Текст книги "Фартовое дело"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц)

НИКИТА ВЕТРОВ

Все! Никита решительно захлопнул учебник. Надо дать мозгам передохнуть, остыть и помаленьку забыть о том, что завтра – последний экзамен зимней сессии. Башка сама все приведет в порядок, разложит по полочкам нужные сведения. А утречком, на экзамене, глядишь, позволит что-то сообщить. Если даже шибко не повезет и попадется какой-нибудь кислый билет – на трояк у Никиты ума хватит. А сейчас надо расслабиться. Телик посмотреть или какую-нибудь безобидную беллетристику почитать, чтоб не загружать мозги.

Никита улегся на диван, включил свой маленький телевизор – 14-дюймовую «Сони» – и, вооружившись пультом ДУ, стал нажимать кнопочки: «ОРТ», «РТВ», «Столица», «НТВ», «Культура», «TV-6», кабель, «СТС-8», «МузТВ», «RenTV», «31»… Одиннадцать каналов – смотри и любуйся. А можно еще и видачок подключить. Кассет вон полная полка. Только отчего-то Никите это было в лом.

Подложив под голову подушку и устроившись поудобнее, Никита остановил свой выбор на каком-то старом советском фильме, где бодрые морские пехотинцы и примкнувший к ним сухопутный радист вдевятером разгромили две фашистские батареи, взорвали какую-то плотину и уничтожили целую эскадрилью гидросамолетов. Пятеро погибли, но немцев перебили целую тучу. Весело так, с шутками-прибаутками, не паникуя и не закатывая истерик. Почти как их штатовские аналоги в современных американских боевиках, которых нынче показывают несравненно больше. Но, в общем, для башки, перегруженной знаниями, очень полезная разрядка.

Никита уже досматривал фильмушку, когда в дверях комнаты появилась мама.

– Ты уже не занимаешься? – строго спросила она.

– Все, – ответил Никита, – завершил!

– Когда я училась в институте, – назидательно произнесла мама, – то зубрила до тех пор, пока не засыпала за столом. А иногда наливала большую кружку крепкого кофе и вообще работала до утра.

– У каждого своя система, – проворчал Никита. – Дай отдохнуть, мам!

– Правильно, правильно! – поощрительно поддержал сына отец, появившийся на пороге комнаты. – Всякая метода должна быть экспериментально проверена. А он, между прочим, уже третий семестр сдает. И тьфу-тьфу – пока без «хвостов». Так что это говорит в его пользу. Мы-то с тобой учились в тоталитарную эпоху и заставляли себя учиться тоталитарными методами. А сейчас демократия, иной подход к делу. У тебя, Лидусик, была одна цель – получить диплом с отличием. Ты его получила? Получила. Какая у тебя была зарплата после вуза? Сто двадцать рублей. Сколько ты сейчас получаешь, на сорок пятом году жизни? Триста пятьдесят новыми. Что примерно семьдесят рублей доперестроечной эпохи. Да и то все правительство сбилось с ног, чтоб выплатить тебе эту сумму до 31 декабря прошлого года, а не мурыжить без зарплаты еще четыре месяца. Стоило ли мучиться, вызубривая все на пятерки?

– Стоило, – сказала мама, – у меня были очень хорошие знания. Просто их тогда не ценили… Надо было подхалимничать, активничать в комсомоле, лезть в партию – и тогда карьера была обеспечена. Мне все это было противно.

– Хорошо, допустим, что тогда знания не ценили. А сейчас ценят? Когда кандидаты и доктора наук моют стекла в небоскребах или разводят кошек на продажу?

Мама с папой опять завелись на политические темы и отправились в кухню, чтобы совместно покурить и перемыть кости большим начальникам, которым, разумеется, от этого даже не икалось.

Никита остался один, на экране уже показывали какую-то рекламу, то есть нечто, не вызывавшее у него интереса. Стремясь очистить голову от назойливо лезущих в голову сентенций из учебников и конспектов, он попытался думать о каких-то далеких от учебной программы вещах. И как-то само собой башка у него повернулась на воспоминания.

Прошло уже почти четыре месяца с той поры, когда он в одну прекрасную пятницу вернулся сюда, в эту знакомую комнату родительской квартиры, хотя по идее не должен был вернуться.

Тогда он второй раз в жизни – первый раз нечто подобное Никита испытал после Чечни – ощутил некую нереальность происходящего. То есть он некоторое время не мог поверить в то, что все уже кончилось, все позади, он дома и ему больше не угрожают те опасности, которые были совсем близко. Самое удивительное, что в этот, второй, раз ощущение нереальности было намного сильнее и острее, чем в первый.

Наверно, эта острота объяснялась тем, что время выхода из экстремальной ситуации было намного короче. Да и вхождение в эту ситуацию было пологим. Сначала просто призвали в армию, потом перебросили в сводный батальон на Кавказ, стали натаскивать к боевым действиям и только потом послали на штурм… В Чечне Никита пережил пик экстремальности в самый первый день, когда начались бои за Грозный. Потом в общем и целом его восприятие ситуации как экстремальной стало снижаться. Хотя, конечно, были дни, в которые шансы не вернуться резко увеличивались. Но, когда начались дежурства на блоках, сопровождавшиеся ночными перестрелками, это был уже совсем иной уровень экстремальности. А потом, когда Никиту отправили в родную часть, далеко отстоявшую от места заварухи, ощущение опасности стало отступать. Валяясь в казарме вместе с другими дембелями-«чеченцами» в ожидании, когда им оформят документы на увольнение, Ветров уже довольно четко представлял себе, что шансы погибнуть у него минимальны. Хотя, уже добираясь домой с вокзала, Никита отгонял непрошеные мысли о том, что это возвращение домой ему только снится…

В этот, второй, раз, осенью прошлого года, все развивалось во много раз быстрее – прямо как цепная реакция. И ведь уезжал-то отсюда, из этой комнаты, с относительно спокойной душой: не на войну ехал, не в чужие заморские края, а всего-навсего в одну из соседних областей. И не по коммерческим делам, которыми отродясь не занимался, а просто для того, чтобы повидаться с одиноким старичком, сыном тамошнего героя Гражданской войны Михаила Ермолаева, Василием Михайловичем. Собрать материал об антибольшевистском восстании, поднятом в 1919 году неким белым капитаном Александром Евстратовым, которое председатель губревкома Ермолаев успешно подавил. Единственным скользким местом было то, что у Никиты был дневник этого самого Евстратова, который он еще в доармейские годы похитил из государственного архива. Этот дневник содержал ценные материалы по истории восстания, но никогда не использовался, потому что многие годы пролежал в деле какой-то военной сенопрессовальни. Более того, дневник по описи не числился и не был подшит к делу по всем правилам, а просто подколот булавкой. Кто угодно мог проверить дело – в нем осталось именно столько листов, сколько значилось в заверительной записи. Но не будешь же использовать в курсовой работе и научной статье ворованный документ?! И Никита, узнав, что жив сын Ермолаева, решил «легализовать» свой «трофей» – представить дело так, будто документ этот нашелся в бумагах семейного архива Ермолаевых. Списался с 80-летним Василием Михайловичем, взял отпуск на фирме, где подрабатывал грузчиком, получил «добро» деканата на недельный пропуск занятий и поехал…

Он проездил даже меньше, чем собирался. Но то, что происходило с ним в течение той сумасшедшей недели, разительно отличалось от того, на что он рассчитывал.

Там, в этой чертовой области, он оказался втянутым в страшную, смертельную и невероятно жестокую схватку между бандами, мечтавшими захватить клад, зарытый еще в 1670 году одним из есаулов Степана Разина – Федькой Бузуном.

Смешно, но Никита даже в детстве, когда мальчишки любят читать про всякие таинственные истории, про разбойничьи и пиратские клады, особо этим не увлекался. Конечно, он с удовольствием смотрел все четыре советские версии фильма «Остров Сокровищ» (включая мультипликационную) и одну импортную. Занятно все-таки. Но никогда не мечтал принять участие в чем-либо подобном. И о том, чтобы стать возлюбленным бандитки-миллионерши, не мечтал. Даже во сне такое не снилось… А вот надо же – наяву произошло. Рассказать кому-то – поднимут на смех: во трепач-то! Впрочем, рассказывать о своих похождениях Никита не собирался. Это могло плохо кончиться, а Ветров не торопился на тот свет. Он и отцу с матерью словом не обмолвился. Когда рассказывал о поездке, придумал скучноватую историю о том, как общался со стариком Ермолаевым и его соседкой Степанидой Егоровной. Но ни о том, что ему там пришлось стрелять и убивать, ни о том, что несколько суток просидел в комфортабельном заточении у Светки Булочки, Никита не рассказал бы даже священнику на исповеди. Он, правда, к исповеди не ходил вообще.

Меньше чем за шесть дней Ветров испытал столько, что, казалось, прожил какую-то вторую, параллельную жизнь, которая вполне могла закончиться смертью, поставившей точку и на этой, относительно спокойной и даже скучной, жизни одинокого и замкнутого в себе студента, сосредоточенного на всяких научно-учебных делах, на добывании средств к существованию.

Сейчас, четыре месяца спустя, все происшедшее там, в областном центре и его окрестностях, а особенно в неразминированном со времен войны Бузиновском лесу, представлялось Никите каким-то кошмаром. А тогда, в ту самую «прекрасную пятницу», все было наоборот – казалось, что возвращение в Москву живым и невредимым есть сладкий сон.

Впрочем, даже тогда, когда разум перестал воспринимать московскую реальность как иллюзию, когда Никита перестал ждать, что с минуты на минуту к нему явятся милиционеры для того, чтоб арестовать, или бандиты для того, чтоб застрелить, ощущение беспокойства оставалось. Причину его Никита отыскать не мог, точнее, определить, что его, собственно, тревожит. Никто подозрительный не появлялся у его подъезда, никто не шел за ним по пятам, когда Никита отправлялся в университет или на подработку. Никаких писем с угрозами или телефонных звонков. Никаких визитов участкового или вызовов в милицию и прокуратуру. Ничего! А ведь там, в этой проклятой области, за его спиной остались минимум два трупа. Да плюс третий, который при большом желании можно было спокойно записать на него. И еще кое-какие деяния, которые находились в противоречии с УК.

Вернее всего главной причиной его беспокойства было ощущение вины и отсутствие не то чтобы возмездия, а хоть каких-то последствий содеянного. Все словно кануло в Лету, точно эта страшноватая неделя действительно приснилась или события происходили в ином измерении, куда Никита перенесся каким-то фантастическим способом и столь же невероятным образом вернулся обратно.

Но разум, вопреки душевным фантазиям, говорил: «Нет, дружок, все было наяву. Твоя косуха, которая сейчас висит на вешалке, дожидаясь весны, совсем не та, в которой ты уезжал из дому. И джинсы не те, и даже сапоги-опорки другие. Те, в которых ты отправлялся из дому, сгорели в камине на даче, которую подарил своей любовнице Люське крутой, ныне покойный, коммерсант Балясин. И берет не тот, и рубашка, и носки – все это тебе подарила Света Булочка. Только рюкзачок со сменой белья да диктофон с кассеткой, на которой записался разговор с бабкой Егоровной, – вот и все, что вернулось из этой твоей „командировки“. Не считая тебя самого, конечно.

А вот святая троица – телевизор, видак, видеокамера – появилась после этой поездки. Нет, конечно, ты купил в Москве. Но пачка из сотни старых стотысячных купюр приехала с тобой из области. Это тебе Светка заплатила. То ли как наемнику, за то, что помогал ей убивать ее врагов, то ли как проститутке, за то, что спал с ней. Не стыдно?»

Все зависело от настроения. Иногда Никите было стыдно, иногда – нет. А иногда даже охватывало странное чувство: хотелось вернуться… Хотя он вовсе не был любителем острых ощущений. Он их еще в Грозняке нахлебался по горло. Но к чечикам ему не хотелось категорически, а туда, в область, где над топями и минами Бузиновского леса сейчас лежал глубокий снег, где по ночам бродили призраки непохороненных, манило. И на хлебозавод, где правила Булочка, хотелось заглянуть. В общем, человеческая психология вещь очень странная.

Никита вспоминал одно за другим все события четырехмесячной давности. Приезд к Ермолаеву, которого к тому времени уже похитил Сережка Корнеев и увез в Бузиновский лес. Поездку с Егоровной на опознание трупа, одетого в одежду Ермолаева. Гибель Сережки, забравшегося в дом Ермолаева, чтоб раздобыть документы и напоровшегося на свой же нож при попытке зарезать его, Никиту. Дурацкий побег от милиции, которую сам же и вызывал. Случайное убийство Юрика – верного человека Хрестного и заклятого врага Булочки. Сумасшедшие ночи с Булочкой и Люськой. Страшный поход через заминированный лес и перестрелка с друзьями Геры – ловкача, пытавшегося кинуть всех, но нарвавшегося на Светкину пулю… Наконец, трагикомический конец всей экспедиции за кладом, когда два бомжевидных мужика воспользовались ситуацией и угнали гусеничный тягач с тракторным прицепом, где стояли четыре здоровенных сундука, наполненных драгоценностями.

Да, это было очень смешно. Ведь минимум два десятка людей – а может, и больше – отправились на тот свет, пытаясь отыскать сундуки. Хрестный – крупнейший бандит в области, пал жертвой своей алчности. Светка Булочка потеряла своего телохранителя Петровича и десятерых охранников. Одиннадцать человек полегли с Герой на заброшенном хуторе. И все это для того, чтоб два алкаша, одуревших от вида золота, утопили баснословный куш в болотной прорве.

Телефон зазвонил тогда, когда Никита уже начал засыпать. Аппарат стоял в прихожей, вставать и брать трубку Никита не собирался. Ему лично никто по вечерам не звонил. Да и совсем никто не звонил, если быть полностью откровенным. А вот отцу звонили часто, поэтому он, прервав свою долгую и бесплодную дискуссию с матерью, подбежал к телефону.

– Алло! – отозвался в трубку старший Ветров. – Здравствуйте, здравствуйте…

Поскольку слово «здравствуйте» прозвучало очень нежно и приветливо, Никита догадался, что на том конце провода находится дама. Обычно из этого следовало, что Сергей Петрович – то есть Ветров-папа – заведет беседу длинную и лично ему приятную, которая, однако, очень не нравилась маме. На сей раз, как ни странно, прозвучали слова, которые выбились из привычного звукового ряда:

– Никиту?! – удивленно переспросил отец. – Пожалуйста, сейчас позову…

Никита, позевывая, лениво встал с дивана и подошел к телефону.

– По-моему, девушка… – лукаво прокомментировал папа.

Никита, наверно, мог бы спросить, как отец смог определить такие нюансы по телефону, но не стал. Потому что никакой девушки у него по-прежнему не числилось.

– Я слушаю, – произнес он в трубку.

– Привет. – Никите и секунды не понадобилось, чтоб узнать Светкин голос. – Слушай внимательно и не задавай вопросов. Через десять минут подойдешь к магазину «Хлеб», который рядом с аптекой. Прямо ко входу. Родне скажи, что вернешься утром. Жду.

И в трубке запищали гудки. Никита, с несколько обалделым видом, вернулся к себе в комнату, провожаемый очень заинтересованным отцовским взглядом.

Нет, игнорировать этот звонок нельзя. Булочка говорила так, будто Никита все еще сидит у нее на хлебозаводе в «тюрьме гостиничного типа», где она, выражаясь по-японски, сделала из него «сексуального раба». Что у нее на уме сейчас, неизвестно. В принципе Никита никаких леди-джентльменских соглашений не нарушал, нигде языком не трепал, но… Все-таки он – потенциальный свидетель. А их терпят лишь до поры до времени. Холодок прошел по коже… Но не идти нельзя. Светка знает точный адрес и может появиться здесь. Мама с папой ему не защита. Нечего им страдать из-за непутевого сына, который вляпался во все эти дела.

И Никита решительно стал натягивать брюки.

– Гм… – удивился отец. – Никак, на свидание собрался?!

– Какое еще свидание? – в дверях комнаты возникла еще и мама. – У тебя же завтра экзамен!

– Ну и что? – пробурчал Никита. – Мне развеяться надо. И потом, сами говорили, что я мало бываю на воздухе. Вот и проветрюсь немного.

– В девять вечера? – взволнованно вопросила мама. – Когда же ты собираешься быть дома, интересно?

– Завтра утром, – ответил Никита, нахлобучив шапку.

– Та-ак… – с легкой завистью произнес папа. – Это что, серьезно?

– Да, – ответил Никита, завязывая шнурки, – это очень серьезно…

– Господи, да ты хоть скажи телефон! – завопила мама. – На улицах стреляют…

Никита мог бы ответить, что тут покамест не Чечня, но решил на это времени не тратить и быстро выскользнул за дверь.

На то, чтобы добраться до магазина «Хлеб» около аптеки, ему потребовалось не более пяти минут. Встал чуть в стороне от дверей, огляделся. Магазин был уже закрыт, народу на улице почти не было, и ни справа, ни слева никого похожего на Светку не просматривалось. Никита взглянул на часы. Нет, если он и опоздал, то не сильно, минуты на полторы-две.

Но в это время за его спиной послышался легкий щелчок, и дверь магазина «Хлеб» приоткрылась. Незнакомый мужской голос негромко, но требовательно сказал:

– Заходи!

Никита миновал стоявшего за дверью крупного парня в униформе какой-то охранной службы и прошел в торговый зал, освещенный неярким дежурным светом. Охранник задвинул засов и молча указал Никите на дверь, ведущую в подсобные помещения. Потом подвел к выходу на пресловутое заднее крыльцо, выводившее во двор, и кивком указал на «Мерседес-600» с тонированными стеклами, урчавший мотором перед самыми ступеньками. Правая задняя дверца приглашающе открылась, и Никита влез в салон.

Булочка, одетая в пышную меховую шубку темного цвета, с распущенными по плечам пышными, несколько взвихренными волосами, выглядела шикарно. Никита робко уселся на краешек сиденья и закрыл за собой дверь.

– Молодец, – похвалила Светка, – хороший мальчик. И ждать не заставил, и «хвостика» за тобой нет… Ну, поцелуй тете ручку.

И она с царственной элегантностью протянула Никите запястье левой руки, на котором тикали маленькие часики из червонного золота, сделанные в форме ажурного ларчика. А на пальчиках с остренькими ноготками, покрытыми темным лаком, оттенок которого в полутьме был почти не различим, мерцали перстенек и колечко с камушком. Никита осторожно взялся за эти пальчики и легонько прикоснулся губами к надушенному запястью.

– Поехали! – скомандовала Булочка, нажала какую-то кнопочку, и заднее сиденье оказалось отделено от остальной машины непрозрачной и звукоизолирующей перегородкой.

– Не бойся, – сказала Светка, выдвигая пепельницу, – это не похищение. Просто захотелось тебя увидеть…

– А я думал, у тебя ко мне дело, – произнес Никита довольно спокойным голосом.

– Дело тоже есть. Кури! – Светка угостила Никиту сигаретой и дала огоньку с какой-то штучной зажигалки. Когда Никита затянулся, Булочка стряхнула пепел и произнесла задумчиво:

– И все-таки что-то не то…

– Что «не то»? – спросил Никита.

– Не так я себе нашу встречу представляла. Не так!

– А какой ты ее хотела увидеть?

– Понимаешь, когда ты мне руку целовал, я поняла, что ты меня боишься. И прибежал не потому, что ждал, а потому что испугался, верно?

– Раб должен бояться госпожу… – попробовал отшутиться Никита, но потом сказал вполне серьезно: – Конечно, Свет, я тебя боюсь.

– Спасибо, что не соврал. Жаль, а я думала, тогда, на «Черном полигоне», у нас что-то настоящее начинается… Ошиблась, да? Я всегда ошибаюсь…

– Не совсем, – потупился Никита. – Там действительно что-то началось. Только я еще не понял, что. И когда пойму – не знаю.

– Ладно, – вздохнула Светка. – Отношения можно и потом выяснить. Может, и правда сначала о деле побеседуем?

– О деле так о деле.

– У тебя сейчас каникулы начинаются?

– Завтра, если разрешишь, сдам последний экзамен – и свободен.

– Разрешу я тебе экзамен сдать… Если еще подзубрить надо, могу даже домой отвезти.

– Нет, я в последний день перед экзаменом только до семи вечера учу. И родителей предупредил, как ты сказала, чтоб ночевать не ждали.

Светка хмыкнула, пустила дымовое колечко:

– Послушный – сил нет… Ну, об этом после. Короче, послезавтра ты – вольная птица?

– Да. На две недели.

– Совсем здорово. Ехать куда-то собирался?

– Нет, дома сидеть. А что, надо куда-то поехать?

– Пока не знаю. Возможно, и придется. Но сначала надо будет съездить вот по этому адресу. – Светка подала Никите розовый квадратик бумаги для заметок. – Живет там довольно молодой дедушка, шестидесяти восьми лет, генерал-майор авиации в отставке Белкин Юрий Петрович. Надо будет представиться корреспондентом нашей областной газеты – удостоверение у меня для тебя уже готово, можешь полюбоваться. Ксива солидная: «Постоянный корреспондент по Москве и Московской области»…

– Что-то не слыхал, чтоб у областных газет были свои посткоры в Москве.

– Ты много чего не слыхал. У всех нет, а у нашей – будет. Не бойся, проверять этот дед вряд ли станет, а если, допустим, все-таки позвонит туда, в газету, ему ответят то, что надо. Потому что газета эта – моя. Я ее купила. Называется она по-старому – «Красный рабочий».

– Надо же! Я когда-то ее подшивку за тысяча девятьсот девятнадцатый год читал, когда о Михаиле Ермолаеве сведения собирал.

– Ну вот, а теперь поработаешь в ней для пользы общества: встретишься с товарищем Белкиным и побеседуешь с ним о том, как он партизанил, будучи совсем еще мальчишкой. Когда спросит, откуда у тебя такие сведения, скажешь, что в редакцию пришла гражданка Иванова Зоя Михайловна и рассказала интересную, но уж больно неправдоподобную историю о том, как три девушки и один мальчишка захватили и уничтожили секретный объект фашистов на озере Широком. Это на западе нашей области, на границе с соседней. По словам этой бабули, весной сорок третьего года, в марте, она вместе с будущим генералом и еще двумя девушками совершила сей подвиг.

– Да уж… – хмыкнул Никита. – Правдоподобия тут мало.

– Может быть. Но только объект такой был и обломки от него остались.

– А чем тебе этот объект интересен? Ты же не мемориал там собралась возводить…

– Почему? Может, я теперь такая?

– Ну, допустим. А что, эта Иванова, конечно, на звание Героя России претендует?

– Иванова сейчас на кладбище. Уже два месяца как умерла…

– Своей смертью? – Никита знал, что такие вопросы лучше не задавать, но задал.

– Своей, своей… Рак у нее был, очень запущенный, неоперабельный, к тому же старухе семьдесят седьмой год шел.

– Она действительно к вам в газету приходила? – спросил Никита.

– Никуда она не ходила. Она три года вообще с постели не вставала, жила на обезболивающих.

– Свет, а зачем вам все это? Можешь, конечно, не отвечать, если нельзя, но, наверно, будет лучше, если я буду не просто о всяких героических подвигах расспрашивать, а о чем-то конкретном.

– Хм… – сказала Светка. – Насчет того, что люди, желающие много знать, быстро старятся, ты слышал?

– Я ж говорю: можешь не отвечать.

– Это я и сама знаю, что могу. Но с другой стороны, твое замечание, прямо скажем, в масть попало. Меня не просто рассказ о «подвигах, о доблести, о славе» интересует, а кое-что совершенно конкретное. Просто мне тебя не хочется лишними знаниями загружать, и не потому, что я тебя треплом считаю. Ты язык за зубами держишь нормально. Дело в другом… Есть опасность, что к этому генералу может еще одна контора наведаться. И не дай Бог, если ты с ней встретишься. Или генерал им о тебе сболтнет. В общем, если ты им попадешься и начнут они тебя колоть – не завидую. Самое страшное – если ты при этом скажешь, что это я тебя послала. Тогда они из тебя все жилы вымотают.

– Может, было бы лучше кого-то из своих послать? А то я могу по неопытности и сам влипнуть, и тебя подставить…

– Как раз своих я послать не могу. Во-первых, нет у меня таких ребят, которые хоть чуть-чуть на интеллигентов похожи. Генерал их и близко не подпустит. А во-вторых, в той конторе, которая может на генерала выйти, есть люди, которые всех моих знают назубок. А тебя они не знают совсем. Почему, ты думаешь, я тебя не прямо из дома увезла и даже не на улице в машину посадила, а во дворе булочной? И не в свой джип, который уже приметили, а в «мерс», на котором добрые люди покататься дали. Все думают, что я сейчас в одном месте, а я совсем в другом. Но все не предусмотришь. Так что учти – верти головой на сто восемьдесят градусов.

– Постараюсь, хотя она так отвинтиться может. И все-таки давай поконкретнее: что надо узнать у генерала?

– Прежде всего был ли он на этом объекте и не придумала ли все это старушка под воздействием обезболивающих препаратов. Это ж наркотики, строго говоря.

– Очень здорово! – криво усмехнулся Никита. – Прямо, черт побери, по Горькому: «А был ли мальчик? Может, мальчика-то и не было?!»

– Мальчик, в смысле генерал Белкин, был. Во всяком случае, адрес его у бабки нашелся. И еще нашлась открытка, в которой он ее с Восьмым марта поздравляет. Прошлогодняя, девяносто седьмого года. Стало быть, десять месяцев назад он был жив.

– Ага, значит, ты даже не знаешь, жив он или нет?

– Увы, все смертны. Бывает, вчера живой, а сегодня мертвый.

– «Цвел юноша вечор, а нынче умер…» – процитировал еще одного классика Никита и слегка поежился, примеряя ситуацию на себя.

– Ладно, стихи ты мне как-нибудь в постели почитаешь! – проворчала Светка. – Хотя, конечно, подметил верно. Значит, первое – жив ли сам генерал, второе – была вся эта заваруха на озере в сорок третьем году, третье – кто там был, кроме него и Зои Ивановой, четвертое – что там был за объект и из чего состоял, ну и пятое – как они в этот объект попали.

– Свет, а не проще ли съездить и посмотреть на месте? – сказал Никита вполне серьезно.

– Нет. Этот район похлеще Бузиновского леса. Потому что там Гера и его коллеги много лет паслись, немалую часть мин и снарядов сняли. А тут – целина. Представляешь себе, даже областная ФСБ понятия не имеет, что там у немцев было…

– А на самом деле там «Янтарная комната» хранилась? – иронически предположил Никита.

– Не знаю, была ли там «комната», – мрачновато ответила Светка, – но есть подозрения, что Федькин клад теперь там лежит.

– Погоди… – опешил Никита. – Это тот, что провалился в болото?

– Ни хрена он не провалился, – нехотя ответила Светка. – Эти два засранца, Есаул с Механиком, обдурили нас, как котят. Почти сразу же, как ты уехал, я решила все это дело из болота вынуть. Денег вбухала – лучше не вспоминать… Водолазов наняла, тягачи нашла, кран пришлось подгонять – все деньги, между прочим. А взяток раздала, чтоб не интересовались, зачем хлебопекарная контора такую технику арендует, – вообще умереть! Месяц возились – и все впустую. Нет, и тягач, и прицеп мы где-то за три дня вытянули. Хотя это – как из болота бегемота тащить. Вынуть-то вынули, а сундуков нет. И мне, дуре, взбрело в голову, будто они там были, но, когда прицеп тонул, из него выпали. И даже подтверждение тому нашла. В первый же день водолаз из ила вытянул не то диадему какую-то, не то гребешок золотой. Нет бы сообразить, что раз твой капитан Евстратов и прочие находили золотые вещицы в ручье, то один из сундуков был худой! И этот самый гребешок просто в кузов вывалился, когда сундук снимали с прицепа…

– Снимали? – переспросил Никита. – Так их что, вообще в прицепе не было?!

– Конечно! У тех, что с Герой и этим самым Махмудом приехали, была еще одна машина, которая их дожидалась у опушки. От того места, где тягач с прицепом провалились, – двести метров по прямой. Там еще двое эту машину караулили. Скорее всего это «ЗИЛ» бортовой был. Ну а когда Есаул с Механиком застряли, эти обормоты подумали, будто это их друганы золотишко везут. И сами за своей смертью приехали, потому что Есаул с Механиком их почикали. После чего краном тягача перекидали ящики с прицепа на грузовик – и сделали ноги. Этих олухов, которые Есаулу и Механику грузовик подарили, мы только на второй неделе из болота вынули. И уже начали сомневаться. Но все равно – меня ж, дуру, не убедишь! – до морозов провозились. Только потом стали соображать, куда эти гады могли такую кучу добра вывезти. Если списать килограммов сто на вес самих сундуков, все остальное – верных четыреста кило драгоценностей. А это не четыреста кило муки! Так просто по России не повезешь и за кордон не вывезешь. Верно? Тем более что у этих мужиков, по данным Серого, даже российские паспорта отсутствовали, не говоря о заграничных. В Украину, конечно, еще можно проехать или в Беларусь, но дальше – ни фига.

– И вы решили, что они сундуки перепрятали?

– Справедливо. Конечно, я сразу стала выспрашивать Серого, кто они, откуда и все прочее. Он ничего мужик оказался. Машины мне помог из соседней области вернуть – фургон и джип. Конечно, пришлось тамошним ребятам отстегнуть, но никто в обиде не остался. И вообще мы с ними скорешились, нашли взаимный интерес. Серый теперь на место Петровича стал. Крутоват, правда, побаиваюсь, как бы он все дело под себя не прибрал, но это так, к слову. Короче, Серый назвал мне настоящие имена и фамилии Есаула и Механика. Но тебе они не нужны, грузить не буду. Да и паспорта они сделали новые. Но сейчас они в Москве. Их видели. Правда, где они обитают, еще не отследили. Очень хитрые и осторожные. Но зато известно, что они минимум два раза ездили на озеро Широкое. Во всяком случае, в этот район. Один из парней Серого случайно увидел их на станции Лузино. Одеты были по-рыбацки, с рюкзаками, ящиками, коловоротами и лыжами. Знаешь, такие широкие, охотничьи называются. Там есть река Снороть, на ней зимой много рыбачат. В основном, правда, из облцентра на электричке приезжают, ну и местные, конечно. Но эти с московского поезда сошли. И не в автобус сели, а частника взяли. А Саня, этот друг Серого, сам был на машине. Ну и просто, ради понта, проехал за ними. Оказалось, что они повернули на Малинино. Оттуда до этого озера – рукой подать. Насчет клада Саня был не в курсе, но насчет озера представление имел. Он подумал, будто Есаул с Механиком решили самостоятельное дело открыть по типу того, что было в Бузиновском лесу. Частник этот был сам из Малинина, а Саня, чтоб тебе было понятно, поставлен в Лузине, на станции, этих частников «подстригать». Он с этим мужиком душевно поговорил, даже пообещал пару взносов простить, и тот ему рассказал, что эти двое вылезли у просеки, которая ведет к озеру. Он им сказал: дескать, вы куда, ребята, там на мину нарваться можно! А они ответили, что, мол, знаем, не боись, это наши проблемы. Зато, дескать, никто на озере рыбу не ловит, вся наша будет. И ушли в лес по этой просеке на лыжах. В общем, Саня велел этому мужику из Малинина присмотреться к этой парочке и, если увидит на вокзале, сообщить, куда и когда уехали. Сам Саня там нечасто появлялся, чтоб ментам глаза не мозолить. Станция маленькая, всех хорошо видно.