Текст книги "Душевная травма (Рассказы о тех, кто рядом, и о себе самом)"
Автор книги: Леонид Ленч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
НЕЗАМЕНИМЫЙ
Он работает в одном солидном учреждении по ведомству… Впрочем, это неважно, по какому ведомству он служит. Важно другое: он плохой, даже очень плохой работник.
Ему нельзя поручить ни одного более или менее значительного дела: или потеряет необходимый документ, или переврет решающую цифру, или забудет узнать чье-то авторитетное, определяющее мнение. Напутает, напортит, не доведет до конца.
Его ругают, прорабатывают, срамят с глазу на глаз в начальственных кабинетах, публично – на общественных форумах.
О нем пишут в стенгазете в жанре сатиры и юмора, взывая к его гражданской совести.
Ему грозят увольнением, ставят над вид и клеют выговоры с занесением и без один за другим.
А ему все это как с гуся вода! Он твердо уверен, что ничего в его карьере не изменится, что как сидит он на присвоенном ему стуле, так и будет сидеть вплоть до самого своего ухода на пенсию.
Почему он в этом так уверен?
Да потому, что он в этом учреждении незаменим: он, как никто другой, умеет обставлять праздники.
Раз в году, как известно, почти каждая профессия у нас справляет свой праздник. Справляет такой праздник и то учреждение, в котором служит он.
Перед этим знаменательным приятным днем в кабинете главного начальства собираются представители местной общественности.
Все обсудили, все решили – остается нерешенным лишь вопрос об организации праздничного концерта и банкета.
Добродушно посмеиваясь, начальство говорит:
– Ну-с, теперь о духовной и телесной пище. Кому поручим хлопоты по концерту и банкету?
Общественность смущенно переглядывается.
– Лучше Серафима Серафимовича все равно никто другой с этим делом не справится! Проверен, как говорится, в бою!
– Ладно. Уступаю. Итак, концерт и банкет записываю за нашим долдоном.
Боже мой, какую бешеную, неукротимую энергию он развивает в преддверии праздника! Звонит по телефону в концертные организации и на дом к артистам, бегает по базарам и магазинам, добывая то, что обычным путем добыть нелегко.
Он полон вдохновения, азарта, подлинной страсти. Он находчив и умен, эластичен и тверд, где надо – нахален, где робок, но мил. Он – полководец и дипломат, Наполеон и Талейран. Не победить он не может.
И он побеждает.
Все артисты приезжают вовремя. Он их встречает. Он целует ручки артисткам, обнимает конферансье, шутит с весельчаком – чтецом басен. Концерт летит, как ласточка в лазури неба.
Он надел свой выходной черный костюм и украсил лацканы пиджака значками из коллекции сына-собирателя. Со своими мясистыми отвислыми щеками и морщинистым лбом, он стал похож на породистого бульдога, нахватавшего наград на собачьих выставках. Он сидит на концерте в первом ряду. Он сияет и торжествует.
Банкет тоже безупречен и в аспекте выпивки, и по линии закуски. Его хвалят, похлопывают по плечу, обнимают и целуют. Кто-то произносит тост в его честь: «Выпьем, товарищи, за того, кто вложил свой титанический труд в этот роскошный стол».
Он выслушивает тост стоя, с очень серьезным, очень глубокомысленным видом, – он знает себе цену! Начальство, сидящее во главе стола, делает ему милостивый знак бокалом. Начальство тоже довольно и концертом, и банкетом.
К концу банкета он напивается и первым затягивает песню. Он поет: «Распрягайте, хлопцы, коней», «Катюшу», «Туманы-растуманы» и другие хорошие песни. Он поет с душой, хотя и плохо, фальшиво. Но никому до этого уже нет никакого дела. Праздник удался, а одна данном важном этапе – был его душой.
После праздников наступают, увы, будни. И он снова делает то, что делал весь год: теряет документы, перевирает цифры, забывает посоветоваться со специалистами.
Его ругают и срамят.
Главное начальство гремит у себя в кабинете:
– Пора наконец нам освободиться от этого долдона!
Незаметно пролетает год. И вот уже снова праздник на носу. В кабинете начальства собирается местная общественность.
Добродушно посмеиваясь, начальство говорит:
– Ну-с, кому поручим хлопоты по концерту и банкету?
Ясно, кому – Серафиму! Больше – некому!
В ЭЛЕКТРИЧКЕ
Она сидела у окна в полупустом вагоне пригородной электрички и увлеченно читала книжку, переплет которой был аккуратно завернут в белую плотную бумагу.
Он сидел напротив нее и откровенно любовался ею: ее прямыми черными блестящими волосами, ниспадающими до плеч из-под вязаной круглой шапочки, дешевой, но модной, с козырьком, ее прямым носиком, очень самоуверенным, золотистой, египетской смуглостью ее щек и, конечно, ее стройными, крепкими ножками в прочных, основательных полусапожках без каблуков.
Читая, она чуть хмурила тонкие брови, и эта манера чтения особенно восхищала и умиляла его.
«Она тонкая интеллектуальная натура! – думал он восторженно. – Читает не механически, не ради самого процесса чтения, не для того, чтобы убить вагонное время, нет, она переживает и думает – да, да, думает! – вместе с автором».
Вагон мотнуло вправо, потом влево, и ее большая дорожная сумка, стоявшая на лавке рядом с ней, упала на пол.
Он поднял сумку, подал ей. Она поблагодарила кивком головы и обворожительной улыбкой.
Осмелев, он спросил ее не очень-то находчиво:
– В Москву?
Она снова улыбнулась – на этот раз снисходительно.
– Куда же еще! А вы?
– Тоже в Москву. Вообще-то я живу в Подольске. Но в Москву езжу часто. Вы любите Москву?
– А вы?
В ответ он продекламировал с большим чувством:
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!
Москва… как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
Стихи ей, видимо, понравились. Она улыбнулась (теперь одобрительно) и спросила:
– Это Евтушенко или Вознесенский?
Ошеломленный, он сказал, краснея:
– Простите, а вы… вообще Евтушенко и Вознесенского читали?
– Я на них глядела! – сказала она с той же улыбкой. – Мы с подругой были на вечере поэтов, они там выступали. Но, насколько я помню, они не про Москву читали. Насколько я помню, они что-то другое читали.
Он кашлянул и сказал с робким укором:
– Я из Пушкина вам прочитал. Из «Евгения Онегина». Вы читали «Евгения Онегина»?
Его укор задел ее.
– Зачем же читать то, что я слышала много раз еще девочкой? В Большом театре.
Он посмотрел на нее с удивлением. Даже с некоторым страхом.
– А… «Войну и мир», извините, вы читали?
– Зачем же читать то, что можно посмотреть в кино?
У него на лбу выступили росинки пота.
– А вот «Идиота» Достоевского вы, извините, тоже… в кино?
– В кино!
– А «Дворянское гнездо» Тургенева в театре небось?
– В театре!.. Слушайте, а почему вы, собственно, так волнуетесь?
– Я не волнуюсь! – почти закричал он. – Но я не могу понять. Как же так?! Вы же, наверное, учились в школе. Разве вы там не писали сочинений по отечественной литературе?
– Писала!
– Как же вы могли их писать, если вы, оказывается, ничего не читали?!
Она иронически прищурилась. Этот чудаковатый малый, не то студент, не то рабочий, в коротком ватнике на «молнии» начал ей надоедать. Она решила сбить его с ног одним ударом.
– А мальчики на что?! – сказала она надменно, глядя ему прямо в глаза. – Мне наши мальчишки помогали писать сочинения. Каждый за честь считал!
Он откинулся на спинку вагонной лавки и действительно стал похож на боксера, получившего хороший удар в челюсть и повисшего на канатах, окаймляющих ринг. Впрочем, он тут же очнулся и сказал слабым голосом:
– Но ведь вы что-то все-таки читаете! Что же вы читаете… извините меня за любопытство?!
Она подняла свои тонкие брови, посмотрела на него сверху вниз и сказала:
– Я люблю иностранных писателей!
– Например, кого?
Она отчеканила:
– Например, Реманка, Хемингуэя… ну и так далее!
Он оживился, обрадовался. Даже простил ей «Реманка». Мало ли что бывает. Человек оговорился – ну и что?!
– Я тоже очень люблю Хемингуэя, – сказал он радостно. – Что вам у него нравится?!
Она посмотрела в окно, поднялась. Электричка, сбавив ход, приближалась к перрону Курского вокзала. Она обернулась к нему и сказала:
– Я вам лучше скажу, что мне не нравится. Мне не нравятся экзамены, а еще больше экзаменаторы.
Раскрыв сумку, она с раздражением сунула – но не в сумку, а мимо сумки! – книжку, переплет которой был аккуратно завернут в плотную белую бумагу, и пошла к выходу, не попрощавшись с ним. Он стоял и смотрел, как она уверенно переставляет свои крепкие ножки в прочных, основательных полусапожках, потом наклонился и поднял упавшую на пол книжку. Хотел было окликнуть ее владелицу, но бес любопытства заставил его сначала посмотреть, что же это была за книга. Посмотрел. Это была «Книга о вкусной и здоровой пище».
Тогда он положил ее «пищу» на лавку и вышел на перрон с другой стороны вагона.
ТРОШКА
(Рассказ для детей)
I. Отъезд
Трошке было около полугода, когда в его жизни произошел решительный поворот. Однажды, когда он сидел на комоде (это было его любимое место) и умывался, в комнату вошла Клавдия Павловна, Трошкина хозяйка, и с ней чужая женщина.
Трошка, как воспитанный кот, сейчас же поднялся, выгнул спину дугой, задрал хвост и мурлыкнул.
Это означало:
«Можете взять меня на руки и погладить, если вам это доставит удовольствие».
Клавдия Павловна сняла котенка с комода, прижала к груди и, погладив, сказала чужой женщине:
– Ну, посмотрите на него, Людмила Васильевна, – правда, красавец? У него расцветка необыкновенная. В сказке был кот в сапогах, а мой Трошка в рукавичках, в сапогах да еще и в белой жилетке.
Трошка был действительно очень красивым котом: весь черный, словно бархатный, а концы лапок, подбородок и брюшко белые. Мордочка у него была круглая, толстощекая, украшенная длинными белыми усами и большими светло-изумрудными глазами с черными крупными зрачками.
Чужая женщина тоже погладила Трошку и сказала:
– Он очень красивый. И, кажется, с хорошим характером.
– Да, он веселый и добрый. Весь в свою мамашу! Только немножко пугливый, – сказала хозяйка. – Если бы не ваша девочка, я бы ни за что его не отдала. Я его очень полюбила. Но уж больно мне хочется вашу Наташеньку порадовать. Берите скорее, а то я еще раздумаю и не отдам его!..
Чужая женщина взяла Трошку на руки и быстро сунула его к себе под шубу. Трошка замер от страха. Он хотел закричать и позвать на помощь свою мать, но от ужаса у него пропал голос, да и все равно мать не услышала бы – она была далеко, в коридоре, в темном углу, где, как показалось ей еще вчера, пахло мышами. Важные, как видите, обстоятельства требовали ее присутствия за старым гардеробом. Потом Трошка почувствовал, что его куда-то несут. Потом что-то застучало, зафыркало и покатилось в неизвестность. Страх у Трошки не проходил. Съежившись, кот не высовывал головы из-под меха, пахнущего неизвестным зверем.
Поглаживая Трошку, чужая женщина ласковым, как у хозяйки, голосом приговаривала:
– Ну что ты дрожишь, дурачок? И сердце бьется! Не бойся! Тебе у нас будет хорошо.
II. Первое знакомство
Дом, куда чужая женщина привезла Трошку, стоял на дальней окраине города – на улице, сплошь залитой асфальтом, широкой, как река в половодье. По обеим сторонам улицы вперемежку стояли маленькие деревянные дома и огромные новые, каменные, очень красивые. Бросались также в глаза еще незаконченные стройки совсем уже новых домов.
Трошка, конечно, ничего этого не видал, – дрожа всем телом, он сидел за пазухой у чужой женщины, высунув наружу только розовый кончик носа. Машина, в которой ехали чужая женщина и Трошка, остановилась у подъезда двухэтажного каменного домика.
Трошка несколько пришел в себя только тогда, когда очутился на полу в большой, ярко освещенной комнате. Первое, что бросилось ему в глаза, было какое-то странное белое, высокое, до самого потолка, сооружение. Трошка раньше жил в комнате с паровым отоплением и никогда не видел обыкновенных дровяных печей, а тем более таких больших, как эта.
Котенок сел и не мигая стал с любопытством смотреть на пламя, весело, пожиравшее сухие дрова. Из раскрытой широкой дверцы печи на Трошку веяло приятным теплом.
Вдруг дверь отворилась, и в комнату вбежала маленькая девочка. Увидев ее, Трошка больше удивился, чем испугался. Что за странное создание? Он таких еще не видел. Как будто и человек, но уж очень маленькая!
Эге, да у этого маленького человека есть хвост! Только он не черный и не серый, а золотистый, с кисточкой на кончике и болтается почему-то на голове сзади и совсем не там, где положено быть хвосту.
Трошка встал на все четыре лапы и насторожился.
– Ой, Трошка, какой ты распрекрасный! – пропел маленький человек, присев на корточки перед котом. – Я Наташа. Здравствуй.
Наташа протянула руку, чтобы погладить кота, но тот сделал прыжок в сторону. Тогда, желая удержать Трошку, Наташа нечаянно схватила его за хвост, но котенок вырвался из Наташиных рук и опрометью кинулся прямо под диван, стоявший у противоположной стены. Диван был низкий, на коротких ножках, и Трошке пришлось согнуть лапы и вытянуться во всю длину, чтобы залезть под него. Он быстро заполз в угол и прижался к холодной стене. Здесь было не очень-то уютно и так душно, что котенок чихнул несколько раз подряд.
И сразу же диван со скрипом сдвинулся в сторону, и чужая женщина сказала:
– Вот он! Подожди, Наташа, я его сейчас достану!..
Она нагнулась и взяла Трошку на руки. Котенок прижал уши к голове и отдался своей, как ему казалось, печальной участи.
А Людмила Васильевна посадила Трошку к себе на колени и, поглаживая по спинке, сказала:
– Возьми-ка, доченька, кусочек колбасы и дай ему покушать. Тогда он поймет, что здесь к нему хорошо относятся.
Колбаса пахла вкусно, а Трошке не мешало бы подкрепиться после пережитых волнений, но он был так напуган, что даже не различал запахов. Он отвернулся от соблазнительной колбасы и закрыл глаза.
– Не стесняйся, Трошка! – упрашивала его Наташа. – Это полезно. Кушай!
Трошка, наверное, понимал, что колбаса для котов полезна, но сейчас кусок не шел ему в горло.
Наташа посадила котенка на стул. Почувствовав себя на свободе, Трешка в одно мгновенье снова очутился под диваном. На этот раз он был вполне уверен в том, что спрятался надежно. Только бы не выдать себя резким движением и уж во всяком случае не чихать, а то чихнешь и опять сдвинешь диван в сторону!..
Трошка вдруг снова чихнул и замер, стараясь не дышать от страха. Но диван остался стоять на месте, и котенок начал понемногу успокаиваться.
III. Ночь
Было уже совсем поздно – двенадцать часов ночи, – когда Трошка вылез из-под дивана.
В комнате было темно, но кота это ничуть не смутило, потому что ночью, в темноте, он видел так же хорошо, как днем. Трошка вскочил на диван и увидел спящую бабушку. Он сел и стал ее рассматривать. Самое интересное в бабушке, с Трошкиной точки зрения, был ее нос, внутри которого что-то тихо клокотало и посвистывало. Трошка сделал несколько шагов по направлению к заинтересовавшему его носу, как вдруг бабушка втянула в себя воздух и громко всхрапнула. Трошку будто ветром сдуло с дивана. Он прижался к полу и затаился.
Когда снова стало тихо, он, бесшумно ступая мягкими лапами, пошел по комнате. Вот небольшая кровать. На ней тоже кто-то лежит. Из-под одеяла высунулась и свесилась маленькая ножка человеческого детеныша. Она пошевелила пальцами. Трошка подумал, что его приглашают поиграть. Он подскочил и осторожно тронул ножку лапкой. Ножка сейчас же спряталась под одеяло. Трошка посидел, обождал, но нога не хотела больше играть с ним.
Он пошел дальше и вдруг почувствовал чудный дразнящий запах. Запах издавал стул. Прыжок – и Трошка на стуле. Под лапами у него зашуршало. Это была газета. Колбасы на ней уже не было. Трошка с сожалением несколько раз обнюхал газету, лизнул бумагу и сейчас же обиженно соскочил со стула. Он пошел дальше и очутился перед другим стулом. Вспрыгнул на стул и увидал стол. Он заколебался: лезть на стол или не лезть? Хозяйка сердилась, когда он лазал на стол, и даже шлепала его за это. Но сейчас Трошка был голоден и поэтому колебался недолго. Оказавшись на столе, он осмотрелся и увидел небольшой круглый, слабо поблескивающий предмет. Это был стакан с водой. Трошка подошел к стакану и сунул в него мордочку. Неловко повернувшись, он опрокинул стакан на стол, остатки воды вылились и замочили Трошке передние лапы. Он брезгливо отряхнул их и вдруг заметил свет. Свет шел из второй комнаты Наташиной квартиры через слегка приоткрытую дверь. Там, в комнате, за письменным столом сидел Наташин отец (его звали Максим Иванович), а рядом с ним, в кресле, Людмила Васильевна. Они говорили о Трошке.
– Неужели он до сих пор сидит под диваном?
– Наверное!
– Я пойду и тихо посмотрю.
Максим Иванович поднялся из-за стола и, обернувшись, увидел Трошку, стоявшего на пороге комнаты.
– Приветствую вас! – сказал Максим Иванович. – Вам надоело сидеть под диваном, дружище? Иди ко мне, Трошка! – прибавил он ласково и властно. – Кис-кис! Иди сюда!..
Трошка стоял как вкопанный и в упор смотрел на высокого человека. Таких великанов он видел тоже в первый раз. Все в нем показалось Трошке непонятным и странным. На голове у великана совсем не было шерсти, она была гладкая и блестела. Великаньи глаза тоже блестели. Они были огромные, с черными ободками. От глаз к ушам великана шли какие-то, тоже черные, палки. Под носом у него росли усы. Но что это были за усы! Не из тонких волосков, а чисто шерстяные, из рыжей густой шерсти!
Когда великан поднял руку и вдруг остался совсем без глаз, сунув их к себе в карман, Трошкины нервы не выдержали и он со всех ног бросился наутек. Вслед ему раздался громкий смех. Трошке казалось, что великан гонится за ним. Но Максим Иванович и Людмила Васильевна оставались на месте. Они решили дать котенку полную свободу действий.
Пусть привыкнет!..
IV. Роковое утро
Первой мыслью Наташи, когда она проснулась утром, была мысль о Трошке. Где он и что с ним?
Умывшись, она занялась поисками. Бабушка и Людмила Васильевна присоединились к ней. Отодвинули диван, но Трошки под диваном не оказалось. Заглянули под буфет – там его тоже не было. Пошарили под шкафом – там тоже не удалось обнаружить Трошку.
На шкафу, под креслами, под письменным папиным столом и даже в ящиках стола – нигде Трошки не было. Обыскали тщательнейшим образом всю квартиру, все перевернули вверх дном – и все бесполезно! Котенок словно сгинул!
Наташа не выдержала и заплакала.
– Убежал наш Трошка…
– Найдется! – спокойно сказала бабушка. – Коты такие захоронки знают, что человеку и не придумать. Сядем завтракать – он и вылезет на вкусный запах. Вот, мол, явился собственной персоной, дайте и мне мою порцию!..
Но Наташа и слышать не хотела ни о каком завтраке.
Людмила Васильевна сказала:
– Надо затопить печку, может быть, он на огонь выйдет!
Бабушка подошла к открытой печке, нагнулась, заглянула в нее и вдруг вскрикнула:
– Здесь он, негодяй, в печке сидит!
И она быстро захлопнула печную дверцу, которая громко лязгнула железом.
Обрадованная Наташа подбежала и открыла дверцу. Трошки в печке не было.
– Бабушка! – сказала Наташа, пораженная до глубины души. – Его нету в печке!..
– Как это нету? Что ты говоришь такое?
Бабушка, кряхтя, снова нагнулась и убедилась, что Трошки в печке действительно нету. Это было так удивительно, что бабушка даже глаза протерла кулаками. Только что был кот – и вот кота нет!..
– А может быть, вам показалось, что он сидел в печке? – спросила Людмила Васильевна.
– Как показалось? Сидел и глядел прямо на меня. Даже вроде усмехался!..
Людмила Васильевна опустилась на колени и с трудом просунула голову в довольно широкую пасть печи.
Поднявшись, она сказала тревожно:
– Все ясно! Он ушел в дымоход!
Бабушка ахнула и всплеснула руками. Наташа горько заплакала. Людмила Васильевна обняла Наташу, привлекла к себе.
– Не плачь! Слезами горю не поможешь! Мы его достанем оттуда.
Но по ее лицу было видно, что она сама не знает, как достать Трошку из дымохода…
А что же произошло с Трошкой? И как он попал в печку?
Удирая ночью от Максима Ивановича, Трошка увидел открытую дверцу печки и бросился туда. В печке было тепло (кирпичи еще не успели остыть), уютно, темно, и котенок почувствовал себя в полной безопасности. Если бы тут оказалась еще колбаса! Но колбасы не было, и Трошка решил скоротать ночь на голодный желудок. Он дремал, когда бабушка, увидев его, с лязгом захлопнула дверцу. Испугавшись, котенок сделал стремительный прыжок на выступ передней стенки печки. Но страх гнал его дальше, и он махнул в черневшую перед ним дыру дымохода.
V. Вечер
До самого вечера Трошка не появлялся. В нетопленной квартире было холодно и неуютно. Несколько раз Наташа принималась плакать, стоя перед открытой настежь печной дверцей.
К обеду пришел из своего института Максим Иванович. Узнав о событии, он поцеловал хмурую Наташу и сказал:
– Не огорчайся, доченька! Я уверен, что Трошка выйдет из печи.
Наташа глубоко вздохнула.
– А вдруг он совсем от нас убежал, папа?!
– А куда он мог убежать? – сказал Максим Иванович. – Я думаю, что кот сначала попытался пойти по коленам дымохода наверх. Таких кирпичных колен в нашей печке двенадцать. Вот смотри, какие они…
Максим Иванович взял лист бумаги и карандаш и нарисовал колена дымохода.
Наташа посмотрела на рисунок и сморщила нос.
– Какой он противный, этот дымоход! Трошка никогда не вылезет из этих коленок.
– В общем не волнуйся, вылезет, – сказал Максим Иванович. – Тем же путем он пойдет вниз по дымоходу и очутится в конце концов вот здесь…
И Максим Иванович нарисовал взъерошенную Трошкину голову, выглядывающую из печки. Наташа засмеялась – первый раз за этот день.
– Вот весной переедем в новый дом, – сказал Максим Иванович, целуя Наташу, – там у нас будет паровое отопление, а не дровяное. Там твоему Трошке некуда будет прятаться.
– А до весны Трошка будет у нас в печке сидеть?! – снова испугалась Наташа.
– Нельзя ему до весны в печке оставаться! – вмешалась в разговор бабушка. – Печку топить надо, а то мы померзнем все.
– Бабушка, но как же можно топить печку, когда в ней Трошка?
– Правда, нельзя топить! И в холоде сидеть нельзя…
– Иди-ка ты спать, вот что! – сказала Людмила Васильевна. – А то ты синяя вся – так замерзла!
– А бабушка не затопит печку?
– Не затоплю, мерзни спокойно! – сказала бабушка, и все засмеялись.
Наташу уложили и, чтобы ей не было так холодно, укрыли креме одеяла еще теплой бабушкиной шалью. А взрослые обитатели квартиры посовещались в папиной комнате и разошлись по своим делам.
Максим Иванович снова уехал в свой институт – у него было важное заседание.
Наташа долго лежала с открытыми глазами и думала о Трошке, а когда она закрыла их, то увидела Трошку. Кот шел по длинному коридору на задних лапах, одетый в красные штаны с блестками (как акробат, которого Наташа недавно видела в цирке), и нечеловеческим голосом вопил: «Только не топить!.. Только не топить!..»
Это было так страшно, что Наташа заметалась, вскрикнула и… проснулась. В квартире было тихо. Наташа подумала: «Сейчас я зажгу свет и увижу Трошку. Он сидит на этажерке!»
Она вскочила на кровати и повернула выключатель на стене. Комната озарилась ровным, мягким светом. Трошки на этажерке не было. Печка по-прежнему зловеще чернела открытой пастью. Наташа позвала маму, бабушку, но никто не отзывался – дома никого не было. Наташа быстро оделась, ей захотелось немедленно залезть в печку и посмотреть, нет ли там Трошки. Но едва только она сунула голову в холодный зев печки, как в передней раздался резкий звонок.
Наташа побежала в переднюю и громко спросила через дверь:
– Кто там?
– Трубочист! – ответил за дверью рокочущий мужской бас.
У Наташи радостно забилось сердце. От бабушки она слышала, что в старое время, когда во всех домах стояли дровяные печки, а парового отопления не было и в помине, трубочистов было много. Они ходили со двора на двор – черные, страшные, с метелками и с лестницами на плечах. Трубочистами даже пугали маленьких детей, когда они капризничали: «Вот обожди! Придет трубочист, он тебя заберет!..»
А сейчас ну-ка, попробуй испугай! Бабушке, чтобы заполучить трубочиста в дом, иной раз приходилось полдня колесить по всему городу – искать его.
– Трубочист – это исчезающая профессия! – говорил по этому поводу Максим Иванович.
И вдруг трубочист сам пришел. Это неспроста!
Наташа громко сказала:
– А что вам нужно, трубочист?
– Меня Максим Иванович прислал. У вас с печкой, говорит, чрезвычайное происшествие стряслось?
– У нас кот дал ходу-пароходу по дымоходу. Вы его достанете оттуда?
– Надо посмотреть, что и как…
– Обождите минуточку, трубочист! – крикнула Наташа. – Я сейчас свою скамейку принесу.
Наташа побежала на кухню и вернулась со скамейкой. Она встала на нее и дотянулась до замка.
Дверь распахнулась, и трубочист вошел в переднюю. Он был большой, плечистый, черноусый, в ватнике и высоких сапогах.
Улыбнувшись Наташе, он сказал:
– Что, дочка, смотришь? Не похож я на трубочиста?
– Нет! – сказала Наташа. – Не похожи!
– А я и не трубочист!
– Ой, а кто же вы?.. – спросила Наташа, отступая в глубь передней.
– Я каменщик, – сказал пришелец. – Новый дом для тебя строю. К лету переедешь. Он как раз напротив института стоит, в котором твой папаша работает.
– А как вас зовут?
– Зовут меня… дядей Мишей!..
VI. Спасение Трошки
Не успели Наташа и дядя Миша как следует поговорить, как появились Людмила Васильевна и бабушка. Они сильно удивились, застав на кухне Наташу рядом с неизвестным человеком.
Узнав, что дядю Мишу прислал Максим Иванович, они очень обрадовались, и бабушка сказала:
– Вот и прекрасно! А то мы у трех трубочистов побывали, с ног сбились – и все зря! Первый трубочист уже давно не трубочист, он на заводе работает. И как раз был в вечерней смене, когда мы приходили. Второй трубочист очень уж важный трубочист. «Я, говорит, гражданки, вас к себе на очередь запишу. Дня через три только могу вам визит нанести. Меня, говорит, не то что коты, а люди по неделе дожидаются». А третий трубочист тоже уже не трубочист, он водолазом стал!..
– Помогите нам, Михаил Петрович, в нашем горе! – попросила Людмила Васильевна.
– Попробую! – сказал каменщик. – Уйти котенок никуда не мог, конечно! Как сидел в дымоходе, так и сидит. Печь-то у вас куда выходит?
– Во вторую комнату.
– Идемте туда!
Все прошли в папину комнату и остановились перед тыльной стенкой печки.
Дядя Миша внимательно осмотрел ее, потом взял молоток и стал простукивать по стене. Ударит молотком и послушает. Снова ударит и снова послушает.
Он был похож на врача, который, постукивая маленьким блестящим молоточком по спине и груди больного, определяет, где и что у него болит.
В одном месте, стукнув молоточком, каменщик насторожился. Он повторил удар и еще раз послушал. Потом сказал так уверенно, как будто видел, что делается внутри самой печки:
– Вот здесь он! Где пустота, там звук звонкий, а здесь глухой. Значит, здесь он и сидит. Если согласны, я проломаю здесь дыру.
– Конечно, ломайте! – сказала Людмила Васильевна.
– Придется уж ломать! – вздохнула бабушка.
– Скорее ломайте, дядя Миша! – потребовала Наташа.
Дядя Миша взял долото, наставил и ударил по нему молотком. Посыпалась известка.
Каменщик вынул один кирпич, другой, третий – всего он вынул тридцать кирпичей, в стене печки образовалась довольно большая черная дыра. Дядя Миша просунул туда руку, пошарил и, обернув к Наташе улыбающееся, довольное лицо, сказал:
– Вот он, бродяга!
– Живой, дядя Миша?..
Дядя Миша пошевелил рукой.
– Живой. Только у него судорога в лапах, мне его не вытащить. Попробуйте кто-нибудь позвать его, – может быть, он сам выскочит на знакомый голос.
Он отошел от печки, и тогда Наташа подбежала к дыре и, прежде чем взрослые успели удержать ее, громко позвала:
– Троша!.. Трошенька!.. Иди ко мне!..
И вдруг Трошка одним прыжком выскочил из печки.
До чего же он был несчастен и жалок! Весь в саже и копоти, с полузакрытыми воспаленными глазами, похудевший, взъерошенный, он совсем был не похож на того усатого франта в сапогах, рукавичках и белой жилетке, каким он выглядел всего лишь день назад!..
Дядя Миша заделал дыру в стенке и ушел, осыпаемый благодарностями всего семейства.
После его ухода началось всеобщее купание. Сначала выкупали Наташу, а потом Трошку. Он спокойно сидел в корыте и покорно перенес эту не очень-то приятную для котов процедуру, не пытаясь ни пищать, ни царапаться, ни убегать! После дымохода ему ничего уже не было страшно! Он стал закаленным котом!.. Потом Трошку накормили. В печке запылал веселый огонь. Трошка лежал на коленях у Наташи и сушил свою шерсть. Ему было тепло, приятно, и он был сыт. Его маленькое сердце билось ровно. Все осталось позади – переезд, первые страхи в новой обстановке, дымоход. Куда-то далеко-далеко, в неведомую для Трошки туманную даль, уходила его прежняя жизнь.
Котенок закрыл усталые глаза, и запел свою мирную песенку.
– Загудел самовар, – сказала бабушка, входя в комнату, где сидела Наташа с Трошкой на коленях. – Вот вы и подружились! Поздравляю!..