Текст книги "Одинокий голубь"

Автор книги: Лэрри Джефф Макмуртри (Макмертри)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 69 страниц)

18

Август вернулся в лагерь вскоре после заката, рас считывая, что работа к этому времени уже закончится. Скот держали в узкой долине вдоль реки, милях в пяти от городка. Каждую ночь Калл пересекал реку с пятью или шестью работниками и возвращался с двумя-тремя сотнями голов мексиканского скота, в основном длиннорогого, тощего, как щепки, и пугливого, как олени. На следующий день они клеймили этот скот, причем основная работа падала на тех, кто ночью отдыхал. Один Калл трудился обе смены. Если он вообще спал, то не больше часа перед завтраком или после ужина. Остальное время он работал, и, насколько можно было судить со стороны, такой темп его вполне устраивал. Он взял манеру два дня из трех ездить на Чертовой Суке, и такой режим сказывался на кобыле не больше, чем на нем.

Боливару не понравилось, что его перевели во временный лагерь, где не было ни колокола, ни лома, чтобы по этому колоколу колотить в обед. Он держал свое ружье десятого калибра под рукой и грубил всем. Ирландцы так его боялись, что ели всегда последними. В результате еды им не хватало и они сильно похудели с той поры, как приехали.

И тем не менее создавалось впечатление, что ирландцы действительночлены команды. Их полная неопытность компенсировалась старанием и прилежанием, которые произвели впечатление даже на Калла. Он разрешил им остаться прежде всего потому, что ему не хватало людей и он не мог себе позволить отказаться от лишних рабочих рук. К тому времени как начали прибывать более опытные работники, ирландцы уже перестали бояться лошадей и вкалывали с энтузиазмом. Не будучи ковбоями, они не имели ничего против работы на земле. Им один раз показали, как заваливать заарканенное животное, и с той поры они жизнерадостно бросались на то, что ковбои приволакивали к огню, где ставилось клеймо, даже если это двухгодовалый бык с кучей рогов и плохим характером. Они не отличались большой ловкостью, зато были настойчивы и в конце концов валили животное на землю.

Их желание работать на земле было их бесценным достоинством, потому что большинство ковбоев пред почли бы наесться отравы, чем спешиться. Все они считали, что прекрасно бросают лассо, и надувались как жабы, если их просили потрудиться на земле, считая такой вид деятельности для себя оскорбительным.

Поскольку около лагеря почти не было коз, которых можно было украсть, Бол в своем меню больше налегал на говядину с неизменной добавкой бобов. Он привез с собой мешок перца, который щедро добавлял в бобы, без зазрения совести бросая в варево все, что попадалось, чаще всего гремучек и порою даже броненосца.

Несколько дней команда ела жгучие бобы безропотно, и только на ирландцев они действовали отрицательно. У молодого Шона обнаружились трудности с перцем. Он не мог есть его без слез, но при всей той работе, которая выпадала на его долю, аппетит его так разгорался, что он не мог отказаться от еды. Он ел и плакал. Большинство ребят хорошо относились к парню и решили считать его слезливость незначительным недостатком, связанным каким-то таинственным образом с его национальностью.

Затем однажды Джаспер Фант накрыл Боливара за освежеванием гремучей змеи. Он было решил, что по вар хочет сделать себе ремень из ее кожи, но потом увидел, что Боливар крошит ее прямо в жаркое, что привело Фанта в страшное негодование. Он слышал, что люди едят змей, но никогда не собирался делать это сам. Когда он поведал другим о том, что увидел, все так разозлились, что хотели немедленно вздернуть Боливара или протащить через колючки, чтобы научить хорошим манерам. Но когда они сообщили Августу об этом, тот только расхохотался.

– Вас, ребятки, видно, на атласных подушках растили, – сказал он. – Поработали бы вы рейнджерами, давным-давно полюбили бы змей.

Затем он прочел им лекцию о кулинарных достоинствах гремучих змей, к которой некоторые, в том числе и Джаспер, отнеслись весьма критически. Возможно, Гас прав и змея вкуснее опоссума, цыпленка и кролика, но это вовсе не значило, что Джаспер хочет ее попробовать. Обращение Джаспера с кастрюлей с жарким скоро стало вызывать у всех раздражение: он ковырялся там несколько минут, стараясь подцепить такие куски мяса, которые точно не были змеиного происхождения. Подобная придирчивость злила остальных, которые к ужину обычно так хотели есть, что не могли ждать.

Калл и Джейк приехали, когда Август ел. Вид Гаса над полной тарелкой испортил Джейку настроение, поскольку он весь день вместе с Каллом клеймил скот, в то время как Август прохлаждался в лагере и развлекался. С рассвета они поставили клеймо на сотнях четырех коров, чего вполне хватило, чтобы Джейк горько пожалел, что вообще начал разговор о Монтане.

– Привет, девушки, – обратился к ним Гас. – У вас вид как после трудной стирки. Подождите, я сейчас поем и помогу вам слезть с лошадей.

– Я не собираюсь с моей слезать, – заявил Джейк. – Дай мне тарелку, я поем по дороге в город.

Калл был раздражен. Впервые за все время Джейк проработал день, да и то больше отлынивал.

– Почему? Зачем тебе туда? – спросил он. – Мы сегодня ночью последний раз пойдем за реку. Нам пора двигаться, сам знаешь.

Джейк спешился и направился к котлу, сделав вид, что не слышит. Он не хотел спорить с Каллом, если можно без этого обойтись. По правде сказать, с момента приезда в Лоунсам Дав он далеко вперед не смотрел. Он часто думал о том, что в Монтане можно заработать состояние, но ведь можно думать о состоянии и ничего не делать, чтобы его заработать. Единственной положительной чертой этой идеи насчет перегона скота на север было то, что сама собой отпадала угроза быть по вешенным в Арканзасе или сгнить там в тюрьме.

И еще следовало подумать о Лори. Пока она еще не закатила ему ни одной истерики, но это вовсе не означало, что ничего не произойдет, когда она узнает, что он отправляется в Монтану. С другой стороны, он вроде и взять ее с собой не мог; насколько он помнил, никто еще не приводил женщину в лагерь Калла.

Все это ужасно утомительно – принимать решения и не иметь времени их как следует обдумать. Джейк взял себе кусок говядины и наперченного жаркого старого мексиканца и вернулся туда, где сидели Калл и Гас. Он явно злился на Калла – этому мужику не требовалось ничего такого, что необходимо другому, – поспать или иметь женщину. Вся жизнь Калла заключалась в работе, и он считал, что и другие должны вести себя так же.

– Надо же, Джейк, – заметил Гас, когда Джейк уселся, чтобы поесть. – Что-то ты помрачнел. Пола гаю, тебе честный труд не идет на пользу.

– Вот именно. Я уже готов, совсем как эта говядина, – согласился Джейк.

Ньют и ирландцы следили за стадом. Ирландцы особенно хороши были в ночном, поскольку умели петь. Их мелодии, казалось, успокаивали животных. По правде говоря, всем в лагере нравилось, как они поют. Ньют петь не умел совершенно, но он стремительно превращался в такого ловкого ковбоя, что Калл искренне пожалел, что так долго его сдерживал.

– До чего же люблю вечер, – заметил Август. – Вечер и утро. Не будь вообще остального треклятого дня, я был бы счастлив.

– Если нам сегодня повезет, мы можем двинуть на север в понедельник, – заявил Калл. – Тебя это устраивает, Джейк?

– Ну конечно, – ответил Джейк. – Но вам, ребята, не стоит под меня подстраиваться. Я хотел бы провести еще кой-какое время в Сан-Антонио.

– Как ты меня огорчил, – сказал Август. – До Монтаны далеко. Я рассчитывал поболтать с тобой по дороге.

– Ну, придется тебе обойтись, – ответил Джейк, бесповоротно решив, что он никуда с ними не поедет.

Калл знал, что бесполезно напоминать Джейку, что вся эта Монтана была его идеей. В некоторых отношениях этот мужик капризен как ребенок. Покажи ему, что надо сделать, так он упрется рогами и откажется. В данном случае его отказ был особенно неприятен, поскольку из них никто не бывал дальше Канзаса. Джейк знал дорогу и мог помочь.

– Джейк, нам бы хотелось, чтобы ты к нам присоединился, – настаивал он. – Мы полагали, что ты по можешь нам выбрать маршрут.

– Да нет, Джейк не собирается помогать своим сотpaneros,– вмешался Август. – У него собственные мечты и планы. И ему плевать, что вся эта каша за варилась именно из-за него.

– Уж прямо из-за меня. – Джейк старался свести все к шутке.

– Разумеется, из-за тебя, – повторил Август. – Кто сказал, что Монтана – рай для животновода?

– Так оно и есть, – бросил Джейк.

– Тогда тебе надо было говорить это скотоводу, – сказал Август, – а не таким старым блюстителям порядка, как мы.

– Черт, да вы уже скотоводы. Для этого нужны только коровы.

– Ты собираешься жениться на Лори? – спросил Август, меняя тему.

– Жениться? – удивился Джейк. – С чего это мне на ней жениться?

– Тебе еще повезло, – заметил Август. – Такой старый негодяй, как ты, в любую минуту может свалиться. Приятно иметь молодую жену, чтобы потерла спинку и принесла тарелку супа.

– Я куда моложе тебя, – напомнил ему Джейк. – Чего ты сам на ней не женишься?

Калла раздражала поднятая тема. Утром Торопыга Билл Спеттл позволил лошади лягнуть себя и сейчас ходил с шишкой на лбу величиной с гусиное яйцо.

– Лучше пусть Бол помажет тебе шишку, – предложил он. Мальчики Спеттл были совсем зелеными, но от работы не бегали.

Калл поднялся и отправился за своим ужином. Как только он ушел, Август потянулся и подмигнул Джейку.

– Я сегодня перекинулся в картишки с Лори, – сообщил он. – У меня такое впечатление, что ты ее взбаламутил, Джейк.

– Как это?

– Она вся нацелилась на Сан-Франциско, – ответил Август.

Джейк раздражался все больше. Лорена не должна была играть в карты с Гасом, даже разговаривать с ним, хотя вряд ли можно было обвинить ее в том, что она слушала. Все знали, что, если нет под рукой женщины, Гас готов и с пнем беседовать.

– Сомневаюсь, что ей захочется в Сан-Антонио, – продолжал Август. – Она оттуда сюда приехала, а женщины не любят возвращаться. Большинство баб и на дюйм назад за свою жизнь не двинулись.

– Не понимаю, какое твое дело, что мы планируем, – сказал Джейк. – Думаю, если я скажу, она и в Сан-Антонио поедет. Если нет, пусть остается здесь.

– Возьми ее с собой в Монтану, – предложил Август. – Может, ей там понравится. Если же ей надоест смотреть на коровьи задницы, вы всегда можете остановиться в Денвере.

Удивительна была эта способность Гаса высказать вслух то, о чем человек еще только начинал думать. Джейк много раз вспоминал Денвер, много раз жалел, что он не остался там, а поехал в Форт-Смит. Отправившись вместе со всеми, он вполне мог снова попасть в Денвер, хотя проблемы с Лореной это окончательно не решало.

– Ты не хуже меня знаешь, что Калл никогда не до пустит женщину в лагерь, – возразил он. Поразительно, что Гас мог такое предложить.

– Калл не Господь Бог, – ответил Август. – Не всегда же должно быть так, как он скажет. Будь она моей возлюбленной, я бы взял ее, а если ему это не понравится, пусть застрелится.

– Ты не можешь ее себе позволить, Гас, ты недостаточно хорошо играешь в карты, – заметил Джейк, вставая. – Пожалуй, поеду в город. Я что-то не настроен сегодня трястись по Мексике.

Не сказав больше ни слова, он сел на лошадь и ускакал. Калл проследил за ним взглядом, потом подошел к Гасу.

– Как думаешь, он поедет с нами? – спросил он.

– Только если ты разрешишь ему взять с собой его девицу, – ответил Август.

– Он что, настолько рехнулся? Он хочет взять ее с собой?

– Ему это не приходило в голову, но теперь пришло, – проговорил Август. – Я ее пригласил.

Каллу не терпелось уйти, но последнее замечание Гаса остановило его. От Гаса всегда можно было ожидать чего угодно, но это уже слишком.

– Ты сделал что?

– Сказал ему, что он должен взять Лори с собой, – ответил Август. – Она украсит нашу компанию.

– Я этого не допущу, – заявил Калл. – Чтоб тебя черт побрал. Совсем рехнулся.

– Ты на работу не опаздываешь? – поинтересовался Август. – Из-за этой болтовни я не могу наслаждаться вечером.

Калл решил, что Гас неудачно пошутил. Даже он не зайдет так далеко.

– Ухожу, – бросил он. – Ты тут последи. Август лег, положив голову на седло. Ночь выдалась ясная, звезды только начали появляться. Нидл, Берт, Пи, Дитц и Диш ждали, когда придет пора отправиться в Мексику. Остальные парни охраняли скот. Бол мочился в возмущенно шипевший костер. Калл повернул лошадь и поехал к реке.

19

Ньют теперь все чаще и чаще думал о севере. Особенно ночью, когда ему было нечего делать, только медленно объезжать и объезжать стадо, прислушиваясь к негромким звукам, издаваемым спящей скотиной, или к грустному пению ирландцев. Тогда он пытался представить себе, какой он, север.

Он вырос там, где всегда светило солнце, где росли мескитовые деревья и карликовые дубы, где водились броненосцы, койоты и мексиканцы и где текла мелкая Рио-Гранде. Он всего единственный раз был в настоящем городе, Сан-Антонио. Дитц брал его с собой, когда ездил в банк, и у Ньюта голова закружилась от все го увиденного.

Еще один раз он вместе с Пи и Дитцем перегонял не большой табунчик лошадей в залив Матагорда и видел великий серый океан. И в тот раз тоже у него закружилась голова при виде этого целого мира воды.

Но даже воспоминание об океане не будоражило его так, как мысль о севере. Всю свою жизнь он слышал разговоры о бесконечных равнинах, об индейцах, бизонах и других обитателях этих равнин. Мистер Гас даже рассказывал о больших медведях, таких толстых, что пули их не убивают, и о лосях – похожих на оленей животных, только в два раза крупнее.

И вот через несколько дней он отправится на север, что возбуждало его и заставляло забыть, где он находится, на многие часы. Ньют делал привычную работу, хотя мысленно на ней не сосредоточивался. Он представлял себя и Мышь в море травы, в погоне за бизоном. Он мог настолько сам себя испугать, что начинал задыхаться, только представляя себе огромные толстые рога.

Ирландцы еще не пробыли с ними и недели, как он подружился с Шоном. Сначала разговор был одно сторонним, потому что Шон все время беспокоился и часто унывал; но, стоило ему обнаружить, что Ньют готов слушать и не собирается над ним смеяться, слова полились из него потоком. Главным образом он рассказывал, как тоскует по дому. Он тосковал по своей покойной матери и снова и снова повторял, что, будь она жива, он никогда бы не покинул Ирландию. Вспомнив о матери, он немедленно принимался плакать. Когда Ньют рассказал, что его мать тоже умерла, их дружба стала крепче.

– А у тебя папа есть? – однажды спросил Ньют, когда они отдыхали на берегу, после того как заклей мили очередную партию скота.

– Да, был, подонок, – мрачно ответил Шон. – Он домой приходил, только если ему хотелось поколотить нас.

– А зачем ему вас было колотить? – поинтересовался Ньют.

– А нравилось. Он подонок был, папаша. Маму бил и всех нас, когда умудрялся словить. Мы однажды спрятались и решили, что убьем его лопатой, но ему повезло. Темно было, мы его не увидели.

– Что с ним случилось? – спросил Ньют.

– Ха, так он же был пьяницей, – ответил Шон. – Свалился в колодец и потонул. Так что нам не пришлось его убивать и сидеть за него в тюрьме.

Ньюту всегда хотелось иметь отца, но холодный тон, каким Шон рассказывал о своем, заставил его переду мать. Может, не так уж ему не повезло.

Он как раз объезжал стадо, когда увидел Джейка Спуна, направляющегося в Лоунсам Дав.

– В город, Джейк? – обратился к нему Ньют.

Да, пожалуй, – ответил Джейк. Он не остановился, чтобы поболтать пару секунд, и быстро исчез в сгущающихся сумерках. Ньют немного расстроился, поскольку Джейк редко говорил ему больше двух слов с тех пор, как вернулся. Ньют вынужден был признать, что не интересует Джейка, впрочем, не он один. Создавалось впечатление, что Джейку вообще мало что нравится в «Хэт крик».

Прислушиваясь к разговорам у костра ночью, Ньют понял, что все ковбои единодушно настроены против Джейка за то, что он сделал так, что Лорена перестала торговать собой. Особенно, как он знал, злился Диш, хотя и редко вмешивался в обсуждение этого вопроса.

– Черт, – говорил Нидл, – была одна стоящая вещь на границе, и теперь даже в ней нам отказано.

– Этого добра полно в Мексике, – заметил Берт. – И дешевле к тому же.

– Что мне в тебе нравится, Берт, – сказал Август, мастеря зубочистку из сучка мескитового дерева, – практичный ты парень.

– Да нет, ему просто нравятся коричневые шлюхи, – уточнил Нидл. Он сохранял на лице торжественное выражение и редко позволял себе в этом смысле разнообразие.

– Гас, а я слышал, что ты сам к этой женщине неровно дышишь, – сказал Джаспер Фант. – Вот не ожидал от такого старика, как ты.

– А что ты вообще понимаешь, Джаспер? – спросил Август. – Возраст тут не помеха. Тут безденежье помеха. По виду не скажешь, что ты человек состоятельный, так что ты вряд ли что по этому поводу знаешь.

– Вам не следует вести такие разговоры при этих молодых парнях, – вмешался Берт. – Сомневаюсь, что хоть один из них успел трахнуться, разве что с молочной коровой.

Его слова вызвали общий смех.

– Этим молодцам придется подождать, пока мы не доберемся до Огаллалы, – проговорил Август. – Я слышал, там настоящий содом.

– Если там еще почище, чем в Форт-Уэрте, то скорее бы туда добраться, – заявил Джаспер. – Я слышал, там есть шлюхи, на которых ты можешь жениться на неделю, если ты на такое время задерживаешься в городе.

Неважно, на сколько мы там задержимся, – сказал Август. – Я обдеру вас, братцы, как липку, на ваш заработок за несколько лет. Могу ободрать вас на месячную зарплату уже сегодня, если кто-нибудь сдаст карты.

Этого оказалось вполне достаточно, чтобы началась игра. Всему, кроме разговоров о шлюхах, ковбои пред почитали карты, так, во всяком случае, казалось Ньюту. Каждый вечер, если у костра оказывалось хотя бы четыре человека, свободных от работы, они стелили одеяло и играли часами, в основном на свои будущие заработки. Система уже образовавшихся долгов была настолько сложна, что Ньют не мог думать о ней без головной боли. Джаспер Фант проиграл свое седло Дишу Боггетту, но Диш не стал его у него отнимать и разрешил пользоваться.

– Тупице, который может проиграть свое седло, на до бы тыквой питаться, – заметил мистер Гас, когда услышал о проигрыше.

– Никогда я никакой тыквы не ел, – ответил Джаспер.

Ни Ньюту, ни парням Спеттл пока принимать участие в игре не разрешали. Те, кто повзрослее, чувствовали, что преступление обыгрывать молодых в самом начале их карьеры. Но иногда, когда колода оказывалась свободной, Ньют брал ее и они играли между собой. Шон тоже присоединялся к ним. Они играли на камушки, поскольку ни у кого денег не было.

Общение с Шоном вызвало у Ньюта интерес к Ирландии. Шон утверждал, что трава там, как ковер. Это описание не слишком помогло Ньюту, никогда не видевшему ковра. У них в «Хэт крик» даже половиков не имелось, и вообще ничего зеленого. Ньют с трудом мог себе представить, как это все вокруг может быть покрыто травой.

– Чем вы занимались в Ирландии? – спросил он.

– Все больше картошку копали, – ответил Шон.

– А разве там нет лошадей и коров?

Шон немного подумал, но сумел вспомнить лишь дюжину коров вблизи деревни, расположенной на берегу моря. Холодными ночами он сам часто спал рядом с коровой, но понимал, что попробуй он улечься рядом с животным, которого в Америке зовут коровой, оно умчится миль на пятьдесят, прежде чем Шон успеет заснуть.

– Там есть коровы, – сказал он, – только не так много. Там их некуда было бы деть.

– А что вы тогда делаете со всей этой травой?

– Да ничего, – ответил Шон. – Просто растет, и все.

На следующий день, разжигая костер вместе с Пи и Дитцем, Ньют рассказал, что, по словам Шона, он брал корову в дом и спал вместе с ней. Дитц здорово разве селился, представив корову в доме. Пи минут на десять прекратил работу, пока обдумывал информацию. Пи никогда не спешил высказать свое мнение.

– Капитан такого не позволит, – наконец произнес он.

– Как ты думаешь, сколько времени придется добираться до севера? – спросил Ньют Дитца, признанного авторитета в вопросе о расстояниях.

Хоть Дитц и рассмеялся по поводу коровы в доме, он за последние несколько дней растерял свою жизнерадостность. Он ощущал, что грядут перемены. Они уезжали из Лоунсам Дав, от спокойной налаженной жизни, и Дитц не мог понять, кому это нужно. Капитану вовсе не свойственны были поспешные поступки, а Дитцу казалось, что вот так сняться и податься на север – слишком поспешное решение. Обычно, раздумывая над приказами капитана, он с ними соглашался, но на этот раз не мог. Он ехал вместе со всеми, но радости от этого не испытывал. Он хорошо помнил одну истину, которую капитан много раз повторял, когда они еще были рейнджерами: продуманное начало – гарантия успеха всего дела.

Теперь же ему казалось, что Калл позабыл свое собственное правило. Стоило Джейку Спуну объявиться, как капитан уже готов тронуться с места, причем с командой, собранной из случайных людей, кучей дикого скота и лошадьми, большая часть которых еще и наполовину не объезжена. Кроме того, на носу уже апрель, поздно отправляться в такую даль. Он бывал на равнинах летом и своими глазами видел, как быстро высыхают все водоемы.

У Дитца возникло дурное предчувствие, что они ввязываются в тяжелое и длительное путешествие. А тут еще этот мальчишка, такой возбужденный, что про работу забывает.

– Наколи-ка щепок, – велел он. – Я бы насчет времени не стал волноваться. Все едино раньше осени мы туда не попадем.

Дитц посмотрел на парня, надеясь, что тот вместе со щепками не отрубит себе ногу. Ньют неплохо управлялся с топором, но бывал рассеян, когда о чем-то думал. Он не бросал дела, просто работал с отсутствующим видом, думая о чем-то постороннем.

И все же они были друзьями, он и Ньют. Парень был молод и полон надежд, Дитц же был старше и надежды подрастерял. Ньют иногда задавал столько вопросов, что Дитц смеялся, потому что он напоминал ему бак, из которого вместо воды лились вопросы. На некоторые Дитц отвечал, на другие нет. Он не рассказывал Ньюту все, о чем знал. Не говорил ему, что даже если жизнь кажется легкой, на самом деле она становится все тяжелее и тяжелее. Дитц любил свою работу, людей, с которыми вместе трудился, ему нравилось, что на вывеске есть его имя, но часто он грустил. Счастливее всего он был, когда сидел, прислонившись спиной к цистерне с водой, и следил за небом и постоянно меняющейся луной.

Он знал нескольких человек, которые застрелились, что его сильно удивляло. Он полагал, что, наверное, они так поступили, оттого что не умели наслаждаться небом и луной и позволяли чувству разочарования, которое бывает у всех, взять над собой верх.

Мальчик еще не знал, что такое разочарование. Хороший мальчик, ласковый, что те серые голуби, которые слетались на гравий позади сарая. Он старался выполнить любую порученную ему работу и если и бес покоился, то только потому, что боялся не угодить капитану. Впрочем, по этому поводу они все беспокоились, разве что за исключением мистера Гаса. У само го Дитца за эти годы случилось несколько неудач, и он чувствовал недовольство капитана чисто физически.

– Во дает, – сказал Пи. – Джейк снова смылся. Не нравится ему клеймить коров.

– Мистер Джейк, он вообще работать не любит, – хмыкнул Дитц. – Не только клеймить.

Ньют продолжал колоть щепки, слегка обеспокоенный тем, что у Джейка такая плохая репутация. Все считали, что он отлынивает от работы. Мистер Гас работал еще меньше, но никто так к нему не относился. Ньют считал подобное положение странным и несправедливым. Джейк же только что вернулся. Вот отдохнет, тогда и примется за дела.

Размышляя над этим, Ньют неловко замахнулся топором, и кусок мескитового дерева, который он пытался расколоть, отлетел в сторону и едва не попал Дитцу в голову. Он бы и попал, да вот только Дитц, похоже, хорошо к такой неожиданности подготовился и быстро уклонился. Ньют ужасно смутился: как раз тогда, когда он промазал по дереву, он подумал о Лорене. Он старался себе представить, как это – провести с ней целый день. Что они будут делать, весь день сидеть в салуне и играть в карты? Поскольку он ни разу с ней не говорил, ему трудно было представить, что бы они делали целый день, но ему нравилось об этом думать.

Дитц не сказал ни слова, даже не бросил обвиняющего взгляда, но Ньют пришел в отчаяние. Бывали времена, когда Дитц был практически способен читать его мысли: что он подумает, если догадается, что Ньют мечтал о Лорене?

Поэтому он напомнил себе, что Лорена теперь женщина Джейка, и постарался сосредоточиться на колке дров.