами Милочку и скоро превратился лишь в черную точку на белом снегу.

Калл подумывал, а не отдать ли ему записки, написанные Гасом женщинам, но потом не решился. Вдруг Диш заблудится, что вполне вероятно, тогда с ним пропадут и записки, а это были последние слова Гаса. Лучше сохранить их и отвезти самому, хотя эта перспектива его не вдохновляла.

В ту ночь, сидя в палатке, он размышлял о происшедших в нем самом переменах. Он позволил этому молодому парню не обратить внимания на предостережения и уехать. Он мог приказать ему остаться, вложить по больше себя в этот приказ, как он часто делал, когда люди отбивались от рук. Диш был настойчив, но не настолько, чтобы ослушаться приказа. Будучи капитаном, он часто приказывал людям, и не было случая, чтобы его кто-то ослушался.

Но на этот раз он не проявил достаточной настойчивости. Когда наступил момент для использования силы, он не смог. Он прекрасно относился к Дишу Боггетту, который всегда был на месте все три тысячи миль. Он также доказал, что никто лучше него не может остановить панику в стаде. Но Калл отпустил его и не слишком грустил по этому поводу. Он знал, что не огорчится, даже если они все уйдут, кроме Пи и мальчика. У него не было желания никого никуда вести.

На следующий день, поскольку погода все еще благоприятствовала, он сам решил съездить в Форт-Бентон. Майор Корт упомянул, что армия может часто нуждаться в мясе, а племена охотятся слабо. В конце концов, он тащился сюда, в Монтану, чтобы продать скот. Как только новости об их благополучном прибытии достигнут Техаса, не успеешь оглянуться, за ними последуют другие, скорее всего уже к следующей осени, так что есть смысл установить хорошие связи с армией, поскольку во всем крае только она одна и могла покупать мясо.

Как раз во время отсутствия капитана Ньют и обнаружил у себя талант объезжать лошадей. Бен Рейни, тоже превосходный наездник, получил задание объездить мустангов, но в самый первый день сильный вороной сбросил его, и он сломал себе руку. По Кампо наложил лубок, но Бен заявил, что с него хватит упрямых лошадей. По возвращении капитана он намеревался попросить другую работу. Ньют тем временем занимался заготовкой леса – таскал бревна от ручья и помогал Пи Аю и Питу Спеттлу пилить их. Он пообещал Бену Рейни попробовать объездить вороного, к удивлению всех, включая его самого, даже сумел заставить его остановиться.

Разумеется, он знал, что отучить лошадь брыкаться – лишь небольшая часть ее воспитания. Их следует сломить настолько, чтобы не было необходимости привязывать, если возникнет нужда оседлать. Их следует приучить к поводьям, а также, если возможно, заинтересовать коровами.

Когда через неделю вернулся капитан с заказом на триста коров, которые должны были быть доставлены в Форт-Бентон к Рождеству, Ньют как раз находился в небольшом загоне, работая с гнедой с мордой как утюг. Ньют с опаской взглянул на капитана, ожидая выговора за то, что занимается не своей работой, но тот молча сидел на Чертовой Суке и наблюдал. Ньют постарался забыть о его присутствии, не хотел нервировать и расстраивать гнедую. Он обнаружил, что лошади успокаиваются, если с ними непрерывно говорить. Он что-то бормотал гнедой, пока капитан наблюдал. Наконец Калл спешился и расседлал лошадь. Ему понравилась спокойная манера, в которой работал парень. Он сам никогда особо не разговаривал, если что-то надо было сделать, и тем разительно отличался от Гаса, который только и делал, что болтал. Ему понравилось, что парень способен на такое. Когда они погнали коров в Форт-Бентон, он взял Ньюта и еще двух парней с собой.

За зиму им пришлось ездить несколько раз, и не только в Форт-Бентон, но также и в Форт-Буфорд. Однажды, как раз когда они появились в Форт-Бентоне, солдаты пригнали небольшой табун полуобъезженных лошадей. Когда они пригоняли коров, в форте всегда было полно индейцев, и возникали споры между майором и старым вождем Черноногим, которого солдаты звали Пилой за его заостренный профиль, как поделить скот между солдатами и индейцами. Там также были и Кровавые индейцы, и Калл разгневался, поскольку понимал, что видит перед собой воинов, убивших Гаса. Когда индейцы уехали, он испытал острое желание поехать за ними, хотя и не знал точно, кто именно это сделал. Он сдержался, но и чувствовал себя неуютно из-за того, что не ответил ударом на удар.

Майор откуда-то узнал, что Ньют умеет объезжать лошадей, и попросил Калла оставить его в форте на несколько недель, чтобы помочь с лошадьми, если он не возражает. Каллу не хотелось выполнять эту просьбу, но майор всегда вел дела честно, так что ему неудобно было отказать, тем более что на ранчо почти не было работы. Они занимались достраиванием дома, начали строить сарай да проверяли стадо после очередных снежных бурь. Большая часть ковбоев в свободное время охотились, и они уже запасли больше лосиного и бизоньего мяса, чем можно было съесть за зиму.

Поэтому Калл согласился, и Ньют остался в форте на месяц, объезжая лошадей. Погода улучшилась. Холодно, но солнечно. Ньюту довелось перепугаться только единожды, когда сильный гнедой мерин, на котором он впервые выехал на прогулку за город, закусил удила и вынес его на лед Миссури. Как только конь выскочил на лед, он поскользнулся и грохнулся, проломив лед, но, к счастью, на мелком месте, так что Ньюту удалось выбраться самому и вывести лошадь. Солдаты, которые собирали топливо для костра, помогли ему обсушиться. Ньют понимал, что все могло кончиться куда хуже, вынеси его лошадь на середину реки и провались там.

В следующий раз, когда он выезжал из форта на малообъезженных лошадях, он немедленно сворачивал в сторону, подальше от реки.

99

Джули Джонсон сделал Кларе предложение в первую неделю нового года. Несколько месяцев он пытался удержаться от этого и все равно однажды высказался, когда принес по ее просьбе мешок картошки. Стоял мороз, и картошка замерзла, так что Клара хотела, чтобы она оттаяла на кухне. Когда он вошел, его сын Мартин ползал по полу, а Клара сбивала крем для очередного торта, без которых она не могла жить. Стоило ему поставить мешок картошки, как слова вырвались сами:

– Вы когда-нибудь выйдете за меня замуж? – спросил он и немедленно почувствовал себя ужасным болваном, в такие корявые слова облек он свое предложение. За те месяцы, что он у нее работал, их отношения не изменились, так что скорее всего она решит, что он либо пьян, либо свихнулся, раз ему в голову пришла такая мысль.

Вместо того чтобы рассердиться, Клара сделала странную вещь – она сунула палец в крем и протянула ему попробовать, как будто предполагала, что он с радостью съест его из ее рук.

– Попробуй, Джули, – предложила она. – Похоже, я перестаралась с корицей.

Джули решил, что она не расслышала его вопроса. Может быть, она просто хочет быть вежливой. С другой стороны, он понимал, что должен радоваться, что она его не услышала. Он уже собрался повторить свои слова, но Клара взглядом остановила его.

– Не стоит повторяться, – сказала она. – Я тебя слышала. Так как насчет корицы?

Джули чувствовал себя неловким и неуклюжим. Он вовсе не собирался прямо с ходу задавать такой вопрос, и тем не менее задал. Он не знал, как поступить с кремом, но не считал возможным просто наклониться и слизнуть его у нее с пальца. Он протянул руку, взял немного своим собственным пальцем и попробовал.

– По-моему, вкусно, – одобрил он, но Клара выглядела либо раздраженной, либо презрительной, во всяком случае, явно недовольной. Он никогда не мог определить ее настроения, единственное, что он знал точно, – то, что чувствовал он себя неуютно.

– Не думаю, что ты большой специалист по части сладкого, – произнесла Клара довольно запальчиво, но в ее серых глазах плавали льдинки.

Она слизнула остаток крема с пальца и снова принялась за пирог. Через минуту в кухню вошла Лорена и взяла ребенка. Джули надеялся, что она уйдет с ним из кухни, но вместо этого она села и принялась напевать ему. Хуже того, появились обе девочки и тоже стали играть с Мартином. Мартин смеялся и пытался выхватить ложку у одной из девочек. Клара снова взглянула на Джули, и под этим взглядом он ощутил себя полным кретином. Ответа на свой вопрос он так и не получил, а ему уже пора приниматься за работу.

В тот вечер он раздумывал, а не уехать ли ему. Он не мог оставаться рядом с Кларой и тешить себя надеждами, но он и не видел никаких признаков того, что он ей небезразличен. Иногда ему все же казалось, что он ей нравится, но когда он обдумывал вопрос получше, то всегда приходил к заключению, что это все плоды его воображения. Все ее замечания были язвительного характера, но он не сразу соображал, что над ним подсмеиваются. Когда они в приличную погоду занимались с лошадьми в загонах, она всегда учила его, как с ними обращаться. Ей казалось, что он недостаточно внимателен к ним. Джули никак не мог понять, как кто-то мог уделять внимание лошадям в ее присутствии, но чем больше он смотрел на нее, тем хуже у него шли дела с лошадьми и тем сильнее она раздражалась. Но он не мог оторвать от нее глаз. Она взяла в привычку носить пальто и сапоги мужа, которые ей были слишком велики. Перчаток она не надевала, уверяла, что это не нравится лошадям, и ее крупные костлявые руки порой так замерзали, что ей приходилось на несколько минут засовывать их под пальто, чтобы согреть. Она обычно носила какую-нибудь из своих многочисленных кепок – судя по всему, она испытывала к кепкам такую же страсть, как и к тортам. Ни одна из них не подходила для климата в Небраске. Больше всего она любила армейскую кепку, которую Чоло подобрал где-то на равнине. Иногда Клара завязывала сверху шарф для тепла, но обычно в процессе работы шарф развязывался, так что, когда они возвращались обедать, ее волосы всегда были рассыпаны по воротнику огромного пальто. И тем не менее, по разумению Джули, она была прекрасна, настолько прекрасна, что даже просто прогулка рядом с ней к дому, когда она была в хорошем настроении, вышибала из его головы на месяц все мысли об отъезде. Он уговаривал себя, что должен довольствоваться работой рядом с ней. И тем не менее он все-таки задал этот вопрос.

Она не ответила на него, и он всю ночь страдал. И все же он его задал, дал понять, чего он хочет. Ему казалось, что когда она все обдумает, то будет думать о нем еще хуже.

Только через три дня им снова удалось остаться вдвоем. Приехали несколько солдат за лошадьми, и Клара пригласила их остаться переночевать. Потом у Мартина начался жуткий кашель и поднялась температура. Чоло послали за доктором. Клара большую часть дня просидела около ребенка, который кашлял не переставая. Она безуспешно опробовала все способы снять кашель. Из-за него Мартин не мог заснуть. Мальчик был его сыном, а Джули не знал, как ему помочь. Клара сидела на стуле с прямой спинкой, держа ребенка на руках. Еще утром он спросил, нет ли чего-нибудь такого, что бы он мог сделать, но Клара отрицательно покачала головой. Болезнь ребенка заставила их забыть обо всем остальном. Когда Джули вечером вернулся с работы, Клара все еще сидела на стуле. Мартин слишком ослаб, даже кашлять не мог, но дыхание его было прерывистым, а температура под сорок. Клара сидела молча, покачивая малыша, но не глядя на него.

– Наверное, доктор скоро приедет, – неуверенно сказал Джули.

– Доктор вполне мог уехать куда-нибудь в другом направлении, – заметила Клара. – Он может не успеть. Тогда он приедет зря.

– Вы хотите сказать, что мальчик умирает? – спросил Джули.

– Я хочу сказать, что он или умрет, или пойдет на поправку до приезда врача, – произнесла Клара, вставая. – Я сделала все, что могла. Теперь дело за Мартином.

Клара взглянула на него и неожиданно, к его удивлению, подошла и положила голову ему на грудь. Обняла его, прижалась крепко. Джули так поразился, что едва не потерял равновесие. Он тоже обнял ее, чтобы не упасть. Клара не поднимала головы несколько минут, так ему показалось. Он чувствовал, как она дрожит и как пахнет от ее волос.

Затем она отошла от него так же внезапно, как и подошла, хотя на какое-то мгновение задержала его руку в своей. Ее лицо было мокро от слез.

– Ненавижу, когда дети болеют. Ненавижу. Я так пугаюсь… Как будто… – Она замолчала и вытерла слезы. – Как будто кто-то решил не дать мне вырастить мальчика, – добавила она дрожащим голосом.

Джули всю ночь не спал, вспоминая, что он почувствовал, когда она взяла его за руку. На мгновение их пальцы переплелись, потом она отпустила его руку. Создавалось впечатление, что она нуждается в нем, иначе бы она так не сжала его пальцы. Он настолько разволновался, что не мог уснуть, но, когда утром он поднялся наверх и вошел в комнату, где лежал больной мальчик, Клара встретила его отчужденно, хотя день выдался солнечный и температура у ребенка спала. Он все еще тяжело дышал, но по крайней мере спал.

– Я могу принести вам кофе, – предложил Джули.

– Нет, спасибо, я хорошо знаю дорогу на кухню, – отказалась она, вставая. На этот раз она не обняла его и не взяла за руку. Прошла мимо него, даже не удостоив взглядом. Ему только оставалось последовать за ней вниз. Лорена и девочки приготовили завтрак, и Чоло тоже пришел, чтобы поесть. У Джули не было аппетита. Он потерял его сразу же, как только увидел, что Клара недовольна. Он старался понять, что могло вы звать ее недовольство, но ничего не мог придумать Он тупо сидел за столом, заставляя себя переключиться на мысли о работе. Он должен был отремонтировать колесо фургона, которое недавно треснуло.

Он не успел еще снять колесо, как увидел, что Клара идет к сараю, где они хранили инструменты. Несмотря на яркое солнце, было очень холодно, и изо рта у нее шел пар. Джули боялся, что ребенку стало хуже, но оказалось, что это не так. Клара пылала гневом.

– Тебе лучше поговорить со мной, пока я злюсь, – проговорила она решительно. На ее щеках выступили красные пятна.

– Я насчет разговоров не мастак, – признался Джули.

– Ты вообще во многом не мастак, и зря, – заявила она. – Я знаю, ты не дурак, потому что Мартин – умница, а он не мог унаследовать это качество от твоей несчастной жены. Но иногда от столба больше пользы, чем от тебя.

Джули решил, что она критикует его работу, хотя ему казалось, что он все делает старательно.

– Я уже почти починил колесо, – заметил он.

– Джули, я говорю не о работе, – продолжала она. – Я говорю о себе. Я всю ночь просидела в комнате с твоим сыном. А где был ты?

Джули решил, что он, вероятно, должен был предложить посидеть с ней. Разумеется, теперь уже слишком поздно. Он хотел объяснить ей, почему он стесняется заходить к ней в комнату, особенно в спальню, без приглашения. Он даже боялся заходить на кухню, когда она там одна. Но он не мог объяснить все те чувства, которые она в нем вызывала.

– Жаль, что я не догадался, – сокрушался он. Глаза Клары сверкали.

– Я же рассказала тебе, как страшит меня болезнь малыша. Единственно, когда я хочу умереть, – это если мне приходится смотреть, как ребенок страдает.

Она судорожно сжимала руки. Увидев, что она дрожит, Джули взял пальто и предложил его ей, но она отказалась.

– Я сижу там одна, – сказала она. – Не стоит, что бы девочки там были, потому что мне не хотелось бы, чтобы они слишком много думали о смерти. Я сижу там и думаю, и я не могу помочь этому малышу. Если он вздумает умереть, я не смогу ему помешать. Я могу любить его до одури, что не помешает ему умереть. Надеюсь, этого не случится. Надеюсь, он вырастет и проживет долгую жизнь. Я знаю, что со мной будет, если он таки умрет, как много времени потребуется, чтобы я смогла нормально дышать, готовить, заниматься с девочками и вообще делать все то, что положено, когда ты жив.

Клара помолчала. В загоне заржал гнедой жеребец. Она его любила больше всех, но на этот раз вроде и не услышала ржанья.

– Я знаю, что, если я потеряю еще одного ребенка, мне на все станет наплевать, – продолжала она. – Наверняка. Все будет безразлично, если я потеряю еще одного. Это меня уничтожит и вслед за мной – моих девочек. Я никогда больше не куплю еще лошадь, не приготовлю еду, не выйду замуж. Я умру с голоду или сойду с ума, причем с радостью. Или убью доктора за то, что он вовремя не приехал, или тебя за то, что не посидел со мной, или еще что-нибудь натворю. Если ты хочешь жениться на мне, почему ты не пришел и не сел рядом?

Джули понял, что он сделал ужасную вещь, хотя, честно говоря, он просто пошел к себе в комнату. Ему странно было слышать, что Клара может убить его за это, но по ее виду он понял, что она вовсе не шутит.

– Но вы когда-нибудь выйдете за меня? – спросил он. – Вы так и не сказали.

– Не сказала и не собираюсь говорить сейчас, – от резала Клара. – Спроси меня через год.

– Почему через год?

– Потому что ты заслужил, чтобы тебя год помучить, – заключила Клара. – Я вчерашней ночью настрадалась на год вперед, а ты, я думаю, спал спокойно и видел во сне нашу свадьбу.

Джули не знал, что и ответить. Ему никогда не приходилось встречать женщину, которая бы так смело высказывалась. Он смотрел на нее сквозь пар, поднимаемый их дыханием, и думал о том, что ей хотя бы стоит надеть пальто. От холода у нее на запястьях по явились пупырышки.

– Мне казалось, что ты когда-то был шерифом, – проговорила Клара. Гнедой снова заржал и, все еще наблюдая за Джули, она помахала лошади. У Джули были глаза милого, удивленного мальчика, хотя тело крепкого мужчины. Ей хотелось почувствовать его ближе к себе, но ее раздражала его растерянность.

– Да, я был шерифом, – подтвердил он.

– Тогда тебе приходилось отдавать приказы, – сказала она.

– Ну, я говорил Роско, чтобы он вычистил тюрьму, – вспомнил он.

– Не много, что и говорить, но все больше, чем мы здесь от тебя слышим, – заметила она. – Попробуй-ка попросить меня что-нибудь вычистить, просто для практики. Я хоть тогда вспомню, что ты умеешь говорить.

Она снова отказалась от пальто, хотя он понял, что настроение у нее несколько улучшилось. Она вошла в загон и минут десять трепала холку гнедому, прежде чем вернуться в дом.

Затем приехал этот ковбой, Диш Боггетт, и сообщил им, что Август Маккрае умер. Он сумел пробиться вдоль Платта в январскую пургу. Обе лошади были при последнем издыхании, но сам Диш – в полном порядке. Он относился к пурге, как к чему-то несущественному.

Джули показалось, что Кларе сразу понравился Диш, и он огорчился, хотя быстро понял, что Диш приехал поухаживать за Лореной, а не за Кларой. Лорена практически перестала говорить, после того как узнала о смерти Гаса. Клара сразу же предложила Дишу работу, зима выдалась тяжелая, и они постоянно не успевали сделать то, что нужно. Скоро должны были начать рождаться жеребята, так что дел прибавится, и вполне разумно было нанять еще одного работника, но Джули это не понравилось. Он уже успел привыкнуть работать с Кларой и Чоло и с трудом приспосабливался к Дишу отчасти потому, что Диш вдвое лучше умел обращаться с лошадьми, чем он сам, и все немедленно оценили его способности. Клара скоро привыкла поручать Дишу работу, которую раньше доверяла Джули. На долю Джули оставались дела, с которыми мог бы справиться и ребенок.

Кроме того, Диш держался слегка надменно и не пытался завязать с ним дружбу. Диш знал много карточных игр и умел даже раскладывать пасьянсы, чем не медленно привел в восторг девочек. И теперь часто длинными зимними вечерами Джули сидел в сторонке, чувствуя себя никому не нужным, в то время как Клара, Диш и девочки играли в карты на кухонном столе.

Диш всячески пытался втянуть в игру Лорену, но Лорена только иногда находилась в комнате. Сидела она молча, за игрой не следила, точно как Джули. Он не мог в душе не пожалеть, что Диш Боггетт не заблудился в пургу или не подался прямо в Техас. Почти каждый день ему казалось, что он замечает, как Клара влюбляется в Диша. Рано или поздно, когда Диш поймет тщетность своей любви к Лорене, он обязательно обратит внимание на Клару. Джули ощущал полную беспомощность, он ничего не мог поделать, чтобы этому помешать. Иногда он садился рядом с Лореной, чувствуя, что у него с ней больше общего, чем с кем-либо другим на ранчо. Она любила человека, который умер, а он – женщину, не обращающую на него внимания. Но не смотря на эту общность, Лорена и на него не глядела. Выглядела она необыкновенно красивой, но в этой красоте сквозила печаль после известия о смерти Гаса. Только девчушка Бетси, беззаветно полюбившая Лорену, могла вызвать искорку жизни в ее глазах. Если Бетси болела, Лорена неустанно ухаживала за ней, брала ее к себе в постель и пела ей песни. Они вместе читали, вернее, читала Бетси, потому что Лорена едва могла сложить несколько слов. Сестры собирались научить ее читать, но знали, что надо подождать, пока она не оправится.

Даже Салли, всегда ревниво относящаяся к успехам сестры, уважала их отношения. Она переставала дразнить Бетси, если Лорена осуждающе на нее смотрела.

Узнав о смерти Гаса, Клара не почувствовала чрез мерного горя. Слишком долго им пришлось пробыть врозь. Его визит доставил ей огромную радость, ей приятно было осознавать, что он все еще ее любит и что ей все еще приятно быть в его обществе. Ей нравились его терпение и чувство юмора, а сознание того, что он все еще ставит ее выше всех других женщин, не смотря на минувшие годы, вызывало в ней своеобразную гордость.

По вечерам она часто сидела, закутавшись в теплое пальто, на веранде. Ей нравился жгучий мороз, от которого даже звезды бледнели. Вспоминая свою жизнь, она решила, что в их с Гасом взаимных чувствах было нечто, что требовало разлуки. Будь он рядом, она бы с ним постоянно ругалась. Даже во время его короткого визита она ощущала, что ссора могла вспыхнуть в любой момент, а случись такое, пострадать могли такие нежные души, как Джули и Лорена.

Темными вечерами на покрытой льдом веранде она иногда ощущала на своей щеке холодную слезу. В Гасе она потеряла близкого союзника, без него она стала еще более одинокой, но Клара не испытывала того усталого отчаяния, как при смерти детей.

Теперь рядом был Джули Джонсон со своей немой любовью. Он не только не мог выразить свои чувства, он и с лошадьми не умел справляться. Клара, беззаветно любившая лошадей, понять не могла, почему она вообще раздумывала, не выйти ли замуж за человека, не более ловкого с лошадьми, чем Боб. Разумеется, еще ничего не решено, да и спешить с этим некуда. Более близкие отношения, скорее всего, только усилят ее раздражение.

Ее забавляло, как он ревнует к Дишу, который, хоть и оказался отличным работником и приятным парнем, вовсе ею не интересовался. Его любовь к Лорене светилась в каждом взгляде, который он бросал на нее, но ни один из этих взглядов не мог пробиться сквозь ее горе. Сама Клара не пыталась утешить Лорену. Тут как с Мартином, или она выживет, или горе убьет ее. Клару бы не удивил выстрел, раздайся он в комнате Лорены. Она понимала, девушка чувствует то же, что и она при смерти сыновей, – безысходное горе. В то время всякие попытки Боба или соседей развлечь ее только вызывали ее раздражение. Ей не хотелось жить, а уж веселиться и подавно. Люди пытались внушить ей, что живые должны продолжать жить. Я не могу, хотелось ей сказать, если мои мальчики не могут. Но добрые люди были правы. Постепенно она пришла в себя и однажды обнаружила, что испекла торт и ест его с удовольствием.

Наблюдая, как день за днем Лорена сидит безучастно, слегка оживляясь, только когда Бетси теребит ее, Клара остро ощущала свою беспомощность. Лорена или выживет, или умрет, и Клара иногда думала, что последнее более вероятно. К жизни Лорену привязывала лишь Бетси. Красивый молодой ковбой, бросающий на нее полные пылкой любви взгляды, ничего для нее не значил. В жизни Лорена знала мало удовольствий, и Клара не рассчитывала, что они способны вернуть ее к жизни. Молодой ковбой обречен узнать, что мертвый Гас мешает его любви не меньше, чем живой. У Бетси было больше шансов спасти Лорену, чем у Диша. Бет си постоянно о ней беспокоилась и теребила мать, за ставляя ее что-нибудь предпринять.

– Я не могу оживить мистера Маккрае, а ей только этого и надо, – объясняла Клара. – Ну что я могу?

– Пусть она так не печалится, – говорила Бетси.

– Никто не может тут помочь, – внушала Клара девочке. – Я даже не могу справиться с твоей печалью, если ты грустишь.

И все же она попыталась. Она наткнулась на нечесаную Лорену в холле. У той был вид побитой собаки. Клара остановилась и обняла ее так же неожиданно, как она когда-то обняла Джули Джонсона. В нем от этого объятия зашевелилась надежда; в Лорене не за шевелилось ничего.

– Я думаю, ты жалеешь, что не поехала с ним, – сказала Клара. – У вас было бы еще немного времени.

Лорена удивилась – именно об этом она думала постоянно с той поры, как узнала о смерти Гаса.

– Да, я должна была бы это сделать, – согласилась она.

– Нет, – возразила Клара. – У вас было бы еще немного времени, это так, но сейчас ты бы застряла в Монтане вместе с группой мужиков, которым плевать, что ты любила Гаса. Им бы захотелось, чтобы ты любила их. Диш вот так тебя хочет, что добрался сюда, не смотря на пургу.

Мысль о Дише только заставила Лорену отстраниться.

– Он зря тратит время, – холодно сказала она.